Текст книги "Клиническое мышление Уилфреда Биона"

Когда доминируют попытки избегать фрустрации, все те процессы, которые делают наш опыт доступным пониманию (α-функция), подвергаются атаке психотической части личности путем реверсии, мельчайшей фрагментации и освобождения. Прибегая к этим мерам, психотик опустошает свою психику, но это означает, что он не способен использовать собственный опыт. Он теперь чувствует, что попал в ловушку этого психического состояния, избавившись от средств, при помощи которых он мог бы из него вырваться, т. е. мыслей. Его психика таким образом находится в состоянии прогрессирующего голодания, которое может привести к более тяжелому психотическиму состоянию. Во время анализа, когда делается попытка отказаться от разрушения или реверсии α-функции, α-элементы у пациента остаются, но способностью мыслить он еще не обладает.

Если принимается решение модифицировать фрустрацию, выдерживая ее, тогда, вместо разрядки непереработанных β-элементов или реверсии α-функции, неприятное переживание держат в уме таким образом, чтобы оно смогло стать осмысленным, т. е. достаточно долго, чтобы α-функция воздействовала на него так, чтобы о нем можно было думать. Это затем приводит к модификации чувства фрустрации, процесса думания самого по себе, и предоставляет некоторое контейнирование мучительному переживанию, тем самым делая его менее невыносимым.

Пациентка бросила курить. Это привело к появлению у нее запоров, что чрезвычайно ее огорчило. У нее возник также и психический «запор», в том смысле, что она стала не способна высказывать свои мысли во время сессии. Прежде у нее доминировало стремление избегать фрустрации, и она этого достигала с помощью курения. Отказ от курения, который сначала вызвал длительную внутреннюю борьбу, фактически означал, что она приняла необходимость модифицировать фрустрацию ради роста, т. е. начала борьбу против психотической части личности. Вслед за этим она столкнулась с преследующей реальностью, наполненной примитивной тревогой и бессмысленным материалом, который она ощущала как застрявший внутри нее комок и который она теперь не могла изгнать. Она попыталась разрядить это в аналитика, ведя себя провокационно, т. е. пытаясь вызвать критическую реакцию, как уже было показано выше при описании ^-экрана. Она застряла на полпути – она больше не избегала фрустрации, но еще не имела достаточно развитой а-функции, чтобы обдумать пути выхода из этого состояния.

Подытожим: β– и α-элементы – это гипотетические величины, для которых может не быть никакой реализации, но удобные для того, чтобы говорить о чем-то, что относится к чувственной сфере и поэтому не является человеческой мыслью (β-элементы), и о чем-то, что еще только становится мыслью (α-элементы).

Категория A6 в Таблице относится к разрядке β-элементов, к действию. Поскольку β-элементы не являются мыслями, другие категории, помимо колонки 2, к ним неприменимы. Когда Биона расспрашивали о категории А6, он сказал, что она

будет отображать не мысль, а действие, производимое с действиями, если никакая мысль невозможна, то индивидуум будет переходить от импульса сразу к действию. Столкнувшись с неведомым, человек уничтожит его. Если придать словесную формулировку зрительному образу, это будет такая реакция: «Вот что-то, чего я не понимаю, – я его убью». Но немногие могут сказать: «Вот что-то, чего я не понимаю, – я должен это прояснить. Вот что-то, что пугает меня, – я спрячусь и буду наблюдать за ним», или, при еще большей храбрости:

«А ну-ка я подойду и попробую разнюхать, что это».

(Bion, 1990, р. 27–28)

Может произойти нечто наподобие утраты α-функции, когда приходится перейти со своего родного языка на другой из-за переезда из родной страны в другую, где говорят на другом языке. Ева Хоффман в своей книге Lost in Translation описывает, как она почти полностью потеряла идентичность по причине практически утраты языка, когда в возрасте 13 лет переехала из своей родной Польши в Соединенные Штаты Америки. Вся ее эмоциональность была облечена в польский язык, и понадобилось много лет, чтобы английский проник в ее глубинную внутреннюю речь. Это аналогия ситуации, когда человек не может абстрагировать существенные эмоциональные и когнитивные элементы опыта, в том числе и в особенности опыта устной речи. Увидев во сне избушку, в которой под земляным полом находился мощный источник тепла, она описывает наступивший наконец прорыв в английский язык так:

Какой-то голос в сновидении говорит:

«Избушка – это Средоточие Желания; само солнце поддерживает здесь Огонь».

Когда я просыпаюсь, я понимаю, что слова, которые я никогда бы не придумала в дневное время, слова, сжатые в метафору и рифму, были созданы где-то внутри моего сна… Английский заговорил со мной языком, который приходит из подсознания, языком, столь же простым и таинственным, как средневековая баллада, гностическая речь, которая предшествует и заменяет собой на наши аналитические сложности. У меня давно в сновидениях появляются английские слова. Но теперь они прорвались, деформируются и переформируются, как если бы они представляли собой кусочки хромосомного вещества, пытающегося реорганизовать себя. Но после того как эта мутация произошла, после того как язык начинает говорить собою во мне из моих клеток, я перестаю так зацикливаться на нем. Слова уже более не колючие кусочки твердого вещества, которые обозначают только самих себя. Они все больше и больше становятся прозрачной питательной средой, в которой я живу и которая живет во мне, – средой, через которую я вновь могу установить связь с собой и миром.

(Hoffman, 1991, р. 243)

Автор, похоже, описывает развитие у себя способности перерабатывать английский язык при помощи α-функции. Прежние «колючие кусочки твердого вещества, которые обозначают только самих себя» – это описание β-элементов.

И в завершение главы цитата из Биона.

Определение значения термина «α-функция» является задачей психоанализа и не может быть осуществлено никакими иными способами. Его статус… является неизвестной переменной, которая должна использоваться для удовлетворения потребности в абстрактной системе, – такой, которая в достаточной мере удовлетворяет требованиям психоанализа.

(Bion, 1962b, р. 55)

Глава 8
Определение мысли

Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то, и другое мне нет надобности искать, и только предполагать, как нечто, окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во Вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере, поскольку это можно видеть из целесообразного назначения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни.

(Kant, 1956, р. 166)[20]20
  Перевод Н. М. Соколова. – Прим. ред.


[Закрыть]

В главах 4 и 7 мы уже видели, что Биона занимало генерирование и развитие мысли. Мы хотим теперь в этой главе исследовать природу мысли как таковой. Начнем с краткого обзора философских теорий мышления.

Философские предпосылки

На протяжении веков философы и в более недавнее время психологи пытались думать о мышлении. Является ли оно деятельностью, в которую включен весь человек, как говорил Аристотель? Или только часть человека, именуемая разум, или душа, как думал Платон? Из чего состоит деятельность мышления и каковы данные, с которыми оно работает?

Гоббс говорил, что содержание знания происходит из сенсорного опыта. Локк утверждал, что к этому содержанию добавляется восприятие разумом своего собственного функционирования. Эти предположительно простые единицы восприятия хранятся и используются в различных комбинациях для создания сложных идей. Локк различал 5 основных операций разума: восприятие; удержание, которое подразделяется на созерцание и память; различение, т. е. решение, являются ли две идеи одинаковыми или различными, и от этого процесса зависит способность к рассуждению и суждению; сравнение одной идеи с другой; и, наконец, композиция, когда простые идеи соединяются вместе в идеи сложные.

Локк иногда рассматривал понятие разума как контейнер идей, в другие моменты – как свечу, которая проливает на идеи свет. Эти идеи, похоже, существуют где-то между объектами, из которых они выведены, и разумом. То, что они возникают в контексте отношений между субъектом и объектом, становится важным аспектом теории Биона. Один из аспектов подхода Локка к мышлению – это теория, согласно которой серия мыслей доступна для рассмотрения и перерабатывается разумом вышеописанными способами. Но мысль, что разум есть свеча, способная пролить свет на тьму, передает чувство чего-то гигантского, неведомого, с бесконечными возможностями, лишь малую часть которого разум способен постичь, и лишь в очень слабой степени. Эта последняя идея в большей степени соответствует взгляду Биона.

Говоря о коммуникации и языке, Локк понимал, что огромное число идей в уме, частностей, должно быть генерализовано, для того чтобы о них стало возможно говорить. Он использует слово «абстрагирование» для обозначения процесса, при помощи которого идея становится способна отображать больше одной идеи, т. е. множество идей, имеющих некий общий элемент и освобожденных от частностей. Когда производятся эти абстрагирования, они являются произвольными, в том смысле, что они созданы человеком, и для его собственного удобства. Иными словами, абстрагирование есть переменная, зависящая от человеческого выбора; это не константа с навеки фиксированной величиной.

Мнение Локка, что мышление есть активный процесс узнавания и оценки, противостоит теории ассоциаций, в которой процесс мышления рассматривается как более пассивный. Ее история восходит к Аристотелю. Упрощенно, простые сенсорные элементы из внешней реальности оставляют отпечаток у готового к их принятию организма и соединяются вместе в более сложные единицы согласно законам ассоциации, таким как сопряженность в пространстве и времени, или сходство, или контраст. Эта теория имеет применение в концепциях выработки непроизвольных и оперантных условных рефлексов, в которых предполагается, что способность распознавать и различать есть слепая реакция. Ассоциация элементов через сопряженность, сходство или контраст есть форма умственного процесса, которая предшествует мышлению по времени или является мышлением в зародыше.

Выготский (1975) говорил, что подлинное формирование понятий начинается только в подростковом возрасте, но у детей функциональный эквивалент понятий, которые он назвал «комплексы», выводится на основании ассоциативных связей. Дети не абстрагируют единую характеристику, чтобы сформировать понятие. Хотя ребенок дошкольного возраста может использовать для предмета то же самое слово, что и взрослый, это не понятие, а комплекс ассоциаций. Например, когда взрослый указывает на утку, садящуюся на воду, слово «утка» для маленького ребенка означает не только птицу, но и плещущую воду, звуки, рябь на озере и т. д. Все это – ассоциативные связи, образующие комплекс. Реальное значение слова «утка» еще не было абстрагировано. В зрелом мышлении, возникающем в подростковом возрасте, форма лично конструируется или абстрагируется, вместо того чтобы связывать два объекта через сходные или контрастирующие форму и цвет. Выготский говорил, что только в подростковом возрасте человек обретает способность рассортировывать и разбивать на категории по форме или структуре, т. е. по тому одному атрибуту, который связывает предметы. Легко заметить, что Бион, в основе теории мышления которого лежит представление об α-функции, придерживался конструктивистской теории мышления, как и Выготский. Здесь можно видеть огромный разрыв между Бионом и Фрейдом, чья теория мышления восходила к ассоциациативной традиции. Бион, как и Выготский, видел в умственных процессах ассоциацивного типа матрицу, из которой возникает мысль, но утверждал, что это еще не сама мысль. Каждый ассоциативный элемент, по формулировке Биона, является β-элементом. Философом, который в наше время довел конструктивистский взгляд до его высшей точки, был Сартр. Именно Сартр подчеркивал, что мы несем ответственность за нашу собственную жизнь, что мы конструируем ее. Именно по этой причине он делал особый акцент на способности к воображению. Некоторые философы полагали, что воображение в значительной мере обусловлено следами в памяти, тогда как Сартр утверждал, что оно обладает властью конструировать мир почти из ничего.

Философ Юм писал, что в воображении идеи соединяются вместе некой ассоциативной силой, которая начинает действовать благодаря качествам сопряженности по времени и месту, сходства и причины и следствия. Когда мы наблюдаем постоянное совпадение и регулярное повторение двух сходных событий, происходящее с постоянным паттерном сопряженности во времени и пространстве и следования одного за другим, это вызывает у нас ожидание, что за одним («причина») последует другое («следствие»). Юм говорил, что мы не можем вывести идею причинной связи из постоянной сопряженности[21]21
  В данном контексте (со ссылкой на Юма) и далее вариант перевода термина «constant conjunction» как «постоянная сопряженность» представляется более удачным, несмотря на то, что в раних публикациях на русском языке (напр.: Гринберг Л. и др. Введение в работы Биона. М.: Когито-Центр, 2007) был использован вариант «устойчивая связь». – Прим. ред.


[Закрыть] – представление о причинности является, скорее, проекцией на внешний мир естественной человеческой тенденции делать причинно-следственные выводы. Иными словами, после того как мы несколько раз наблюдали постоянную сопряженность, наш разум склонен переходить от одного предмета к другому, который всегда сопутствует ему, и таким образом возникает идея о существовании очевидной связи между ними. Бион говорил, что причинно-следственный вывод, который мы делаем о событиях в неодушевленном мире, является проекцией на него моральной категории. Мы подозреваем, что Бион имеет здесь в виду морализирующую категорию, происходящую из параноидной ментальности. Именно параноидная ментальность устанавливает некую линию аттрибуции вины. В человеческом мире мы называем это виной, в неодушевленном мире мы называем это причиной. Бион полагал, следовательно, что человеческое проецируется на неодушевленное. Идея Биона о человеческом происхождении причин и следствий и его понятие постоянной сопряженности восходят к Юму.

На протяжении XIX века интерес к бессознательным аспектам психики вышел на передний план при изучении диссоциированных состояний, гипноза, экспериментов со словесными ассоциациями, и с признанием иерархической структуры как психики, так и центральной нервной системы. Например, Хьюлингс Джексон высказал наблюдение, что разрушение функции более высокого центра в центральной нервной системе приводит к снятию ингибирования более низкого центра. Кроме того, теория константности Фехнера породила представление, что стимуляция нарушает психологическое или нейрологическое равновесие; после этого нарушения требуются меры, чтобы восстановить устойчивое состояние. Фрейд основывал свою теорию влечений на теории константности Фехнера[22]22
  Сегодня теорию константности называют теорией гомеостаза – название, которое ей дал У. Б. Кэннон (W. B. Cannon).


[Закрыть]. Эти идеи подтолкнули теории мышления в направлении ассоциационизма. По нашему мнению, мышление, основанное на ассоциационистских идеях, на самом деле вовсе мышлением не является. Собственно говоря, связь по ассоциации может вытеснять мысль, в Таблице Биона ее можно отнестии в колонку 2. Мы можем также видеть, что представление Фрейда о существовании причинно-следственной связи между элементами свободной ассоциации опирается на ассоциационизм.

Теория мышления Фрейда охватывает многие из этих идей. Он считал, что репрезентации, выведенные из внешних фактов, а также те, которые являются результатом состояний внутреннего возбуждения, могут иметь форму образов, идей, ощущений, состояний напряжения и других чувств. Он выработал понятие двухуровневой иерархии мышления: первичные процессы, связанные с бессознательным, на которые накладываются вторичные процессы в предсознательной системе. Первичный процесс – это опять же психическая активность ассоциативного типа, тогда как вторичный процесс ближе к бионовской модели мышления, таким образом происходит метаморфоза из одного в другое. Бион исследовал это в Transformations (1965).

Первичный процесс функционирует в соответствии с принципом удовольствия – боли, т. е. он основан на стремлении организма, когда тот выведен из равновесия состоянием напряжения, вызванным стимуляцией, вернуться к своему прежнему состоянию равновесия. Так что его корни – в гомеостатической теории. Первичный процесс мышления, следовательно, основан на модели рефлекса: наращивание напряжения, создающее неудовольствие, за которым следует разрядка напряжения, облегчение, которое переживается как удовольствие. На этом уровне функционирования мысль и действие – это одно и то же, так что галлюцинаторное удовлетворение, т. е. вызывание образа источника облегчения, фактически может, пусть всего лишь временно, облегчить напряжение.

Желание было определено как ток, который начинается от неудовольствия и нацелен на удовольствие; первым желанием было это галлюцинаторное катектирование памяти, или мнестического образа предшествующего удовольствия. Во вторичном процессе мнестическому катексису не позволяется доходить до восприятия, т. е. не допускается галлюцинация. Вместо этого задержка разрядки напряжения достигается посредством мысли, пока организм ищет способ так воздействовать на среду, чтобы достичь источника удовлетворения. Когда идеи, выведенные из мышления, начали ассоциироваться со словами, мысли получили возможность сделаться предсознательными или сознательными.

Фрейд утверждал, что сновидения – это скрытые желания, использующие для своего отображения образы, полученные из воспоминаний и постоянно возникающей соматической стимуляции. Используемые в работе сновидения механизмы, такие как сгущение и смещение, делают желание доступным.

Если Фрейд рассматривал мысль как средство снизить напряжение, Бион видел в ней средство управления напряжением. Мнение Фрейда, что сновидения – это галлюцинаторное исполнение желаний, является последовательным результатом его идеи о том, что мотивацией управляет потребность организма снизить напряжение. Бион не разделяет этого взгляда, а понимает сновидения как процесс, при помощи которого фрустрация и напряжение соединяются и трансформируются мыслью.

Альфред Бине, французский психолог, был современником Фрейда, хотя и умер на 28 лет раньше. Он начал с ассоци-ационистской модели мышления, но в результате длительных наблюдений за шахматистами, людьми исключительно талантливыми в счете, литераторами и детьми (включая своих собственных) он изменил мнение и стал считать, что эмоция неотделима от мышления. Он утверждал, что мышление динамично и связано с позицией готовности к действию. Для того чтобы что-нибудь понять, требуется внутренний акт понимания,

который никакой образ. никогда не может отобразить… Более того, можно. достичь понимания без помощи какого бы то ни было образа. Это понимание. возникает из осознания позиции, конкретной, неопределимой позиции, которая создает впечатление легкости, преодоленной трудности, интеллектуальной мощи. Таким образом, понять слово, значит почувствовать наступление этой реакции; <…> мы признаем тот парадокс, что невозможно понимать без интеллектуального осознания; ощущение понимания появляется, когда вовсе еще ничего не понято; человек понимает, не понимая.

Это очень ясно показывает пропасть, разделяющую два взгляда на психическую жизнь: прежний взгляд – рациональный, объясняющий, логический, и другой -

теорию действия, согласно которой психическая жизнь никоим образом не есть разумная жизнь, а есть хаос тьмы, исчерченный вспышками света, нечто странное и прежде всего не непрерывное, оно всего лишь казалось непрерывным и рациональным, потому что, после того как событие произойдет, его описывают при помощи языка, который всюду вносит порядок и ясность.

(Альфред Бине, цит. по: Reeves, 1965, р. 247–248)

Согласно этой последней точке зрения на мышление, разум зондирует тьму и тогда частички реальности внезапно оказываются освещены. Таким образом, она опирается на теорию действия и напоминает горизонтальную ось Таблицы Биона, конечной точкой которой являются зондирующие исследования и действия.

Прежний подход к мышлению предполагал его «рассмотрение» как аналога зрения, как серии состояний, порождаемых впечатлениями от сенсорного мира, проходящими перед глазами. В соответствии с ассоциационистской идеей мышления, соединение этих образов происходит в соответствии с принципами сходства, сопряженности в пространстве или времени: предметы связываются, скорее, через перцептивное, чем через формальное сходство. Взгляд на мышление с точки зрения действия, естественно, связан с идеей, что обретение знания происходит через деяние.

Бине, который начинал с ассоциационистской точки зрения, пришел к тому, чтобы рассматривать мышление как нечто аналогичное, скорее, действию или процессу, чем структуре или состоянию. С этой точки зрения психика и есть активность, тогда как с позиций ассоциационистов психика видится как некий мешок, внутри которого побрякивает великое множество разнообразных предметов.

Мелани Кляйн, хотя и придерживалась теории инстинктов, выработала идею фантазийного внутреннего мира объектных отношений, где эго и объекты могут расщепляться на различные части. Она описала механизм проективной идентификации, который позволяет в фантазии отщепить части своего Я и путем проекции поместить их внутрь другого. Эти проецированные в кого-то объекты становятся преследующими, угрожающими аннигилировать эго, которое их исторгло. Это порождает тревогу преследования, которая связана со страхом причинить вред своему Я, характерным для параноидно-шизоидной позиции. В этой позиции фрагментируется как эго, так и объект. Это состояние психики сменяется депрессивной позицией, в которой произошла интеграция Я и объекта и присутствует осознание цельного, амбивалентно любимого объекта. Доминирующая тревога в этой позиции – это тревога за безопасность объекта от наших собственных деструктивных устремлений. От этого ориентиры человека полностью меняются. Способность произвести этот переход от параноидно-шизоидной к депрессивной позиции есть основа психической стабильности. Она рассматривала этот переход не только как стадию развития, но также и как смену позиции, которую необходимо регулярно, время от времени, совершать на протяжении всей жизни. В депрессивной позиции индивидуум способен терпеть боль, сожаление, вину и стыд, вместо того чтобы избавляться от них. Этот взгляд, таким образом, противоречит точке зрения Фрейда, поскольку теория постоянства предполагает, что боль уменьшается за счет уменьшения напряжения. Идея о том, что психическая боль – это нечто, что следует пережить и что способствует росту, чужда схемам Фрейда.

Бион признавал значимость колебаний между этими позициями, которые он обозначил как движение PS↔D, в качестве важного для психической жизни момента по другой причине – потому, что оно отображает основной механизм мышления. Оно описывает перемещение из аморфного состояния хаоса в состояние когерентности, которое формируется под действием избранного факта. Таким образом, он акцентирует интегрирующую способность избранного факта, приводящую к переходу PS «D в направлении когерентности и «спонтанному обнажению» истины.

Мелани Кляйн описала, как инстинкт жизни ведет к перенаправлению младенцем инстинкта смерти вовне, поскольку он не может терпеть его внутри себя. Бион рассматривал это как нетерпимость к фрустрации, ведущую к полному освобождению от психических содержаний, которые воспринимаются как невыносимые. Преследующие чувства переживаются как вещь-в-себе, а не как мысль, и происходит умственное освобождение от них, сопровождающееся мускульным действием.

Понятие проективной идентификации, предложенное Мелани Кляйн, подкрепляется у Биона понятием ♀♂ – взаимодействия, которое ведет к взаимному развитию или к взаимному уничтожению и обеднению смысла, в зависимости от того, какой будет эмоциональная связь: К (или L, или H) или – K (-L или – H). Например, если тревогу, вызванную проективной идентификацией, удается терпеть достаточно долго, чтобы думать о ней, значит, имеет место К-связь и, следовательно, ♀♂ является симбиотическим или комменсальным. Если, однако, чувство невозможно вытерпеть, значит, присутствует – К-связь и личность становится жертвой преследующих чувств, поскольку смыслу не позволено появиться.

Основной интерес Пиаже был направлен на развитие когнитивных структур. Он описал два адаптивных процесса – ассимиляцию и аккомодацию – как основные факторы развития мысли. Он понимал когнитивное мышление как некие действия, которые изначально производятся над внешней средой и постепенно интериоризируются. Более сложные интеллектуальные операции рассматриваются им как абстрактные формы более простых и предшествующих по времени операций. Он был убежден в существовании тесой связи между аффектом и когнитивным мышлением. Процитируем Пиаже:

Жизнь аффекта, подобно жизни интеллекта, представляет собой постоянную адаптацию, и эти два явления не только параллельны, но и взаимозависимы, поскольку чувства выражают интерес и ценность, вкладываемые в действия, которым интеллект придает структуру. <…>

Личные схемы, как и все прочие, являются и интеллектуальными, и аффективными. Мы не можем любить, не пытаясь понять, мы не можем даже ненавидеть без тонкого использования суждения.

(Цит. по: Flavell, 1968, р. 80–81)

Мы не можем рассуждать даже в чистой математике, не переживая определенных чувств, и, напротив, никакой аффект не может существовать без некоего минимума понимания или различения.

(Пиаже, цит. по: Reeves, 1965, р. 265)

Исследования Пиаже подтверждают тот факт, что мысли всегда имеют эмоциональный компонент, а эмоции – компонент когнитивный. Описательный анализ Биона созвучен этой теории Пиаже.