Текст книги "Клиническое мышление Уилфреда Биона"

Глава 13
Феноменология психоза

Как человек знает о боли… столь неощутимой, что ее интенсивность, чистая интенсивность, так сильна, что ее невозможно выдержать, ее необходимо уничтожить, даже если это означает убийство «анатомического» индивидуума?

(Bion, 1991, р. 51–52)

Бион написал несколько работ о психотических процессах, которые были опубликованы между 1950 и 1958 гг., т. е. до изложения его новых теорий в книгах Learning from Experience, Elements of Psycho-Analysis и Transformations. Его работа с психотическими пациентами сформировала его теорию мышления. Его ранние статьи о психозе опубликованы в Second Thoughts вместе с его Комментарием к этим статьям, написанным в 1967 г., после выхода вышеупомянутой трилогии. В своем Введении в эту книгу, когда он говорит о подробных описаниях сессий, Бион пишет:

Мне всегда казалось, что против таких описаний можно выдвинуть довод, что повествование и данные интерпретации суть только два разных способа сказать одно и то же, или две разные вещи, сказанные об одном и том же факте. С годами мое подозрение перешло в глубокую убежденность.

(Bion, 1967, р. 1)

Каждое высказывание всегда является трансформацией, и потому повествование и интерпретация суть два различных выражения одной и той же вещи.

Для Биона мышление есть трансформация. Это сущность его теории мышления, которая разрабатывается в трилогии и, наконец, наиболее полно выражена в Transformations; а именно, что то, что происходит в аналитической сессии, представляет собой различные трансформации одного и того же эмоционального события – О. Поэтому мы поместили эту главу о психозе после тех глав, где излагается теория Биона. Эта глава сосредоточена на наблюдениях Биона во время его первоначальной работы с психотиками и другими серьезно нарушенными пациентами и перекидывает мостики к дальнейшему развитию его теории.

Когда Бион пишет о пациентах-психотиках, он говорит не только о явных случаях шизофрении с очевидным нарушением мышления, но также и о психотической части личности у пограничных и невротических пациентов. Таким образом, механизмы, описанные для пациентов-психотиков, представляют собой не какую-то эзотерическую теорию, а применимы ко всем пациентам, включая самого себя. Доминирование психотической части над непсихотической частью в любой личности является помехой психическому функционированию.

В этих статьях Бион говорит о вербальной мысли как о способности, которая психотику дается с трудом, и затем он ее ненавидит, потому что она заставляет его войти в соприкосновение с реальностью его психического мира. Бион представляет себе довербальную мысль как некие идеографы, мысленные картинки, которые передают тот или иной аспект реальности и которые способны соединяться вместе. С развитием его теории мышления эти термины будут введены в аппарат мышления в целом, идеографы как подобие зрительных образов, произведенных из α-элементов.

Шизофренический язык

В своей работе Notes on the theory of schizophrenia Бион описывает неуместное использование языка шизофреником, который, например, использует его как способ мышления там, где более уместно было бы использовать действие. Например, женщина собирается купить мясо, но оказывается в рыбном магазине. Тогда она решает, что рыбник продаст ей мяса. Язык можно использовать как действие; например, в проективной идентификации заталкивать в аналитика слова, словно предметы, или, особенно когда аналитик воспринимается как преследующий, расщеплять психику аналитика, порождая в нем противоречивые мысли и конфликтующие интерпретации.

Мы видим из этих примеров, как могла прийти на ум Биону идея горизонтальной оси Таблицы. Позднее он увидит эти способы думания как действие, как попытки психотической части личности мешать отношениям думания, которые могут привести к изменению.

Эта статья и следующая, Development of schizophrenic thought, сосредоточены на речи и вербальной мысли, для того чтобы очертить роль расщепления и проективной идентификации в атаках на аппарат осознания, которого требует принцип реальности.

Искалечив свой аппарат осознания, который тесно связан с развитием вербальной мысли, шизофреник чувствует, что оказался пленником состояния собственной психики, потому что он не может бежать из него, используя мысль, выраженную словами, т. е. он не может вербализовать свои чувства или назвать какую-нибудь постоянную сопряженность, которая позволила бы развиваться смыслу. Он уничтожил ключ к собственному побегу. В ходе анализа он начинает развивать эту способность к вербальной мысли, и бегство из плена становится для него возможно. Но теперь он лучше осознает свои чувства мучительной подавленности, вины и тревоги. Поэтому он отщепляет свою новообретенную способность к вербальной мысли и проецирует ее в аналитика. Однако теперь отсутствие ее заставляет его чувствовать себя безумным. Иногда ему представляется, что, подобно Прометею, он терпит кару за то, что решился обрести ее, или же что аналитик ее у него украл.

Достижение способности к вербальной мысли является поворотной точкой анализа, но Бион подчеркивает, что, оказавшись в этой точке, пациент, который теперь осознает, что у него есть галлюцинации и бредовые идеи, начинает ненавидеть аналитика за то, что тот привел к возникновению этого крайне неприятного осознания. Он может попытаться обратить процесс вспять путем мельчайшей фрагментации.

Если использовать созданную Бионом теорию мышления, обретение вербальной мысли включено в развитие мыслительного аппарата в целом. В Комментарии Бион говорит также, что он бы теперь рассматривал ощущение плена, ассоциируемое с разрушением мыслительных процессов, в свете 9^, когда 9 сдавливает или берет в плен &. Психотик избегает эмоциональной боли только для того, чтобы оказаться сдавленным 9 до состояния бессмысленности и ригидности, подобного смерти.

В Notes on the theory of schizophrenia Бион (Bion, 1967а, р. 24) также утверждает, что контрперенос должен играть важную роль в анализе шизофреника. В его более поздних работах, однако, он использует исходное фрейдовское определение контрпереноса, то, «что возникает в аналитике в результате влияния пациента на бессознательные чувства аналитика» (Freud, 1971c, р. 144–145), и несколько раз повторяет, что контрпереносу нет места в анализе; единственное, что он означает, – это то, что аналитику нужно проходить дальнейший анализ. Это похоже на отход от позиции: «Что этот пациент делает со мной?», чтобы сосредоточиться на совместном переживании и его трансформациях.

Торжество смертоносности

В своих статьях о психозе Бион подчеркивает важность в понимании шизофреника конфликта между инстинктами жизни и смерти, который никогда не разрешается (Bion, 1967а, р. 38). Кроме того, он говорит, что «шизофреник очень озабочен конфликтом, который никогда до конца не разрешается, между деструктивностью, с одной стороны, и садизмом, с другой» (Bion, 1967а, p. 37). Это связано с засильем деструктивных импульсов, характерным для шизофренической личности (1967а, р. 37), так что даже импульсы любви оказываются окрашены ими и превращаются в садизм. Этот никогда не разрешаемый конфликт, таким образом, является одним из аспектов психотической части личности и способствует появлению охватывающего пациента чувства безнадежности; надежда, возникшая вновь при доминировании импульсов жизни, оказывается подорванной, когда деструктивные и садистические импульсы возвращают себе главенство, часто как бы атакуя или разрушая любой достигнутый прогресс. В действие вновь вступает сдавливающее ♀.

Один наркоман после больших усилий смог отказаться от наркотиков. Он чувствовал себя значительно более живым и способным думать. Он говорил о том, чтобы вернуться к учебе. В очередную пятницу его материал был по качеству банален, он выглядел равнодушным и отстраненным, не выказывал интереса и радости по поводу своего развития или тревоги о будущем. У аналитика, тем не менее, было впечатление, что тот насторожен и все контролирует. В тот вечер он вновь принял большую дозу наркотиков, рассорился с друзьями и потерял работу. Незадолго до того, как он решил принять наркотик, он испытал чувство одиночества, которое он нашел невыносимым. Этот замкнутый круг повторялся с вариациями много раз. Как только жизненная сила утверждала себя, вместе с надеждой приходили болезненные чувства. Их невозможно было вытерпеть, по крайней мере, на начальных стадиях, и деструктивная сторона брала верх, перебарывая робкий шаг вперед и готовясь уничтожить весь достигнутый прогресс. К тому же он получал удовольствие, разбивая, как ему представлялось, надежды аналитика; собственно говоря, возникновение надежды часто вызывает садистическое нападение.

Бион подчеркивал в своих более поздних работах, что дело не только в том, что поднимаются болезненные депрессивные эмоции, но что, кроме того, существует еще глубочайший страх перед изменением, перед неведомым, перед открытостью новому опыту.

После какого-то периода деструктивности жизненная сила вновь утверждает себя, порождая дальнейшее развитие, пока ей не бросает вызов деструктивность. Отношения переноса формируются слишком рано и примечательны тем, что они цепкие и одновременно тонкие.

Один пациент рано в своем анализе сказал, что сессии для него не имеют значения; ему совершенно неважно, ходит он на них или нет; что ему удобно, когда аналитик уходит в отпуск. Это пример истонченности, которую описывает Бион, но тот пациент был прочно привязан к аналитику, это видно было по тому, как он вглядывался в выражение лица аналитика, когда входил в кабинет, как тщательно отслеживал все, что аналитик делает во время сессии, как постоянно размышлял о том, что аналитик думает, и, кроме того, проявлял интерес, если слышал имя аналитика в гостях, употреблял психоаналитические слова, читал книги о психологии, и т. д. Но эмоциональный контакт в результате всего этого не становился сильнее.

В своем Комментарии 1967 г. (1967а, р. 153) Бион описывает перенос как постоянно меняющийся и использует зрительные образы из геометрии, чтобы описать эти различия. Линейный перенос – это такой, в котором связующим звеном между аналитиком и пациентом является линия, не имеющая толщины, но эта тончайшая и цепкая линия трансформируется в одно мгновение в мономолекулярную поверхность или плоскость. Пациент, кажется, находится в близком контакте с аналитиком, и это видно в переносе. Например, одна пациентка всегда точно угадывала, куда ее аналитик едет в отпуск. У другого аналитика перед самой сессией разболелась голова. В начале сессии пациентка-психотик произнесла: «Эти детишки там, этажом выше; от них поневоле голова заболит», но перенос настолько тонок, что, хотя пациентка угадывает различные настроения аналитика, она не проводит различия между ними. Так что, например, горе аналитика будет значить не больше, чем легкое раздражение.

По мере того как пациент пытается расширить отношения переноса, на него нападает состояние замешательства, которое возникает под действием чрезмерно активной проективной идентификации.

Подгоняемый желанием уйти от состояния замешательства и измотанный искажениями [доминирующего импульса под влиянием временно подчиненного инстинкта], пациент силиться восстановить ограниченные отношения; перенос вновь наделяется характерным для него отсутствие черт.

(Bion, 1967а, р. 37)

Поэтому переходы от ограниченного состояния к более открытому и обратно бывают характерны для анализа, когда доминирует психотическая часть. Такое бывает, когда осознание психической реальности достигается, но за ним сразу же следуют сессии, характеризуемые отсутствием материала.

Ненависть к психической реальности

Как описано в главе 7, пациент-психотик боится интеграции мысли, поскольку это ставит перед ним пугающие аспекты его Я, которых он предпочел бы не осознавать, а особенно свирепое Супер-Эго. Когда внутри личности есть свирепый, все рушащий тиран, вполне понятно, что человек предпочитает не знать о нем и живет в ужасе перед этим примитивным Супер-Эго, которое нападает на Я с безжалостной и мстительной критикой. Один пациент был отсечен от своих чувств; понадобилось несколько лет анализа, прежде чем выяснилась причина: он чувствовал себя, как в аду, и ему пришлось отсечь чувства, чтобы выжить. Но это было выживание дорогой ценой – неспособности любить или получать удовлетворение от работы.

Однако психотическая часть боится не только свирепого Супер-Эго. Существует ненависть к реальности как психической, так и внешней, и ко всему, что ведет к осознанию ее. Собственно говоря, позднее Бион высказал мнение, что никогда не находил особых свидетельств существования СуперЭго, Эго и Ид, имея в виду, что он находил свидетельства, скорее, сдавливающей, обедняющей морали, какого-то 9, которое сдавливает жизнь и живость. В своем Комментарии в Second Thoughts, который был написан примерно через десять лет после статей о психозе, Бион утверждает, что у пациента-психотика, «похоже, особое осознание психической реальности, преследующей его. до самых пределов психического удовольствия и боли» (Bion, 1967а, р. 154). Особая трудность психотика в том, что еще в начале своей жизни он, похоже, чересчур рано осознал, что перед ним стоит психическая проблема, с которой нельзя справиться физическими мерами; принцип удовольствия-боли вынужден функционировать в эндопсихическом мире, в противовес возможности достичь удовлетворения через физические чувства. Нам нужно углубиться в это немного дальше. Парадоксально, что психотик «знает», что у него есть проблема, которую нельзя разрешить, найдя себе подходящую жену, удовлетворяющую работу, поселившись в хорошем районе или имея достаточно денег для обеспеченной жизни. Мы предполагаем, что это знание помещается в непсихотической части личности. Похоже, таким образом, что принцип удовольствия-боли помещается, скорее, в психическом мире, чем в сфере физических чувств. Возможный вывод здесь – это, что у «нормального» человека в психической сфере правит иной принцип, иными словами, принцип реальности. Эта реальность, однако, укоренена в системе ценностей: ее нельзя приравнивать к неодушевленному миру.

Один ребенок сумел отчасти поведать об этом нестерпимом положении аналитику так: сначала он изо всех сил дул в бутылочку с соской, как будто хотел надувать объект чувствами, пока тот не лопнет. Затем, хотя день был очень жаркий, он закрыл окна, включил нагреватель и, пока крутил ручки, гудел, как мотор, когда заводят машину. Он сказал аналитику, что одна его приятельница так сильно заводила свою машину, что температура поднялась до кипения. Температура в комнате все росла, а он сказал, что ему холодно, и съежился возле нагревателя. Аналитик чувствовала, что жара становится удушающей, и гадала, что ей делать, в состоянии нарастающей паники.

Это передает в какой-то мере ту беспомощность и панику, которая связана с переживанием не поддающихся контролю чувств, как будто в вас что-то с силой нагнетается все быстрее и быстрее и вы не знаете, когда этот процесс остановится и остановится ли вообще. Таков опыт психотика, у которого, чтобы справляться с миром психики, есть только принцип удовольствия-боли. У него нет способности терпеть, что позволило бы ему начать думать, а значит, облегчить себе отчасти это бремя при помощи мысли.

Психотик чувствует, что на него отовсюду летят стимулы, которые накапливаются у него внутри и с которыми он не способен справиться. Он чувствует, как растет паника, но не может остановить входящие в него данные, поэтому он вдребезги разбивает свой психический аппарат, чтобы уничтожить это переживание. Для того чтобы стереть эту подавляющую психическую реальность, психотическая часть уничтожает все, что может привести к осознанию ее; любой процесс, ведущий к мысли, и тем самым и к появлению смысла, уничтожается. Сюда входит все, что подпадает под термины «α-функция», ♀♂ и механизм PS↔D, все, что угодно, что имеет функцию связывания двух мыслей вместе. Этот деструктивный акт происходит в самый ранний период жизни, и в результате него развитие психотической части с этого момента и далее будет совершенно иным, чем развитие непсихотической части.

Даже аппарат восприятия, который обеспечивает материал для процессов мысли, может подвергнуться атаке и быть уничтожен, как и осознанное восприятие, внимание, суждение и память. Эти атаки наносят грубые увечья и приводят к тому, что различные аспекты психики, способствующие осознанию внутренней или внешней реальности, оказываются разбитыми на мелкие кусочки, вдребезги. Возникающие в результате частицы затем яростно проецируются вовне, как в пространство, так и во внешние объекты, которые воспринимаются как поглощающие их или же поглощаемые ими. Пациент чувствует, что его окружают множественные разнообразные угрожающие объекты. Эти дробящие атаки на психический аппарат и последующее проецирование фрагментов вовне есть основная характеристика, которая отличает психотическую часть личности от непсихотической части.

Объекты, в которые произведена проекция, которые Бион называет странные объекты, каждый состоит из воспринимаемого внешнего объекта, в который была изгнана частица личности, сочетаемая с ее конкретной функцией. Этот объект кажется столь же враждебным, или даже более, чем та сила, с которой ненавистный фрагмент был изгнан из личности. Таким образом, если вытолкнутое – это функция зрения, то поглощенный или поглощающий объект воспринимается как наблюдающий за пациентом с великой враждебностью. Психотический элемент легко обнаружить, если объектом, злобно наблюдающим за пациентом, является чашка, фотография или очки; однако он значительно более скрыт, если таким объектом является другой человек. Например, изгнавший функцию зрения может быть убежден, что за ним злобно наблюдает его мать, отец, брат, сестра, жена, дети или соседи. Аналитик или терапевт часто могут сказать, что мать пациента была склонна к тайному коварству, т. е. она была в реальности такой, как описывает пациент. Это не дает предположить, что происходит проекция атакующего элемента в мать и, следовательно, утрата части себя. Психоз часто прячется таким способом.

Читатель помнит, что реверсия α-функции приводит к продуцированию β-элементов со следами личности, налипшими на них. Они, вероятно, суть то же самое, что странные объекты, описанные выше; мысли обращаются в не-мысли, но с угрожающей окраской, из-за той ненависти, с которой их выбросило.

Психоз: бредовый мир

Взрыв, выбрасывающий из ума эти частицы психического аппарата, играет роль в формировании бредовых идей, которые часто кристаллизуются в результате бредового настроения, в котором окружение, заряженное этими частицами, переживается как жутковатое и пугающее. Пациент пытается использовать странные объекты в попытке конструировать какой-то смысл для своего психического состояния, очень похоже на то, как Фрейд описывал попытки Шребера восстановить свой мир при помощи бредовых идей. Присутствие в этих странных частицах фрагментированного суждения пациента придает бредовому восприятию чувство убежденности.

У пограничного индивидуума или психотика сильно чувство, что события внешнего мира связаны с ним лично – бредовые идеи собственной значимости. Например, девочка-подросток, сидя перед телевизором, считала, что диктор обращается лично к ней, поэтому произносимые новости приобретали колоссальную личную значимость, потому что они были все равно, как если бы часть ее ума разговаривала с нею. Бывает ощущение, что радиоволны или даже сама атмосфера наполнены мельчайшими враждебными фрагментами личности и тем опасны для психотика.

Странные объекты не могут связываться друг с другом, они могут представлять собой только агломерат.

Странные объекты подобны или тождественны β-эле-ментам. Хотя β-элементы не являются мыслями, они, как уже было сказано, могут иметь тенденцию становиться мыслями. При описании проецирования β-элементов вовне Бион предположил, что их дисперсия может образовать сеть, напоминающую прототип ♀, поиск чего-то, что сделало бы их доступными пониманию, т. е. связными. Можно также рассматривать их как ищущих себе ♀, и если они его найдут, то они могли бы агломерироваться, чтобы сформировать О. Однако, если никакого ♀ не найдется, то сеть β-элементов становится более депрессивно-преследующей, жадной, угрожающей объекту, который их изверг.

Бион (1965, р. 137) также описывает бредовые идеи как возникающие, когда пре-концепция вступает в соединение с реализацией, но не насыщается ею полностью, потому что она недостаточно близко ей соответствует; тем не менее, формируется концепция или ложная концепция.

Тот факт, что психотик не может символизировать, соотносится с этим способом, которым внешние события приобретают крайнюю личностную значимость для него, потому что они содержат фрагменты функций его собственной личности. Так, определенные внешние события воспринимаются психотиком как «символические». Они на самом деле являются псевдосимволами, в том смысле, что это не те символы, которые могут разделять другие люди; скорее, они являются попытками психотика осмыслить свой внутренний мир. Хорошо известный пример такого псевдосимвола предложила одна из пациенток Блейлера, которая, полагая, что она беременна, сказала: «Я слышу, как в моем теле бьет крыльями аист» (цит. по: Fish, 1962, р. 19). То, что на горизонте показался «приносящий младенцев» аист, хлопающий крыльями, и есть ее беременность.

Окруженная угрожающими странными объектами, пациентка живет в ужасе перед аннигиляцией, которая вот-вот наступит; так получается, что те способы, которыми она решала свою исходную проблему – то, что она находится в почти невыносимой ситуации, – привело ее в столь же пугающее состояние ума. Эти объекты, которые для не-психотика являются неодушевленными, психотика ставят в тупик, потому что ему они представляются наделенными жизнью. Они являют собой смесь внешних объектов и психических объектов – идей, чувств и функций Супер-Эго или Эго, таких как внимание и суждение. Они также напоминают анальные объекты, из-за фантазии извергания их через анус.