Текст книги "Последний сад Англии"

– Подсобите мне, ладно? – попросила она, крепко хватаясь за прутья решётки ворот.

Генри с Эндрю одновременно навалились на старые проржавелые створки, и ворота распахнулись – в первый раз за много десятков лет. Затем все, следом друг за другом, прошли через ворота и очутились в Зимнем саду.

Сидни огляделась кругом, медленно осознавая, сколь многое Эмма уже сделала: – А здесь будет красиво.

– Вы уверены, что хотите продолжать восстанавливать его, даже после того, как нашли эту коробку? – спросила Эмма, надеясь, что её приятельница скажет да.

Сидни утвердительно кивнула: —До этого это был сад для тех, кого постигли утраты. Теперь я хочу, чтоб он стал таким местом, где у нас появятся новые – счастливые – воспоминания.

Эндрю обвил рукой талию своей жены и поцеловал её в макушку: – Думаю, нам следует начать прямо сейчас.

Сидни улыбнулась своему мужу, глядя на него снизу вверх: – Через семь с половиной месяцев нас станет уже трое – скоро по этому старому большому дому начнёт бегать наш малыш, топоча своими маленькими ножками.

– Но далеко убегать не будет, – сказал Эндрю, слегка побледнев.

– О, Сидни! – У Эммы перехватило дыхание, она заключила свою подругу в объятья. Вот оно то, чего она искала – быть частью общей радости от того, что начинается что-то новое. Быть дома.

Сидни шепнула ей на ушко: – А ты будешь поблизости, чтобы это увидеть.

Эмма от неожиданности даже отшатнулась: – Как ты узнала?

– В маленькой деревне ничего не утаить. Помнишь такую поговорку? На днях я в бакалейной лавке столкнулась с твоим агентом по недвижимости.

– Никому кроме Чарли я ещё не говорила, что присматриваю дом, но, наверное, я ненароком могла упомянуть, что задержусь здесь ещё на какое-то время, – сказала Эмма, бросая взгляд на Генри: а тот тусовался возле Эндрю, пожимал руку Чарли, сильно тряся, и хлопал его по спине.

– Не спешите, оставайтесь здесь столько, сколько хотите, могла бы сказать я вам. Но вот они, я почти уверена, уже готовы вот-вот свалить отсюда в паб Белый Лев, – Сидни сделала шаг назад и объявила:

– Думаю, мне надо сесть. Никогда раньше я не принимала всерьёз тех, кто говорил мне, что беременность – дело утомительное, но теперь в этом сама удостоверилась. Отчего бы нам всем не испить по чашечке чаю?

– Меня дважды приглашать не надо, я готов, – откликнулся Чарли.

– Разрешите мне хотя бы сунуть в землю да прикопать эту гортензию, – попросила Эмма.

– Я помогу тебе, – сказал Генри.

Сидни с Чарли переглянулись, но, не сказав ни слова, ушли. Эндрю за ними следом.

– Что ж, – сказала Эмма.

– Вернёмся к работе, – сказал он.

Эмма потянулась, было, к лопате, но вновь отвлеклась на то, чтобы украдкой взглянуть в свой телефон.

– Что ты в нём постоянно проверяешь? – спросил Генри.

Она повернула телефон так, чтобы показать ему фото страницы Библии.

Он шагнул поближе, чуть нагнувшись к экрану, и положил руку ей на поясницу: – Ну и на что это я сейчас смотрю?

Она прочла: – «Хелен Мари Годдард выходит замуж за Артура Мелькорта в 1893 году».

– Всё равно не улавливаю, – сказал он.

Семейное древо показывает, что братом Хелен является Мэттью Спенсер Годдард. В переписке между Винсентой и её братом Адамом, который занимался всеми денежными сделками её бизнеса, есть пробел, длившийся всю осень 1907 года. Затем Винсента объявляется, словно из ниоткуда, в Америке в 1908, уже замужем за неким мужчиной по имени Спенсер Смит. Но точно такое же имя было у Мэттью Спенсер Годдарда, брата Хелен Мелькорт.

– Так ты думаешь, что Спенсер Смит на самом деле это Мэттью Годдард? – спросил он.

– Посуди сам. Винсента была одинокой женщиной, работавшей на семью его сестры. Она оставляет Англию без каких-либо объяснений и никогда сюда больше не возвращается. Я думаю, она бежала потому, что она и Мэттью полюбили друг друга.

– Но почему бы им было просто не взять да не пожениться? – спросил он.

– Должно быть всё было гораздо серьёзнее. Думаю, у неё с Мэттью была любовная связь и на кону оказалась её репутация.

– И потому Мэттью женится на ней, но берёт другую фамилию, для того, чтобы никто не смог бы проследить, где и когда началась эта любовная история и связать это с работой Винсенты в Хайбери Хаус, – сказал он.

– А ещё взгляни-ка на это, – произнесла она взволнованно, перелистала в телефоне галерею фото и остановилась на снимке письма профессора Уэйлана которое, которое она накануне пересылала СМС-кой Чарли: – Один профессор, который иногда помогает мне, отыскал в архиве вот это письмо Спенсера Смита – в 1912 году он послал его Винсенте: «Порой, когда ты далеко, я вспоминаю о тех небесных – celestial – узах, что навек связывают меня с тобой. Та радость, которая утекла сквозь наши пальцы, привела нас туда, где мы находимся сейчас. Надеюсь, ты не ненавидишь меня за то, что я не испытываю никаких сожалений, ведь теперь у меня есть ты…» Кто-то надписал слова “Сад Целесты” на чистовике планов садов Хайбери – на том листе, который был заготовлен для вот этого сада. С чем же таким небесным – celestial – связан этот сад?

Лёгкая улыбка коснулась самых кончиков его губ: – Мне очень сильно нравится, как ты взволнована из-за этого.

Она ухмыльнулась: – Мне приятно думать, что, быть может, я знаю такую тайну Винсенты Смит, которую не знает никто другой в целом мире. Кроме тебя.

Генри взял свою лопату и принялся сгребать глинистую землю так, чтобы заровнять дно посадочной ямы, закопав то углубление, из которого они вытащили коробку: – Знаешь, – проговорил он, не прекращая трудиться, – А я вот так и не получил никакого ответа на мой вопрос.

Она скрестила руки на груди и посмотрела на него: – Что это был за вопрос?

– Когда же мы всё-таки выпьем вместе?

– Ты сейчас приглашаешь меня чисто по-соседски или хочешь назначить мне свидание?

Он фыркнул со смеху: – Ну раз уж тебе пришлось спросить это, то да, я не очень-то умею тонко намекать.

Эмма пересекла узкую полоску земли, разделявшую их, и поцеловала его. Она почувствовала, как удивился он, по тому, как приоткрылись его губы, но затем он охватил ладонью её затылок и стал покачивать, словно в колыбели, при этом поцелуй его становился все глубже. Её руки скользнули вверх по его предплечьям, по его плечам, завладели его волосами. Она притянула его ближе к себе, позволяя себе, наконец-то, делать то, чего она так страстно желала с того самого момента, когда он забрал у неё сумку с овощами и затащил её в паб, заманив её в свой мир.

Когда их поцелуй закончился, он продолжил удерживать её, словно якорем, касаясь руками её губ.

– Давай не пойдём в паб, а пойдём сразу ужинать домой, – выдохнул он.

Она засмеялась, обняв обеими руками его за талию: – А я-то уж подумала, ты не попросишь об этом никогда.

Диана

Декабрь 1944

Диана смотрела, как Бобби берёт свой красненький игрушечный грузовичок, поцарапанный, с облупившейся краской, и кладёт его в жестяную коробку. Прошло три недели с того дня, когда молодая тётушка Бобби, в одной руке неся свой потрёпанный чемодан, в другой – свою дамскую сумочку, покинула Хайбери Хаус. С тех пор Бобби, тихий милый мальчишечка, вёл себя спокойно. Но Диана верила, что пройдёт время, и он вновь станет тем энергичным ребёнком, что играл когда-то с её сыном.

Порой Диану начинала мучить мысль о том, что она, воспользовавшись своими деньгами и своим высоким положением, принудила мисс Аддертон подписать документы, поступив с ней точно так же, как с Синтией, выжив ту из дому. Но, с другой стороны, зачем бы мисс Аддертон было тогда пожимать ей руку, прежде чем зашагать вниз по подъездной дороге прочь из Хайбери? И почему-то единственное письмо, которое бывшая кухарка прислала из Лондона, было адресовано не Бобби, её племяннику, а ей, Диане, хозяйке поместья? В своём письме мисс Аддертон сообщала, что уже поступила в колледж, где обучали секретариату и делопроизводству, и что в нём полно молодых женщин, признанных негодными к строевой службе по всевозможным причинам. А она уже вышла на дежурства в добровольной бригаде скорой помощи в Уиллесдене, где как раз подыскала себе квартирку. И уже принялась обзаводиться новыми друзьями на новом месте.

Во всём письме не было ни одной строчки, адресованной Бобби, ни одного привета для него.

Нет. Хоть в своей жизни Диана и наделала много ошибок, но усыновление Бобби ошибкой не было.

– Роберт, ты уверен, что не хочешь грузовичок оставить? – спросила она, кивком указав на игрушку.

Мальчик передёрнул плечами – она уже начала узнавать это его движение, означавшее, что он смущается: – Он был самый любимый у Робина.

Обжигающие слёзы покатились у неё из глаз: – Тогда ты прав. Ему следует отправиться в коробку.

Молча убрала она в коробку все остальные вещи, разложенные на её письменном столе. Красный джемперок, что связала она Робину на прошлое Рождество. Пару его младенческих фотокарточек, которые она когда-то распечатывала в двойном экземпляре. Набор его крошечных солдатиков, что так отважно сражались в густой траве Садика для детей. Запасной ключ к Зимнему саду.

Её рука дрогнула и задержалась над запечатанным конвертом, который лежал на столешнице справа от неё. Возможно, с её стороны было неблагоразумно прятать документы об усыновлении, но она не желала, чтоб они находились в доме, где Бобби мог на них наткнуться когда-нибудь. Теперь он был её ребёнком – не приёмным, а родным.

Она бережно положила конверт в коробку, закрыла крышку и заперла коробку на замок.

– Теперь пойдём. Пора наше сокровище зарыть, – сказала она, предлагая руку Бобби.

Вместе, держась за руки, вышли они из её кабинета, ставшего ей офисом с того момента, когда она была назначена комендантом госпиталя. В коридоре раненый боец с медсестрой, миловавшиеся друг с другом, завидев её, тут же друг от друга отшатнулись, их испуг насмешил её. Вступив в должность, она перестала быть объектом любопытства – мол, глядите, это та, которая закатила танцевальную вечеринку и свадебный пир! Теперь она стала авторитетной фигурой, вокруг которой надо ходить на цыпочках; которую придётся уважать. А вскорости она докажет им всем, что ей можно доверять, в этом ей поможет старшая сестра-хозяйка госпиталя.

Пока она и Бобби шагали по коридору, солдаты, сновавшие туда-сюда, останавливались, чтобы поприветствовать мальчика. Он жался под бочок Диане, но вежливо в ответ говорил «привет» каждому встречному. Возле палаты «B» они остановились – завидев их, идущих по коридору, из открытых дверей этой палаты их окликнул отец Дэлвин, сидевший там возле койки одного из раненых.

– Идёшь дальше бить нацистов? – спросил полковой священник.

– Это было вчера, – сказал Бобби.

Вчера после ланча она взяла его на променад, чтобы поиграть на там в прятки. И ей дела не было до того, испачкает ли он свои шортики. Бобби смеялся. Смеялась и она. Это был восторг!

– А что же сегодня? – спросил отец Дэлвин.

– Зарываем сокровище, – сказал Бобби.

– Правда? – спросил отец Дэлвин, – И какие же сокровища прячет пират в графстве Уорикшир?

– Грузовичок, игровые карточки и кучу фоток, – проболтался Бобби.

Отец Дэлвин поднял голову и встретился взглядом со взглядом Дианы: – Ах, и впрямь сокровища. Она нагнулась к ребёнку, не выпуская из рук коробку: – Роберт, будь хорошим мальчиком, сходи попроси мисс Диббл, чтоб она отыскала для нас совок. И мои садовые перчатки.

Он побежал вприпрыжку – вприпрыжку! – а она выпрямилась: – Подумала, что похоронить некоторые из вещей, принадлежавших Робину, может помочь ему.

– Ему или вам? – спросил капеллан.

– Нам обоим.

Он кивнул.

– Не думаю, что он понимает. Он знает, что его тётя уехала, но я не знаю, дошло ли это до него, – сказала она.

– Будьте с ним ласковы.

Она кивнула, вспоминая то, что недавно рассказала ей новая гувернантка, – что Бобби ночью бился в истерике.

– Где вы намереваетесь совершить погребение этой коробки? – спросил священник.

– В Зимнем саду. Никогда не понимала, почему это было излюбленным местом Робина, – проговорила она, покачав головой.

– Ничто так не манит мальчиков как запертые ворота.

Она слабо улыбнулась: – Полагаю, вы правы.

– Не забывайте, давным-давно я тоже был маленьким мальчиком, хотя, понимаю, это трудно вообразить, – движением головы он указал куда-то ей за спину: – Ваш пират возвращается.

Бобби вернулся, так же вприпрыжку, размахивая двумя совками и парой садовых перчаток. Протянул их ей.

– Большое тебе спасибо, Роберт, – сказала она, и её голос чуть повеселел. Она сложила все эти принадлежности на крышку коробки, не обращая внимания на рыхлые земляные комья, сыпавшиеся с садовых перчаток и запачкавшие её кашемировый свитер: – Теперь пойдём?

Словно специально ради них, дождь, моросивший весь день, прекратился, стоило им начать свой путь через зелёные комнаты сада. Когда они достигли Зимнего сада, она вытащила из своего кармана тот ключ, что положила туда заранее, и отперла ворота.

– Ну-ка, где же теперь пират закопает это сокровище? – спросила она

– Здесь! – крикнул Бобби и побежал к деревцам кизила.

Она вручила ему совок, и они вместе выкопали яму для коробки. Большая часть той земли, что выкапывал Бобби, падала обратно в яму, но он продолжал трудиться, высунув от усердия язык. Когда яма стала почти с фут глубиной, он поглядел на Диану и спросил: – Когда тётя Стелла вернётся?

Вопрос этот словно вонзился ей прямо в сердце: – Прости, Роберт. Твоя тётя Стелла больше не могла жить в Хайбери и не могла взять тебя с собой туда, куда уехала, – В каком-то смысле такое объяснение было и достаточно близко к правде, и являлось достаточно простым, чтоб ребёнок смог его понять.

– Она что, умерла? – спросил он.

Ещё один приступ внезапной боли в сердце: – Почему ты это спрашиваешь?

Он повозил своим совочком по рыхлой земле: – Когда папа умер, мне нельзя было к нему в гости. И к маме тоже было нельзя.

– Нет, Робин, она не умерла. Она счастлива и здорова, просто очень занята на работе, вот поэтому ты теперь живёшь здесь, в Хайбери, со мной. Нам следует успеть зарыть это сокровище, покуда снова не пошёл дождь.

Она опустила коробку в землю, и они с Бобби вместе принялись кидать совками землю до тех пор, покуда не осталось ничего, кроме невысокого холмика свежей земли.

В молчании покидали они Зимний сад, остановившись лишь для того, чтоб в последний раз запереть за собою ворота. Затем Диана взяла Бобби за ручку и повела к озеру, вниз, к самому урезу воды.

В озеро вдавался маленький пирс из валунов. Весь путь дотуда она крутила в руке казавшийся ей непомерно тяжёлым ключ.

– Готов сказать «до свидания»? – спросила она.

Бобби кивнул.

Сделав глубокий вдох, она швырнула ключ так далеко, как только смогла. Он булькнулся в озеро, и вокруг этого места стали расходиться по воде круги.

– Миссис Саймондс, – позвал он.

Она поглядела на него сверху вниз: – Да?

Он помедлил, глядя на неё снижу вверх, и сказал: – Можно я буду звать вас мамой?

– Почему ты захотел это сделать? – спросила она.

– Потому что вы делаете все такие вещи, как делают мамы.

Из груди её вырвалось рыдание, но она закрыла ладонью свободной руки себе рот, силясь сдержаться.

– Да, – прошептала она, – конечно же, можно.

– Мамочка, – проговорил он, словно пробуя это слово на вкус, – а мы попьём какаву?

Она сдавленно засмеялась и схватила мальчика в охапку: – Пойдём, поглядим, что там имеется в кладовой.

Эпилог

Март 1908

Она спускается по сходням с корабля, радуясь вновь очутиться на твёрдой земле. Пересечь Атлантику оказалось делом не столь трудным, как её предостерегали, однако пяти дней, проведённых в плавании, было вполне достаточно.

Локоть её сжимает чья-то ласковая рука, и она поднимает свои глаза вверх. Он с улыбкой глядит на неё сверху вниз: – Готова?

– Думаю, да.

Сердце её до сих пор болит при мысли о всём том, что было оставлено ею в Англии – её брат, её дом, её воспоминания – но она замечает, что с каждым днём боль эта постепенно притупляется.

Они сбежали из Хайбери в морозное январское воскресенье, когда – это знали наверняка – Мелькортов не было дома. Они прошли напрямую по полям фермы Хайбери Хаус, а затем через калитку возле её прежнего коттеджа.

Пересекли дорожку, обсаженную лавандой, вышли на тисовую аллею, что вывела их прямо к Саду Целесты. Он немного отступил, а она подошла к воротам. Старший садовник – милый, дорогой друг – заранее письмом сообщил ей, где она сможет найти ключ. Ключ был под камнем, в точности, как он и описывал. Она отперла замок и вошла, на ходу засовывая ключ в карман.

Большая часть этого сада была только-только засажена, но она словно воочию видела то, как он разрастётся, как заполнит всё это пространство. Травы уже стали высокими, выглядели так благородно на фоне красной кирпичной стены. Морозники зацвели ослепительно белым. А из земли пробивались зелёные стрелки подснежников и крокусов, крепкие, с тугими бутонами, что вот-вот распустятся, не то что в ближайшие несколько недель – в ближайшие дни.

Часть её сердца навсегда останется в Саду Целесты.

Но сейчас её взгляду предстаёт её новый дом. Здесь я буду делать большие проекты, думает она, касаясь пальцами лежащего в кармане рекомендательного письма, которое прислал ей Мистер Шоот, приложив к нему записку, в которой значилось следующее: Королевское общество ботанического наследия проголосовало за то, чтобы начать приём женщин в свои ряды начиная с мая месяца этого года. Так что как только она устроится на новом месте, то сразу же напишет Мистеру Шооту и станет постоянным автором-корреспондентом его журнала. И начнёт новую жизнь с мужчиной, которого любит. С Мэттью.

Вот только звать его так ей больше нельзя. В их первую ночь на борту корабля, когда они в своей каюте лежали в койке, он сказал ей, что подумал и решил, что отныне лучше обращаться к нему по его второму имени – Спенсер. Им ни к чему подогревать слухи о том, что произошло между садовницей и братом её нанимательницы.

– Я также решил сменить фамилию. К ней я не питаю привязанности, – сказал он, бережно беря её лицо в чашу своих ладоней.

– Кем же ты станешь? – спросила она, а корабль качал их койку, то вздымаясь, то падая вниз, на океанских волнах.

– Я тут подумал, а стану-ка я Смитом. Смитов столь много, ну, будет ещё один? – он замолчал, продолжив после паузы, – И это твоя фамилия. Чего ещё мне желать?

Она поцеловала его, благодарная судьбе, что послала ей мужа, столь чуждого условностям.

Проживая те осенние дни, каждый из которых был до краёв наполнен болью, она научилась находить и беречь чудные моменты надежды и радости от возможности быть рядом с тем, кого любишь. Та ночь в каюте была одним из таких моментов, и она станет вспоминать о ней, если когда-нибудь горе и боль станут вновь невыносимыми.

Наконец, корабль подтягивают буксирами к доку и матросы швартуют его толстыми канатами к кнехтам пристани, спускают трап. Вся толпа пассажиров подаётся вперёд, каждый желает поскорее очутиться на твёрдой земле. Винсента суёт свою ладошку в широкую ладонь своего мужа – теперь она готова сойти на чужой берег, где их новое приключение они встретят вместе.

Примечание автора

Книга «Последний сад в Англии», можно сказать, выросла из сада. Не один год я вынашивала идею написать книгу про несколько разных поколений женщин, которых объединяет вместе один сад. Я не ведала ещё, ни где он находится, ни как он выглядит, не знала, отчего каждый из персонажей чувствует к нему столь сильное притяжение. Но уже тогда я понимала, что, в какой-то момент, подобно плоду на дереве, замысел созреет и воплотится в нечто особенное.

Ключ к той истории я нашла, когда начала изучать историю реквизированных особняков. Точно так же, как во время Первой Мировой войны, в годы Второй Мировой Британскому правительству нужны были площади для размещения учебных полигонов, госпиталей, казарм и административных зданий. Некоторые из тех великолепных сельских поместий, что вполне могли бы послужить отличным фоном для сериала «Аббатство Даунтон», предоставили свой кров школам, сиротским приютам и родильным отделениям для женщин, которые были эвакуированы со всей страны из крупных городов из-за угрозы вражеских бомбёжек. Но реквизировали не только такие огромные дома с дюжинами спален. В государственное пользование забирали даже флигеля, деревенские дома и сельские гостиницы. Дом моих родителей также какое-то время служил казармой для одной из частей Женских вспомогательных военно-воздушных сил.

Это было произведено согласно «Правилам по чрезвычайной обороне», изданным на основе «Подзаконного Акта о чрезвычайной обороне» 1939-го года. В своём великолепном историческом исследовании «Наши незваные гости: обычная жизнь в необычные времена в загородных домах Британии военного времени»[62]62
    “Our Uninvited Guests: Lives in Extraordinary Times in the Country Houses of Wartime Britain” by Julie Summers


[Закрыть] Джули Саммерс детально описывает реальные ситуации, когда, получив данные предписания, некоторые домовладельцы делали всё возможное, лишь бы только прогнать прочь вторгшихся чужаков. И у некоторых из них были вполне обоснованные причины бояться тех военных, что приходили в их дома.

Так, в графстве Саффолк до тла сгорел Мелфорд Холл – особняк Сэра Уильяма и Леди Хайд Паркер – из-за ночной попойки, учинённой расквартированными в нём офицерами, которая вышла из-под контроля. Однако, другие домовладельцы, такие как Леди Мэйбл Грэй из Хоуик Холл в графстве Нортумберленд, с распростёртыми объятиями встречали постояльцев, радуясь тому, что этим вносят свой посильный вклад в борьбу и приближают победу.

Леди Грей, явившаяся во многом прототипом Синтии Саймондс, служила комендантом военного госпиталя, который размещался в её доме в годы обеих Мировых войн. Когда началась Вторая мировая, согласно оценкам Военного ведомства было подсчитано, что потребуется двести тысяч госпитальных коек. И они были организованы – в госпиталях для выздоравливающих, подобных Хоувик Холлу, где из женщин, которые, как Леди Грей, до войны привыкли управлять большими загородными домами и руководить штатом обслуги, насчитывавшим не один десяток человек, вышли идеальные коменданты. Коменданту был нужен помощник-интендант, который заправлял всем необходимым для проведения операций, она же вела дела с докторами, со старшими-сёстрами-хозяйками и прочим старшим медицинским персоналом госпиталя, чтобы удостовериться, что всё идёт гладко. Это являлось жизненно важной частью военной службы, поскольку оборудование реквизированных домов позволяло военным госпиталям работать по приёму и лечению раненых военнослужащих, как мужчин, так и женщин, а затем перенаправлять их в госпиталя для выздоравливающих, располагавшиеся в сельской местности, для восстановления, физической подготовки, закаливания и последующего возвращения в строй.

Работая над этой книгой, я нанесла визит в Аптон Хаус в графстве Уорикшир, состоящий на попечении Национального фонда «Аптон Хаус и Сады»[63]63
    Upton House and Gardens – национальный фонд по сохранению и продвижению природных красот и исторических достопримечательностей.


[Закрыть]. Лорд Бирстед[64]64
    Маркус Сэмюэл, 1-й виконт Бирстед, мировой судья (1853–1927), известный как Сэр Маркус Сэмюэл в период с 1898 по 1921 год, а затем как Лорд Бирстед до 1925 года, был лорд-мэром города Лондона и основателем транспортно-торговой компании «Шелл»


[Закрыть] разместил банк, которым владела его семья, в своей загородной резиденции, а банковских служащих поселил на прекрасных землях этого поместья, которое теперь является одной из форм недвижимости, принадлежащих Национальному фонду. Однако не только история имения Аптон Хаус в годы войны вдохновила меня на создание книги, но также и его сады, которые совмещают в себе прекрасные цветочные бордюры в классическом английском стиле с так называемым «болотным садом»[65]65
    Bog garden (англ.) – особый тип сада. В нём используется постоянно влажная (но не заболоченная) почва. Обычно болотный сад состоит из мелководья, примыкающего к пруду.


[Закрыть], который кажется неокультуренным, диким ландшафтом. А самым чудесным является то, что сад этот, как выяснилось, был спроектирован одной молодой женщиной по имени Китти Ллойд-Джонс. Если верить её биографу, в 1920-х – 30-х годах у неё имелись некие клиенты-нувориши, нанявшие её, дабы придать ощущение, что у владельцев есть хороший вкус, тем огромным садам, которые они приобрели вместе со своими новыми домами как часть своего недавно сколоченного состояния. Образ Винсенты объединил в себе черты нескольких талантливых женщин-садоводов прошлого, таких как Ллойд-Джонс, а также гораздо более известная Гертруда Джекил, чьё влияние на садоводство было столь глубоко, что многие из выработанных ею принципов применяются до сих пор.

Неподалёку от Аптон Хаус, в городке Чиппинг-Кэмпден расположен Хидкот Манор. Сад поместья Хидкот – это результат труда Сэра Лоуренса Джонстона, реально существовавшего джентльмена, которому книжные персонажи Винсента и Мэттью наносили визит в те первые дни, когда он только начал свои ухаживания за ней. Именно после поездки в Хидкот в один из жарких августовских дней я придумала, что виденье Винсентой её проекта сада в Хайбери Хаус будет осуществлено через призму зелёных комнат.

Хидкот распланирован практически так же, как Хайбери – с живыми изгородями, разделяющими зелёные комнаты сада, в каждой из которых Джонстон сфокусировался на каком-либо одном цвете или на одной конкретной теме. Во время моего приезда красные бордюрные клумбы были все в цвету и послужили источником вдохновения для Сада влюблённых в этой книге. На самом деле, именно увидав эти алеющие цветники, я начала видеть возможность того, какими могли бы стать придуманные мною сады Хайбери.

Я научилась любить сады ещё будучи маленькой девочкой, копаясь в земле рядом с моим папой. Тот факт, что большую часть своей взрослой жизни я прожила в Нью-Йорке и центральном Лондоне, означал, что к тому времени, когда я занялась написанием данной книги, мне ещё не успела выпасть возможность иметь удовольствие создать собственный сад – за исключением того совсем небольшого количества горшечных растений, что цвели перед моим домом. Если в этой книге допущены какие-либо ошибки в посадках, то это целиком и полностью моя вина и мои ошибки. Однако мой чрезвычайно ограниченный опыт, касаемо выращивания моих собственных растений, научил меня тому, что не бывает никаких ошибок, когда дело доходит до садоводства. Порой совершенно грамотно подобранные растения, над которыми хлопочут, за которыми ухаживают, погибают безо всякой на то причины. В других случаях, выяснила я, какое-нибудь растение – позабытое-позаброшенное, растущее в неподходящей почве, выживающее при нехватке или переизбытке солнца, посаженное вообще не в том месте, – глядь да и вымахало огромным, крепким, словно сорняк, бросив вызов всем ожиданиям!

Я верю в то, что, во многом подобно книгам, сады – это тоже нечто природно-стихийное, непредсказуемое, и потому красоту свою они открывают тогда, когда сами это выберут и там, где сами решат. От нас же зависит не забывать время от времени делать паузу и наслаждаться этой красотой каждый день.