Текст книги "Фредерика"

Поскольку единственное достоинство мистера Кентмера, заставившее ее родителей примириться с его существованием, заключалось в его баснословном богатстве, маркиз не дал себя одурачить. Подталкивая ее обратно в библиотеку, он сказал, закрыв за собой дверь:

– Веди себя прилично, Элиза!

Она рассмеялась:

– Можно подумать, Уикен не знает нас всех, как свои пять пальцев! Кстати, как поживает наша дорогая Луиза?

– Вот уже неделю – благодарение Богу – я не видел и не слышал ее. – Его светлость окинул сестру взглядом и прищурился. – Оставим в покое шляпку. Что привело тебя в Лондон?

– Шляпку нельзя оставить в покое, – возразила она. – Мне нужно сделать новую прическу и вообще вернуть себе прежний облик. Однако главная причина, заставившая меня приехать, хорошо тебе знакома, дорогой мой: скука!

– Неужели сельская идиллия надоела тебе?

– Если бы, – сердито парировала она, – ты хоть иногда интересовался своими племянниками и племянницами, то не говорил бы мне об идиллии и умиротворении! Год мы начали с коклюша, им переболели все трое, один за другим. Едва только последний перестал кашлять, как Каролина не придумала ничего лучшего, чем подхватить где-то – в ее-то возрасте! – ветрянку, которой заразила и Тома с Мэри! Потом Джек привез домой какую-то ужасную инфекцию из Итона, и они все переболели ею, даже Джон! Я жалею, что не свалилась сама, потому что это было бы не так утомительно! Я оставалась в поместье как любящая мать и жена до тех пор, пока они не выздоровели, после чего упаковала свои сундуки, прежде чем они успели подцепить оспу, ангину или сломать руку или ногу!

Маркиз улыбнулся, по-прежнему не сводя с нее пристального взгляда.

– И как долго ты намерена пробыть здесь? – полюбопытствовал он.

– Боже, откуда мне знать – неделю, может быть, две. Это имеет какое-то значение? Или ты предпочел бы, чтобы я уехала?

– Вовсе нет, – вежливо ответил его светлость.

– Что ж, рада слышать, потому как я намерена навестить своих старых подруг и возобновить прежние знакомства. Кроме того, я хочу присмотреть себе подходящий дом, чтобы снять его на следующий сезон. Пора уже выводить Каролину в свет, знаешь ли. Но ты, конечно, не подозреваешь об этом, хотя и должен. Дом с бальной залой, разумеется; я не имею ни малейшего желания устраивать бал под чьей-либо крышей, кроме своей собственной, поэтому можешь не тревожиться! Вернон, во имя всего святого, что заставило тебя дать его в честь Джейн Бакстед?

– А я и не давал его, – ответил он. – Я устроил бал для того, чтобы представить обществу дочерей Фреда Мерривиля. Неужели ты не знаешь, что я взял на себя опеку над очень красивой девушкой?

Она попыталась прочесть его мысли, но потом расхохоталась под его насмешливым взглядом.

– Нет, этого не может быть! Ты просто невыносим! Очень хорошо, признаю, что буквально умираю от любопытства. Но как такое могло случиться?

– О, очень просто! Можешь назвать это уплатой долга. Строго говоря, я не являюсь опекуном Мерривилей, а всего лишь составляю им протекцию. Наилучшим выходом мне показалось представить красавицу обществу, что я и сделал. Точнее, убедил Луизу сделать это.

– Искуситель! – ласково воскликнула она. – Аугуста писала мне, что она едва не лопнула от злости, когда увидела твою красавицу, и с тех пор так и не может успокоиться! А что вторая? Она тоже красива?

– О нет! Никакого сравнения с Чарис! – равнодушно откликнулся он. – Она старшая в семье и поэтому отвечает за воспитание младших. Так что, сама видишь, мое опекунство – чисто номинальное. На самом деле я почти не имею к ним касательства.

В этот не самый подходящий момент в комнату вошел Уикен и сдержанно объявил:

– Явился мастер Феликс и просит позволения повидать вашу светлость. Должен ли я пригласить его, милорд?

– Какого дьявола ему понадобилось? – пожелал узнать маркиз тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Скажите ему, что я… Нет, пожалуй, следует принять его… Просите, Уикен! – Оглянувшись на сестру, он криво улыбнулся и пояснил: – Сейчас ты познакомишься с младшим Мерривилем, Луиза, – сущее дьявольское отродье! – Он повернул голову, когда Уикен ввел в комнату Феликса, и сказал: – Ну, Феликс? Что стряслось?

– Сэр! – с негодованием ответил мальчишка. – Ничего не стряслось!

– Примите мои извинения! Значит, это всего лишь визит вежливости! Луиза, позволь мне представить тебе Феликса: один из моих подопечных! Феликс, это моя сестра, леди Элизабет Кентмер.

– О! О… я не знал – прошу прощения, мадам! – смутившись, пробормотал Феликс, отвесив, впрочем, весьма изысканный поклон. Он метнул на маркиза взволнованный взгляд. – Быть может, я лучше зайду к вам завтра, сэр? Я не собирался… вторгаться, поскольку Уикен ничего не сказал мне… А мне нужно сообщить вам кое-что очень важное!

Леди Элизабет, мать двоих подающих надежды сыновей, сочла нужным вмешаться и заявила:

– В таком случае нельзя терять ни минуты! Ваше дело личного свойства? И не следует ли мне извиниться перед своим братом и оставить вас одних?

Разглядев в ее глазах озорные искорки и сразу же поняв, что она, как бы он сказал, «тетенька что надо», Феликс обаятельно улыбнулся ей и ответил:

– О нет, мадам, благодарю вас! Дело мое – лишь немножко личное! Вы обещаете не рассказывать никому?

– Провалиться мне на этом самом месте! – ответила она в тон ему.

– Выкладывайте, Феликс! – потребовал Альверсток. – Если это не неприятности, то что привело вас ко мне?

– Воздушный шар, кузен Альверсток! – выпалил Феликс, с ходу взяв быка за рога.

Леди Элизабет не выдержала и рассмеялась, но тут же сделала вид, будто закашлялась, тогда как его светлость тоном отчаявшегося человека, уже привыкшего к череде несчастий, осведомился:

– В самом деле? А какое отношение я – или вы, если на то пошло – имеете к воздушным шарам?

– Но как же, сэр! – вскричал Феликс, шокированный до глубины души. – Вы не можете не знать, что в четверг в Гайд-парке запускают воздушный шар!

– Увы, сие мне неизвестно. И позвольте добавить еще кое-что – воздушные шары меня никоим образом не интересуют! Поэтому, если вы собираетесь умолять меня отвезти вас туда, чтобы полюбоваться на запуск, то мой ответ – нет! Вы вполне способны добраться до Гайд-парка и без моего сопровождения!

– Да, но вся штука в том, что я не могу! – признался Феликс. С выражением сиротки, оставшегося в одиночестве в большом и страшном мире, он устремил полный мольбы взгляд на лицо маркиза и пролепетал: – Кузен Альверсток, очень вас прошу, поезжайте со мной! Вы должны! Это… это очень важно! – выпалил он.

– Почему это очень важно? – осведомился его светлость, сохраняя ледяное спокойствие и метнув уничтожающий взгляд на сестру, которая едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Потому что… Потому что вы – мой опекун… и… И я сказал кузену Бакстеду, что вы пригласили меня с собой! – объяснил Феликс с обезоруживающей откровенностью. Одарив маркиза ослепительной улыбкой, он поспешил добавить: – Я знаю, что вы поймете меня, когда я все вам объясню, кузен Альверсток! Вам ведь тоже не нравится кузен Бакстед!

– Когда это я говорил что-либо подобное? – пожелал узнать его светлость.

– Вам не нужно ничего говорить, но я был бы полным идиотом, если бы не заметил этого! – презрительно отозвался Феликс. – Кроме того, когда я рассказал вам о выволочке, которую он мне устроил за то, что я отправился в рейс на пароходе…

Маркиз поспешно оборвал его:

– Ладно, не будем об этом! Так каким же образом Бакстед оказался причастен к вашему воздушному шару?

– Он предложил отвезти всех нас в парк, чтобы полюбоваться запуском – ну, всех, кроме Гарри! – принялся объяснять Феликс голосом человека, ставшего свидетелем чудовищной катастрофы. – И, пожалуйста, не говорите, как Джессами, что это очень мило и любезно с его стороны, сэр, потому что если человек тебе не нравится, то ты не хочешь быть ему ничем обязанным!

– Верно подмечено! – заявила леди Элизабет, изумленная подобной проницательностью. – Собственно говоря, я бы предпочла, чтобы он не был таким милым и любезным!

– Да-да, именно так! – подхватил Феликс, метнув на нее благодарный взгляд. – Кроме того, я догадываюсь, как все будет, и предпочел бы не ездить вовсе! Держу пари, Джессами усядется на облучке рядом с кучером, а мне придется сидеть рядом с кузеном Бакстедом и выслушивать его нудные рассуждения обо всем на свете. Скорее всего, он примется рассказывать девчонкам об аэронавтике, словно знаток, каким он ни в коей мере не является, а потом станет объяснять мне прописные истины, причем таким ласковым и снисходительным тоном… Ну, вы сами понимаете, сэр! Я просто не могу! – Он увидел, как дрогнули уголки губ Альверстока, и торжествующе заявил: – Я знал, что вы поймете меня! Поэтому, когда я вошел в комнату – не зная, что он там, – и Фредерика сказала мне, что он пригласил всех нас, я ответил, что не могу поехать с ним, потому что меня пригласили с собой вы, сэр! А если Джессами начнет говорить, что я вел себя невежливо, то это неправда! Я поблагодарил его очень любезно, уверяю вас! Да, теперь, естественно, я понимаю, что вообще никуда не поеду, если вы не возьмете меня с собой, потому что это будет невежливо.

– И вы еще уверяли меня, будто ничего не случилось? И вы одурачили свою семью, заставив их поверить своей выдумке?

– О нет! Фредерика и Джессами с самого начала знали, что это неправда. Откровенно говоря, немного погодя Фредерика сказала, что запрещает мне докучать вам просьбами взять меня с собой. Но я ведь вовсе не докучаю вам: я всего лишь прошу вас, сэр! Она говорит, что вы не захотите посмотреть на запуск воздушного шара, но я думаю, что вы получите удовольствие!

– Ах, вот как? – сказал маркиз. – В таком случае позвольте сообщить вам, нахальный и бессовестный щенок…

Его прервали самым бесцеремонным образом.

– Значит, так тому и быть! – провозгласила леди Элизабет. – Самый настоящий подарок! Что до меня, то я с удовольствием посмотрю на него, потому что до сих пор мне как-то не случалось наблюдать за запуском воздушного шара. Дорогой Вернон, ты ведь уже задумывался над тем, как развлечь меня, не так ли? Ну вот, теперь ты знаешь! Ты должен отвезти меня и Феликса в Гайд-парк, чтобы посмотреть на полет воздушного шара!

– Чертовка! – обронил маркиз. – Очень хорошо!

– Я знал, что вы согласитесь! – просиял Феликс. – Я так и сказал Джессами! – Выдержав паузу, он робко поинтересовался: – В вашем фаэтоне, сэр?

– С чего бы это вас вдруг заинтересовали фаэтоны и лошади? – с подозрением осведомился Альверсток. – Вам бы наверняка хотелось, чтобы я отвез вас в Гайд-парк на паровом локомотиве!

– Клянусь Юпитером, еще бы! – воскликнул Феликс, и глаза его засверкали. – Вот только у вас ничего не получится, ну, вы понимаете, потому что он ездит только по рельсам. Дело в том, что Джессами заважничал, потому что вы позволили ему управлять своей упряжкой, помимо того, что сидели рядом с ним, и он стал ну совсем невыносимым! Так что будет просто здорово, если вы возьмете меня вместо него! – Но тут его обуяли сомнения, он взглянул на леди Элизабет и вежливо спросил: – Если вы не станете возражать, мадам!

– Нет, конечно! Я и мысли не допускаю о том, чтобы наблюдать за запуском воздушного шара из чего-нибудь тесного и душного вроде ландо, – торжественно сказала она. – Кроме того, как же еще можно сбить спесь с кузена Бакстеда?

Эти слова лишний раз убедили Феликса в том, что она – тетенька что надо, и миледи удостоилась горячей благодарности. Напоминание Альверстока о том, что фаэтоны вообще-то не предназначены для трех человек, было дружно сочтено несущественным, и засим мальчишка откланялся, наконец-то позволив леди Элизабет разразиться так долго сдерживаемым смехом.

Глава 18

Итогом визита Феликса стало то, что леди Элизабет уже на следующее утро отправилась в гости к леди Джевингтон. Она сочла удивительным, но вполне понятным, что Альверсток проявляет интерес к столь забавному юному джентльмену; но из бесхитростной речи Феликса естественно вытекало, что интерес этот распространяется и на Джессами, которому он даже позволил управлять своими обожаемыми лошадками. А вот это было уже далеко не так понятно, если только столь беспрецедентное поведение не объяснялось желанием угодить признанной красавице семейства. Элиза узнала о божественной Чарис из одного письма редко писавшей ей давней подруги, но не придала особого значения пророчеству Салли Джерси, сообщавшей, что Альверсток намерен сочетаться браком с девушкой чуть не вдвое моложе себя. Салли утверждала, что с закоренелыми холостяками именно так и случается, но леди Элизабет льстила себя надеждой, что знает своего брата несколько лучше Салли, и посему сочла подобные предсказания несбыточными.

За обедом, когда они остались вдвоем, она проявила тщательно отмеренное любопытство к обеим мисс Мерривиль, ограничившись тем, что сказала:

– Надеюсь, ты познакомишь меня с ними. Если они такие же очаровательные, как Феликс, то я не удивлюсь, что ты снизошел до того, чтобы подружиться с ними! Как они поживают? Тебе удалось успешно вывести их в свет?

– Да, причем без малейших усилий. Мне довольно было лишь явить их обществу. Жаль, что ты не видела выражения лица Луизы, когда обе вошли в комнату! К тому времени она уже встречалась с Фредерикой и, полагаю, была приятно удивлена тем, что она не находится ни в расцвете молодости, ни поражает красотой, оставаясь всего лишь приятной молодой женщиной, наделенной изрядной толикой здравого смысла и довольно-таки властным характером. Таким образом, Чарис неприятно поразила Луизу. – При воспоминании об этом по губам его скользнула легкая улыбка. – Признаюсь, что на своем веку повидал немало двадцатилетних красавиц, но ни одна из них не сравнится с Чарис Мерривиль. – Его светлость поднес к губам бокал с вином и отпил глоток. – Лицо и фигура – безупречны, а выразительность и мимика подкупают очарованием. В ней невозможно обнаружить недостатки! Даже ее осанка безукоризненна, и, по общему мнению, манеры ее весьма приятны.

Придя в смятение, Элиза воскликнула:

– Боже милосердный! Я должна непременно познакомиться с таким светочем добродетели!

– Такая возможность представится тебе завтра, если пожелаешь. Полагаю, она будет на приеме, который дают Сефтоны. Тебе лучше поехать со мной – хотя бы для того, чтобы избавить меня от упреков, которыми непременно осыплет меня Мария Сефтон, когда узнает, что я не привез тебя. Я буду удивлен, если при виде Чарис ты не лишишься дара речи.

В отличие от сестер, Элиза никогда не пыталась подобрать брату достойную супругу. Они всегда поддерживали между собой дружеские отношения, приправленные некоторой даже привязанностью, хотя членов семейства Донтри не связывали друг с другом какие-либо нежные чувства. Будучи счастлива в браке со своим Джоном Кентмером, посвятив себя семье и детям, она редко бывала в Лондоне и не проявляла особого интереса к будущему Альверстока, а однажды даже привела Луизу в ярость тем, что заявила, будто его женитьба никоим образом ее не касается. Но, вновь поселившись в Альверсток-Хаус и вернувшись к прежней жизни, она вдруг ощутила легкую тревогу, поскольку ей показалось, будто он готов заключить альянс, который должен неотвратимо привести его к катастрофе. Какой бы красавицей она ни была, эта его юная мисс непременно прискучит ему через год брака, если не раньше! Разоблачениям леди Джерси она не придала особого значения, а на страстное послание Луизы вообще не обратила внимания, хотя та горячо призывала ее воспользоваться всем имеющимся в ее распоряжении влиянием, дабы уберечь Альверстока (и семью) от ужасного mesalliance[55]55
  Мезальянс, неравный брак.


[Закрыть]. Но дифирамбы, которые Альверсток распевал Чарис Мерривиль, уже на следующий день вынудили ее отправиться с визитом к Аугусте. При всех своих недостатках Аугуста всегда отличалась рассудительностью и здравым смыслом.

Леди Джевингтон приняла ее с умеренной радостью, осведомилась, в точности следуя правилам приличия, о здоровье ее семьи и выразила надежду, что она пополнит свой гардероб за время пребывания в Лондоне.

– Я пренебрегу своим долгом старшей сестры, Элиза, если не скажу тебе, что в этом старомодном платье ты выглядишь ужасно, – заявила она. – Не сомневаюсь, что ты прибыла в Лондон именно с этой целью.

– Не совсем так, – ответила Элиза. – Я приехала, чтобы выяснить, действительно ли Вернон без памяти влюбился в некое прекрасное дитя природы, едва выпорхнувшее со школьной скамьи.

– Мне об этом ничего не известно, – с потрясающим спокойствием ответствовала леди Джевингтон. Одарив сестру натянутой улыбкой, в которой искусно смешались терпимость и презрение, она продолжала: – Полагаю, тебе написала Луиза. Но она глупа.

– Да, но о Салли этого не скажешь, а она тоже писала мне о том, что Вернон готовится сделать шаг, который я не могу назвать иначе, как самым неблагоразумным в его жизни!

– Я никогда, – возразила леди Джевингтон, – не считала умственные способности Сары Фейн выдающимися.

– Аугуста, прошлым вечером он описывал мне девушку в таких выражениях, каких я от него еще никогда не слышала!

– Он тебя разыгрывал, – невозмутимо заявила леди Джевингтон.

Элиза недоуменно нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что она вовсе не так красива? Но, если это так, почему же он…

– Не думаю, что когда-либо встречала девушку красивее Чарис Мерривиль, да и те, кто ведет себя столь же безупречно, встречаются крайне редко, – вынесла беспристрастный приговор ее светлость. – Появившись на балу у Вернона, она произвела настоящий фурор, что совсем неудивительно, так что теперь к ее ногам пала добрая половина завидных холостяков. И Грегори, – с потрясающей невозмутимостью добавила она, – среди них. Но из этого ничего не выйдет, и я довольна уже тем, что его первой любовью стала скромная девушка с исключительными принципами. Осмелюсь предположить, что этот опыт пойдет ему на пользу.

Элиза нетерпеливо заметила:

– Да, но Вернон? Если он не влюблен в эту девочку, то что могло заставить его принять участие не только в ее судьбе, но и в ее братьях? Это совершенно на него не похоже!

– Я не стану делать вид, будто пользуюсь его безграничным доверием, но знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать – он взялся представить сестер Мерривиль обществу только ради того, чтобы досадить Луизе и Лукреции. Эта Женщина, – с холодной сдержанностью продолжала Аугуста, – не осталась в стороне, добиваясь от него согласия дать бал в Альверсток-Хаус в честь первого выхода в свет Хлои и Джейн. Можно только догадываться, каким образом он сумел заставить Луизу взять девушек под свое покровительство! Он волен потакать всем своим прихотям, но я лично считаю его поведение достойным самого строгого порицания. Более того, я настоятельно советовала ему не поддаваться на назойливые и совершенно безосновательные требования Луизы и Лукреции.

С трудом сдержавшись, чтобы не напомнить ей, что Альверсток никогда не прислушивался к сестринским советам, сколь бы благоразумными они ни были, Элиза сказала:

– Хорошо, я могу согласиться с тем, что он пригласил Мерривилей к себе на бал только ради того, чтобы наказать Луизу, но это ничуть не объясняет всего остального. Один из его так называемых подопечных – Феликс: восхитительный постреленок! – вчера вторгся к нему домой, и было совершенно очевидно, что он видит в Верноне доброго дядюшку, не способного отказать ему ни в чем. Кстати, он его нисколько не боится, что само по себе уже весьма показательно. А теперь скажи мне, почему Вернон, совершенно равнодушный к нашим детям, проявляет такой интерес к Мерривилям, если не для того, чтобы понравиться их сестре?

– В этом, без сомнения, и кроется разгадка. Но или я очень сильно ошибаюсь, или он воспылал страстью к старшей, а вовсе не к младшей сестре.

Элиза уставилась на нее в полнейшем недоумении.

– Боже милосердный, как такое может быть? Он сам сказал мне, что она – отнюдь не красавица, причем особа не первой молодости, властная и здравомыслящая!

– Все правильно, – согласилась леди Джевингтон. – Полагаю, ей исполнилось уже двадцать четыре года, но, судя по тому, что мать ее скоропостижно скончалась раньше отведенного ей срока, отчего она осталась фактической хозяйкой поместья, ей можно дать больше. Я считаю ее молодой женщиной с сильным характером и пришла к заключению, что она вполне подойдет Альверстоку.

– Аугуста! – ахнула Элиза. – Женщина, обладающая непритязательной внешностью, подойдет Альверстоку? Да ты сошла с ума! Когда это, позволь тебя спросить, он обращал внимание на кого-либо, кроме признанных красавиц?

– А разве, моя дорогая Элиза, эти признанные красавицы, как ты выражаешься, не прискучивали ему уже через несколько месяцев? – парировала Аугуста. – Да, я согласна, что Фредерика и в подметки не годится Чарис в том, что касается красоты, но она обладает обаянием и живостью натуры, которых так недостает Чарис. Они обе – очень славные и хорошо воспитанные девушки, но Чарис – очаровательная глупышка, тогда как Фредерика, по моему разумению, отличается острым умом и рассудительностью.

Изрядно ошарашенная столь обдуманным суждением, Элиза пробормотала:

– Аугуста, быть может, это я сошла с ума? Ты хочешь сказать, что одна из дочерей Фреда Мерривиля может составить достойную партию для Альверстока?

– Пожалуй, это не та партия, которой я бы желала для него, – признала ее светлость. – Но, по здравом размышлении, я полагаю, что так будет лучше всего. И, если только ты не готова хладнокровно смириться с тем, как этот олух Эндимион займет место Альверстока, то согласишься, что Вернону срочно необходимо жениться и произвести на свет потомство, прежде чем он превратится в никому не нужного глубокого старика. Думаю, что со всей ответственностью могу заявить – я не жалела сил для того, чтобы обратить его внимание на всех своих знакомых дам, достойных составить ему партию. Не стану отрицать и того, что все мои попытки оказались безуспешными – как и Луизы! Но этого следовало ожидать! – вырвалось у нее, и на мгновение леди Джевингтон спустилась со своих олимпийских высот на грешную землю. – Если бы ты знала, Элиза, каких глупостей натворила Луиза! – С трудом взяв себя в руки, она вернула себе утраченное достоинство и продолжала: – Но речь сейчас не об этом. Достаточно сказать, что ни ее, ни мои усилия не увенчались успехом. – Немного помолчав, она заговорила вновь, со строгой убежденностью, вперив в сестру пристальный взгляд. – Моя вполне извинительная пристрастность, – провозгласила она, – никогда не мешала мне видеть все недостатки Альверстока, но, как бы я их ни осуждала, считаю своим долгом сказать в его оправдание, что не он один повинен в них. Не говоря уже о том, что его баловали с самого рождения, его внимания добивались, его обольщали, ему льстили, на него буквально охотились, так что цинизм, с которым он смотрит на женщин, достоин порицания, но отнюдь не удивления. Уверяю тебя, Элиза, мне часто приходилось краснеть за представительниц своего пола! Именно поэтому, мне кажется, он и обратил внимание на Фредерику. Можешь быть уверена, я внимательно наблюдала за ней. Но если ты спросишь меня, знает ли она о том, что вызвала у него интерес, и ответит ли согласием на его предложение, то я вынуждена буду заявить, что не знаю. Я могу сказать лишь, что никогда не видела, чтобы она старалась увлечь его, как и не давала поводов думать, что питает к нему какие-либо иные чувства, помимо дружеских.

Переваривая услышанное, Элиза медленно протянула:

– Понятно. Ты полагаешь, что такое поведение интригует его, и, может статься, ты права. Но мне кажется странным, что и Луиза, и Салли думают, будто он влюблен в младшую сестру!

– Он ведет себя крайне осторожно, – сказала Аугуста.

– Тогда это случилось впервые на моей памяти!

– Вот именно! Я склонна полагать, что он и сам еще не разобрался в своих чувствах. Но мне представляется показательным, что он прилагает нешуточные усилия – тоже впервые! – чтобы не бросить на Фредерику и тени подозрения и не сделать ее объектом злонамеренных пересудов. Даже Луиза не заметила, что в глазах его появляется совсем иное выражение, когда он разговаривает с Фредерикой, чем тот насмешливый взгляд, которым он смотрит на Чарис.

– Что ж! – заключила Элиза. – Я и понятия не имела, что дело зашло так далеко! Разумеется, мне приходило в голову, когда мы сидели все вместе вчера вечером и Феликс принялся умасливать его, что он стал не таким бессердечным, каким был раньше! Если таково влияние Фредерики… Ох, Аугуста, мне страшно даже подумать о тех обременительных обязательствах, которые она с собой принесет! Он сам мне говорил, что Феликс и второй брат находятся на ее попечении; ты можешь представить, что он готов взять на себя хотя бы часть этой ответственности?

– Судя по тому, что я слышала, – сухо ответствовала Аугуста, – он уже начал принимать ее на себя, чему я искренне рада: это даст ему повод задуматься о чем-либо еще, кроме собственного удовольствия. Я никогда не делала секрета из своего убеждения в том, что праздность погубит его. Богатство позволило ему удовлетворять малейшие из своих прихотей, даже не задумываясь о том, во что они ему обходятся; ему никогда не приходилось считаться с чьим-либо мнением, кроме своего собственного, и что в итоге? Он устал от жизни еще до того, как ему исполнилось тридцать!

– Выходит, ты полагаешь опекунство над двумя девицами из пансиона панацеей? – Элиза коротко рассмеялась, мысленно представив себе двух своих сыновей. – Да уж, ему наверняка не будет скучно! – сказала она и стала натягивать перчатки. – Надеюсь уже сегодня вечером свести знакомство с обеими мисс Мерривиль и теперь с удвоенным нетерпением жду этого события. Но мне по-прежнему трудно поверить в то, что такая женщина, какой ты ее мне описала, станет подходящей супругой для Альверстока.

Однако, уезжая от Сефтонов тем же вечером, она склонялась к мысли, что Аугуста права. Она прониклась симпатией к Фредерике, ей понравились ее открытые и естественные манеры, ее сдержанная элегантность и пляшущие в глазах смешинки. Должно быть, именно это и привлекло в ней Альверстока – если он действительно увлекся ею. Пока что она не могла прийти к определенному мнению, потому что, с одной стороны, он поддерживал с ней явно близкие, дружеские отношения, с другой – он не задержался подле нее надолго, а отошел, чтобы затеять легкий флирт с миссис Илфорд. Леди Элиза с одобрением отметила, что Фредерика не следила за ним взглядом и не высматривала его в толпе, запрудившей комнату. Аугуста права, подумала она, – у девочки есть гордость. В ней чувствуется порода. Но назвать ее «симпатичной» – значило проявить к ней потрясающую несправедливость: сестра затмевала ее своим присутствием, но в любой другой компании ее сочли бы красавицей. Кроме того, она обладала несомненным очарованием, которое, в отличие от хрупкой красоты Чарис, останется с ней навсегда.

Леди Элиза с улыбкой сказала:

– Должна признаться, что буквально влюбилась в вашего брата Феликса! Полагаю, вам известно, что вчера мы с ним познакомились. Просто очаровательный ребенок!

Фредерика рассмеялась, но покачала головой:

– Да, но он очень непослушный и давно попал в мой черный список – правда, ему до этого нет никакого дела! Я строго-настрого запретила ему докучать лорду Альверстоку, который и так слишком добр к нему – как и ко всем нам!

– Но он вовсе не докучал ему! Он признался нам, что вы запретили ему делать это, и он заверил моего брата, что всего лишь просит его…

– О боже, какой несносный мальчишка! Покорнейше прошу простить его: он сказал мне, что вы сами изъявили желание посмотреть на подъем шара, и теперь я уверена, что все было совсем не так, мадам!

– Напротив! Я уже предвкушаю огромное удовольствие – в особенности зрелище моего брата, повинующегося мановению маленького и, скорее всего, грязного пальчика!

– Без сомнения, грязного! – удрученно воскликнула Фредерика. – Ну, не странно ли – из дома вы выпускаете юного джентльмена, чистенького и опрятного, как картинка, а через полчаса он возвращается чумазый, как поросенок?

– Да, в этом отношении все они одинаковы. Знаете, у меня ведь двое сыновей. Мисс Мерри… Собственно, к чему такие формальности? Фредерика! В конце концов, мы ведь кузины, не так ли?

– Думаю, что да, – сказала Фредерика. – Боюсь только, что очень… очень уж дальние! – Она заколебалась, но потом откровенно призналась: – Должно быть, вам кажется очень странным, что я попросила лорда Альверстока стать нашим другом. Но все дело в том, что он был единственным родственником, чье имя я знала. Мой отец несколько раз заговаривал о нем, поэтому… поэтому и я осмелилась столь бесцеремонно обратиться к нему. Видите ли, я очень хотела устроить своей сестре сезон в Лондоне.

– Прекрасно вас понимаю, – сказала Элиза, глядя на Чарис, собравшую вокруг себя группу молодых людей в противоположном конце комнаты. – Я вижу, что она уже покорила Эндимиона Донтри; не будь он так красив, его можно было бы принять за праздного мечтателя! А это его сестра Хлоя разговаривает с молодым Ренторпом? Как несправедливо, что он настолько красивее ее! – Элиза перевела взгляд на Фредерику и улыбнулась девушке. – Альверсток сказал мне, что вас сопровождает тетя, но сегодня ее здесь нет. Я бы хотела познакомиться с ней, посему готова нанести ей утренний визит, если она согласится меня принять. Как вы считаете?

– Разумеется, она вам не откажет, но, боюсь, вы не застанете ее дома, – сказала Фредерика и озабоченно нахмурилась. – Обстоятельства сложились так – крайне неудачно, должна заметить, – что мой дядя, который проживает на Харли-стрит, серьезно болен и вряд ли поправится, что, конечно, очень печально, поскольку он давно страдает от неизлечимой болезни. Тетя Серафина считает своим долгом поддерживать сестру и поэтому проводит почти все время на Харли-стрит. Моя же тетя Амелия пребывает в большом расстройстве, так что у нее все валится из рук. Она… очень впечатлительная особа, и любая мелочь надолго выбивает ее из колеи. – Девушка поспешно добавила: – Хотя то, что случилось, – совсем не мелочь!

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – подхватила Элиза. – Бедняжка! Мне искренне жаль ее, но я не стану утомлять вас цветистыми банальностями. Мне представляется, что мы с вами предпочитаем изъясняться без околичностей, и вот что я вам скажу: как некстати, что это несчастье случилось именно сейчас! Вы, должно быть, испытываете неловкость, оставшись без компаньонки. А я намерена пробыть в Лондоне еще несколько недель, так что, пожалуй, смогу прийти к вам на помощь.