Текст книги "Последний сад Англии"

– И вы хотите вернуть это место к жизни, – c пониманием произнесла Эмма.

– Этот дом заслуживает того, чтобы здесь снова были люди, чтобы его вновь наполняли смех и любовь. И сад тоже.

Эмма взяла со стола фотографии:

– Если вы не возражаете, я покажу эти фото Чарли и мы сможем реализовать только что узнанную информацию. Мы начнем засаживать зеленые комнаты сада и цветники как только прекратится ливень.

– Как вы побеседовали с Генри? – спросила Сидни.

Эмма поерзала в своем кресле при мысли о том, насколько часто всю неделю после их встречи она проверяла свой телефон:

– Мы поговорили, но на контакт он не идет.

Он был одним из источников информации, не более. Но это не объясняло, почему она начала слушать альбомы Motown с той поры, как познакомилась с ним.

– Я поговорю с ним, чтобы, так сказать, получить отчет о проделанной работе. А еще лучше вы сами расспросите его. Завтра он участвует в викторине в пабе, – сказала Сидни.

– Я…

– Но прежде чем вы скажете мне, что якобы завтра вечером вы заняты – снова заняты! – просто знайте, что не та ситуация, когда на вас давят. Мы не станем заставлять вас пройти обряд инициации или типа того. Можете спросить Чарли – пару недель назад он туда ходил.

Ага, а на следующий день Чарли явился на работу с головной болью, утверждая, что его втянули в спор с каким-то профессором философии из Уорикского университета и что он не заметил, как бармен подменил его опустевшую кружку на полную и так много раз.

Эмма улыбнулась Сидни в ответ:

– Я ценю это, но не уверена, что буду свободна.

– Как-нибудь в ближайшие недели я подловлю вас в нужное время в нужном месте и в хорошем настроении, и вы пойдете с нами туда и вам там понравится.

– Как-нибудь в ближайшие недели, – поддакнула ей Эмма. В конце концов, может быть, ей пойдет на пользу провести немножко времени в пабе.

Бэт

12 апреля 1944 год

Моя дорогая Бэт,

Ты даже представить себе не можешь, с каким нетерпением я жду твоих писем. Они напоминают мне, что не только ма и па ждут меня дома и молятся, чтобы я вернулся живым.

Те маленькие портретики, которые ты мне отправила – всех лэнд-герлз и четы Пенворти – очень хорошие. Мне даже кажется, что я со всеми ними знаком в действительности. Мне особенно нравится та твоя зарисовка, на которой Стелла гоняется со скалкой за Бош. Если бы тут, на фронте, были такие женщины, мы бы выиграли гораздо быстрее.

Странно, что в Хайбери Хаус ты ни с кем из бойцов так и не познакомилась, а ведь там на излечении много солдат. Однако, может, это и к лучшему. Я бы очень хотел, чтобы ты сберегла себя для меня.

Со всей моей любовью,

Колин.

Весеннее солнце так сильно припекало, что Бэт, выходя из ворот фермы Хайбери Хаус, сняла с головы свое кепи. На прошлой неделе местный фермер, некий мистер Джонс, упросил мистера Пенворти, чтобы тот «одолжил ему на время ту ленд герл, потому как она умеет водить трактор». Ее работадатель уступил, но с условиями, и условиями жесткими.

– Она молодчина, наша Бэт. У меня тут мужики работали, так она с любым из них наравне, – вот что сказал про нее мистер Пенворти. Она услышала это случайно, когда отскребала грязь с трактора: – И глядите тут мне! Если я хоть слово от нее услышу, что вы с ней худо обращались!

Бэт казалось, что ее сердце переполнилось чувствами, став вдвое больше. И в следующий раз, едва завидев мистера Пенворти, она так стала улыбаться ему, что тот, сильно смутившись, буркнул себе под нос что-то про девиц-хохотушек.

Но видать в тот день позвали не только ее одну. На дворе у мистера Джонса она увидела аж с дюжину лэнд-герлз, стоявших полукругом. Она спешно встала к ним, кивком поприветствовав Кристину и Энн с молочной фермы в Комброке, и Элис, девушку, которой едва исполнилось восемнадцать и которая приехала в Олдерминстер помогать пасти овец. Последний раз она видела этих девушек в конце мая на деревенских танцах. Тогда каждая из них надела свой самый лучший наряд, на ногах прочерчены линии так, чтобы казалось, что на них чулки, глаза подведены карандашом, а губы накрашены помадой. Помада была одна на всех и ее берегли до той самой поры, пока мужчинам не будет позволено приехать в увольнительную. Мужчины служили в Маунтфордe на авиабазе Уэллсборн. Теперь же перед ней стояли те же самые девушки – тщательно умытые и одетые в одинаковые мешковатые зеленые свитера и просторные прочные штаны. Без косметики и с убранными волосами они выглядели поразительно юными, но Бэт решила, что это из-за того, что они и вправду были очень молоденькие.

– Добро пожаловать на Ферму Хайбери Хаус, леди, – поприветствовал мистер Джонс, бросая скептический взгляд на каждую из них: – Не знаю как у вас на фермах, но здесь – запомните это! – я не потерплю никакого нытья. Если вы работу выполнять не могете, то я ушлю вас туда, обратно, откуда явились. Ясно вам?

– А что за работу-то мы будем работáть? – спросила какая-то рослая девица, которую Бэт не знала, и криво ухмыльнулась.

Она произносила гласные с таким шиком, что остальные девушки стали бросать на нее взгляды, и даже Бэт бросила на нее еще взгляд попристальней. Кроме того, говоря это, девица сильно подалась вперед из общего полукруга стоявших, словно дожидаясь, когда же ее выдворят вон.

Мистер Джонс фыркнул:

– Расчищать угодья подле господского дома. У нас неделя на то, чтобы раскорчевать и засеять этот участок.

Бэт приуныла, подумав о том, как много красоты было принесено в жертву этой войне. Каждый раз, когда мистер Пенворти отправлял ее с посылками в усадьбу, она отваживалась заглянуть хотя бы на немного в сад. Дойти до озера она не осмеливалась из-за риска, что ее заметят либо медперсонал госпиталя, либо слуги, но ей нравились зеленые комнаты сада, с их удивительными укромными уголками, куда можно было спрятаться. Она как-то попыталась расспросить Стеллу про зеленые комнаты, но приятельница ответила, что у нее каждый божий день дел невпроворот и делать ей больше нечего, чем в саду обретаться.

– Которая из вас умеет водить? – спросил мистер Джонс. Руки подняли Бэт и Кристин. – Ключи в замках зажигания, сами найдете. Остальные идут пешком.

Бэт, опередив свою соперницу, быстро подошла к одному из тракторов и залезла в кабину.

– Поеду с тобой, ты не против? – прозвучал чей-то голос, говоривший стоял с другой стороны трактора.

Бэт высунулась из кабины, перегнувшись через спинку соседнего сиденья, и увидела ту шикарную девицу, которая пялилась на нее, уперев руки в боки.

– Тогда полезай быстрее!

Забиралась она долго и с трудом, за это время Бэт успела выдавить педаль и включить зажигание. Трактор издал рев и ожил.

– Давно за баранкой? – спросила ее неожиданная попутчица.

– Месяца два-три, – ответила она.

Попутчица пожала плечами:

– Мне и так сойдет. Я Петунья Брейли-Хаторн. – Трактор поехал. Петунья расхохоталась: – Имечко жуткое, знаю, но это лучше, чем то, каким называет меня мамáн.

Бэт не удержалась и поинтересовалась:

– И каким же?

Петунья скорчила рожицу:

– Лепесточек.

Бэт расхохоталась:

– Ты права. Петунья лучше. Я Бэт Педли.

Мистер Джонс прикрикнул на них:

– Я вам плачу не за то, чтобы вы тут знакомства заводили, леди!

– Он вообще нам не платит. С гнильцой мужичок. Платит правительство, – деловито сказала Петунья.

Бэт прикусила губу, сумев подавить усмешку.

То, что Ферма Хайбери Хаус располагалась в ближайшем соседстве к самому Хайбери Хаус, никакого удивления не вызывало, поскольку когда-то она являлась одним из владений этого поместья. Однако располагаться дверь-в-дверь» в сельской местности – это нечто совершенно иное, чем в городе, потому медлительному трактору понадобилось добрых десять минут, чтобы доехать до полей, представлявших собою границу земельных угодий Хайбери Хаус.

За это время Бэт уяснила, что Петунья никакая не шикарная деваха. Она была bona fides[40]40
    Bona fides (лат.) честная.


[Закрыть] голубых кровей – дочерью второго из сыновей одного барона, который принял наследство от своей любимой тетушки и сумел это скромное состояние приумножить до потрясающих размеров.

– До войны папá занимался банковским делом, но сейчас он чего-то там делает по работе для Государственного казначейства. Вероятно, военные облигации. А мамáн до войны просиживала зад в нескольких попечительских советах, но как только Германия захватила Польшу, она принялась заниматься военной благотворительностью.

– Как же ты стала лэнд-герл? – спросила Бэт, выруливая к теплицам, находившимся на территории имения.

– Ты имеешь в виду, почему я ввязалась вот это вот все, а не пошла на флот в «Рены»[41]41
    Рены» (WRNS) (The Women’s Royal Naval Service) – Женская вспомогательная служба ВМС. Это женское подразделение королевских военно-морских сил Великобритании, существовавшее во Второй мировой войны.


[Закрыть]? – захохотала Петунья.

Бэт покраснела:

– Извини, я просто подумала, ведь служба во флоте – это…

– … то, куда хотят пристроиться все детки-мажоры, такие как я, – закончила предложение Петунья, по-доброму улыбнувшись: – Мне нравится быть на свежем воздухе.

Воображение Бэт тотчас нарисовало картинку того, как на охоте Петунья, в красном жакете и бриджах для верховой езды, перепрыгивает на своем коне широкие стремительные ручьи.

– И не только верховая езда и охота, – добавила Петунья, будто прочитав ее мысли: – Я рыбачу, занимаюсь греблей, кэмпингом, хайкингом. Винить в этом надо моих братьев.

– Сколько у тебя братьев? – спросила Бэт.

– Трое, и каждый из них может быть и чудным, и раздражающим одновременно.

– Мне бы хотелось, чтобы у меня был брат. Или сестра, – призналась Бэт. Если бы у нее были родные братья или сестры, то все могло бы сложиться иначе. Ее родители все равно бы умерли и ей все равно пришлось бы уехать жить к тетке Милдред, но, быть может, тогда она бы не была настолько одинока.

Довольная Петунья продолжала болтать:

– Если я на природе, я чувствую себя самой счастливой. Мне показалось, что стать лэнд-герл – это гарантия того, что я смогу и на открытом воздухе находиться, и службу нести. Думаю, папá это на какой-то миг озадачило, но мамá просто счастлива, что я больше не стою у нее на пути.

Они ехали вдоль липовой аллеи, и Петунья от восторга открыла рот.

– Красотища ведь, да? – спросила Бэт. Она преисполнилась странного чувства гордости за то, какой вид открылся им с берега озера на дом вверх по склону холма: – Как по мне, так это, наверное, самое красивое место, которое я когда-либо видела.

– Мне кажется, срубить это все ради каких-то бобов, или что там они собираются сажать тут, – настоящий позор! – сказала Петунья.

Они припарковались позади другого трактора, Бэт заглушила мотор. Недалеко от особняка медленно прогуливались на костылях несколько раненых, в шезлонгах полулежали другие раненые. Бэт чувствовала на себе их взгляды – любопытные, не враждебные – и она поняла, почему: не каждый день обитатели госпиталя видели, как трактором управляет женщина.

Она начала спускаться из кабины, и вдруг кто-то из мужчин подал ей руку. Бэт обернулась через плечо и увидела, что на нее снизу вверх глядит и улыбается белоснежной улыбкой капитан Гастингс – без куртки, в одной рубахе, манжеты рукавов были расстегнуты.

– У, тебя, похоже, все схвачено, но мне показалось, что следует тебе все же предложить помощь. На всякий случай, – сказал он.

Трудясь на Ферме Темпл Флосс, Бэт пропадала в амбаре и в полях, поэтому с тех пор, как она и капитан Гастингс беседовали в прошлый раз, прошла неделя, и девушка с удивлением отметила, насколько рада видеть его. Но, при этом она почувствовала себя немного виноватой из-за того, что в тот раз в письме Колину уверяла его, успокаивая, что в Хайбери она едва ли разговаривала хоть с кем-то из раненых солдат.

Но, ответив улыбкой на улыбку капитана Гастингса, она ощутила, как где-то внутри нее зародилась неизведанная волна тепла, и поняла, что ее тянет к этому мужчине. Она взяла его за руку, могла спрыгнуть из кабины самостоятельно. Однако приземлившись, невольно поморщилась.

– Я твое раненое плечо задела, – пробормотала она.

– Ничего.

– Капитан Гастингс…

– Если я позволю себе из-за какого-то никчемного ранения стать хоть на йоту менее учтивым, то в тот же день мне придется подписать свою полную капитуляцию, мисс Педли, – сказал он.

– Ну, а мы не можем подобную капитуляцию принять. Петунья, – обратилась Бэт к своей новой подруге, – это капитан Гастингс. Иногда он прогуливается вдоль полей мистера Пенворти и останавливается поболтать.

– Прекрасное имя, – сказал он.

Петунья смерила его взглядоми расхохоталась:

– Имечко жуткое, но так уж меня зовут.

– Что привело трудработниц в Хайбери Хаус сегодня? – спросил он.

Бэт словно протрезвела:

– Мы обязаны сровнять с землей здешние сады.

– В самом деле? – он удивленно вскинул брови.

– Эту землю реквизировали, – объяснила Петунья. Она нахмурилась: – Вы, кажется, удивлены.

Здоровой рукой он потер тыльную сторону шеи. Капитан Гастингс выглядел озадаченным:

– Вообще-то не удивлен, per se[42]42
    per se (лат.) по сути.


[Закрыть]. Этим утром я видел, что Миссис Саймондс вернулась из Лондона. В разговоре она упомянула, что днем собирается провести время в саду, после того, как поможет нескольким из наших парней надиктовать письма домой.

Бэт нахмурила брови так, что между ними залегла морщинка:

– Но разве собственники не должны получать уведомление, если их земли реквизируют?

– Так оно и есть, – ответил капитан Гастингс.

– Что если мистер Джонс ошибается? Что если он превышает полномочия? Миссис Саймондс надо знать о его приказе, – затараторила Бэт, едва успевая словами выразить мысли, быстро мелькавшие в ее голове. Она говорила, говорила и не могла остановиться. Если оставался хоть малейший шанс сохранить прекраснейшее место еще хоть на какое-то время, она просто обязана была попытаться!

– Спасибо вам, капитан Гастингс, – девушка повернулась к Петунье: – Задержи мистера Джонса – уж постарайся запереть этого старого скакуна в стойле! Забросай его вопросами. Будь язвой, ты это умеешь.

– Мне это труда не составит. Но куда ты? – прокричала Петунья ей вслед.

– Мне нужно найти миссис Саймондс.

Естественно Бэт не могла так запросто вломиться в особняк и потребовать увидеться с леди – владелицей поместья. Миссис Саймондс отродясь не знала, кто такая Бэт.

Но был один человек, кто знал.

Когда Бэт рывком распахнула дверь в кухню, Стелла от неожиданности подпрыгнула, деревянная ложка из ее руки со стуком упала на разделочный стол. Кухарка схватилась за сердце:

– Матушки мои, а я-то уж подумала, к нам враги прорвались.

Бэт, задыхаясь, проговорила:

– Ты правильно подумала. Нужно найти миссис Саймондс, прямо сейчас.

– Миссис Саймондс?

– Где она? Я должна поговорить с ней.

– Ты даже с ней не встречалась ни разу.

– Стелла! – вскричала Бэт: – Нас сюда привезли, чтобы вырубить сад миссис Саймондс.

Стелла сорвала свой передник, быстро размотала длинный плат, которым завязывала волосы, когда готовила:

– Идем со мной.

Она буквально взлетела по ступеням лестницы для слуг, таща Бэт за собой словно на буксире, затем через дверцу, замаскированную под стенные панели, они попали на просторную лестничную площадку, затянутую шелковыми обоями. Изумрудно-зеленый плюшевый ковер приглушил их торопливые шаги, а когда в спешке миновали старинные напольные, так называемые «дедушкины», часы, те пробили одиннадцать.

– Попробуем поискать ее в детской, – бросила Стелла через плечо.

– В которой?

Стелла встала как вкопанная на пороге одной из бывших детских комнат и требовательно спросила:

– Где миссис Саймондс?

– В палате «B», – ответила медсестра, указывая куда-то себе за спину.

Тут она перевела взгляд на ботинки Бэт:

– Ей туда нельзя.

– А если я сниму ботинки? – спросила Бэт.

Сестра немного замялась. Бэт успела скинуть ботинки, причем без помощи рук, а проделав это большими пальцами ног, и, споткнувшись, шагнула вслед за Стеллой в широкие двери.

– Мисс! – закричала им вслед медсестра.

Палата «B» явно была когда-то комнатой для рисования, но теперь от всех художественных принадлежностей избавились, за исключением огромной люстры-канделябра. На больничных койках сидело около дюжины мужчин, у одних, подобно капитану Гастингсу, – руки на перевязях, у других – ноги в гипсовых лубках. У маленького столика за пишущей машинкой – леди в темно-зеленом платье с черным воротничком.

– Миссис Саймондс! – окликнула ее Стелла.

Женщина подняла голову и поглядела на вошедших так же, как и все солдаты и сиделки в палате.

– Мисс Аддертон, вы что тут делаете? – удивленно миссис Саймондс, пальцы ее так и лежали на клавишах машинки. Сидевший на койке возле нее юноша c загипсованной рукой тоже глядел на них с интересом.

– Извините, миссис Саймондс, но у мисс Педли есть неотложная новость, которую она должна сообщить вам, – выдохнула Стелла.

Бэт выступила вперед, и все увидели, что она была необута, в толстых вязаных носках.

– Мисс Педли, – подбодрила ее миссис Саймондс усталым, но твердым тоном.

– Простите меня, что беспокою вас, миссис Саймондс. Я просто обычная лэнд-герл, – начала она.

– Да, нетрудно догадаться, – сказала Миссис Саймондс.

– Сегодня утром нам велели приехать в Хайбери хаус, – сказала девушка.

Миссис Саймондс недовольно повела подбородком:

– Зачем?

– Мистер Джонс сказал, что вашу землю реквизировали. Прямо сейчас у подножия склона, где луговина, – тракторы! – выпалила Бэт.

– Это абсурд. Они не могут просто так взять и проехать туда и начать выкорчевывать мои сады. Я не получала повестку о реквизиции земельного участка, – в голосе миссис Саймондс зазвучали возмущенные нотки.

– Бэт говорит, ордер у него, – сказала Стелла.

– Мистер Джонс готов начать работы в любой момент, если уже не начал. Он хочет вспахать и засеять эту землю в течение недели.

– Миссис Саймондс, я их вижу, – крикнул один из раненых, приподнявшийся в постели и выглянувший в окно за изголовьем его койки.

– Второй лейтенант Уилкс, сядьте! – рявкнула сиделка.

– Я просто пытаюсь помочь, – буркнул боец.

Миссис Саймондс вскочила из-за пишмашинки:

– Ведите меня к мистеру Джонсу, мисс Педли, будьте добры.

Облегчение нахлынуло на Бэт:

– Да, миссис Саймондс.

Диана

За те месяцы, что миновали со дня гибели Мюррея, Диана узнала, на сколь многое может сподвигнуть человека гнев. Гнев и горе – вот что помогло ей пережить те, самые темные дни, когда по приказу правительства к ее дому на грузовиках стали подвозить, а затем принялись заносить в ее комнаты белые эмалированные рамы госпитальных коек, матрацы, хирургическое оборудование и кресла-каталки для раненых.

Когда Диана стремительно выскочила из бывшей комнаты для рисования в западном крыле особняка, ее вновь переполнял и жег гнев. Ее было слышно, как следом поспешали и не могли за ней угнаться мисс Аддертон и та лэнл-герл.

На лестничной площадке парадной входной лестницы, огромной, высокой и величественной, расположенной в середине здания, она заметила миссис Диббл, которая разговаривала о чем-то с сестрой-хозяйкой.

– Миссис Диббл, – окликнула она. – Мне нужна вчерашняя почта, обе разноски, утренняя и вечерняя, а также сегодняшняя утренняя!

– Да, миссис Саймонд. Я сейчас принесу, – сказала экономка.

– Сейчас же, миссис Диббл! – крикнула хозяйка поместья.

За ее спиной раздались звуки шагов, в их шаркании и шорохе она расслышала тихо произнесенные слова «сад» и «реквизирован». Стиснув кулаки, Диана толчком плечей распахнула двустворчатые французские двери, ведшие на веранду.

Рев тракторных двигателей, доносившийся от подножья холма с берега озера, заставил ее поторопиться – она сбежала вниз по большой луговине, пробежала мимо зеркального пруда туда, где у одного из тракторов толпились в своих одивково-коричневых одеяниях лэнд-герлз. А в кабине сидел мистер Джонс, с покрасневшим лицом смотревший на мужчину в военной форме с рукой на перевязи, который почти разлегся в большом железном ковше трактора и рассматривал оттуда на весь окружающий мир с таким видом, словно растянулся на cофе под лучами нежаркого утреннего солнышка.

– Мистер Джонс! – подбегая, крикнула Диана фермеру.

Мистер Джонс надвинул козырек кепки на лоб и поглядел с прищуром на приближавшуюся к нему женщину:

– Вы и кавалерию привели с собой, да, миссис Саймондс?

Она коротко оглянулась через плечо и увидела, что за ее спиной стоят мисс Аддертон, мисс Педли, Синтия и старшая медсестра. А в дюжине ярдов позади них бежала запыхавшаяся миссис Диббл, высоко размахивая белым конвертом.

– Пожалуй, моя работа тут выполнена, я так думаю, – сказал офицер, грациозно выбираясь из тракторного ковша.

– Как вас зовут? – спросила его Диана.

– Капитан Грэм Гастингс к вашим услугам, мадам, – ответил он, отвешивая такой низкий поклон, какой только мог.

– Благодарю вас, капитан Гастингс, – кивнула она. – Мистер Джонс, я не получала никакого приказа о реквизиции моей земли, поэтому я бы очень хотела знать, что вы делаете в моих владениях.

Фермер сунул руку в карман своего пиджака, вынул какой-то сложенный лист бумаги и протянул ей.

– Вы что, думаете, я полезу за этим наверх, на ваш трактор? – она иронично изогнула одну бровь.

С нескрываемой досадой фермер поднялся со своего сидения в кабине и спустился на землю:

– Вот, нате, мэм. Вы, ясно-понятно, можете прочесть бумагу.

Он был прав. Ровные печатные строчки приказа гласили, что на нужды сельского хозяйства реквизировались все земли поместья Хайбери Хаус.

Ее сад. Он оставался одним из того немногого, чем она еще владела. На протяжении всей этой проклятой войны она делала что только могла, лишь бы сберечь его. А они собираются у нее теперь его отобрать.

– Я просто выполняю приказы, – сказал мистер Джонс.

Тут подбежала миссис Диббл, запыхавшаяся и взмокшая от пота. Она протянула Диане конверт, которым размахивала. Диана медленно надорвала клапан конверта и вытащила копию приказа, адресованную ей.

– Он был во вчерашней утренней почте, – сказала экономка.

– Вижу. – С другой стороны, что решили бы, что изменили бы эти сутки? Против войны не попрешь.

Усилием воли уняв трясущиеся руки, она сложила обратно по сгибам копию приказа, принадлежавшую Мистеру Джонсу, и протянула ему обратно:

– Я так понимаю, что луговиной придется пожертвовать.

Он сунул бумагу обратно в карман своего пиджака:

– Ага, и сад должен идти под вырубку.

– Нет, – проговорила она твердо. – Только не сады.

– Диана, будь же разумна. Приказ есть приказ, – принялась увещевать ее золовка, – Уверена, тебе разрешат сохранить кухонный садик.

– Я действую сейчас абсолютно разумно. Зеленые комнаты – полезны и они – используются. Их нельзя взять и перелопатить, – ответила Диана.

– Какой толк от цветов на войне? – спросил мистер Джонс.

– Цветы – для солдат, – произнося это, она решительно расправила поникшие было плечи.

– Для солдат? – переспросил он.

– Да, – сказала она, – Они – целебные.

– Целиком и полностью согласен с миссис Саймондс, – произнес капитан Гастингс, встав рядом с ней. – Я могу засвидетельствовать целебное воздействие природы на вернувшихся после боев.

– Капитан Гастингс прав, – сказала старшая медсестра. Диана обернулась на нее, но та выглядела все такой же суровой, как обычно, просто в этот раз так вышло, что они очутились в одном окопе. – Мы имеем дело с людьми, которым довелось пройти через, пожалуй, одни из самых тяжелейших испытаний, какие только можно представит. Сад приносит им умиротворение, дает избавление, пусть ненадолго.

– Да неужели? – Диана расслышала тихое ворчание своей золовки.

– Неужели вы хотите лишить раненого, которые только пошел на поправку, шанса побыть в мирной обстановке, мистер Джонс? – строго спросила Диана.

Фермер набычился, помотал головой:

– Приказ о реквизиции….

– Эта земля используется. Приказ касается неиспользуемых земель. Если позже я получу повторный приказ вырубить все сады, так тому и быть. Но сейчас вы можете довольствоваться лишь луговиной, – заявила она.

Обведя взглядом лица окружающих, глядевших на него с ожиданием и надеждой, мистер Джонс хмыкнул:

– Мне тоже высланы строгие предписания, сколько полей я должен засадить. С одной только этой луговиной земель у меня все равно будет недостаточно. Это мне тоже нужно. – Он показал пальцем на длинную полосу цветников.

Диана призадумалась: она понимала, что если мистер Джонс не сдаст то количество урожая, которое от него требуют, то будет обязан ответить, по какой причине, и что из-за этого в Хайбери может нагрянуть правительственная следственная комиссия.

Она коротко согласно кивнула:

– Вы можете взять вот ту небольшую территорию и луговину. Ни больше, ни меньше.

Через мгновение мистер Джонс уже кричал, повернувшись назад:

– Теперь порядок! За работу, леди!

Лишь теперь, когда фермер отвернулся, Диана позволила себе издать долгий вздох облегчения. Теперь сады в безопасности.

– Благодарю вас, капитан Гастингс, – сказала она.

– Не за что, – он склонил голову в поклоне, – Бесславно было бы потерять такую красоту, даже ради благой цели.

– Я признательна за поддержку и вам тоже, – сказала Диана, обращаясь к медсестре.

– Я сказала правду. Сады действительно помогают бойцам, – ответила та.

– Тогда, прошу вас, поощряйте их, чтобы они пользовались садами по назначению. Ну а уж если кому придет на ум захватить с собою на прогулку по зеленым комнатам пару секаторов, я буду счастлива найти для них заделье, – сказала она.

Медсестра кивнула:

– Уверена, среди наших раненых найдутся такие, кто искренне захочет и будет физически в силах осуществить это ваше пожелание.

– Мисс Педли, я не знаю, как и чем отблагодарить вас за все то, что вы сделали сегодня. Эти сады много значат для меня, – Диана умолкла на какое-то время, стараясь проглотить ком в горле, – Пожалуйста, не стесняйтесь пользоваться всеми садами в любое время, как только вам заблагорассудится.

– О, я не могу…

– Бэт у нас художница, – встряла в разговор мисс Аддертон.

Диана удивленно приподняла бровь:

– Вот как?

– Я просто делаю карандашные наброски, то там, то здесь. Ничего более, – смутилась мисс Педли.

– Она меня нарисовала на обрывке картонной коробки, так быстро, знаете ли. Я глазам поверить не могла. Получилось ну вылитая я, – поделилась мисс Аддертон.

– Рисованием я просто балуюсь, – настаивала мисс Педли.

– Надеюсь, вы не собираетесь сделаться одной из тех женщин, которые отказываются верить в себя и зарывают в землю собственные таланты, – сказала Диана.

Не повторяй мою ошибку.

Девушка уже была готова продолжить возражать, даже рот приоткрыла, но подумала и – кивнула головой в знак согласия.

– Хорошо, – сказала Диана.

Ты не отказывалась верить, ты просто сдалась, сдалась по всем фронтам.

– Мисс Аддертон, уверена, у вас имеются обязанности на кухне, к которым пора вернуться, – добавила хозяйка поместья.

Она не стала ждать ответа. Вместо этого Диана пошла обратно к дому прямо по прекрасной зеленой луговине, которой не суждено встретить свое следующее лето.

Она засунула руки в карманы своего длинного кардигана – никак не могла унять дрожь в руках.

Уже в доме, на подходе к своему укромному убежищу – тем немногим комнатам, что не были у нее отобраны и еще оставались ее собственностью, – она увидала отца Делвина: он сидел в кресле-каталке, вытянув раненую ногу перед собой, костыли стояли рядом.

– Вы можете любому генералу преподать пару уроков того, как надо проявлять силу, миссис Саймондс, – своеобразно поприветствовал он ее

– Откуда вам известно, что там стряслось? – спросила она, осторожно вытаскивая руки из карманов.

Он жестом указал на лужайку:

– К сожалению, это было легко, как дважды два. Просторную ровную луговину, такую как эту, в какой-то момент они непременно захотели бы оттяпать для сельхознужд. Трудармейки на тракторах лишь подтвердили это мое опасение.

– Да, что ж, большая часть сада может оставаться нетронутой. По крайней мере, сейчас это так, – сказала она.

– Сад многое значит для вас, – произнес он.

Она непроизвольно расправила плечи:

– Сад нужен бойцам.

– Но ведь в этом сокрыто нечто большее, не так ли, миссис Саймондс? – она не ответила, тогда он указал на пустое кресло-каталку возле своего: – Прошу, сядьте же.

– Вы хоть понимаете, что в моем собственном доме не я приглашаю вас присесть, а приглашаете меня присесть вы, – хозяйка особняка обратила его внимание на покоробившую ее фразу.

– Разве вам никогда не хотелось, чтобы кто-нибудь позволил вам передохнуть хоть на минутку, – задал он встречный вопрос.

У нее защемило в груди. Отчего такая мелочь, такая простая фраза, так глубоко ранила ее? Почему одна лишь мысль о том, что кто-нибудь может увидеть, как много злобы и горечи скопилось там, в глубине ее души, внушала ей такой страх?

– Я не могу отдыхать, – проговорила она, все же сев в кресло. – Я нужна Хайбери.

– Хайбери всего лишь дом, – парировал он.

– Я нужна Робину, – не сдавалась она.

– Робину вы действительно нужны, но он отнюдь не позабытый-позаброшенный малыш.

– Он раньше был серьезно болен.

– Но нынче, буквально на днях, я видел, как он бегает с Бобби Рейнолдсом. Если так пойдет и дальше, в один прекрасный день вы можете обнаружить, что он стал капитаном школьной команды по регби.

– В школу-интернат я его отправлять не стану.

– Точно не станете? – спросил армейский священник, – Что ж, в любом случае, полагаю, мы с вами оба знаем, что Робин – это вовсе не та причина, из-за которой сегодня утром вы мчались вниз по лугу.

Она мрачно посмотрела на него:

– В чем тогда причина?

– Вы сами-то как думаете?

Мюррей.

Когда-то она и помыслить не могла, что полюбит Хайбери Хаус – переехав в него после замужества, она оказалась бы так далеко от всех своих немногих подруг, родителей, любимой учительницы игры на арфе. Но пока она колебалась, ехать или нет, Мюррей настаивал. Он говорил, что будущих детей растить им лучше всего будет в сельской местности. Что до своей хирургической клиники в Лондоне он уж как-нибудь придумает на чем добираться. Что она будет жить в сельской местности и станет заниматься только их домом, украшать его.

– Тебе не придется ни о чем беспокоиться, дорогая, – говорил он, стоя за ее спиной, воркующим голосом ей на ушко, обнимая ее за талию, подбородок его уютно устроился в ямке на ее плече. – Ты только подумай о всех тех просторах, которыми мы будем владеть, особняк ведь огромный. Детская для наших ребяток. Комнаты для гостей. А для своей арфы ты сможет обустроить музыкальную гостиную, свою собственную. Ты влюбишься в это поместье.

Она, сидевшая за туалетным столиком, с полураспущенными волосами, из которых выпала половина шпилек, извернулась в кольце его рук и поцеловала его. А потом она сказала да.

Мюррей был прав. Диана влюбилась в Хайбери Хаус. Было невозможно не влюбиться – в те, их самые первые, дни, в те прекрасные летние дни. чтобы сбежать от шума и пыли ремонтных работ, которые велись в доме, молодожены брали покрывало, кучу диванных подушек и уходили в зимний сад. «Наш сад» – так называли они это место. И она почти верила, что они были единственными, кто знал о нем. Муж медленно запускал свои пальцы в ее волосы и как бы расчесывал их, при этом развивая, разглаживая все кудряшки, которые она так старательно навивала на бигуди накануне, но ей было совершенно не жаль своей прически.