Текст книги "Последний сад Англии"

Диана

Июль 1944

Диана срезала ножницами длинный стебель еще одного распустившегося цветка, нагнулась, чтобы положить его к вороху других в неглубокую корзину, да так резко, что нечаянно боком толкнула садовую тележка, которую толкала рядом с собой и на которой стояла ее корзина, тележка подпрыгнула, но не перевернулась. Повсюду вокруг в чайном садике, гудели толстые пчелы, на летнем солнцепеке они обленились и уже не сновали, как обычно, по своим делам, а медлительно летали.

Это время года ей всегда нравилось. Зиму она любила тоже за царственную роскошь ее снежного убранства, но морозы переносить совершенно не могла и всю зиму страстно ждала, ну когда же в воздухе вновь разольется летний зной. Тогда она с наслаждением, со стаканчиком чего-нибудь холодного и сладкого в руке, допоздна засиживалась на открытой веранде. Раньше, до замужества, живя в доме своих родителей, она никогда не осмеливалась надевать ничего иного, как те хлопковые ночные сорочки, что выбирала для нее ее мать, однако после, в своем собственном доме, узнала ту восхитительную свободу спать обнаженной летом.

И то, что больше ей не приходилось делить такими летними ночами постель с мужем, ощущая жар, исходивший от его тела, словно он был в горячке, – это было одно из очень немногих преимуществ ее вдовства, которым она позволила себе наслаждаться. Да, первое время она не могла уснуть – ей не хватало той привычной тяжести руки Мюррея, обнимавшего ее за спину перед сном, но она ничуть не тосковала по тому, как душно ей было такими ночами в его присутствии. А теперь она отправлялась спасть сразу после того, как принимала прохладную ванну.

Входя в Сад влюбленных, Диана услыхала какой-то женский голос, раздававшийся с другой стороны живой изгороди из соседней зеленой комнаты.

– Помните, важно, чтобы вы стояли недвижно, – говорила эта женщина, затем донеслось мальчишеское хихиканье.

Диана, преисполнившись любопытств, просунула голову сквозь изгородь в Садик для детей. Там, плечо к плечу, прислонившись спинами к одному из вишневых деревьев, сидели Робин и Бобби. В нескольких футах от них расположилась мисс Педли со своим альбомом для зарисовок.

– Мамочка! – закричал Робин, завидев ее. Он вскочил, стремглав кинулся к ней, обнял ее за ноги. Диане казалось, сердце ее вот-вот лопнет, когда она вот так просто глядела сверху вниз на прижавшуюся к ней белобрысую макушку ее сыночка. Порой бывали дни, когда она думала, что то, что он у нее есть, – это истинное чудо; в дни иные он так сильно напоминал ее Мюррея, что от этого она испытывала боль сродни физической.

– Привет, милый. Ты играешь, будто ты натурщик для нашей художницы мисс Педли? – спросила она.

– Она нас рисует, – сказал Робин.

Бобби вертелся рядом: – А еще мисс Педли учит нас рисовать.

– Что ж, это очень мило с ее стороны, – сказала Диана, краем глаза заметив карандаши и клочки бумаги, изчерканныее детскими каракулями, – Однако учительнице следует иметь рисовальные принадлежности, чтобы обесепчить своих учеников. Я попрошу миссис Диббл пошарить в мансарде, авось там, на чердаке, мы сумеем отыскать старые альбомы для зарисовок, в которых рисовала Синтия, когда была девочкой. В них должна оставаться не изрисованная бумага.

– Благодарю вас, – сказала мисс Педли, обхватив руками крест-на-крест свой альбом и прижавши его солнечному сплетению, неосознанным жестом оберегая его.

– Можно мне взглянуть? —

– О, да, – ответила девушка, но все равно какой-то миг колебалась прежде, чем открыть обложку альбома, – Тут немного. Всего несколько почеркушек.

мисс Педли повернула альбом так, чтобы показать незавершенный набросок двоих мальчиков. Голова Робина опиралась о ствол дерева, а голова Бобби была слегка склонена влево. Оба были в шортиках, из широких штанин которых торчали ножки-прутики, так бывает у мальчиков в таком возрасте. И хотя оба выглядели очень похожими внешне, но по характеру они были совсем разными. Робин – самонадеянный, чуть ли не заносчивый. Бобби – более застенчивый, с неуверенным взглядом из-под ресниц.

Очень прелестно. Когда они вот так позируют, легко можно решить, что они двоюродные братья, – казала Диана.

– Мамочка, – Робин начал тянуть ее за руку, – Мамочка, я хочу пойти показать Бобби мою пиратскую пещеру.

– Ты знаешь, тебе не разрешено бывать в Зимнем саду без меня.

Он поколупал землю носком своего сандалика: – Но моя пиратская пещера.

Диана не могла не смягчиться:

– Уверена, это очень хорошая пещера. Когда я закончу срезать эти цветы и отнесу их в дом, я захвачу с собой один из ключей и отведу вас обоих в тот сад.

Мальчики хором закричали ура.

– Я намеревалась спросить, миссис Педли, обсуждали ли уже вы и Капитан Гастингс дальнейшие планы касаемо вашей свадьбы, – сказала она.

– Да. То есть мы их в письмах обсудили.

– Он все еще в Нормандии?

– Он был приписан к Пионерскому Корпусу, поэтому его перебрасывают туда-обратно, хотя часть его базируется в Саутгемптоне. Я не знаю, когда ему дадут увольнительную, но вот тогда мы и поженимся, – сказала мисс Педли.

– Тут сложно строить какие-либо планы, – сказала Диана.

– Да, – Вздохнула мисс Педли, – И я боюсь, все становится еще хуже. Он пытается добиться, чтоб его перевели в ту часть, в которой он служил раньше.

– Этому мужчине пуля едва не размозжила все плечо, – сказала Диана.

Мисс Педли, сама того не замечая, пожевала губу, как бы пытаясь совладать с эмоциями: – Я сначала надеялась, что он смирится с тем, что теперь он тыловой офицер-снабженец. Я не хочу, чтоб он снова водил солдат в бой.

– Вы ему об этом сказали? Попросили подать рапорт о переводе в другую часть, которая останется в Британии?

мисс Педли низко опустила голову и Диана все поняла, ответ не понадобился.

– А что вы сами? Останетесь лэнд герл? – спросила она.

– Да, – со вздохом сказала девушка, так, словно этот непосильный труд был для нее облегчением, а не тяжкой ношей, – Я призвана на военную службу и обязана служить столько, сколько понадобится, если только не забеременею.

– Что вы станете делать в таком случае? – спросила она.

– Грэми говорит, что тогда мог бы договориться со своими родителями, чтоб я переехала к ним.

– Откуда его старики? – спросила Диана.

Плечи мисс Педли поникли еще сильнее: – Из Колчестера.

– Колчестер довольно-таки далеко от Хайбери, а вас здесь, кажется, столько друзей.

– Я знаю, – Мисс Педли вскинула голову и Диана с удивлением заметила слезы в ее глазах, – Простите, с моей стороны глупо расстраиваться из-за этого, просто Хайбери – первое место, где я когда-либо была счастлива.

Бедная девочка. Было ясно, что ей нужна помощь, но, судя по всему, возле мисс Педли уже были несколько женщин, которые были способны направить ее.

– А вы остаться желаете? – спросила Диана.

Мисс Педли кивнула:

– Но это же так глупо. К тому же, Хайбери мне не дом. Ума не приложу, что мне делать.

– Вы уверены, что хотите выйти замуж за этого мужчину? – спросила Диана.

Мисс Педли ответила без малейшего промедления:

– Да. Я знаю его так недолго, но да.

Будь Диана другим человеком, сейчас бы она заключила эту храбрую честную девушку в свои объятья. Был уже раз, когда они искренне, от всей души, разобнимались, – тогда все ждали, затаив дыхание, новостей от Капитана Гастингса с пляжей Нормандии во время Вторжения. Но сейчас Диана не сумела, с такой же легкостью, как тогда, еще раз побороть свою долгими годами сформированную привычку» вести себя пристойно».

Поэтому он сказала: – Что ж, это возвращает нас к вопросу о ваших свадебных хлопотах. Вернется Капитан Гастингс цел и невредим, то, как я полагаю, вы захотите пожениться здесь, в Хайбери. Если вы ходите, я черкну словечко нашему викарию, а он сумеет помочь вам устроить так, чтобы дата венчания пришлась как раз на время увольнительной Капитана Гастингса.

– Ох, и спасибо ж вам, миссис Саймондс. вы так добры, – сказала мисс Педли.

– Каковы Ваши планы касаемо свадебного застолья?

– Про свадебный завтрак я еще даже и не задумывалась. За это даже начинать браться страшно, особенно учитывая продуктовое нормирование, – сказала мисс Педли.

– У вас должен быть свадебный завтрак. И он у вас будет, в Хайбери Хаус, – Выговорила Диана прежде, чем смогла второй раз обдумать это свое скоропалительное предложение или задуматься, а что скажет про это мисс Аддертон.

– В Хайбери? – переспросила мисс Педли.

– На веранде, если захотите, а если пойдет дождь, можно будет расположиться в моей утренней комнате. Хайбери Хаус может и дальше оставаться госпиталем для выздоравливающих, но, думается мне, успешно проведенные в нем танцы доказали, что он все еще способен справиться и сумеет управиться с еще одной вечеринкой, если его призовут на помощь.

Мисс Аддертон, наверное, удар хватит, когда ей сообщат об этой затее и ей придется стать волшебницей и приготовить свадебный завтрак практически из воздуха и из скудных пайков, – Впрочем, скорее всего, она вовсе не будет против. Диана прекрасно помнила то, как мисс Педли ни на шаг не отходила от мисс Аддертон, когда та телеграмма пришла.

Другое дело Синтия – тут могут возникнуть сложности.

– Вы уверены, что это не станет помехой? – спросила мисс Педли.

– Вовсе нет, – солгала Диана, не переставая улыбаться. Свадебный завтрак мисс Педли совершенно точно станет еще одним полем битвы, на котором сойдутся в поединке Диана и ее добродетельная золовка, – Что ж, оставлю вас наедине с вашими рисунками.

Она дошла уже, наверное, до середины этой зеленой комнаты сада, когда мисс Педли крикнула: – Если я после войны соглашусь переехать в Колчестер, я откажусь от слишком многого, что мне так дорого здесь!

Диана медленно обернулась, глянула через плечо:

– Любовь может заставить женщин совершать нелепые поступки. Умных делает дурами. Они отказываются от того, что никогда не намеревались бросить… – она умолкла, – Просто знайте, что можете сказать ему то, что вы хотите. Можете требовать то, что вам нужно.

– От чего отказались вы, миссис Саймондс? – спросила мисс Педли.

Диана поправила свою корзинку, висевшую у нее на сгибе руки, подтянув повыше, и только затем ответила:

– От всего.

Позже в тот день, проделав все свои обычные обходы и навестив всех раненых в их палатах, Диана остановилась напротив двери в бывшую комнату для занятий музыкой, которая была отдана под кладовую, когда в особняк въехал госпиталь.

Она разгладила юбку, выпрямила плечи. Это была всего лишь комната. Комната ни в чем не виновата.

Тем не менее, отворив дверь, она ощутила сгустившуюся в воздухе печаль. Это было сродни чувству, которое испытываешь, сиживая за чаем с человеком, который нынче – не более чем дальний знакомец, а когда-то был добрым компаньоном.

Она тихо затворила дверь за собой. Служанка Дороти должна была приходить проветривать эту комнату регулярно, хоть и понемногу; действительно, воздух здесь был не затхлый, а в солнечном луче, что пробивался в щель между темно-синими шторами, танцевало лишь совсем немного пыли. А в углу, точно там, где она ее и оставила, ее ждала ее арфа.

Она шла к ней так, как мог бы наездник приближаться к пугливой лошади. Пальцами слегка коснулась чехла из фетра. Когда ей было 15 лет, всеми фибрами души она жаждала и мечтала об этом инструменте. Тогда она была талантлива. Ее учитель тогда даже поощрял в ней идею о том, чтобы поступать в консерваторию. Помнится, она спросила на это разрешения у своих родителей. Умоляла об этом. Вместо этого, вскоре после этого, ее услали в Швейцарию, чтобы» покончить» с этим.

Диана благоговейно открыла тканевый клапан фетрового чехла. Фалды его разошлись, упали на пол, явив ее взору деку арфы из орехового дерева глубокого оттенка и медные педали. Подтащив поближе к себе стоявший неподалеку стул, она прислонила инструмент к своему плечу, поддернула чуть повыше свою юбку, села. Сделала глубокий вдох, поставила большой палец руки на струну, и щипком дернула.

Раздавшийся звук был настолько диссонансным, что Диану аж подпрыгнула.

– Инструмент расстроен, конечно, – пробормотала она.

Она уже, было, приготовилась снова поставить арфу вертикально, укрыть чехлом и уйти прочь из этой комнаты, но заметила лежавший на пианино нотный блокнот своего сына. Если Робину можно заниматься музыкой, отчего нельзя ей?

Из книжного шкафа она извлекла свой камертон и свой ключ для настройки арфы, а затем принялась методично работать, медленно возвращая свою арфу к жизни.

Когда, наконец, последняя струна была натянута и настроена на верный тон, Диана поставила руки на струны и взяла первый аккорд одной пьески для арфы издательства Leduc[50]50
    «Альфонс Ледюк» – это название известного французского издательства, публиковавшего различные оркестровые партитуры, включающие партию арфы, а так же отдельные версии партитур только для арфы.


[Закрыть]. – В те времена, когда она серьезно и каждодневно занималась музыкой, то могла бы сыграть пьеску эту даже во сне. Однако, хотя ноты она помнила до сих пор, руки ее утратили во многом свою ловкость.

Она довершила пьеску, клянясь себе, что обязательно смажет педали арфы, а затем принялась за партию для арфы из партитуры Шуберта, которую некогда любила. Дойдя до середины произведения, остановилась, чтобы встряхнуть заболевшие руки. Пальцы ее теперь двигались едва ли в половину так проворно, несли когда она играла в последний раз, а было это много лет назад.

Когда час спустя она зачехлила свой инструмент и вышла из комнаты для занятий музыкой, то знала твердо, что больше не намерена ждать так долго.

Винсента

Среда, 24 июля, 1907 год

Хайбери Хаус

Жарко и сухо. Будет ли когда-нибудь снова дождь?

Я пренебрегала своим дневником и последние несколько недель ничего не сюда записывала, но разве может кто-нибудь винить меня за это?

Ожидая ребенка, я узнала, что это – сплошное страдание. С той поры, как Доктором Ирвингом был поставлен этот диагноз, меня постоянно валили с ног то тошнота, то обморок, как если бы теперь мое тело дало обещание предавать меня каждый день.

Сегодня утром я обнаружила себя стоящей на коленях позади куста буддлеи в Садике для детей и пытающейся не дать извергнуться съеденному еще утром скудному завтраку– лишь чай да хлебный тост. Понимаю всю иронию: мне надо сажать этот сад, который, как предполагалось, должен доставлять удовольствие детям, находясь в столь жалком состоянии из-за своего положения, но по этой-то причине мне надо делать все быстрее. Моя беременность станет заметной прежде, чем я докончу мою работу в Хайбери Хаус.

При одной мысли о том, что никогда мне не увидать этот сад завершенным, сердце мое сжималось от боли, но разбитое сердце при незапятнанной репутации лучше, несли разбитое сердце и позор. У меня есть план. Начиная с сентября я примусь изображать недомогание – какое именно, я покамест еще не решила. Заболевание это должно быть серьезным, но не смертельным, а таким, при которым требуется лишь длительный период ничем не нарушаемого отдыха и, если мне повезет, рекомендация какого-нибудь другого врача сменить климат, для чего переехать в более теплую страну. Я оставлю мистеру Хиллоку все чертежи, детальные описания, список растений для посадок, чтобы он смог завершить создавать этот сад. Затем на 6 или 7 месяцев я уеду в какое-нибудь место, где никто меня не знает и я не знаю никого, найму какую-нибудь благоразумную женщину, которая умеют хранить молчание, чтоб она помогла мне в родах.

После того, как дитя будет устроено в какую-нибудь семью, в которой ее будут любить, я возвращусь в Англию.

Это единственный выход.

Везде, куда ни повернись, мне приходилось приносить все больше жертв. Я бросила Мэттью. Не объясняя причин. Не разыгрывая великую трагедию. Вместо этого я стала держаться поблизости от Хайбери Хаус. Больше я не позволяла себе совершать никаких рискованных вылазок к той живой изгороди, а если мне и приходилось идти той дорогой мимо нее, то я решительно глядела в землю прямо перед собой.

Я отерла рот носовым платком, встала, покинув свое цветочное убежище, отряхнула свои юбки. И это пройдет, сказала я себе, также как повторяла себе это каждый день.

– Мисс Смит, – раздался вдали чей-то девчачий голос.

Я откашлялась, прочищая горло: – Я здесь.

Одна из служанок, которая именно, я не признала, просунула голову в дыру в живой изгороди между Садиком для детей и Свадебным садом: – Мисс Смит, вас хочет видеть мистер Мелькорт, он ожидает вас в гостиной.

Мой желудок скрутило. Он все знает.

Я натянуто кивнула, отбросила свои садовые перчатки и инструменты в плетеную корзину, где им полагалось храниться, и подобрала свои юбки, готовая проследовать за служанкой к моему работодателю за расплатой.

Служанка провела меня в двойную гостиную. Словно намеренно, мое увольнение должно произойти в той же самой комнате, где меня наняли на эту работу.

Когда я поглядела по сторонам, то увидела, что мистер Мелькорт был не один. Рядом с ним стоял мужчина очень маленького росточка с необычайно загорелой кожей, что резко контрастировало с сияющей белизной его рубахи.

– Мисс Смит. Простите, что оторвал вас от ваших трудов, – сказал мистер Мелькорт любезно веселым тоном – Вовсе не тоном человека, намеренного рассчитать своего садового дизайнера.

– Отнюдь, – сказала я осторожно.

– Позвольте мне представить вам – Мистер Мартин Шоот, директор Королевского общества ботанического наследия, – Мистер Мелькорт улыбнулся своему гостю, – Он выразил желание познакомиться с вами.

Королевское общество ботанического наследия – престижная и напыщенная организация, которая отказывалась допускать в свои ряды женщин.

Стараясь не хмуриться, я сказала:

– Мистер Шоот, вам придется простить меня за невозможность пожать руку. Я только что была в саду.

Его рука осталась протянутой ко мне: – Немного грязи не сможет мне навредить, мисс Смит. Совсем наоборот. Могу представить, вы более счастливы, когда находитесь в саду, на природе, несли чем когда замкнуты в помещениях.

Неохотно я приняла его руку.

С тех самых пор как мне пришла эта идея дать новую жизнь садам в Хайбери Хаус, я непрестанно вел переписку с мистером Шоотом.

– Мне очень захотелось воочию познакомиться с той женщиной, которая стоит за этим грандиозным проектом, – сказал он.

– И вы неприятно удивлены тем, что вся ответственность за сад, подобный саду Хайбери, может быть возложена на женщину, мистер Шоот?

Я ожидала, что он отреагирует так же, как реагируют столь многие мужчины, когда сталкиваются лицом к лицу с тонко завуалированным женским презрением – негативно отреагирует – но вместо этого мистер Шоот начал смеяться:

– Хорошо же вы меня встречаете, мисс Смит. По тому, как плотно, естественно выполнены Ваши структурные посадки растений, я с большим уважением вижу, что в своем ландшафтном дизайне вы придерживаетесь стиля Уильяма Робинсона.

– И Гертруды Джекилл. Мой отец, незадолго до своей смерти, дал мне ее книгу Лес и сад, – сказала я.

– Интересно, что вы упоминаете работу мисс Джекилл и…

Но прежде, чем мистер Шоот смог закончить начатую им мысль, в гостиную вплыла миссис Мелькорт, а за ней следом шел ей брат.

Увидав меня, Мэттью запнулся о турецкий ковер. Его глаза расширились, губы его приоткрылись, а затем он улыбнулся. Он улыбнулся. Мой желудок скрутило.

– Мисс Смит, вы не в саду, – сказала миссис Мелькорт.

– Вините меня. Я выразил интерес в том, чтобы познакомиться с мисс Смит, а Ваш муж был так добр, что сделал мне это одолжение, – Вставил замечание мистер Шоот.

Губы миссис Мелькорт сжались в тонкую нитку прежде, чем растянуться в наделанной улыбке: – Разумеется. Сказала ли вам уже мисс Смит, что в своей работе в саду она применила розу-другую из коллекции моего брата Мэттью?

Розу-другую? Сейчас весь сад был переполнен розами Мэттью, их стало так много, что невозможно за угол свернуть без того, чтоб не столкнуться с каким-нибудь напоминанием о нем.

Мэтью склонил голову:

– Мой вклад – ничто в сравнении с тем, что создала мисс Смит.

– Ну же Мэттью. Ты чересчур скромен. Видите ли, мой брат – одаренный ботаник, – сказала миссис Мелькорт.

– Моя сестра мне льстит. Я всего лишь человек, у которого его хобби стало его жизнью, – сказал Мэттью добродушно.

– Нет, это не так, – сказала я резко. Глаза всех присутствовавших в миг сфокусировались на мне. Мне бы не следовало более ничего говорить, но я не смогла вынести, чтобы такой человек как Мэттью, с такой страстью и самоотверженностью относившийся к своему делу, принижал свои достижения.

– У мистера Годдарда большой талант к розоводству, – продолжила я, – Он гораздо более, несли я, сведущ во всех тонкостях их скрещивания и прививания. Наблюдать за тем, как он работаем, было истинным удовольствием.

Я поймала улыбку Мэттью, в то время как глаза миссис Мелькорт зло прищурились:

– Наблюдать его за работой? – переспросила она.

– Мисс Смит несколько раз посещала ферму Вистерия, чтобы выбрать розы для сада. И она cамолично скрестила пару-другую роз. Вскоре они должны дать урожай семян, – сказал Мэттью.

– Несколько раз? – спросила миссис Мелькорт с тоненьким смешком, – Я и не подозревала, что мисси Смит проявляла подобный интерес.

– Мнение мисс Смит крайне ценно для меня, – сказал Мэттью, не сводя глаз с меня.

Я ощутила, как глубокая боль сначала кольнула меня, а затем словно разорвала меня изнутри. Я жаждала протянуть к нему руки и коснуться его – иметь право дотронуться до него на виду у всех этих людей. Но это было невозможно.

– Дорогая, быть может, ты могла бы звонком вызвать прислугу, чтоб нам принесли чаю, – сказал мистер Мелькорт, и эта его безобидная просьба несколько разрядила то незримое напряжение, что повисло в комнате.

Его жена кивнула. Однако прежде чем пойти к шнурку звонка, она обратилась к своему брату:

– Мэттью, ты обязан сказать мне, где повесить этот новый пейзаж, что Артур приобрел во время своей предыдущей поездки в Лондон.

Мэттью поник головой:

– Да, Хелен.

Когда она выплыла из гостиной и он медленно вышел следом за нею, с моих плеч словно сняли часть груза, но на меня навалилась новая тяжесть, когда мистер Шоот сказал: – Несколько ранее вы упомянули, мисс Смит, что являетесь одной из почитательниц мисс Джекилл. А подумывали ли вы когда-либо о том, чтобы написать что-либо самой.

– Я выписываю один из журналов для садоводов, но он не предназначен для широкой публики, – сказала я.

– Имеется ли у вас намерение попробовать свою руку в написании какой-либо статьи? Или, быть может, в чем-то большем. Наше Общество начинает выпуск некоего собственного журнала. Мне бы очень понравилось, если б вы рассмотрели возможность писать и присылать свои материалы в этот журнал.

С другого конца комнаты я заметила, как взгляд Мэттью мечется с меня на мистера Шоота и обратно.

– Это невероятно лестное предложение, – сказала я.

– Так вы рассмотрите его? – спросил директор.

– Боюсь, мистер Шоот, я должна его отклонить. Я окажусь в разладе с собственной совестью, если стану писать материалы для некоей организации, которая никогда не позволит мне вступить в ряды ее членов.

мистер Мелькорт запереминался с ноги на ногу: – Мисс Смит….

мистер Шоот поднял руку: – Эта леди поступает совершенно корректно. В последнее время уже начал раздаваться ропот недовольства тем, что женщины исключены из участия в Обществе. Однако я опасаюсь, что изменить мнение Правления окажется задачей невосуществимой. Уверен, мисс Смит, вы понимаете, о чем я.

Я не понимала. Нисколько.

– Отринуть такой шанс… И это при том, что имеется возможность писать о каком-либо саде, о таком саде, как сад здесь, в Хайбери…, – сбивчиво заговорил мистер Мелькорт.

Ах, вот оно что. мистеру Мелькорту было не достаточно того, что я создавала для его и его семейства прекрасный сад. Он хотел сад знаменитый.

– Тем не менее, – осторожно сказала я, – Я должна отказаться, покуда не придет тот день, когда женщин допустят к полноправному членству.

мистер Шоот покачался взад-вперед на кублуках: – Может статься так, мисс Смит, что вы обнаружите, что день этот настал гораздо раньше, чем вы думаете.

Я сдержанно улыбнулась ему: – Я надеюсь на это, мистер Шоот.

Из гостиной Мелькортов я ускользнула так быстро, как только сумела – и широкими шагами поспешила через большую луговину, мимо зеркального пруда, который закончила делать в прошлом месяце, вниз, к озеру, к самому урезу воды.

Удостоверившись в том, что деревья надежно скрыли меня от чужих глаз, я притиснула руку ко лбу, желая унять терзавшую меня головную боль. Мне нужно было время поразмыслить. Мне нужно было место, где поразмыслить. Мне нужно побыть в одиночестве.

Мой план вынашивать этого ребенка то того времени, до которого выберу сама, а затем уехать, казался мне таким ясным, но это было так, пока я была одна. Теперь же, снова увидав Мэттью, я была готова на что угодно, только не к осуществлению этот плана.

О, если б только он был холоден и отчужден или был бы в ярости и негодовании. О, если б только он не выглядел таким счастливым от того, что увидал меня. Нет, он был не просто счастлив. Он был вне себя от радости. Стыд и желание сплелись во мне.

Я не хотела позволить ему уйти, даже не смотря на то, что у меня не было иного выбора.

Я глотала воздух ртом, спиной прислонившись к какому-то дереву, мне отчаянно не хватало воздуха и я боялась, что сейчас вновь упаду в обморок. Я крепко зажмурилась.

– Винсента?

Я открыла глаза. В нескольких шагах от меня стоял Мэттью, протягивая руку ко мне. Когда его взгляд сошелся с моим взглядом, его рука бессильно опустилась, словно он знал, что коснуться меня было бы чересчур.

– Тебе не следовало идти следом на мной, – сказала я.

– Ты убежала прежде, чем я смог поговорить с тобою. Я…Я хотел узнать, что такого я сотворил.

Дюйм за дюймом я отступала от него, огибая ствол дерева, шершавая кора цеплялась за ткань моей блузы:

– Это была ошибка.

– Ошибка?

– Мы оба знаем, что то, что мы делали, было неправильным.

– Как могло то, что мы чувствуем к друг другу, быть неправильным? – спросил он.

– Мэттью, я ношу нашего ребенка.

Его губы раскрылись. Я глядела на него, в отчаянии ожидая от него какого-нибудь знака, что…Я не знала, чего я жду. Жизнь, которую я создала – и которую я полюбила – рушилась вокруг меня, рассыпаясь на куски.

Он медленно спросил:

– Так ты поэтому избегаешь меня?

– С этой любовной интригой должно быть покончено, ради нас обоих. Уверена, ты это тоже понимаешь.

Он с силой отер лицо рукой, собираясь с мыслями:

– Как давно уже ты знаешь?

Я поглядела на него в упор:

– С начала этого месяца. Я упала в обморок и мне вызвали доктора.

– Ты – в обморок? – пробормотал он, не веря, – Мне следовало быть тогда возле тебя.

– Нет, ты не мог. Ты не можешь. Если б Мелькорты прознали,…

– Мне дела нет до того, что моя сестра и ее муж сказали бы. Не настолько уж крепко они контролируют мою жизнь.

Я выпрямилась во весь рост:

– Но у них есть власть разрушить жизнь мою. Если я покину Хайбери, находясь в опале, и люди узнают, почему, я никогда не смогу снова работать. Это мое средство к существованию, Мэттью. Те заказы, за которые я берусь, ими кормлюсь не я одна. Они дают работу также и Адаму. Я не могу оставить моего брата без средств.

– Твой брат мог бы найти другое место, – сказал Мэттью.

– Но сумею ли я? Если у меня будет внебрачный ребенок, я лишусь всей моей респектабельности. Я знаю, ты не обречешь меня на подобную жизнь.

– Я хочу весь мир тебе отдать, Винсента, – прошептал он.

Когда он в этот раз протянул руку ко мне через разделявшее нас расстояние, я позволила его пальцам легонько задеть мои, зная, что это, быть может, самый последний раз, когда мы касаемся друг друга:

– Тогда не суди меня слишком сурово за то, что я намереваюсь рассказать тебе.

И я изложила ему мой план. Все подробности, за исключением того, куда я поеду, чтобы разрешиться от бремени. Он слушал, а я говорила ему, не оставляя недомолвок, что намерена вычеркнуть его из моей жизни. И чем дольше я говорила, тем больше расстояние между нами ощущалось словно непреодолимая пропасть.

Никогда себе не прощу.

Когда я закончила свою речь, Мэттью поглядел вниз, на наши руки, что соприкасались лишь самыми кончиками пальцев:

– Все эти недели я безвылазно сидел на ферме Вистерия, пытаясь понять, чего ж такого я мог сотворить. Из-за чего такого ты бы могла отринуться от меня, ведь ты – это все, о чем я думаю, – он поднял на меня взгляд: – Есть иной путь, Винсента.

Я помотала головой:

– Я все уже решила.

– Нет, ты еще не решила.

– Да, я ре…

– Выходи за меня.

Я отпрянула: – Выйти за тебя?

– Выходи за меня, пожалуйста, – повторил он и его голос сломался, когда он схватил меня.

Я попыталась вывернуть мое запястье из его хватки:

– Ты не обязан делать это. У меня есть план.

– Прекрати болтать о своем плане. Мне нисколько не нравится этот твой чертов план! – Голос его прозвучал жестко, я никогда раньше не слыхивала от него таких грубых слов.

Я сделала шаг назад:

– Я не могу выйти за тебя.

– Почему не можешь? Ты ничего ко мне не испытываешь, скажи честно? – спросил он.

Сказать такое я не могла, и мы оба это знали.

Он откинул с моего лба выбившуюся прядь волос:

– Я знаю, что то, что между нами, для тебя не было мимолетным увлечением – ты пошла на невероятный риск. Когда я ничего не ответила, он попробовал подступиться с другой стороны, так сказать переложить свой парусник на другой галс: – Ты говорила про свою респектабельность.

– Это единственное, что у меня есть, – сказала я.

– У тебя есть я. У тебя есть наш ребенок, – сказал он нежно.

Моя решимость почти дрогнула. Я так сильно жаждала поверить в эти слова, которые он предлагал мне, но это были лишь слова.

– Твоя сестра этого не потерпит. Она испытывает ко мне сильнейшую неприязнь, – сказала я.

– Хелен не сторож мне.

– Я знаю, что Мелькорты – владельцы земли. Ты потеряешь ферму Вистерия.

Он стиснул челюсти:

– И тот доход, который мой деверь каждый год отдает мне в качестве части брачного договора с моей сестрой. Но я потеряю свое право называться благородным мужчиной, если позволю этим причинам удержать меня от исполнения моих обязанностей.

– Даже если ты женишься, люди будут судачить, – я продолжала давить на него.

– Люди хотят верить в любовь.

– Люди хотят верить в падшую сущность других людей, – парировала я.

– Ты всегда такая циничная? – спросил он с улыбкой.

Я уперла руки-в-боки:

– А ты всегда такой идеалист?

Вместо ответа он заключил меня в свои объятья.

– Я нашел ту женщину, на которой намереваюсь жениться. Какой мужчина не стал бы тут идеалистом? – пробурчал он, уткнувшись в мои волосы.

Вопреки всей своей рассудительности, я растворилась в нем. Я так страстно нуждалась в его утешительных уверениях.

– Как же мы этот устроим? – спросила я.

Он коротко рассмеялся: – Ну, я ожидаю, что нас, вероятнее всего, не станут венчать в деревенской церкви Всех святых, если ты это имеешь в виду.