Текст книги "Фредерика"

– Берегитесь, дорогой друг! Когда мужчины в вашем возрасте вспыхивают страстью к выпускницам пансионов, это первый признак старости!

– Я буду осторожен! – пообещал он, отвечая улыбкой на улыбку.

Чарльз Тревор предупреждал маркиза, что Эндимиону может не понравиться то, что его партнершей по обеденному столу стала Джейн, но вскоре он сообразил, что потерпевшей стороной оказался отнюдь не Эндимион, а Джейн. Он с Чарис оказались сидящими друг напротив друга; и Эндимион, то ли пораженный в самое сердце, то ли решив, что Джейн не заслуживает особого внимания, попросту не сводил восхищенных глаз с волшебного видения напротив. Особого очарования прибавляло Чарис и то, что она не придавала значения собственной красоте; и, поскольку она всегда одаряла своим вниманием того, кто оказывался ее собеседником, то, по большей части, игнорировала влюбленные взгляды, которыми ее бомбардировали. Если же она замечала, что ее пожирают глазами, то не испытывала ни удовольствия, ни благодарности, а мысленно вешала на воздыхателя клеймо ужасно невоспитанного человека, спрашивая себя, уж не посадила ли она пятно спереди и не перепачкалась ли чем-нибудь. Но, когда она подняла глаза и поймала обожающий взгляд карих глаз Эндимиона, ни один из этих страхов не пришел ей в голову. Она покраснела и моментально отвела глаза. И хотя ей очень хотелось, чтобы он перестал смотреть на нее в упор, она почему-то не сочла его ужасно невоспитанным нахалом. Он был самым красивым молодым человеком, которого она когда-либо видела: живое воплощение героев, которые (по уверению тети Скрабстер) существуют только в эпических балладах или на обложках любовных романов из телячьей кожи. Не знай она о том, что он не сводит с нее глаз, то сама несколько раз украдкой взглянула бы на него, но она все знала и, будучи хорошо воспитанной девушкой, постаралась больше не смотреть в его сторону. Сидевшая чуть дальше Фредерика, демонстрируя живейший интерес, поощряла лорда Бакстеда наставить ее в сложном деле управления поместьем. Леди Джерси, оказавшаяся по другую сторону стола и внимательно наблюдавшая за сестрами из-под ресниц, вдруг обронила:

– Очень хорошо, Альверсток! Они мне нравятся. Приятные, естественные манеры, причем у обеих; а Красотка еще и отличается скромностью, что особенно подкупает. Вы пригласили меня сюда с целью уговорить достать для них пригласительные билеты в «Олмакс»?

Словесный вызов, сопровождавшийся одним из острых, как рапира, взглядов ее светлости, ничуть не обескуражил маркиза. Убедившись, что сидящая от него по левую руку леди Сефтон увлеченно беседует с мистером Мортоном, Альверсток холодно ответил:

– Нет. Только чтобы избавить себя от невыносимой скуки, Салли! Я полагаюсь на Луизу в том, что она добудет для них пригласительные билеты.

– Она не станет этого делать, – отрезала леди Джерси. – Она скажет вам, что миссис Буррел отказалась пойти ей навстречу, и даже вы, бездушное чудовище, едва ли можете ожидать, что она обратится к Эмили Купер! Агнцы буквально раздавлены кончиной леди Мельбурн, и Эмили – больше всех. – Окинув стол еще одним взглядом исподтишка, она сдавленно захихикала: – О, мой Бог, вы только посмотрите на Луизу! Я сделаю это! Да, сделаю! Пусть даже только для того, чтобы на наших собраниях побывали вы, Вернон!

– Ничего не выйдет, моя прелесть: я никогда не раскрываюсь перед снобами! Или вы приберегаете их для герцогов?

Она вновь весело рассмеялась, оценив его чувство юмора:

– Веллингтон? Но он попытался нарушить наши правила, на что вы, в чем я уверена, никогда не пойдете!

– Много вы об этом знаете! Поинтересуйтесь у моих любящих сестер!

– В этом нет нужды! Ответ я знаю и так. Как же они третировали меня – Аугуста и Луиза, но только не моя дорогая Элиза! – когда уже стали молодыми дамами, а я еще оставалась захудалой воспитанницей пансиона! Интересно, понравится ли им, если я возьмусь покровительствовать вашим подопечным? О боже, наверняка! Мария!

Леди Сефтон, повинуясь повелительному оклику, устремила вопрошающий взгляд на подругу.

– Мы сможем устроить приглашение подопечным Альверстока к нам в «Олмакс»?

– О да. Думаю, мы обязательно должны им помочь, не правда ли? Такие чудесные девушки – вы согласны со мной? К тому же бедные дочери Фреда Мерривиля! Мы обязательно должны сделать для них все, что в наших силах! – согласилась леди Сефтон, возвращаясь к прерванной беседе с мистером Мортоном.

– Итак, я берусь за дело, – заявила леди Джерси. – Нет, но какой скандал! Господи, какая же я глупая гусыня! Теперь я никогда не узнаю, ради чего вы меня пригласили сюда!

– Не расстраивайтесь! – утешил ее Альверсток. – Лучше подумайте о том, какое удовольствие вы получите, выставив моих сестер на посмешище!

– Тоже верно! – Она метнула еще один взгляд украдкой на другую сторону стола. – Красотка произведет фурор, в этом нет сомнений. Старшая лучше владеет собой, в ней чувствуется порода, но… Какое у них состояние, Альверсток?

– Приемлемое.

Она наморщила нос:

– Очень жаль! Однако поживем – увидим! С таким-то личиком младшая, по крайней мере, может рассчитывать на вполне респектабельный брачный союз. Ладно, посмотрим!

Глава 11

Что ж, по крайней мере первая часть пророчества леди Джерси сбылась очень быстро. Мисс Чарис Мерривиль действительно произвела настоящий фурор. Задолго до того, как Альверсток и его сестра Луиза приняли последних гостей, девушку уже пригласили на все танцы до единого, и молодые щеголи, прибывшие с опозданием, лишились блаженства обнять ее за талию в туре вальса или подержать за руку в контрдансе[39]39
  Народный национальный танец.


[Закрыть]. Она ни с кем не танцевала более двух раз, но позволила Эндимиону сопроводить себя к ужину, поддавшись на его уговоры, что их отношения благодаря родственным связям остаются чистыми и невинными, как первый снег. Заметив сомнение на ее лице, он добавил:

– Я попрошу вашу сестру составить нам компанию, ладно? А вот и она, с молодым Грегом – это мой кузен, чтоб вы знали. Уж против этого вы не станете возражать, верно?

– О да! Так будет очень хорошо! И, пожалуйста, попросите свою сестру присоединиться к нам!

Он пропустил эту просьбу мимо ушей, поскольку в эту минуту Хлою обхаживал молодой лорд Ренторп, один из тех, кто прибыл слишком поздно и кому не удалось пригласить Чарис на танец. Приятель и сослуживец Эндимиона, он не замедлил высказать свое мнение о подлых негодяях, кои тихой сапой обходят верных друзей на марше, а поскольку, ко всему прочему, он еще и пользовался успехом у дам, будучи дерзким до неприличия и чрезвычайно бойким, то Эндимион отнюдь не горел желанием ужинать в его компании. Он сказал:

– О… э-э… да, но вы же видите, что она с Ренторпом!

– Быть может, он тоже захочет присоединиться к нам? – с невинным видом предложила она. – Ваша мама представила его мне, и он был очень любезен, и нисколько не обиделся, когда я сказала ему, что не смогу потанцевать с ним! Ваша матушка говорила, что он – ваш друг, не так ли?

– О да! Разумеется! Лучший друг! – заявил Эндимион. – Просто я подумал, что вам может не понравиться… ужин в семейном кругу, вот! Обойдемся без родственников, ага?

Но тут инициативу у него перехватил тот самый лучший друг, подошедший к ним с Хлоей под ручку, коему пришла в голову та же самая счастливая мысль отужинать в тесной компании. В этом устремлении его горячо поддержала Хлоя, со всем пылом юности восхищавшаяся новой кузиной и лелеявшая тайную надежду быть допущенной в круг ее друзей. Эндимион заикнулся было о семейном торжестве, но его беззаботный приятель жизнерадостно возразил, что члены семьи вечно грызутся между собой, если только среди них не оказывается кто-либо чужой. Так что Эндимиону ничего не оставалось, кроме как разыскать Фредерику и своего кузена Грегори и пригласить их на ужин, причем вероломный друг напутствовал его такими словами:

– Пошевеливайся, Простофиля, не то мы рискуем остаться без запеченных лобстеров!

Леди Бакстед выражала опасения, что бал, устраиваемый в столь короткие сроки, да еще и до начала главных развлекательных мероприятий сезона, может и не собрать требуемого количества гостей, но, сойдя к ужину, убедилась, что ни один из предстоящих раутов, балов или приемов не сможет превзойти нынешний ни великолепием, ни изысканностью публики; и сейчас ее раздирали противоречивые чувства. Ее постылому братцу достаточно было пошевелить пальцем, и высшее общество слетелось к нему домой, словно мухи на мед, как он и предсказывал. Собственно говоря, именно этого она и добивалась, но в душе негодовала, полагая, что несколько высокомерных отказов пошли бы ему на пользу. Да, следует признать, что он дал ей возможность ввести Джейн в высшие круги, но сам преследовал при этом совсем иные цели: он собирался представить сестер Мерривиль сливкам общества и добился этого. По крайней мере полудюжина дам уже обратились к ней с просьбой привести своих очаровательных протеже к ним на вечеринки – ее протеже, надо же такое сказать! – и, в довершение всего, леди Джерси пообещала им пригласительные билеты в «Олмакс» и даже имела наглость просить ее – ее! – показать им дорогу в Зал собраний!

– И захвати свою дочь – Джейн, кажется? Приводи и ее непременно! – заявила леди Джерси с такой снисходительной любезностью, что леди Бакстед едва сдержалась, чтобы не вцепиться ей в волосы. – Я пришлю для нее пригласительный билет – да-да, именно так! А если забуду, ты уж напомни мне, Луиза! Ты же знаешь, какая я рассеянная!

Стоило леди Бакстед вспомнить дерзкую маленькую Салли Фейн, жалкую и несчастную воспитанницу пансиона, которую она неоднократно осаживала, как приготовленные французским поваром брата деликатесы утратили весь свой замечательный вкус и ее едва не стошнило. В это мгновение она ничего так не желала, как вновь высокомерно осадить Салли. Но, какая бы буря ни бушевала у нее в душе, леди Бакстед ни на мгновение не забывала о своей главной цели. Ни одна мать, имеющая дочь на выданье, пребывая в здравом уме, не станет ссориться с леди Джерси, признанной королевой самого фешенебельного клуба Лондона, который злые языки называли не иначе как Брачный Базар. И леди Бакстед, у которой моментально пропал аппетит, вынуждена была принять предложение Салли с улыбкой столь же фальшивой и сладкой, как и та, что играла на губах самой Салли.

Впрочем, в тот вечер от одного унижения своего триумфа и негодования она все-таки оказалась избавлена: ни одну из своих подопечных Альверсток не пригласил на танец. Десятки глаз с любопытством наблюдали, что он будет делать, но их обладателям пришлось – с облегчением или разочарованием, в зависимости от своего расположения – довольствоваться созерцанием того, как он танцует с почтенными и солидными дамами. Правда, он остановился рядом с Фредерикой, чтобы переброситься с ней несколькими словами, но раздуть из этого события что-либо значимое не удалось, поскольку маркиз, вопреки своей обычной праздной лени, не обошел своим вниманием никого из гостей.

– Вы удовлетворены, Фредерика? – осведомился он.

Та порывисто воскликнула:

– Не знаю, как и благодарить вас! Я не просто довольна, я на седьмом небе от счастья! – Она вдруг улыбнулась своей летящей улыбкой. – Это вечер моего триумфа, вы не находите? Я знала, что Чарис достаточно лишь показаться на людях, чтобы ее оценили по достоинству! – Видя, что он молчит, она взволнованно добавила: – Мне ведь не показалось, потому что я – лицо заинтересованное, не так ли? Она действительно произвела фурор, правда?

– Совершенно верно. А вы когда-нибудь думаете о ком-либо еще, кроме Чарис?

– Ну, еще бы! – кажется, она была шокирована. – Я думаю обо всех из них, с той только разницей, что сейчас она занимает меня больше остальных, поскольку является моей главной заботой.

Он с любопытством взглянул на нее:

– Неужели вас совсем не заботит собственная судьба, Фредерика?

– Собственная судьба? – переспросила она. – Что ж, будь у меня повод для тревоги, я бы обеспокоилась… естественно! Но на самом деле…

– Мне следовало спросить иначе – думаете ли вы хоть иногда о себе? – прервал он ее. – Вы называете нынешний вечер своим триумфом потому лишь, что Чарис произвела фурор; но мне почему-то представляется, что вас приглашали потанцевать ничуть не реже Чарис.

Она рассмеялась:

– Да… и это самое смешное, вы не находите? Я положительно ошеломлена: мои партнеры преисполнены надежд, что если они будут вести себя очень любезно и внимательно по отношению ко мне, то я сочту возможным познакомить их со своей сестрой!

– Вы очень странное создание, – заметил он.

Улыбнувшись и наклонив голову в знак приветствия, маркиз двинулся дальше, а его место занял Бакстед, пригласивший Фредерику на кадриль.

Последнее замечание его светлости изрядно ее озадачило, но она не стала выискивать скрытый в нем потаенный смысл, как и ломать голову над тем, действительно ли многочисленные джентльмены, пригласившие ее на второй танец, рассчитывают через нее познакомиться с сестрой. Она бы ни за что не поверила, если бы ей сказали, что в толпе новых обожателей Чарис нашлись и те, кто считал ее саму красивее сестры.

К их числу принадлежал и мистер Мортон, который, вопросительно изогнув бровь, уставился на Альверстока и потребовал, чтобы тот объяснил ему, какую игру тот затеял.

– Никакую, – холодно ответствовал маркиз.

Мистер Мортон вздохнул.

– Мой мальчик, не думаешь же ты – нет, черт меня побери, неужели ты действительно рассчитываешь провести меня? Ни одно из объяснений покровительства, которое ты оказываешь дочерям Мерривиля, я не могу принять всерьез. Одни говорят мне, что ты в долгу перед Мерривилем; другие уверяют, что ты пал жертвой божественной красоты Чарис. Но это уже вообще ни в какие ворота не лезет, Верн!

– Ну почему же? – осведомился его светлость. – Вспомни других красоток, чьей жертвой я становился неоднократно, Дарси!

– Как раз о них я сейчас и вспоминаю. Спелые пышечки, все до одной! – заявил мистер Мортон.

– Угу, но согласись, что еще никогда ты не встречал столь совершенного лица и фигуры?

– Ты прав, такой цыпочки я еще не встречал, – безжалостно ответил мистер Мортон. – Вся штука в том, что меня не привлекают очаровательные простушки – как и тебя, мой друг! Иное дело – старшая сестра. Ей не откажешь в здравомыслии, и вообще она довольно неординарная особа. Впрочем, и она не в твоем вкусе, и теперь мне очень хочется знать, почему ты все-таки взял их под свою опеку?

– А что еще мне оставалось, когда Мерривиль… э-э… поручил их моим заботам?

– Взвалил на тебя обязанности? Нет, Верн! – возразил мистер Мортон. – Придумай что-нибудь более правдоподобное! Да вы с ним были едва знакомы!

– Быть может, – пробормотал его светлость, – я поддался минутному, но страстному порыву.

– Чему? – ахнул его лучший друг.

– Ты что же, думаешь, я на это не способен? – задал риторический вопрос его светлость, и сардонические искорки в его глазах заблестели весьма даже отчетливо. – Хорошенького же ты обо мне мнения! Такое со мной случается – не слишком часто, разумеется, но время от времени бывает!

– О нет, я вовсе не хотел тебя обидеть! – мрачно парировал мистер Мортон. – Совсем напротив, я готов утверждать, что ради своих друзей ты пойдешь на все – черт возьми, кому, как не мне, знать об этом? И если ты думаешь, будто я не знаю, что это ты спас беднягу Эшбери, когда он оказался на мели…

– Надеюсь, ты действительно знаешь, о чем говоришь, – грубо перебил его Альверсток, – так что уволь! Скажу тебе больше, Дарси, ты превращаешься в зануду! Если хочешь знать правду, то я проталкиваю дочерей Мерривиля в общество только ради того, чтобы досадить Луизе!

– Так я и думал, – невозмутимо ответствовал мистер Мортон. – Вот только это не объясняет, зачем ты водил мальчишку на сталелитейный завод!

Альверсток удивленно рассмеялся:

– Феликс! Что ж, Дарси, когда ты с ним встретишься, то поймешь, почему я отвел его на фабрику!

Еще одним персонажем, у которого сложилось очень благоприятное мнение о старшей мисс Мерривиль, стал лорд Бакстед, и его мать отнеслась к этому обстоятельству со смешанными чувствами. Естественно, она испытала облегчение, когда поняла, что он (в отличие от своего слабоумного кузена) не околдован красотой Чарис; но она с неодобрением наблюдала, как оживленно он беседует с Фредерикой за обедом, а его последующее поведение вызвало у нее уже неприкрытую враждебность. Не удовлетворившись тем, что он провел с ней целый час во время двух контрдансов, он выказал явное намерение оставаться рядом с ней и в перерывах между оными, что непременно встревожило бы леди Бакстед, если бы чуть позже он не охарактеризовал ей Фредерику как общительную леди, наделенную изрядной толикой здравого смысла. Когда же он добавил, что совсем не считает ее дурнушкой, леди Бакстед успокоила себя тем, что столь умеренная похвала едва ли свидетельствует о том, что девушка вызвала у него крайнее восхищение.

Вряд ли бы она благодушествовала и далее, если бы знала, что на следующий же день он нанес визит на Аппер-Уимпол-стрит, дабы справиться, как чувствуют себя дамы после, как он неуклюже пошутил, «ночной пирушки». Он, кстати говоря, оказался отнюдь не единственным посетителем: еще несколько джентльменов напросились в гости под самыми смехотворными предлогами, а Эндимион Донтри вообще не утруждал себя таковым; но Карлтон решил обойти их на повороте, напирая на свои родственные отношения с Мерривилями и обращаясь с ними, словно добрый дядюшка, чем вызвал бы у трех джентльменов известное раздражение, если бы не дал ясно понять, что его интересует Фредерика, а вовсе не Чарис.

За неделю, прошедшую после бала в Альверсток-Хаус, обе мисс Мерривиль получили несколько приглашений; мисс же Уиншем удостоилась визита самой леди Джерси, которая привезла с собой обещанные пригласительные билеты в «Олмакс». Отчасти ею двигало любопытство, отчасти – желание угодить Альверстоку и насолить его сестре Луизе; но, поднимаясь по ступеням вслед за Баддлом, она уже пожалела о своей отзывчивости. Леди Джерси была особой капризной и своенравной, но ставила себя очень высоко и терпеть не могла выскочек, тем более общаться с ними. Дом показался ей пытающимся скрыть свою нищету, и она вспомнила, что, как ей говорили, Фред Мерривиль женился на какой-то провинциалке. Отступать было уже поздно, но в гостиную она вошла с намерением держать с мисс Уиншем подобающую дистанцию. Однако же двух минут хватило, чтобы она забыла о своем высокомерии. Пусть платье мисс Уиншем было старомодным, а сама она отличалась изрядной эксцентричностью, но при этом не пыталась важничать и визиту самой королевы высшего общества она придала не больше значения, чем перед этим – приходу леди Бакстед. Поддайся она своему обычному высокомерию, леди Джерси могла бы и вспылить, но сейчас она предпочла развлечься и получить удовольствие от визита. И к тому времени, как мисс Уиншем высказала ей свое мнение о лондонских домах в целом и меблированных квартирах в частности, о браке, самодовольных хлыщах и безосновательном самодовольстве представителей мужского пола, она уже покатывалась со смеху. Откланявшись, она не сочла за труд рассказать своим друзьям и знакомым, что мисс Уиншем – в высшей степени забавная особа, очень желчная, со своеобразным чувством юмора и категорически не склонная к пустой болтовне.

Впрочем, сама леди Джерси не пользовалась всеобщей любовью и обожанием из-за своей манерности и жеманства, а ее грубость по отношению к тем, кто имел несчастье навлечь на себя ее неудовольствие, шокировали даже миссис Буррел и графиню Ливен, славящихся своим высокомерием, но высказывать ей вслух свое неодобрение осмеливались немногие. Словом, мисс Уиншем приняла еще нескольких посетительниц, визиты которых не доставили ей ожидаемого удовлетворения. Когда же (под давлением племянниц) ей пришлось сопроводить их в «Олмакс», она обнаружила, что ее внимания домогаются многие, а малейшие ее потуги на остроумие превозносятся до небес, и могла бы счесть себя записным острословом, будь она хоть капельку падкой на лесть. Как бы там ни было, ей пришлось превратить легкий ревматизм в тяжелое воспаление седалищного нерва и под этим предлогом отказаться от всех приглашений, которые градом сыпались на нее, перепоручив задачу сопровождения племянниц леди Бакстед или миссис Донтри.

Кто из них испытывал большее нежелание брать на себя эти обязанности, сказать трудно, но обеим пришлось скрывать свои истинные намерения под маской доброжелательности. Леди Бакстед всерьез опасалась, что ее непредсказуемый братец откажется оплачивать растущие счета от модисток, оптом поставляющих Джейн (да и ей самой, чего греха таить) платья, шали, шляпки, перчатки и прочие аксессуары, незаменимые для тех, кто желает произвести благоприятное впечатление в обществе. Миссис же Донтри, нисколько не жалея о гинеях, потраченных ею на наряды для старшей дочери, вполне отдавала себе отчет в том, что, лишившись последнего средства в виде спасительной помощи Альверстока, ей придется прибегнуть к крайне жестким мерам экономии. Впрочем, из них двоих именно она была достойна большего сожаления, поскольку леди Бакстед точно знала, что Карлтон не увлекся Чарис, и искренне надеялась, что у сына достанет здравого смысла, чтобы ни на минуту не задуматься о предложении руки и сердца Фредерике, а миссис Донтри была лишена подобного утешения. Эндимион влюбился в Чарис с первого взгляда и вел себя, как была вынуждена признать даже его любящая родительница, подобно безумцу, осыпая ее всевозможными знаками внимания, глядя на нее обожающим взором и даже строя планы на будущее. Миссис Донтри оставалось только надеяться, что страсть его угаснет столь же быстро, как и вспыхнула, поскольку полагаться на его здравый смысл она не могла совершенно. В довершение всех несчастий Хлоя вдруг крепко подружилась с Чарис, что давало Эндимиону прекрасный повод регулярно наведываться на Аппер-Уимпол-стрит. До того не особенно подверженный приступам родственной любви, он вдруг за один день превратился в образцового брата, полностью посвятив себя (настолько, насколько позволял его не слишком обременительный воинский долг) задаче развлечения сестры. Он взялся сопровождать ее на бесконечные вечеринки и даже стал бывать с ней в «Олмаксе», чего доселе избегал, полагая избранное общество скучным и утомительным; он гулял с ней в парке; а когда она собиралась в гости к Чарис, то могла рассчитывать на надежный эскорт в его лице. C самого детства Хлоя вместе с младшей сестрой Дианой обожали его, но, поскольку он был старше них на несколько лет, то обе относились к нему, скорее, как к недосягаемому божеству, изредка снисходящему до них и дарящему леденцы и прочие сладости, сопровождающему их в театр «Эстлиз Ройял Амфитеатр» или на пантомиму в театр «Сэдлерс-Уэллс», чем к простому смертному. Хлоя никак не ожидала, что ради нее он столь радикально изменит образ жизни, пусть даже теперь она была не воспитанницей пансиона, а юной леди, открывающей свой первый сезон в обществе. Она настолько прониклась к нему искренней благодарностью, что в порыве откровенности призналась матери, что, имея такого привлекательного и славного брата, как Эндимион, ей больше не о чем мечтать.

– Мама, когда он сопровождает нас на вечеринки, у меня становится так тепло внутри! Ты не представляешь, как это восхитительно – гулять с ним, а не с Дианой или мисс Нанни! Мне кажется, такого замечательного брата нет больше ни у кого на свете!

Лишь искренняя любовь миссис Донтри к своим детям позволила ей ответить, хотя и после недолгой борьбы с собой:

– Совершенно с тобой согласна! – Своей преданной кузине Гарриет она, однако же, излила душу с куда большей откровенностью, сокрушаясь по поводу влюбленности Эндимиона и убиваясь из-за того, что ее бедная, невинная Хлоя так сильно заблуждается на его счет. – Уж я-то знаю, что он сопровождает нас на вечеринки только потому, что ищет предлога волочиться за этой отвратительной Чарис Мерривиль! О моя дорогая Гарриет, она положительно околдовала его – да-да, и Хлою тоже! Боже, что это за отвратительное создание!

На этот крик души, как и на прочие замечания того же свойства, мисс Пламли отвечала сочувственным кудахтаньем и целой вереницей противоречивых заявлений, каковые, впрочем, оказывали на вдову благоприятное действие. Она уверяла подругу, что Эндимиона не околдовали, и в той же путаной и бессвязной манере советовала его матери вспомнить самых разных девиц, в которых он прежде влюблялся самым беззастенчивым образом. Она не думает, что Чарис строит далеко идущие планы, хотя и подозревает, что та нацелилась на лорда Ренторпа или же сэра Дигби Мита. Не могла она и представить себе того, что Эндимион – такой замечательный брат! – руководствуется корыстными мотивами, сопровождая дорогую Хлою на балы, хотя и склонна считать счастливым стечением обстоятельств то, что надежда встретить там Чарис вдохновляет его сопровождать сестру на такие увеселительные мероприятия, коих он прежде старательно избегал. Каким утешением дражайшей Лукреции, с ее-то пошатнувшимся здоровьем, должно служить осознание того, что она может вверить Хлою его попечению!

Эти благоглупости если и не рассеяли до конца тревогу миссис Донтри, то, по крайней мере, уменьшили ее; а когда мисс Пламли заговорила об ее поистине ангельской доброте по отношению к Мерривилям, сравнивая ее с совершенно обратным отношением леди Бакстед, она утерла слезы и воскликнула:

– Гарриет! Ты не поверишь! Эта отвратительная женщина называет их «бедными девочками», рассказывая всем и каждому, что у них нет состояния! И все под предлогом искренней любви к ним, что, как мне точно известно, наглая ложь! Она просто боится, что и Карлтон падет жертвой их чар! Что до меня, то я всей душой презираю столь недостойные трюки и надеюсь, что, как истая христианка, не унижусь до того, чтобы самой прибегнуть к ним!

Мисс Пламли заверила ее, что она нисколько в этом не сомневается; будучи столь же дружески расположенной к миссис Донтри, сколь и доверчивой, она не подумала о том, что подруга имела куда больше оснований заявить, что она не настолько глупа, дабы прибегнуть к таким недостойным трюкам.

А миссис Донтри, что было ей решительно несвойственно, прилагала все усилия к тому, чтобы познакомить с Чарис всех одиноких джентльменов, на коих, по ее мнению, можно было полагаться в том, что они покорят ее или своим высоким положением, или изысканными манерами. Уверовав в то, что Чарис вышла на охоту за титулом, она не только поощряла интерес лорда Ренторпа (который, как всем известно, родился без гроша за душой), но и из кожи вон лезла, только бы свести Чарис с теми отпрысками благородных домов, коих не желала заполучить себе в зятья. Впрочем, надо отдать ей должное, что пока еще она не стремилась подыскать подходящую партию для Хлои, которая только-только вышла из классной комнаты и была еще слишком юна для сколь-нибудь серьезных отношений и обязательств. Если бы не ее решимость во что бы то ни стало не дать Луизе Бакстед опередить себя, она бы отложила выход дочери в свет до следующего года. Миссис Донтри считала ее сущим ребенком и настолько увлеклась задачей отвращения Эндимиона от Чарис Мерривиль, что становящиеся все более дружескими отношения между Хлоей и мистером Чарльзом Тревором ускользнули от ее внимания.

Что же касается Мерривилей, то их отношения с Альверстоком, eclat[40]40
  Успех, известность (фр.).


[Закрыть], которыми сопровождалось их появление в обществе, покровительство леди Джерси и леди Сефтон, равно как и неуловимая аура хорошего воспитания и происхождения, обеспечили им множество достойных приглашений, причем очень немногие приняли к сведению намеки леди Бакстед на отсутствие у них значительного состояния, и лишь самые ревнивые родители возненавидели Чарис за ее красоту. По общему мнению, она была милой и неиспорченной девушкой, а Луиза Бакстед действовала в типичной для себя манере, пытаясь подмочить ее репутацию, поскольку ее собственная дочь оказалась столь печально непрезентабельной. И если миссис Донтри, у которой тоже имелась дочь на выданье, таких намеков себе не позволяла, следовательно, можно было с уверенностью заключить, что в них нет ни грана правды. Да, они сняли дом в немодном квартале, но это объяснялось, скорее всего, лишь эксцентричностью мисс Уиншем. Иных признаков бедности обнаружить не удалось: одевались они с неизменной элегантностью; их безупречный дворецкий состарился на службе у семьи; да и привратник у них тоже оказался образцовый.

Кроме того, стало известно (со слов миссис Донтри), что их брат владеет обширными поместьями в Херефордшире. Несколько человек тут же вспомнили, правда, довольно смутно, как Фред Мерривиль, чья расточительность и предосудительный образ жизни преждевременно свели его родителей в могилу, вдруг неожиданно унаследовал их состояние. Поскольку ни отец Фреда, ни его старший брат не пользовались известностью в Лондоне, и даже их родственники со стороны Донтри никогда не бывали в Грейнарде, никто не располагал и точными сведениями о размерах их владений. Итак, миссис Донтри, действуя крайне деликатным образом, удалось создать впечатление, не рискуя породить противоречия, что нынешний владелец поместья был состоятельным молодым человеком, а его сестры располагают внушительным приданым.