Текст книги "Диаспора"

Пригубив местного белого и закусив его солеными орешками, Криница невозмутимо попросил бармена «повторить, но теперь со льдом, пожалуйста», осведомился у него же, «где туту вас можно отлить, милейший?», опорожнил второй стаканчик и вышел в указанном ему направлении. «Где тут можно отлить», он прекрасно знал и без бармена. Планировка «Альтаира» и вообще все, что ему необходимо было знать для проведения операции, он уже успел скачать на свой комп.

Кроме всего прочего, он знал теперь также и то, что в непосредственном соседстве с этими благословенными, отделанными белым кафелем палатами расположена неприметная дверь, выходящая на лестничную клетку, предназначенную для персонала гостиницы. Открыть и незаметно закрыть ее за собой не составляло труда. Особой опасности встреча с кем-то из служащих гостиницы для него не представляла – ни сама по себе, ни как сколько-нибудь вероятное событие. «Альтаир» был не так богат, чтобы содержать такой штат персонала, который бы путался под ногами у всех встречных-поперечных. О телекамерах наблюдения позаботились уже люди Рейнолдса. Забота эта в общем-то свелась к тому, чтобы лишний раз убедиться, что камеры эти по причине дряхлости и отсутствия ремонта в большинстве своем годятся только для устрашения начинающих взломщиков.

В общем, путь до восемьсот четвертого номера был для Петро скорее скучен, чем опасен. Ключ, изъятый у Смита, тоже поставленной задачи не осложнил. Ничего опасного не ждало лейтенанта разведслужбы и в самом восемьсот четвертом. Так, по крайней мере, ему показалось после того, как он затворил за собой дверь.

Впечатление номер производил такое, какое производит нормальный, не слишком притязательный гостиничный номер, жилец которого пробыл в нем ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы бросить на кровать нераспакованный чемодан, оценить вид из окна, сплюнуть с досады и выскочить в коридор, захлопнув за собою дверь, без особого намерения сюда вернуться.

У одной стены номера располагалась кровать с прикроватной тумбочкой, украшенной сделанной под старину лампой-ночником с каменной подставкой в виде ливанского кедра. Противоположную стену занимали встроенные шкафы, секретер, порядком устаревший узел информации и развлечений и просто масса полок. В третьей находились двери в ванную и санузел. Четвертая стена, в центре которой располагалось окно, была украшена образцами туземного искусства, в том числе копией одного из натюрмортов Алены Тарквини (что, впрочем, осталось неизвестным для участников событий).

Петро, стараясь не «высвечиваться» в окна, прошел вдоль стенки номера, для порядка заглянул в шкафы, ванную и санузел (защитные пленки на всей сантехнике – от умывальника до биде – с надписями, заверяющими, что предметы эти стерилизованы УФ и гамма-излучением, были не тронуты), вернулся в жилую комнату, опустил – от греха подальше – шторы и принялся осторожно распаковывать чемодан, украшающий нетронутую, покрытую цветастой накидкой полуторную кровать. Под саму кровать он, разумеется, тоже удосужился заглянуть. Ничего особенного там не было. Даже пыли маловато. Все-таки в «Альтаире» не забывали поддерживать чистоту в номерах. Содержимое чемодана порядком удивило его. Меньше всего он ожидал, что багаж профессионального разведчика может состоять из набора предметов, что предстали перед его взглядом.

Прежде всего это были книги – настоящие, бумажные книги! Некоторые из них были изданы давно – несколько веков назад. Затем исписанные мелким почерком тетради. А к ним еще куча всякой всячины. Словно в прабабушкином сундуке, в который как-то в детстве случилось забраться юному Кринице – далеко отсюда, в другом Мире.

Были тут очки в самой настоящей роговой оправе – целое состояние по расценкам местных антикваров, старенький ридер, в который файлы теперешних форматов можно было запихивать только через специальный переходник, целая коллекция непонятных, смахивающих на хирургические, инструментов и самая что ни на есть картотека, состоящая из все тем же бисерным почерком исписанных картонных карточек размером примерно с игральную карту... Пока Криница рассматривал эту древность, до него начало постепенно доходить, что этот чемодан не принадлежит, просто не может принадлежать лейтенанту Харви Смиту.

И он уже начал догадываться, кто его хозяин, когда услышал за спиной осторожные шаги...

* * *

«Ну вот, – подумал Петро. – Доигрались! Шуруем вовсю на чужой планете, как у себя дома. Совсем осторожность потеряли. Работаем на грани фола. И вот он – тот самый фол! Теперь расхлебывай... Один за всех. Хорошо, если так...»

Как на штатной тренировке, он начал сразу два движения – медленное и быстрое. Медленным, не внушающим предполагаемому противнику ни малейших опасений, слегка растопырив руки, чтоб видно было, что в них нет никакого оружия, он с проникновенной улыбкой на устах стал к этому противнику оборачиваться. Другим – стремительным и неожиданным – он швырнул себя в угол, за спину тому, кто так неумело подкрадывался к нему.

Этот «кто-то» ошарашенно замер, словно вовсе не собирался пару секунд назад огреть неожиданного гостя массивной настольной лампой, которую неловко ухватил за мраморную подставку.

При виде этого предмета голова Криницы отозвалась тупой болью – воспоминанием о встрече с графином шартреза. Но было не до болей в башке.

– Здравствуйте, профессор, – совершенно спокойно произнес лейтенант, поднимаясь на ноги и стараясь спрятать замаскированный под электрокарандаш дистанционный парализатор. Он и сам не заметил, когда тот оказался у него в руке. Чтобы управиться с противником, которого он обнаружил перед собой, оружие вообще не требовалось.

– Черт возьми! – искренне удивился доктор Кульбах, неуклюже поворачиваясь к столь неожиданно изменившему свое местоположение собеседнику. – По-моему, мы знакомы... Я случайно не мог вас видеть э-э... на «Эмбасси-2»?

– Могли, профессор, – заверил его Петро. – И не случайно. В составе комиссии по контролю за...

– Ах да!

Лицо Эберхардта Кульбаха просветлело. Очки (нос его украшал дубликат того предмета роскоши, что минуту назад удивил Петро) радостно блеснули.

Он поискал вокруг себя глазами и со смущенным видом пристроил лампу за спинкой кровати.

– Право же, вам следовало э-э... предупредить меня о вашем э-э... визите, господин э-э... кажется, Крицман?

– Криница, профессор. Лейтенант Криница к вашим услугам...

– Простите мою забывчивость... Однако же, лейтенант, что вы делаете в номере вашего, гм... коллеги? И что вы ищете в моем чемодане?

Теперь в голосе Кульбаха зазвучала нотка подозрительности.

– О, Господи, – вздохнул Петро, тяжело садясь на кровать. – А у вас-то самого, профессор, простите, нет никакого желания объяснить мне, откуда здесь взялись вы? И на Фронде, и в этой вот комнате?

Последний вопрос был далеко не праздным: дверь номера оставалась закрытой изнутри (да и люди Рейнолдса присматривали за коридором), все укромные места в номере лейтенант достаточно тщательно осмотрел две минуты назад. В ситуации ясно обрисовывался элемент мистики.

– Я не совсем понял вас...

Профессор поправил очки.

– Вы, должно быть, не знаете, доктор, что никто – ни одна живая душа на «Эмбасси» – не знает, что вы находитесь на поверхности планеты... Ваше здесь пребывание – чистой воды сюрприз для всех нас, и для службы внутренней безопасности в особенности.

Лицо Криницы оставалось добродушным, только глаза неприятно сощурились и смотрели профессору прямо в душу.

– Скажите, вы собрались просить здесь политическое убежище, доктор Кульбах?

Петро явно переусердствовал, и для того, чтобы подхватить ослабшего в коленках доктора, ему пришлось проявить уже чисто профессиональную сноровку.

– Что вы, что вы, профессор! – торопливо начал он успокаивать Кульбаха. – Я спросил вас для проформы, э-э... не совсем всерьез... Дать вам лекарство?

– Zum Teufel! – вяло, но достаточно категорично отмахнулся доктор. – У вас, господа, левая рука не ведает, что делает правая... Мое пребывание на планете курирует ваш коллега Харви Смит. Он счел необходимым в этот раз оформить наш въезд сюда э-э... инкогнито. Видимо, у вас в очередной раз произошла путаница с файлами...

– А в чем состоит м-м... цель вашей миссии? Почему господин Смит окружил ее такой густой атмосферой секретности, что не счел нужным поставить в известность даже своих непосредственных руководителей?

Последнее обстоятельство заметно смутило законопослушного немца.

– Вы уверены, что это так? – с беспокойством спросил он. – Что это господин Смит не поставил в известность о нашей миссии ваше руководство, а не ваше руководство не сочло нужным поставить в известность вас, лейтенант?

– Это самое руководство развернуло экстренную операцию по вашему с лейтенантом поиску и доставке обратно на «Эмбасси». Вы понимаете, что такое решение могло быть принято только на самом высоком уровне?

Профессор, осознав смысл сказанного, выпрямился, затем энергично поднялся с помятой кровати и принялся мерить номер шагами.

– Из вас двоих я должен поверить кому-то одному... Как я понял, вы намерены предложить мне немедленно, как говорится, собрать шмотки и последовать за вами. Откуда я знаю, что вы действительно намерены доставить меня на станцию?

– Вас устроит разговор с подполковником Дель Реем на эту тему? – устало осведомился Криница. – У меня с собой блок связи с кодированными каналами...

Он вытащил из потайного кармана плоскую коробочку радиотелефона и про себя вознес богу молитву, чтобы тот и в этот раз уберег разговор от перехвата. «Землеройка» и так гуляла по лезвию бритвы.

Некоторое время Кульбах пристально смотрел на него, затем решительно отстранил протянутый ему аппарат.

– Разговор с «Эмбасси» можно и имитировать, а вот выражение вашей физиономии, молодой человек, никогда не обманет старого лиса Кульбаха... Не стоит лишний раз выходить в эфир.

Еще несколько секунд он выразительно молчал.

– Я с самого начала подозревал, что Смит мудрит. Но... Тогда мне казалось, что все это связано со спецификой того дела, в которое он меня посвятил...

– Что это было за дело, профессор? – мягко подтолкнул его к разговору Петро.

– Смит обещал мне организовать встречу с Сильвани. Слышали о таком?

– Простите? – не стал скрывать своей неосведомленности Криница.

– Альберто Сильвани – крупнейший специалист в области медицины ранарари, – снисходительно пояснил доктор. – Именно он курирует все несчастные случаи и заболевания, которые происходят с находящимися на Фронде «чертями», а их здесь свыше двух миллионов. И при этом, заметьте, основная специальность Сильвани вовсе не терапия или анатомия. Он – нарколог. Это вам о чем-то говорит?

Секунд пять Петро переваривал этот факт.

– Так вот, – продолжил Кульбах, – Харви, то есть, извините, лейтенант Смит утверждал, что нам удалось за огромный гонорар, конечно, «расколоть», как у вас выражаются, господина Сильвани на, так сказать, интервью со специалистами от «Эмбасси-2». И в качестве первого такого специалиста выбрал вашего покорного слугу...

Профессор несколько театрально откланялся Кринице и продолжил вышагивание из угла в угол по номеру гостиницы.

– Смит обставил все это с величайшей секретностью – даже мои ближайшие помощники не должны были знать об истинной цели моего полета сюда...

– Они о нем не знали вообще, доктор... – с ядом в голосе уведомил его Криница.

– То есть Смит не передал сотрудникам отдела моих инструкций? – возмущенно спросил Кульбах.

Впрочем, возмущение его было адресовано уже не пройдохе Смиту, а самому себе, наивному дураку, на старости лет презревшему элементарные правила работы в режимном заведении.

– Профессор! – взорвался Петро. – Какие там, к черту, инструкции! Он, верно, выбросил их в мусоропровод, как только вы отошли подальше! Благодарите бога за то, что вы еще живы! Этот тип конспиративно вывез вас со станции с единственной целью – свалить на вас все подозрения, которые у нас возникли. Больше вы ему ни для чего не нужны! Не пойму, почему он не избавился от вас сразу, как только вы с ним покинули борт «Эмбасси»! Готов поспорить, что никакой Сильвани и слыхом не слыхивал о том, что ему собираются платить за секретные переговоры с федералами!

Криница замолчал, играя желваками. Потом снова воззрился на угнетенного мыслью о совершенной глупости профессора.

– Сейчас мы тронемся отсюда, господин Кульбах. Скажите мне только одно... – он еще раз пристальным взором окинул номер, – откуда вы взялись тут. Я не мог не услышать, что срабатывает замок двери. Да и мои люди расставлены вокруг. Должны были дать мне знать, как только в коридоре появился бы хоть кто-то посторонний. Вы же возникли у меня за спиной, как бог из машины. И приголубили бы меня осветительным прибором в темечко, если бы двигались тише...

– Да... – вздохнул Кульбах, покосившись на лампу. – Хруст в суставах. Пора заняться моим артритом... Что до того, как я проник в эту комнату... – он пожал плечами. – Элементарно... Следуйте за мною. Тем более что мне необходимо переодеться «на выход»...

Он двинулся в направлении ванной и поманил Петро за собой. Тот незаметным движением вынул парализатор, сжал в ладони и осторожно вышел вслед за старым профессором в ванную комнату. Штора, загораживающая душевую кабинку, была теперь отдернута, а часть стены этой кабинки была сдвинута в сторону и открывала проход в точно такую же – только другой отделки душевую. В соседний с восемьсот четвертым – восемьсот третий номер.

Кульбах шагнул в проход и еще раз жестом пригласил Криницу следовать за собой.

– Харви утверждал, что здесь раньше были трехкомнатные номера, – пояснил он. – Но потом номера э-э... разукрупнили, а двери заперли, и остались номера двухкомнатные. Потом – однокомнатные. Но, главное, осталось по две двери, которые их соединяют. Харви очень гордился, что обнаружил это не так давно. Он оставил мне свой э-э ключ...

– Это вообще-то называется отмычка, – вздохнул Петро, покрутив предмет у себя перед носом.

– Так или иначе, эта штука открывает сей замок, – пожал плечами Кульбах, – и это меня вполне устраивает. Харви просил меня в случае, если кто-то начнет беспокоить меня в этом номере, перебраться в соседний... В его или, наоборот, в тот, что справа по коридору, – он пустует. И его этот ключ тоже открывает... Гм... похоже, что действительно, лучше называть его отмычкой...

– Так вы все это время находились здесь? – спросил Криница, проходя из ванной в строго симметричный восемьсот четвертому соседний номер – почти столь же стереотипный и необжитый. – И за двое с лишним суток даже не нашли времени распаковать багаж? Кстати, почему вы свой чемодан оставили там – в номере господина Смита?

– Знаете... – Кульбах развел руками. – Мы вселялись в «Альтаир» по-отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания... Харви оказался столь любезен, что взял на себя хлопоты о моем багаже. Тем более что своего у него фактически не было. А я прогулялся по Центру... В страшном, надо сказать, запустении столица пребывает, что же тогда у них творится по окраинам?

Профессор пожал плечами и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, продолжил:

– Так вот, я прошелся по городу, купил себе этот кейс, – он кивнул на стоящий в углу старомодный чемоданчик, – немного еды – так, к чаю. Я, знаете ли, не прожорлив, и кое-что для чтения на ночь...

Его слова подтверждали весомые вещественные доказательства – на прикроватной тумбочке стояли два опустошенных разовых термоса и горка пластиковых стаканчиков, а у изголовья кровати валялись рассроченные упаковки из-под сандвичей и напечатанные на дешевом заменителе – не чета мелованной бумаге фолиантов, заполнявших нутро чемодана из соседнего номера, – «одноразовые» томики какого-то местного издательства.

«Хитрость Хромого» – прочитал Петро на обложке одного из них. Взял вторую и выяснил, что видит перед собой еще одно творение плодовитого литератора Анатолия Смольского – «Отставка Хромого».

– Вы читаете подобную муру, профессор? – искренне удивился он.

Для себя он считал возможным потратить пару часиков на сон грядущий, когда обстоятельства это ему позволяли, на чтение сочинений Смольского или Дженнифер Флокс – эта литераторствующая дама (или созданный «ПРЕ-ЧМО» ее виртуальный образ) тоже активно эксплуатировала фрондийский антураж для своих политических детективов. Они, детективы эти, всегда были приятны ему тем, что не имели ни малейшего отношения к реальной Фронде, о тротуары которой приходилось сбивать свои подметки специальному агенту Кринице. Такое времяпрепровождение для себя он считал простительной слабостью, так как корифеем мысли себя никогда не числил. Но то, что на подобное чтение тратит свое драгоценное время одна из самых крупных научных шишек в секторе, было для него потрясением.

– Знаете... – Кульбах несколько смутился. – Смит предупредил, что нам, возможно, придется провести некоторое, может быть, довольно длительное, время в ожидании нашего м-м... партнера. Так что я прихватил с собой несколько э-э... работ, с которыми давно хотел ознакомиться на досуге... Вы их видели, когда, гм... досматривали мой багаж. Но... понимаете, когда я вселился в свой номер и, как условлено было, прошел к Харви – через ту дверь, через которую... Ну – вы поняли... Так вот. Харви был необыкновенно нервозен и торопился куда-то... Для меня у него оказались свободными лишь пять-шесть минут... Он сказал нечто в том духе, что возникли непредвиденные обстоятельства... Что опасность резко возросла и я не должен показывать носа из номера... Это так повлияло на меня, что я... Видите ли, я человек, привыкший к, так сказать, кабинетной работе... К труду в спокойной обстановке... Так что ни на что, кроме чтения сочинений господина Смольского, я просто не был способен. К тому же мною овладела бессонница...

Петро взглянул на обложки четвертого и пятого томиков. То были «Смерть Хромого» и, соответственно, его же, Хромого, «Воскрешение».

«Контрафаксные, между прочим, издания, – подумал он. – „ДУСТ“ вправе Фронде иск впаять. А впрочем, я сюда не издательские права защищать прилетел. Да и не довезти эту макулатуру даже до геостационара. Рассыплются в прах – и хана вещдокам...»

В этом он был прав: в состав той дряни, на которой местные «пираты» распечатывали нетленные творения Анатолия и других доходных «генераторов текстов», был, разумеется, введен фотосенсибилизатор, превращающий в сероватый прах каждую из страниц «книжки-мотылька» через пару суток после того, как на нее падал свет.

Петро потряс гудящей головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снова взял быка за рога.

– Когда это было? Я имею в виду ваш последний разговор со Смитом. Как давно вы здесь кукуете?

– Н-ну... Кончаются уже вторые сутки... Я уже начал затрудняться в определении своего нынешнего состояния, когда вы...

– Смит покинул свой номер, пройдя через ваш?

– И дальше, через соседний...

– Господи, наконец-то я понял... – возблагодарил бога Криница.

– Вы ничего не поняли. Мы принимали еще и дополнительные меры безопасности...

Кульбах полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и извлек оттуда небольшой футляр.

– Вот – смотрите...

Он начал доставать из футляра и прилаживать себе на щеки, лоб, подбородок почти незаметные, под цвет кожи лица нашлепки – каждая размером с квадратный сантиметр, не больше.

– Ого! Так вы и этот макияж использовали?.. – воскликнул Петро не без уважения к основательности, с которой его бывший коллега подготовил эту операцию.

– Отвернитесь на минутку, – попросил его Кульбах. – Будет сюрприз. Заодно мне надо еще и гм... переодеться...

– С удовольствием, – согласился Криница. – При условии, что сюрприз ваш не будет состоять в ударе тяжелым предметом по темени. У меня там четыре шва, знаете ли... относительно свежих...

Получив заверения профессора Эберхардта Кульбаха, что никакое причинение вреда своему собеседнику им не замышлено, Криница некоторое время, стоя спиной к доктору, изучал висевшие перед ним на стене картины. Через пять-шесть минут такого созерцания деловитое шуршание, производимое почтенным профессором за его спиной, сменилось возгласом, приглашавшим его лицезреть результат перевоплощения доктора Кульбаха в нечто совсем иное.

– Как я вам нравлюсь в таком виде, Кириниса-сан? – осведомился у него завернутый в кимоно японец, вежливо улыбавшийся и сгибавшийся в поклоне.

Мини-электроды, подававшие согласно программе своих микрочипов импульсы на мышцы лица уважаемого доктора экзобиологии, превратили его в типичного жителя, Страны восходящего солнца. Тренировки, которые, очевидно, провел с ним хитроумный Харви, позволяли доку вполне естественно принимать осанку, соответствующую его новому облику. Мимикрия была полной – даже рост профессора, казалось, уменьшился.

– Здорово! – признал Криница. – До Космотерминала вы в таком виде дотянете?

– Как говоритиця – «нет проблема»! – с японским акцентом заверил его доктор. – Только мисица лица болеть будет потом...

– Тогда делаем глубокий вдох и – ходу, профессор! Ваш чемодан заберут мои люди. Нам не надо привлекать к себе внимание. Кстати, насчет вашего внешнего вида. Кимоно в здешней обстановке смотрится почище, чем знамя в руках. К тому же, насколько я знаю, даже на Земле японцы носят его только дома...

– Кимоно я, с вашего позволения, поменяю на дорожную одежду, – несколько смущенно согласился с ним Кульбах. – Я, знаете ли, переусердствовал по части внешних эффектов. Еще пару минут, пожалуйста... К тому же мне надо принять таблетку этой ерунды...

– Это зачем еще? – нахмурился Петро. – Какой такой ерунды?

– Харви прописал мне вот это...

Кульбах протянул лейтенанту упаковку таблеток.

– Антиаллерген или что-то в этом роде... Чтобы не свалиться неожиданно от какой-нибудь местной хвори. Одна таблетка каждые двенадцать часов...

– Разве вы не прошли стандартный курс прививок? – озадаченно спросил Петро. – Вы же много раз бывали на Фронде. И каждый раз глотали таблетки?

– Боже мой, конечно нет! – замахал руками Кульбах. – То есть нет, конечно, да! Я имею в виду, что да, конечно, я регулярно делаю все эти прививки. И никаких таблеток в связи с командировками никогда не принимал... Но все то было, как правило, ненадолго – день, два... А сейчас предвиделось гораздо более долгое пребывание на...

– Как видите, оно оказалось коротким, доктор, – сурово оборвал его лейтенант. – Не вздумайте глотать эту дрянь.

– Харви сам принимал эти таблетки... Если вы думаете, что...

– Из одной с вами упаковки?

– Разумеется, нет, но...

– Никаких «но», профессор! Это снадобье я оставлю при себе. Для последующего анализа. Смит давал вам еще какие-нибудь лекарства?

– Нет...

– Тогда поскорее натягивайте штаны и ходу отсюда, профессор! Ходу!!!

* * *

Подзастрявший в туалете верзила-клиент без особого шума вернулся в бар, подцепив где-то по дороге, в качестве собутыльника, пожилого, но жизнерадостного японца. Японца верзила угостил имевшейся в репертуаре бара горилкой (и основательно угостился ею сам), а тот в ответ пожелал угостить верзилу саке. Но саке в баре «Альтаира» отродясь не видали, и оба клиента отчалили – искать сей напиток в «Сакуре», где ему сам господь быть велел.

Ничем больше они ни бармену, ни кому-либо из посетителей не запомнились.

* * *

В каюте, совсем недавно служившей кабинетом капитану Сигурду, толклась неполная дюжина вооруженных людей. Шестеро присматривали за тем, чтобы ничего худого не вышло с великим Кублой, четверо пеклись о личной безопасности своего шефа – капитана спасательного бота, десять минут назад причалившего к стыковочному узлу «Микадо». Оба «больших человека», сидя в креслах, без всякой приязни созерцали друг друга. Наконец после непродолжительной паузы тот тип, что сидел напротив Хубилая, не отрывая своего угрюмого взгляда от его физиономии, изрек:

– Вы просто сошли с ума!

Кубла и не подумал хоть как-то реагировать на эмоциональное состояние собеседника. В капитанской каюте «Микадо» воцарилась напряженная тишина. Тогда тип продолжил:

– Вы осознаете, на что нарвались бы, если бы я и мои люди не успели перехватить вас раньше, чем патрульные эсминцы? И это – через пару суток после того, как земной корабль со скандалом, с громом и шумом шлепнулся на планету!

– Не земной. Фрондийский, – поправил его Кубла. – Да и вообще, то был объявленный рейс в рамках «Договора о космонавигации». Не знаю уж, что у них там вышло на сближении с планетой...

– Поразительная осведомленность! – к возмущению в голосе командира космобота Службы спасения добавилась злая ирония. – Зато ваш корабль вылез из подпространства поперек всех договоров и без всякого оповещения! По логике вещей вас могли просто спалить коллапс-зарядом.

– Не могли, – спокойно заверил его Хубилай. – Мы вынырнули в нейтральном Космосе. Ну, может быть, чуть зацепили договорную зону... Но не настолько, чтобы всполошить военно-космический флот ранарари. А вам мы дали сигнал, по которому вы и пригнали сюда. Как и было условлено.

– Когда и с кем условлено?! – собеседник Кублы треснул кулаком по столу. – Моим шефом и вашим агентом? Никому и в голову не приходило, что вы сами сюда заявитесь, да еще этак вот – на корабле, который вот-вот будет заявлен в розыск!

– Кстати, о вашем шефе... – раздраженно прервал его Хубилай. – Почему пан Раковски не соизволили лично?..

– Да по той простой причине, что ваши молодцы, что пригнали тот – первый – корабль, сделали ему и его экипажу такое паблисити... Одним словом, пану Раковски просто сейчас не до вас. Я, – он выразительно ткнул себя в грудь, – Алонсо Керуак – буду здесь представлять его интересы, хотя и не совсем понимаю, чем я могу вам оказаться полезен в такой ситуации... Да вы, я вижу, не в курсе здешних событий?

– В первую очередь, – еле сдерживая нарастающее раздражение, начал Хубилай, – меня интересует, в чьих руках сейчас находится «Ганимед» и его груз. Во вторую – что там приключилось с парнями, что были на борту посудины? К вашему сведению: по крайней мере один из них – легавый. Причем легавый с очень большими полномочиями... И еще вам не мешает знать, что Фронду отрубили от всех каналов подпространственной связи! – тут злость Кублы наконец-то вырвалась наружу. – И никак иначе, чем так, как я сделал, уведомить вас, ослов, об этой ловушке я не мог!

Алонсо презрительно хмыкнул.

– Все это немного неактуально сейчас, – примирительным тоном начал он. – Один только черт знает, где сейчас находится ваш кораблик. Если верить официальным сообщениям, он сгинул вместе со спасательным ботом где-то у самого побережья Второго материка. На его поиски брошены флот и авиация ранарари...

Кубла вцепился в подлокотники кресла так, словно хотел вывернуть их напрочь.

Алонсо, не обращая внимания на реакцию Хубилая, вызванную этим его сообщением, с садистским спокойствием продолжал:

– Экипажи бота и арматор «Ганимеда», поговаривают, благополучно катапультировались. Нашли же только один труп нашего человека, из спасателей. И немного погодя из пустыни прибрел полуконтуженный Раковски. Сейчас он отсиживается в отпуске по болезни. Остальные – сгинули бесследно. Но это – официальная версия, – заметил капитан Керуак. – На самом деле все обстоит немножко по-другому, как вы, наверное, догадываетесь... Но как – сказать трудно. Наши не все побились. Кое-кто залег на дно. Похоже, что уцелел арматор «Ганимеда». Его как-то успели запихнуть в спасательную капсулу... Сейчас они с паном Лешеком в столице – ходят вокруг друг друга кругами...

– Как его зовут?! – выкрикнул Кубла. – Как зовут этого арматора?!

– Если вы хотите сказать, что господин Крюгер работает на какую-то из спецслужб федералов, то вы никого здесь не удивите... Здесь игра идет уже по нашим правилам. И в правила игры маленькие хитрости господина Крюгера – входят...

– Это что, у вас тут правила такие – самим голову в петлю совать?! – против его воли голос Хубилая сорвался чуть ли не до визга.

– Послушайте, – Алонсо подался вперед, к самому лицу собеседника, – собственно говоря, в вашем присутствии здесь нет никакой необходимости! Более того, вся эта каша, которую заварили ваши люди на этом чертовом «Ганимеде»...

Затянувшийся разговор с незваным и оказавшимся к тому же еще бестолковым «гостем» начинал Керуаку действовать на нервы.

– Вы ведь и о том, наверное, не знаете, – ядовито продолжал он, – что кораблик-то прибыл сюда, груженный покойничками... Весь экипаж был начисто перебит. Что за свара у них в полете вышла, теперь уже невозможно дознаться. Зато, кроме Крюгера, на борту оказались еще трое пассажиров. Вы можете мне на это что-нибудь путное сказать?

Теперь пришла очередь Хубилая по-рачьи пялить глаза и возмущенно раздувать ноздри.

– Ты хочешь сказать, что в игру влез кто-то еще?.. – он запнулся, пытаясь подобрать слова для выражения той мешанины, в которую превратились все его представления о незадавшемся рейсе «Ганимеда». – Кто-то, кто хотел нас всех объехать по кривой?

– Разбирайтесь сами... – махнул рукой Керуак. – Там, у себя, на Фронде... А тут вам и вовсе делать нечего. По уму, от вас следовало бы избавиться. С концами. Единственное, что нас останавливает, так это расчет на дальнейшие поставки «порошка»... А вот что до ваших претензий на долю в доходах, то ее придется изрядно поуменьшить – по теперешнему раскладу.

С минуту Кубла, покрывшись от ярости багровыми пятнами, сверлил Алонсо диким взглядом, лишенным всего человеческого.

– А это уже зависит от того, как я и мои люди сыграем сейчас – на поиск и захват «груза», – прошипел он. – Вернем товар, тогда и поторгуемся...

Алонсо был просто парализован наглостью такой заявки. Он чуть растерянно обернулся на четверку своих телохранителей. Кто-то из них потянулся к рукоятке бластера. Стоявшая позади Хубилая команда ответила характерным шевелением. И обе шайки замерли в напряженном ожидании.

– Как вы себе представляете ваши действия, – спросил Алонсо Кублу таким голосом, которым разговаривают психиатры со своими особо опасными клиентами, – на совершенно чужой планете, среди людей, о нравах и повадках которых вы и понятия не имеете? Без визы, без толковой легенды, под носом у властей, которые и так уже на ушах стоят в результате последних событий?

– Но вы-то сами не боитесь таскать каштаны из огня под этим самым носом, у этих самых властей! – не слишком логично парировал его Кубла.

– Нашли с чем сравнивать! – пожал плечами Алонсо. – У нас неплохой тыл в Диаспоре. Годами наработанный. И неплохие ходы, о которых не догадываются ни здешние легавые, ни господа федералы, ни Хозяева... Так что самое лучшее для вас – коли вы уж здесь – это поболтаться в нейтральном Космосе под видом самостоятельного ремонта двигателей, скажем, до тех пор, пока мы не доиграем партию до конца...