Текст книги "Наша песня"

– Это то, чего он хотел. – Мне было особенно страшно услышать эти слова от женщины, которая подарила Джо жизнь. Кэй потянулась к своей сумочке, вынула оттуда вышитый носовой платок и зачем-то промокнула им покрасневшие глаза, после чего повернулась к своему мужу. – Даже когда он был еще маленьким мальчиком, не старше, чем сейчас Джейк. Это то, чего он хотел и сам говорил об этом. Он решил так, когда узнал все от Эрика. Конечно, для этого ему надо было стать взрослым, но он никогда об этом не забывал. Никогда.

Мне в голову начали приходить обрывки давнего разговора, смешанные с какими-то другими такими же неясными воспоминаниями.

– Это же его дядя, – вдруг произнесла я, когда до меня дошло, о чем она говорила, и тогда все подробности разговора начали понемногу выкристаллизовываться в памяти уже в подробностях.

Фрэнк улыбнулся, хотя поток его слез ничуть не уменьшился. Теперь я думала о том, остановится ли он вообще когда-нибудь.

– Значит, он тебе рассказывал? Он рассказывал тебе о моем старшем брате Эрике? Брат болел всю жизнь, и когда Джо был еще ребенком, ему стало совсем плохо. Мой брат так и не женился, не завел семьи, но он сильно привязался к нашему мальчику, и эта симпатия стала взаимной. Примерно в то время, когда Джо исполнилось восемь, брату пересадили почку, и эта операция спасла ему жизнь. С тех пор Джо всегда повторял, что, если с ним когда-нибудь что-то случится, он хотел бы стать донором. Он говорил это достаточно убедительно, насколько я помню.

Фрэнк повернулся к своей жене, и я поняла, насколько отчетливо сейчас перед ними обоими предстал светлый образ их мальчика, такого маленького, но уже такого серьезного и искреннего. Впрочем, мне это было несложно, потому что он был во всех мельчайших деталях похож на нашего сына.

Фрэнк закрыл глаза, и, несмотря ни на что, я сумела оценить, чего ему стоило произнести следующие слова.

– Очевидно, Элли, ты его жена и ты должна принять свое собственное решение. Но что касается его матери и меня самого, – тут он повернулся к Кэй, и та кивнула, подтверждая свое согласие, – что ж, мы бы хотели отдать должное желанию самого Джо. Пусть эта ужасная трагедия принесет хоть что-то хорошее. Пусть будет так, как он бы и сам поступил в своей удивительной и замечательной жизни. Пусть Джо поможет другим.

Женщина из команды трансплантологов говорила тихо, с уважением и состраданием. Тем не менее встреча с ней – без всякого сомнения – была, пожалуй, самой тяжелой, которую мне пришлось перенести в своей жизни. Она объяснила мне в подробностях, как все будет происходить, напомнила, сколько людей получат шанс на жизнь в результате благородства и великодушия Джо (это ее слова, а не мои). Можно будет спасти до восьми человек, если только я скажу «да», осторожно произнесла она. Или, соответственно, последуют девять бессмысленных смертей в том случае, если я скажу «нет». Это если включить в общее число и самого Джо, с грустью отметила я про себя. Но, конечно, дело тут было совсем не в математике, и я это прекрасно понимала.

Макс единственный сопровождал меня на встречу с медсестрой-трансплантологом из бригады забора органов. Родители Джо, несмотря на все свое мужество, отказались на ней присутствовать, хотя я и предложила им это. Во все продолжение встречи мой друг крепко держал меня за руку. Я была благодарна ему за советы, за те практические вопросы, которые он посоветовал задать, потому что к тому времени я уже еле сдерживалась, а решить еще предстояло очень многое. И все же, когда медсестра достала огромную пачку документов, которые я должна была подписать, Макс наверняка ощутил, как я вся напряглась от ужаса.

– Как быстро мы должны дать ответ? – спросил он. – Можете дать нам день или два, чтобы все обдумать?

Глаза женщины были полны сочувствия, когда она с сожалением покачала головой:

– Боюсь, что все это нелегко говорить, но чем раньше вы сможете прийти к решению, тем будет лучше. И не только для реципиентов органов, но также и для вас и всей вашей семьи. Никто не собирается на вас давить или торопить с тем, что дается вам с трудом. Но дело еще и в том, что шансы на положительные результаты, которые мы ожидаем от пожертвования, уменьшаются с каждым днем. Время здесь работает против нас, а людей, которые ожидают нужный им орган, как всегда, значительно больше, чем подходящих доноров. Между прочим, в этом же самом отделении лежит пациент, чья жизнь зависит от того, найдется ли для него подходящий донор.

Я застыла, услышав ее слова, потом, ошеломленная, взглянула на Макса. Он не сразу понял выражение моего лица, затем его изумленный взгляд сменился другим, выражавшим полное недоверие словам медсестры. Словно он никак не мог поверить в услышанное.

– Вот здесь, в реанимации? Пациент нуждается в трансплантации?

Медсестра была более чем удивлена моим вопросом, будто ее застали врасплох. А может, так на нее подействовал ужас в моих глазах.

– Вы же не хотите сказать, что это Дэвид? Дэвид Уильямс?

Мне стало ясно, что женщина чувствует себя неловко.

– Простите, миссис Тэйлор, но мне не разрешено обсуждать с вами состояние других пациентов. С моей стороны было весьма неблагоразумно упоминать об этом, и теперь мне остается только извиниться перед вами.

Я не слушала ее слов раскаяния. Она могла иметь в виду только Дэвида. Кроме него и Джо других пациентов в отделении не было. Следовательно, она говорила именно о Дэвиде. Это Дэвид был тем самым мужчиной, которому было необходимо горе другой семьи (но только не нашей), которая должна была принять решение и позволить врачам забрать жизненно важный орган (сердце, Боже мой, речь идет о его сердце!), чтобы сделать с ним нечто невероятное после того, как их любимого человека уже не станет. Но это не должен быть Джо, нет, только не он. Так много нельзя просить ни у кого.

Где-то далеко я слышала голос Макса. Он задавал медсестре именно тот вопрос, который я сама никогда бы не осмелилась озвучить.

– Вы хотите сказать, что сердце Джо может быть пересажено другому пациенту из этого отделения – Дэвиду Уильямсу?

Медсестра ответила не сразу. Я уверена, что она чувствовала, как горят сразу две пары глаз, с нетерпением ожидая ее ответа.

– Нет-нет, конечно же нет. Существует множество факторов, которые надо учитывать при пересадке органов. Самое главное, требуется соблюдение очередности. Есть пациенты, которым нужна срочная операция. Но и многое другое тоже приходится принимать во внимание. Многие параметры должны совпадать – или быть максимально приближенными – к параметрам пациента, чтобы операция прошла удачно, и об этом нельзя забывать. Это группа крови, возраст, вес. – Она ласково улыбнулась. – Шансы на то, что в одном и том же отделении находятся и реципиент и донор и при этом данные одного из них подходят для трансплантации органа другому… бесконечно… в общем, ничтожно малы.

Ничтожно малы, повторила я про себя, забирая у сестры кипу документов, которые она мне тут же вручила, и позволив Максу увести меня из комнаты. Но насколько малы эти шансы? Можно ли сравнить это с вероятностью того, что вы обнаружите мужчину, который был вашей первой любовью, и мужчину, которого безумно любите сейчас, в одну и ту же ночь в одной и той же больнице? Это просто смехотворно. Здесь не может быть ни объяснений, ни логики, к чему я, впрочем, уже успела привыкнуть.

– Вы хотели попросить меня о чем-то, миссис Тэйлор?

Я покачала головой и попыталась успокоиться. То, о чем я собиралась попросить его, было слишком важно, и я не имела права расплакаться и бормотать что-то невразумительное.

– Я хотела рассказать вам о Джо. О том, какой это человек. Прежде, чем вы начнете свою работу сегодня вечером, я хотела, чтобы вы узнали, что он – гораздо больше, чем просто один из тех, кто носит при себе донорскую карточку. Я хочу, чтобы вы знали, что он обладает удивительным чувством юмора, это правда, и мы с ним постоянно хохочем. Он очень добрый и внимательный, и не только к членам своей семьи – ко всем. Я не могу назвать ни одного человека, кому бы он не понравился. Он на самом деле замечательный, для своих родителей он значит целый мир, так же, как и для своего сына… и для меня.

В больницах все происходит по расписанию. Заранее готовятся операционные, все идет своим чередом. Я прекрасно понимала, что где-то в этом здании профессионалы-медики уже ждут часа, когда начнется их работа. А там, снаружи, в темной снежной ночи, уже готовились куда-то мчаться кареты «Скорой помощи» и, возможно, даже вертолеты. Но их работа начнется только тогда, когда свою закончит вот этот хирург. Однако на его лице я не заметила и следа беспокойства, когда он стоял передо мной, чуть наклонив голову и слушая, пока я пыталась за пару минут выдать ему все то, на что у меня самой ушло восемь лет, в течение которых я любила и узнавала этого человека, которого сейчас передавала ему.

Когда я наконец замолчала, я увидела тепло и доброту в его глазах.

– Миссис Тэйлор, похоже, ваш супруг – такой человек, познакомиться и подружиться с которым я и сам бы почел за честь. Даю вам слово, что, пока Джо будет находиться со мной и моей командой, мы будем обращаться к нему больше чем просто с уважением, но также с восхищением и благодарностью. Джо был мужественным человеком, пока жил, но то, что он делает сейчас, что оставляет нам, – это даже более смело и мужественно. То же самое относится и к вам самой.

Я покачала головой, но его слова убедили меня в том, что я достаточно красноречиво описала ему Джо. Итак, я рассказала им про Джо. Я полезла в сумочку за платком и почувствовала острый край пластиковой коробочки. Вопрос слетел с моих губ прежде, чем я могла обдумать его.

– Я видела в кино, что иногда во время операций играет музыка. Вы практикуете это?

Мистер Бертрам склонил голову.

– Да, это так. Я лично предпочитаю классику. В частности, Дебюсси.

Я медленно достала из сумочки плоскую коробочку. Последний раз я видела ее пару дней назад, когда вытаскивала из проигрывателя в машине. Тогда я поменяла диск на что-то другое, что мне было больше по вкусу. Обложка диска ярко сверкнула под лампами дневного света: гитара, стог сена и сброшенная кем-то ковбойская шляпа.

– Можно ли сделать так, чтобы играла вот эта музыка, когда вы… когда… во время…

– Я с удовольствием это сделаю, – пообещал он, забирая у меня диск.

– Четвертый трек – его любимый.

– Я обязательно позабочусь о том, чтобы он был проигран.

Я протянула руку человеку, которого, как я понимала, больше никогда не увижу, но лицо которого не забуду никогда.

– Спасибо, что выслушали меня.

– Это мы должны благодарить вас и вашего мужа за то, что вы оба делаете. – По его словам я поняла, что наша встреча подходит к концу. – Теперь мне надо идти, если только вы больше не хотите мне ничего сказать или попросить о чем-то, миссис Тэйлор.

Казалось, этот вопрос так и повис в коридоре, в воздухе, пропитанном антисептиком.

– Нет, мистер Бертрам. Больше ничего. Совсем ничего. – С этими словами я повернулась и ушла прочь.

Три вещи поразили меня, когда я вернулась в отделение интенсивной терапии. Первое – то, что здесь уже собралась небольшая группа людей, на зеленой форме которых с помощью трафарета была нанесена надпись «Операционная». Они слонялись возле поста медсестер и старались оставаться незамеченными. Это собрались последние сопровождающие Джо, и теперь они ждали его самого.

Вторым шоком стал голос Макса, хриплый и надломленный, когда он заканчивал одностороннюю беседу с мужчиной, которому уступил свое место моего лучшего друга.

– Что касается денег – даже не думай об этом. Ни на секунду, хорошо? Считай, что об этом уже позаботились, ладно? – Макс глубоко вздохнул. – Что касается всего остального, могу пообещать тебе, что я буду присматривать за ними. Постоянно. Можешь не стесняться и поразить меня громом, если я сделаю что-то не так, как тебе того хотелось бы.

Я молча подошла к своему другу и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул от моего прикосновения, как от электрического тока.

– Не надо вот так подкрадываться к людям.

– Почему? Потому что это плохо – подслушивать, как сильно тебя любят? – Я переместила руку с его плеча на щеку. Потом заглянула ему в глаза, которые заметно покраснели с тех пор, как я вышла из палаты. – Но в любом случае я все это и так знала, – с нежностью произнесла я, целуя его в лоб.

– Тебе надо было бы прийти сюда на пару минут пораньше, когда я обещал ему, что обязательно возьму Джейка в Нэшвилл, как только он подрастет.

На моих губах показалась грустная улыбка.

– Джо это бы понравилось.

Наступила долгая пауза, которую в конце концов нарушил Макс:

– Ты сказала хирургу все, что хотела?

Я печально кивнула.

– Да. – Потом набрала в легкие побольше воздуха, чтобы стать увереннее, и произнесла: – А сейчас мне хотелось бы остаться с Джо наедине.

Макс как-то неуклюже поднялся на ноги, одновременно ударившись и о стул, и о край койки Джо на пути к выходу. Когда он повернулся, стало ясно, отчего он постоянно спотыкается. Глаза его застилали слезы.

– Пусть земля тебе будет пухом, приятель.

И вот, наконец, последняя неожиданность. После долгого дня, полного слез, мои глаза вдруг высохли. Я уже не чувствовала себя так, будто оцепенела от боли. Нечто большее отодвигало эти ощущения в сторону. Мне потребовалось некоторое время, чтобы определить, что же это такое. Любовь. Я слишком сильно любила Джо, чтобы посвятить эти последние минуты с ним горю и страданиям. Нет, у нас все было не так. Это было бы непохоже на нас. И последние моменты никак нельзя было портить слезами. Это было бы неправильно.

Очень осторожно я подняла его руку и провела бесчувственными пальцами по своему лицу. Своей рукой я провела по его лицу. Мне показалось, что в этот миг я каким-то священным образом связываю наши души вместе. Я старалась запечатлеть воспоминания о нас обоих… чтобы потом мы смогли найти друг друга.

За моими сомкнутыми веками калейдоскопом промелькнул целый ряд картинок-воспоминаний. Наш первый поцелуй. Первый раз, когда он аккуратно стянул с меня одежду. Его руки – обычно такие сильные и уверенные – дрожали, когда он касался меня, словно я была сделана из тончайшего фарфора, – красивая, но очень хрупкая. Образы менялись, и я снова увидела тот его взгляд, когда я пришла к нему. Эта страсть удивила нас обоих. И до сих пор удивляла… вернее, удивляла бы.

Наконец мои пальцы добрались до его рта. Я не обратила внимания на пластиковую трубку, предпочитая видеть лишь его улыбку, принадлежавшую только мне. Я наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, все еще такие розовые и теплые. Они не двигались, но в моих мыслях и в моей голове они отвечали на мой поцелуй, руками он привлекал меня к себе и прижимал все крепче и крепче.

– Здесь еще ничего не кончается, Джо. Только не для нас. – Я провела губами по его губам, вдыхая жизнь в обещание, которое он, я знала, вопреки всему, слышал, где бы ни находился. – Мы обязательно увидимся снова.

Эпилог

Такси подъехало к шикарному жилому дому. Элли подалась вперед и, вытянув шею, посмотрела на верхний этаж. Стекла в окнах пентхауса сверкнули ей в ответ в ярком июньском солнечном свете.

– Мы прибыли, – сообщила она своему спутнику.

Тот наклонился, занятый изучением электронного приспособления, которое держал на ладони. Потом он перевел на нее взгляд, сунул гаджет в карман и улыбнулся. Они подождали, пока такси затормозит, и вместе подошли к изящным кованым воротам. Тихо зажужжала камера наблюдения, пока Элли искала на табличке со списком жильцов знакомую фамилию. Когда она нажимала на верхнюю кнопку, пальцы ее слегка дрожали, и она не удивилась, что ее спутник тоже заметил это. В последние дни он внимательно наблюдал за ней.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался он. – Ты нервничаешь?

Она замотала головой, но потом вспомнила, что они обещали всегда говорить друг другу только правду:

– Ну, наверное, немножко.

– Мы можем и не заходить внутрь, – предложил он.

Секунду она обдумывала его слова, потом снова замотала головой:

– Нет, надо идти.

Шарлотте не сиделось на одном месте. За последние полчаса она уже раз десять подходила к двойным стеклянным дверям прихожей. Даже прикладывала ухо к вделанной в стену сверкающей серебристой панели, которая отпирала дверь, с волнением думая, уж не испортилось ли это устройство. Ее каблучки громко застучали по мраморному полу, когда она приблизилась к столу, на котором стояла высокая ваза со светло-желтыми, словно вылепленными из воска, орхидеями и лежал ее мобильный телефон. Она проверила его, ожидая увидеть сообщение от Элли, которое та отправила в последнюю минуту, чтобы сообщить, что встреча отменяется. Но никаких эсэмэсок не поступало.

Стала ли бы она обвинять Элли, если бы та отказалась от встречи? По совести говоря, вряд ли. Несмотря на частые телефонные звонки, это будет их первое свидание за полгода после той жуткой декабрьской ночи в больнице. С тех пор столько всего успело произойти! Шарлотта стала совсем другим человеком, и, насколько она понимала, Элли тоже уже была не та, что прежде. Да это и не удивительно. То, через что им пришлось пройти, способно было изменить любого.

Новая Шарлотта оказалась мягче старой, более терпимой к слабостям других и не такой придирчивой. В последнее время она стала вовремя уходить с работы, убедившись, что ее персонал поступает точно так же. Когда подходишь к краю разверзшейся пропасти и чувствуешь на своем лице порывы ветра… Только глупец не воспримет это как предвестника грядущих перемен. Самым большим сюрпризом для обеих женщин – ее самой и Элли – стала вновь возникшая и быстро окрепшая дружба между ними. Никто и не заметил, как она родилась – поначалу тонкая, как паутинка, и едва различимая, но притом на удивление прочная.

Экран панели управления внезапно ожил, и на стене перед Шарлоттой предстало изображение ее гостей. У нее перехватило дыхание. Она нажала на кнопку, чтобы впустить их в дом, и стала наблюдать за тем, как они пересекли небольшой дворик и поднялись по ступеням к центральному входу в здание. Она выждала всего секунду, отлично понимая, что сейчас не просто впускает Элли в свой дом. В действительности она впускала ее в свою жизнь. Хотела ли она этого? Справится ли она? Шарлотта закрыла идеально подведенные глаза еще на секунду и только тогда нажала на кнопку.

– Какая роскошь, – заметила Элли, когда они вошли в здание и прямо перед ними разъехались в стороны сияющие бронзовые двери лифта. Ее спутник лишь пожал плечами, но Элли не удивилась тому, что обстановка не произвела на него должного впечатления. Кнопок в лифте не оказалось. Он был запрограммирован, и кабина уже «знала», кто впустил сюда этих людей и на какой этаж их следует поднять. На каждом этаже размещалось всего по одной квартире.

Путешествие в пентхаус на десятом этаже оказалось достаточно коротким, и Элли не успела изменить свое решение. Но вместе с тем оно было и относительно долгим, а потому она все же успела спросить себя, была ли эта затея вообще стоящей. Кабина лифта мягко и беззвучно остановилась, двери разошлись в стороны, и перед ними предстала Шарлотта.

Наступил неловкий момент, женщины колебались, прежде чем заключить друг дружку в объятия, которые вышли какие-то неуклюжие и вялые. Но это можно было легко понять, если учесть все обстоятельства данной встречи. Шарлотта перевела взгляд на человека, стоявшего рядом с Элли. Он был выше, чем она предполагала, и одет просто, в рубашку и джинсы. Если он нервничал или испытывал какую-то настороженность, то ему это удавалось искусно скрывать.

И хотя Шарлотта находилась у себя в доме, то есть на своей собственной территории, она вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Весь день она готовилась к этой встрече. Холодильник ломился от всевозможных закусок, которые она закупила в местных магазинах деликатесов. Свежевыпеченный хлеб и наборы пирожных с кремом ждали их на кухне. Вино уже охлаждалось в ведерке, в буфете стояли разнообразные безалкогольные напитки. Она понятия не имела, чем их угощать, поэтому на всякий случай закупила всего и побольше.

Какое-то движение привлекло внимание Элли. Квартира оказалась огромной, и жилое помещение плавно переходило во вместительный балкон, простирающийся во всю длину комнаты. Ведущие наружу стеклянные двери были широко распахнуты, и, отвернувшись от чудесного вида – очертаний городских зданий на фоне неба, – к ним навстречу шел мужчина. Неожиданно мальчик, стоявший рядом с Элли, крепко ухватил ее за руку.

– Пожалуйста, заходите, – пригласила Шарлотта.

Если она что-то и добавила, то Элли больше ничего не услышала из-за сильного биения собственного сердца. Так же внезапно ее охватили серьезные сомнения. Может, это была плохая идея? Может, еще слишком рано для всех затевать нечто подобное?

Дэвид переступил порог балкона и оказался в комнате. Он выглядел сильным, здоровым и излучающим энергию. Это был совсем не тот мужчина, которого Элли видела в больнице, – слабый, хватающий ртом воздух и соединенный трубками с самой разнообразной медицинской аппаратурой. Этот человек был полон жизненных сил. На какую-то долю секунды Элли даже подумала, не обижается ли она на него за это.

– Привет, Элли, – негромко произнес Дэвид. – Я действительно очень рад, что ты решила прийти сегодня. Спасибо.

Элли чуть заметно благодарно склонила голову.

– А ты, наверное, и есть Джейк?

Дэвид впервые смотрел на своего сына. Они не стали обмениваться рукопожатиями или бросаться друг к другу с объятиями. Очевидно, инстинкт подсказал мужчине, что ни одна из традиционных форм приветствия не была бы сейчас уместна. Голос Дэвида казался совершенно спокойным и даже сдержанным, но женщины, находившиеся в комнате и хорошо знавшие его, знали, что все сейчас отражалось в его глазах.

Джейк сделал шажок вперед и долгое время молча смотрел на своего отца.

– А ты похож на меня, – тихо сказал он.

Улыбка Дэвида была до боли знакома Элли. Она знала ее из своего прошлого, из воспоминаний, а еще потому, что это была еще и улыбка ее сына.

– Нет, не совсем, – просто ответил Дэвид. – Ты выглядишь гораздо лучше.

– Элли, прошу тебя, присаживайся, – настойчиво повторила Шарлотта.

Элли хотелось постоять рядом с Джейком, но Шарлотта чуть ли не насильно усадила ее на удобный диванчик, обитый удивительно мягкой кожей.

– Я сейчас принесу тебе подушку или что-нибудь еще, – засуетилась она и поспешила в соседнюю комнату. Ее волнение и старания устроить гостью поудобнее произвели как раз противоположный эффект.

Хотя Дэвид не имел опыта общения с детьми, он, казалось, прекрасно справлялся со своей задачей не надоедать Джейку и не засыпать его вопросами. Вместо этого он обратился к своей бывшей подруге:

– Как поживаешь, Элли? Ты выглядишь просто великолепно. – Элли засмеялась, отмахнувшись, не приняла комплимент, но Дэвид не отступал: – Нет, я серьезно говорю. Я тебя никогда еще такой красивой не видел.

Шарлотта вернулась из соседней комнаты с подушкой в руках. Она на секунду замерла, услышав слова Дэвида, и тут же грустно улыбнулась.

– Соглашусь, – добавила она. – Ты просто вся светишься.

Элли прикусила губу. Она понимала, как тяжело подруге произносить эти слова. Шарлотта подсунула ей подушку за спину, и Элли благодарно улыбнулась, инстинктивно сложив руки на округлившемся животе. Как будто понимая важность момента, еще не родившаяся девочка внутри нее, дочка Джо, ощутимо лягнула ее в ладонь. Шарлотта заметила это движение через ткань платья Элли, и хотя на лице ее тут же отобразилось удивление и даже потрясение, никакой зависти там не было, да и быть не могло.

– Ты тоже хорошо выглядишь, – сказала Элли Дэвиду.

– Со мной все в порядке, – подтвердил тот. – Даже лучше, чем я мог ожидать. – Он помолчал, словно неуверенный в том, следует ли ему закончить фразу, и все же добавил: – И все благодаря тебе.

Элли сомкнула веки, потому что в этот момент у нее защипало глаза от слез. Дорогой пентхаус тут же исчез, и его место занял больничный коридор и та долгая декабрьская ночь, которая навсегда связала их жизни. Она слышала эхом раздававшийся голос хирурга: «Может быть, вы еще что-то хотите сказать или спросить, миссис Тэйлор?»

Она ответила отрицательно. Она прошла с полдюжины шагов, прежде чем обернуться. Впрочем, она всегда знала, что обязательно обернется.

– Я слышала что есть такая вещь, как «назначенное пожертвование». Если это так, то внизу, в интенсивной терапии, лежит мужчина. Его зовут Дэвид Уильямс…

В ту минуту мистер Бертрам не мог дать никаких гарантий. Он только сказал, что позаботится о ее просьбе. Но пока Элли рыдала в объятиях Макса в такси по пути домой из больницы, Дэвида уже готовили к операции.

Дэвид сидел на плетеной банкетке на балконе, и после одобрительного кивка своей матери к нему присоединился Джейк.

– Я даже не знаю, как должен называть тебя, – наконец заговорил мальчик.

– Мне кажется, что Дэвид звучит неплохо, – ответил его отец.

Джейк, внимательно изучавший шнурки своих кроссовок, поднял голову. В его глазах светилось заметное облегчение.

– Ну, хорошо… Я не знал, может быть, ты бы захотел, чтобы я называл тебя папа, или отец, или как-то так…

Дэвид взглянул на Элли, и его глаза потеплели. Он наклонился поближе к сыну.

– Я не твой отец, Джейк. И я никогда, никогда не буду делать вид, будто им являюсь, и никогда не попытаюсь занять его место. Твоего отца звали Джо, он был замечательным парнем, и мне очень жаль, что я уже никогда не познакомлюсь с ним. Я знаю, как ты по нему скучаешь.

Джейк отчаянно закивал, и шнурки кроссовок снова привлекли его внимание.

– Но он весь не ушел от нас, ты должен это понимать. Частица его будет жить всегда.

Джейк поднял глаза, на его лице засветилось понимание. Он указал на грудь Дэвида и произнес:

– Ты имеешь в виду, вот тут?

Улыбка Дэвида получилась до боли грустной, и он отрицательно покачал головой.

– Нет, я имел в виду вот тут, – поправил он, указывая, в свою очередь, на грудь Джейка.

Дэвид замолчал и снова посмотрел на Элли, на лице которой читалась смесь удивления и восхищения.

– Я знаю, что ты уже достаточно взрослый и понимаешь, что мы с тобой – родственники. Может быть, тебе даже известно, что официально я являюсь твоим так называемым биологическим отцом. Но твоим папой был Джо Тэйлор. Это он менял тебе подгузники, когда ты был еще совсем маленький, ухаживал за тобой, когда ты болел, и поднимал тебя, когда ты падал и обдирал себе коленки.

– Он делал все без исключения, все самое главное, – подтвердил Джейк. – А еще наказывал.

Дэвид тихо рассмеялся.

– Да, но хорошего было больше. Он играл с тобой, воспитывал тебя, и вот ты стал умным, отличным парнишкой. Значит, он будет тоже продолжать жить, – негромко подытожил Дэвид. – Он будет жить в тебе.

Элли понятия не имела, была ли речь Дэвида заготовлена и отрепетирована или же он выдавал удачный экспромт. Впрочем, сейчас это не имело значения. Главное, что он сумел попасть в самую точку.

– Я не хочу становиться твоим папой, – повторил Дэвид. – Потому что неважно, здесь ли он или нет, у тебя всегда будет этот удивительный мужчина, который заслуживает всегда носить это звание. А вот кем бы я хотел стать, – признался он, нагибаясь еще ближе к Джейку, – так это твоим другом. Если ты мне это позволишь.

– Наверное, это будет правильно, – согласился Джейк и посмотрел на Элли, которая тут же наградила его гордой, хоть и немного грустной улыбкой.

Джейк нервно прикусил губу, борясь с искушением задать вопрос, но не зная, как оформить его словами.

– Можно мне… можно мне его посмотреть? Шрам от операции, можно?

– Ой, Джейк. Я не думаю, что… – начала Элли, пытаясь встать с мягкого диванчика, который вместе с подушками поглотил ее почти целиком.

– Все в порядке, – негромко произнес Дэвид. Его взгляд упал сначала на Шарлотту, а потом на Элли – он искал у них поддержки. – Я не возражаю. – Он поднялся со своего места, и его руки тут же потянулись к пуговицам на рубашке. Сильные загорелые пальцы неспешно расстегивали их одну за другой, постепенно обнажая мускулистый торс. Он не стал снимать рубашку, только распахнул ее пошире, так, чтобы стала видна узкая полоса в центре груди. Мягкие темные волоски, которыми было покрыто его тело и которые стрелой уходили к ремню на его джинсах, так и не выросли на этой красной линии, хотя кожа выглядела вполне здоровой. Джейк тоже соскользнул со своего места и подошел поближе, уставившись на шрам.

– Можно мне его потрогать?

Дэвид кивнул. Элли и Шарлотта обменялись взглядами. Элли бережно обхватила одной рукой свой округлый живот, а другую протянула к стоявшей неподалеку женщине. Шарлотта крепко сжала ее ладонь.

Дэвид немного нагнулся, упростив задачу для Джейка. Рука мальчика словно стала мостиком, убравшим последнее пространство, еще остававшееся между ними. Он осторожно дотронулся указательным пальцем самого начала красного шрама и провел им по всей длине зарубцевавшейся кожи.

– Болит?

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Уже нет. Это хорошее сердце. И действительно сильное.

Джейк кивнул так, словно всегда и сам знал это. Он снова провел пальцем по шраму, на этот раз снизу вверх, медленно и как будто с благоговением. При этом прикосновении под его детскими пальцами уверенно билось здоровое сердце.

– Привет, пап, это я, – прошептал он.

Дэвид с нежностью взял маленькую ладошку Джейка в свою руку.

– Он слышит тебя, Джейк. Я знаю, что это так.

Это была не традиционная семья. И, конечно, не совсем привычная. Но когда трое взрослых людей посмотрели друг на друга поверх головы мальчика, каждый из них понял, что они как раз и есть семья. В течение многих лет их жизни были связаны одна с другой. Иногда повороты судьбы могли даже показаться совершенно невероятными. И все же каким-то образом каждая минута этих неожиданных событий вела их сюда. В этот миг, в это место, где они стали именно тем, кем стали – все вместе и со своим общим будущим.