Текст книги "Фредерика"

Глава 13

Предпринял ли маркиз какие-либо шаги, дабы поближе познакомиться со своей юной кузиной, Фредерика не знала. Но очень скоро он исполнил свое обещание продемонстрировать обществу собственный интерес к своим подопечным, подтвердив, таким образом, ее крепнущие подозрения в том, что печально известная дырявая память, которой он якобы страдает, – всего лишь преувеличение. Он заехал на Аппер-Уимпол-стрит, чтобы забрать Чарис, и в час пик прокатил ее по Гайд-парку, то и дело останавливая своих чалых лошадок, чтобы обменяться поклонами с друзьями или дать возможность Чарис ответить на приветствия ее многочисленных обожателей, что она проделала очень мило и без малейшего кокетства. Он знавал многих красоток, но ни одна из них не относилась столь спокойно к своей красоте, как Чарис. Не сознавала она, похоже, и того, какую высокую честь он ей оказывает и какое удивление и догадки она породила. Чарис вежливо поблагодарила его за то, что он пригласил ее прокатиться с собой, но на прямой вопрос призналась, что предпочитает Кенсингтонский парк Гайд-парку, потому что там растут такие милые цветы и имеется несколько очень уютных аллей, прогуливаясь по которым легко вообразить, что вы попали в сельскую местность.

– Вам не нравится Лондон? – осведомился он.

– О да! – безмятежно ответствовала она. – Он очень милый и забавный, но далеко не такой уютный, как деревня.

– По общему мнению, здесь намного уютнее, чем в деревне!

– В самом деле? – Она наморщила лобик. – Интересно почему?

– Скажем, он может предложить много больше в плане развлечений.

– Вот как! – Она ненадолго задумалась. – Да, разумеется: здесь есть театры, и концерты, и ревю, и очень много балов. Вот только лондонские приемы – хотя и великолепные – далеко не столь приятные, как в деревне, не так ли?

– В самом деле? Почему же?

– Не знаю. Не могу объяснить, потому что я не очень умная, – с извиняющимся видом сказала она. – Мне больше нравятся вечеринки, на которых я знаю всех, – вы понимаете, что я имею в виду? – После небольшой паузы, вновь взятой на раздумья, Чарис добавила: – Пожалуй, все дело в том, что я не привыкла к городской жизни и тому, как грубо на вас смотрят люди, словно вы – чужеземец.

– Это и впрямь очень неприятно, – с серьезным видом согласился он. – Полагаю, что доставил бы вам больше удовольствия, если бы вывез вас за город, в какое-нибудь уединенное местечко, где обитает одна лишь неотесанная деревенщина.

– Но ведь для этого вам пришлось бы ехать очень далеко, не так ли?

Он уже начал скучать и потому ответил весьма сухо:

– Пожалуй.

Девушка погрузилась в молчание. Спустя мгновение Альверсток завел с Чарис разговор на другую тему, но, поскольку сказать ей было особо нечего и она лишь соглашалась со всем, что говорил ей он, скука стремительно усиливалась, и, сделав еще один круг по парку, маркиз вернул ее обратно на Аппер-Уимпол-стрит, мысленно кляня себя за опрометчивое обещание явить ей свое покровительство. При обычных обстоятельствах он бы выкинул из головы все мысли о ней, но обстоятельства не были обычными; он решил, что честь обязывает пригласить ее на прогулку еще хотя бы раз. Он так и сделал, осведомившись у нее, куда бы она хотела поехать. Она порывисто воскликнула:

– О! Как это любезно с вашей стороны! Больше всего я хотела бы поехать в Хэмптон-корт, сэр! Мы читали о нем с Фредерикой и очень хотели бы побывать там. Вот только… – заколебалась она, с мольбой устремив на него взор своих огромных глаз.

– Вот только? – подтолкнул он ее.

– Согласитесь ли вы… Согласитесь ли вы сопровождать нас, кузен Альверсток? Я имею в виду, всех нас? Или… или вы бы предпочли обойтись без этого? Просто там находится знаменитый лабиринт, и мальчикам он бы очень понравился!

Вот так и получилось, что несколько дней спустя маркиз повез все семейство в Хэмптон-корт в ландо, которое, с его гарцующими лошадьми, было хорошо известно членам клуба «Четырех коней», немногие из которых могли поверить своим глазам, глядя на то, для чего оно используется. Его светлость не надел эмблему Клуба, но Джессами, который по очереди с Феликсом сидел рядом с ним на облучке, уверял сестер, что любой, кто видел, как он держит вожжи, с первого взгляда распознает в нем одного из его членов.

По мнению Мерривилей, предпринятая экспедиция стала для них одним из самых выдающихся событий, выпадавших на их долю, и даже Феликс, с удовольствием заблудившийся в лабиринте и впоследствии вознагражденный в ресторане «Звезда и подвязка», как он выразился, «знатным обедом», счел его куда более выдающимся, чем приснопамятное плавание в Рамсгейт. Он проглотил столько пирожков с вареньем, что брат обозвал его «сладкоежкой» и заявил, что люди могут подумать, будто его не кормят дома и он умирает с голоду. На что Феликс жизнерадостно ответил, что, поскольку с самого утра у него во рту и маковой росинки не было (если не считать пары мороженых и нескольких пирожных, что могли сойти лишь за легкий полдник), то после завтрака из нескольких яиц, оладий, гренков и варенья он действительно голодал.

Благодаря своей предусмотрительности маркиз заранее ознакомился с планом лабиринта и посему провел день куда веселее, чем предполагал изначально; как только ему прискучило бродить по лабиринту, он вывел из него Фредерику, предоставив трем младшим членам семейства и дальше пытаться попасть в его центр. Все они пребывали в прекрасном настроении и изрядно веселились, в очередной раз оказавшись в тупике. Смотритель, павильон которого возвышался надо всем хитросплетением переходов, в чьи обязанности входило выводить из него утомленных путников, несколько раз предлагал им свою помощь, каковую они с презрением отвергали, поскольку каждый из троих Мерривилей свято верил в то, что именно он непременно найдет выход.

Фредерика, шагая по аллее рядом с маркизом, склонна была считать счастливой случайностью то, что они так вовремя оказались в самом его центре, но, когда он вывел ее обратно ко входу, ни разу не заплутав и не сбившись с пути, она со смехом взглянула на него и воскликнула:

– Вы знали секрет! Ах вы, обманщик! А ведь я начала думать, что вы очень умны!

– Всего лишь предусмотрителен! – отозвался его светлость. – Перспектива провести большую часть дня меж высоких изгородей отчего-то меня не привлекает, а вас?

Девушка улыбнулась.

– Что ж, должна признаться, что с бóльшим удовольствием предпочту побродить по аллеям и лужайкам! Но дети просто в восторге: благодарю вас, что привезли их сюда! Вы очень добры, поскольку мне кажется, что сейчас вы испытываете смертельную скуку.

– Ничуть не бывало! – возразил он. – Сказывается прелесть новизны.

– А вы разве никогда и никуда не брали с собой своих племянников и племянниц? – с любопытством осведомилась она.

– Никогда!

– Даже когда они были детьми? Как удивительно и странно!

– Было бы куда удивительнее, если бы я взял их с собой, уверяю вас.

– Только не мне.

– Напротив, и вам тоже. Фредерика, я предупреждал вас, что не страдаю ни уступчивостью, ни добродушием.

– Что ж, признаю, что по отношению к своим сестрам вы действительно не отличаетесь добродушием, – откровенно заявила она. – Не то чтобы я винила вас за это – по крайней мере, не слишком! Им, похоже, очень нравится дразнить вас! Интересно, неужели они не понимают, что такое обращение с собственным братом чревато? Но, что бы вы ни говорили, ни за что не поверю, будто вы – чудовищный эгоист. Иначе вы бы не были столь добры с Феликсом и Джессами.

– Если бы они мне прискучили, не был бы, – вставил он.

– На сталелитейном заводе вам было смертельно скучно, – напомнила она ему.

– Да, и именно поэтому на новый монетный двор Феликса поведет Чарльз, – холодно ответил он.

– Но почему вы не отправили его сопровождать нас сегодня? – осведомилась она с самым невинным видом, который резко контрастировал с лукавыми искорками в ее глазах. – Вы же не могли знать заранее, что эта экспедиция окажется не такой скучной, как визит на монетный двор?

Он взглянул на нее сверху вниз с мягкой полуулыбкой, однако на лице его застыло странное выражение. Оно изрядно озадачило ее, но спустя несколько мгновений девушка насмешливо проговорила:

– Или вы хотите убедить меня, что не доверили бы свою упряжку мистеру Тревору?

– Нет, не хочу, – медленно ответил он, – хотя это было бы правдой! Я думал о том, как идет вам эта шляпка.

А та и впрямь была очаровательна: мягкий розовый плюмаж ниспадал с украшения в виде цветка из присборенного шелка, но Фредерика лишь звонко рассмеялась и воскликнула:

– Ох, кузен, вы невозможный человек! Почему вы так стремитесь убедить меня в своем исключительном эгоизме и себялюбии? Или вы боитесь, что я могу воспользоваться вашим добросердечием? Обещаю вам, что не стану этого делать!

– Нет, этого я не опасаюсь.

– Да уж, конечно, ведь вы всегда можете осадить меня, не так ли? – согласилась она, радостно поблескивая глазами.

– Вот это вряд ли! Вы непробиваемы! – парировал он, направляя ее к удобно расположенной скамье. – А теперь мы присядем и подождем детей – если вам не холодно, разумеется.

Она покачала головой, но пробормотала, устраиваясь на деревянном сиденье:

– Можно подумать, вас бы это остановило!

– Вы несправедливы ко мне, Фредерика! Как и ваша предыдущая реплика, кстати говоря! Когда это я пытался осадить вас?

– О, когда мы встретились в первый раз! Вы вели себя так отвратительно неприступно и высокомерно!

– В самом деле? В таком случае примите мои нижайшие извинения и признайте, что я не повторил той ошибки!

– Да, не повторили! – тепло согласилась девушка. – То есть вы не окатили нас ледяным презрением! Но я слышала пару раз, как вы… Но это меня совершенно не касается! Вы не любите, когда вас благодарят, но все-таки позвольте сказать вам – всего один раз, – что я вам искренне признательна! Вы сделали для нас много больше того, на что я рассчитывала, – вы даже пришли на помощь Лаффу, и если это не было очень мило с вашей стороны, тогда я вообще не знаю, как еще это можно назвать!

– Но ведь вы ожидали этого от меня! – возразил он.

– Не совсем так. Скажем, я надеялась на это! Кстати, вы так и не сказали мне, во сколько вам обошелся его выкуп? А я совсем забыла! Прошу вас…

– Нет, – он не дал ей договорить. – Я не знаю и не хочу сказать, сколько мне это стоило, а если вы и дальше намерены расточать мне пустые комплименты, Фредерика, то я… осажу вас!

– Это очень мило с вашей стороны, но когда я обращалась к вам за помощью, то не собиралась становиться для вас обузой, кузен! От меня вы этого не дождетесь!

– В таком случае я постараюсь вспомнить точную сумму, потраченную мной на вас сегодня, – сказал он. – Пожалуй, стоит завести расходную книгу. Итак, давайте подсчитаем! Четыре билета в лабиринт – да, и за вход сюда мы тоже заплатили, не так ли? Затем…

– Будьте же серьезны, в конце концов! – перебила она его. Уголки губ у девушки подрагивали от сдерживаемого смеха.

– Я очень серьезен. И щедр к тому же, потому что не намерен требовать с вас плату за проезд в экипаже.

– Ох, перестаньте говорить глупости! – с негодованием воскликнула она. – Есть большая разница между тем, чтобы уплатить мой долг, и заплатить за увеселительные мероприятия, когда вы сами пригласили нас поехать с вами в Хэмптон-корт!

– Естественно, но ведь я этого не делал, – сказал он. – Мои услуги были заранее оговорены Чарис.

Она поперхнулась от негодования.

– Нет, но каков… нахал! Вам прекрасно известно, что она никогда бы до этого не додумалась, не спроси вы у нее, куда бы она хотела поехать!

– Что ж, если вы называете приглашением поездку со мной в Хэмптон-корт, да еще в компании ее сестры и двух братьев…

– Нет, вы просто невозможны! – сказала она, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Очень хорошо, я не скажу более ни слова. И даже не стану вас благодарить! Или мне все-таки следует попросить у вас прощения за то, что сегодня я навязала вам свое общество вместе с двумя своими братьями?

– Напротив! Если бы вы пошли на попятный, я бы вспомнил о какой-нибудь другой важной встрече. Чарис – очень милая девушка, но особым умом она не отличается. Мне крайне трудно беседовать с ней – очень утомительно, откровенно говоря. Стоит мне пошутить, как она спрашивает меня, что я имею в виду.

Фредерика не сдержалась и прыснула со смеху, но потом встала на защиту сестры.

– Да, она не очень умна, но у нее довольно здравого смысла, уверяю вас! Намного больше, чем у меня, потому что она знает, как вести хозяйство, прекрасно шьет, может забинтовать рану и… сделать целую кучу разных вещей!

– К несчастью, ни одна из этих добродетелей не требуется для поездки в парк.

– И уж, во всяком случае, она не болтушка! – выпалила Фредерика.

Он рассмеялся:

– Это точно!

– Мне казалось, джентльмены не любят дам, которые без умолку болтают языком! – сказала она.

– Вы правы, но между безудержной болтовней и перекладыванием ноши по поддержанию разговора исключительно на плечи собеседника существует золотая середина. Нет-нет, не злитесь! Я готов согласиться с тем, что Чарис – непревзойденная красавица, очень милая и добродетельная девица! Но… – он умолк, и на лбу у него образовалась складка.

– Но? – напирала она.

Он перестал, нахмурившись, созерцать перчатки, которые держал в руке, и повернул голову, чтобы взглянуть на нее, а потом вдруг произнес с неожиданной нежностью:

– Дитя мое, вам никогда не приходило в голову, что сама она предпочла бы другое будущее, не то, которое запланировали для нее вы?

– Нет, как такое может быть? Если бы я строила планы, ориентируясь, как вы выражаетесь, на блестящую партию, – но ведь нет же! Уверяю вас, у меня и в мыслях такого нет! Я всего лишь хочу, чтобы она была хорошо обеспечена и устроена, чтобы ей не пришлось считать каждое пенни и чтобы она могла наслаждаться… просто наслаждаться жизнью! – Она заметила, как он выразительно приподнял брови, и поспешно добавила: – Конечно, вы можете счесть мои рассуждения мелкими и недостойными. Но вспомните, вам-то самому никогда не приходилось прибегать к жесточайшей экономии!

– Вы правы, – согласился он. – Признаю, что свою сестру вы знаете несравненно лучше, чем я, но из того немногого, что я заметил, можно предположить, что она была бы счастлива, занимаясь ведением домашнего хозяйства, а не устраивая светские рауты. Если хотите знать, она призналась мне, что предпочитает жизнь в деревне Лондону.

– Боже милосердный, неужели? – воскликнула Фредерика, изумленная до глубины души. – Она, должно быть, шутила! Вспомните, какой ее ожидал успех! А букеты, которые ей присылают! Гости, которые ее осаждают! Нет, очевидно, вы ошибаетесь, кузен!

Маркиз заметил, что она расстроена, и потому постарался ответить как можно беспечнее:

– Очень может быть. В любом случае не вижу причин для того, чтобы вы впадали в депрессию.

– Но если ей это неприятно… если она не хочет удачно выходить замуж – значит, все мои усилия напрасны! – заметила она.

– Глупости! Вы-то, по крайней мере, получаете удовольствие от жизни в Лондоне.

– Вот это точно не имеет никакого значения! – поспешно возразила девушка. – Можно подумать, я бы посмела притащить мальчиков в Лондон только для того, чтобы удовлетворить собственные амбиции!

– Осмелюсь предположить, что Джессами с куда большим удовольствием остался бы дома, но ему не повредит немного повидать мир. Что до Феликса, то он доволен, как слон! Честно говоря, мне даже любопытно узнать, что заставило вас думать, будто Чарис разделяет ваши собственные вкусы?

Она покачала головой:

– Об этом я совсем не думала. Мне казалось нелепым и недостойным держать Чарис взаперти или позволить ей выйти замуж за молодого Рашбери либо за кого-нибудь еще из наших знакомых, не дав возможности предстать перед высшим обществом. – Поколебавшись, Фредерика застенчиво добавила: – Вся беда в том, что она легко поддается чужому влиянию! Она готова согласиться со всем, что ей предлагают, и, хотя у нее есть свои твердые принципы, иногда она кажется мне такой слабовольной, что у меня просто опускаются руки!

– Что ж, в этом нет ничего удивительного – если она готова уступить домогательствам любого зеленого юнца, которому вздумается приударить за нею! Кстати, она влюблялась во всех подряд?

– Не думаю, что она любила кого-нибудь, – откровенно ответила Фредерика. – Я имею в виду, она не любила кого-либо одного из них больше другого! Она – очень впечатлительная девушка и настолько добросердечная, что такое отношение может внушить несбыточные надежды кому угодно!

– Готова осчастливить всех и каждого, а? Бедная Фредерика!

– Вам хорошо говорить! Это очень большая ответственность, чтобы вы знали. Она должна выйти замуж, но только представьте, что будет, если она выскочит за какого-нибудь зеленого юнца, как вы выразились, который не будет знать, как сделать ее счастливой, или за какого-нибудь… тунеядца!

Уголки губ маркиза дрогнули в улыбке, но ответил он со всей серьезностью:

– И впрямь кошмар! Но… э-э… тунеядцы охотятся, главным образом, за состоятельными наследницами.

– Ну, я не совсем это имела в виду, – призналась Фредерика. – И пожалуй, мне не стоило говорить, будто Чарис ни разу не влюблялась. Со мной этого не случилось ни разу, так что не мне судить. Мне просто кажется, что она еще никого не любила по-настоящему.

Он слушал ее с сочувственным изумлением, но она все-таки сумела удивить его.

– Вы никогда не влюблялись? – переспросил он, не веря своим ушам. – Никогда, Фредерика?

– Нет – то есть это я так думаю. Однажды я испытывала нечто похожее, но тогда я была очень молода, да и излечилась от этого чувства так быстро, что теперь мне кажется, будто его и вовсе не было. Собственно, я склонна полагать, что если бы не встретила его на балу при всех регалиях, то даже не взглянула бы в его сторону второй раз. – Помолчав, девушка честно призналась: – Знаете, кузен, а ведь я считаю, что джентльменам нельзя позволять бывать на балах в парадной форме! Во всех этих регалиях есть что-то обманчивое. К счастью, поскольку я считала его неподходящей партией, мне случилось встретить его на следующей же неделе, когда он был в штатском, так что я даже не успела по-настоящему влюбиться в него. Боже, как же я была разочарована!

– Кем был этот несчастный? – поинтересовался он. Глаза маркиза смеялись.

– Я не помню, как его звали. Это было так давно!

– Ах да! – сочувственно протянул он. – Еще до того, как вы превратились в старую деву!

– В старую деву? – Она сдержалась и улыбнулась, но в улыбке ее чувствовалась горечь. – Боже мой! А ведь я действительно такая и есть!

– Вы в самом деле так считаете? Позвольте сообщить вам, дитя мое, что когда вы говорите о тех временах, когда были молоды, то выглядите не просто нелепо и смехотворно, а совершенно несообразно!

– Не смейте так говорить! Мне двадцать четыре года, и я много лет хожу в старых девах! – парировала она.

– Увы! – поддразнил он ее.

– Ничего подобного! Что с ними было бы, если бы я не осталась ею?

– Не знаю и не хочу знать.

– Что ж, зато я знаю, и знаю очень хорошо! Более того, мне нравится оставаться старой девой хотя бы ради того, чтобы избавиться от нелепых ограничений! Пребывай я по-прежнему в брачном возрасте, то, например, не могла бы сидеть с вами здесь и сейчас, разговаривая о доле компаньонки! Все решили бы, что я строю вам глазки, да еще и веду себя фривольно! Но если бы сейчас мимо проходила графиня Ливен или миссис Буррел, то они и не подумали бы приподнять свои невыносимо высокомерные брови, словно я была бы самой мисс Берри!

Это сравнение с дамой, коей недавно исполнилось пятьдесят шесть лет, окончательно добило маркиза. Он изо всех сил старался сохранить серьезность, но голос его предательски подрагивал, когда он сказал:

– Как вы несокрушимо правы! Очень странно, что я сам до этого не додумался.

– Наверное, такие вещи и не могли прийти вам в голову, – любезно заметила Фредерика.

– Да, пожалуй что.

– Да и с какой стати? Мужчинам обычно нет дела до пожилых компаньонок, – с сожалением продолжала девушка, явно завидуя этому счастливому состоянию сильной половины рода человеческого.

– Уверяю вас, я изрядно натерпелся от них! Мне они представляются весьма назойливыми особами!

Сожаление на лице девушки тут же сменилось лукавством.

– Нет, кузен, вы положительно неисправимы! – любезно заметила она.

– Да уж, я весьма неприятный человек! Разве я не предупреждал вас об этом?

– Очень может быть, но вы рассказываете о себе такие небылицы, что добрую половину из них я попросту пропустила мимо ушей. – Глядя на него, она добавила со своей обезоруживающей откровенностью: – Очень многие предупреждали меня о том, что вы исключительно опасны! У вас неважная репутация, кузен! Но с нами вы ведете себя более чем любезно – несмотря на то, что нисколько не пытаетесь подружиться с нами! Так что мне нет никакого дела до того, что о вас говорят.

Он встретил ее взгляд, и она затруднилась бы сказать, что прочла в его глазах.

– Неужели? Значит, для меня еще не все потеряно!

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы перестали считать меня глупой гусыней! – строго заявила она. – Вместо того чтобы говорить всякие глупости, лучше скажите, что вам известно о сэре Марке Линхэме?

– Что, он тоже угодил в число поклонников Чарис? Мое дорогое дитя, да он же ей в отцы годится!

– Да, но… давеча она сказала мне кое-что, и я вдруг подумала, а не будет ли она счастлива с пожилым человеком? С кем-нибудь, кто наставлял бы ее и заботился бы о ней, а не скандалил бы, если ей случится выйти из себя. Судя по тому, что я видела, молодые мужья часто сердятся, а Чарис такого не вынесет! У нее настолько чувствительная натура, что даже когда ссорятся наши мальчишки, она чувствует себя несчастной. А малейший упрек повергает ее в черную меланхолию! И… и я подумала, что сэр Марк был бы с нею очень нежен, вы не находите?

– Поскольку я с ним едва знаком, то ничего не могу сказать. Но, судя по всему, я бы предположил, что он убьет ее – или станет искать утешения в другом месте! На мой взгляд, вряд ли что-либо может быть хуже, чем женитьба на плаксе!

– Моя сестра – не плакса! И сэр Марк не стал бы искать утешения в другом месте! Его репутация безупречна!

– Ага! Что ж, я всегда считал его унылым ханжой, – заявил его светлость.

– Если человек респектабелен, то не значит, что он обязательно должен быть уныл или скучен! – возразила девушка.

– Вы правы, это не обязательно, но часто встречается.

– Из достоверных источников мне стало известно, что в молодости сэр Марк получил душевную рану и до сих пор ни разу даже не взглянул на другую женщину! – ледяным тоном заявила в ответ Фредерика.

– О боже! – простонал его светлость с видом крайнего отвращения. – Умоляю вас, ни слова больше! Иначе я просто не выдержу!

– Хорошо, не буду, – отрезала Фредерика, глядя на него безо всякой приязни. – Мне представляется, вы начисто лишены чувства приличия!

– Не могу не согласиться с вами.

– Здесь нечем гордиться!

– А я и не горжусь. Но скажите мне, Фредерика, неужели вам нравится подобная мягкотелость?

– Естественно! – ответила она. – Респектабельность неизменно вызывает мое уважение!

– Лицемерная чушь! – категорично выразился его светлость. – Она встречается слишком редко, а стоит слишком дорого, дитя мое! Не забывайте, я уже давно вырос из коротких штанишек.

– Ну, кто-то же должен ею восхищаться, – не желала уступать она.

– Уже лучше, – одобрительно заметил он. – А то я начал думать, что вы и сами прониклись нежными чувствами к этому образцовому джентльмену. Поверьте мне, ничего хорошего из этого не выйдет: вы ему не подходите!

– Охотно верю! – со смехом ответила она. – Пожалуй, я не стану составлять конкуренцию Чарис! Хотя у меня этого не получилось бы при всем желании!

– В жизни бывает всякое, – сказал маркиз.

– Неужели? В таком случае вы или сошли с ума, или еще больший лицемер, чем я, – отрезала Фредерика.