Текст книги "Наша песня"

– Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Джейк. Надеюсь, мы еще как-нибудь увидимся.

Элли ничего не сказала, но, когда уводила своего сына к лестнице, успела бросить на меня взгляд, в котором читались одновременно и понимание, и благодарность.

Элли

Я полюбила Джо из-за Джейка и с его помощью. Не потому, что мне нужен был отец для моего ребенка. Если бы требовалось только это, я бы точно знала, как поступить. Нет, получилось, скорее так, что Джейк помог мне понять, каким Джо был человеком – именно таким, с которым мне хотелось провести всю жизнь. Я бы обязательно заметила это сама, рано или поздно, но благодаря Джейку осознала это намного раньше и во много раз отчетливее.

Это чувство пришло ко мне даже еще до рождения сына. Я вспоминаю, когда впервые смогла взглянуть на свое будущее. В тот день Джо подвез меня к магазину детских товаров, где я собиралась присмотреть прогулочную коляску. Дело в том, что старенький автомобиль, который я успела приобрести, был в ремонте. Казалось, он стоял в автосервисе гораздо больше, чем возил меня.

– Не проблема. Мне как раз нужно будет поехать в банк, – сказал Джо, перекладывая пачку счетов из распечатанного конверта в бумажник. За последние несколько недель ему приходилось каждый вечер работать над каким-то частным заказом, и я удивилась, каким пустым казался без него дом. Как будто в его отсутствие что-то важное уходило из этого места, оставляя его удивительно безликим, каким-то коричневато-серым. И так до самого его возвращения. Я объяснила это как просто еще один побочный эффект от моей беременности, как, например, изжога и необходимость посещать туалет не меньше трех раз за ночь.

Джо затормозил перед магазином. Забирая свою сумочку, лежавшую у моих ног, я вдруг заметила в зеркало, как Джо взглядом проследил за супружеской парой, которая направлялась в магазин, держась за руки. Вот они подошли к автоматическим дверям, те приветливо распахнулись, и магазин поглотил их. Я выпрямилась на сиденье, обратив внимание на то, что всегда гладкое пространство между бровями Джо вдруг прорезала складочка. Он нахмурился еще сильнее, когда увидел еще одну пару, стоявшую неподалеку на тротуаре и внимательно рассматривавшую выставленные в витрине магазина винтажные кроватки.

– Ну, спасибо, что подбросил. Не знаю, сколько времени я тут пробуду, поэтому на обратном пути лучше сяду на автобус.

Я думала, что он сразу же уедет по своим делам, но он вдруг начал выбираться со своего сиденья, потом обогнул фургончик и подошел к двери уже со стороны пассажирского места.

– Джо, правда, тебе совсем не обязательно идти туда со мной, – запротестовала я, когда он подал мне руку, помогая выйти из машины. В последние дни мне вообще с трудом давались грациозные движения, если учесть размеры моего живота. Я начала неожиданно терять равновесие в самые неожиданные моменты, особенно тяжело давался подъем с низких диванов, но автомобили, конечно, оставались самой большой проблемой.

– Я понимаю, что тебе не нужна моя помощь, – сказал он, и в его голосе прозвучали поддразнивающие нотки. Он, конечно, успел заметить, что я стала чрезмерно подчеркивать свою независимость. – Но банк будет работать еще, по крайней мере, целый час, а я никуда не тороплюсь. Я просто подожду здесь, а ты все сделаешь сама.

Но все получилось совсем не так. Я оставила его ждать перед магазином, а продавщица проводила меня в отдел, где можно было выбрать не очень дорогую складную прогулочную коляску. Я чувствовала спиной взгляд Джо и почему-то сразу показалась себе огромной и неуклюжей рядом с симпатичной продавщицей с белокурым хвостиком (почему все хорошенькие продавщицы обязательно блондинки?). Разумеется, у нее (в отличие от меня) джинсы не имели широкого эластичного пояса. Неудивительно, что Джо не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за ней, думала я, поглядывая на него через плечо. Он улыбался, но я не была уверена, кому именно была адресована его улыбка. Наверное, все же ей.

Прошло двадцать минут, а я так ничего и не выбрала. Я уже решила, что, наверное, будет лучше просмотреть местные газеты и приобрести подержанную коляску, но тут подняла глаза и увидела, что Джо стоит на четвереньках у одной из самых дорогих прогулочных колясок во всем магазине. Он проводил пальцами по корпусу, проверял колеса, раскручивая их ладонями, и, наконец, снял коляску с витрины и подтолкнул вперед по покрытому ковровой дорожкой проходу. Потом кивнул сам себе, вернул коляску на место и принялся проделывать все то же самое с соседней.

Я поспешила к нему.

– Эй, Джо, чем ты тут занимаешься? – Я посмотрела на часы. – И не пора ли тебе отправиться в банк?

– Поеду через минуту, – непринужденно ответил он. – Я хотел проверить парочку экземпляров. Так сказать, тест-драйв. (Что вообще происходит с мужчинами, когда они видят устройство на колесах?!) Вот эта – самая лучшая, – заявил Джо, кивая на самую дорогую эксклюзивную коляску, которую все еще не выпускал из рук. Было что-то такое в том, как он держал своими огромными сильными ручищами детскую коляску, отчего я ощутила какой-то необычный трепет и волнение. Или причиной стала стоимость коляски, которую я прочитала на раскачивавшемся на ней ценнике? По-моему, они что-то напутали с нулями, потому что цена явно зашкаливала. Получалось, что штуковина стоила больше, чем мой автомобиль.

– Да, это все здорово, конечно, но мне такая роскошь ни к чему, – парировала я, словно защищаясь. – Зачем мне все эти лишние прибамбасы, все эти бубенчики и колокольчики?

– По-моему, для музыканта это идеальный вариант, – сострил он.

Я кивнула в сторону складных колясок, которые недавно изучала сама.

– Вот что-то из той серии мне подошло бы.

Джо откатил коляску на ее прежнее место.

– Конечно. Если ты думаешь, что так будет лучше. А мне в любом случае пора отправляться в банк. У тебя осталось двадцать минут.

Я управилась меньше чем за половину указанного времени и сделала свой выбор. Но, когда подошла к кассе, чтобы оплатить покупку, продавщица посмотрела на меня с удивлением:

– Извините, я и не знала, что вы приобретаете сразу две.

– Простите?

– Две. Две коляски.

– Нет, только эту, – поправила я ее и, в свою очередь, тоже озадаченно улыбнулась.

– А как же та, за которую уже заплатил ваш муж?

Было совершенно очевидно, что она спутала меня с другой покупательницей. Может, она и симпатичная, но очень невнимательная, подумала я тогда. Однако, оглядевшись, увидела, что в данную минуту была единственной посетительницей во всем магазине.

– Я… я не понимаю. У меня нет мужа.

Она зарделась.

– Простите. Я имела в виду вашего спутника. Он уже оплатил модель «Бугабу де люкс». А эту вы тоже будете брать?

Разумеется, я потом потребовала у Джо объяснений. Но он ничего и слышать не хотел. Когда же я стала протестовать, заявил, что это был не подарок, а скорее удачное вложение денег. Дело в том, что колеса коляски, которую я собиралась купить, обязательно бы оставляли следы на его новеньком паркете. Ему как-то удалось все вывернуть наизнанку. В результате получилось, что, потратив все деньги, заработанные на частном заказе, на коляску для моего малыша, он всего лишь предпринял разумную превентивную меру, чтобы в дальнейшем снова не заниматься ремонтом полов. Разумеется, запудрить мне мозги у него не получилось. Ни на секунду.

Пока я торопилась к постели Джо, в моей памяти оживали и другие воспоминания. Каждый эпизод вспыхивал так ярко, словно просил, чтобы и о нем я тоже не забывала.

Как-то раз я прогуливалась по саду и дошла до большой служебной постройки, которую Джо использовал в качестве мастерской. И тут увидела, что он работает вовсе не над очередным заказом – изысканными дверцами для шкафа, как я думала. Вместо этого он трудился над эксклюзивной резной детской кроваткой-качалкой. Когда я открыла дверь, он подпрыгнул на месте от неожиданности, словно застигнутый врасплох за какими-то темными делишками. Он не сразу заметил мое появление, потому что ему мешал шум электрического шлифовального станка, которым он водил взад-вперед по заготовке.

Вид этого мужчины, не имевшего никакого отношения к моему пока еще не рожденному ребенку и, следовательно, не несущего за него никакой ответственности, подействовал на меня странным образом. Глядя на его мужественную фигуру, согнувшуюся над верстаком, где он создавал свой шедевр – детскую кроватку, я неожиданно разрыдалась. Тогда Джо выключил станок и выпрямился во весь рост.

– Элли, что такое? Что случилось?

Я была не в состоянии что-либо произнести, только кивнула в сторону крохотного произведения искусства, которое меньше чем через два месяца должно было вмещать в себя моего ребенка.

– Послушай, если тебе не нравится, если тебе хочется что-то более современное, я не обижусь. Я просто видел нечто подобное недавно в витрине магазина, вот и подумал…

Его голос затих, а я подошла поближе и обняла его. Он в ответ с легкостью обхватил меня, несмотря на мой огромный живот.

– Мне очень нравится, – пробубнила я ему в рубашку, от которой пахло древесными опилками, каким-то моющим средством и… и еще им самим. – Это просто восхитительно.

Но из всех воспоминаний, из всех историй, достойных того, чтобы их чтили и повторяли, мне хочется отметить вот эту. Тогда я впервые осознала, что мои чувства к Джо проделали немалый путь от дружбы, которая и привлекла меня к нему. Это произошло через несколько месяцев после рождения Джейка. Я наконец переместила его кроватку из своей спальни на этаж ниже, в детскую. Перед этим мы с Джо несколько выходных занимались оформлением комнаты. Три стены мы выкрасили в бледно-голубой цвет с пушистыми облаками, похожими на зефир, а четвертую Джо искусно разрисовал персонажами сказок. Я помню, какой странный взгляд бросила мама в мою сторону, осмотрев детскую.

– Что такое? – поинтересовалась я тогда.

В ответ она только покачала головой, но на губах ее мелькнуло нечто, похожее на улыбку, как будто она знала какой-то секрет, делиться которым была еще не готова.

Радионяня сработала посреди ночи при первом же кряхтении заворочавшегося Джейка. Я в полусне выбралась из кровати, машинально просовывая руки в рукава халата и не надев тапок. Босиком я направилась вниз по лестнице, не зажигая света в коридоре, чтобы не разбудить Джо, комната которого находилась напротив детской. Но он уже не спал. Пока я чуть ли не на цыпочках шла к ребенку, я увидела Джо. Он стоял спиной к двери и держал на руках моего сына. На Джо были только пижамные штаны, и было невозможно не залюбоваться игрой мускулов на его спине и руках, когда он с невероятной нежностью убаюкивал моего малыша. Голос его был тихим, почти переходившим на шепот в темноте, и при этом таким ласковым, успокаивающим. В тот момент, когда я увидела, как мой младенец ярко-голубыми глазенками внимательно смотрит в лицо мужчины, любовно улыбающегося ему, что-то произошло. Очень тихо, голосом, с которым он никогда бы не прошел прослушивание для участия в хоре, Джо напевал колыбельную Брамса, которую я сама пела сыну каждый вечер, укладывая его спать. И вот в ту минуту, в темном коридоре, спрятавшись за тяжелой дубовой дверью, я поняла, что полюбила этого мужчину.

Мы по очереди дежурили у кровати Джо все утро, и когда моя смена заканчивалась, я то и дело в отчаянии поглядывала на часы. Мне хотелось, чтобы минуты моего отсутствия пролетели поскорее и я смогла бы снова вернуться к нему. Помимо звуков палаты, возвращающейся к жизни, я почти физически ощущала, как струится сквозь мои пальцы песок в песочных часах, отсчитывающих время.

Когда Фрэнк и Кэй вернулись в комнату для посетителей раньше времени, я уже была на ногах, готовая занять место, которое они только что освободили для меня. Однако Фрэнк остановил меня, положив мне на плечо свою старческую ладонь. Я почувствовала, как она взволнованно дрожит, и это меня мгновенно насторожило. Я волновалась, не произошло ли опять чего-нибудь неожиданного. Ответственность за этих двоих лежала на мне, пока Джо снова не возьмет ее на себя. Я была уверена, что он сам бы так решил, поэтому добровольно приняла на себя эти обязательства.

– Врачи снова занялись им. Они просили нас подождать тут. И еще сказали, что, как только сделают все необходимое, сразу придут за нами.

Позади я услышала тихий шорох и сразу же, даже не поворачиваясь, догадалась, что это моя мама выпрямилась на своем месте.

Мы сидели в тишине и ждали. На столе стояли одноразовые стаканчики с остатками кофе и лежало несколько совершенно неаппетитных сэндвичей в целлофановой упаковке, распечатывать, а уж тем более есть которые не было настроения ни у кого из нас. Один я вручила Шарлотте, когда та на минутку зашла в комнату ожидания. Она долгое время смотрела на сэндвич, словно забыла, для чего существует пища и что такое чувство голода. Потом как-то отрешенно улыбнулась и сунула его в свою дорогущую сумочку. Я могла бы поспорить, что он так и остался лежать там, забытый и несъеденный.

А в десять часов семнадцать минут и двадцать секунд мой мир рухнул.

Дверь в комнату ожидания распахнулась, и в проеме я увидела двух врачей. Я узнала их – это были терапевты, которые занимались Джо.

– Миссис Тэйлор, мы можем с вами поговорить?

Помню, я ждала, что они зайдут в комнату, но этого не произошло. Более молодой врач посмотрел мне в глаза, и в его взгляде было написано все то, чего я не хотела ни знать, ни слышать.

– Прошу вас, пойдемте с нами. Было бы удобнее поговорить с вами где-нибудь в более спокойном месте, где мы остались бы одни, – предложил он.

В это время мимо нас прошествовал санитар, катя перед собой в прачечную тележку с постельным бельем.

– Здесь мои близкие, родители Джо, можно им тоже пройти со мной? – собственный голос показался мне совершенно незнакомым.

– Ну конечно. – С этими словами доктор добродушно улыбнулся пожилой паре.

Мы пошли за ними, через силу заставляя себе переставлять ноги – этакая печальная троица, измученная, израненная и морально контуженная еще до того, как произошел взрыв.

– А как же Джо? – выкрикнула Кэй, цепляясь за мою руку своими тонкими, но удивительно сильными пальцами. – Он ведь там один. Мы не можем уйти сразу все вместе. Кто-то должен остаться с ним. А что, если он проснется, а рядом никого нет?

– Я посижу с Джо, пока вы не вернетесь, Кэй, – участливо предложила мама. Хотя они были почти ровесницами, моя мать выглядела на пару десятков лет моложе.

Мы последовали за врачами, и я с благодарностью взглянула на маму. Она направлялась к постели Джо, тихо плача на ходу. Я уже тогда понимала, что меня ждет. Я чувствовала это каждой своей клеточкой.

Я не могу сказать, как выглядела комната, в которую нас привели. Понятия не имею, почему они решили, что здесь вести беседу будет удобнее. Неужели более мягкие стулья были способны смягчить то, что они собирались нам сказать. Врачи представились, но я сразу же забыла их имена и фамилии. Они предложили нам воды из кувшина, стоявшего на низеньком столике, но мы отказались. Думаю, в тот момент никто из нас не смог бы держать стакан в руке, не расплескав при этом воду. Но все же один из врачей перевернул три стакана, стоявшие до этого донышками вверх, и налил в них воды. В действительности это заняло всего несколько секунд, но мне показалось мучительным оттягиванием неизбежного.

Ожидание становилось невыносимым, а для меня особенно тяжелым, потому что я уже знала, что они мне сообщат. Помню, как я смотрела в потолок, будто там находилась невидимая гильотина, лезвие которой должно было вот-вот упасть на меня. Мне было очень нужно, чтобы они все сейчас же мне рассказали. Именно сейчас. Чтобы закончилось это болезненное неведение.

– Миссис Тэйлор, нам очень жаль, что все так получилось. Боюсь, новости будут совсем не добрыми.

– Не-е-е-ет! – раздался страдальческий жалобный вой, и на какую-то долю секунды мне даже показалось. что этот звук исходил от меня, только я молчала. Это голосила мать Джо. Она согнулась пополам на стуле и обхватила себя тонкими, как палки, руками, словно стараясь уберечься от страшного удара, получить который не должна была бы ни одна женщина ее возраста. Я знала, что Фрэнк подошел к своей жене, и она ткнулась лицом ему в грудь. Его пальцы с узловатыми, как у скелета, суставами нежно гладили ее тугие седые кудри.

Доктора были внимательны и предусмотрительны. Понятно, что им приходилось проделывать нечто подобное много раз. Они снабжали нас информацией, выдавая ее маленькими порциями и предоставляя нам, таким образом, достаточно времени, чтобы переварить все услышанное. Но я сейчас чувствовала себя, как боксер на ринге, совершенно беззащитный перед противником, который без передышки наносит ему один удар за другим.

– Но он все еще дышит. Мы только что дежурили возле него. Наш мальчик продолжает дышать. Я видел это.

Доктор протянул руку и положил ладонь на плечо Фрэнка.

– За него сейчас дышит аппарат искусственной вентиляции легких. Именно он поддерживает работу сердца и кровообращение во всем организме. Но когда мы совсем недавно на некоторое время отсоединили Джо от этого аппарата, он не смог дышать самостоятельно.

– Но ему просто требуется время. Время, чтобы выздороветь. Вы же наверняка постоянно слышите о подобных случаях. И в новостях про такое сообщают. И в газетах. Люди могут находиться в коме в течение многих лет, а потом в один прекрасный день просыпаются. И все у них при этом в порядке… – Голос у Фрэнка надломился, и он хрипло закончил: – Они же выздоравливают.

Я ничем не могла сейчас ему помочь. Я понимала, что родители Джо не совсем поняли то, что пытались донести до нас врачи. Они не слышали их, потому что слишком уж жестокой оказалась для них действительность.

– Пожалуйста, не могли бы вы еще раз нам все объяснить? Эти анализы… Стволовых клеток мозга. Может быть, там какая-то ошибка или что-то не так?

Доктора посмотрели на меня, грустно покачивая головами.

– Мы проверяли Джо дважды, независимо друг от друга. К сожалению, наши выводы однозначны. Какая-либо мозговая деятельность отсутствует. Тем не менее мы, разумеется, еще раз проведем обследование, если вы настаиваете, хотя мне не хочется давать вам ложную надежду. В случае вашего мужа восстановление жизнедеятельности невозможно.

Шарлотта

Я не ожидала, что знакомство с сыном Элли так сильно подействует на меня. Теперь мне требовалось минут пять побыть одной на лестнице, прежде чем вернуться в палату к Дэвиду. Я должна была успокоиться и быть уверенной в своих действиях. Иначе я могла бы просто ворваться к нему и выпалить что-то вроде: «Ты в это не поверишь, но я только что видела твоего сына, о котором ты вообще ничего не знаешь». Но, увидев, в каком состоянии он находится, я поняла, что не имею права рисковать и говорить что-нибудь, что могло бы взволновать его. Когда ему станет получше, когда он окрепнет, вот тогда я ему все и скажу. Так я пообещала самой себе, уверенно произнося про себя эти слова, заглушая другой голос, который тихо, но настойчиво твердил мне: «А если ему не станет лучше? Если ты его потеряешь?.. И он так и не узнает, что частичка его будет продолжать жить дальше?»

Я прижала кончики пальцев к закрытым векам, чтобы избавиться от образа мальчика с глазами моего мужа, который словно впечатался мне в сетчатку, как негатив.

– Неудачный день в офисе? – поинтересовался Дэвид, одной рукой стягивая с лица кислородную маску, чтобы иметь возможность говорить.

Я очень осторожно вернула маску на место, при этом мои пальцы задержались в его густой темной шевелюре.

– Можно сказать, что так.

– Ты должна пойти домой и отдохнуть, – выдохнул Дэвид. – Ты выглядишь уставшей.

– А ты должен перестать говорить всякую чепуху, – возразила я. – Я поеду домой, когда тебе тоже разрешат отсюда уехать. – Мое сердце сжалось от боли, когда он взглянул на меня. Любовь в его глазах едва не заставила меня разрыдаться. – Как же мне повезло, что я нашла тебя!

Я вышла из палаты Дэвида, чтобы налить воды в кувшин, и в этот момент заметила Элли. Она была со свекром и свекровью. Два врача шли впереди, и по всему было видно, что они ведут всех троих куда-то подальше от отделения интенсивной терапии. По непонятной причине у меня вдруг тревожно заколотилось сердце, а во рту появился неприятный привкус желчи. Было нечто такое в этой печальной процессии, чего я никак не могла не заметить. Это было видно и в опущенных плечах Элли, и в том, как она участливо поддерживала под локоть идущую рядом с ней пожилую женщину. Казалось просто непостижимым, почему я так остро и болезненно воспринимала все, что сейчас происходило с Элли, но это было именно так.

У поста о чем-то разговаривали две медсестры, стоявшие ко мне спиной. Я не пыталась подслушивать, да и они, наверное, не знали, что рядом находится посторонний, иначе не стали бы говорить так откровенно. Внезапно все остальные звуки куда-то исчезли, и теперь я слышала только их отчетливые голоса.

– У него остался сын, представляешь? Такой милый. Ему на вид лет восемь, не больше.

Речь шла не о Дэвиде, в этом я была почти уверена, и все же почему-то сразу замедлила шаг, так, чтобы не удаляться от них на значительное расстояние.

– Правда? Как это все ужасно!

Что случилось? Мне очень хотелось расспросить их. Что именно было ужасно? При этом я понимала, что узнаю гораздо больше, если промолчу, а не начну задавать вопросы.

– Семье уже сообщили?

– Вот как раз это сейчас и происходит.

Я с силой сжала пластмассовую ручку кувшина, и вода в нем начала плескаться, грозя разлиться. Тоненькие струйки вытекли из горлышка и, стекая по моей руке, закапали на пол. Но тогда я ничего этого даже не заметила.

– Что же теперь будет?

– Все, как обычно.

– Боже, как же это печально. Хочется поскорее домой и крепко обнять всех своих, правда?

– Да. Такое желание возникает каждый раз, когда происходит вот такое.

Смысл этих слов стал мне внезапно ясен, и из моих глаз потекли слезы – неожиданные и такие горячие. Я даже не пыталась остановить их. Они заструились по щекам и закапали на пол в маленькую лужицу, которая только что натекла из моего кувшина.

Элли

– Мы придем и еще раз поговорим с вами. Через какое-то время, – заявил один из врачей.

Я, пошатываясь, встала со своего места, но тут же должна была ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть, потому что комната вдруг превратилась в некое подобие центрифуги, бешено вращающейся вокруг меня. Вот промелькнули родители Джо, слившиеся в горестных объятиях. Вот врачи в белых халатах, на их лицах смятение и сочувствие. Я увидела дверь и сразу направилась к ней нетвердой походкой. Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было уйти.

Произошло то, чего я боялась. Я боялась этого постоянно, начиная с той самой секунды, когда полицейские постучались в нашу дверь. На каком-то подсознательном уровне я понимала, что, наверное, должна была лучше подготовиться ко всему этому. И все же потрясение от того, что мой самый страшный кошмар вот-вот станет моей новой реальностью, было практически невозможно принять.

Внутри меня открывалась какая-то пропасть, огромное разверзшееся пространство, которое некогда принадлежало Джо, и, как бы я ни старалась, как бы ни любила его, я знала, что не смогу заполнить его или просто оставить за ним, потому что сейчас теряла его. Вернее, уже потеряла, если все то, что сказали мне врачи, было правдой.

– Можно мне сейчас увидеть его? – спросила я дрожащим голосом. – Мне очень нужно его увидеть. Я же могу это пока сделать, правда?

– Да, конечно. Давайте я вас отведу.

Но я очутилась у двери прежде, чем он успел подойти ко мне. Я уже вышла в коридор и, пошатываясь, бросилась назад в отделение. Фрэнк и Кэй были временно позабыты, стерты из моего сознания жгучим желанием оказаться возле Джо. Пока это еще было возможно.

У входа в отделение я столкнулась с высоким мужчиной. Он являл собой неподвижную стену из мускулов, одетую в шерстяное пальто и держащую за ручку дорогой чемодан на колесиках фирмы «Сэмсонайт». Он обхватил меня одной рукой, и я мельком отметила, что его пальто было влажным. Значит, снова пошел снег.

– Элли, Элли, тормози. Это я.

Я обняла его за шею, подумав, что дорогой одеколон все равно не мог заглушить аромата многочисленных чашек кофе. Не ускользнуло от меня и то, как он успел вымотаться за время своего путешествия, ведь ему пришлось преодолеть полмира, чтобы оказаться сейчас рядом со мной.

– Макс, ой, Макс, ты уже здесь! Слава богу, ты приехал!

– Как Джо? Как он себя чувствует?

Мой рот оказался где-то у его плеча. Я открыла его, чтобы начать говорить, но вместо слов оттуда вырвался какой-то нечленораздельный звук, больше похожий на вопль измученного болью зверя.

Макс чуть не задохнулся, еще сильнее прижимая меня к себе.

– Неужели я опоздал? Скажи, я приехал слишком поздно?

– С тех пор как Джо привезли сюда, никаких изменений не произошло, – отрывисто начала я.

На лице моего старого друга отразилось мгновенное облегчение. Но оно длилось недолго – просто он еще не ухватил сути того, что я пыталась до него донести.

– И не произойдет. Вот что они мне только что сообщили. Поэтому нет, ты не опоздал. Еще остается время, чтобы повидать его… и попрощаться.

Мы вместе вошли в палату Джо, и моя мама сразу же вскочила со стула и обняла меня. Потом она принялась легонько раскачивать меня из стороны в сторону, крепко прижимая при этом к себе, и я прильнула к ней так, как не делала уже очень давно. Не было никакой необходимости пересказывать ей все то, что сообщили мне врачи. Она все знала сама, причем даже раньше, чем я.

– Мне так жаль, Элли. Я не могу поверить, что все это происходит на самом деле.

– А может быть, стоит узнать еще чье-нибудь мнение? Существуют другие специалисты? Ну, где-нибудь? И не обязательно в Англии. Можно вызвать их откуда угодно.

На лице моей матери появилась грустная улыбка, когда она повернулась к мужчине, которого знала еще маленьким мальчиком.

– Здравствуй, Макс. Рада тебя видеть. Спасибо, что приехал. Ты очень нужен Элли.

Я хотела отстраниться от нее, чтобы опровергнуть ее слова. Нет, не Макс был мне нужен, а Джо. Мне был нужен Джо, Джейку тоже был нужен он, и его родителям. Но это уже не имело никакого значения, потому что все мы в любом случае скоро должны были его потерять. Очень скоро, так скоро, что сердце начинало болеть. Люди, которые любили Джо и которым он был так нужен, должны были принять сложнейшее решение в своей жизни и отключить аппараты, благодаря которым он пока еще оставался с нами.

Нам позволили оставаться с Джо всем пятерым одновременно. Каким-то образом правило «только два посетителя и не больше» было проигнорировано, и это стало последним доказательством того, что времени у нас оставалось очень мало. Родители Джо сидели с одной стороны больничной койки, а я с другой, крепко держа своего мужа за руки, так, чтобы этого хватило на следующие лет пятьдесят или около того. Макс вел себя великолепно, он делал все, о чем его просили, и при этом мы даже не замечали, что он устал или на него как-то подействовала разница в часовых поясах. Если он не выходил, выполняя очередное поручение, то просто стоял за моим стулом, как часовой, чуть касаясь ладонью моего плеча, таким образом давая понять, что он все время здесь. Это помогало. Чуть-чуть.

Врачи провели третье и окончательное обследование около двенадцати дня, и я думаю, его результаты никого из нас не удивили.

– Нам очень жаль… – начал один из них, когда они присоединились к нашему печальному собранию в комнате для посетителей.

– Скажите, неужели сделано все возможное, что только могло быть сделано? – спросил Макс в приглушенной тишине сразу после слов врача. – Не хочу показаться грубым или бестолковым, но если все упирается в финансы или…

Но врачи, похоже, даже не обиделись. Наверное, они уже привыкли к тому, что родственники и друзья в подобных случаях отчаянно хватаются за спасительную соломинку.

– Состояние мистера Тэйлора с самого начала, как только он попал сюда, было тяжелым. Наши попытки привести его в чувство были всесторонними и исчерпывающими. – Доктор занял место возле меня и осторожно накрыл рукой мою ладонь. Голос его смягчился. – Мы изо всех сил пытались спасти его, потому что знали, как он оказался тут. Маленький мальчик остался жить только благодаря мужеству вашего супруга. Мы на самом деле не хотели проиграть это сражение, и вы должны понимать это.

В горле у меня встал комок, поэтому я не смогла произнести ни слова, лишь стала резко кивать сквозь навернувшиеся на глаза слезы. Я верила в его искренность.

– Я понимаю, что для всех вас сейчас настали сложные и страшные времена, но есть решение, которое вам нужно принять, причем всем вместе, как одной семье.

Я перевела взгляд на свекра и свекровь, которым придется пережить потерю своего единственного сына. Их взгляды, фигуры, каждое движение свидетельствовали об абсурдности всей этой ситуации. Они были уже стариками. И поэтому предполагалось, что они уйдут первыми. Ни один родитель – никогда – не должен пережить своего ребенка, особенно когда ему уже далеко за семьдесят.

– С вашего разрешения, – продолжал врач, – через некоторое время с вами поговорит еще один человек из больницы, но только из другой бригады.

Моя мама, сидевшая возле меня, неожиданно обняла меня за плечи и привлекла к себе. И я снова догадалась, что она уже знала, о чем пойдет речь.

– С вами встретится один из членов команды трансплантологов. – Врач помолчал, а потом добавил: – Я полагаю, вам известно, что ваш муж носил в своем бумажнике карточку донора?

Отказ, как и согласие, последовали с неожиданной стороны.

– Черт, я просто не могу в это поверить. Прости, Элли, но они сейчас ведут себя как самые настоящие стервятники. Боже мой, Джо еще не умер, а они уже собираются поговорить с тобой насчет… насчет всего этого, – взорвался Макс, когда врачи ушли.

– Именно так все это и делается, сынок, – спокойно ответил ему Фрэнк. Теперь слезы открыто текли по его щекам, и он даже не пытался их вытереть. – Только так у них все и получится. Очень важно, чтобы все органы… функционировали… пока, пока… до самого последнего момента. – Он на ощупь отыскал ладонь Кэй и сразу же ухватился за нее.

– Я не знаю, – заговорила я, ощущая груз невероятного решения, которое должна была принять. Такое не должно было случиться, ведь от этого мое и без того разбитое сердце должно было расколоться еще раз. – Не думаю, что я способна дать им разрешение, чтобы… – Я чуть не задохнулась, пытаясь отыскать правильные слова. – То есть да, конечно, я знала, что у него всегда с собой была эта карточка, но все равно…