Текст книги "Последний сад Англии"

Эмма

Июль 2021

Эмма стащила с головы свою рабочую панаму и носовым платком утерла пот с бровей – привычку эту, давно уже, переняла она у отца, когда помогала ему по саду. Он бы затем встал, отер пот с шеи и громогласно объявил, мол, пора б испить чего-нибудь холодненького. Тогда она вприпрыжку побежала бы вверх по садовой дорожке к дому, на кухню, где мама, имевшая обыкновение посиживать у окна в то время, как они работали на грядах, уже наполнила высокие стаканы лимонадом.

Сейчас она бы пол-царства отдала за стакан холодного лимонада. Очень сильное потепление, настоящая волна тепла, накрыло территорию всей Англии, весь Уэльса и частично Шотландию. За последние несколько лет такие волны стали привычным симптомом неполадок в климате и вся Британия, где у совсем немногих людей в жилищах имеются кондиционеры, страдала от них. Внутри Боу Коттэдж тоже стоял жар, ночь не принесла с собой ни капли прохлады, Эмма практически не сомкнула глаз, даже при непрестанно включенном на полную мощь вентиляторе. Утром, когда она придя на работу, поздоровалась со всеми, Чарли рассказал, что он спал на крыше своей лодки, под открытым небом, в свете звезд, а проснулся от того, что пес его соседа по лодочному причалу лизнул его в лицо.

Сегодня она была рада работать в зарослях Зимнего сада. Здесь было тихо, спокойно – уже одно это было привлекательно, само по себе, по такой-то жаре. Но было здесь и еще кое-что. Различные зеленые комнаты вызывали разные чувства. В Садике для детей, с его веселым полевым разнотравьем и такими ажурными вишневыми деревьями в цвету, настроение создавалось игривое. В Чайном саду все было формально, исполнено приличий. А Зимний сад обладал некоей уравновешенностью, эта гармоничная умеренность вызывала у Эммы состояние подобное тому, которое испытываешь, вступая под своды храма. Что бы ни было в мире снаружи стены, какие бы потрясения не происходили в стремительно текущей там жизни, но стоило лишь перелезть через стену и спуститься на землю с внутренней стороны, как Эмма тут же начинала ощущать, как энергетика этого странного места сгущается и окутывает ее плечи, нежно, утешающе.

Чарли эту энергетику тоже ощущал, но его она не затягивала с такой силой, как влекла к себе Эмму.

– Тут явно что-то есть и мне это явно не нравится, – сказал он, перелезши через забор, и весь передернулся, как только его ступня коснулась земли, – Здесь тоска.

Слово «благоговение», пожалуй больше подходит, решила она, вспомнив бледную карандашную надпись. Сад Целесты. Воспоминание.

– Тук-тук, к вам можно?

На гребне стены Эмма увидела Сидни, стоявшую на вершине лестницы: – Привет!

– Надеюсь, вы не станете возражать, если я спущусь вниз, просто я подумала, что от ворот мне до вас не докричаться, – сказала Сидни.

– Лезьте, но смотрите не свалитесь. А то всей моей страховки не хватит, – ответила Эмма.

Сидни рассмеялась: – Обещаю не падать.

– Хотите спуститься и посмотреть сад? – спросила Эмма.

– Мне очень бы хотелось.

Едва она успела попросить свою нанимательницу быть осторожнее, как Сидни тут же перемахнула через гребень стены и, вцепившись в садовую стремянку, принялась быстро спускаться. Лишь когда та встала обеими ногами на твердую землю, она выдохнула с облегчением.

Сидни откинула волосы с лица и огляделась по сторонам: – Тут, внутри, ну чисто джунгли. Не знай я это место лучше, решила бы, что очутилась в лесу.

– Боюсь, леса гораздо лучше саморегулирутся. А здесь абсолютно все заросло, – сказала она.

– Здесь захватывающе. Подумать только, сколько всего вы уже сделали здесь.

– Спасибо, – искренне сказала Эмма, ей было приятно, что хозяйка поместья оценила их труд, – Вам здесь что-то конкретное понадобилось или вы просто из любопытства?

– Здесь, пожалуй, можно спасаться от шума, знаете, от ремонта в доме стоит такой шум. На самом деле, мне кое-что надо спросить у вас. Мы с Эндрю тут побеседовали и теперь хотим узнать, взялись ли бы вы за кухонный садик.

– Кухонный сад?

– Я знаю, что он не имеет такой исторической ценности, как этот, Зимний сад, но нам действительно очень хотелось бы заново разбить кухонный садик и снова начать им заниматься. Мы просто не знаем, с чего начать, – сказала Сидни.

– Кухонный сад подобного размера был предназначен для того, чтобы прокормить семью владельцев дома и всех их слуг, так что припасов в нем выращивалось на дюжину человек, если не больше. вы хотите такой же большой, уверены?

– Он был бы не только лишь для нас. У меня был разговор с одной учительницей из местной начальной школы и она сказала, что ребятишкам бы так полезно проводить весеннее-летний семестр в этом саду, узнавать больше о растениях. Я подумала, что этот сад мог бы стать частично функциональным, а частично учебным.

Идея была фантастическая. Чем младше возраст детей, которые впервые попадают в сад, тем сильнее они могут полюбить садоводство, когда подрастут.

– Что вы станете делать с излишками продукции? – спросила я.

– Генри предложил забирать их у нас. Помимо поставок своим основным пищевым дистрибьюторам, он также участвует в нескольких фермерских инициативах для местной коммьюнити, а еще продает напрямую ресторанам, и все такое.

Эмма всего раз десять-двенадцать проходила через этот кухонный садик, но у нее в воображении уже вырисовался примерный план того, что можно будет сделать с этим пространством. Придется заново построить высокие гряды и соорудить над ними долговременную прочную систему из укрывного материала и сеток, чтобы держать подальше бабочек-капустниц и лесных голубей. А чтобы быть уверенным, что всегда имеется на подходе что-нибудь уже вполне спелое и что в любой момент можно снять созревший урожай какой-нибудь огородной культуры, придерживаться метода последовательной посадки, а еще…

Нет. Она забегала сильно вперед. У нее уже был забронированный заказ после Хайбери Хаус – современный сад бонсаев для одного инфлюенсера в Бервик-апон-Твид. И в ее расписании не будет никакого свободного окна, куда можно было бы вставить этот чайный садик. И не важно, насколько заманчива была бы эта возможность подзаработать еще деньжат.

– Мне очень жаль, Сидни, но я не думаю, что смогу продлить свою работу у вас. Кроме того, кухонные сады – не моя специализация. Хотя у Чарли имеется кое-какой опыт фермерства в городе.

Лицо Сидни разочарованно вытянулось, но в следующий миг на нем, как ни в чем ни бывало, засияла улыбка. Все же Эмма успела это засечь.

– Я могу порекомендовать вам нескольких своих коллег, которым очень хорошо удаются подобного рода проекты, – быстро проговорила Эмма.

– Это было бы великолепно, – сказала Сидни любезно, – Простите, что ворвалась, в то время как вы работали. Я предварительно пыталась послать вам СМС, действительно пыталась.

– СМС?

В заднем кармане своих рабочих брюк Эмма нашарила телефон и торопливо извлекла его. Увидела, что пропустила СМС-ку от Сидни, а так же, глянув на уведомления из закрытой переписки со своей семьей, обнаружила, что в этом чате тоже пропустила несколько строк:

Мама: Мы решили приехать повидать тебя через две недели! Мы выезжаем на машине в субботу.

Папа: Если тебе это будет не затруднительно.

Мама: Мы хотим поглядеть тот сад, над которым ты сейчас работаешь.

Папа: Айлин, ты не можешь сама себя приглашать в гости в сады посторонних людей.

Мама: Эмма все устроит.

Эмма аж застонала.

– Что-то не так? – спросила Сидни.

– Вы не будете возражать, если через несколько недель мои родители заглянут, чтобы поглядеть сад? Им любопытно, они всегда были такие, с тех самых пор, как я только начинала работать, тогда это было достаточно близко от них, так что они могли приехать посмотреть, – сказала она.

– Конечно, им просто-таки следует приехать! А вдобавок, после этого, почему бы вам всем не остаться на чай? – предложила Сидни.

– Вы уверены? Мамуля моя вас допечет своими расспрашиваниями, что да как устроено у вас в доме. Она не самая утонченная женщина на свете, – сказала она.

– Думаю, я смогу это уладить, – Сидни повернулась, было, к лестнице, но остановилась: – Чарли ведь не является вашим партнером-совладельцем Turning Back Thyme, не так ли?

– Не является. А почему вы спрашиваете?

– Если у Чарли есть опыт в обустройстве огородов, то, как вы думаете, он мог бы заинтересоваться нашим кухонным садиком и заняться им на условиях разового контракта? – спросила Сидни.

– О, я даже и не знаю, на самом деле, – удивленно сказала Эмма.

– Вы бы не стали возражать, если я бы его спросила?

– Конечно, не стала бы. Он может делать все, что ему вздумается, – сказала она, и пока говорила это, то поняла, что Чарли, наверно, запрыгает от восторга, когда узнает, что ему выпал шанс услужить Сидни.

– Вы уверены, что не возражаете? – переспросила Сидни.

Эмма покачала головой: – Действуйте. И спасибо вам еще раз за приглашение на чай.

– Я рада, что вы сможете прийти, – сказала Сидни.

Когда, наконец, она снова осталась в одиночестве, Эмма взяла секатор и продолжила воевать с подростом.

Весь день и весь вечер в голове Эммы так и вертелись все те вопросы, которые Сидни задавала ей про Чарли. Никогда раньше Эмму нисколько не интересовало, хотел он он работать сам на себя?

Но, возможно, ей давно следовало задуматься об этом? Он вполне мог заниматься дизайном, он это умел, но он всегда говорил ей, что ему больше по душе физическая сторона их работы.

И хотя это могло быть эгоистично, она не могла стерпеть даже одну только мысль о том, что Чарли так сказать, отстрелит свою спасательную капсулу от падающего истребителя – от их команды. Но мысль об этом была для нее невыносима не потому, что он стал бы тогда ей конкурентом, а потому что ей бы стало его очень не хватать. Он всегда знакомил ее с каждой своей новой подружкой, и она всегда ходила с ним в пабы во время всех трансляций домашних матчей по снукеру серии турниров Home Nations. Она была на похоронах его матери. А он бы тем самым, кто отвез ее в больницу, когда она сломала себе предплечье, свалившись со стремянки. Чарли был ее помощником, ее правой рукой, ее доверенным лицом, ее лучшим другом.

Вот отчего Эмма на следующее утро после разговора с Сидни заявилась на работу, вооружившись парой стаканчиков кофе.

– На вот, – сказала она, толчком послав один из стаканчиков через весь стол к Чарли.

– Эт че? – спросил он.

– Кофе, – сказала она.

Он вылупил глаза: – С чего бы?

– Друг не может дугу уже и кофе купить?

Он поднял свой стаканчик, подозрительно осмотрел напиток: – Они что, переборщили с фундуком?

– Ага. Ты ведь всегда пьешь самые выпендрежные напитки, – сказала она.

– От небольшого выпендрежа вреда не бывает, – сказал он, снимая крышечку со своего одноразового стаканчика, чтобы поостудить горячущий кофе, от которого валил пар. Отпил маленький глоточек: – Нормалек.

– Рада.

Он приподнял стаканчик за ободок и пальцем указал на нарисованный на нем знаменитый зелено-белый логотип:

– Ближайшая подобная забегаловка в десяти минутах езды отсюда. А ты всегда селишься от своей работы в паре минут ходьбы. Ты двадцать минут перлась туда на машине, чтобы купить мне кофе? Зачем?

Эмма воинственно выставила вперед подбородок: – Ты когда-нибудь подумывал о том, чтобы свалить из Turning Back Thyme?

Чарли пожал плечами: – Конечно, только об этом все время и думаю.

– Чего? – прошипела она.

– Ну, на прошлой неделе ты уронила мне на ногу лопату.

– А еще, было дело, ты не правильно привязала мою лодку и мы чуть не врезались в откос речного берега.

На это его обвинение она не придумала, что бы такое ответить в свою защиту, кроме как в ответ самой напасть на него: мол, во время того путешествия на его нэроуботе весь экипаж был из Turning Back Thyme, все тогда выжрали уже по нескольку коктейлей Pimm’s, не только она одна, да и вообще, никому в таком состоянии не следует доверять пришвартовывать узкие лодки к причалам.

– Так ты хочешь уйти? – спросила она.

– Бывает, я подумываю об этом. Пять лет проработать в одной компании – долгий срок, пусть даже мой босс – ты. Были проекты, в которых мне хотелось попробовать свои силы, но наше тогдашнее расписание мне не позволило. Он сделал паузу, чтоб отпить еще глоточек кофе: – Но мне нравится то, что мы мутим тут. Да и тесная компашка у нас подобралась.

– Этого не так уж мало, – буркнула она.

Он коротко улыбнулся ей: – К чему все эти вопросы? Что стряслось?

Она вздохнула: – Сидни надумала восстанавливать кухонный сад. Но после Хайбери мы должны будем перебираться в Берик, приниматься за работу там. А я выбилась из льготного периода поставок, когда мы обнаружили чертежи Винсенты. У меня не получается втиснуть еще и ее кухонный садик в наш график.

– А еще ты не занимаешься овощными культурами, – сказал он, заканчивая начатую ею мысль.

– Она хочет попросить тебя.

Он склонил голову на бок:

– Как она прознала, что меня это могло бы заинтересовать?

– Я болтанула ей, что ты имел дело с овощами.

– Ай молодца.

Долгое молчание повисло между ними, пока, наконец, Чарли не сказал: – Эмма, у меня не горит от тебя свалить. Совсем неважнецким другом оказался бы я, начни сейчас бодаться с тобой. Однако, знай, я не собираюсь застрять навечно в твой команде, не велико счастье. Я вообще-то кой в чем шарю.

– Знаю, ты многое умеешь. Я что-нибудь придумаю.

– Уверен, ты выкрутишься. Он поднял свой стаканчик с кофе: – Но если ты еще хоть раз снова задумаешь подкупить меня, чтоб вывести на разговор, я пошлю тебя далеко и надолго, так и знай.

Винсента

Понедельник, 1 июля, 1907 год

Хайбери Хаус

Жарко, сухо. Это лето не закончится никогда.

Случилось столь многое, с того момента, как я делала предыдущую запись тут. С трудом понимаю, с чего начать.

Когда солнце миновало зенит, а полуденный воздух, казалось, загустел от жары и лени, я достала из моего письменного ящика то письмо, что написала накануне утром к Мюррею. Будучи едва ли сносной наездницей, я решила пройтись пешком до нашего тайника в той живой изгороди. Подумала, что было б хорошо размять ноги, которые слишком часто сводит судорогой оттого, что когда я копаю, то сижу на корточках.

Однако, когда передо мною пролегла деревенская дорога, вся раскаленная от жара, я начала сожалеть об этой своей самонадеянной затее. Меня объял шедший от травы сухой стойкий запах. В столбах солнечной пыли толклась мошкара. На лугу, равнодушно поглядев на меня, низко промычала какая-то не доенная корова, но большая часть стада, разумно отыскав тень, возлежала под небольшой купой дерев.

Я испытала истинное облегчение, когда достигла, наконец, того поворота дороги, за которым живая изгородь прерывалась одиноко стоявшим английским дубом, почти уже мертвым. Минует еще немало лет, покуда дуб этот не рухнет наземь, если только какая буря не вывернет его с корнем раньше. В его засохшем стволе пустельга устроила себе гнездо – В дупле, что расположено было столь высоко, что я не могла до него дотянуться. Однако несколько пониже на этом стволе был древесный наплыв – этакий узел. Обычный прохожий никогда б не заметил его, но я не могла миновать его, ни пешком, ни на лошади, без того, чтобы не кинуть на него взгляд, поскольку это был наш с Мэттью почтовый ящик.

Как обычно, я подошла к этому приметному месту и подпрыгнула, стремясь достать письмо. Мои пальцы коснулись какой-то бумаги, а когда я вытащила ее, то обнаружила два письма. Я поморщилась. С того раза, как мы виделись последний раз, он успел написать два письма, а я свое письмецо черкнула карандашом лишь нынче утром.

Я засунула оба его письма в левый карман моего передника и только сунула руку в правый карман за своим письмом, как чей-то голос окликнул меня.

– День добрый, мисс Смит.

Я крепко зажмурилась, поскольку знала наверняка, что когда обернусь, то обнаружу сидящую в открытом экипаже миссис Мелькорт, а Михельсон, ее кучер, станет делать вид, что не слышит ни единого слова.

Я снова, но теперь уже расслабленно, сунула руку в правый карман, нашарила там пальцами носовой платок, вытащила его и, поворачиваясь, сделала вид, что промокаю пот со лба.

– День добрый, миссис Мелькорт, – сказала я.

Женщина слегка нахмурилась: – Вполне ли вы здоровы?

– Должна признаться, должно быть, я переоценила нынешний полдень. Я отправилась, было, на прогулку, но, как оказалось, лишь перегрелась.

– Имеется несколько гораздо более приятных мест для прогулок, несли чем эта дорога, – сказала миссис Мелькорт.

– Это правда, но сын мистера Хиллока, Джон, сказал мне, что заприметил недалеко отсюда пшеницу хохлатую, – проговорила я первую пришедшую мне на ум ложь.

– Что это такое?

– Это редкий цветок, – сказала я.

На миг эта женщина воззрилась на меня. Но затем кивнула в сторону экипажа: – Ежели вы уже вдоволь поохотились за цветами, то, быть может, захотите насладиться поездкой обратно до особняка. И обратно к вашей работе.

Это слово ужалило меня, в точности, как она и намеревалась. Не было ничего на свете, чего бы я хотела сейчас меньше, несли чем ехать добрую милю, а то и больше, в одном экипаже с женщиной, которая все эти последние дни, казалось, едва терпела мое присутствие в своем доме. Но настаивать на том, чтобы вернуться в особняк пешком, было бы с моей стороны глупо. Этим я лишь наврежу себе сама, а также окончательно собью свои и без того натруженные ходьбой ноги.

Я кивнула, соглашаясь, и Михельсон слез с козел, чтоб отворить передо мною дверцу. Подобрав свои юбки, с его помощью я взобралась в экипаж.

Когда я уселась напротив и наискосок от миссис Мелькорт, она сказала:

– Я только что была с визитом у Леди Киннер. вы вспомните ее, она была на балу.

– Да, я припоминаю. Надеюсь, она в добром здравии.

– Да, как и полагается любой женщине, с таким количеством денег и столь малым числом обязанностей, как у нее. Ее племянница вернулась из Бостона.

Я вся напряглась, обострив все свое восприятие, хотя делала вид, что рассеянно слежу взглядом за сельскими пейзажами, проплывавшими мимо.

– Мисс Орлеон такая воспитанная молодая леди и вполне очаровательная. Мэттью был ей представлен, когда ездил в Лондон на Сезон в прошлом году.

Мои брови взлетели вверх непроизвольно.

– Неужто это так забавно, что Мэттью посетил Сезон? – спросила миссис Мелькорт.

– Он, кажется, вполне довольствуется своими розами на своей ферме Вистерия.

– Жизнь – это нечто большее, чем цветы, мисс Смит. У него есть долг – жениться, а я твердо намерена проследить, чтобы женился он удачно. Он более не может продолжать жить от щедрот мистера Мелькорта.

– От щедрот?

– Мой муж предоставляет в пользование Мэттью ферму Вистерия, а также оплачивает прочие его нужды.

Мы погрузились в неловкое молчание и ехали так, покуда не завидели въездные ворота Хайбери Хаус. Я взглянула на миссис Мелькорт, подумав, что пора поблагодарить ее за то, что подвезла меня обратно, как вдруг она наклонилась ко мне вплотную:

– В этом домовладении вы занимаете своебразную позицию, мисс Смит.

– Я не думаю о себе как о ком-то, кто имеет какое-либо отношение к этому домовладению, поскольку здесь я не более, чем гостья, – сказала я.

миссис Мелькорт еще ближе приклонила ко мне свою голову:

– И все же мой муж платит вам заработную плату за вашу работу. Гостям платить не принято.

Я была уже готова ответить, когда мое сердце начало сильно колотиться, а моя голова стала вдруг легкой и пустой. Я прижала руку к груди.

– Мисс Смит, вам дурно? – спросила меня миссис Мелькорт второй раз за нынешний день, от ледяного звука ее голоса, казалось, даже раскаленный летней послеполуденной жарой воздух мог остыть.

Это странное ощущение поглотило, было, меня, но тут же рассеялось. Я чуть покачала головой: – Я в порядке, благодарю, – решив, что, как только вернусь в свой коттедж садовника, то тотчас же приложу к шее влажное полотенце и распущу шнуровку корсета.

миссис Мелькорт, прищурившись, глядела на меня: – Вы выглядите слегка бледной.

– Вздор, – сказала я, покуда Михельсон останавливал экипаж. Из конюшни выскочил мальчик – помощник конюха и поймал брошенные ему кучером поводья, удерживая лошадей.

Я уже встала, когда миссис Мелькорт сказала: – Вам лучше позволить Михельсону помочь вам спуститься наземь.

– Я сделана из более прочного материала, чем большинство дам, – сказала я. Ногу, дрожавшую и подламывавшуюся, я уже поставила на ступеньку короткой лестницы, разложенной так, чтоб спуститься с подножки экипажа вниз. Мое сердце снова поплыло, но я сделала глубокий вдох. Одна ступенька. Две ступеньки. Три ступеньки.

Когда мой ботинок коснулся земли, весь окружающий мир перед моим взором сжался вдруг до одной точки, не более булавочной головки размером, а затем все стало черным.

Когда я открыла глаза вновь, оказалось, что я смотрю в лицо незнакомому мужчине в черном пальто, внушительные бачки кудлатились по бокам его лица, по последнему писку моды конца прошлого века.

– Вот вы и вернулись к нам, мисс Смит, – сказал он, отсаживаясь назад.

– Кто?.. – я попыталась сделать усилие и сесть, но не сумела, а лишь поняла, что не знаю, где нахожусь, и понятия не имею, как я тут очутилась.

– Я Доктор Ирвинг, – сказал он.

– Что произошло?

Доктор Ирвинг оглянулся через плечо и я осознала, что в дверном проеме, заполнив его без остатка, виднеется миссис Крисли, – стоит, сложив руки на груди.

– Вы в моей гостиной. вы упали в обморок, во внутреннем дворе особняка, – сказала экономка.

– Вы помните, как обмерли? – спросил Доктор Ирвинг.

Я закрыла глаза, крепко зажмурилась, пытаясь припомнить: – Помню, как спускалась из экипажа.

– Миссис Мелькорт сказала, вы упали в обморок, – сказала миссис Крисли.

Я нахмурилась от того, настолько ледяным был тон миссис Крисли. Эта женщина всегда была учтива, но в тот момент я почувствовала себя словно служанка, что утюгом подпалила хозяйкины кружева.

– Уверен, мисс Смит была бы признательна за чашечку чаю, – сказал Доктор Ирвинг. – Не чересчур крепкий, но с большим количеством сахару.

Глаза экономки недовольно сузились, но, тем не менее, она кивнула и ушла.

Стоило двери закрыться за ней, улыбка сошла с лица Доктора:

– Мисс Смит, вы раньше когда-либо испытывали подобные обмирания?

– Нет.

– У матери вашей имелась ли привычка обмороков? – спросил он.

– Я не была осведомлена о такой ее привычке. Она мертва.

Он прикусил губу:

– А какие-либо иные симптомы вам доводилось испытывать ранее?

– Я не понимаю. Симптомы чего?

Он вздохнул: – Вы ранее чувствовали, что не в силах есть либо пить?

– Нет.

– Головокружения?

– Нет, кроме как нынче днем.

– Прошу Вашего прощения за то, что столь прямолинеен, но не замечали ли вы, что одежда Ваша уже не так сидит на вас, как прежде? – спросил он.

Я нахмурилась:

– У меня в гардеробе есть определенные вещи, которые сидят на мне лучше, чем другие. Но вы должны понять, Доктор Ирвинг, в моей работе имеются аспекты, которые требуют физической активности такой степени, которой большинство леди заниматься не доводилось.

– Я не могу выискивать вину в Вашем горячем желании физически упражняться, мисс Смит. На самом деле, хотел бы я, чтоб побольше леди и джентльменов заняли бы себя активностями на свежем воздухе

– Тогда вы согласитесь, что со мною не случилось ничего дурного и что со мною все в порядке.

– Я действительно извиняюсь за интимность этого вопроса, мисс Смит, но когда был самый последний раз, что вы ожидали вашу менструацию?

Я резко вскинула на него взгляд:

– Что?

– Когда была ваша последняя менструация? – спросил он, как если бы переводил для кого-то, кто говорит на другом языке.

В уме я произвела лихорадочно быстрый подсчет, изо всех сил стараясь припомнить тот самый последний раз, когда мне понадобился тот ворох лоскутов, которые я хранила в плоской коробке в своем шифоньере. Несомненно, это было всего лишь несколько недель назад. Когда мы сооружали беседкимежду Садом поэта и Водным садиком. Помню, мне тогда пришлось отпрашиваться, чтобы поправить….

Это было два месяца назад, еще до званого вечера у Мелькортов.

– Доктор Ирвинг, – голос мой стал громче, поскольку во мне нарастала паника, – Вы ведь, конечно, не предполагаете, что…

– …что вы можете ожидать ребенка? Боюсь, когда крепкая и здоровая леди падает в обморок, а затем экономка, которую позвали помочь ослабить ей корсет, обнаруживает, что эта самая леди носит шнуровку своего корсета значительно слабее, чем предполагают метки на ней, я обязан задать этот очевидный вопрос.

– Стоит жара. Ни одной леди не по нраву носить свой корсет туго к телу, когда погода такая, как нынче, – настаивала я.

Доктор посмотрел на меня с некоей симпатией.

Стыд обрушился на меня. Одно дело, если доктор предполагает, что я могу ожидать ребенка, но коли прознала экономка…

Я спрятала лицо в ладонях. Мне нужно было время подумать. Время, чтобы понять, что я могу сделать, поскольку я не должна потерять ни этот сад в Хайбери, ни мои средства к существованию.

Через мгновение доктор сказал:

– То есть, я так понимаю, вы не были осведомлены о возможности подобного положения.

Мне это даже в голову никогда не приходило.

– Мне 35 лет, – сказала я.

– Множество женщин, старше чем вы, родили благополучно здоровых детей, – сказал он.

Я нервно сглотнула:

– Доктор Ирвинг. Я не замужем.

– Ах. Да. Ну, я так и понял, когда миссис Крисли назвала вас мисс Смит.

Я схватила его руку:

– Я не могу иметь этого ребенка.

Он выдернул руку, отшатнувшись, его добродушная шутливость улетучилась:

– Мисс Смит, обдумайте очень осторожно, что вы скажете дальше. В этом мире есть вещи, которые являются не только лишь хулой на Господа, но и одним из преступлений.

Я откинулась назад на подушки, к несчастью своему зная, что этот доктор не станет помогать мне, даже если знает как.

Он принялся собирать свой инструмент и аккуратно укладывать эти вещи в свой коричневый кожаный медицинский саквояж.

Он был уже на полпути к двери, когда я остановила его: – Доктор Ирвинг, пожалуйста, не могли бы вы быть столь любезны оказать мне услугу не рассказывать мистеру и миссис Мелькорт.

Доктор прижал пальцы к спинке носа неосознанным жестом человека, находящегося в растерянности: – Мистер Мелькорт спросит меня, поскольку платит мне.

– Если б вы могли сказать ему, что лечили меня от некоего нервного расстройства….

– Я не стал бы выдавать эту тайну, если бы на Вашем месте была какая-нибудь леди. Но мисс Смит, вы-то отлично знаете, что, в некотором роде, не имело бы ни малейшего смысла, что я сказал бы Мелькортам или чего бы не сказал. Они узнают. Все и каждый узнают.

– Спасибо вам, доктор, – сказала я слабо.

Он ушел, и комната погрузилась в тишину, а я осталась в пучине отчаянья.