Текст книги "Последний сад Англии"

– Но когда мы отыщем другое место, где обвенчаться, пройдет столько времени, что я уже не смогу удерживать в секрете, что жду ребенка.

– В таком случае мы последуем твоему плану. Вместе, – сказал он.

– Уедем?

– Да. Мы тихо обвенчаемся и уедем в путешествие в Италию или Испанию. Это будет выглядеть, как если бы мы уехали, чтобы провести там наш медовый месяц, и это позволит тебе спокойно доносить беременность. Месяц спустя мы напишем домой и сообщим всем, что влюбились в тамошние сельские красоты и решили остаться еще на подольше. У тебя родится ребенок. Мы объявим о его рождении девять месяцев спустя после даты венчания. Затем через пару лет мы вернемся с ребенком, ростом чуть повыше, чем другие двулетки, но кто разглядит это различие?

Тем не менее, оставались и другие риски. Одно неверное движение, одно вылетевшее слово. Скандал может разрушить и его, и мою семью. Будь я более порядочной женщиной, мне бы следовало уйти прочь тогда же, сразу же. Но вместо этого я нервно сглотнула и кивнула: – Тогда мы будем венчаться.

Он поймал мое лицо, заключил в свои ладони, прикоснулся своим лбом к моему:

– Ты не пожалеешь об этом. Я обещаю тебе, – он сделал шаг назад, – Мне следует вернуться в дом. Хелен примется разыскивать меня.

Я смотрела, как он уходит, петляет меж деревьев, пригибая голову и уворачиваясь от ветвей, до тех пор пока он словсем не скрылся из виду.

Сидя тут и записывая эти слова, я знаю, что мне следует быть счастливой. На мне женится хороший, честный мужчина. Я не буду принуждена вынашивать ребенка в одиночестве. Первый раз за всю мою жизнь со мной будет идти кто-то рядом, бок о бок. Но, не смотря на все это, я не могу отделаться от некоего давящего чувства, которое потопляет всю эту радость: что мы наивны, думая суметь убежать от раскачивающегося маятника часов и от того погибельного краха, который неизбежно последует.

Тем не менее, оставались и другие риски. Одно неверное движение, одно вылетевшее слово. Скандал может разрушить и его, и мою семью. Будь я более порядочной женщиной, мне бы следовало уйти прочь тогда же, сразу же. Но вместо этого я нервно сглотнула и кивнула: – Тогда мы будем венчаться.

Он поймал мое лицо, заключил в свои ладони, прикоснулся своим лбом к моему:

– Ты не пожалеешь об этом. Я обещаю тебе, – он сделал шаг назад, – Мне следует вернуться в дом. Хелен примется разыскивать меня.

Я смотрела, как он уходит, петляет меж деревьев, пригибая голову и уворачиваясь от ветвей, до тех пор пока он словсем не скрылся из виду.

Сидя тут и записывая эти слова, я знаю, что мне следует быть счастливой. На мне женится хороший, честный мужчина. Я не буду принуждена вынашивать ребенка в одиночестве. Первый раз за всю мою жизнь со мной будет идти кто-то рядом, бок о бок. Но, не смотря на все это, я не могу отделаться от некоего давящего чувства, которое потопляет всю эту радость: что мы наивны, думая суметь убежать от раскачивающегося маятника часов и от того погибельного краха, который неизбежно последует.

Бэт

Суббота, 12 августа, 1944 год

Саутгемптон

Милая моя Бэт,

Каждый раз, когда я получаю одно из твоих писем, солнце начинает сиять для меня снова. Они – это то, что поддерживает меня, и благодаря им я знаю, что сумею пройти через эту бесчеловечную войну, чтобы вернуться домой к тебе.

Ты спрашивала меня, каково это – работать в тылу. Знаешь, мне нельзя рассказать тебе много, иначе, боюсь, в этом письме останутся одни лишь замазанные черным строки, но я скажу, что это не похоже на то существование на голом инстинкте, которое я испытывал, когда шел в бой. То чувство не заменить ничем. Однако в том, что мы делаем сейчас, я могу видеть хорошее. Вот на дорогу выруливает грузовик, груженый бензином, и я знаю, что это продвинет наши войска пусть не на много, но вперед. Вот доставлены припасы – Мука для полевых пекарен или мясо для армейских магазинов – и я знаю, что бойцы будут сыты.

Как там ферма? Как мистер и миссис Пенворти? Подцепила ли, в конце-концов, Рут какого-нибудь летуна? Эти милые мелочи делают меня ближе к тебе и к Хайбери.

Навести Лорда Уолфорда в Брэмбридж Манор, сделай это для меня. Знаю, ты не захочешь беспокоить человека, владеющего таким большим поместьем, но он человек одинокий и я за него переживаю.

Только пообещай мне, что не позволишь ему очаровать тебя и не выскочишь за него вместо меня. Хоть ему и 73 года, но он граф.

Я тебя люблю.

Твой навек,

Грэми

Бэт смотрела Рут, сидевшую на краю ее кровати и щурившуюся от падавших на нее последних угасающих лучей позднего летнего заката. Рут пыталась накрасить пальцы на ногах лаком, изготовленным по какому-то самодельному рецепту, но эта краска получилась слишком комковатой и провести ей четкую линию никак не удавалось.

– Как думаешь, так лучше? – спросила Рут, задирая ступню повыше, так чтоб Бэт могла ее оценить.

– Не желаю я разглядывать твои ноги, Рут, – сказала она, прятая свое лицо за книгой, которую подняла высоко, к самому носу: – Не могла бы ты, пожалуйста, вернуться обратно на свою кровать?

– Твоя к окну ближе. Кроме того, мне нужно твое мнение, – заныла соседка по комнате, – Я полу-слепая курица, ты же знаешь,

– Носи очки и не будешь, – указала ей Бэт.

– Легко тебе говорить, ты почти замужняя женщина. А я не могу выйти в люди в очках.

– Почти замужняя – это совсем не то, что замужняя, – Бэт напомнила Рут.

За те недели, что миновали с Дня-Ди, она сумела поуспокоиться. Немножко. Сразу после высадки, за все те три долгие недели, от Грэми было всего несколько писем – полевая почта только-только налаживалась. Но когда он начал сопровождать грузы из Саутгемптона в Нормандию и обратно, Бэт начала получать письма через день да каждый день. Грэми не мог рассказывать ей много, про то, чем сейчас занимается, но, казалось, там он был в безопасности, настолько, насколько солдат может быть.

Каждый раз в каждом письме он признавался ей, что любит ее. Каждый раз, когда она читала эти слова, она знала, что выбрала правильного мужчину. Но в голове ее накрепко засели те слова миссис Саймондс: Любовь может заставить женщин совершать нелепые поступки. Умных делает дурами. Они отказываются от того, что никогда не намеревались бросить…

День шел за днем, а Бэт все прокручивала эти слова в уме. Она не была наивна.

Она знала, что после войны между ней и Грэми все будет по-другому. Для начала, тогда она уже не будет лэнд герл. Все ее подружки – Петунья, Элис, Кристин, даже Рут – Вернутся обратно по домам, в свои респектабельные семьи. Стелла тоже покинула бы Хайбери как можно скорее, если бы не Бобби, в этом Бэт была уверена.

Не смотря на все это, она хотела остаться. Там было много людей, которые встретили ее радушно и помогли ей почувствовать себя как дома. Супруги Пенворти, миссис Ярли, семейство Ланг – они жили дальше вниз по дороге и держали овец. Обычно угрюмый мистер Джонс являл собою приятное зрелище в те дни, когда, встречая ее, брюзгливо приветствовал. Даже хозяйка поместья миссис Саймондс, бывая в деревне, приветствовала ее, хотя смешно было бы даже мечтать о возможности дружбы между ними.

В Хайбери она могла бы быть счастлива – В этом она была убеждена – и она не намеревалась упустить это свое счастье в обмен на расплывчатое обещание жизни на армейских базах, кочуя по всей стране, нигде не пуская корни. Она отказывалась снова чувствовать себя сиротой.

– Давай же, – Рут потрясла своей ступней перед самым лицом Бэт.

Она вздохнула и бегло взглянула на пальцы ее ног: – Мои поздравления, выглядит, словно ты накрасила их джемом из красной смородины.

Рут раздраженно фыркнула: – Не могу понять, почему не получается.

– Может, потому, что в рецепте не предполагалось, что ты станешь смешивать лак для ногтей в кухонной мойке миссис Пенворти, – сказала она.

Рут навзничь хлопнулась обратно на кровать Бэт: – Неужто просить хоть чуточку эффектной роскоши – это так много?

Бэт невольно улыбнулась. Ее первое впечатление от Рут – что эта хорошо одетая избалованная женщина будет жаловаться, всегда и на все, на какую бы должность ее ни определили, – до сих пор сохранялось неизменным. Однако Рут не хуже ее знала, каково это – заснуть еще до того, как твоя голова успеет коснуться подушки, поскольку весь день тюковала сено. Она так же, как и Бэт, знала, что такое лопнувшие водяные мозоли на руках, трещины на пятках и обветренные губы. Они обе были лэнд герл и связь эта кое-что да значила.

– Отчего бы нам не сходить завтра в Лемингтон-спра да не поглядеть, а не удастся ли там отыскать для тебя новую помаду, – сказала Бэт.

Рут перекатилась на бок: – Неужто?

– Да. У нас же выходной. Будет весело.

Рут завизжала от удовольствия, а Бэт, усмехнувшись, снова принялась за свою книжку.

Действительно было весело. В Лемингтон-спа, где были магазины, люди и не видать ни одного трактора, Рут стала сама собой.

Бэт позволила, чтоб соседка по комнате прошвырнулась по всем магазинам в поисках нового платья для танцев. Бэт была приятно удивлена, когда, не обнаружив там ничего достойного себя, Рут завернула в универмаг в отдел тканей.

– Думаю, даже при таком скудном материальном довольствии я исхитрюсь раскроить платье так, что лиф будет по всему переду сверху до низу застегиваться на маленькие пуговки, обтянутые этой же тканью, а подол оставлю настолько пышным, насколько будет возможно. Этот кобальтово-синий цвет будет божественно оттенять мои волосы, – сказала Рут, взбивая свои длинные медно-рыжие кудри.

– Будет, – сказала Бэт, когда они пошагали на жд станцию, – Но я не знала, что ты шьешь.

Рут ухмыльнулась:

– Откуда ты думаешь, у меня такой потрясающий гардероб теперь, когда мода столь унылая? Просто шью я поздно по ночам, после того, как все улягутся спать.

– Я знать не знала.

– Ты дрыхнешь крепче, могла бы подумать, – Рут вдруг рукой схватила Бэт за предплечье и остановила, – Я бы хотела купить цветок в волосы.

– Ну, хорошо, – сказала Бэт, взглянув на свои часики. Они вполне могли успеть на следующий автобус.

Они лавировали среди толпы людей, что сплошным потоком выходили из жд станции на площадь, но никак не могли протиснуться к тому маленькому цветочному киоску, который располагался посреди этой площади.

– Лондонский поезд, должно быть, только что прибыл, – сказала Бэт.

– Интересно, есть ли среди них какие-нибудь новые летчики. Я слыхала, что некоторые уже возвращаются из Нормандии, – сказала Рут, пристально изучая толпу.

– Рут, если ты притащила меня сюда только для того, чтобы….

Из дверей станции выходил Грэми.

Бэт бросилась к нему. Бежала, расталкивая людей. Она была уже почти рядом с ним, когда он, в конце концов, увидал ее. Его вещмешок свалился у него с плеча, когда он широко раскрыл руки и заграбастал ее в свои объятья, целуя.

– Ты здесь. Как ты очутился здесь? – бормотала она, прижимаясь губами к его губам.

– Командир наградил меня внеочередным отпуском. Я заскочил в первый же поезд из Саутгемптона на север. Ты – то единственное место, где я хочу быть.

Прямо там, посреди жд станции, под взглядами всего Лемингтон-спа, она целовала его так, словно больше никогда не поцелует его вновь.

Наконец, когда они, задохнувшись, оторвались друг от друга, Грэми прислонился лбом к ее лбу:

– Это в точности так, как любой мужчина мечтает, чтоб его встретили дома.

– Поверить не могу, что ты здесь, – прошептала она.

– Капитан Гастингс, хорошо видеть вас здесь, – их окликнула Рут откуда-то из-за спины Бэт.

– Поди прочь, Рут, – сказала Бэт и ее соседка по комнате засмеялась этой ее шутке.

– Бэт?

При звуке этого голоса вся радость, охватывавшая Бэт, окружавшая ее, словно радужный мыльный пузырь, в один миг лопнула. И она, и Грэми обернулись – и Бэт увидала Колина, в первый раз за почти год, что миновал со времени их последней встречи. Он, казалось, стал выше ростом, несли чем она помнила, хотя заметно исхудал. Его форма выглядела чистой, но поношенной. Однако самым разительным образом изменилось его лицо – оно осунулось, щеки запали, а взгляд стал пустым. Колин выглядел каким-то… омертвелым.

– Колин, – сказала она, ощутив, что Грэми обнял ее.

– Это он? – спросил Колин.

– А ты кто? – парировал Грэми.

Бэт глянула на Рут – та стояла с раскрытым ртом.

– Со всем уважением, Капитан, но ты обнимаешь мою девушку, – сквозь стиснутые зубы процедил Колин.

Грэми весь стал, словно натянутая тетива:

– Ты ошибаешься, Рядовой. Это моя невеста.

– Бэт, скажи ему….

– Прекрати, – она резко оборвала Колина на полуслове: – Вы, оба, прекратите.

– Не ожидал я, что ты – та еще штучка, Бэт, – проговорил Колин.

– Какая такая штучка? – переспросила она.

– Предательница, – он словно выплюнул это ругательное слово.

Грэми рванулся, было, вперед, но Бэт из всей силы стиснула своей рукой его предплечье:

– Стой, где стоишь.

Затем она сделала шаг вперед, к Колину, прямо поглядела ему в лицо:

– Ты что здесь делаешь?

– Получив твое письмо, я сразу же подал рапорт о переводе, но подписанный приказ пришел только что. Мне еле удалось выбить увольнительную на 48 часов – приехать сюда, тебя повидать.

– Лучше бы с родителями повидался. Колин, мы с тобой оба пытались, но я никогда не любила тебя, да и ты меня не любил.

– А теперь ты помолвлена, – Колин помрачнел, – Не думал, что ты это имела в виду. Многие девчонки пишут такие вещи, но на самом деле не имеют это в виду.

Она покачала головой:

– Колин, я жалею, что причинила тебе боль. Я могла бы рассказать тебе больше о Грэми, о том, какие чувства я к нему испытываю, но все так быстро завертелось. Но тут есть и доля твоей вины, Колин. Ты на меня словно из засады напал – позвонил по телефону и попросил стать твоей девушкой перед самой твоей отправкой на фронт. Это было не честно.

Он весь как-то поник:

– Я думал… Я думал, мы друзья.

– Мы были друзьями, но не более того. Тебе просто хотелось, чтобы тебя дома ждала какая-нибудь подруга, а для меня, той меня, которой я была тогда, в Доркинге, этого, возможно, было бы достаточно, но этого не достаточно для меня сейчас, для меня нынешней. Только здесь я зажила по-настоящему, здесь – Моя жизнь. Здесь у меня есть люди, которые меня любят.

– Я люблю тебя, – сказал он, – но она видела, что он и сам-то с трудом верит в эти свои слова.

– Нет, Колин, не любишь. Ты любишь лишь саму мысль о том, что у тебя кто-то есть.

– Твои письма поддерживали меня. Мне помогало то, что не только моя мамка, но и кто-то еще пишет мне, – сказал он.

– Меня это радует. Я всегда буду беспокоиться, как ты там. Но люблю я не тебя. Я люблю Грэми, – сказала она, глядя на своего жениха, который придвинулся ближе к ней, – Я собираюсь выйти за него замуж.

Колин не ответил ничего, Рут погладила его по руке

– Идем, Рядовой… – Рут присмотрелась к нашивкам на форме Колина, – Колин Экклз. Идем, купишь мне цветок.

Все еще ошарашенный Колин позволил Рут увести его прочь, к цветочному ларьку.

– Бедолага, – сказал Грэми.

Бэт приподняла бровь:

– Ты его жалеешь? Ты же чуть в драку не полез с ним прямо посередь вокзала.

– Я думал, он пытается тебя у меня отбить и увести.

– Я не телушка какая-нибудь, которую можно вот так взять и увести. Я – женщина, которая свой выбор сделала, – сказала она.

Он улыбнулся:

– Я женюсь на тебе хоть сегодня, если ты пойдешь за меня, Элизабет Педли.

– На сколько тебе дали увольнительную? – спросила она.

– На 4 дня.

– Мы обвенчаемся в понедельник, послезавтра, – и в же тот миг, когда эти слова сорвались с ее губ, Бэт совершенно четко осознала, что это было именно то самое, чего она так жаждала.

– Ты точно решилась? – спросил он, беря ее щеку в свою ладонь.

Она не хотела больше ждать Грэми. Она не знала, как сложится их жизнь, но они это выяснят. Вместе.

– Я выйду за тебя, Грэми. Но я хочу, чтоб ты знал, что меня не устроит такое счастье, когда прийдется собираться в 24 часа и слепо следовать за тобой повсюду, куда бы тебя ни командировали, – сказала она.

– Ни к чему говорить об этом прямо сейчас, – сказал он.

– Есть нужда. Я хочу быть твоей женой, но я не буду, покуда ты мне твердо не пообещаешь, что у меня будет дом. Постоянный дом.

Он поглядел вниз, на их соединенные руки, – они стояли, взявши друг друга за руки, – и большим пальцем провел по костяшкам ее руки, таким же точно жестом, как тогда, когда он впервые коснулся ее, там, в Зимнем саду: – Окей.

– Окей?

– Ежели это так для тебя важно, то мы сумеем устроить так, чтобы это осуществилось, – сказал он.

Она, все это время стоявшая, замерев и задержав дыхание, выдохнула: – Спасибо тебе. Теперь нам надо спланировать свадьбу.

– Мы могли бы отправиться в Уорик.

Она покачала головой: – Я не хочу свадьбу в холле городской мэрии. Я хочу свадьбу в Хайбери.

– Ты уверена? – спросил он.

– Думаю, тамошний викарий отнесется к нам с симпатией.

– Ты уже всю деревню Хайбери обвела вокруг пальца, не так ли? – спросил он.

– Нет, – сказала она, – Это просто мой дом. Вот и все.

Он сдержанно улыбнулся ей и затем согласно кивнул: – Понятно.

А она понадеялась, что он и взаправду понял.

Эмма

Август 2021

Эмма сидела за большим уличным садовым столом, по правую руку от нее сидели ее мать и папа, по левую руку – Сидни и Эндрю, хозяева поместья. Этот круг бы был должен замыкать Чарли, но он отпросился, поскольку ему было необходимо именно в эти выходные сплавить свою лодку вверх по каналу до Бирмингема. Вместо него это место напротив нее занимал теперь Генри – В кислотно-оранжевой рубахе, на которой шелкографией напечатано одно из фото Билла Уизерса времен его последнего альбома – и продолжал ухмыляться каждый раз, как ее мать говорила что-то типа: – Я так полагаю, у этого дома есть некая собственная стать, не так ли?

Несколько раз Эмме, словно подростку, от стыда хотелось спрятать голову в ладонях и застонать. Но оказалось, что все те двусмысленные комплименты, которые отпускала мать, не могут пробить броню светлого оптимизма Сидни.

– Будь он еще хоть чуть-чуть больше, я бы потеряла в нем Эндрю, – рассмеялась Сидни, поглаживая черную шелковистую шерсть на спине Клайда, сидевшего у ее ног. Бонни, довольная, разлеглась на солнцепеке в нескольких шагах поодаль – идеальная очень хорошая собака, хоть сейчас на фотографию.

– Так много места и это все для двоих человек, – сказала мать, сумев так извернуть похвалу, что та прозвучала словно осуждение.

– Это всецело моя вина. Я всегда очень любила это имение и практически мольбами заставила моих родителей позволить мне выкупить его у них, – сказала Сидни, – Долгое время для меня оно было своеобразным Моби Диком.

– И мы, – Эндрю взял свою жену за руку, – Мы надеемся, что пройдет не слишком много лет до той поры, как нас не будет лишь двое.

Эмма видела, как прозвучавшая в этих словах его любовь передалась Сидни и как ее глаза зажглись ответной нежностью.

– Удачи вам обоим, – сказал папа, – Планируете ли вы что-то еще делать с садом, помимо того его восстановления, которым занимается Эмма?

Сидни и Эндрю переглянулись:

– На самом деле мы давно уже подумывали о том, чтобы вновь открыть его для публики на весенне-летний период, но не в первый сезон после заложения, а через несколько лет, когда сад станет зрелым.

– Действительно? – спросила Эмма, в изумлении даже привстав со стула, – Но как же насчет вашего первоначального проекта сделать доступным для жителей коммьюнити кухонный садик?

– Мы сначала тоже очень хотели именно так поступить, но потом подумали, что стыдно владеть всем этим огромным пространством и не поделиться им, – Сидни сделала паузу, – Я не знала, как к этому отнесетесь вы.

– Это ваш сад. Я всего лишь та, кто недолгое время нанята для того, чтобы поработать над ним. Если вы не возражаете против того, чтобы самим управляться с садом, то могли бы взглянуть на то, как поступили в Кифтсгейт Корт. Тамошние сады до сих пор находятся в семейном управлении, и они совсем неподалеку от вас, – сказала она.

– Не будет ли в таком случае с садом чересчур много возни? – спросила мать.

Эмма дернула плечом:

– Да, но если вы будете взимать маленькую плату за вход, это может помочь компенсировать стоимость некоторых работ, которые требуются, чтобы поддерживать сад в ухоженном виде.

– Это будет замечательная реклама для Turning Back Thyme, не так ли, Эмма? – спросил папа.

– Будет. Только надо понимать, что, когда все будет готово к торжественному открытию, придется без умолку рассказывать посетителям о том, как осуществлялись восстановительные работы, показывать, какие материалы применяли, печатать пресс-релизы и все такое прочее, – сказала она.

– Я и мечтать о вашей помощи могла, а сама я бы запросто могла упустить все это. Я рада, что вам понравилась моя идея, – окрыленная, улыбающаяся Сидни поглядела на родителей Эммы, – Та работа, которую проделывает Эмма, просто потрясающая. Видели бы вы только, на что было похоже это место до того, как она за него взялась.

– Сейчас оно выглядит несколько разнородно, все какими-то проплешинами, вам не кажется? Спросила мать, вытянув шею, словно гусь, и разглядывая длинный цветочный бордюр.

Глаза Сидни сверкнули сдерживаемым негодованием, но Эмма, глядя на нее, сделала ей знак, едва заметно покачав головой. Она-то к таким выходкам привыкла.

– Я все эти проплешины засажу цветами, – сказала она.

– Не возражаете, если мы сделаем еще кружок по зеленым комнатам сада? Там столько всего разного, это просто ошеломляет, – сказал папа, как всегда, став тем самым сапером, кто разрядит любую неловкую ситуацию.

Она не была уверена, намеренно ли он сделал это или же не специально, чтобы разделить их на группы, но все встали из-за стола.

Сидни, Эндрю, Генри и папа – Все они, продолжая держать в руках свои чашки, нестройной толпой двинулись в чайный садик.

– Беседка-газебо, после того, как Джесса и Вишал покрасили ее, выглядит великолепно, – отметил Эндрю.

– А как называется эта бледно-розовая роза, которая увивает ее всю доверху? – спросил папа.

– Я не знаю. Мы пересадили ее сюда из другой части сада. Я раньше никогда не видела такую розу. И, похоже, ее название нигде не зарегистрировано, – сказала Эмма. Она тщательнейшим образом перерыла все планы, составленные Винсентой, но розы этого нигде не маркированного сорта, казалось, вырастали нежданно-негаданно в таких местах, где она этого вовсе не ожидала.

Они разбрелись по чайному садику, а Эндрю и Генри, сопровождаемые Бонни, медленно направились в сторону Сада влюбленных, по пути обсуждая некую службу доставки продуктов» с фермы прямиком к столу», которая недавно начала вести переговоры с Фермой Хайбери Хаус. Наблюдая за ними, Эмма на какой-то миг совсем позабыла, что надо быть начеку, поскольку мать ее рядом и во всеоружии своего острого языка:

– Они довольно-таки милые люди.

Эмма завелась с пол-оборота:

– Так и есть.

– Не слишком зацикленные. Да и Генри этот хорошо выглядит, не по-городскому, конечно, но для фермы вполне сойдет.

Она вздохнула:

– Что значит для фермы сойдет?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Не знаю.

– Загорелое дочерна лицо, грязные руки. Он выглядит, словно все свое время проводит в полях, – сказала мать.

– Руки у него ни разу не грязные, а если уж ты говоришь про него подобные вещи, то давай, скажи им то же самое и про меня, – ответила Эмма, почесывая за ушами Клайда, который ткнулся ей в руку своим мокрым носом.

Ее мать недовольно надула губки; и Эмма поняла, что мать им, скорее всего, уже это высказала.

– Я удивлена тем, насколько фамильярно Сидни к тебе обращается. Обычно такие слащавые сучки, как она, настолько заносчивы, что и слова обслуге своей не скажут, – Выдала тираду мать.

Эмма вылупила глаза:

– Обслуге? Ты в своем уме, мам? Сейчас на дворе не 1860 год и я не китайская служанка. А Сидни – Милая.

– Ты знаешь, тебе не было нужды становиться обслугой. Ты давно могла бы по праву занять свое место в Бристольском университете и теперь быть ровней этим Сидни и Эндрю, – сказала ее мать, – Все твои учителя в один голос твердили, что у тебя талант к юриспруденции или даже к бизнесу.

– Я знаю, что у меня есть талант к бизнесу, поскольку веду бизнес.

– Который того и гляди развалится, не так ли?

– Мам, заткнись! – эти слова вырвались у Эммы совершенно неожиданно. Мать уставилась на нее, ошарашенная тем, что дочка-тихоня ей надерзила, а Эмму понесло так, что не остановить: – Свой выбор я сделала. Я решила, что не хочу поступать в универ, а хочу выучиться на трудовую профессию. Если б я провалилась на экзаменах, ты бы могла мне сказать» вот, что я тебе говорила», поэтому я не стала и пытаться их сдать. Я построила собственное дело, с ноля. Успешное дело, которым я горжусь.

– Тогда зачем же ты все время звонишь, переживаешь из-за платежных ведомостей на зарплату или налоговых отчислений или из-за чего-нибудь еще, что там у тебя стрясется, чуть ли не каждый день? – спросила мать.

– Потому, что мне сложно делать это самой. Это было очень сложно.

– Ты не думаешь обо всех тех вещах, от которых отказались твой отец и я для того, чтобы ты не рисковала так сильно, как когда-то мы, – сказала мать.

– Я не просила вас отказываться от чего-либо! Мам, я никогда не стану одной из тех дам, которые на зимние праздники отправляются на лыжный курорт, а по выходным играют в гольф. Я люблю возиться в саду. Я люблю после работы пропустить пинту-другую эля в пабе Белый Лев. Люблю заходить в каждую деревенскую лавку и здороваться там с каждым встречным.

Я люблю жить здесь, в Хайбери.

Мать какое-то время глядела на нее во все глаза, а потом сказала: – Я за тебя волнуюсь.

– Знаю, что волнуешься, но мне надо, чтоб ты прекратила считать все, что я делаю, ошибкой только из-за того, что я не выбрала ту жизнь, о которой ты мечтала для меня.

– У тебя трудная жизнь, а так не должно было случиться. Твой отец и я так боролись за это до твоего рождения, – сказала мать.

– У меня хорошая жизнь, мам. Жизнь, которую я выбрала. Она просто не похожа на ту, которую выбрала для меня ты. Может, у меня вообще никогда не будет работы в городе и дома в квартале с исторической застройкой и мне необходимо, чтобы ты относилась к этому окейно. И больше не сливай информацию про меня людям, которые, как ты думаешь, могли бы помочь моей карьере. Даже если у них имеется сад, требующий перепроектирования, я слышать не желаю об этом, – сказала Эмма, – Итак, мы О’Кей?

Мать кивнула, практически незаметно, но соглашаясь: – Ладно. Хорошо. Да, я понимаю. Постараюсь больше не пытаться помогать тебе в твоей карьере.

Это было не совсем то, что Эмма пыталась донести до нее, но это было некоей отправной точкой.

– Что еще? – спросила Эмма.

– Я перестану так сильно переживать.

– Хорошо. А еще бы ты могла хоть чуточку больше меня поддерживать, – сказала она.

Мать призадумалась: – Чего ты от меня хочешь?

– Спроси у меня, как идут дела в Turning Back Thyme. Спроси про Чарли, Джессу, Зака и Вишала. Они про тебя всегда спрашивают.

– Это я могу.

Эмма обняла рукой свою маму за плечи и тесно прижала ее к себе:

– Я люблю тебя, мам. А теперь, если ты попросишь Сидни, я уверена, она покажет тебе, как устроен особняк. Она очень гордится всей той работой, которую они здесь проделали.

Ее мама кивнула, соглашаясь, и затем поцеловала дочку в щеку.

Во вторник после того, как накануне ее родители нанесли визит, Эмма зашла в Боу Коттедж, запнувшись о порог, поскольку ей пришлось изловчиться, чтоб не наступить на каталог семян и какое-то письмо, оставленные почтальоном на коврике перед входной дверью. Она совершенно вымоталась. Одна из труб, по которой подавалась вода в Водный сад, лопнула, а чтоб обнаружить течь и устранить, потребовалось перелопатить весь этот сад, сведя на нет все результаты их тяжкого труда. Следующие два дня они заново сажали там все растения, и это выбило их из графика. Снова. Также это означало, что у нее останется меньше времени на работу над Зимним садом.

Эмма уже начала отмечать там вешками те участки, которые будет засаживать новыми растениями, отталкиваясь от рисунков, выполненных бабушкой Генри в военные годы. Чарли целиком и полностью уступил этот проект ей, и это ей было окейно. Каждый раз, перелезая через стену в Зимний сад, она сразу как-то вся успокаивалась, словно это место принадлежало ей.

Да, и сейчас она хотела поскорее вернуться туда, но сначала ей нужно было сытно пообедать, потом долго позамокать в ванной и отоспаться часов этак 15.

Она сбросила с плеча свою рабочую сумку, бухнув ее на кухонный стол, вытащила из нее свой смартфон, чтобы поставить на зарядку – гаджет сдох еще в середине дня. Она только собралась позвонить на городской телефон, который был в особняке, чтобы спросить или Сидни или Эндрю, можно ли ей будет зарядить смартфон у них, если у них отыщется подходящее зарядное устрпойство, но отвлеклась, поскольку пришлось срочно приводить в порядок Водный сад.

Эмма подошла к холодильнику, вынула оттуда контейнер-ванночку с хумусом, надорвала пленку и выдавила хумус в кармашек питы, которая лежала на кухонном разделочном столе. Торчком запихнула питу в тостер, а сама принялась рыться в поисках сыра, чоризо и каких-нибудь фруктов или овощей, хотя они в окружении подобной еды были, так сказать, лишь вежливым поклоном в знак уважения к здоровому питанию. Слишком жарко, лень готовить, но она уже уяснила, что если продолжит так же часто заказывать доставку готовой еды из той китайской забегаловки The Golden Swan в Хайбери, то ее заказы доставщики так и будут приносить с ненужными комментариями насчет того, как же часто они ее видят.

Она резала дольками яблоко, когда вдруг вспомнила про сегодняшнюю почту, по которой прошлась. Положив нож, она вернулась на крыльцо и занесла почту в дом. Она ошиблась – это были два каталога семян, вложенные один в другой, – и какое-то письмо, на конверте которого был надписан от руки ее адрес, а обратного адреса не было. Подсунув палец под клапан, она оторвала его, открыла конверт и вытащила лист плотной хлопковой бумаги.

Ее лицо расплылось в широкой улыбке. Профессор Уэйланд написал это письмо.

20 августа 2021

Моя дорогая мисс Лоуэлл,

Полагаю, вы в порядке. Я был чрезвычайно рад получить Ваше письмо. Мне действительно очень нравятся те маленькие загадки, что вы мне присылаете, а также Ваш жадный интерес к прошлому. Если бы больше представителей Вашего поколения имели бы подобное благоговение перед садами наших великих предшественников.

Меня повергает в трепет то, что вы решили доверить мне эту маленькую загадку касаемо нашей возлюбленной Винсенты Смит. Она была куда как непроста. (Как это чрезвычайно умно с Вашей стороны!) Я не мог припомнить, чтобы с Винсентой когда-либо ассоциировалась некая Целеста, но затем подумал, что забыл об этой великой женщине-садоводе больше, несли большинство людей когда-либо узнают. Когда же я удостоверился, что ни одно из моих изысканий среди книг дома не принесло плодов, то прервал мое счастливое уединение и на пароме прибыл в Университет Хайлендса и островов, где были настолько добры, что позволили мне получить доступ к их исследовательским центрам. В конце концов, спустя три дня изнурительной охоты, вероятно, я разыскал нечто для вас.