Текст книги "Грипп. В поисках смертельного вируса"

Что касается статьи Таубенбергера, то она вышла наконец в свет в марте 1997 года, сделав не особо рвавшегося к славе и проведшего большую часть жизни в полной безвестности ученого звездой средств массовой информации. «Мой домашний телефон раскалился от звонков. Неожиданно оказалось, что не менее восьмидесяти журналистов хотят взять у меня интервью. Меня пригласили выступить живьем на общенациональном канале телевидения, а потом по национальному общественному радио. Это превратилось в какое-то безумие!»

Однако, как выяснилось, странности только начинались. Всего два месяца спустя таинственная смерть в Гонконге заставила специалистов во всем мире буквально содрогнуться от ужаса. Совершенно внезапно на горизонте замаячила потенциальная перспектива новой убийственной пандемии гриппа.

8. Угроза из Гонконга

Доктор Нэнси Кокс проводила отпуск в Вайоминге, когда ей позвонили из лаборатории в Атланте. Ее вирусологи только что завершили, как им казалось, совершенно рутинный анализ с целью определения штамма вируса гриппа, образец которого был получен у одного из пациентов в мае того же года. Образец пролежал в лаборатории с месяц, дожидаясь своей очереди быть протестированным. Но когда Кокс, возглавлявшая лабораторию инфлюэнцы Центра по контролю заболеваемости и профилактике, услышала результаты анализа, у нее усилилось сердцебиение и адреналин волной разлился по венам. Вирус принадлежал к типу H5N1. То есть это был штамм гриппа, который в принципе никак не мог заразить человека. Но все оказалось еще хуже. Как сообщили Кокс, инфицированным был ребенок – трехлетний мальчик из Гонконга. И он уже умер.

Дело было в августе 1997 года. Джеффри Таубенбергер совсем недавно опубликовал первоначальный анализ генов вируса гриппа 1918 года, которые удалось извлечь из тканей легких рядового Вона. Однако он еще не успел определить, что именно сделало тот вирус столь смертоносным. А потому члены лабораторной группы Кокс не могли определить, имелись ли черты сходства между вирусом, убившим мальчика в Гонконге, и гриппом 1918 года, и никто не в силах был предсказать, не пройдется ли новый гонконгский грипп таким же смертельным ураганом по планете, оставляя на своем пути горы трупов. И это был первый вопрос, который пришел в голову самой Нэнси Кокс: что, если они получили первый сигнал о нашествии новой фатальной пандемии? Хотя, с другой стороны, напоминала она себе, они могли иметь дело с таким же случаем ложной тревоги, которая привела к панике в 1976 году после смерти от свиного гриппа всего лишь одного американского солдата.

Несколько дней подряд Кокс провела в непрерывных групповых совещаниях по мобильным телефонам со своими сотрудниками и другими учеными, решая, какие шаги следует предпринять. Несколько ночей она проворочалась в постели, не в силах заснуть от беспокойства. Вирусологи и эксперты в области гриппа не могли себе позволить при таком обороте событий ни малейшей ошибки.

До этого момента особых оснований для опасений по поводу вирусной инфекции вроде бы не существовало. Действительно, смерть совсем маленького ребенка не могла не пугать, но его лечащие врачи не были даже уверены, что причиной послужил именно вирус.

Мальчик скончался 9 мая в больнице, находясь все время под респиратором. Между тем совсем недавно это был совершенно здоровый и нормальный ребенок, посещавший детский сад, игравший с другими ребятами и не страдавший ничем, кроме обычных насморков и болей в ушах, которые неразлучны с детьми в его возрасте. Но затем в самом начале мая он где-то подхватил инфекцию дыхательных путей, которая быстро переросла в пневмонию. Очень скоро мальчика пришлось доставить в больницу, поскольку он уже не мог дышать самостоятельно. Местные врачи диагностировали у него вирусное воспаление легких, осложненное синдромом Рейе – заболеванием, которое иногда возникает вслед за вирусной инфекцией вроде гриппа или ветрянки. Это крайне редкий недуг, поражающий в основном маленьких детей и подростков, иногда приводящий к смерти. Мозг пациента заполняется жидкостью, создающей столь избыточное внутричерепное давление, что мозг начинает сдавливать очень нежные нервы у своего основания, которые отвечают за дыхание и скорость сердцебиения. И если нервы в основании мозга получают сильные повреждения, жертва синдрома Рейе погибает.

А потому, хотя мальчик умер, проболев всего несколько дней, осталось неясным, что же вызвало летальный исход – вирусная инфекция или синдром Рейе? Но по понятным причинам персонал больницы был напуган и опечален, и всем хотелось разобраться в происшедшем. Какой вирус мог способствовать развитию недуга, приведшего к смерти? Как могло случиться, что еще несколько дней назад пышущий здоровьем малыш вдруг так сильно заболел и быстро скончался? Врачи взяли мазки из его полости рта и горла, отправив на анализ в государственную вирусологическую лабораторию. Тесты показали, что в образцах содержался лишь один вирус, и это был вирус гриппа. Но возникла проблема. Как они ни старались, сотрудники местной лаборатории не могли определить штамм инфлюэнцы.

Лаборатории, подобные гонконгской, имеют в своем распоряжении набор антител, распознающих наиболее распространенные типы поверхностных белков вирусов – геммаглютинина и нейроминидазе, по которым вирусы гриппа и подразделяются на различные штаммы. Ученые помечают антитела специальными химикатами, начинающими светиться, если антитело улавливает вирус гриппа. Затем для проверки антитела помещают в чашку Петри, в которой выращивается культура гриппа, и если штамм определен верно, содержимое чашки начинает давать красноватый отблеск.

Но вирус, обнаруженный у мальчика, ни разу не дал подобного эффекта, хотя лаборанты перепробовали на нем все антитела, которые у них были. Ничего не выходило. Совпадений не наблюдалось.

Впрочем, сотрудников гонконгской лаборатории это не особенно встревожило. Они знали, что располагают набором антител, которые помогли бы определить лишь наиболее часто встречающиеся штаммы вируса гриппа, но их набор был далеко не полным. А потому они переслали образцы для дальнейшей проверки в специализированную лабораторию, расположенную в Роттердаме.

Поскольку же ученые из Гонконга не сумели объяснить голландцам всю важность данного случая, в Роттердаме просто включили присланные образцы в общий список дел на будущее. А в июле решили поделиться частью полученного из Гонконга материала с американским Центром по контролю заболеваемости и профилактике.

«При этом они не приложили к мазкам никакой документации с предупреждением, что они могут содержать нечто необычное, – говорит Кокс. – Насколько они знали, это был всего лишь еще один из рядовых вирусов инфлюэнцы». А потому и ее группа, в свою очередь, поставила анализ на общий лист ожидания. «И мои подчиненные приступили к работе над ним, только когда подошла очередь», – считает необходимым подчеркнуть Кокс.

А это означало, что минул еще месяц, прежде чем до гонконгских образцов дошли руки. Ведь лаборатория в Атланте – всего лишь одна из четырех в мире, призванных наблюдать за появлением новых штаммов гриппа, и потому она совершенно завалена образцами, число которых достигает ежегодно нескольких тысяч. Это часть глобальной системы слежения за вирусами гриппа, которая позволяет вирусологам почти мгновенно улавливать первые признаки штамма, который станет преобладающим в следующем году, чтобы вовремя начать вырабатывать против него вакцину и быть постоянно в курсе возникновения неизвестных прежде штаммов.

Развиваясь с течением лет, эта система разрослась настолько, что располагает сейчас только в США почти 110 центрами, собирающими образцы вирусов в своих регионах и определяющих, к каким типам они относятся. В международную сеть входят ныне 48 государств. И отовсюду образцы вирусов стекаются в лабораторию Центра по контролю заболеваемости и профилактике. Откуда-то приходят лишь выборочные штаммы для проверки, а из многих мест присылают все подряд, что только попадает в их поле зрения.

«Мы просим в первую очередь присылать нам вирусы, выделенные в начале и в конце каждого из сезонов гриппа, что порой дает понимание, чего ожидать в будущем сезоне или даже через год. Причем для нас желательно получать вирусы, выявленные в разгар заболеваемости. Наряду с типичными нас, конечно же, интересуют все необычные случаи», – объясняет Кокс.

Вот и образец из Гонконга поступил через все ту же глобальную систему слежения.

Как одна из базовых лабораторий для изучения инфлюэнцы, возглавляемое Кокс исследовательское подразделение (как, впрочем, и роттердамское) имеет в своей коллекции антитела даже против тех штаммов гриппа, которые никто не считает опасными для людей. Это, к примеру, грипп, который распространен среди пернатых. Хотя порой вирус птичьего гриппа может претерпеть мутацию и стать для птиц смертельным, по большей части его штаммы вполне безвредны. Вместо того чтобы поражать клетки легких и вызывать заболевания, вирус тихо обитает в пищеварительной системе птиц, не вызывая у них никаких болезненных симптомов. При этом даже теоретически птичий грипп не может передаваться людям, поскольку его вирусы нуждаются в энзимах, встречающихся во внутренностях птиц, но не в клетках человеческих легких. Однако если случится невероятное и птичий грипп перекинется на людей, его вирус будет обладать такими протеинами геммаглютинина и нейроминидазе, с которыми люди никогда прежде не сталкивались. А потому ни одно человеческое существо не окажется вооруженным иммунитетом против такого вируса. Опасности тогда подвергнется все человечество.

Тревожнее всего, что если птичий грипп действительно начнет заражать людей, а эпидемия возникнет сначала в Азии, то это будет означать, что сбываются самые мрачные пророчества двух выдающихся вирусологов – доктора Роберта Уэбстера из детской исследовательской клиники Сент-Джуда в Мемфисе и доктора Кеннеди Шортриджа из Гонконгского университета.

Уэбстер первым высказал предположение, что самые жестокие пандемии (среди которых особенно выделялась в худшую сторону пандемия 1918 года) всегда начинаются именно с птичьего гриппа. Но прежде чем грипп начинает заражать людей, он должен пройти стадию «гуманизации», то есть измениться таким образом, чтобы, сохранив высокую поражающую способность птичьего гриппа, приобрести черты вируса гриппа человеческого, которые позволят ему проникать в легкие людей и развиваться в них. И эту важнейшую метаморфозу, согласно теории Уэбстера, грипп обычно претерпевает в свиньях. Именно свиньи становятся для гриппа переходной дорожкой от птиц к людям, поскольку в организмах этих животных одинаково легко приживаются штаммы и птичьей, и человеческой инфлюэнцы.

Представьте себе, говорит Уэбстер, что одна из свиней одновременно заражается птичьим и человеческим вирусами. Ее организм превращается при этом в своеобразный смеситель, где гены двух штаммов гриппа перестраиваются внутри клеток, чтобы появился новый гибридный вирус, способный передаваться людям, но сохраняющий часть генов птичьего гриппа, что делает его намного опаснее штаммов, с которыми люди сталкивались прежде. Так формируются условия для возникновения глобальной пандемии.

В подтверждение своей гипотезы Уэбстер ссылается опять-таки на вирус 1918 года, который, как он считает, мог зародиться в птицах, потом передаться свиньям и лишь затем начать поражать людей. Именно поэтому, подчеркивает ученый, те, кто выжил в тот страшный год, выработали в себе антитела против свиного гриппа. Более того, указывает Уэбстер, обе пандемии, после которых удалось выделить возбудителей – азиатский грипп 1957-го и гонконгский 1968 года, – показали, что эти вирусы вполне могли первоначально относиться к штаммам птичьего гриппа. (Здесь необходимо пояснить, что более ранние пандемии произошли до того, как ученые разработали методы распознания вирусов, а позднее сколько-нибудь масштабных эпидемий пока не наблюдалось.)

Предположения Уэбстера подхватил Кеннеди Шортридж. Именно Азия, утверждает он, является мировым эпицентром инфлюэнцы. Размножению вирусов в особенности способствуют утки, которые в огромных количествах обитают по всему южному Китаю. Именно эти птицы превратились в сплошной резервуар для опасных штаммов, которые легко переходят в опасную для людей форму благодаря изобретательной системе, внедренной там крестьянами, производящими рис. Традиционные приемы китайского рисоводства открывают вирусам гриппа множество путей передаваться от птиц свиньям, а потом и человеку.

Еще в XVII веке китайские крестьяне придумали, как уберечь урожай риса от сорняков и насекомых-вредителей, вырастив одновременно достаточное количество уток себе в пропитание. Пока рис прорастал, они запускали уток в обводненные поля. Птицы поедали насекомых и сорную траву, не трогая побегов риса. Когда же рис начинал созревать, крестьяне переводили уток в окрестные реки и пруды. Собрав урожай, их снова возвращали на осушенные поля, где они жирели на оставшихся несобранными зернах и набирали вес, чтобы самим потом пойти в пищу людям.

Но одновременно эти рачительные хозяева держали поблизости и поголовье свиней. И таким образом, по мнению Шортриджа, «одомашнивая уток, они, сами того не сознавая, готовили среду для распространения гриппа».

Шортридж отмечал, что эпидемии инфлюэнцы почти всегда начинались в Азии, а точнее – на юге Китая, где особенно развита пресловутая связка «рис – утки – свиньи». «Это отмечают все исторические хроники», – настаивает он.

И вот теперь, когда перед Нэнси Кокс лежали данные лабораторных анализов образцов, взятых у маленького мальчика, умершего в Гонконге, она понимала, что может стать участницей беспрецедентных и, вероятно, страшных событий. Она имела дело с вирусом гриппа. Происходил он из Гонконга. Это был вирус птичьего гриппа, но, по всей видимости, стадию мутации в свиньях он на этот раз миновал, поскольку его геммаглютинин и нейроминидазе полностью соответствовали характеристикам птичьего гриппа, не имея ничего общего со свиным. Но в результате грипп поразил трехлетнего ребенка. И убил его.

«Прежде всего нужно защитить работников лаборатории», – сразу пришло в голову Нэнси Кокс. Если существовал хотя бы малейший шанс, что этот вирус столь же смертелен, как возбудитель гриппа 1918 года, с ним нельзя было обращаться как с прочими вирусами гриппа. По заведенному порядку инфлюэнца считается «объектом биологической опасности второй степени», а это означало, что лаборанты должны были проводить эксперименты под вытяжками, отсасывающими воздух наружу. Для гриппа, как и для любой респираторной инфекции, это считается достаточной мерой предосторожности.

«Разумеется, доступ в наше здание строго ограничен, – поясняет Кокс. – А персонал, занятый анализами вирусов гриппа, работает в перчатках и специальных халатах». Но ведь вирусы инфлюэнцы бродят повсюду, постоянно передаваясь от человека к человеку, а потому работа с ними в Центре по контролю заболеваемости и профилактике не считается особо опасной. «Гораздо легче заразиться гденибудь в общественном месте, чем в нашей лаборатории, это точно», – подчеркивает Кокс.

Но если гонконгский вирус мог представлять собой разновидность вируса 1918 года, ученым следовало немедленно повысить свою защищенность. «Мы сразу же перешли на уровень биологической опасности «три плюс» и приняли соответствующие меры». Это означало более надежную спецодежду, снабженную капюшонами и масками для лица, чтобы воспрепятствовать проникновению инфекции. Теперь сотрудники лаборатории выглядели так, словно им приходилось иметь дело со смертельной опасностью, хотя Кокс уже допускала, что так оно и было на самом деле.

Но с другой стороны, все еще существовала вероятность ошибки. Путаница могла вкрасться на любом этапе, ребенок мог вообще погибнуть вовсе не от птичьего гриппа. Когда происходит нечто столь необычное, ошибка очень часто и становится в итоге единственным объяснением случившегося.

«Нам следовало на сто процентов убедиться, что вирус был действительно извлечен из человеческого организма, а не стал результатом постороннего загрязнения. Скептиков по этому поводу у нас хватало», – говорит Кокс.

Первым делом ее сотрудникам предстояло провести заново все анализы. К счастью, в лаборатории Гонконга сохранились дополнительные мазки, взятые у мальчика, что позволяло ученым повторить тесты. Но результат оказался тем же: H5N1. Птичий грипп.

Выводы подтвердили и в Роттердаме, где к тому времени тоже успели изучить гонконгский вирус. H5N1 – и никаких сомнений.

И все же не исключалась возможность, что вирус птичьего гриппа попал в образцы слизей случайно, заставив сотрудников Кокс, как и ученых в Голландии, поверить, что ребенка погубил птичий грипп. Каждый, кто работает с вирусами, с первых шагов учится распознавать подозрительные посторонние загрязнения. Ведь это может произойти очень просто – чужеродный вирус проникает в клетки изучаемых образцов, захватывает их и вытесняет вирус, который на самом деле пытались найти ученые. В данном же случае представлялось намного более вероятным, что произошло загрязнение, нежели реальное заражение ребенка штаммом гриппа H5N1. Как не преминул заметить коллега Кокс, доктор Кеиджи Фукуда, «заражение человека птичьим гриппом было прежде чем-то абсолютно неслыханным».

Но что, если это все-таки действительно произошло? Тогда, по словам того же Фукуды, «возникал вопрос, был ли случай уникален? Произошло ли заражение только одного человека? Или назревала новая эпидемия?» Неужели надвигалось нечто столь же ужасное, как грипп 1918 года? От подобной перспективы трудно было просто отмахнуться.

Выяснить, были ли образцы загрязнены, или мальчика действительно поразил птичий грипп, представлялось невозможным без отправки группы ученых в Гонконг для проведения независимого расследования. В эту команду вошли такие эксперты, как Фукуда – практик-исследователь из Центра по контролю заболеваемости и профилактике, Уэбстер – крупный теоретик в этой области, и специалисты из Всемирной организации здравоохранения. В Гонконг они прибыли в августе, то есть уже вскоре после того, как Кокс показали вселявшие ужас результаты лабораторных анализов мазков, взятых из горла умершего мальчика.

Группа прилетела в Гонконг с целым списком вопросов, сформулированных детально и четко. Их миссия заключалась в том, чтобы проверить все существовавшие возможности и полностью исключить вероятность ошибок. Пусть их работа кому-то могла показаться излишне въедливой, они знали, что иначе нельзя. Если существовал альтернативный путь, которым вирус птичьего гриппа мог попасть в горловые слизи ребенка, необходимо было обнаружить его.

Порядок вопросов невольно заставил ученых для начала вернуться в недавнее прошлое. Прежде всего необходимо было разобраться, не обнаружат ли они какихлибо признаков, что вирус птичьего гриппа мог попасть в образцы при работе с ними в местной лаборатории. Если нет, достаточно ли убедителен диагноз, что причиной смерти маленького пациента стал именно этот вирус? Другими словами, могло ли что-то еще вызвать летальный исход, а присутствие вируса птичьего гриппа быть лишь случайностью, ни на что не повлиявшей? Если же виновником все-таки стал птичий грипп, то откуда взялся вирус? Каким образом заразился им мальчик? И только затем вставал самый пугающий из вопросов: есть ли доказательства, что вирус птичьего гриппа поразил и других людей, породив эпидемию?

«Мы сошлись во мнении, что именно так, то есть поэтапно, мы должны добраться до основного вопроса: стал ли этот случай предвестником пандемии?» – говорит доктор Фукуда.

Они так и поступили. Брали из своего списка один вопрос за другим и старались получить на каждый из них ответ.

Чтобы проверить, не возник ли вирус птичьего гриппа как постороннее загрязнение, группа посетила все места, где это могло произойти, начав с больницы, в которой ребенок умер, дыша через респиратор. Они провели опрос среди медперсонала больницы, выясняя, не был ли кто-нибудь болен в то время. Затем проверили, как проводилась здесь интубация, и выяснили, пускали ли в ход потом трубку, через которую дышал умерший. Были ли еще пациенты, подвергшиеся интубации одновременно с ним, у которых развилось потом схожее заболевание? Не жил ли кто-нибудь из сотрудников больницы рядом с птицефабрикой? Когда ребенка клали на интубацию, не роняли ли чего-нибудь случайно на пол? Группа отследила, каким образом брались у ребенка мазки, как потом они хранились в холодильной камере и дальнейший путь образцов до государственной лаборатории для первичного анализа. Спрашивали, появились ли в тот период в лаборатории новые работники, имелись ли в помещении реагенты, которые могли послужить причиной загрязнения? Подвергались ли прежде анализу в лаборатории вирусы животных?

И ученым ничто не показалось отклонением от нормы.

«Мы не обнаружили ни одного нарушения в обычном регламенте. В реанимационном отделении на тот период не находилось больше пациентов с респираторными инфекциями, а среди персонала больницы не было отмечено случаев неявки на работу по болезни или каким-либо другим причинам. Что касается государственной лаборатории, то она содержалась в образцовом порядке и идеальной чистоте», – свидетельствует Фукуда. Группа пришла к заключению, что специалисты из Гонконга сделали все правильно от начала до конца, приняв необходимые меры, чтобы свести шансы загрязнения образцов к минимуму.

Международные наблюдатели нашли также еще одно доказательство, что образцы почти наверняка не могли быть загрязнены случайным вирусом птичьего гриппа. В тот же день, когда гонконгские ученые начали выращивать культуру вируса, полученного из мазков, взятых у мальчика в больнице, они проделали ту же самую процедуру с образцами еще 85 других пациентов. Причем четыре из них тоже содержали вирусы гриппа, хотя и самого обыкновенного, человеческого штамма. И если бы в воздухе лаборатории витали загрязнения, то они не могли попасть только в один из образцов. Но вирус H5N1 обнаружился лишь у больного мальчика, что почти стопроцентно подтверждало – никакого загрязнения в гонконгской лаборатории произойти не могло.

Но чтобы трижды подстраховаться, наши исследователи провели еще одну проверку и выяснили, в каком именно месте во взятом образце развился вирус. Для этого к протеину H5 они добавили флюоресцирующие антитела и убедились, что они присоединялись только к респираторным эндотелиальным клеткам легких. Если бы вирус птичьего гриппа попал в состав мазка случайно, он бы свободно плавал в нем, не поражая клетки легких.

«После примерно недельной работы, сложив все полученные данные, мы вынуждены были констатировать, что не загрязнение послужило причиной присутствия вируса в образцах ребенка», – рассказывает Фукуда.

В повестке дня группы теперь значился следующий вопрос. Стал ли вирус убийцей мальчика или был лишь ее случайным и безвредным свидетелем? Чтобы получить ответ, ученые могли только внимательно изучить историю болезни пациента и побеседовать с его лечащим врачом. Из этих источников они в первую очередь почерпнули информацию, что мальчик не страдал никакими другими заболеваниями. «Это был нормальный, совершенно здоровый парнишка», – подчеркивает Фукуда. И одновременно они узнали, что болезнь протекала со всеми признаками и симптомами инфлюэнцы. Причем этому недугу вроде бы неоткуда было взяться.

Таким образом, установив, что вирус не попал в мазок, взятый у ребенка, случайно и что, судя по всем приметам, он заразился именно гриппом, возникал очередной вопрос: каков источник происхождения вируса? Как мог подхватить такую инфекцию трехлетний мальчик? Могло это случиться путем прямого контакта с птицей, или же инфекцию передал ему другой заразившийся ранее человек?

Понять это можно было, только присмотревшись ближе к вирусу H5N1, и эту задачу взяли на себя эксперты из Центра по контролю заболеваемости и профилактике в Атланте. Существовали два возможных варианта. Это мог быть вирус птичьего гриппа в чистом виде. Или же смесь штаммов птичьего и человеческого гриппов, а значит, вирус уже приспособился и мог развиваться в организмах людей.

Антитела, с помощью которых вирус H5N1 был идентифицирован, не помогали решить эту гораздо более сложную проблему, поскольку действовали весьма примитивно, реагируя только на протеины геммаглютинина и нейроминидазе. Для выявления природы вируса молекулярным биологам требовалось изучить различные его гены гораздо более детально. Итогом проделанной работы стал вывод, что данный вирус H5N1 принадлежал исключительно к птичьему штамму. Его генетическая последовательность соответствовала тому, что встречалось лишь у птиц, но, как мы уже знаем, такие вирусы никогда прежде не представляли угрозы для людей.

А между тем группа, работавшая в Гонконге, продолжала расследование и обнаружила весьма вероятный источник происхождения вируса. Там вспыхнула крупная эпидемия гриппа у кур. Еще за несколько месяцев до того, как инфлюэнцей заразился ребенок, эксперты министерства сельского хозяйства и рыболовства Гонконга обнаружили пренеприятную и очень похожую на грипп болезнь, называвшуюся на их языке «куриной чумой». Эпидемия охватила затем три крупные местные птицефабрики, полностью уничтожив продукцию одной из них и поразив до трех четвертей птичьего населения двух других. Всего погибли пять тысяч несушек. Но наших ученых испугал гораздо больше выявленный тип вируса – H5N1. Могло случиться так, что мальчик заразился от цыпленка, которых многие заводили как домашних питомцев, или же он побывал с экскурсией на птицеферме, где прикасался к курицам и вдыхал воздух, насыщенный гриппозными испарениями?

Пока все это оставалось лишь предполагать. Посещал ли мальчик одну из пораженных болезнью птицефабрик? Исследователи обратились к убитым горем родителям. Нет, ответили они, не посещал. Не было ли рядом с домом мальчика рынка, где торговали домашней птицей? Ни единого. Встречались ли поблизости места, загаженные куриным пометом? Ученые объехали всю округу, не найдя ничего подобного. Не болел ли гриппом кто-то еще из семьи мальчика? Не могли ли, к примеру, его отец или мать посетить птицефабрику и принести заразу с собой? Ответы на все вопросы были отрицательными.

Но внезапно возникла еще одна версия. Мальчик ходил в детский сад, для которого незадолго до его болезни купили двух цыплят и двух утят. Увы, но изучить птичек не представлялось возможным – один цыпленок и оба утенка умерли через пару дней после доставки в детский сад, а другой цыпленок куда-то пропал. Но не осталось ли следов вируса H5N1 на полу в садике? Не могли ли эти крошечные существа нести в себе заразу? Группа исползала весь детский сад и его «живой уголок», где недолго содержались питомцы, соскребая образцы, которые были отправлены затем на анализ. Результаты пришли только через три месяца, но и они оказались негативными. Никаких следов вируса в детском саду найдено не было.

Но быть может, болел кто-то еще из воспитанников детского сада? Не мог ли другой ребенок побывать на птицеферме, подхватить вирус, а потом передать его другим детям? Группа разобралась и с этим. «Ни среди детей, ни среди персонала никаких необычных заболеваний нами выявлено не было», – рассказывает Фукуда.

И членам группы пришлось удовлетвориться признанием в том, что им не удалось установить, где трехлетний мальчик заразился вирусом гриппа H5N1. Но это не снимало необходимости ответить еще на один и, наверное, самый важный из вопросов. Имелись ли случаи заражения птичьим гриппом других людей? Существовала ли реальная угроза пандемии?

«Нас всерьез тревожила возможность, что мы становимся свидетелями новой вспышки», – говорит Фукуда. И ученые обратились в министерство здравоохранения Гонконга, которое собирает данные о болезнях дыхательных путей среди клиентов девяти поликлиник, чтобы его чиновники просмотрели истории болезней. Ответ пришел более чем успокаивающий. Министерство не нашло ничего необычного среди случаев гриппа или респираторных заболеваний. Они проверили четыре тысячи образцов пациентов с вирусными респираторными диагнозами, но только у одного мальчика, со смерти которого все и началось, мазок содержал вирус H5N1.

Но не могла ли инфекция перекинуться из соседней страны? Фукуда отправился в Китай[17]17
  Гонконг в то время еще не вошел в состав Китайской Народной Республики на правах особого административного района.


[Закрыть], где провел неделю, встречаясь с представителями официальной медицины. И там его тоже заверили, что на их территории не наблюдается никаких проявлений из ряда вон выходящих респираторных заболеваний.

Тем не менее группа все еще не была готова заключить, что вирус не представляет никакой проблемы. Предположим, что умерший ребенок успел передать инфекцию другим людям. Кто в таком случае мог стать жертвой? – задались вопросом исследователи. Ответ казался очевидным: медицинские работники, члены семьи, дети из детского сада. Существовала и вероятность, что вирус могли подцепить сотрудники лаборатории, которые делали анализы мазков мальчика. Поскольку же вирус обнаружили на птицефабриках, нельзя было исключать возможности заражения их работников. Каждый вирус гриппа оставляет свой след в кровеносной системе; после атаки инфлюэнцы иммунная система обязательно вырабатывает соответствующие антитела. А это значило, что группе настала пора начать проверять людей на наличие таких антител.

«Мы взяли кровь на анализ у нескольких сотен человек», – рассказывает Фукуда. Среди них обнаружились еще четверо инфицированных вирусом H5N1, и каждый из них принадлежал к одной из групп риска: сотрудник лаборатории, работник птицефермы, ребенок из детского сада и отец еще одного воспитанника. Никто из семьи самого мальчика не заразился, как не попала инфекция и к тем, у кого не было причин стать ее жертвами.

В конце концов участники группы оказались удовлетворены. Закончив свое расследование в сентябре, они доложили в своем отчете, что ребенок, по всей видимости, действительно стал жертвой куриного гриппа H5N1. Однако вирус не продолжает распространяться среди людей, и, хотя несколько человек им все же заразились, говорить об угрозе эпидемии не приходится.

Они лишь рекомендовали властям Гонконга усилить профилактические меры и пристальнее следить за ситуацией, а потом отправились по домам, довольные тщательно проделанной работой и уверенные, что ситуация находится под контролем.

Однако опасения Нэнси Кокс из Центра по контролю заболеваемости и профилактике в Атланте окончательно рассеялись не сразу. Смерть ребенка всерьез ее напугала, но она убедила себя, что причин для паники нет. «Мы заново рассмотрели всю ситуацию. Допустим, в мае случился вселивший тревогу эпизод. Но уже наступил сентябрь, а новых схожих случаев не наблюдалось, и это был добрый знак». Теперь ту смерть можно было уже считать всего лишь исключением.