Текст книги "Фредерика"

– О нет, что вы! Вы очень любезны, но на самом деле в этом нет никакой необходимости! Моя тетя недолюбливает светские развлечения и редко сопровождает нас. Откровенно говоря, она согласилась переселиться на Аппер-Уимпол-стрит только при условии, что от нее не будут требовать участия в них. Я решила, что это произведет… должное впечатление, если станет известно, что она живет с нами. Но, если на то пошло, опекуншей Чарис всегда была я. Понимаете, к тому времени, как ей исполнилось семнадцать, я уже давно вышла из того возраста, в котором необходима компаньонка, – что бы там ни говорил кузен Альверсток!

– А что он говорит? – осведомилась Элиза.

– Очень неприятные вещи! – со смехом отозвалась Фредерика. – Он полагает, что я роняю собственное достоинство – чуть ли не падшая женщина! – потому что не беру с собой служанку, когда выхожу из дома! Какой абсурд! Словно я какая-то юная и неопытная девица, хотя любому видно, что это не так!

– Да, но и до смертного одра вам еще далеко, если можно так выразиться!

Фредерика улыбнулась:

– Думаю, ни одна женщина не признается, что ее час уже близок. Но это не имеет ни малейшего значения; просто если мой дядя умрет сейчас, то Чарис не сможет бывать на приемах, потому что это будет неприлично, не так ли? – В глазах ее заплясали смешинки, и она воскликнула: – О Господи! Какие ужасные вещи я говорю, правда? Но после тех усилий, которые я приложила, чтобы моя красавица сестра хотя бы сезон провела в Лондоне, мне трудно расстаться со всеми надеждами только потому, что дядя, которого мы едва знаем и который даже не является близким родственником, – хотя он очень милый и достойный человек! – должен умереть в столь неподходящий момент!

Во взгляде леди Элизабет появилась ответная улыбка, но ответила она вполне серьезно:

– Да, вы правы, это ужасно неловко! Но если он приходится вам родственником только благодаря браку с вашей тетушкой, то я склонна полагать, что вам будет довольно ограничиться черными перчатками.

– Но не танцевать же в них! – возразила Фредерика.

Леди Элизабет на мгновение задумалась:

– Пожалуй, нет. Я не совсем уверена насчет танцев, зато прекрасно помню, что все мы носили черные перчатки в знак траура по нашей двоюродной бабушке, когда моя мать впервые представила Луизу, и, если мне не изменяет память, это нисколько не мешало ей каждый вечер бывать на приемах. Я сама ненавижу правила приличия, и мне кажется, что вы их тоже недолюбливаете.

– Что вы, я обязана их соблюдать, хотя бы ради своей сестры. То, что в леди Элизабет Донтри может быть сочтено эксцентричностью, для мисс Мерривиль будет носить клеймо «непристойного поведения», – сухо заметила Фредерика.

Элиза с отвращением наморщила нос.

– Полагаю, вы правы. Но это же ужасно! Что ж, в таком случае вам остается лишь…

Но в этот миг ее прервала леди Джерси, которая подошла к ней с распростертыми объятиями и воскликнула:

– Элиза! Бог мой, а я и представления не имела… Как, моя дорогая негодница, ты смеешь появляться в Лондоне, не сказав мне ни слова!

Фредерика вынуждена была удалиться, так и не узнав, что же, по мнению ее светлости, ей остается. Она надеялась лишь, что мистер Навенби, педантично испросивший ее разрешения, чтобы засвидетельствовать свое почтение Чарис, все-таки сумеет завоевать ее доброе и мягкое сердце. Поскольку Чарис заливалась слезами при одном упоминании его имени, то надежда эта была не слишком сильной, но, сравнивая его с Эндимионом, Фредерика не могла поверить, что Чарис, несмотря на свое скудоумие, предпочтет смазливого болвана этому во всех отношениях замечательному молодому человеку. Зрелище Чарис, с обожанием взирающей на Эндимиона в «Олмаксе» два дня тому, настолько уязвило ее, что сегодня утром она довольно-таки едко попросила сестру не выставлять себя на посмешище на приеме у Сефтонов.

– На молодого Фраддона ты тоже смотрела телячьими глазами, когда тебе казалось, что ты в него влюблена, – напомнила она поникшей сестре. – Но тогда тебе было всего семнадцать. А сейчас тебе минуло уже девятнадцать, и пришло время, дорогая моя, проявить хоть капельку здравого смысла! А ты поступаешь с точностью до наоборот! У Билла Фраддона, помимо смазливой внешности, хотя бы имелись и другие достоинства, и, сохрани ты к нему свои чувства, ни я, ни его родители не стали бы возражать против вашего союза. Но ты его разлюбила, а сейчас вновь готова растаять из-за очередного франта! Чарис, ты должна понимать, что миссис Донтри возражает против этого брака куда сильнее меня – как, кстати, и лорд Альверсток, в чем я не сомневаюсь! Нет-нет, не вздумай плакать! Я вовсе не хотела показаться жестокой, и, поверь, я прекрасно понимаю, почему этому… этому олуху удалось ослепить тебя своим великолепием! Хоть раз постарайся мыслить здраво! Разве можешь ты быть счастлива с человеком, которого даже близкие родственники считают тугодумом?

Результатом сей наставительной беседы стало то, что Чарис охватили самые дурные предчувствия, коими она поспешила поделиться с Эндимионом при первой же возможности. Не успел он увлечь ее в сторонку от толпы обожателей на приеме у Сефтонов, как она обрушила на него эту историю и стала умолять, чтобы он не приближался к ней весь остаток вечера.

– Меня мучает ужасное подозрение, что Фредерика раскрыла тайну наших чувств Альверстоку! – с трагическим надрывом в голосе заявила она. – Вы не могли не заметить, как он на нас посмотрел, когда вы в первый раз подошли ко мне! Я готова была сквозь землю провалиться, когда подняла глаза и увидела, что он устремил на меня свой пронзительный взор!

Эндимион, хотя и впрямь не заметил столь прискорбного обстоятельства, согласился, что это дурной знак. После нескольких секунд мучительных раздумий он изрек:

– Остается только один выход: я должен продать свой офицерский патент!

– О нет, нет! – выдохнула Чарис. – Я ни за что не позволю вам поступить так из-за меня, жалкой и ничтожной!

– Признаться откровенно, военная карьера никогда меня особенно не привлекала, – заявил Эндимион. – Но закавыка в том, что кузен Альверсток может запросто снять меня с довольствия, если я выйду в отставку, и тогда, как вы понимаете, нам придется положить зубы на полку. Вы не возражаете пожить немного в стесненных обстоятельствах? Хотя я уверен, что если займусь фермерством, или разведением лошадей, или чем-нибудь этаким, то совсем скоро мы снова будем кататься, как сыр в масле.

– Я? – вскричала она. – О нет, конечно! Я жила в стесненных обстоятельствах, как вы выразились, всю свою жизнь! Вот только для вас это будет внове! Вы не должны губить свою жизнь ради меня.

– Ну, не все настолько плохо, – успокоил он ее. – Состояние у меня, конечно, не ахти какое, но и без в гроша в кармане я тоже не останусь. А если я выйду в отставку, то кузен уже не сможет отправить меня за границу.

– А сейчас он способен это устроить? – с тревогой спросила она. – Гарри говорит, что лейб-гвардейцев никогда не отправляют за рубеж, только во время войны.

– Нет, но он может добиться того, что меня отправят за кордон с какой-либо миссией.

Глаза у нее испуганно расширились.

– Что это за миссия, любовь моя?

– Ну, я не знаю в точности, но мы то и дело рассылаем миссии по всему свету, и иногда в их состав включают военных. Дипломатические дела, – туманно пояснил Эндимион. – Вот, например, лорд Амхерст поехал в Китай пару лет назад и провел там больше двенадцати месяцев. Это имело какое-то касательство к мандаринам, – добавил он, чтобы прояснить тайну. – Меня это не устраивает, ясное дело, но кто знает, что может произойти, если я не выйду в отставку. Он пользуется дьявольским влиянием, Альверсток, я имею в виду.

Поскольку ей и в голову не приходило, что вмешательство кого-либо, помимо самой королевы, способно отправить Эндимиона с какой-либо дипломатической миссией, то воображение Чарис принялось моментально рисовать ей самые ужасные картины смерти и катастроф. Если корабль с ее драгоценным возлюбленным на борту каким-то чудом избежит крушения, то он непременно падет жертвой неизвестных ей, но наверняка злобных мандаринов или подцепит смертельную лихорадку, свирепствующую в странах Востока. Ее лицо залила смертельная бледность, и она страстным, едва слышным шепотом поведала, что во избежание столь страшной участи она готова отказаться от него. Эндимион был очень тронут, но, не обладая столь живым воображением, которое уже нарисовало ей картины ужасающих несчастий, счел, что ситуация, даже если и начнет развиваться по наихудшему сценарию, не нуждается в таком самопожертвовании. Но когда Чарис вдруг взмолилась, требуя оставить ее, потому что на них, дескать, смотрит леди Элизабет, он тоже ощутил, причем довольно явственно, что дальше так продолжаться не может.

– О да! Я испытываю невыносимые страдания, – согласилась Чарис.

– Ага, мне тоже осточертело видеться с вами урывками и смотреть, как вы мучаетесь, – мрачно заявил Эндимион. – Вот что я вам скажу, Чарис: мы должны все хорошенько обсудить и решить, что делать дальше – ну, вы понимаете. Будь я проклят, если не привезу завтра Хлою и Диану посмотреть на воздушный шар. Ага, придумал! Вы скажете сестре, что хотите поболтать с Хлоей – от этого не будет никакого вреда! А я постараюсь не попадаться никому на глаза, и, пока все будут глазеть на воздушный шар, мы с вами потихоньку улизнем. Не думаю, что это будет трудно: в парке наверняка соберется дьявольски большая толпа.

– Нет, нет! – скорбно запричитала она. – Если вы привезете своих сестер понаблюдать за запуском воздушного шара, то должны пообещать, что не станете приближаться ко мне! Феликс уговорил лорда Альверстока взять его с собой, и можете быть уверены, он постарается поставить свой экипаж как можно ближе к нашему!

– Альверсток тоже собирается смотреть на воздушный шар? – не веря своим ушам, воскликнул Эндимион. – Да вы заливаете!

– Нет, ни в коем случае! Он берет с собой и леди Элизабет, так что, сами понимаете…

– Да у него совсем крыша поехала! Э-э, я хотел сказать… Альверсток! Что, дьявол его забери, втемяшилось ему в голову, если он собирается приехать и толкаться там вместе со всеми? Чтоб его черти взя… Какая неожиданность! Сдается мне, что придется нам бежать за границу!

– Эндимион! – в смятении вскричала она. – Вы не можете просить меня совершить нечто столь предосудительное! Вы, должно быть, смеетесь надо мной! Это уже предел всему!

– Да, понимаю. Моему полковнику это тоже не понравится. Но мы не можем и дальше продолжать в том же духе, любовь моя! Надо на что-то решаться!

– Я верю, что мы что-нибудь придумаем. В конце концов все уладится! Тише, сюда идет лорд Ренторп!

Глава 19

Когда на следующее утро Нэпп раздвинул занавески в спальне своего господина, маркиза охватило отвращение сначала при виде яркого солнечного света, а потом и после громогласного заявления камердинера о том, что денек сегодня, дескать, выдался просто замечательный. А он-то надеялся, что за окном будет идти дождь, град или даже снег; что угодно, в конце концов, лишь бы только запуск воздушного шара не состоялся. Но взору его предстало безоблачное небо; впрочем, надежда умирает последней, и его светлость поинтересовался, не стоит ли за окном безветренная погода; на что Нэпп с видом гонца, принесшего добрые вести, ответил:

– Дует слабый, ровный ветерок, милорд: то, что надо для такого прекрасного июньского дня!

– Вы ошибаетесь! – заявил его светлость. – В котором часу взлетает этот чертов воздушный шар?

– В два часа пополудни, милорд, – если верить тому, что мастер Феликс сообщил Уикену, – с притворной серьезностью отозвался Нэпп.

– Можете не сомневаться, – проворчал маркиз, – что этот негодник появится на пороге с двенадцатым ударом часов!

Но когда он ровно в полдень вышел из туалетной комнаты, то обнаружил, что юный мистер Мерривиль прибыл загодя и сейчас за обе щеки уплетает обильный полдник в обществе леди Элизабет. Стараниями сестер на нем красовались чистенькие нанковые брюки светло-бежевого цвета, лучшая выходная курточка и свежевыглаженная сорочка; грязь из-под ногтей была вычищена, а кудри расчесаны до блеска. Поглощая пирог с мясом, он одновременно посвящал гостеприимную хозяйку в таинства аэронавтики. Он с восторгом приветствовал Альверстока, пояснив, что пришел к нему, пожалуй, капельку рановато, потому что знал, что они с кузиной Элизабет не захотят опоздать и лишиться хорошего места для фаэтона, с которого все будет видно. Получив язвительный ответ, он моментально покорил его светлость, с тревогой поинтересовавшись:

– Вы ведь действительно хотите поехать, сэр, не правда ли?

– Да, но вы – отвратительный и гадкий юный негодник! – ответил его светлость.

Приняв его слова за комплимент, Феликс одарил его ангельской улыбкой и вновь принялся за пирог.

– Кроме того, – заявил маркиз, направив монокль на заваленную снедью тарелку и передернувшись, – еще и бессовестный пожиратель бекона!

– Да-да. Сэр, а знаете ли вы, как надували воздушные шары раньше и как это делается теперь?

– Нет, – ответил Альверсток. – Но не сомневаюсь, что скоро узнаю.

Он оказался прав. С этого момента Феликс, обзаведшийся зачитанным до дыр экземпляром «Истории и практики воздухоплавания», неутомимо поддерживал разговор, крайне содержательный, но прерываемый время от времени встревоженными вопросами. Он сидел, втиснувшись между Альверстоком и Элизой, но, поскольку обращался мальчишка почти исключительно к маркизу, миледи смогла откинуться на подушки, с удивлением и нешуточным изумлением вслушиваясь в подробные ответы брата на трудные вопросы, которые задавал тому его юный обожатель. Феликс, хотя и обязанный большей частью своих знаний «Истории» Кавалло, обнаружил, что она изрядно устарела, а это, как чистосердечно признался он Альверстоку, весьма огорчительно, поскольку он понял, как много еще не знает об аэронавтике. А в чем заключается преимущество шелковой оболочки воздушного шара перед льняной?

От свойств шелка до устройства клапанов оставался всего один шаг, но после него Элизе показалось, что ее спутники заговорили на иностранном языке. Оставив попытки постичь суть вопроса, она перестала обращать на них внимание, пока им вновь не завладел Феликс, заявив, что мечтает пролететь по воздуху на парашюте. Она воскликнула:

– Что за дикая идея! Я бы испугалась до смерти!

– Ну что вы, мадам! – возразил он. – Только представьте, каково это! Кузен Альверсток говорит, что однажды видел, как какой-то мужчина демонстрировал это искусство: я бы тоже так хотел!

К этому времени они уже въехали в парк; когда же они достигли места запуска, то Феликс с восторгом увидел, что, хотя воздушный шар уже привязан канатами, баллоны с водородом, из которых оболочка будет наполняться газом, еще не установлены на площадке, обнесенной веревочным заграждением. Он благодарно вздохнул, требовательно поинтересовался у Альверстока, доволен ли тот, что они прибыли пораньше, спрыгнул с фаэтона и устремился к инженерам.

– Очень надеюсь, что его не прогонят прочь! – заметила Элиза. – Иначе его день будет безнадежно испорчен!

– Насколько я успел его узнать, он, скорее всего, найдет там полную и совершенно излишнюю поддержку и одобрение, – отозвался Альверсток. – На сталелитейном заводе, куда меня угораздило сопровождать его, негодника приняли с распростертыми объятиями, и он, похоже, пользовался шумным успехом и на пароходе, куда однажды умудрился попасть. Он испытывает неутолимую жажду познания всех видов механических изобретений и для своего возраста обладает потрясающими знаниями на интересующую его тему.

– Да и ты, похоже, знаешь об этом гораздо больше, чем мне казалось!

– Не больше любого образованного человека. А сейчас я намерен отъехать в тень вон тех деревьев – как бы тебе ни хотелось оставаться как можно ближе к месту действия!

Она рассмеялась:

– Я буду тебе весьма признательна, хотя Феликс наверняка сочтет нас малодушными!

Несмотря на свой ранний приезд, они оказались отнюдь не первыми зрителями, прибывшими в парк. Вокруг огороженного веревками пятачка уже собралось изрядное количество зевак, а под сенью деревьев затаилось несколько экипажей. Среди них стояло и ландо леди Бакстед – обстоятельство, заставившее Элизу воскликнуть:

– Господи, это же коляска Луизы, не так ли? Хотела бы я знать, как ее уговорили расстаться с ней? Ведь она ненавидит Мерривилей всей душой.

– Полагаю, у нее просто не было особого выбора. Я нахожу Карлтона невыносимо скучным, но одного у него не отнять: он не боится языка Луизы и не собирается пресмыкаться перед нею. Во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление, судя по тем жалобам, которые она время от времени на меня обрушивает, хотя и против моей воли.

– Я и не подозревала о наличии у него подобной отваги. Пожалуйста, остановись рядом с их экипажем! Мне хочется продолжить знакомство с Фредерикой.

Он выполнил ее просьбу, подав фаэтон на свободное место справа от ландо, и, хотя высокая посадка фаэтона не позволила ей пожать руку Фредерике, миледи смогла обменяться с нею приветствиями и, вероятно, даже завела бы непринужденную беседу, не реши она вдруг, что у Фредерики вскоре затечет шея, если ей придется вести разговор, задирая голову. Джессами выбрался из ландо и с неуклюжей галантностью помог ей сойти со своего места, когда она выразила желание поболтать с сестрами. Элиза улыбнулась ему и промолвила:

– Благодарю вас! Полагаю, вы – Джессами, тот самый, кто так ловко управляется с лошадьми! Как поживаете?

Он покраснел и, склонившись над ее рукой, пробормотал, что не заслуживает похвалы. Ее светлость очень добра, но изрядно преувеличивает. Он всего лишь жалкий погонщик, что ей может подтвердить кузен Альверсток!

– О нет! Он как раз говорит, что у вас прирожденный талант и твердая рука! Как поживаешь, Карлтон? Я очень рада тебя видеть, но вместо того чтобы развлекать разговорами свою тетку, ступай-ка ты посмотри, что они там делают с воздушным шаром, и заодно освободи мне место.

С таким же успехом ее светлость вполне могла занять место Джессами, но лорд Бакстед, добродушно восприняв свое вежливое изгнание, не стал спорить. Он подал ей руку, помогая взойти в экипаж, и, повернувшись к дяде, с юмором заметил:

– Не сомневаюсь, сэр, что – или, точнее, кто – привел вас сюда в столь рекордное время!

– Да, обстоятельство неодолимой силы. Но вы-то какого дьявола явились сюда так рано?

– О, по той же самой причине! – ответил Карлтон, поглядывая на Джессами, который не обращал на него никакого внимания – его поочередно занимали то лошади его светлости, то грум. Карлтон продолжал, понизив голос: – Я знал, что наш молодой кузен захочет увидеть все с самого начала и сочтет себя обманутым, если мы прибудем ровно к подъему воздушного шара!

Маркиза охватила знакомая смертельная скука, и язвительная отповедь уже готова была сорваться с его губ, но он сдержался. Окинув презрительным взглядом молодого напыщенного болвана, он вдруг понял, что тот говорит совершенно искренне: Карлтон простодушно полагал, что делает Джессами огромное одолжение и, как показали его последующие слова, намерен сделать поездку в равной мере незабываемой и познавательной.

– Зная, что мне придется отвечать на самые разные вопросы, я счел своим долгом предварительно проконсультироваться с энциклопедией, что и сделал вчера, – продолжал Бакстед. – Должен признаться, тема эта увлекла меня несказанно! Сведения, правда, были изрядно устаревшими, но приключения первых воздухоплавателей положительно захватили и очаровали меня! И сейчас я развлекал своих спутниц рассказом об экспериментах профессора Чарльза. Смею надеяться, Джессами назовет вам высоту, на которую тот однажды поднялся, а, Джессами? – окликнул он юношу, повысив голос.

Ему пришлось повторить свой вопрос, прежде чем он отвлек внимание Джессами от головной лошади в упряжке, которой он что-то ласково нашептывал на ухо, но даже тогда ему ответил Альверсток.

– Две тысячи футов, – сказал он, приходя на помощь Джессами. – Видите, я не зря провел сегодняшний день в обществе вашего брата, Джессами! Поэтому даже не пытайтесь рассказывать мне о том, что Лунарди наполнил свой воздушный шар газом, полученным в реакции разложения цинка; или что Тайлер поднялся на полмили в Эдинбурге; или что Бланшар однажды застрял на дубе, потому что меня уже вполне подробно ознакомили с этими и многими другими событиями!

– Да, у Феликса очень любознательный ум! – заявил Бакстед со снисходительной улыбкой. – Где, кстати, этот маленький плут?

– Вероятно, принимает участие в чрезвычайно утомительном процессе подготовки, что идет за канатами.

– Не думаю, что он сумеет пробраться туда, но, пожалуй, нам стоит сходить и посмотреть, не попал ли он в беду, Джессами. Осмелюсь предположить, тебе тоже хочется взглянуть, как наполняют газом воздушный шар, – милостиво изрек Бакстед.

Он отвернулся, чтобы предложить дамам составить ему компанию, а Джессами заявил, глядя на маркиза:

– Как бы мне хотелось оказаться на месте Феликса! А тут еще и ваши чалые лошадки! Он не просил вас прокатить его на них, сэр? Я сказал ему, что вы не согласитесь, а теперь он, получается, обошел меня на повороте. Маленькая обезьянка! Да, кузен Бакстед, уже иду!

Дамы отклонили предложенную им увлекательную прогулку, и Бакстед с Джессами удалились вдвоем, но очень скоро Джессами вернулся. Альверсток, который вылез из фаэтона и остановился рядом с Фредерикой, завязав с нею разговор, обернулся.

– Что, уже убили его? – осведомился он.

Джессами от неожиданности рассмеялся, но тут же оборвал себя и воскликнул:

– Нет, что вы, как можно! Но сил терпеть у меня не было, поэтому я и ушел под первым же попавшимся предлогом. Когда он начал просвещать меня в аэронавтике – словно Феликс не прожужжал мне все уши об этом! – это было еще терпимо, но когда он вздумал прочесть нотацию Феликсу, прося прощения у воздухоплавателей за то, что тот досаждает им, я понял, что еще немного, и я не выдержу, и ушел! Так что я просто не успел убить его.

– А Феликс на самом деле досаждает им? – спросила Фредерика. – Может быть, мне стоит пойти и привести его сюда?

– Он не пойдет ни за что – особенно теперь, когда кузен Бакстед приказал ему сделать это! Он сказал, что люди, занятые важными делами, не потерпят, чтобы «у них под ногами путались маленькие мальчики». Можете поверить, Феликс моментально ощетинился, как еж! Впрочем, чему тут удивляться?

– Очень неблагоразумное замечание, – с самым серьезным видом согласился Альверсток.

– Ну вот вы бы не стали называть его «маленьким мальчиком» в лицо, не так ли?

– Разумеется, не стал бы! – сказала Элиза, в глазах которой заплясали озорные искорки. – Я совершенно точно помню, как он назвал его сегодня «гадким юным негодником»!

– Вот именно, мадам! – подхватил Джессами. – Он пропустил эти слова мимо ушей, равно как и то, что я обозвал его «отвратительным маленьким ничтожеством!» Но назвать его «маленьким мальчиком»… Даже я на такое не отважился бы, как бы ни был зол на него!

– Если бы вы знали, – убитым голосом сказала Фредерика, – каких усилий нам с Чарис стоило вымыть и одеть его, чтобы он выглядел чистеньким!

– Сейчас он похож на оборванца, – прямо заявил Джессами. – Но вот что касается путаться у тех мужчин под ногами! Он им понравился, Фредерика! И, даже если нет, то кузена Бакстеда это не касается! Кто дал ему право вести себя так, словно он – наш опекун? Читает нотации – причем с таким снисходительно-ласковым видом, что аж зубы сводит… – Он оборвал себя, сердито поджав губы, и после недолгой внутренней борьбы заявил: – Я не должен был так говорить. Он респектабельный человек и… и не желает мне зла, тогда как я вел себя по отношению к нему крайне невежливо. Я намерен более не дать ему спровоцировать себя. Поэтому и ушел.

– Очень достойный поступок, – заметил Альверсток. – Вы узнали, в котором часу состоится подъем воздушного шара?

– Нет, сэр. То есть я слышал, как кто-то говорил, будто ветер очень слабый, и сейчас, по-моему, они спорят о том, взлетать или отложить полет на потом. Но я особенно не прислушивался.

– Жаль! – заметил Альверсток. – Мне все это дело представляется столь же скучным и утомительным, как и вам, и я с радостью уехал бы отсюда. О, мой Бог! Если старт отложат, Феликс наверняка потребует от меня приехать сюда еще раз!

Фредерика рассмеялась:

– Не тревожьтесь! Я не позволю ему приставать к вам с такой просьбой!

– Пустые обещания! Он уверит вас – и меня тоже! – что не имел намерения докучать мне, а…

– Всего лишь попросит тебя! – вмешалась в разговор Элиза.

– Да – или преподнесет мне это как превеликое удовольствие и прикинется сироткой без гроша в кармане, если я откажу ему, – с горечью заключил его светлость.

– О да, он мастер на такие фокусы! – согласился Джессами. – Разумеется, он выкинет нечто подобное, поскольку знает, что обманом может добиться от вас чего угодно, сэр! Почему бы вам не дать ему от ворот поворот?

– Вместо того чтобы укреплять его во мнении, будто он может рассчитывать на вас в том, что вы исполните любую его прихоть! – поддержала брата Фредерика. – Джессами, быть может, тебе стоит увести его оттуда? Пожалуй, воздухоплавателям он уже изрядно надоел!

Джессами покачал головой и скупо улыбнулся:

– Нет, совсем напротив. Один из мужчин сказал кузену Бакстеду, что он им помогает! Откровенно говоря, там его поощряют ничуть не меньше кузена Альверстока – и, о боже, следующие несколько недель он будет просто невыносим!

– Полагаю, будет напрасной тратой времени и сил уверять вас в том, что я никогда не поощрял его и, смею заметить, не видел в том ни малейшей нужды! – заявил Альверсток. Увидев, что к ним приближается его племянник, он приветствовал его требованием сообщить, сколько еще им придется ждать.

– Уже недолго! – ответствовал Бакстед. – Я разговаривал со старшим аэронавтом – очень вежливый и приятный человек! Их там двое, чтоб вы знали. Так вот, он – его зовут Оултон – сообщил мне несколько занимательных фактов о трудностях и опасностях воздухоплавания: о неожиданных воздушных течениях на больших высотах, о чувствительности и ненадежности клапана, об опасности спуска при сильном ветре, когда швартовочные якоря зачастую вырывают из земли целые кусты, а воздушный шар вновь быстро поднимается – и это лишь некоторые из них! Нужно обладать поистине несокрушимым бесстрашием, чтобы отважиться подняться в небо, и я без стеснения признаюсь, что не соглашусь на это ни за что на свете!

– Вы правы! – с содроганием подхватила Чарис.

– А скорость, которую они развивают! – с воодушевлением продолжал Бакстед. – Только представьте себе – пятьдесят миль в час! Но сегодня, похоже, этого не случится, потому что ветер слишком слабый. Боюсь, что нам покажут лишь короткий полет, если только, разумеется, на высоте, куда поднимется шар, его не подхватит воздушный поток. Хотите знать, Чарис, на какую огромную – можно даже сказать, невероятную – высоту поднимались воздухоплаватели?

– Феликс говорил: на полмили. Но я надеюсь, что сегодня они не станут пытаться достичь ее. Одна только мысль об этом приводит меня в ужас!

Маркиз, дьявольски верно истолковав выражение лица племянника, сказал:

– Бросьте, Карлтон! Даже вы не можете быть таким остолопом, чтобы надеяться поразить сестру Феликса! Если она хотя бы краем уха слушала те познавательные лекции, что он читал ей на протяжении последних недель, то вполне может пересказать вам все статистические сведения! – Он бросил на Чарис выразительный взгляд, и та ответила ему негромким смешком. – Но я умоляю вас не делать этого, Чарис!

– О, разве я способна на такое? Я слишком глупа, чтобы разбираться в таких вещах!

– Или, скорее всего, ваш младший брат и сам не слишком разбирался в том, о чем рассказывал вам! – заявил Бакстед. – Опасность представляет не сама высота, а ненадежность и чувствительность клапана, которым она регулируется. Из-за атмосферного давления за веревку, которой он открывается, тянуть следует с большой осторожностью. Если же клапан не удается открыть полностью, то можно промахнуться мимо места приземления. Но если, наоборот, он открылся, а закрыть его не получается, то газ вытекает с такой быстротой, что воздушный шар буквально ударяется о землю с фатальной силой!

Чарис побледнела при мысли о том, что может стать свидетельницей подобной катастрофы, но тут, к счастью, Джессами привлек всеобщее внимание, воскликнув:

– Смотрите! Они начали наполнять шар воздухом!

И в самом деле, шелковый мешок, ранее лежавший на земле, теперь уже виднелся над головами зрителей. Раздуваясь и поднимаясь все выше, он исторг восторженные крики у собравшихся. Те, кого любопытство заставило подойти вплотную, уже знали, что корзина раскрашена в синий и красный цвета с золотистым орнаментом, но только когда шар наполнился, стало ясно, что пестрая мешанина красок на земле превращается в вертикальные полосы красного и белого цветов с опоясывающей их синей лентой.

– Ваши мучения близятся к концу, кузен! – заметила Фредерика.

Прежде чем он успел ответить, вдруг раздался сдавленный крик Чарис. Фредерика обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как сестра уронила руку, которой показывала куда-то вверх, и успела подхватить ее саму, когда та упала в обморок. В тревоге оглядевшись по сторонам, она заметила, что воздушный шар, освободившись от удерживавших его канатов, быстро поднимается вверх, а за одну из веревок, которыми он был привязан к земле, цепляется, словно обезьяна, маленькая фигурка. Фредерика выпрямилась и застыла, охваченная ужасом, будучи не в силах ни пошевелиться, ни заговорить. Глаза ее, наполненные страхом, были прикованы к быстро уменьшающемуся силуэту Феликса, и она не замечала ни шума толпы пораженных зрителей, ни мертвой тишины, воцарившейся среди ее спутников.

Оцепенелое молчание нарушил Джессами. Бледностью соперничавший с Чарис, он прохрипел:

– Они втаскивают его наверх! Не пытайся влезть сам, маленький дурачок! О боже! Он сейчас сорвется!

Он закрыл лицо руками, но тут же вскинул голову, когда Альверсток холодно обронил:

– Нет, он удержится! Спокойно, мой мальчик! Они быстро подтягивают его к себе.

Он, подобно Фредерике, не сводил взгляда с Феликса, уже превратившегося в крошечную точку на фоне голубого неба. Вновь воцарилось молчание, растянувшееся, казалось, на несколько часов. Бакстед сказал:

– Я ничего не вижу! Не разберу, то ли…

– Да, да! – вскричал Джессами, у которого дрожали губы. – Они втаскивают его в корзину! Молодец, маленький чертенок! Но подожди, когда я доберусь до тебя! Я тебе покажу! – И он внезапно опустился на траву, уткнувшись головой в колени.