Текст книги "Фредерика"

– Вы забываете о наших родственных связях.

– Речь не о забывчивости, просто я ничего не знаю о них, – откровенно признался Гарри. – Фредерика говорит, что вы наш кузен, но у меня есть сильное подозрение, что она преувеличивает!

– Вы несправедливы к ней. Наши родственные узы и впрямь весьма отдаленные, но мы… э-э… все-таки находимся на одном фамильном древе, уверяю вас.

– Что ж, все может быть, так что не стану спорить, – с сомнением протянул Гарри. – Сам я никогда не проявлял особого интереса к фамильной родословной, но мне известно, что у каждого из нас имеется куча родственников, которых мы в жизни не встречали и не встретим.

– Среди которых иногда попадаются очень странные личности! – пробормотал его светлость.

– Вот это точно, клянусь Юпитером! – с чувством воскликнул Гарри. Встретив вопросительный взгляд маркиза, он громко расхохотался. – О, я вовсе не имею в виду вас, сэр! Как можно? Но вот моя тетка Серафина! Хотя ее никак нельзя назвать неизвестной родственницей – а жаль, право слово! Осмелюсь предположить, вы с ней знакомы?

– Знаком, и посему выражаю вам свои соболезнования.

Гарри кивнул, но заметил:

– Впрочем, ладно! К девчонкам она относится нормально, а им тоже нужен кто-нибудь, кто сопровождал бы их ради приличия. – Он подождал, пока вошедший в комнату Уикен не поставит тяжелый инкрустированный серебряный поднос у локтя своего хозяина и, принимая стакан шерри из рук маркиза, сказал: – Вся штука в том, сэр, что если мы с вами – всего лишь дальние родственники, то я не вижу причин, по которым вы обязаны взвалить на себя заботу обо всех нас, и мне совсем не нравится, что моя сестра Фредерика обманом втравила вас во все это! А в этом, – весьма проницательно добавил он, – я не сомневаюсь!

– О нет! – ответствовал его светлость. – Полагаю, вы не знаете о том, что я в долгу перед вашим отцом.

– Да, не знаю, – согласился Гарри.

– И впрямь, откуда вам знать об этом? – заметил его светлость со сладкой смущенной улыбкой, которая неизменно обезоруживала претенциозных собеседников.

Гарри охватило нестерпимое желание поинтересоваться, каким же образом его непутевый папаша сумел заполучить в свои должники этого несомненного аристократа, но улыбка предупредила его о том, что подобное любопытство будет сочтено неуместным проявлением дерзости. Посему он почел за благо воздержаться от расспросов; сделав же глоток шерри, он вернул себе прежнее расположение духа и, гордо вздернув подбородок, сказал:

– Как бы там ни было, сэр, я чувствую себя в долгу перед вами. Не только из-за того, что вы поддержали моих сестер – каковой долг я не в силах оплатить, – но и за то, что столь любезно поспешили на помощь моему младшему брату. А вот этот долг я оплатить могу и хочу, причем немедленно! Собственно, отчасти именно поэтому я и пришел к вам, посему соблаговолите сказать мне, с какой суммой вам пришлось расстаться ради него?

– Боюсь, вам придется извинить меня, – отозвался его светлость. – Во-первых, я этого не знаю, поскольку недоразумение улаживал мой секретарь; и, во-вторых, я ссудил Джессами требуемой суммой, каковой бы она ни была, на совершенно определенных условиях.

– Да, сэр, он говорил мне об этом, и… и я чрезвычайно вам обязан! Хотя отчего этот болван не взял с собой в Лондон коляску вместо того, чтобы изображать из себя проклятого мученика, или хотя бы не нанял лошадь здесь…

– Сомневаюсь, чтобы его устроила наемная лошадь. А поскольку он твердо намерен избежать дополнительных расходов на лошадь и грума в Лондоне, могу я попросить вас, чтобы вы оставили его в покое?

Гарри покраснел.

– Прошу прощения, сэр! Вам хорошо говорить, но я не вижу причин, почему Джессами должен быть настолько обязан вам: ему следовало обратиться ко мне, потому что я – его опекун, а не вы!

– О, у меня нет ни малейших намерений узурпировать вашу власть! – заверил его маркиз.

– Дело даже не в этом… Откровенно говоря, младших братьев опекает моя сестра, – признался Гарри. – Но когда речь заходит о том, чтобы позволить моему брату – моему подопечному! – влезть в долги, я говорю: «Нет!»

– Похвально, но это ваше с ним личное дело, которое никоим образом меня не касается! Устройте ему хорошенькую головомойку, если считаете это своим долгом!

– Интересно, как я могу это сделать, когда меня самого выгнали из университета? – воскликнул Гарри. – Я не такой ханжа! Кроме того, – честно признался он, – будь я проклят, если дам Джессами повод попрекнуть меня в ответ!

Маркиз улыбнулся:

– В таком случае, повторяю, оставьте его в покое! – Видя, что Гарри по-прежнему не удовлетворен, он предложил, пряча в глазах затаенную усмешку: – В конце концов, вы можете выступить поручителем, если вам покажется, что он не в состоянии выплатить долг!

Гарри оцепенел и неприятным, каким-то скрипучим голосом проговорил:

– В этом у меня нет ни малейших сомнений, сэр!

– Как и у меня тоже.

– Я опасаюсь кое-чего другого, – смягчившись, продолжал Гарри, – того, что в итоге он окажется на мели.

– В таком случае, – ответил его светлость, – вашей обязанностью – в качестве опекуна – будет выручить его. Хотя позволю себе не согласиться с вами в том, что такая опасность действительно существует. Насколько мне известно, речь идет о пустячной сумме. Тем временем по утрам он будет с удовольствием выезжать одну из моих лошадей, вместо того чтобы сушить мозги над книгами. На самом деле это я перед ним в долгу, поскольку с большей охотой доверю своих лошадей ему, чем кому-либо другому.

– Это точно! – с горячностью подхватил Гарри. – У него, конечно, полно в башке тараканов, но наездник он превосходный, верно вам говорю! Так что можете не беспокоиться насчет того, что он не справится с вашими лошадками!

– В таком случае, раз нам с вами беспокоиться не о чем, то и не будем более говорить об этом, – заявил его светлость. – Каковы ваши собственные планы? Вы тоже намерены бывать в обществе?

Гарри отнюдь не считал, что поводов для беспокойства не осталось и говорить более не о чем, но, отчасти из робости, а отчасти из внутреннего нежелания принимать на себя ответственность, он не стал настаивать и заверил маркиза, что бывать в обществе не намерен категорически. Он добавил, что (при сложившихся обстоятельствах) это будет наилучшим выходом.

– Видите ли, я собираюсь навестить одного своего друга, а уж с ним мы найдем чем заняться.

– Понятно. Держитесь подальше от… э-э… злачных местечек Тотхилл-Филдз, но если все-таки угодите в полицейский участок, причем с пустыми карманами, то дайте знать сюда, а не на Аппер-Уимпол-стрит. Я выручу вас из беды.

– Благодарю вас! Но я не предвижу…

– Береженого Бог бережет, – пробормотал его светлость. – Такие вещи могут случиться с кем угодно, так что лучше быть к ним готовым заранее. – Он окинул своего гостя задумчивым взглядом. – Припоминаю, ваша сестра говорила мне, что одно время вы увлекались боксом: если у вас возникнет желание побывать в Школе Джексона – это номер 13 на Бонд-стрит, – передайте ему вот это! Он непременно найдет для вас время. – Достав футляр для визитных карточек, он вынул оттуда одну из них, написал пару слов на обороте и щелчком отправил ее Гарри.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул молодой человек после того, как поймал ее и прочел небрежно нацарапанные строчки. – Это чертовски любезно с вашей стороны, сэр! Я чрезвычайно вам обязан! Я всего лишь жалкий любитель, разумеется, но эта забава меня крайне интересует! Хотя будь я проклят, если понимаю, почему вы утруждаетесь из-за меня! – Он покраснел до корней волос и добавил извиняющимся тоном: – Я имею в виду… всю эту чепуху насчет того, что вы, дескать, обязаны моему отцу…

– Очарование новизны, – пояснил его светлость и поднялся из-за стола, давая понять тем самым, что разговор окончен. – С тех пор как я принял на себя обязанности опекуна – только формально, разумеется! – ваших предприимчивых братьев, то не могу предугадать, что еще может произойти. А раньше я всегда это знал, и, уверяю вас, это было смертельно скучно!

Гарри пришлось удовлетвориться этим. Он церемонно распрощался с маркизом и отправился восвояси, так и не решив, понравился тот ему или нет.

А вот маркиза подобные сомнения не терзали. Уже через десять минут после знакомства с Гарри он распознал в юноше не только достоинства его отца, но и его же недостатки. Приятный молодой человек, хорошо воспитанный и искренний, которого невозможно не любить, но ему недостает силы воли, и он всегда с удовольствием переложит свою ответственность на других.

«Какого черта я должен принимать ее на себя? – сердито подумал его светлость. – Должно быть, я совсем спятил!»

Глава 16

Если в самом маркизе Гарри сомневался, то его кузена и наследника он, не колеблясь, счел отличным парнем. Молодые люди, говоря по правде, прониклись друг к другу симпатией с первого взгляда, и это несмотря на то, что у Гарри возникло некоторое предубеждение на его счет из-за того, что Фредерика не слишком благосклонно относилась к мистеру Донтри. Эндимион же вообще избегал долгих размышлений, но, дай он себе труд подумать об этом, то наверняка бы решил, что полюбил бы Гарри в любом случае – как и любого родственника Чарис. Он был на несколько лет старше Гарри и обладал городским лоском, которого тот был лишен; но, не отличаясь острым умом, он, подобно многим тугодумам, с уважением, граничащим со священным трепетом, относился к тем, кто мог запросто сдать экзамен на бакалавра.

Можно было бы ожидать, что разница в возрасте и интеллектуальном развитии создаст между ними непреодолимый барьер. Фредерика и впрямь рассчитывала на это, но она не учла одного важного обстоятельства: оба были неравнодушны к спорту. Случайно оброненное слово подсказало Гарри, что этот олух-кузен помешан на лошадях и, судя по его рассказам об участии в скачках, – первоклассный наездник. Хотя Эндимион, отличавшийся скромностью, и не думал похваляться своими победами: напротив, он рассказывал лишь о том, как однажды упал в ров с водой на поле в Баркби-Холт[46]46
  Район в г. Мелтон, графство Лестер.


[Закрыть] и как его сбросила лошадь под Уиссендайном[47]47
  Небольшой городок в графстве Рутланд. Знаменит своими скачками.


[Закрыть], но Гарри быстро уяснил, что в этих несчастьях Эндимион винит отнюдь не коня, а самого себя. Словом, каким бы неуклюжим он ни выглядел в гостиной, в седле он преображался. От охоты оставался всего один шаг до прочих развлечений; и к тому времени, как они обсудили патентованные заряды Ментона[48]48
  Джозеф Ментон (1766–1835) – знаменитый британский оружейных дел мастер, который произвел революцию в стрелковом деле (спортивной стрельбе).


[Закрыть], преимущества дроби номер шесть перед «семеркой» или сортами покрупнее, равно как и схватки, которые обоим довелось выдержать с форелями невероятных размеров, было уже невозможно сказать, кто из них относится с большим уважением друг к другу.

Легкость, с какой Эндимион покорил ее ветреного брата, вызвала досаду у Фредерики, но Чарис, с одобрением прислушивавшаяся к их обстоятельным разговорам, расхрабрилась настолько, что однажды с мольбой обратилась к брату:

– Ведь он тебе нравится, правда, Гарри? – Зардевшись, она поспешно добавила: – Я имею в виду нашего кузена, мистера Донтри!

– А-а, его! – сказал Гарри. – Да, славный малый! И одевается он просто здорово!

– И еще он очень красив, ты не находишь? – застенчиво продолжала она.

Поскольку мысль эта раньше не приходила Гарри в голову, ему понадобилось некоторое время, дабы обдумать ее, прежде чем ответить:

– Да, пожалуй, ты права. Но слишком уж он здоровенный: не удивлюсь, если окажется, что весит он побольше шестнадцати стоунов[49]49
  Мера веса, равна примерно 6,93 кг.


[Закрыть]; и пусть он любит наряжаться, в ринге я предпочел бы с ним не встречаться. Хотя такие вот здоровяки слишком неповоротливы!

Слегка обескураженная столь суровой критикой, Чарис взмолилась:

– Но при этом он очень любезен и обходителен – настоящий джентльмен!

Гарри согласился с ней, но не преминул добавить:

– Но мозгов у него маловато, имей в виду! Откровенно говоря, не заведи он разговор об охоте, я бы счел его обыкновенной деревенщиной!

– Он совсем не такой!

– Знаю. Он чертовски хорошо разбирается в лошадях… – Гарри оборвал себя на полуслове, пораженный ее необычной горячностью. – Ты что, хочешь сказать, что опять влюбилась? – с подозрением осведомился он.

– Нет! Потому что раньше я никогда не влюблялась! Никогда!

– Не влюблялась? Эй, а как насчет…

– Нет! – повторила она, как заклинание. – Раньше я ничего не знала! И не понимала! А теперь все по-другому – да, совсем-совсем по-другому!

– Что ж, – скептически протянул Гарри, – если ты не любила ни одного из тех пижонов, которые увивались за тобой, то могу сказать лишь, что ты – отчаянная кокетка! Вспомни, ты даже не пыталась отвадить никого из них!

На глазах у девушки навернулись слезы, и сдавленным голосом она заявила:

– О нет, Гарри, нет! Это был никакой не флирт! Просто все они были моими добрыми друзьями! Как я могла проявить жестокость к тем, кого знала всю жизнь? А если ты думаешь о бедном мистере Гриффе, то клянусь тебе, что ни капельки не поощряла его ухаживаний!

– Но и не отталкивала его! – сказал Гарри.

– Но, милый, подумай о том… как жестоко это было бы с моей стороны! Он вел себя так скромно и смиренно, а ведь он такой чувствительный! Я не могла ранить его сердце!

– Зато того разбитного малого, что пригласил к себе в минувшем году Том Рашбери, скромным никак не назовешь! Этому хлыщу достало наглости распевать тебе серенады, да еще и разбудить нас своими чертовыми кошачьими завываниями!

– Ох, Гарри! – с упреком воскликнула она. – Ты же помнишь, какой у него был приятный голос! Ты знаешь и то, что он мне ничуточки не нравился, и я была добра к нему только потому, что ты повел себя очень грубо и вылил ему на голову кувшин воды, притворившись, что счел его котом! Признаю, раз или два я даже полагала, что влюбилась, но теперь я знаю, что ошибалась. Никого и никогда я не любила так, как своего милого, дорогого Эндимиона, и никогда больше не полюблю!

– Полюбишь, куда ты денешься, – успокоил ее Гарри. – Ну, ты же знаешь себя, Чарис! Не пройдет и недели, как ты воспылаешь страстью к кому-нибудь еще!

Слезы ручьем хлынули у нее из глаз, она отвернулась и печально промолвила:

– А я-то надеялась, что ты меня поймешь!

– Ради всего святого, только не разводи здесь сырость! – взмолился Гарри, с тревогой наблюдая за отчаянием сестры. – Было бы из-за чего реветь! Этот Донтри с ума по тебе сходит! Фредерика говорила мне об этом, хотя не заметить этого может только слепой!

– Фредерика его недолюбливает, – всхлипывая, заявила Чарис.

– Ну и что с того? На мой взгляд, она еще не знает, что ты… воспылала к нему настоящим чувством! Какого дьявола ты ничего ей не расскажешь? Боже милосердный, ты что, боишься ее?

– О нет, нет, нет! – запричитала Чарис. – Но она не поверит мне, Гарри, так же, как ты! Это ужасно! Ведь только из-за меня мы приехали в Лондон, потому что Фредерика решительно вознамерилась устроить мое будущее! Я знаю, она не верит в то, что я могу быть счастлива с Эндимионом, и думает, что забуду его через неделю, если не буду видеться с ним! А ведь она экономила каждый пенни, и все ради меня! Как я могу отплатить ей неблагодарностью, когда…

– Вздор! – перебил ее Гарри, отличавшийся здравым смыслом. – Вот что я тебе скажу, Чарис: если ты не прекратишь стараться угодить всем, то свихнешься окончательно! Кроме того, Фредерика слишком тебя любит, чтобы вставлять тебе палки в колеса, даже если бы могла это сделать!

– Но она может, Гарри! О, она не стала бы этого делать, если бы не верила, что я горько пожалею, выйдя замуж за моего обожаемого Эндимиона! Но она в это верит! Я знаю, она думает, будто не стоит опасаться того, что он к нам ходит, потому что скоро он мне надоест!

Поскольку и Гарри знал об этом и даже склонен был согласиться с Фредерикой, то он смог лишь пробормотать:

– Ерунда! Было бы из-за чего расстраиваться! Если… я хочу сказать, когда она увидит, что вы действительно любите друг друга, она смирится!

Рыдания вновь сотрясли Чарис.

– Увы, все намного хуже, чем тебе представляется! Я очень боюсь, что Эндимиона разлучат со мною!

– Нет, это уже слишком! – с отвращением проворчал Гарри. – Перестань молоть чепуху! Разлучат с тобой – надо же такое сказать! И кто, Фредерика?

– О нет! Кузен Альверсток!

Он в недоумении уставился на нее.

– А он-то здесь при чем?

– Эндимион – его наследник, – убитым голосом сообщила Чарис.

– Ну и что? – В нем зашевелились прежние подозрения, и Гарри спросил: – Он что, тоже ухлестывает за тобой?

Чарис даже опешила от неожиданности:

– Кто, Альверсток? Боже милосердный, нет, конечно! Фредерика нравится ему куда больше меня, но он не волочится ни за кем из нас. Полагаю, если он когда-нибудь и женится, то на какой-нибудь очень богатой аристократке, все говорят, что он очень горд, помимо того, что и сам принадлежит к высшей знати. Можешь быть уверен, что и от Эндимиона он ожидает того же. Как и мама Эндимиона. Она намерена устроить ему блестящую партию: так сказала мне Хлоя. Она – его сестра, и вообще очень славная девушка! Она говорит, что миссис Донтри постоянно высматривает состоятельных наследниц. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, и осуждать ее за это нельзя. Понимаешь, Эндимион совсем не богат, и если кузен Альверсток перестанет выплачивать ему содержание, он станет нищим. Мне нет до этого никакого дела, и ему тоже, как он сам говорит, но… Гарри, он привык вращаться в высшем обществе, ездить на чистокровных гунтерах[50]50
  Верховая лошадь, рожденная от чистокровного верхового жеребца и упряжной кобылы.


[Закрыть], не считать каждый пенни, и я очень боюсь, что он возненавидит вынужденную экономию!

Гарри заподозрил, что Фредерика оказалась намного умнее, чем он полагал поначалу, но, поскольку знал, что Чарис разрыдается, если он скажет что-нибудь в этом духе, то попытался утешить ее, промямлив:

– Ну-ну, не вижу причин для хандры! Ставлю десять против одного, что Альверсток не станет возражать. В конце концов, ведь он до сих пор так и не вмешался, верно?

– Он просто еще ничего не знает, – возразила Чарис, отказываясь утешиться. – Миссис Донтри уже что-то подозревает, но Хлоя говорит, что она еще надеется, что все это – лишь обычный флирт. Но если Фредерика узнает о моих чувствах и попросит кузена Альверстока вмешаться… – Она содрогнулась всем телом и молитвенным жестом прижала ладони к груди. – А он может, Гарри! Он может устроить так, что Эндимиона отошлют за границу, например, и тогда я умру от тоски. Ох, дорогой мой брат, мне некому помочь, кроме тебя, и я так рассчитываю на твою поддержку!

К этому времени Гарри уже искренне сожалел о своем отчислении из университета. Похоже, он вляпался в историю, избежать которой стремился всеми силами. Он недовольно проворчал:

– Да, но я пока не вижу, что могу сделать.

Оказалось, что и у Чарис нет никаких идей на сей счет, потому что она то принималась умолять его не выдавать ее Фредерике, то поручала ему убедить ее по-доброму отнестись к Эндимиону и запретить обращаться к Альверстоку.

У Гарри недоставало воображения, чтобы представить, как это он запретит Фредерике сделать это, но, естественно, он не стал высказывать свои сомнения вслух. Не сказал он Чарис и того, что, хотя сестра может и прислушаться к нему, вряд ли это случится на самом деле. Вместо этого он пообещал сделать все от него зависящее и честно исполнил свое обещание при первой же возможности. Он заявил Фредерике, что ничуть не удивится, если Эндимион, которого он назвал «славным малым» и вообще «парнем что надо», окажется самым подходящим женихом для Чарис.

– Славный малый! – возмутилась Фредерика. – Только потому, что он помешан на лошадях и разбирается в собаках? Гарри, как ты можешь говорить такие глупости? Он всего лишь смазливый болван!

– Да ладно тебе! – отмахнулся Гарри. – Он, конечно, не высоколобый умник, но… черт побери, Фредди! Чарис тоже немногим лучше!

Она не стала отрицать очевидного, но сказала:

– Тем больше у нее причин выйти замуж за человека умного! Ты-то должен это понимать… Гарри, умоляю тебя, не потворствуй ей в ее заблуждении! Ты ведь знаешь, какая она! Ее ослепила его яркая внешность – не знаю, но думаю, что именно так все и было, ведь нельзя отрицать: он очень яркий молодой человек, а она, к большому несчастью, видела его при полном параде и при всех регалиях. Но стоит сделать так, чтобы он не показывался ей на глаза, и она забудет о нем! Дорогой мой, не можешь же ты всерьез желать, чтобы твоя сестра загубила свою жизнь, связавшись с красивым ничтожеством, не имеющим ни достойного упоминания состояния, ни перспектив?

– Я бы так не сказал, – возразил Гарри. – Он ведь наследник Альверстока, верно?

– Да, пока что. Но когда Альверсток женится и у него родятся сыновья, что будет тогда, спрашиваю я тебя?

– Не думаю, что он когда-нибудь женится! – заявил Гарри. – Он ведь уже довольно стар, правильно?

– Стар? – изумленно переспросила она. – Если тридцатисемилетнего мужчину ты считаешь стариком, то ты еще глупее, чем я думала! Он в самом расцвете сил!

Слегка опешив от столь яростного напора, Гарри пошел на попятный:

– Во всяком случае, он давно уже вышел из брачного возраста. Пожалуй, он убежденный холостяк, не так ли? Черт возьми, да за его благосклонность в последние годы наверняка дрались десятки дам!

Фредерика отозвалась бесцветным голосом:

– Очень может быть! – и сразу же сменила тему, поинтересовавшись у него, не кажется ли ему, что мистер Навенби, обладающий всеми преимуществами рождения, состояния и воспитания, может стать идеальным мужем для Чарис.

К несчастью, Гарри не проникся симпатией к мистеру Навенби. Не питая устремлений стать сколь-нибудь значимой фигурой в мире моды, он был склонен с презрением взирать на потуги даже столь скромных претендентов на щеголеватость, как мистер Навенби. Он воскликнул:

– Кто, этот картонный фигляр? Надеюсь, у Чарис достанет ума не выходить за него! Да он и в подметки не годится мистеру Донтри!

Зная, что любая попытка переубедить Гарри в том, что склонность к забавам и развлечениям – отнюдь не главное достоинство в муже, – окончится неудачей, Фредерика более не сказала ничего. Подобная ее сдержанность позволила Гарри счесть, что он сполна исполнил свой долг перед Чарис и теперь с чистой совестью может заняться более важными делами, не терпящими отлагательства.

Главным среди таковых была срочная необходимость предъявить карточку Альверстока в доме под номером 13 на Бонд-стрит, где вот уже много лет Джон Джексон давал уроки самозащиты. Гарри еще не родился на свет, когда Джексон в своем последнем из трех публичных поединков победил великого Мендосу всего за десять с половиной минут, но, как и всякий любитель (тем более профессионал), мог в подробностях описать каждый раунд того боя, равно как и двух предыдущих. Он прекрасно сознавал, сколь видное положение, безо всякого хвастовства и выставления напоказ, занимает боксер-профессионал, чьи изысканные манеры и недюжинный ум завоевали ему прозвище Джентльмен с большой буквы. В доме под номером 13 по Бонд-стрит любой, после уплаты соответствующего взноса, мог получить достойный инструктаж, но далеко не каждый мог рассчитывать на внимание самого Джентльмена Джексона, чего надеялся добиться Гарри, явившись туда с визитной карточкой Альверстока. Будь у него какие-либо сомнения в исключительной ценности сего талисмана, они бы непременно рассеялись при виде того священного трепета, с каким его хорошо осведомленный друг, досточтимый мистер Пеплоу, рассматривал его. Альверсток, сообщил мистер Пеплоу, считается признанным мастером сего искусства, хотя и любителем; причем известен он не своей грубой силой, а блестящей техникой, что не мешало ему брать верх в поединках. Прожигатель жизни, забавляющийся спортом от нечего делать? Нет, нахмурившись, сообщил приятелю мистер Пеплоу, он не думает, что его светлость принадлежит к этому или подобному кругу. Он и впрямь считался асом в этом деле, к тому же был первоклассным скрипачом и достиг выдающихся успехов в большинстве видов спорта. При этом он сохранял исключительную элегантность и стройность, но в своем, только ему одному свойственном, стиле, с которым никогда не сочетались последние причуды моды.

– Вся штука в том, – тоном знатока заявил мистер Пеплоу, – что он считается эталоном моды. – Будучи слишком молодым, чтобы знать, что маркиз взял себе за образец мистера Бруммеля, он добавил: – Создает свой собственный стиль. Никогда не следует примеру других. Всегда был первым и не позволяет никому опередить себя. Имей в виду, я вовсе не хочу сказать, будто он – один из тех высокородных снобов, что считают себя выше всех остальных. Хотя он способен осадить любого, и это то еще зрелище, скажу я тебе!

– Он тебе нравится? – пожелал узнать Гарри.

– Мне? – вскричал шокированный мистер Пеплоу. – Побойся Бога, Гарри, я даже не знаком с ним! Я всего лишь пересказываю тебе то, что говорят о нем другие.

– Ну, меня он не осаживал, а мои младшие братья клянутся, что он – славный малый. Они его ничуточки не боятся!

– Вот оно что! Но ты ведь приходишься ему каким-то родственником, верно?

– Да, но это не имеет никакого значения! Один из его племянников увивается за моей сестрой Чарис – очередной мой кузен! Грегори… как же его… Сэндфорд! Или Сэндридж, не знаю! Но мне представляется, что он не знаком с Альверстоком настолько, чтобы тот хотя бы кивал ему при встрече! Что наводит меня на мысль… – Гарри оборвал себя на полуслове. Мистер Пеплоу, проявив исключительный такт, не стал подгонять его, за что и был вознагражден приливом доверия. – Честно тебе признаюсь, Барни, то, как он балует Джессами и Феликса, а мне вручил свою карточку, заставляет меня думать, что он и сам не прочь приударить за Чарис!

Его умудренный приятель подверг это предположение тщательному мыслительному анализу, после чего покачал головой и изрек:

– Не может быть! Подумай сам. Она – его подопечная, верно? Зачем ему все это? Разве что он хочет соединиться с ней узами брака?

– Не хочет. Во всяком случае, не с моей сестрой. Она говорит, что Фредерика нравится ему больше, но и это все ерунда. – Гарри вдруг широко улыбнулся. – Кто бы мог подумать! Фредерика! Имей в виду, она – славная девчонка! Умненькая и все такое, но она никогда не выйдет замуж! Ей в жизни никто не делал предложения! Она… она просто не из тех женщин!

И он, и Чарис говорили совершенно искренне, но, тем не менее, оба заблуждались: старшая мисс Мерривиль получила два безупречных предложения руки и сердца – от лорда Бакстеда и мистера Дарси Мортона, не говоря уже о том, что она очень нравилась лорду Альверстоку. Впрочем, она согласилась бы с тем утверждением, что замужество – не для нее, и даже сказала об этом Бакстеду, отклоняя его предложение. Она заявила ему, что рождена стать теткой, на что он улыбнулся и заметил:

– Думаю, вы хотите сказать – сестрой!

– О да! В данный момент так оно и есть, но я с нетерпением ожидаю дня, когда возьму на себя заботу обо всех своих племянниках и племянницах, если они окончательно отобьются от рук или их родители, скажем, захотят поехать на Континент.

Улыбка его стала шире.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что из вас получится любящая и любимая тетя, поскольку живость вашей натуры, несомненно, привлечет к вам как детей, так и их родителей. Но, прошу вас, станьте серьезной хоть на мгновение и подумайте: разве муж не поможет вам достойно сыграть роль сестры уже сейчас? У вас трое братьев – да, я знаю, что Гарри уже совершеннолетний, но не считаю его взрослым в полном смысле слова, и он по-прежнему нуждается в наставлении, – и вы с благородным достоинством, вызывающим мое стойкое восхищение, приняли на себя заботу о них. Но разве женщина, пусть самая любящая и преданная, может преуспеть в решении этой задачи? Не думаю. Пожалуй, я даже готов предположить, что вам часто хочется опереться на кого-либо.

– О нет! – безмятежно отозвалась она. – Мальчики слушаются меня во всем!

– Неужели? Особенно когда один без спросу отправляется в Маргейт, а второй берет напрокат опасную машину и – вполне предсказуемо! – попадает в аварию! – снисходительно рассмеялся он.

– Не думаю, что машина была такой уж опасной. Как бы там ни было, я не запрещала им делать этого, так что вопрос о неповиновении неуместен.

– И они даже не задумались о последствиях?

– Нет – как и обо всем остальном! Они отважные и смелые мальчишки, мои братья.

– Совершенно с вами согласен. Иного и желать нельзя, но отважные мальчишки, говоря вашими же словами, нуждаются в направляющей руке. То же самое было и с моим младшим братом. Видите, я сужу по собственному опыту! Моя мать всегда была твердой и решительной родительницей, но воспитание Джорджа передоверила мне, поскольку понимала, что мужчина лучше знает, как и за что сделать выговор или замечание, да и вообще это удобнее со всех точек зрения.

Фредерика не знала, плакать ей или смеяться. Она никогда не встречала Джорджа, но, по словам младшей сестры, он был юным джентльменом с весьма живым нравом, всегда готовым на любые проделки и выходки, который более всего на свете ненавидел длинные и нудные нравоучения старшего брата. Впрочем, и строгий выговор Феликсу не принес ожидаемых результатов. Выволочка не только заставила Феликса забыть о раскаянии из-за того, что он заставил сестер поволноваться, но и превратила Джессами в его ярого сторонника. Ощетинившись, Джессами пожелал узнать, по какому праву кузен Бакстед лезет не в свое дело; и, хотя поостыв, он принес Бакстеду сдержанные извинения за свое некорректное поведение, но искренне поддержал Феликса в том, что молодой лорд – безмозглый хвастун, невозможный зануда и вдобавок еще и недалекий мужлан.

Вспомнив об этом инциденте, Фредерика, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ответила:

– Пожалуй, вы правы, кузен, но если я когда-либо и выйду замуж, то вовсе не для того, чтобы найти своим братьям… ментора!

– Я сказал это потому, что подумал… я подумал, что это станет лишним доводом в пользу того, чтобы принять мое предложение!

Смиренные нотки в его голосе тронули Фредерику, но она лишь покачала головой, а когда Бакстед начал высокопарно описывать те качества ее натуры, что сначала вызвали в нем восхищение, а потом и породили желание взять ее в жены, она перебила его, заявив мягко, но непреклонно:

– Я премного вам благодарна, кузен, но умоляю вас – ни слова больше! Только представьте, как будет разочарована таким союзом ваша матушка!

Он насупился и вздохнул, но ответил:

– Надеюсь, что не выказываю неуважения своей матери, но в таких вопросах мужчина должен решать за себя.

– О нет, вы ни в коем случае не должны огорчать ее неповиновением! Вспомните, как сильно она полагается на вас!

– Вы не должны думать, будто я манкирую своими обязанностями перед ней, или что я делаю вам предложение, не обдумав все заранее, – честно признался он.