Текст книги "Фредерика"

Мистер Тревор на мгновение опешил, но тугодумом назвать его было никак нельзя, и даже без предупреждающего взгляда, который послал ему из-под тяжелых век его наниматель, сообразил, что дело нечисто. Почтенный секретарь спокойно заявил, что сожалеет о случившемся; а когда он опустил глаза на белуджистанскую гончую, с интересом обнюхивавшую его ноги, то лишь дрогнувшие уголки губ на мгновение нарушили серьезное выражение его лица.

– Именно так! – сказал его светлость. – Я знал, что вы будете шокированы, но теперь не сомневаюсь, что могу передоверить это дело вам. – Он улыбнулся и негромко добавил: – На вас всегда можно положиться, Чарльз! – После чего маркиз повернулся к жалобщикам и заявил: – Надеюсь, мистер Тревор уладит дело к вашему удовлетворению, так что ступайте вместе с ним в его кабинет. Ах да! Эти люди – двое помощников королевского смотрителя парков, Чарльз, и пастух!

Он кивнул своим визитерам, показывая, что те могут быть свободными. Они с готовностью поспешили прочь, совершенно правильно истолковав его слова в том смысле, что сейчас получат щедрое возмещение за свои хлопоты, и чувствуя, что иметь дело с мистером Тревором будет куда легче, чем с маркизом.

Чарльз посторонился, пропуская их вперед, и, когда они гуськом вышли из комнаты, на мгновение задержался на пороге, глядя на Фредерику.

– Он натворил что-то серьезное, мисс Мерривиль?

Выглянув из-за носового платка, Фредерика явила ему свое смеющееся лицо с выступившими на глазах слезами.

– Не думаю, что он вообще причинил коровам какой-либо вред, потому что мы успели вовремя поймать его!

– В таком случае…

– Нет, Чарльз! – вмешался маркиз. – Я желаю как можно скорее покончить с этим делом, так что сейчас не время быть экономным!

– О, на этот счет можете не беспокоиться, сэр! – жизнерадостно заявил Чарльз и удалился.

– Какой славный молодой человек! – сказала Фредерика.

Глава 7

– Да, вы совершенно правы, – согласился Альверсток.

Она подняла на него глаза:

– И вы тоже! Вы были поистине великолепны, и я очень вам обязана! Да, кстати, прошу прощения за то, что доставила вам столько хлопот! Но, видите ли, дошло до того, что они грозились отнять у меня Лаффа и запереть его где-то, и мне даже страшно представить, какими могли бы оказаться последствия! Вот почему мне пришлось сказать, что он принадлежит вам. – Она прыснула в ладошку и, давясь смехом, пробормотала: – Как в «Коте в сапогах»!

– Как в чем? – недоуменно переспросил он.

– Мой кузен маркиз Альверсток! – пояснила она. – Помните?

– Не сомневаюсь, что вы считаете меня тупоумным, но я… – Он оборвал себя на полуслове, когда на него снизошло просветление, и нахмуренное чело его разгладилось. – А! Маркиз Карабас!

– Ну, конечно! И все получилось как нельзя лучше! Разве что отчитали вы эту ужасную особу поистине восхитительным образом! Еще никогда в жизни я не слыхала ничего столь безжалостно невежливого, но, должна признаться, получила от этого массу удовольствия! – Она вновь рассмеялась. – А в какое смятение вы меня повергли, когда заявили, что Лафф – белуджистанская гончая! Так тебе и надо, плохая ты собака!

Лафра же в знак благодарности встал на задние лапы и облизал ей лицо. Она столкнула его передние лапы с коленей и встала.

– Ты – бесстыжий простолюдин! – сообщила она псу. Подняв глаза на Альверстока, она протянула ему руку. – Благодарю вас! – улыбнулась Фредерика. – Мне пора идти. Вы ведь скажете мне, сколько мистеру Тревору придется заплатить этим людям?

– Одну минуточку! – возразил маркиз. – Вы еще не объяснили мне, как получилось, что вы гуляли одна, кузина.

– Да, не объяснила, – согласилась она. – Но и вы тоже не объяснили мне, с какой стати это вас интересует, кузен?

– Я готов это сделать прямо сейчас. Каковы бы ни были нравы в Херефордшире, но для Лондона они не годятся. Девушки вашего возраста и происхождения не разгуливают по улицам в одиночку.

– В общем, это случается не так уж часто, и, естественно, я бы ни за что не отпустила Чарис одну. Но я уже не девочка. Полагаю, вы можете считать меня таковой, потому что сами намного старше, но клянусь вам, я перестала быть юной мисс много лет назад! В любом случае я не обязана отчитываться перед вами в своих действиях, кузен Альверсток!

– Обязаны и будете, как миленькая! – парировал он. – Если вы рассчитываете на то, что я введу вас в общество, Фредерика, то должны подчиняться правилам, установленным этим самым обществом! Или вы будете вести себя так, как я велю, или я умываю руки. Если вы намерены перевернуть весь мир с ног на голову, поищите себе другого благодетеля!

Она вспыхнула и уже открыла рот, чтобы дать ему достойный отпор, но язвительные слова так и не сорвались у нее с языка. После долгой паузы она выдавила улыбку и произнесла:

– Полагаю, вы будете просто счастливы умыть руки, чтобы не иметь с нами никаких дел, особенно после сегодняшнего случая.

– О нет! – холодно ответил маркиз. – Даже не мечтайте об этом!

– Вот этого я и не могу сделать, хотя мне и очень хочется, потому что меня убивает необходимость держать язык за зубами! – призналась она. – Мне бы очень хотелось устроить вам хорошенькую выволочку, милорд, но я еще сохранила остатки совести – в отличие от вас! – откровенно заявила она.

– Но почему? – похоже, разговор начал забавлять его светлость.

– Потому что самым беспардонным образом унижая меня, вы прекрасно знаете, что я не смогу дать вам отпор, поскольку слишком обязана вам!

Он рассмеялся:

– А вы, конечно, полагаете, что смогли бы?

– Да уж, будьте уверены! Я способна произносить очень обидные вещи, когда выхожу из себя.

– На меня они не подействуют!

Она покачала головой, и на щеках у нее образовались очаровательные ямочки.

– Нет, на сегодня с меня хватит. Говоря по правде, я частенько выхожу из себя именно потому, что моя тетя говорит то же самое, что и вы: ничто не раздражает сильнее ощущения собственной неправоты, верно?

– Не знаю. Никогда не думал об этом.

Она явно удивилась, но решила не настаивать.

– Что ж, я постараюсь сделать так, чтобы вам не пришлось краснеть за меня. Просто Чарис прихворнула, а Джессами, если помните, каждое утро садится за учебники: поэтому выгуливать Лаффа приходится нам с Чарис. А ему надо много гулять и бегать – намного больше, чем может предоставить ему Лондон!

– Тогда почему не Феликс? Или ваша служанка?

– У меня нет служанки – я имею в виду, горничной. Только домашняя прислуга, а они все – горожане, и гулять с ними смертельно скучно, потому что они не умеют ходить, еле плетутся или начинают жаловаться, что туфли натерли им ноги. Я бы взяла с собой Феликса, но он собрался в Механический музей и дулся бы всю дорогу, если бы я настояла на своем. Ой, прошу вас, не хмурьтесь! Я больше не буду, обещаю!

– Вам нужен привратник, – по-прежнему хмурясь, сказал он.

– Что, для защиты? Уверяю вас, с этим прекрасно справляется Лафф!

– Чтобы прислуживать вам, подносить посылки и свертки и доставлять письма.

– Подозреваю, вы имеете в виду, что он нужен мне для того, чтобы выглядеть прилично?

– И для этого тоже, – отозвался маркиз.

Она ненадолго задумалась, а потом улыбнулась, хотя в улыбке этой чувствовалась горечь.

– Дабы обрести респектабельный вид, как выражается Баддл! Он хотел, чтобы я привезла с нами в Лондон и Питера, но я оставила его в Грейнарде, потому что, во-первых, его пожелал нанять мистер Порт, а во-вторых, тогда мне это казалось ненужными расходами. Однако не стану отрицать, что подумывала о том, чтобы нанять привратника хотя бы ради того, чтобы помочь Баддлу, который слишком стар для этих ужасных лондонских домов.

– Но расходы помешали? – прямо спросил он.

– О нет! Я найму привратника, и он займет место служанки, которая сейчас помогает Баддлу.

– Нет, предоставьте это мне! – неожиданно предложил он. – Нанять привратника – лондонского привратника – это задача не для неопытных девушек.

– Благодарю вас, вы очень любезны! Но вам совершенно ни к чему взваливать на себя еще и эти хлопоты.

– А и я не взваливаю. Тревор найдет подходящего человека и пришлет его к Баддлу.

– В таком случае я буду очень ему обязана. – Фредерика вновь протянула ему руку. – Что ж, до свидания, кузен.

– Не спешите! Если только у вас нет каких-либо срочных дел, я готов отвезти вас к своей сестре. Она желает познакомиться с вами, и сейчас у меня появилась прекрасная возможность свести вас вместе.

Фредерика удивилась и встревожилась:

– Да, но Чарис… Она ведь тоже должна поехать? Не сочтет ли леди Бакстед такой шаг проявлением неуважения – особенно после того, как согласилась представить ее на вашем балу?

– Нет, с чего бы вдруг, если объяснить ей, как сложились обстоятельства? А вот если вы решите отложить церемониальный визит, она непременно оскорбится.

– Да, но Чарис поправится уже через день или два!

– От всей души надеюсь на это. К несчастью, завтра я уезжаю в Ньюмаркет и проведу там несколько дней. Откладывать же визит до той поры, когда до бала останется всего две недели, – это нарушение всех приличий, поверьте!

Она явно расстроилась:

– Безусловно, вы правы! Господи, она сочтет нас совершенно невоспитанными, не так ли? Но я же не одета для визита!

Он поднес к глазу монокль и внимательно обозрел ее. На девушке была длинная светло-коричневая мантилья, оранжевые полусапожки и аккуратная маленькая шляпка, украшенная одним-единственным страусовым пером, ниспадающим с полей. Маркиз опустил монокль.

– На мой взгляд, с вами все в порядке, – заявил он.

– На ваш взгляд, быть может, так оно и есть, но леди Бакстед непременно сочтет меня старомодной и не умеющей одеваться особой! Я ношу эту мантилью, не снимая, последние два года!

– Говорить ей об этом совершенно необязательно.

– Да, вы правы! – с готовностью согласилась девушка. – Она сама поймет это с первого же взгляда!

– Каким же образом, позвольте узнать, если этого не заметил я?

– Потому что она – женщина, вот почему! Какие глупости вы иногда говорите!

В глазах у маркиза заплясали озорные смешинки.

– Вы меня недооцениваете, Фредерика! С дамской модой я знаком намного ближе своей сестры, уверяю вас! Или я должен это доказать? Что ж, отлично! Ваша мантилья вышла из моды, если судить по последним ее веяниям; ваши сапожки сшиты из ткани, а не из телячьей кожи, и вы выкрасили перо в оранжевый цвет, им в тон, дабы украсить им свою шляпку. Ну что, я прав?

Она окинула его хмурым взглядом, в котором, правда, читался явственный интерес.

– Да – как и тетя Скрабстер, в чем я теперь убедилась сама.

– Ого! Она что же, предостерегала вас от общения с таким завзятым повесой, как я? Но вам нечего меня опасаться, Фредерика!

Его слова заставили ее рассмеяться.

– О, в этом я как раз не сомневаюсь! Просто я недостаточно красива для вас! – Она не сводила взора своих ясных глаз с его лица, но на лбу у нее пролегла морщинка. – Чего нельзя сказать о Чарис, – задумчиво протянула она. – Но… но хотя вы называете меня неопытной, кузен, все-таки я давно уже не маленькая девочка. Вы не способны на подлость!

– Почему вы так в этом уверены? – полюбопытствовал он, явно желая подразнить ее.

– Мне, конечно, не слишком часто приходилось иметь дело с повесами – говоря откровенно, до сих пор я не встречала ни одного, – но при этом я не настолько тупа, чтобы не распознать настоящего джентльмена, как бы невежливо вы себя ни вели и какие бы грубости ни говорили! Осмелюсь предположить, что такая беззаботность и безответственность объясняется, в первую очередь, вашим высоким происхождением.

Он настолько опешил, что на несколько мгновений лишился дара речи. Затем по губам маркиза скользнула кривая улыбка и он сказал:

– Я получил по заслугам, не так ли? Примите мои извинения, кузина! Но теперь я могу сопроводить вас в дом моей сестры?

– Что ж, – с сомнением протянула она. – Если вы полагаете, что она не станет… О нет! Вы же забыли о Лафре! Это будет очень смело – войти в гостиную леди Бакстед… с деревенской собакой на поводке! Лично я на это не соглашусь!

– Это действительно ни к чему, если мне будет позволено высказать свое мнение! Кто-нибудь из моих людей отведет его обратно на улицу Аппер-Уимпол-стрит: я сейчас же распоряжусь! Присядьте! Я не задержу вас надолго.

С этими словами он вышел из комнаты, и, хотя второй привратник проделал весь путь до конюшни бегом, прошло никак не меньше двадцати минут, прежде чем маркиз подал руку Фредерике, помогая ей подняться в его городской экипаж. Вслед ей несся протестующий лай Лафры, которого крепко держал на поводке Джеймс; но она не обратила внимания на отчаянную мольбу верного пса и лишь встревоженно обратилась к его светлости:

– Вы ведь сказали Джеймсу, чтобы он ни под каким предлогом не отпускал его, не правда ли, кузен?

– Об этом ему сказал не только я, но и вы сами, – ответил Альверсток, усаживаясь рядом с нею. – Гросвенор-плейс, Рокстон.

– Видите ли, все дело в том, – призналась маркизу Фредерика, едва только за ними захлопнулась дверца экипажа, – что он еще не привык к лондонскому движению и не понимает, что ходить можно только по тротуару. Ну и, разумеется, когда он видит на другой стороне улицы кота или, скажем, собаку, то бросается туда сломя голову, лавируя между каретами и портшезами. Иногда при этом возникает ужасная суматоха, потому что лошади пугаются, а мне приходится краснеть за него!

– С легкостью готов в это поверить! Какого дьявола вы привезли его в Лондон?

Она в изумлении воззрилась на него.

– А что еще нам оставалось делать?

– Разве вы не могли оставить его на попечении… ну, не знаю… садовника, или скотника, или управляющего имением?

– Конечно нет! – вскричала она. – Неужели вы полагаете нас такими бессердечными? Когда он спасал жизнь Джессами, то словно знал – а Чарис уверена, что и впрямь знал, – что и сам обязан Джессами жизнью! Я подозреваю, что он просто ничего не помнит, потому что совершенно не боится воды, но трое деревенских мальчишек бросили его в пруд, привязав на шею кирпич, когда он был совсем еще щенком, бедненький наш Лафф! Вот Джессами и нырнул за ним, и я никогда не видела его в таком ужасном виде, как тогда, когда он вернулся домой с Лаффом на руках! Мокрый насквозь, с залитым кровью лицом, потому что у него был разбит нос, и с синяком под глазом!

– Да он у вас записной драчун, а?

– Н-нет… только когда случается что-нибудь в этом роде, тогда он очертя голову кидается в драку, словно тигр, как говорит Гарри. Он совсем не любит бокс, в отличие от того же Гарри, и, по-моему, у него не очень хорошая техника… если вы понимаете, что я имею в виду?

Маркиз, большой любитель сего благородного спортивного искусства, попросил ее объяснить ему смысл этого выражения.

Она озабоченно наморщила лоб.

– Словом, это подразумевает умение, кажется. То есть важно не только махать кулаками! Надо и вставать, и… показывать класс, и… О да! И улыбаться при этом! Хотя я не понимаю, как можно улыбаться при таких обстоятельствах! Полагаю, Гарри в этом смысле легче, потому что он – весельчак от природы, а вот Джессами – совсем другой. Да, совсем другой.

Она умолкла, явно думая о Джессами. От нечего делать Альверсток после недолгой паузы решил возобновить разговор.

– Значит, Джессами – самый сдержанный член вашего семейства?

– Сдержанный? – Она задумалась, и морщинки на лбу стали глубже. – Нет, не совсем так, пожалуй. Я не могу охарактеризовать его, потому что сама не понимаю до конца, особенно теперь, когда он стал почти взрослым. Мистер Ансделл – наш викарий – говорит, что у него страстная душа и что мне не стоит беспокоиться, потому что со временем он станет спокойнее и рассудительнее. Видите ли, он хочет быть служителем Церкви. Должна признаться, поначалу я думала, что это влияние конфирмации и что эта блажь вскоре пройдет. Не могу сказать, что не хочу, чтобы он становился священником, но мне это представляется маловероятным. Мальчишкой он был смелым и даже отчаянным, вечно попадал во всякие опасные переделки, не говоря уже о том, что буквально помешался на охоте, а ездит верхом намного лучше Гарри, хотя Гарри никак нельзя назвать тюфяком! Гарри говорил мне, что Джессами незачем подгонять или подстегивать – он первым летит через забор, который только в состоянии взять его лошадь! И это не отсутствие беспристрастности, потому что его наставник признался одной моей хорошей подруге, что для своего возраста Джессами – лучший наездник во всем Южном Херефордшире!

Альверсток, чей интерес к братьям мисс Мерривиль был, в лучшем случае, весьма поверхностным и относительным, пробормотал голосом, который подсказал бы тем, кто знал его лучше, что эта тема ему прискучила:

– Вот как? Да, припоминаю, что когда имел удовольствие свести с ним знакомство, у меня сложилось впечатление, что он… помешан если не на охоте, то на лошадях точно!

– О да! – согласилась девушка. – Время от времени на него находит, и он как с цепи срывается, совсем как прежде – вот только тогда угрызения совести его не тревожили, а сейчас – еще как! – Она вздохнула, но мгновением позже улыбнулась и сказала: – Прошу прощения! Я опять разболталась, как сорока!

– Вовсе нет! – вежливо уверил он ее.

– Я знаю, что трещу без умолку – к тому же о вещах, которые вас ничуть не касаются! Но ничего! Я больше не буду.

Маркиз вдруг ощутил легкий укор совести, что подвигло его смягчиться, и он даже поинтересовался:

– Ваши братья, они доставляют вам много хлопот?

– О нет, что вы! Иногда – и то совсем немного, потому что у них никого нет, кроме меня, да и я для них – всего лишь сестра, к тому же женщина. Но они у меня очень славные!

– Разве у вас больше нет родственников-мужчин? Припоминаю, вы говорили что-то о своем опекуне или доверителе – стряпчий, не так ли?

– О, мистер Салькомб! Да, он оказался нам очень полезен и был добр к нам, но он – никакой не опекун. Понимаете, папа так и не сподобился назначить такового. Мы страшно боялись, что суд лорд-канцлера установит над младшими детьми попечительство, но мистер Салькомб сумел предотвратить эту опасность. Мне приходилось слышать жалобы на то, что стряпчие всегда действуют крайне медленно и чуть ли не специально тянут время, но должна признаться, что я очень благодарна ему за это! Он писал нам письма и высказывал свое мнение по юридическим вопросам до тех пор, пока Гарри не достиг совершеннолетия и не смог принять на себя ответственность за детей. Другой человек на его месте мог бы попытаться отделаться от нас как можно быстрее, потому что вся эта история растянулась на много месяцев, но он, похоже, получал от этого истинное удовольствие!

– Нисколько в этом не сомневаюсь! Кажется, он принял ваши интересы близко к сердцу – и что же, окончательно передал вам бразды правления?

– В отношениях с мальчиками, вы имеете в виду? Нет, он совсем не такой – он не понимает мальчишек. Он холостяк, к тому же старомодный педант. Мальчики зовут его «Старым занудой», что очень неблагодарно с их стороны, но… вы меня понимаете?

Он улыбнулся:

– Еще бы!

– Единственный наш родственник мужского пола – это муж нашей тети Скрабстер. Я с ним едва знакома, но толку нам от него никакого. Да, человек он очень респектабельный, но горожанин до мозга костей, и все его интересы лежат в области коммерции.

– Какое несчастье – но, смею надеяться, ваш брат Гарри освободит вас от этой обузы, – легкомысленно заметил маркиз.

Последовала едва заметная пауза, после чего девушка ответила:

– Да, конечно.

Экипаж замедлил ход и через мгновение остановился перед домом леди Бакстед, чему маркиз был только рад. Ни секундное замешательство, ни сдержанность Фредерики с последней репликой не остались им незамеченными, и он был уверен, что совсем скоро она потребует его совета, а то и действенной помощи в деле наставления ее братьев на путь истинный. От нее вполне можно было ожидать этого; и, хотя он в равной степени мог с такой же безжалостной легкостью остудить ее пыл, ему не хотелось прибегать к крайним мерам. Девушка ему нравилась. Она была необычной и потому вызывала интерес; не будучи писаной красавицей, она оставалась привлекательной, к тому же в ней чувствовались порода и воспитание, что делало общение с ней легким и приятным; сестра же ее так вообще оказалась сущим бриллиантом, который он с удовольствием введет в высшее общество. Дальнейшие события разворошат не только то осиное гнездо, в которое он собирался войти сейчас, и это обещало ему развлечение в самом недалеком будущем.

Леди Бакстед была дома. Она пребывала в своей гостиной в обществе двух старших дочерей. Когда ей объявили о приходе гостей, она в свойственной ей величественной манере поднялась на ноги и демонстративно отложила в сторону круглые пяльцы с вышивкой, прежде чем шагнуть навстречу Фредерике и удостоить девушку жесткого взгляда, двух пальцев и холодного формального «Как поживаете?». Но та ничуть не смутилась подобным приемом. Как с одобрением отметил Альверсток, она едва прикоснулась к руке миледи, присела в коротком книксене и с улыбкой произнесла:

– Как поживаете, мадам? Кузен Альверсток оказался настолько любезен, что подвез меня сюда, так как я очень хотела повидаться с вами – дабы поблагодарить за вашу доброту и поддержку! Моя сестра обязательно составила бы мне компанию, но она слегла с жесточайшей простудой и потому просила меня передать вам ее извинения.

Леди Бакстед слегка оттаяла. К этому моменту она уже успела до мельчайших подробностей оценить внешний вид Фредерики; и мучительное подозрение, что мисс Мерривиль окажется одной из тех сочных и ослепительных красоток, к которым Альверсток питал достойную всяческого сожаления слабость, рассеялось. Сообразив, что Фредерику никак нельзя назвать красавицей и что расцвет ее молодости давно миновал, ее светлость смогла взглянуть на девушку беспристрастно и даже отдать ей должное. Ей самой не пришлось бы краснеть за свою протеже: у девчонки оказались приятные, хотя и бойкие, манеры, в ней чувствовалась порода, да и одета она была аккуратно и строго. Посему тон, коим миледи повелела своим дочерям подойти и познакомиться с их кузиной, прозвучал весьма любезно; а пока три молодые леди с трудом завязали разговор, поддерживать который им стоило немалых усилий, миледи отвела Альверстока в сторонку и сообщила, что Фредерика показалась ей воспитанной девушкой и что она постарается помочь ей, чем только сможет.

– Однако же я не беру на себя смелость заявить, что подыщу ей мужа, – предупредила она его. – Ты и сам должен понимать, что, не располагая внушительным состоянием и не отличаясь особенной красотой, она не может рассчитывать на нечто большее, нежели приемлемый брак. Если она надеется найти себе супруга, вращаясь в высших кругах, то явно себя переоценивает.

– О, я не посмею потребовать от тебя ничего подобного! – ответствовал Альверсток. – Я ведь понимаю, что тебе и так придется приложить недюжинные усилия, дабы найти супруга для Джейн.

Лишь осознание того, что счета за наряды и украшения Джейн уже достигли астрономической суммы, вынудило леди Бакстед придержать язык. Но, какой бы несдержанностью ни отличался ее нрав, страсть к деньгам оставалась неизменной и главной чертой ее характера. Поэтому она лишь метнула на брата раздраженный взгляд, но промолчала, вернувшись к софе, на которую и опустилась, пригласив Фредерику присоединиться к ней.

Визит продолжался не более получаса. Хотя леди Бакстед забросала Фредерику вопросами, она сохраняла чопорный и официальный вид, не предложила гостям прохладительных напитков и не сделала попытки удержать их, когда они собрались уходить. Не пригласила также она девушку вновь посетить Гросвенор-плейс, теперь уже вместе с Чарис, но заметила, что постарается выбрать время и повидаться с мисс Уиншем. Фредерика, со спокойным достоинством отвечавшая на ее вопросы, в которых видела больше любопытства, нежели доброты, с улыбкой и предостерегающим блеском в глазах заявила, что тетя придет в восторг, когда узнает об этом; на что Альверсток, коротко рассмеявшись, пробормотал себе под нос:

– Так тебе и надо, Луиза!

Затем он с преувеличенной изысканностью отвесил ей поклон и вышел вслед за Фредерикой из комнаты, оставив сестру и племянниц теряться в догадках относительно того, что он нашел в этой ничем не примечательной особе (потому что девушкой ее назвать было уже нельзя!), которая вела себя с большим самомнением и явно задирала нос.

– Мне не следовало говорить ей этого, – призналась Фредерика, когда Альверсток занял свое место рядом с ней в экипаже.

– Почему же нет? Вы блестяще выбили у нее почву из-под ног!

– С моей стороны это было не слишком вежливо, поскольку она собирается представить Чарис обществу – а теперь я совершенно уверена в том, что ей очень этого не хочется! – Фредерика повернулась и устремила на него проницательный взгляд. – Вы… вы, очевидно, вынудили ее согласиться на это, сэр?

– Интересно, как бы я смог сделать это? – неискренне запротестовал он.

– Не знаю, но полагаю, что смогли бы. И еще я не думаю, что она согласилась на это из доброты душевной или из желания сделать вам приятное, потому как…

– Вы ошибаетесь, – прервал он ее, и по губам его скользнула сардоническая улыбка. – Она совершенно искренне желает сделать мне приятное.

Она продолжала вглядываться в его лицо еще несколько секунд, после чего заметила:

– Мне это совсем не нравится! И ей не понравится тоже, когда она увидит Чарис! Любая мать, имеющая такую невыразительную дочь на выданье, как Джейн, на ее месте испытала бы схожие чувства!

– Что ж, вы готовы пойти на попятный?

Фредерика ненадолго задумалась, после чего решительно заявила:

– Если бы речь шла только обо мне, то я бы отказалась, но я намерена сделать все от меня зависящее, дабы Чарис получила свой шанс. Покорнейше прошу простить меня за то, что я в столь неуважительном тоне отзываюсь о вашей сестре, но тот допрос, который она мне устроила, едва не вывел меня из себя! Все, умолкаю.

– Можете не сдерживаться из-за меня. Мы с сестрой друг друга терпеть не можем.

– В самом деле? – воскликнула она, широко распахнув глаза.

– В самом, в самом! Но скажите мне, милейшая кузина, в глуши Херефордшира танцуют вальс?

– В некоторых домах, но лишь изредка, а кадриль не танцуют вообще. Поэтому я наняла нам учителя танцев, чтобы он научил нас – и мы не посрамим вас на балу, представ в роли деревенских простушек.

– Вы не представляете, как мне приятно это слышать!

– Мне тоже, хотя готова держать пари – вам в высшей степени нет никакого дела до того, как мы будем выглядеть!

– Совсем напротив! Подумайте, как урон понесет моя репутация!

Она рассмеялась, но потом покачала головой:

– И это вас нисколько не заботит. Как и все остальное, наверное.

На мгновение маркиз растерялся, но тут же взял себя в руки и ответил, так что она ничего не заметила:

– Пожалуй.

Девушка нахмурилась, явно обдумывая его слова.

– Что ж, я могу понять вашу позицию – она и впрямь очень удобная, потому что если вам нет дела ни до кого или чего, то вы не можете впасть в отчаяние, тревогу или беспокойство. С другой стороны, не думаю, что вы когда-либо бываете aux anges[25]25
  Очень счастливый, на седьмом небе от счастья (фр.).


[Закрыть]. Я бы на это ни за что не согласилась: для меня это было бы слишком пресно! – Она вновь повернулась, чтобы взглянуть на него, и внезапно улыбнулась. – Полагаю, именно поэтому у вас всегда такой скучающий вид!

– Мне и впрямь часто бывает скучно, – признал он. – Тем не менее я… э-э… стараюсь развлекать себя по мере сил.

– О, но это не совсем то, что… – Она оборвала себя на полуслове и залилась румянцем. – Простите меня! Я очень жалею, что так и не научилась держать язык за зубами!

Он немного помолчал, а потом с кривой улыбкой заметил:

– А ведь вы презираете меня, не так ли, Фредерика?

– Нет-нет! – воскликнула она. – Вы считаете меня зеленой, глупой девчонкой, но я уже имею некоторый жизненный опыт, к тому же не совсем пустоголовая! Как вам может быть не скучно, когда вам достаточно только пожелать, чтобы получить искомое? Полагаю, – с умудренным видом добавила она, – что родители избаловали вас еще в детстве, раз вы были у них единственным сыном.

Вспомнив холодную отчужденность отца и, с некоторым трудом, те редкие знаки внимания, что уделяла ему в нечастых паузах бурной светской жизни мать, которая, кстати сказать, умерла, когда он еще учился в школе, маркиз вновь сардонически улыбнулся, но ограничился тем, что сказал:

– Вы несокрушимо правы! Я родился в рубашке и с серебряной ложкой во рту, и родители мои были от меня настолько без ума, что выделили мне целый штат прислуги. Пока я не отправился на учебу в Хэрроу[26]26
  Одна из известнейших и старейших британских публичных школ для мальчиков, расположенная в ныне лондонском районе Хэрроу.


[Закрыть], я наслаждался безраздельным вниманием нянек, камердинеров, грумов, учителей и… словом, всем, что только можно купить за деньги!

– Ох, бедненький мальчик! – неожиданно вырвалось у нее.

– Ничуть не бывало! Не припоминаю, чтобы когда-либо выказал желание, которое не исполнилось бы в ту же секунду.

Она едва удержалась, чтобы не разразиться негодующим спичем, но после паузы сказала уже более мирным тоном:

– Что ж, я крайне вам признательна, кузен! Вы научили меня тому, что никогда не удавалось бедному мистеру Ансделлу!

– В самом деле? Чему же?

– Не гнаться за богатством, разумеется! Видите ли, раньше я думала, что родиться знатным и богатым – это очень приятно, но теперь вижу, какая это смертельная скука! – Экипаж замедлял ход, девушка протянула ему руку, и в глазах ее заблистали озорные огоньки. – Прощайте! Благодарю за преподанный мне урок и знакомство с вашей сестрой! Я собиралась поблагодарить вас и за то, что пришли ко мне на помощь, но теперь не стану, поскольку убеждена, что этим вы оказали услугу в первую очередь себе, раз вам пришлось поднапрячься!

Он взял ее за руку, но только для того, чтобы вновь опустить ее девушке на колени.

– Не спешите, кузина! Каким бы избалованным созданием вы меня ни считали, я намерен еще раз сделать над собой усилие и лично проводить вас до дверей вашего дома.

– У вас такие изысканные манеры, милорд! – с притворной скромностью пробормотала она.

– Вы находите? – осведомился он. – Что ж, пусть это станет для вас еще одним уроком, нахальная вы и бесстыжая цыганочка!

Фредерика расхохоталась, но, в очередной раз протягивая ему руку, уже на ступенях своего дома взглянула ему в лицо и спросила:

– Вы на меня не обиделись? Нет, не думаю: я чрезвычайно вам признательна за то, что вы столь блистательно пришли ко мне на помощь, и почтительнейше прошу простить меня за то, что впутала вас в столь неприятную историю.

– Поскольку все знают, что мои изысканные манеры – всего лишь видимость, то я не стану извиняться за то, что назову вас негодницей, Фредерика!