Текст книги "Наша песня"

Глава 8

Элли. Восемь лет назад

– Ладно, а теперь попробуй, – сказал Макс, слезая со стремянки, куда взобрался, чтобы развесить гирлянды на нашей елке.

Я щелкнула выключателем, и несколько сотен мигающих светодиодных лампочек ослепили нас своим сверкающим великолепием. Я постаралась вызвать в себе чувство неподдельного восторга, которым всегда сопровождался подобный момент, но ничего не получилось. Макс подошел ко мне, дружески обнял за плечи и прижал к себе.

– Все образуется, вот увидишь.

– Ты говоришь это уже десять дней. Психолог из тебя никакой. Еще ты твердил, что он позвонит или приедет. Ты уверял, что он не допустит, чтобы все кончилось вот так. – В моем голосе звучали упреки и обвинения, словно я искренне винила своего друга за эти несбывшиеся обещания.

– Я и вправду думал, что он так поступит, – признался Макс, обнимая меня обеими руками и еще крепче прижимая к себе. – Мне казалось, что у вас все очень серьезно. И, как бы то ни было, я по-прежнему считаю, что у них с Шарлоттой ничего такого нет.

Я легонько пожала плечами, признаваясь самой себе, что насчет последнего могла и ошибаться.

– И все равно, что-то у нас шло не так, даже если изъять из уравнения Шарлотту, что-то, чего мы никогда не смогли бы изменить.

– Ну, например? – поинтересовался Макс.

– Ну, например, то, что мы все время ссоримся. Что каждый из нас хочет от жизни совершенно иного, что мы происходим из диаметрально противоположных социальных слоев, что его мама считает меня вымогательницей… и что он не умеет петь.

– Х-м-м. Да, это всегда убивает любые отношения, – заявил Макс, кивая с видом мудреца.

Я легонько оттолкнула его ладонью.

– Не смеши меня. Нет тут ничего смешного, – грустно закончила я.

– Знаю, – согласился Макс, нежно целуя меня в лоб. – Но все образуется. Сама убедишься. Ничто не проходит просто так.

– Вот еще одно предсказание, в которое я вряд ли поверю. Должно случиться какое-то чудо, чтобы мы с Дэвидом снова были вместе.

– Рождественское чудо! – воскликнул Макс, с притворным ликованием хлопая в ладоши, а потом взглянул на меня из-под длинной свисавшей челки, чтобы я поняла, что он шутит. Ради своего старого друга я изобразила на лице улыбку. Если бы не он, то последние две недели стали бы совершенно невыносимыми, и мне даже думать не хотелось о том, насколько мне будет его не хватать, когда следующим летом он уедет на практику, которую ему предложили проходить в Нью-Йорке.

– Вот посмотрим, как ты себя почувствуешь, когда кончатся каникулы. Используй время, пока вы не вместе, чтобы все хорошенько обдумать, а в новом году, возможно, все обернется совершенно по-другому.

Как выяснилось, Макс обладал куда более глубоким даром предвидения, чем мы оба с ним представляли.

Я опаздывала, но из-за медленно падающего снега не решалась вести машину быстрее, так что ничего не могла с этим поделать. Я прищурилась и подалась вперед на водительском сиденье маминой машины, стараясь сосредоточиться на дороге, а не на завораживающем порхании снега за окном, который настолько сбивал с толку и рассеивал внимание, что казалось, будто едешь в хвосте кометы.

Мне следовало бы выехать несколькими часами раньше или сесть на поезд, но решение пойти на «Бал снежинок» было таким скоропалительным, что мне ничего не оставалось, как сесть за руль. Я, скорее всего, опоздала бы на ужин, но это не имело значения, поскольку от одной лишь мысли о еде у меня в животе все негодующе переворачивалось. Напряженное ожидание и нетерпение вздымались внутри меня, словно штормовая волна, потому что я не имела ни малейшего понятия, как Дэвид отреагирует на мое появление в зале. После года отношений я точно знала, о чем он думает в любой конкретный момент, и с тревогой ожидала, как окажусь в полной растерянности на незнакомой территории, где мы с ним раньше никогда не бывали, без компаса и карты, чтобы провести меня по ней.

Предполагалось, что этот вечер станет для нас памятной датой, поскольку он знаменовал собой годовщину нашего знакомства. Но когда два месяца назад Дэвид сделал мне сюрприз, преподнеся билеты на бал, никто из нас не мог предсказать, насколько незабываемым станет это событие. Начнем с того, что тогда мы не могли знать, что прибудем туда порознь, что три недели не будем разговаривать друг с другом или же, выражаясь языком известного телесериала, что мы окажемся «в разладе».

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я поехал с тобой? – храбро предложил Макс, когда я наконец-то решила, что была какая-то символичность в том, чтобы вернуться в тот вечер, когда назначен бал. – Знаешь, ведь даже Золушка взяла с собой несколько зверьков для моральной поддержки.

Я благодарно сжала его руку, но при этом отрицательно покачала головой.

– Спасибо за предложение, Макс, ты настоящий друг, но, по-моему, кое-что мне надо сделать самой.

Было куда легче изображать храбрость у себя дома, особенно после того, как Макс придал мне еще больше уверенности в себе, восхищенно присвистнув, когда я покрутилась перед ним в красном атласном платье в пол, которое Дэвид купил мне на день рождения.

«Я не могу его принять. Оно, наверное, стоит целое состояние», – сказала я, когда его пальцы торопливо срывали слои обертки с продолговатой коробки с золотыми тиснеными буквами.

Под хрустящей плотной белой бумагой скрывалось платье, которое я увидела в витрине самого шикарного бутика в городе. Я понятия не имела, сколько он за него отдал, потому что этот бутик относился к тем заведениям, где на витринах не выставляют цены. Одного этого было вполне достаточно.

«Но ведь это на него ты смотрела, так?»

«Да, смотрела, – призналась я, осторожно вынимая платье из коробки. – Но все же не могу его принять. Это чересчур».

В ответ на мои возражения Дэвид лишь пожал плечами, словно они представлялись ему пустяковыми и несуразными.

«Ну вот, назад его не примут, на мне оно будет смотреться нелепо, так что, думаю, придется тебе его носить».

Я приложила платье к себе, наслаждаясь ласкающей кожу нежной тканью, даже когда пыталась как можно тактичнее отказаться от подарка.

«Послушай, если это тебя так напрягает, почему бы не считать его одновременно подарком на день рождения и авансовым презентом на Рождество?» – предложил Дэвид.

«Это что, аванс на десять лет вперед?»

Он медленно улыбнулся мне той улыбкой, от которой мое сердце непроизвольно сбивалось с привычного ритма.

«Почему бы и нет? – спросил он, перехватывая мой взгляд своими сверкающими голубыми глазами. – Мы же все эти годы проведем вместе».

Я сглотнула и почувствовала, как щеки мои залились румянцем и сердце забилось быстрее, когда он легко и непринужденно согласился, что наши планы на будущее неразрывно связаны между собой. Его слова звучали так уверенно. Так убежденно.

Я стряхнула воспоминания и разгладила на животе атласную ткань. Макс медленно обошел меня, словно я была породистой лошадью, которую он подумывал купить.

– Шикарное платье, – объявил он тоном знатока. – И на шикарной девушке, – закончил он голосом лучшего друга.

Когда я свернула в университетский городок, мне стало нелегко поддерживать уверенность на прежнем уровне. Я поехала по указателям, припарковала машину на выделенной стоянке и быстрым шагом двинулась к навесу, вздрагивая от холода под тонкой накидкой, которую набросила на обнаженные плечи.

На какое-то мгновение мне показалось, что я и в самом деле шагнула в прошлое. На тех же деревьях мигали вплетенные в ветви светодиодные лампочки, и впереди виднелась знакомая арка из сверкающих гирлянд, манившая меня ко входу. Я закрыла глаза и увидела, как пустынная дорожка вдруг заполнилась призрачными силуэтами людей в нарядной одежде, идущими по следам, оставленным ими ровно год назад. Могу поклясться, что я даже услышала насмешливую реплику, раздавшуюся после того, как Дэвид уберег меня от падения на лед. «Опять к твоим ногам девушки падают?» Замечание попало в самую точку, поскольку, несмотря на все благие намерения или препятствия на нашем пути, я сделала именно это.

Я помахала билетом перед носом одиноко стоявшего у входа охранника, напряженно глядевшего в телефон и занятого чем-то куда более приятным, нежели дежурство у двери. Он едва взглянул на него, прежде чем кивнул, сделал рукой широкий жест и впустил меня под навес. Я сдала накидку в гардероб и быстро посмотрелась в зеркало. От холодного вечернего воздуха щеки у меня очаровательно раскраснелись, а волосы отливали непривычным блеском, которого редко удавалось достичь с помощью кондиционера. Я чуть выпрямилась, расправила плечи, сделала глубокий уверенный вдох и приготовилась войти в главный зал.

Здесь меня охватило куда более сильное ощущение дежавю, нежели у входа. По-моему, организаторы праздника нашли какой-то безотказно срабатывающий рецепт и неукоснительно ему следовали. Тут снова стояли ледяные скульптуры – на сей раз прыгающие дельфины вместо пингвинов, – и, точно как прошлом году, за потолочной сеткой располагался импровизированный свод из связок разноцветных воздушных шариков, ждавших часа, когда их выпустят в небо. Я осмотрела зал, вбирая глазами каждую деталь. В прошлом году я была всего лишь оркестранткой и теперь, разумеется, чувствовала себя совсем по-другому в качестве полноправного гостя.

Ужин давным-давно закончился, и со столов успели убрать посуду, и даже оркестр, похоже, закончил выступление, поскольку студенты по большей части не сидели на своих местах, а слонялись по залу, переходя от столика к столику и общаясь с друзьями. Доносившиеся со стороны шоколадного фонтана взрывы хохота заставили меня обернуться. Под подбадривающие крики окружающих двое ребят состязались в том, кто съест больше сладкого суфле. Я вдруг почувствовала себя слишком старой для подобных мероприятий. На самом деле, я в полной мере так и не приобщилась к этой стороне студенческой жизни и совсем не жалела о том, что она скоро кончится.

Кто-то, налетев на меня, выругался и извинился на одном дыхании. Я обернулась под аккомпанемент перезвона стоящих на подносе пивных бутылок, потому что узнала этот голос.

– Привет, Майк.

Сосед Дэвида чуть качнулся, и бутылки ответили мелодичным до-си-до, прежде чем каким-то чудом снова встали вертикально, несмотря на опасно накренившийся поднос. Я протянула руку и выровняла его, но Майк этого почти не заметил. На его лице попеременно отразились несколько чувств, но ни одно из них там долго не задержалось, так что я не смогла их определить.

– Элли, – наконец произнес он. – А я не знал, что ты сегодня здесь появишься.

– У меня билет, – ответила я, помахав карточкой с тиснением, которую продолжала держать в руке.

Он посмотрел на нее гораздо внимательнее, чем охранник у входа.

– Ну конечно. Их Дэвид купил, да?

Я кивнула, совершенно не ожидая, что при звуках его имени меня пронзит необъяснимая острая боль.

– А сам-то Дэвид знал, что ты сегодня придешь? – поинтересовался Майк, так четко выговаривая каждое слово, что мне стало интересно, сколько же подносов с выпивкой он успел перетаскать через зал к своему столику.

– Нет, не знал, – честно ответила я. – Если начистоту, то я и сама не знала до самого вечера.

Майк кивнул, словно это все объясняло. Ему, может, и да, но меня еще терзала тысяча вопросов.

– Он ведь здесь, да? – спросила я.

– Кто?

Я сдержала нетерпеливый вздох. Майк словно дурачил меня. Но я достаточно часто видела его подшофе, чтобы догадаться, что его нервно блуждавший по залу взгляд объясняется не только количеством выпитого пива.

– Дэвид. Дэвид здесь? – спросила я, чувствуя, как сердце лихорадочно забилось у меня в груди.

– Ну да, здесь. Где-то тут, – невнятно ответил Майк и надолго умолк. Наверное, он раздумывал, что сказать дальше, или же просто пытался вспомнить, где же, черт подери, его столик. Он действительно изрядно набрался. – Похоже, в последний раз я видел его, когда он шел к бесшумной дискотеке, – наконец произнес он, и в голосе у него прозвучало что-то такое, от чего у меня побежали мурашки по спине.

Я думала, что он проводит меня к пристройке к главному залу, где организовали бесшумную дискотеку, но, пройдя шагов десять, я оглянулась и увидела, как он стоял на том же месте с озабоченным выражением на лице, наклонив поднос с пивом под опасным углом.

Начнем с того, что я не сразу их увидела. Почти все пространство оказалось погруженным в темноту. Освещали его лишь пульсирующие разноцветные огни с подиума диджея. Висевший под потолком вращающийся прожектор посылал вспышки света на танцующую внизу толпу в наушниках. Я обвела глазами комнату, глядя на танцующих в мерцающих огнях людей, безмолвно двигавшихся в такт звучавшей у них в ушах музыке. Было что-то жутковатое в этом зрелище зала, полного людей, энергично отплясывавших под музыку, которую ты не слышишь. Кто-то иногда отрывисто подпевал тому, что слышал. Это напоминало очень плохое караоке, и я не смогла узнать ни единой мелодии. Но, если честно, в тот момент музыка меня совсем не волновала.

Не знаю, что привлекло мой взгляд к затемненному углу пристройки. Возможно, что-то высветила вспышка от вращавшегося вверху зеркального шара. А может, какая-то неведомая сила заставила меня медленно повернуть голову в сторону небольшой ниши рядом с выходом. Не помню, как я пересекла танцпол. Или двигавшиеся в танце студенты расступились передо мной, словно библейское море, или же я просто столкнула кого-то из них с дороги. Я не смотрела под ноги, поскольку мой взгляд впился в затемненный уголок, где стоял мой бойфренд, обняв особу, которую я боялась здесь увидеть.

Они были совершенно поглощены друг другом и не увидели, как я приблизилась к ним. Шарлотта что-то сказала, рассмеялась и показала рукой на висевший у них над головами большой цветок омелы.

Не делай этого. Не надо. Не заставляй меня это видеть. Но, наверное, мне нужно было увидеть именно это, чтобы окончательно принять тот факт, что наша временная разлука и разлад сделались постоянными.

Дэвид потянулся ртом к ее губам, а она изогнулась и прижалась к нему, сняв руки с его плеч и запустив пальцы в его густые темные волосы. Во мне что-то умерло. Я чувствовала, как это что-то отлетает, словно призрак. Я не сказала ни слова. Да и не нужны были слова. То же интуитивное чувство, что позволило мне отыскать его в темноте, тревожно сообщило ему, что я здесь. Его взгляд устремился на меня, когда она еще продолжала его целовать. Я увидела мелькнувший в нем ужас, когда он оторвался от нее. Он открыл рот, но слов не последовало. Ему нечего было сказать, он не мог придумать никакого оправдания этой ситуации. По крайней мере, у него хватило совести это понять.

– Элли, – в конце концов выдавил он из себя, и даже его голос звучал по-другому, словно привкус ее губ придал ему другую окраску. – Извини. Я никогда… Это совсем не то, что ты подумала. Что ты здесь делаешь?

– Не надо, – сказала я, подняв дрожащую руку, словно она могла остановить поток его лжи и оправданий. – Не хочу ничего слышать. – Лицо Дэвида выражало печаль и глубокую вину. Я едва могла смотреть на них. – Я не желаю слушать, что ты не ведал, что творил, что ты напился, как и твои приятели, или же что это для тебя абсолютно ничего не значит. – Я заметила, как Шарлотта вздрогнула при последней фразе. – Мне наплевать, правда все это или нет. Это не имеет значения. Отныне – никакого.

– Элли, – начал Дэвид, шагнув вперед и протянув ко мне руку.

Не знаю, как бы я отреагировала на его прикосновение, но мне так и не удалось это узнать, потому что Шарлотта упреждающим жестом положила ладонь ему на руку и остановила его. Внезапно во мне взорвался огненный шар ярости. Если бы я подумала хоть сотую долю секунды, того, что случилось дальше, можно было бы избежать. Я ненавижу насилие. Оно меня пугает. И это сделало совершенное мною в следующее мгновение еще более ужасающим. Это продолжалось всего долю секунды, но я все видела, словно в замедленной съемке. Я увидела, как моя рука описывает в воздухе дугу, – ладонь прямая, пальцы чуть раздвинуты. Я заметила ужас на лице Шарлотты, когда она поняла мое намерение. Потом – четыре красные полоски, отпечатавшиеся на ее нежной щеке, когда моя рука упала вниз. Затем трейлер закончился, и началось собственно кино.

Шарлотта ахнула от удивления и шока, и я тоже. Только тогда Дэвид сдвинулся с места, встав между нами, словно защищая кого-то из нас. «Ее или меня?» – с горечью гадала я. Охваченная стыдом за свой поступок, я взглянула на Дэвида и увидела, что его глаза превратились в два твердых, сверкающих ледяным блеском сапфира. Они впились в меня взглядом, который я никогда не смогу стереть из памяти, а потом он повернулся к ней.

– С тобой все в порядке?

Беспокойство и участие в его голосе словно срывали с меня кожу, оставляя меня израненной и истекающей кровью. И в полном одиночестве.

– Все хорошо, – ответила она, прижимая ладонь к щеке.

– О чем ты, черт возьми, думала?! – гаркнул Дэвид, повернувшись ко мне и глядя мне в глаза.

– Забавно. Я собиралась задать тебе тот же вопрос.

Дэвид смутился, а потом нахмурился, глядя через мое плечо на танцпол. Я оглянулась и с неприятным чувством увидела, что наша ссора привлекла внимание довольно многих зрителей. Я заметила, как они снимали наушники, когда разворачивавшаяся перед ними мини-драма отвлекла их от музыки.

Из сброшенных наушников продолжали доноситься тихие звякающие аккорды, когда Дэвид заговорил.

– Что ты вообще здесь делаешь? – спросил он. – Не так давно ты ясно дала мне понять, что больше не желаешь меня видеть. Тогда к чему это сегодняшнее эффектное появление, Элли? Три недели молчания, а потом ты вдруг внезапно объявляешься. И что мне было делать, упасть в твои объятия?

Гнев и боль скомкали и смяли заранее приготовленную мной речь, так что она стала не белым флагом, а ядовитой стрелой.

– Нет, – возразила я. – Но и в ее объятия тоже не надо было падать. – Я кивнула в сторону Шарлотты, которая настороженно смотрела на нас, но ничего не говорила.

– Все было совсем не так… – начал он, но вдруг умолк, рассеянно проведя рукой по волосам. – Знаешь что, думай, что хочешь. Ты ведь все равно так и сделаешь.

Я посмотрела на него так, будто передо мной стоял совершенно чужой человек, впрочем, он смотрел на меня так же. Куда делся мужчина, которого – как мне казалось – я любила? Как же между нами все так ужасно разладилось? Мы сверлили друг друга взглядами, словно два гладиатора, слишком обессилевшие, чтобы прикончить соперника.

– По-моему, тебе лучше уйти, – наконец произнес Дэвид, кивнув в сторону выхода. – Нам обоим нужно время, чтобы остыть. – Он взглянул на Шарлотту. – И меня слишком бесит твой поступок, чтобы говорить с тобой сегодня.

Я со значением посмотрела на Шарлотту.

– Взаимно.

Я повернулась, чтобы уйти. Все, что я хотела ему сказать, растворилось, словно было написано невидимыми чернилами. Я дошла до пришпиленного откидного полотнища, отделявшего меня от холодной декабрьской ночи, и в последний раз повернулась к нему.

– Я не вернусь, Дэвид.

Возможно, ему показалось, что я искала эффектную реплику. Он и понятия не имел, что я говорила совершенно серьезно.

– А я тебя и не прошу, – ответил он, и эти шесть слов одним смертельным ударом подрезали меня под корень.

Тогда он этого не понял, а может, и понял, но ему стало все равно. Возможно, ему почти всегда было в какой-то мере все равно. Однако мои слова не были пустой угрозой. Я не собиралась возвращаться. Я не смогла бы здесь оставаться, видя, как Шарлотта разбивает все, что когда-то принадлежало мне, и присваивает это себе. Я оглянулась на него в самый последний раз, словно для меня было важно навсегда запечатлеть в памяти это мгновение.

– Прощай, Дэвид, – только и сказала я и выскользнула в ночь, прочь из его жизни.

Шарлотта

Ночью жизнь в больницах течет совсем по-другому. То есть для родственников, а не для больных. Любой, кому выпала нелегкая доля сидеть всю ночь у постели любимого человека, поймет, что я хочу этим сказать. В дневные часы в отделениях жизнь бьет ключом. Врачи, сестры, уборщицы, санитары и административный персонал создают впечатление того, что ты находишься в суматошном городе в самый час пик. Ночью все это исчезает. Практически опустев, больница кажется необитаемой, словно остров, на который выбросило нескольких человек, которые уцелели после кораблекрушения и отчаянно ждут помощи. Или, в данном случае, утра.

Несмотря на уговоры сестер, спать мне не хотелось. Спать можно обычной ночью в обычной жизни. Спать можно в нашей огромной кровати под толстым пуховым одеялом и на перьевых подушках, которые обошлись в целое состояние, но того и стоили. Мне казалось предательством позволить себе хоть на несколько минут погрузиться в забытье и оставить позади все ужасы дня. Так что я сидела у постели Дэвида на жестком неудобном пластмассовом стуле, пристроив голову на матрасе рядом с его рукой. Но глаза мне жгло, словно в них песка насыпали, и в конце концов, несмотря на все мои самые благие намерения, они закрылись сами собой.

Проснулась я оттого, что сестра положила мне руку на плечо.

– Что-то случилось?

Мой взгляд метнулся к Дэвиду, который все еще оставался погруженным в искусственный сон, вызванный целым коктейлем разных препаратов. Вопрос прозвучал на редкость глупо. Все случившееся и так выходило за все разумные рамки. Мне следовало бы спросить: «Все стало еще хуже?»

– Нет. Изменений никаких. Но меня беспокоит не ваш муж, а вы. Вам надо как следует отдохнуть. Вам нужно прилечь.

Я покачала головой, желая рассеять ее опасения. Мне хотелось сказать: за меня не волнуйтесь. Это не у меня сердце вот-вот остановится, а у него. Я крепкая и выносливая. Хоть кого спросите. «Шарлотта Уильямс? Слышала, что с ней просто невыносимо работать, да? Хотя она очень успешная особа. В своей области создала себе репутацию ого-го. Думаю, что у них с Дэвидом никогда не будет детей. Ну, а вы бы отказались от их стиля жизни, чтобы иметь полноценную семью?»

Я слыхала эти разговоры за глаза, и не только эти. И как же все говорившие глубоко ошибались! Это была вовсе не я, а маска, которую я носила так долго, что забыла, как ее снимать, как ее от себя отдирать. Существовал лишь один человек, знавший, что находится под ней. Это он разминал мне плечи, пока все заботы дня наконец не уйдут из моих напряженных мышц. Это он обнимал меня на больничной автостоянке после того, как я молча, с сухими глазами сидела в приемной консультанта, пока они обсуждали «поиск других вариантов». Это он не отпускал меня, пока плечо его пиджака не пропиталось моими слезами. Это его руки осторожно разжимали мои пальцы, чтобы взять из моей ладони рекламную листовку средства забеременеть.

Это он был сильным. Это у него было здоровое сердце. Только не совсем уж и здоровое, как выяснилось.

– Я не хочу от него уходить, – прошептала я сестре.

Она похлопала меня по спине.

– А вы никуда и не уйдете, просто пройдете в следующую комнату по коридору. Если он проснется, мы вас приведем, даю вам слово.

Я поднялась на ноги, шатаясь от усталости, и увидела у нее в руках подушку и два одеяла.

– Даже если вам удастся поспать часок с лишним, и то хорошо, – заботливо сказала она. – Завтра силы вам понадобятся. – Она кивнула на Дэвида. – Вы нужны ему сильная и бодрая, а не валящаяся с ног. – Сестра говорила голосом, не терпящим возражений. Вручив мне постельные принадлежности, она легонько подтолкнула меня к двери.

– Ну, разве что немножко посплю, – согласилась я.

Сестра кивнула, явно довольная. На затекших, неслушающихся ногах я поплелась обратно по коридору к комнате для посетителей. Я чувствовала себя беженкой, прижимая к груди свою постель.

В итоге мне удалось поспать час пятнадцать, прежде чем меня разбудил вой реанимационной тревоги.

Элли

Реанимационная сирена разорвала царившую в отделении тишину, моментально развеяв мой тревожный сон. Мои ноги запутались в одеяле, которое кто-то (кто? одна из сестер?) набросил на меня, пока я спала. Позвонки негодующе взвыли, когда я вскочила с жестких, обтянутых хлорвинилом стульев, которые сдвинула, соорудив себе импровизированную кровать. На другой стороне комнаты я увидела Шарлотту, неловко поднимающуюся на ноги. Когда я засыпала, ее здесь не было, она сидела с Дэвидом.

Сквозь небольшое круглое окошко в двери я видела красную мигалку, ярко пульсировавшую на стене рядом с сестринским постом. Ее свет наполнял комнату жутковатым багрово-красным свечением. Сирена в коридоре подстегнула нас, и, обменявшись перепуганными взглядами, мы обе рванулись к двери. Никто из нас не удосужился надеть обувь, мы отшвырнули в сторону мои черные кожаные сапоги и ее туфли с красными подошвами на высоких каблуках, когда выбегали в коридор.

Там сирена выла гораздо громче. От ее воя ужас наполнил мою голову, уши и сердце. Он напоминал звук глохнущего двигателя самолета, сигнал сидящим в спасательных шлюпках, объявление об эвакуации здания. Он возвещал о том, что чья-то жизнь висит на волоске. На какую-то долю секунды мы с Шарлоттой замешкались на пороге, словно мечущиеся в панике лемминги. Потом она посмотрела направо, а я налево.

– Каталку! – рявкнул откуда-то невидимый голос.

– Уже даем! – крикнули в ответ.

Я услышала гулкий стук колес и топот ног, когда впереди нас показалась сестра, толкавшая каталку-короб с аппаратурой, необходимой для того, чтобы вытащить кого-то с того света. Но кого? Сестра с грохотом пронеслась мимо так близко от нас, что в спешке чуть не проехала по нашим босым ногам. Она направлялась вправо. Шарлотта пристроилась за ней и ринулась следом. После недолгих колебаний я двинулась за ними, с благодарностью оглянувшись, прежде чем перешла на бег. Две сестры в палате Джо стояли и наблюдали за бросившимися на экстренный вызов коллегами, потом вернулись к своему больному.

Каталку провезли через дверной проем с такой скоростью, что она лишь чудом не задела косяк и врачей, ждавших у постели Дэвида. Мы влетели в палату вслед за ней. Я слышала обрывки отрывистых команд, которых не смогла разобрать, но, к счастью, все находившиеся в палате, казалось, знали, что делают. То есть кроме Шарлотты и меня. Одна из сестер стояла на коленях на кровати и, сомкнув руки, проводила сердечно-легочную реанимацию. Грудь Дэвида поднималась и опускалась, как будто он бежал, но двигалась она не по его воле, а по ее. Поддерживавшие его подушки зашвырнули в дальний угол палаты, и голова Дэвида буквально отскакивала от матраса при усилиях сестры вернуть его к жизни. Но пока не было никаких признаков, что ему об этом известно. Непрерывный звуковой сигнал и прямая линия на мониторе, стоявшем у кровати, говорили нам, что он ничего не знает.

– Дэвид! – крикнула Шарлотта почти нечеловеческим голосом. Это был вопль раненого зверя, у которого из тела вырывают душу, женщины, видящей, как умирает ее любимый. Она пыталась протолкнуться через плотное кольцо врачей и сестер, беспрестанно выкрикивая его имя.

– Шарлотта, не надо! – взвизгнула я, но она уже ничего не слышала. Ничто на свете не могло остановить ее в стремлении к нему, особенно я.

– Выведите их отсюда, – велел врач с совершенно изможденным лицом, яростно взглянув на одну из сестер.

С какой-то неженской силой сестра обхватила Шарлотту поперек груди и буквально оттащила ее от кровати. Шарлотта пыталась вырваться, но сестра действовала, словно вышибала в ночном клубе, потому что точно знала, что делает. Шарлотта протягивала руки к своему неподвижному мужу, когда ее оттаскивали от кровати. Запыхавшись от натуги, сестра в конечном итоге вытащила Шарлотту в коридор. Из-за ее спины я слышала знакомые мне команды. Их узнал бы любой, кто когда-нибудь смотрел медицинский сериал.

– Разряд.

– Чисто.

Раздался громкий писк, после чего послышался глухой удар, словно с сеновала сбросили тяжелый мешок с зерном.

– Пусто. Возобновляем сердечно-легочную реанимацию.

– Еще раз.

– Разряд.

Сестра стояла на пороге палаты, словно живая дышащая стена, которую Шарлотте предстояло проломить, если она захотела бы снова проникнуть в палату, но ее воинственный запал уже иссяк. Она приложила руки к стеклу и прижалась к нему лицом, наблюдая за работой бригады.

– Вам сюда нельзя, – без всякой надобности объяснила сестра. – Им нужно место для работы. – Она перевела взгляд с Шарлотты на меня. Шарлотта явно ее не услышала, так что я согласно кивнула.

– Я понимаю. Но, пожалуйста…

Сестра смотрела на меня, ожидая, пока я закончу фразу.

– Пожалуйста… скажите им, чтобы они не останавливались. Скажите, чтобы они его не бросали.

Этого обещать она мне не могла, а у меня по множеству причин не было права у нее этого требовать. Шарлотта оторвала лицо от стекла и посмотрела на меня. От ее дыхания остался туманный кружок, а посередине его по гладкой поверхности медленно стекали слезы. Она снова обернулась к палате, и тут кто-то из медиков дернул за шнур, после чего жалюзи с грохотом рухнули вниз с потолка до плинтуса, отгородив нас от отчаянного поединка со смертью, во время которого врачи пытались вытащить Дэвида с того света.

Удостоверившись, что мы не собираемся вламываться в дверь вслед за ней, сестра вернулась в палату Дэвида, оставив нас вдвоем в пустом коридоре. Несмотря на то что в отделении очень хорошо топили, Шарлотту всю трясло. Ее тело содрогалось, словно бушевавшая снаружи снежная буря каким-то образом проникла сквозь стены здания и просочилась внутрь ее.

Она рухнула на стоявший рядом стул и обхватила руками плечи, словно пытаясь удержать что-то в себе или не дать туда проникнуть чему-то извне.

– Я потеряю его, – проговорила она тихим убитым голосом.

– Ты этого не знаешь. Не можешь знать.

Ее взгляд встретился с моим, потом метнулся в сторону закрытой двери палаты Дэвида. Я, воспользовавшись моментом, возразила ей:

– Дэвид сильный. Он выстоит.

Я села на соседний стул, немного отодвинув его, чтобы видеть происходившее в палате Джо.

Она взглянула туда же, куда и я.

– Тебе нужно быть с мужем. С Джо.

– Сейчас пойду, – тихо сказала я. – Или ты хочешь ждать одна?

Я слушала, как текут секунды на больших часах, висевших на противоположной стене.

– Лучше бы ты осталась.

Всего четыре слова. Их не хватило, чтобы разрушить стену между нами. Но они положили этому начало.

Шарлотта

Семнадцать минут. Именно столько времени понадобилось, чтобы вернуть его с того света. Я много раз умирала вместе с ним, прежде чем дверь наконец открылась и в проеме показался один из врачей, медленно кивнув и улыбнувшись усталой улыбкой. Смерть не хотела отпускать Дэвида, и битва за его жизнь выдалась жаркой, это я ясно видела.