Текст книги "Диаспора"

Узкие щели окон Дома Последнего Изменения прорезали слоистый камень стен и в лучах восходящего солнца сверкнули злым блеском глаз притаившегося дракона. Потребовалось пройти примерно половину пути от тропы до Дома, чтобы Кириллу стало ясно, что странные клочья тьмы, прилепившиеся к стенам здания и застывшие на кромке высокой стены, опоясывающей его, это – ранарари.

«Совсем забыл, что „черти“ летают, – подумал он. – Худо-бедно, а летают. А стена... Значит, от нашего брата – от людей построена..»

К монастырю пришлось подходить по петляющей между тяжелыми валунами тропинке, норовящей исчезнуть в серых россыпях каменной кручи.

А позади монастыря, в залитой еще ночной мглой долине, еле видимыми контурами обозначился город. Типичный небольшой город ранарари, раскинувшийся по берегам утопавшей в жемчужном утреннем тумане реки. Вот он показался Кириллу знакомым. Такой же утренний элегический пейзаж со знаменитыми домами-деревьями ранарари можно было увидеть в каждом втором из тех самых буклетов и фильмов, о которых он перед этим вспомнил.

Он перевел взгляд на своих спутников – коротенькую цепочку фигурок, над которыми уже высились угрюмые стены ограждения Дома. Внутрь, к самому зданию, вели только одни ворота из просмоленной древесины с выжженным на них огромным, в три человеческих роста, знаком.

– Это герб? – спросил Кирилл шагавшую впереди него Дурную Траву. – Деревья, сросшиеся корнями, так, что ли?

– Это одно дерево, – глухо ответила Карин, даже не обернувшись. – Запретное дерево. Из Запретных рощ... Каждая роща – одно дерево там, под землей. Только стволов – много. Ты не вздумай про эти вещи кого-нибудь расспрашивать – там, в Доме... Это, знаешь, похуже будет, чем воздух прилюдно испортить...

– Табу? – уточнил Кирилл.

– Хуже, наверное, чем табу, – Трава пожала плечами. – Никто ничего про это не знает точно. Раньше, говорят, из этого дерева что-то вроде теперешнего «пепла» получали. Из листьев или из корней... Бог его знает.

Некоторое время они молча перебирались через очередное нагромождение скальных обломков, ставших у них на пути.

– А еще... – Карин косо глянула на Кирилла. – Их всех в конце концов отсюда свозят вон в те рощи... На последней стадии... В жертву Запретным деревьям.

– Это как на удобрение, что ли? – спросил Кирилл и тут же почувствовал, что в вопросе его прозвучала совсем неуместная ирония.

– Не знаю как, – чуть раздраженно отозвалась девушка. – Может, они что-то вроде росянки – эти деревья... Не знаю... Знаю только, что ранарари, если он на «пепел» сядет, сначала перестает слышать свой Камень. А потом – их свозят сюда. Когда у них скелет начинает меняться и они теряют способность зарабатывать на очередную дозу. Чтоб бед не наделали. Они же ради «пепла» становятся на все готовы...

– И их удается вылечить?

– Не знаю... Леченых – не видела. Ведь Дома – это такое дело... Их сначала Каста содержала. Посвященные из ранарари. Говорят, что колдуны они. А потом, когда привезли «пепел», когда счет Изменяющихся на миллионы пошел, тогда стали нанимать людей и сукку – строить новые Дома. И в них работать. Особо доверенных – тоже Посвященными делают... Они... Официально они как бы и не существуют. Власть Дома не трогает, Дома – власть. Им для лечения якобы немного «пепла» государство сбывает. Самый мизер. Для неизлечимых. Только... На самом деле почти весь порошок, что из Метрополии идет, в конечном счете в Серые монастыри приходит...

Кирилла словно пыльным мешком по голове огрели.

«Не мне здесь надо было быть, – обалдело подумал он, – а федеральному следователю... Это же надо... Здесь же все на поверхности лежит. Бродяжка с Ларданара первому встречному – просто со скуки – этакое выбалтывает, а они там – резидентуру внедряют да явки с паролями изобретают...»

– Ну, не весь, так половина, – уточнила Карин.

– У них – у Посвященных этих – должно быть, неплохие доходы, если так... – предположил Кирилл.

– А то бы...

Трава, задрав голову, окинула взглядом стену, окружавшую Дом. Теперь отряд брел к воротам уже вдоль этой каменной громады.

– Ведь они нам и покупателей на Камни сватают...

– И от того имеют какой-то процент, – понимающе сказал Кирилл.

Дурная Трава чуть не рассмеялась.

– Дурень... Это мы – мы имеем процент. А они – весь доход хапают. Но Торговцы не в обиде. На хлеб с маслом нам хватает. Мы все – богатенькие... Любой из нас может отвалить и купить себе пару особнячков почище, чем у самого Большого Джона. Только мало кто от этого дела отходит... При жизни. А иногда – и потом...

Она косо усмехнулась чему-то.

– И потом... Дома – нам защита. И от закона, и от «стервятников»... Нам с ними ссориться не с руки. Так и живем: Камни – деньги – «пепел»...

«Все сошлось», – подумал Кирилл.

Шедший впереди Рога наконец достиг ворот и принялся условным стуком колотить дверным молотком (тоже кованным в виде Запретного дерева) в небольшую калитку, устроенную в одной из створок ворот.

Калитка тотчас открылась, чего ни Рога, ни его спутники не ожидали. На пороге стояли двое. На монахов они походили мало – скорее уж на шоферов или садовников. Оба в грубоватых комбинезонах и клетчатых грубошерстных рубахах. Оружия Кирилл у них не заметил.

– Ух!.. Ну, ты испугал меня, Готфрид... – вымолвил Рога, обращаясь к тому из встречавших, что выглядел noстарше. – То не достучишься до вас, то, как черт из бутылки, навстречу выскакиваете...

– Тут у нас были основания за вас беспокоиться, – ответил тот, кого назвали Готфридом. – Ночью в ущелье стрельба была... Обидно было бы вас потерять. Вы ведь гостей с собой ведете – так?

Он кинул взгляд в сторону сбившихся в кучку пассажиров «Ганимеда».

– Так их здесь ждут. И, похоже, неспроста... Сам Верховный Посвященный по их души прибыл. Настоятель Герберт Фальк. Он ждет их в трапезной.

* * *

По локальному времени «Эмбасси-2» уже близилось утро. Гвидо только на минуту заглянул в свой кабинет – чтобы звонком по селектору поднять на ноги Петро Криницу – того человека, которого он наметил пустить по следу ранее командированного им же самим «на поверхность» лейтенанта Смита. Приказав тому через час быть в его приемной, Гвидо набрал на клавиатуре номер дока Кульбаха, однако сигнал вызова остался без ответа. Подождав немного, он торопливо вышел из кабинета.

Беспокойство, донимавшее его с какого-то момента ночной допросной эпопеи, наконец оформилось в некую законченную мысль. Она – эта мысль – чуть не заставила его подпрыгнуть на своем месте в конце «беседы» с Ларисой Юрьевной, удрученной бедами злосчастного Мальстрема. Поминая всех чертей – как обитающих на Инферне, так и прочих, – Гвидо стремительно следовал коридорами станции, на ходу перебрасываясь короткими фразами с ночным дежурным по госпиталю.

Тот встретил его на своем рабочем месте далеко не дружелюбно.

– Я, конечно, не смею возражать вам, господин подполковник, – с досадой заметил уставший к концу дежурства майор медицинской службы. – Я понимаю – дело не терпит отлагательств... Да... И пациент далеко не в критическом состоянии. Перелом был, можно сказать, пустячный... Собственно, мы готовим его к выписке в ближайшие день-два... Но неужели нельзя дать выздоравливающему человеку возможность добрать свои два-три часа сна? Насколько я знаком с природой разных дел, которые не терпят отлагательств, после беседы с вами пациент уж во всяком случае не заснет сном невинного младенца...

– Скорее всего, это я уже не засну таким сном... А вот что касается капитана Орландо Санчеса, то, в любом случае, я пришел сюда не для того, чтобы отоварить его бессонницей...

Майор молча пожал плечами и кивнул медсестре. Та, точно так же – молча и не скрывая недовольства столь ранним визитом руководства, – проводила Гвидо в пустынную палату, в которой на единственной занятой койке чутким утренним сном спал капитан Санчес.

Сестра пододвинула к кровати вертящийся стул и предложила его подполковнику. Затем, включив и чуть подрегулировав ночник, осторожным движением коснулась плеча больного. Тот моментально проснулся. Узнав в склонившемся над ним госте своего непосредственного начальника, капитан сделал некоторую попытку принять на кровати менее расслабленную позу, но Гвидо удержал его от резких движений.

– Оставьте нас наедине, сестра, – попросил он. – И, если не затруднит, свяжите меня с Эберхардтом Кульбахом. Вы знаете, о ком я говорю. Если он спит – пусть профессора разбудят... И как только он будет на связи – немедленно дайте мне знать...

Капитан Санчес с тревогой посмотрел на шефа и, морщась, все-таки перешел в положение «сидя».

– Что-то не так, шеф? – профессионально понизив голос, спросил он.

– Не беспокойся...

Гвидо проводил медсестру цепким взглядом и прислушался к тому, как тихо щелкнул дверной замок.

– Сам знаешь, – успокаивающим тоном проговорил он. – Бывают в нашем деле этакие закавыки... Маленькие, но не терпящие промедлений.

– Берите быка за рога, шеф... Не стоит мне долго объяснять такие вещи...

– Вот и хорошо, – улыбнулся Гвидо. – Мне всего-то и надо, что уточнить хронометраж одной истории... Скажи, сколько примерно времени прошло с того момента, как там – на поверхности – вышла неприятность с твоей ногой, и до того, как док Кульбах забрался в шаттл и убыл на станцию?

Орландо задумался.

– Да, строго говоря, вся эта командировка, – пожал плечами Санчес. – Я и часу не был с доком. Мы ведь влетели в аварию прямо на выезде с Космотерминала. И меня сразу завернули назад – в медпункт там же, на терминале... Я немедленно направил вам свой рапорт...

«Которому я не придал тогда никакого значения, – с досадой подумал Гвидо. – Точнее, я озаботился только здоровьем покалеченного Орландо. Мне и в голову не пришло тогда, что Эберхардт отправился в город без присмотра. Это вообще было такой чушью – присматривать за невиннейшим доком Кульбахом... Настолько большой чушью, что у меня просто стерлось из памяти это простое обстоятельство. Все – по Фрейду...»

– ...а потом я там и дождался дока, – продолжал Орландо. – Мы вернулись на одном шаттле. Вместе... А...

«Правильно, они вернулись вместе, – устало припомнил Гвидо. – И это закрепило у меня в памяти иллюзию того, что все в общем-то в порядке. Я даже не стал вносить никаких поправок в файл по командировкам дока. А это уже... Сдаю я, маразматиком делаюсь. Пора меня списывать в расход, на мыло старого дурака...»

– Не беспокойся, – он похлопал капитана по плечу. – С твоим рапортом – все в порядке... Скажи-ка еще вот что: хотя ты и был за рулем, виновным за ДТП признали того водителя, который...

– Виновным признали фирму грузоперевозок, – остановил его Санчес. – Это был «Додж-автомат». Кстати – порожний. Черт его принес... А за рулем был как раз не я, а док. Тоже – черт нагадал... Впрочем, если бы вел как всегда я, то на этой койке лежал бы он. Удар пришелся как раз в правую часть кабины. А у стариков хуже заживают переломы... Хотя...

– Док плохо водил? – сочувственно осведомился Гвидо.

– Да нет, – покачал головой Санчес, с тревогой присматриваясь к лицу шефа. – За рулем док прямо орел. Только вот здесь, на борту, ему развернуться негде. Вот я ему и позволяю иногда... В тот раз – напрасно...

– Так ведь виноват-то был не он, – успокоительно проворковал Гвидо. – Будь ты за рулем, только переломом бы поменялись... Или...

– Или, – нехотя глядя в сторону, выдавил из себя увечный капитан. – Я бы все-таки притормозил – там, на выезде... И потом – у дока в правах не было вкладыша – он не проходил на Фронде никакой регистрации на этот счет... И сами права просрочены были. Да их у него с собой и не было – по сети вычисляли... В общем – потрепали нервы профессору...

Гвидо не стал уточнять, как обстояло дело с отчетностью на этот счет. Вряд ли эта небольшая нервотрепка нашла отражение в лаконичном рапорте капитана. Он только натужно улыбнулся и еще раз похлопал по руке Орландо.

– Ну, поправляйся... – произнес он, вставая со стула. – Не бери в голову всю эту чертовщину. За головную боль платят мне...

За его спиной вежливо откашлялась медсестра.

– Профессора Кульбаха не могут найти, господин подполковник, – сообщила она. – Его нет ни в его боксе, ни в лаборатории... Вашу просьбу передали дежурному по охране станции...

– Спасибо, сестра, – поблагодарил Гвидо и зашагал к выходу.

Сестра переглянулась с Орландо.

– Кажется... – начала она.

– Да, – согласился капитан. – Кажется, мы здорово подвели дока Кульбаха.

* * *

Хрипловатым спросонья голосом начальник охраны «Эмбасси-2» извинялся перед Гвидо, хотя никакой вины за собой не чувствовал.

– Кажется, я не могу сыскать для вас уже второго человека за последние сутки, подполковник... Но доктор не покидал станцию... Так что его найдут в течение часа-двух...

– Вы уверены, что он действительно не мог покинуть, «Эмбасси» ни при каких обстоятельствах? – сверлящим голосом уточнил Гвидо.

Он впился в изображение главного охранника на экране довольно неприязненным взором.

– Уверен, – заверил его тот. И тут же смазал весь произведенный эффект:

– Если, конечно, все в порядке с бортовым компьютером...

– Немедленно, – зашипел Гвидо. – Я повторяю: немедленно проверьте, все ли с ним в порядке. И пеняйте на себя, если...

Но тут коммутатор голосом только что разбуженной секретарши сообщил ему, что в его приемной вот уже четверть часа находится вызванный по срочному делу лейтенант Петро Криница.

* * *

– Вам, господа, стоит подождать здесь...

Человек, проводивший их в прохладную глубину Дома и затворивший за Рогой дверь в помещение, которое здесь называли трапезной (наверное, так же условно, как сам Дом – монастырем), указал четырем чужакам – уже умывшимся, сдавшим оружие и проглотившим по чашке чая с непонятного вида закуской – на каменную скамью, тянущуюся вдоль просторного коридора.

– Скорее всего, Верховный Посвященный захочет поговорить и с вами, господа.

– А вы, – он повернулся к Штучке и Карин, – наверное, можете сразу отправиться приводить себя в порядок и отдыхать. Туда же, где и всегда... Ваши комнаты в левом крыле мы не трогали. Только прибрали, как всегда.

Картежник облегченно вздохнул и, сделав ручкой своим новым знакомым, подмигнул Микису и затопал по коридору. Карин, кивнув, последовала за ним. По дороге она несколько раз обернулась, встретилась глазами с Кириллом и неуверенно махнула смуглой ладонью. Потом уже больше не оборачивалась.

– Это я называю – номер, чтоб я помер! – определил ситуацию Микис.

Вид у него был вымотанный. Да и всем участникам перехода через Аш-Ларданар словно прибавилось лет по десять. Один лишь капитан Листер держался так, словно только что вернулся с прогулки по грибы в пригородном лесочке.

– Вы представляете? – продолжал развивать свою мысль Палладини. – Мы прячемся, конспирируемся, ломаем ноги – идем только ночами и в проклятом тумане... А нас тут, видите ли, давным-давно ждут!.. С нами, оказывается, просто играют как кошка с мышкой!

– Плевать! – устало вздохнул Смольский.

Он осторожно оперся спиной о шершавый камень монастырской стены и блаженно прикрыл глаза.

– Наконец-то мы попали хоть в чьи-то руки... Господи! Быть высланным с этой планеты, хоть на грузовом транспорте, на мешках с рудой – какое это будет счастье!

Листер иронически покосился на него:

– Не обольщайтесь, господин писатель. Община Отверженных – это далеко не государственное учреждение. И даже не то, что принято называть «общественной организацией». Это нечто очень близкое к криминалу... нечто на грани подполья. Ни расследовать инцидент с «Ганимедом», ни решать вопрос о вашей высылке «нах фатерлянд» Община не компетентна. Но вот начать с нами какую-то игру – это с них вполне станется. Так что, как говорится, «пристегните ремни»... Вы рано расслабились, господин писатель. Стоило вам увидеть электрическое освещение и краны с горячей и холодной водой, как вы уж и решили, что достигли земли обетованной... Рано, рано, господин Смольский!

Смольский и сам понимал, что его просто-напросто развезло от того элементарного факта, что над головой у него находится крыша, оттого, что не надо ежесекундно озираться, ожидая нападения неведомо кого, неведомо откуда, оттого, что не надо больше таиться под навесами скал. И оттого, что теперь можно будет ночью спать, а не карабкаться по чертовым каменьям Аш-Ларданара...

«Надо будет не заваливаться сейчас дрыхнуть, а дотерпеть до вечера, чтобы вернуться к нормальному ритму», – подумал он, выпрямившись на скамье и повернувшись к Кириллу. Но переброситься с ним парой слов не получилось – Кирилл напряженно всматривался в глубь коридора, весь собравшись, словно приготовившись к рукопашному сражению. Анатолий перевел взгляд туда, куда пристально смотрел его товарищ.

По коридору шли сукку.

Просто и обыденно. Неторопливо приближаясь к ним. Вот подошли вплотную. Но не произошло ровным счетом ничего. Просто двое сукку, не обращая на чужаков особого внимания, пронесли мимо них носилки. И хотя то, что на этих носилках лежало, и было покрыто серым грубошерстным одеялом, высунувшаяся поверх него когтистая лапа не оставляла сомнений в том, что на носилках покоится один из хозяев этого Мира...

Смольский снова покосился на Кирилла – конечно, карлики с бульдожьими рылами и горящими злобой глазами являли собой зрелище, напоминающее дурной сон, но не до такой же степени... «Комплексует из-за тех сукку, что он положил там, на тропе? Что ж, пожалуй, и я сам, – Анатолий нервно поморщился, – на его месте комплексовал бы».

– А вы не знали, что в Домах Последнего Изменения ранарари используют в качестве рабочей силы не только людей? – осведомился Листер. – Мне показалось, что вы достаточно подробно расспрашивали нашу спутницу о таких вещах... Пожалуй, Серые монастыри – единственное место, где люди и сукку успешно уживаются бок о бок...

Кирилл промолчал.

За то время, что четверо с «Ганимеда» провели в ожидании, мимо них пронесли с полдюжины таких носилок.

А потом из дверей трапезной быстрым шагом вышел Рога. Вид у него был озадаченный. Он остановился перед своими бывшими спутниками и почесал в затылке:

– Ну, вы даете... Только вам и скажу: вы даете, ребята! Заходите к Фальку. И помните: называть его надо «господин Посвященный». Не вздумайте по имени...

* * *

Человек, который ждал их в просторном и светлом помещении, смахивающем не столько на трапезную, сколько на студию древнего живописца или скульптора, был суховат, коротко стрижен и смугл. Он принадлежал к тому типу людей, чей возраст трудно определить на глаз. Как и у тех, кто встретил путников, одежда его ничем не напоминала монашеское одеяние. Скорее уж это был рабочий комбинезон, дополненный шерстяной клетчатой рубахой. Только все это было почище, чем у настоящего работяги.

Коротким жестом Верховный Посвященный пригласил гостей занять места на отменно неудобных, тяжелого дерева табуретах, расставленных вдоль одного из столов, составлявших внутреннее убранство помещения. Сам присел на краешек стола – наискосок от них – и несколько секунд, наклонив голову по-птичьи, разглядывал всю компанию.

– Мы с вами уже некоторым образом представлены друг другу, господа, – начал он так, словно продолжал недавно прерванную беседу. – Так что не будем терять время на пустые формальности.

Он поискал в устремленных на него взглядах согласие. И, найдя таковое, продолжил:

– Надеюсь, вы не столь наивны, чтобы думать, что ваше прибытие на Инферну, столь м-м... драматически обставленное, осталось незамеченным для какой-нибудь из компетентных служб планеты?

– Таким иллюзиям мы не подвержены, – сухо заверил его Листер.

– Вас не удивляет, однако, то, что разговариваю сейчас с вами я – настоятель Общины Отверженных, а не кто-нибудь из чинов Службы безопасности или просто полиции?

– У меня, – Листер пожал плечами, – есть на этот счет срои предположения, но, наверное, все будет проще и много быстрее, если вы сами...

– Ваши предположения, я полагаю, совершенно верны. Вам сам бог велел быть догадливым, капитан, – хмуро улыбнулся Фальк. – Ведь вы не первый раз приземляетесь на Инферну?

– У вас точная информация, – согласился Листер.

– Ну что ж... – Фальк снова окинул гостей внимательным взглядом. – Давайте, как говорится, уточним наши позиции. Вам, господа, разрешили погулять. Никто там, – он ткнул пальцем куда-то неопределенно вверх, – не заинтересован в том, чтобы всей Инферне и особенно земной Диаспоре стало известно, что вы – прилетевшие на том самом корабле, что совершил несанкционированную посадку, – находитесь в руках властей. Это автоматически будет означать, что местонахождение вашего корабля рассекречено. По ряду причин это крайне нежелательно для властей Инферны и Диаспоры. Это одна сторона вопроса... Есть еще и другая. Если ваша компания – пусть даже и снабженная вполне приличными документами, появится в Диаспоре, то она непременно станет мишенью... Дичью, за которой начнется охота.

– Отчего же? – подал голос Смольский. – Кому и как мы успели не угодить на планете?

Фальк то ли хмуро улыбнулся, то ли просто поморщился.

– Вы сами – никому не насолили здесь. Пока что. Если не считать того маленького эпизода в ущелье... Но это – отдельный вопрос. Я о другом... Давайте договоримся с самого начала – не морочить друг другу голову. Да-да... Немногим более двух суток назад я имел беседу – и довольно сложную беседу, заметьте, – с парой высоких чинов из Службы безопасности Диаспоры. Притом – в присутствии нескольких «господ хозяев» этого Мира. Тоже довольно высокого ранга по понятиям ранарари. Я сподобился быть посвященным в некоторые секреты, связанные с вашим, мягко говоря, экстравагантным прибытием на эту планету. Так что не стоит вам пребывать и дальше в заблуждении и думать, что никто не догадывается о том, что и для кого вез ваш кораблик.

В трапезной воцарилась напряженная тишина. Только сдавленное дыхание Палладини, которому вдруг стал мал его воротник, нарушало тишину.

– В этой связи, – продолжил Фальк, – и господа хозяева и руководство Диаспоры обратились ко мне как к одному из глав Общины с просьбой – очень настоятельной просьбой – взять на себя заботу о вашем приеме на Инферне. Сами понимаете, в такой просьбе я отказать им никак не мог. Пришлось поспешить сюда, как говорится, «теряя колеса»... К тому же едва я успел переступить порог этой обители, как мне доложили, что в ущелье... Ну, вы сами знаете, что там произошло... Мне пришлось срочно направить туда своих людей – вас выручать. Но они, к несчастью, с вами разминулись.

Он нервно дернул щекой, выражая досаду, оторвался от стола и, коротко пройдясь взад-вперед, остановился перед притихшей четверкой гостей.

– После того, что я узнал об их... находках – там, в лесу, мы, посовещавшись, решили, что самое разумное для вас сейчас – погостить здесь недельку-другую, пока вам не выправят документы на неких других лиц, разумеется. А уж потом – без особого шума и пыли – спровадят на Фронду, куда, как я думаю, вы все четверо всей душой и стремитесь. Не так ли?

При этом Верховный Посвященный почему-то выразительно поглядел на бедного владельца «Риалти», который все это время ожесточенно вертел шеей, пытаясь ослабить объятия своего воротника.

– Да, – хрипло выдавил из себя Микис, словно вопрос был адресован только ему. И тут же осекся, вспомнив вдруг про бассейн с пираньями, ожидающий его там, на «родной» Фронде...

Фальк, не ожидавший ответа на свой риторический вопрос, слегка смутился.

– Не спешите с ответом, господа, – успокоил он всех. – Время еще терпит. Здесь и крыша над головой для вас найдется, и с голоду умереть вам не дадут... Территория Дома Последнего Изменения по неписаному закону закрыта для властей любого рода, а от лихих людей тут найдут, чем отбиться. К тому же никто не собирается афишировать место вашего пребывания. Так что здесь вы будете в полной безопасности.

Кириллу такое проявление человеческого участия здесь, в чужом нечеловеческом мире, казалось подарком судьбы – неожиданным и подозрительным одновременно. Он переглянулся с Листером, но лицо капитана было невозмутимым.

– Простите, господин Фальк, – заговорил Листер. – Но прежде чем меня депортируют с Инферны, мне надо будет довести до конца кое-какие дела здесь, на Аш-Ларданаре...

– Бог мой! – Фальк выразительно развел руками. – Быть может, мне необходимо довести до конца кое-какие дела в Метрополии. Это, однако, не означает, что меня там ждут с распростертыми объятиями... К сожалению, мало что зависит от наших с вами намерений. Неужели вы всерьез полагаете, что ранарари предоставят возможность беспрепятственно передвигаться по своей планете любому из тех, кому взбредет в голову совершить несанкционированную да еще и аварийную посадку на ее поверхность?

– Но это не главное из того, что мне довелось совершить в качестве капитана космоклипера «Ганимед», – возразил Листер. – Может быть, в вопросе о предоставлении мне – и не только мне, – тут он косо глянул на хранящего молчание Кирилла, – временного вида на жительство сыграет роль тот факт, что...

– Послушайте, капитан, – остановил его резким жестом Высший Посвященный, – у вас будет возможность высказать все ваши аргументы тем, кто имеет право принимать такие решения. Община – не иммиграционная служба. Община – это убежище. Временное и довольно надежное. И я не могу ничего другого вам предложить, кроме как им воспользоваться. Ни арестовывать, ни удерживать вас здесь силой я не уполномочен. Просто тем из вас, кто не воспользуется э-э... гостеприимством Общины, не долго придется гулять на свободе. Будет счастьем, если первыми, кто встретится на вашем пути, окажутся представители властей...

– Однако, – продолжал настаивать Листер, – ведь и ответственности Община не несет – за тех, кто не пожелает прибегнуть к ее защите и покровительству?

– Нет, не несет, – согласился господин Фальк. – Но вот тот, кто отвергает такие, как вы выразились, защиту и покровительство, тот берет на себя ответственность за тех своих друзей, которые не пошли по одной с ним дорожке... в том случае, если он станет причиной их смерти или неволи...

– Ну, что же... – Листер смотрел прямо перед собой, избегая взглядов своих спутников в странствиях по Аш-Ларданару. – Я готов поручиться за то, что в любых обстоятельствах ни словом, ни делом не причиню вреда ни своим товарищам, ни их м-м... репутации.

Смольский резко выпрямился на дьявольски неудобном сиденье.

– У меня лично нет никаких оснований скрывать свое имя, – выпалил он нервной скороговоркой. – И все, чего я хочу, а это чтобы со мной поступили именно по закону. Чтобы меня сдали с рук на руки властям Федерации Тридцати Трех Миров. Все. Точка. Конец абзаца...

– Именно так с вами и поступят... Дайте только срок.

В голосе Верховного Посвященного звучала усталость.

– Я повторяю: Община никого и никогда не заставляет делать что-то вопреки его желанию. Я просто рассчитываю на то, что каждый из вас в том случае, если он захочет покинуть этот Дом, поставит меня в известность. Заблаговременно.

В воздухе снова тишина.

– Это мы можем вам обещать, – один за всех ответил капитан Листер. – Пожалуй, это единственное, что мы можем обещать твердо.

* * *

Разговор с Верховным Посвященным – полный намеков и недомолвок – оставил в душе Кирилла странный осадок. Вообще, все, что произошло с ним с того момента, когда странный незнакомец окликнул его, в отчаянии опустившегося на поребрик тротуара в сотне-другой метров от посольства Инферны, теперь представилось ему каким-то маршем по топкому болоту к неведомой и ненужной цели. Желание смыть с себя липкую жижу этого невидимого болота заставило его подняться с лежанки и, сняв с крючка одноразовое полотенце, направиться в душевую. Собственно, этот крючок и лежанка и составляли всю меблировку небольшой кельи. И эта келья должна была служить его жилищем в течение довольно долгого времени. Тех двух или трех недель, что понадобятся господину настоятелю для «выправки документов» гостям с Фронды.

Келья располагалась в том же самом «левом крыле» огромного здания Серого монастыря, куда ранее отправились на постой его бывшие спутники и проводники по Аш-Ларданару. Этот унылый, согнутый буквой L коридор, надежно изолированный от остальных помещений Дома, судя по всему, специально предназначался для содержания гостей. Он был оснащен всего лишь одной душевой на дюжину выходивших в него комнат. И одними на всех «удобствами».

Ладно. Тот, кто годика четыре провел в орбитальных казармах Космодесанта, обычно не задумывается о комфорте. Это, помнится, всегда бесило Ганку... Но о Ганке тоже лучше не задумываться.

Ледяная вода и впрямь помогла Кириллу избавиться от одолевшей его вконец душевной маеты. Топая по гулкому коридору обратно к своей келье, он уже чуть меньше прислушивался к брюзжанию своего «внутреннего голоса» и чуть больше – к гулкой тишине вокруг. Тишина эта, впрочем, оказалась не абсолютной.

За одной из дверей кто-то скулил. Тихо и безнадежно, иногда захлебываясь и замолкая. Так скулят раненые зверьки. Или просто брошенные кем-то. С некоторой растерянностью Кирилл определил, откуда, из-за какой двери льется этот странный плач. Подошел к ней, прислушался и затем осторожно ее приоткрыл. В Доме, видно, не признавали замков и даже защелок. И хорошо смазывали дверные петли. Дверь открылась без звука, впустив его в полутемную комнату.

Судя по всему, Торговцев в Доме жаловали больше, чем непрошеных гостей с небес. Во всяком случае, комнату, которая досталась Дурной Траве, трудно было назвать кельей. В ней присутствовали некоторые элементы комфорта – жалюзи на окне-амбразуре, пара табуретов и даже нечто вроде прикроватной тумбочки. Между этим «нечто» и стеной, скорчившись, словно от страшной боли, сидела и размазывала кулаками слезы по лицу Карин Малерба.

– Что с тобой? – испуганно спросил Кирилл, подходя к ней.

Он машинально присел перед Карин, взял за плечо:

– Ты... Тебя кто-то обидел?

Он вспомнил, что Торговцы только что вернулись из города – в долине. С торгов.

«Надули их там, что ли? – подумал он. – Или между собой чего-то не поделили?»

– Нет! – вдруг выкрикнула Дурная Трава. – Никто не может меня обидеть, дурак!

Она запнулась, уставившись на Кирилла злым взглядом заплаканных глаз.

– Просто у меня всегда так, когда я возвращаюсь с Аша... Реакция у меня такая. Н-на то... На то, что осталась жива. Вообще – на все. Я... Я все время боюсь, что меня... Что придется платить. За то, что я слышу Камни. За то, что я продаю их. За удачу... За жизнь вообще...

Она неожиданно вцепилась в Кирилла и ткнулась заплаканным лицом ему в грудь.