Текст книги "Клиническое мышление Уилфреда Биона"

Использование теории трансформаций при отличении невроза от психоза

В классическом психоанализе в переносе в аналитической ситуации воспроизводятся инфантильные объектные отношения, в которые вовлечен сам аналитик или некто, его замещающий. Эдипальные отношения обычно не слишком трудно распознать. Этот тип трансформации является жесткой двигательной трансформацией и типичен для невротической личности.

Используя способ мышления, принятый в геометрии, мы можем смотреть на такого рода трансформацию как на некое подобие проекции фотографического слайда на параллельный ему экран. Проецируемая на него картинка почти идентична исходному слайду. Фигуры и предметы не искажены, и находятся в том же соотношении друг с другом, как и в оригинале. Так же при жестком двигательном типе трансформации отношения в переносе являются более или менее прямыми отображениями внутренних объектных отношений.

В противоположность этому трансформация, типичная для психотической части личности, благодаря активному использованию механизмов расщепления и проективной идентификации, характеризуется большой путаницей, возникающей между пациентом и аналитиком. Создается впечатление фрагментации и рассеяния, которое не обязательно ограничивается личностью аналитика или ситуацией между аналитиком и пациентом. Скорее, это может быть модель взрыва во внешнее пространство, который порождает значительно более вычурную картину, и поэтому ее значительно труднее наблюдать и понимать. Это проективная трансформация. Пациент-психотик не может выносить мысли из-за их фрустрирующего качества; мысль является отсутствием вещи, и фрустрация неотделима от нее по самой ее природе. Его α-функция уничтожена, и поэтому у него нет никаких зрительных образов и никакой концепции трехмерного пространства; поэтому его проекции ощущаются как взрывающиеся в бесконечное пространство, без каких-либо координат, которыми можно было бы руководствоваться.

В такого типа трансформации проектор теперь накладывает наш фотографический слайд, в лучшем случае на поверхность, находящуюся к слайду под углом, а в худшем – и вовсе в космическое пространство. Проецируемая картина искажена целым рядом различных способов, однако определенные черты остаются инвариантными.

В проективной трансформации пациент может приписывать личности аналитика нечто, что произошло на значительном удалении и не имеет к нему никакого отношения. Это, конечно, неожиданность для аналитика, и он может ее не распознать, что приведет к ситуации, когда пациент думает, что аналитик безумен, потому что, похоже, не знает, каковы его собственные действия.

В своей книге Further Learning from the Patient Кейсмент (Casement, 1990, p. 79) приводит пример жесткой двигательной трансформации. Отец пациента умер, пока он был в школе, поэтому, говорит Кейсмент, отсутствие стало ассоциироваться со смертью, и рассказывает: «В иллюзии переноса я стал (в промежутках между сессиями) умершим отцом».

Другой пациент жаловался, что в пятницу вечером его жена была в отвратительном настроении. Это была ярость на отсутствие аналитика, но она не была признана им в самом себе, а была спроецирована на жену. В другом примере пациент увидел в галлюцинации фрагментированные образы на стенах консультационного кабинета. Это была проективная трансформация завистливой ненависти к аналитику.

Гипербола

Бион наблюдал обычное состояние психики, в которой есть очень сильные эмоции, но они мощно проецируются вовне. Он присвоил этому состоянию название «гипербола». Этимологические корни гиперболы происходят от греческого слова, означающего «переход через, чрезмерность». В геометрии концы гиперболы уносятся в бесконечность. Таким образом, идеи, связанные с гиперболой, – это идеи одновременно и улетания на огромное расстояние, и преувеличенности. Мощные эмоции могут быть любого сорта, но в основе своей – идеализирующие или очерняющие. Появление гиперболы в аналитической сессии является показателем того, что происходит некая трансформация, ассоциируемая с соперничеством, завистью и освобождающейся от чего-то проекцией. Это может происходить с любой связью, L, H или K, и вполне может включать отыгрывание, ненависть, любовь или манию величия. Эмоция преувеличена, чтобы привлечь внимание к себе и чтобы пробиться к объекту. Если объект непробиваемый и отвергающий, то преувеличенные попытки пробиться к объекту сталкиваются со столь же бурным отвержением. Оно, в свою очередь, увеличивает силу выражаемых эмоций, и так далее, по нарастающей.

Антирост

Как уже подчеркивалось, психический рост выражается в Таблице передвижением слева направо, и вниз по вертикальной оси. Мы теперь смотрим на ту часть Я, которая противостоит развитию и посвящена жадному и завистливому пожиранию всех и любых аспектов существования, аннигилируя каждый осмысленный объект и происшествие. Это обозначается как ↲, что означает отрицательное значение двух осей Таблицы. Аспект антироста передается стрелкой, указывающей вверх, отображающей обратное движение по вертикальной, или генетической, оси Таблицы, от развития сложных смыслов к бессмысленным β-элементам. Стрелка, указывающая влево, означает не движение от колонок 6 и 5 к колонке 1, а скорее, отрицательное значение этой горизонтальной оси в смысле колонки 2; таким образом, все способы использования, возможные для мысли и выражаемые колонками 1, 3, 4, 5 и 6, теперь используются для того, чтобы предотвратить выяснение какой-то истины. Негативная Таблица, таким образом, есть сложная версия категории колонки 2, версии со знаком минус категорий в колонках 1, 3, 4, 5, 6, и в любых колонках, которые могут быть добавлены к Таблице в будущем (n – 1). Утверждение, которое попадает в категорию минус колонки 4, например, будет иметь функцию привлечения к чему-то внимания с целью отрицать существование потенциально способствующего росту состояния, т. е. не допустить выявления истины.

Эта негативная Таблица является царством – К. Бион считает, что ступор имеет ту же самую конфигурацию, как и эта буйная, жадно честолюбивая часть. Он связывает это с пугающим качеством бесконечного пространства, ассоциируемого с – К, то есть взрывной проекции в «огромность столь великую, что она не может быть представлена даже астрономическим пространством, потому что она не может быть представлена вообще» (Bion, 1970, р. 12). В ступоре содержится крайняя оппозиция любому движению или живости, но обычно периодически бывает и насилие. Он обозначает это ↲. Этот знак используется для того, чтобы его значение могло оставаться в определенной мере открытым и не затоплялось другими ассоциациями на слова «жадность», «зависть», «честолюбие» и так далее.

Пример изменения на – К можно видеть, когда, после того как пациент оценил интерпретацию, немедленно следуют ассоциации, указывающие, что он воспринимает то, что он только что получил, как нечто противное, оскорбительное и намеренно ранящее. Осмысленность интерпретации изъята из нее. Иногда можно видеть, как интерпретация попадает одновременно и в позитивную, и в негативную сетку, порождая как положительную оценку, так и презрительное отвержение.

Другим примером[24]24
  См. также пример реверсии α-функции в главе 7.


[Закрыть] отступления в – К будет пример пациентки, у которой внезапно начался приступ сенной лихорадки, она стала чихать, и у нее зачесалось в горле сразу же после мучительного инсайта – реверсия, превращающая осмысленный опыт в β-элементы, от которых затем избавляются.

Когда доминирует ↲, то пациентка боится, что она сделала все бессмысленным, жадно нападая на значение и уничтожая его. Поэтому то, как она использует анализ, определяется потребностью заставить аналитика говорить. И интерпретации являются доказательством пациентки, что в ее собственных словах и в ее жизни в конечном итоге есть смысл. Интерпретация принимается только как утешение, а не ради ее потенциальной способности стимулировать рост. Если аналитик этого не понимает, то результатом может быть топтание на месте в анализе, отношения паразитического типа, когда пациентка нуждается только в утешении, которое, по самой его природе, необходимо постоянно повторять. Поэтому никакого психического развития не происходит.

Некоторые из этих пациентов производят впечатление хрупких существ, живущих на последние гроши. Их страх перед бессмысленностью жизни маскируется их явной удовлетворенностью таким образом жизни, довольством, которое представляется безосновательным, ввиду явной бесцельности такой пустой траты времени. Одной из характеристик часто являются аддикции, а также их аддиктивная зависимость от анализа. Раз за разом повторяются попытки, часто крайне тонкие, спровоцировать аналитика на критические замечания. Любые молчаливые размышления со стороны аналитика воспринимаются пациентом как неодобрение. Однако когда аналитик что-то говорит, в пациенте немедленно происходит изменение на возбужденное удовольствие и разговорчивость. Когда использование анализа, чтобы успокоить страх, что его жизнь бессмысленна, было интерпретировано одному пациенту, он ответил с пониманием, сказав, что точно то же самое происходит с музыкой; когда он слушает определенного рода музыку, он чувствует себя могущественным, чувствует, что он может достичь всего, чего желает, но, когда музыка прекращается, он вновь оказывается в немотивированном состоянии. Музыка была доказательством, что смысл и жизнь в конечном итоге не уничтожены.

Истина способствует росту, а антиистина психически лишает сил. Психотик или психотическая часть личности не принимает этого утверждения, фактически продвигая противоположную точку зрения, что ложь питательна, а истина деструктивна. Это можно ясно видеть в действии при трансформациях в галлюцинозе.

Преобразование в галлюциноз

Это конкретная форма трансформации раскрывает неадекватность наших обычных аналитических методов наблюдения и обозначения. Распознавая эту конкретную трансформацию, аналитик тем самым способен переориентироваться в материале пациента и не попасться в некую конкретную ловушку. В этом преобразовании[25]25
  «Преобразование» и «трансформация» – это два синонимичных варианта перевода одного термина «transformation». Здесь и далее второй вариант перевода используется в контексте описания трансформации вообще; все конкретные формы трансформаций обозначаются единообразно как «преобразования», продолжая таким образом ряд математических аналогий. – Прим. ред.


[Закрыть] пациент соперничает с аналитиком, считая, что его способ так называемого самоисцеления лучше, чем анализ. Т. е. он верит, что аналитик, выполняя свою аналитическую функцию, пытается соперничать с ним, доказать, что его метод лучше, чем метод пациента. Если, однако, аналитик не анализирует, то пациент предполагает, с торжеством, что его собственная техника лучше, чем техника аналитика. Такой «Уловки 22[26]26
  «Уловка 22» – роман американского писателя Джозефа Хеллера, построенный на многочисленных парадоксах. Один из них, давший название роману, состоит в том, что, согласно некоему правительственному постановлению, всякий, кто заявляет о себе, что он сумасшедший, и пытается тем самым освободиться от военной обязанности, на самом деле сумасшедшим не является, так как такое заявление явно говорит о здравомыслии. – Прим. ред.


[Закрыть]» можно избежать, если рассматривать ее как преобразование в галлюциноз.

Это также трансформация психотической частью личности, с ее ненавистью к психической реальности. Нетерпимость к фрустрации приводит к тому, что разум используется как мускульный орган выталкивания, подобно прямой кишке или мочевому пузырю. Поэтому во время сессии необходимо понимать, что значение речи пациента может быть только в том, что он избавляется от чего-то, ему ненужного, выталкивая это в форме произнесенных слов. Он избавляется от значимого опыта путем изгнания, как будто это вещь, а не мысль. Опытному слушателю слова могут передавать привкус переживания, которое изгоняется. Категория Таблицы, на которой здесь следует сосредоточиться, – А6, изгнание β-элементов, мыслей, которые ощущаются как реальные предметы сами по себе.

Пациент верит, что он независим от аналитика, что он может быть совершенным объектом для самого себя, так как он способен создавать все, что необходимо для его выживания в каждый момент, когда ощущается нужда. В результате фрустрация, зависть и другие тревоги исчезают и существует готовое решение для постоянно присутствующей жадности. Все, что захочется, может быть продуцировано галлюцинаторными методами.

Это происходит следующим образом. Чувственные органы функционируют в обратном режиме; вместо их нормальной функции, принятия сенсорных данных, чувственные органы, в любой избранной сенсорной модальности, как бы экскретируют образы во внешний мир. Эти галлюцинируемые образы затем «воспринимаются»: видятся, слышатся, обоняются, осязаются так, как будто они реальны, и обеспечивают мгновенное удовлетворение всемогущего Я. Эмоциональное переживание, реальность сессии трансформируются в чувственные впечатления, которые затем извергаются как галлюцинации, давая удовольствие или боль, но не смысл. Последний может возникнуть, только если терпеть фрустрацию достаточно долго, чтобы распознать и назвать – «даже если называние есть не более чем стон или вопль» (Bion, 1970, р. 10), чтобы возникла постоянная сопряженность, после которой начинает накапливаться значение.

Анализ имеет тенденцию нарушать этот процесс, бросая сомнение на то, действительно ли галлюцинаторное удовлетворение столь же удовлетворительно, как и реальность. Происходит уменьшение всемогущества, и возникает чувство, что способность к мгновенному удовлетворению желаний утрачена. Поэтому предполагается, что аналитик украл или уничтожил эту способность, причем мотивом аналитика, несомненно, было соперничество с предполагаемыми лучшими методами «исцеления», которыми обладает пациент. Единственная форма отношений в преобразованиях в галлюциноз – это отношение высшего к низшему.

Это ситуация, при которой аналитик и пациент воспринимаются как проповедующие соперничающие методы лечения, способствует особой трудности в анализе. Делая интерпретации, которые оказывают воздействие, уменьшающее способность пациента получать пользу от галлюциноза, аналитик воспринимается тем самым как соревнующийся и соперничающий с пациентом, как будто он твердо намерен доказать превосходство своего психоаналитического метода. Если он не интерпретирует, однако, то предполагается, что он признал свое поражение перед превосходящим его противником. Вся ситуация этой ложной поляризации, следовательно, нуждается в том, чтобы ею занялись в интерпретациях таким образом, чтобы пациент не оставался с уверенностью в том, что аналитик соперничает с ним.

Царство мысли

Нельзя вообразить такое состояние как ничто, но о нем можно думать или выражать его в математических символах. Если сказать, что за пределами Вселенной находится ничто, мы можем вообразить некий ограничивающий забор в конце Вселенной и мы не можем помешать себе воображать, на что это будет похоже, если заглянуть через этот забор; невозможно вообразить ничто. Так что мы думаем о психоанализе в зрительных терминах внутренних объектов, в мысленном трехмерном пространстве, в которое мы проецируем части самих себя. Это ограничивает наше думание таким образом, как была ограничена математика, когда она выражалась исключительно геометрией. Нам нужно, чтобы мы могли отобразить мысленное царство более абстрактным, или алгебраическим, способом, так, чтобы оно могло сохранять потенциал к развитию, отображенный ненасыщенной частью ψ(ξ). Это также открыло бы возможность выведения формулы, достаточно обобщенной, чтобы охватывать большой диапазон возможных вариантов. Психическое пространство непознаваемо, но его можно отобразить, например, в виде точек и прямых.

Бион постулирует, что геометрия возникла из эмоционального опыта, что она развивалась как способ попытаться выразить место или пространство, где находится чувство или объект. Он использует точку и прямую разнообразными способами. Точка используется, чтобы отобразить место, где находились объект или эмоция. Если отсутствие объекта невозможно терпеть, а следовательно, и думать о нем, то точка становится отображением «не-вещи», пугающего призрака поврежденной и умаленной груди. Пространство, где может возникнуть мысль, уже наполнено; оно насыщено, следовательно, не может быть никакой мысли и никакого развития. Точка, таким образом, отображает также место, где что-то могло бы быть. Так она может отобразить пре-концепцию, которая доступна для соединения с реализацией, чтобы сформировать концепцию и тем самым способствовать психическому росту. Точка как пре-концепция относится к вертикальной оси Таблицы.

Царство мысли можно представить себе состоящим из отсутствующих вещей, ожидающих, что станут мыслями, и потенциальных постоянных сопряженностей, ожидающих наблюдения. То место, где объект более не существует, становится эмоциональным переживанием, которое может быть трансформировано в нечто значимое, если окажется возможным вытерпеть связанную с этим фрустрацию и боль. Терпимость к фрустрации, возникающая из опыта отсутствия объекта, может привести к мысли или к распознанию постоянной сопряженности или паттерна, после чего можно искать соответствующую реализацию, которая к ней подойдет. Реализация делает возможным превращение пре-концепции в концепцию и дальнейшее развитие ее значения. Когда фрустрацию и боль невозможно терпеть, отсутствие вещи ощущается как некая вещь, от которой нужно избавиться, поэтому нет никакой постоянной сопряженности, которую можно было бы заметить. Несовершенство любой реализации, которая вступает в соединение с пре-концепцией, также порождает фрустрацию, которая, если ее не вытерпеть, помешает подобрать одно к другому. У психотика подборка должна быть чрезвычайно близкой, чтобы произошло соединение. В результате пре-концепция часто остается ненасыщенной или же вступает в соединение с неподходящей реализацией, что приводит к неверной концепции или заблуждению.

Пациенты могут насыщать элементы в анализе, используя слова таким образом, что их смысл уничтожается; они просто занимают то место, где раньше был смысл. Слова практически становятся β-элементами. В результате вы слушаете описание повседневных событий, и оно не порождает никаких мыслей, идей, чувств или значений. Это отражает неспособность трансформировать реальность сессии – О, блокирование пространства или точки, где может возникнуть нечто. Пространство становится мертвым пространством, не может происходить ничего, дающего жизнь. Пациенты-психотики боятся ненасыщенных слов, потому что приравнивают их к жадности, из проекции и фрагментации завистливо жадного аспекта, стремящегося проглотить все сущее, с чем оно сталкивается. Поэтому им хочется, чтобы слова оставались насыщены устаревшим значением. Это может проявляться клинически в монотонности описаний событий.

Используя идею, что геометрия возникла для выражения эмоционального значения, Бион рассматривает прямую как отображение места, куда может направляться точка, или, в других выражениях, как способ использования, на что может употребляться мысль, т. е. она соотносится с горизонтальной осью Таблицы. И опять же, прямая несет в себе значение места, где находился пенис, а также где что-то может находиться в будущем. Чтобы произошел рост, эти два понятия должны быть сведены воедино.

Бион ищет способ точного описания инвариантов трансформаций, происходящих в аналитической сессии, так, чтобы можно было видеть их сущность. Точка и прямая, место, где что-то находилось, и место, где что-то может возникнуть, грудь и пенис, две оси Таблицы – это все способы выразить отношения, которые являются инвариантом в трансформации. Этот инвариант есть то, что является общим между эллипсом на картине и круглым прудом, который он отображает, рисунком железнодорожных рельсов, сходящихся в точку, и реальностью параллельных железнодорожных путей. «Если существует „отсутствие вещи“, то должна существовать „вещь", инвариант в психоанализе есть математическое отношение, ratio, отсутствия вещи к вещи» (Bion 1965: 103). Например, при клаустрофобии и агорафобии существует общий знаменатель или инвариант, хотя исходная клиническая картина может быть весьма различна. Пространство, либо внутри объекта, как при клаустрофобии, либо вне объекта, как при агорафобии, невыносимо. Это пространство отображает эмоции, неотличимые от «места, где что-то было»; т. е. в этих пациентах, которые не могут выносить отсутствие объекта, присутствует несуществующий объект, который делает «пространство» пугающим, независимо от того, переживается ли оно как находящееся внутри или вне объекта. Паника оказалась заперта в ловушке этого пространства и не находит из него выхода, т. е. нет никакой мысли, при помощи которой можно было бы осуществить бегство. Это инвариант, как при клаустрофобии, так и при агорафобии, и это также то пространство, которое отображено геометрическим пространством. Геометрическую фигуру, таким образом, можно рассматривать как отображающую отношения между объектами; клаустрофобическая ситуация может быть представлена точкой внутри окружности, агорафобическая – точкой, лежащей вне окружности и не соприкасающейся с ней. Понимание инвариантов избавляет от необходимости в обоих терминах, агорафобия и клаустрофобия; они являются различными проявлениями одной и той же проблемы.

Трансформации – это способы, которыми пациент пытается решить свою проблему. Его конкретные трансформации неуспешны. В аналитических отношениях у него есть возможность сравнить свои трансформации конкретной ситуации с трансформациями аналитика.

Аналитик может решать, какую из ряда возможных трансформаций своего опыта с пациентом ему выбрать. Нет какой-то одной правильной интерпретации, но выбор аналитика одновременно и возникает из его отношений с пациентом, и накладывает на него обязательства в связи с этими отношениями, с О. Утверждения аналитика, надо надеяться, ограничены К-связью; они не должны включать H– или L-связей, и в Таблице они находятся в категориях F1, 3, 4, 5. Эти понятия, которые образуют интерпретацию аналитика, возникают из его понимания, т. е. его пре-концепции, которая столкнулась с реализацией, возникающей из чего-то, что находится вне его, т. е. возникающей из его отношений с его пациентом.

Высказывания пациента, однако, могут подсоединяться при помощи любой из связей, L, H или K, включая – К (а значит, включая и – L, и – H), и они могут подпадать под любую категорию Таблицы. Интерпретацию аналитика он тоже может понимать каким ему будет угодно образом, например, как инструмент для самобичевания, как подтверждение своего слияния с аналитиком, как свидетельство, что аналитик крадет у него его идеи и т. д.