Текст книги "Месторождения и история"

Часть II. Процесс открытия и освоения месторождений

Глава 2.1. Этапы открытия месторождений, роль геолога

По традиции ко дню геолога я получил поздравление от коллег из Мало-Ботуобинской экспедиции АЛРОСа. Стандартный текст, подписанный начальником геологической службы АЛРОСа А. Б. Гурманом. В нем говорится о том, что цель работы геолога – поставить богатства недр на службу человеку. И что вслед за первопроходцами «встанут новые города» – в точности, как и 50 лет тому назад. И это в то самое время, когда лучшие из геологов Мало-Ботуобинской экспедиции и Нижне-Ленского геолого-добывающего предприятия говорят о невероятно тяжелых условиях жизни в «улусах» (читай – якутской глубинке). И это в то время, как обе экспедиции, в буквальном смысле слова, сидят на огромных, ими же открытых богатствах недр, эксплуатация которых могла бы в корне изменить жизнь в этих самых «улусах». Но – надо ждать Решения Государства, которое только и гадает, кому выгоднее расписать богатства недр. И, как и при А. Н. Радищеве: «чудище обло, озорно, стозевно и лаяй». Тут ведь и федеральное правительство получить свое хочет, и якутская верхушка, «освобожденная от колониальной зависимости», руку на пульсе держит.

Очень условно историю нахождения и освоения месторождений можно разбить на несколько этапов:

● Первая находка руды.

● Оценка месторождения и «создание его модели».

● Разведка и подсчет запасов.

● Маркетинг месторождения.

● Строительство рудника и начало добычи сырья.

Это, конечно же, идеальная схема. В реальности эти этапы не разделены и зачастую «совмещаются» один с другим. Роль геологов и требования к ним в ходе этих этапов изменяются. На первом этапе от него (геолога) в основном требуется глаз, острое умение наблюдать. На втором он должен проявить эрудицию и по отрывочным данным минералогического состава и геологической обстановки определить возможный тип предполагаемого месторождения, найти правильный аналог его. Третий этап от геолога требует в основном технического мастерства, аккуратности в оконтуривании границ месторождения, опробовании его руд для достоверного подсчета запасов минерального сырья. На четвертом этапе на первый план выходит маркетинг месторождения, доказательство выгодности его разработки, определение возможных потребителей добываемых компонентов на мировом рынке.

После подсчета запасов и маркетинга наступает эпоха освоения месторождения. То, во что воплощаются заключенные в нем богатства, целиком зависит от тех, кому месторождение принадлежит, от широты их государственного и человеческого кругозора. Вперед властно выступают технические проблемы добычи и переработки руды. Геологи разве что проводят дополнительную разведку, чтобы пополнить запасы и не дать месторождению истощиться, дать пищу горнометаллургическому комбинату, работающему на руде месторождения.

На первом этапе речь идет на самом деле не о месторождениях, как они определены в самом начале книги, а о рудопроявлениях и, соответственно, о первонаходителях оруденения.

На первом этапе открытия месторождений геолог играет роль «предсказателя» – человека, дающего прогноз пространственного расположения месторождений. Однако, роль такого рода прогнозов в процессе открытия зачастую сильно преувеличена. В России все еще отстаивают имена «предсказателей» алмазных месторождений, они служат символами школ. До сих пор не утихают дискуссии о том, кто же предсказал алмазные месторождения Сибири. При этом спор идет не об открытии месторождений, а о том, кто дал точное предсказание положения месторождений. Поэтому так часто вспоминают писателя-фантаста А. Ефремова, который в одном из своих рассказов довольно точно указал район, где впоследствии были найдены кимберлитовые трубки. О заключенном Ю. М. Шейнманне, давшем самый точный прогноз пространственного местонахождения алмазных месторождений в одном из закрытых отчетов геологического отдела Норильского комбината, говорят глухо. Но зато большие баталии идут за приоритет В. С. Соболева, указавшего на сходство геологического строения Сибирской платформы и Южной Африки. Как-то забылось, что об этом говорил еще В. И. Вернадский, и, что особо важно, сделал это в 1914 году – в том же году, когда вышла статья П. Вагнера (Wagner, 1914). Прогноз был значителен не только оперативностью, но и тем, что основные черты геологического строения Сибирской платформы были совершенно неизвестны в это время – установленная им аналогия была во многом результатом интуиции. Однако, никакой практической роли этот прогноз не сыграл.

Более важную роль играл не прогноз сам по себе, а определение генетической принадлежности рудопроявлений, создание «моделей» их генезиса. Правильное понимание принадлежности рудопроявления к тому или иному генетическому классу позволяло перешагнуть через этапы дорогостоящей детальной разведки и перейти к промышленному освоению горнорудного района. Яркими примерами этого являются правильная оценка Норильских рудопроявлений Н. Н. Урванцевым, меднорудных рудопроявлений Джезказгана и Балхашского района К. И. Сатпаевым и М. П. Русаковым, Колымского золоторудного района Ю. А. Билибиным.

В классическом виде первонаходитель предстает нам в образе легендарного коня Рамелуса, чей удар копытом вскрыл руду в Рудных горах. Он не знает размеры и ценность найденного, но впервые обнаружил руду, с которой ВСЕ и началось. Находитель совсем не обязательно геолог. В этой роли выступают дети: девочка Катя Богданова, по случайности нашедшая первый самородок платины на Урале и принесшая его приказчику Полузадову, пятнадцатилетний южноафриканский мальчик Эразмус, впервые нашедший в реке на ферме отца алмаз, с чего и началась южноафриканская алмазная лихорадка. В той же роли выступают старатели и геологи, впервые обнаружившие оруденение. Таковы были многочисленные местные (туземные) жители Урала, принесшие первые сведения о железорудных рудопроявлениях впоследствии знаменитых месторождений гор Высокая, Магнитная, Благодать. Таковы были безымянные кельты – находители оловянных проявлений Корнуолла, и старатели, нашедшие золото Витватерсранда.

Совершенной аналогией истории с конем выглядит находка первого кимберлита в бассейне Оленека Костей Забурдиным. Ныне обнажение близ места этой находки называется кимберлитовой трубкой Ленинград. Этим сравнением я ни в малой степени не хочу обидеть Костю. Он был геолог-практик, проводивший тут съемку масштаба 1:1 000 000, и честно сделал свое дело. Вся история была описана мной в статье «Diamond in the Ice» и в книге об истории месторождений (Erlich, Slonimsky, 1999, Эрлих, 2006).

Казалось бы, к той же категории принадлежит и мой друг Сергей Гулин, случайно обнаруживший богатую редкометалльную минерализацию в Уджинском районе Сибирской платформы. Но Сергей показал тогда, что он – Геолог (с большой буквы). Он не просто нашел точки с богатыми (невиданно-богатыми!) содержаниями редких земель, но в общем правильно оценил природу минерализации, работая при почти полном отсутствии геологических данных. Данные эти пришли на год позже, когда мы вели в этом районе геологическую съемку масштаба 1:200 000. К той же категории первонаходителей-коней относится и человек, которому приписывается находка трубки Мир Хабардин. Ему прямо в руки была дана карта, на которой Н. В. Кинд поставила точку предположительного положения богатой трубки. Его задача была – подтвердить эту точку на местности. Что он и сделал. Оценка трубки пришла позднее – в ходе ее разведки.

Роль первонаходителей в том, что их находки привлекают внимание к потенциям рудоносности того или иного района; их аналогия с апокрифическим конем очевидна. Именно на этой роли и основаны бродящие «в определенных кругах» легенды о том, что «месторождения находятся долотом» – то есть в процессе бездумного бурения наудачу, «методом дикой кошки». Этим оправдывается душевная лень и ее результат – творческое бесплодие.

Дуют ветры, йо-хо-хо,

В Ка-ли-фор-ни-ю.

Много слышно золота

Там на Сакраменто.

Песня фортинайнеров – людей 49 года

С открытием золота Калифорнии связано использование россыпных[11]11
  Россыпи образуются за счет перемыва поверхностными водами руд первичных, коренных месторождений. Россыпи легко эксплуатировать, но запасы руды в них невелики.


[Закрыть] месторождений первого из валютных металлов – золота. Поэтому начать рассмотрение роли месторождений минерального сырья в истории человеческого общества надо, видимо, с того, к чему приводят открытия россыпных месторождений валютных металлов – в частности золота, в первую очередь его россыпных месторождений. Открытие этих месторождений порождает то, что называется «рудной лихорадкой». Обычно этот термин модифицируется, включая название металла: золотая лихорадка, серебряная лихорадка, алмазная лихорадка и т. д.

Масштабы людских миграций, связанных с открытием золота, огромны – многие десятки тысяч человек, – они вполне сопоставимы с масштабом так называемого Великого переселения народов.

В ходе этих миграций создаются новые города, такие как, например, многочисленные города в Рудных горах Германии и Скалистых горах Северной Америки (такие как Ледвил, Криппл Крик, Сентрал Сити, Теллурайд, Сильвертон в Колорадо, многочисленные городки в Нью Мексико и Юте, Ном на Аляске). К ним же принадлежит и город Иоханнесов – Иоханнесбург, крупнейший город Южной Африки, возникший на месте лагеря золотоискателей на месторождении Витватерсранд.

С разработкой месторождений и резким изменением технологии связывается освоение горнорудных районов таких, как район железорудных месторождений Кируна в Швеции, Донбасс или Кривбасс в России. Истощение лесных ресурсов и переход к использованию в черной металлургии каменного угля привел к строительству металлургических комбинатов и росту городов вокруг них. Так создавались центры черной металлургии Юга России, вполне подобные таким же горнорудным районам, как Рур в Германии, центры черной металлургии в Англии и Бельгии. Так создается целая система горнорудных городов. В России как до революции, так и в СССР после нее, свободное перемещение людей было невозможно. В СССР строительство такого рода замещалось созданием системы каторжных лагерей ГУЛАГа в комбинации с оргнабором людей для работы по контрактам и комсомольскими призывами приезжать на работу на стройки пятилеток. Таковы были Кривой Рог, Юзовка (ныне Донецк), Никополь, Усть-Каменогорск (Риддер), Тетюхе (ныне Дальнегорск), Кировск и Мончегорск на Кольском полуострове, Магнитогорск, Джезказган в Казахстане, Такоб в Таджикистане, Дашкесан в Азербайджане, Чиатура в Грузии, Норильск, Воркута, Ухта на крайнем севере России, Сеймчан на северо-востоке России (на Колымской трассе), и многие, многие другие, обеспечившие индустриализацию страны и попросту давшие ей богатства и возможность выжить.

Непосредственные последствия открытия именно этих месторождений особенно важны, поскольку их разработка не требует каких-либо серьезных капитальных вложений. Человек всего лишь ставит на кон свою жизнь, бросает все: дом, семью, родных и идет, едет, летит пытать счастья. Нужно лишь, чтобы ему повезло, и он в прямом смысле слова может «грести золото лопатой». Он готов работать неустанно, чтобы раз и навсегда решить вопрос о материальном благополучии своем и своей семьи. Поэтому первое, что вызывают такие открытия – массовые людские миграции.

Число новоприбываших измеряется десятками тысяч в год, очень большая цифра для малонаселенных областей. За год после начала золотой лихорадки в Калифорнию прибыло 80 тысяч человек. Тогда же захудалое селение Иерба Буэна превратилось в один из лучших городов Северной Америки – Сан-Франциско. Мне лучше любых цифр о масштабе события говорит снимок непрерывного потока людей, идущих по крутой тропе к перевалу Чилкут, или кинокадры враз, за пару суток, опустевшего Сан-Франциско – весь город уехал на Аляску! («Райком закрыт – все ушли на фронт»).

Рис. 2.1.1. Иллюстрация к рассказам Джека Лондона – сплошной поток золотоискателей идет через перевал Чилкут к золотой Аляске.

Рис. 2.1.2. Калифорнийская золотая лихорадка 1849 года. Корабли, покинутые экипажами, ушедшими на поиски золота, на рейде Сан Франциско, 1849 год.

Но для того, чтобы геолог мог успешно работать, должна быть создана «инфраструктура поиска – организации, которые проводят геологические работы. В России такой организацией стал Геологический комитет (Геолком).

Рис. 2.1.3. Георг (Григорий Петрович) фон Гельмерсен. Основатель Геолкома и его первый директор. Создатель первой геологической карты Европейской части России.

Геолком совмещал в себе административные и научно-технические функции. С переводом столицы в Москву административные функции были переданы новому комиссариату (позднее министерству геологии и охраны недр). Остаток Геолкома сохранил свои научно-технические функции, став Всесоюзным Геологическим Институтом (ВСЕГЕИ). Создание его в этом виде отражало общий подход, принятый в стране по отношению к поискам месторождений минерального сырья в СССР. По предмету, которым он занимался, его называли Институтом геологической карты. Ведущими его сотрудниками стали профессора Горного Института.

Рис. 2.1.4. Институт геологической карты – ВСЕГЕИ. В этом здании проводилась экспертиза всех геологических карт страны.

Рис. 2.1.5. Доска на здании ВСЕГЕИ. Главная – ВСЕГЕИ

Индустриализация была еще далеко впереди, а средства на нее и вообще на существование нового государства могли придти только за счет выкачивания их из недр. Наличие огромных минеральных богатств можно было легко предвидеть, исходя хотя бы попросту из размеров страны. Оставался только технический вопрос – как сделать это? Ответ, к которому пришло советское правительство, был: проведение геологической съемки масштаба от 1:1 000 000 до 1:50 000. Грандиозность задачи можно оценить исходя из того, что при съемке масштаба 1:1 000 000 вся территория страны должна была быть покрыта сетью геологических маршрутов с расстоянием между линиями маршрутов 10 км, при съемке масштаба 1:200 000 расстояние между маршрутами должно было составлять 2 км. Предполагалось, что съемка этих двух масштабов закроет всю территорию СССР (т. е. одну шестую часть площади земной суши). Съемка масштаба 1:50 000 должна была проводиться выборочно в районах, предназначенных к индустриальному освоению, и расстояние между маршрутами при ней должно было быть 500 метров! В дополнение к визуальным наблюдениям по маршрутам съемка должна была сопровождаться шлиховым и металлометрическим опробованием всех водотоков. Позднее к этому прибавилось требование сопровождать геологические маршруты радиометрическими наблюдениями. И все это должно было быть выполнено в условиях, когда топографические карты и аэрофотосъемка для большей части территории Союза не существовали вообще. Не говоря уже о геофизических съемках – аэромагнитной и гравиметрической. Да и такого количества геологов (да и техников-геологов!) в стране не существовало. Некоторым облегчением была возможность использовать на геологической съемке геологов-практиков и студентов-практикантов. А ведь условия съемки масштаба 1:1 000 000 требовали, чтобы исполнитель интерполировал геологическое строение района на основе наблюдений по редкой сети маршрутов (через 10 км).

Месторождения минерального сырья были и поныне составляют основу богатства страны. На поиски их была брошена огромная армия поисковиков и съемщиков. По оценкам в полевые периоды в геологических экспедициях, включая временных работников, участвовало от полумиллиона до миллиона человек. Проводили съемку мы, выпускники геологических ВУЗов страны. К нам можно было отнести точное заглавие книги М. Асуэла о мексиканской революции «Те, кто внизу».

Для меня примером геолога-практика, проводившего геологическую съемку, был Костя (Константин Сергеевич) Забурдин, работавший на территории поля развития кембрийских известняков к востоку от Анабарского массива. Он знал примерно, на глаз, как выглядят известняки нижнего, среднего и верхнего кембрия. Но когда встречались какие-то неожиданности, он должен был нести собранные образцы в петрографическую лабораторию и петрографы давали свое заключение по ним. Так были отмечены первые в СССР выходы кимберлитов на притоке Оленека, реке Омоноос – ныне известные как кимберлитовая трубка Ленинград. Я детально описал эту историю в статье, посвященной истории открытия алмазов Сибири. В 1953–1954 годах я участвовал в качестве студента-практиканта в геологической съемке масштаба 1:500 000 и 1:1 000 000 в северной части Срединного хребта Камчатки. А в следующем, 1956 году, был уже главным геологом съемочной партии М. Б. Голубовского в тех же районах. Геологов-профессионалов для выполнения этой работы хронически не хватало. Их место занимали геологи-практики или студенты горнотехнических ВУЗов. Это было время начала систематического геологического картирования всей территории страны, закрытия многочисленных белых пятен. При этом преодоление природных трудностей (например восхождение на непокоренные вершины) было не менее важно, чем изучение собственно геологии (оно, собственно, и было частью геологических исследований).

Рис. 2.1.6. Камчатка, 1957 год. Автор – студент-дипломник Горного института, главный геолог партии М. Б. Голубовского, 5-е геологическое управление. Фото из архива автора.

Мы как раз вписались в этот романтический период. Мне досталось участвовать в восхождении на вулкан Ичинский в составе экспедиции Хабаровского отделения Географического общества под начальством А. И. Яцковского. Поднимаясь на какой-то вулкан, мы следовали традиции альпинистов и оставляли записку на вершине. Так мы поднялись на вулкан Анаун (прямо вслед за П. Т. Новограбленовым), а позднее на вновь открытом нами вулкане, названном нами Ленинградец (позднее Н. В. Огородов дал ему название Кекукнайский).

Организационной основой поисков являлись экспедиции. По определению это поездки в тот или другой район со специализированными целями.

Но, когда я рассказываю об экспедициях сейчас, я имею в виду другое определение.

Они представляли собой административно-хозяйственные организации, созданные для специфической цели – проведения геологических исследований. У нас, в Институте геологии Арктики, они создавались со специальной задачей ликвидации в кратчайший срок белых пятен в географии и геологическом строении огромных территорий. И назывались эти экспедиции по названиям этих районов. Так одна за другой возникали Новоземельская, Североземельская, Таймырская, Шпицбергенская, Корякская экспедиции. В итоге их работ данные о геологии неисследованных районов поступали в научный оборот. Позднее, когда неисследованные районы арктической суши были освоены, как продолжение этой традиции были созданы Арктическая, Полярная, Восточно-арктическая экспедиции, проводившие геофизические работы на полярном шельфе.

Непосредственно после окончания Второй мировой войны, в 1945 году, постановлением Совнаркома было создано Первое главное геологоразведочное управление (ПГГУ, Первый главк) для оперативного проведения поисков стратегического сырья – радиоактивных металлов, алмазов пьезооптического сырья (Из истории отечественной атомной отрасли). В его составе было несколько крупных экспедиций, занимавшихся поисками радиоактивного сырья – такие как Восточная, Северная, Степная. О размахе их работ можно судить по тому, что для «атомного проекта» СССР в 1948 году было организовано свыше 200 специальных геологоразведочных партий и экспедиций с 10 отрядами самолетов, оснащенных новыми чувствительными приборами, позволявшими проводить поиски с высоты 100–300 метров. В результате через 5–6 лет в 1950-х была выявлена большая серия урановых месторождений, обеспечивших сырьем ядерную промышленность (О массовых поисках урана).

Такой тип организации давал возможность поставить поиски стратегических материалов под прямой контроль руководства страны, минуя лестницу бюрократических организаций и одновременно сосредоточить необходимые средства на выполнение первоочередных задач. И дело не только в деньгах: экспедициям прямыми распоряжениями выделялись снаряжение и необходимые продукты питания, отсутствующие в обычной торговой сети.

Организация Амакинской экспедиции явилась важнейшим моментом в открытии алмазных месторождений. Она послужила необходимой инфраструктурой, обеспечившей открытие. Она обеспечивала снабжение и транспортировку партий, решала все вопросы методов и определения объектов поисков походя, исходя из общего отношения руководства экспедиции к науке. По традиции советской экономики эта экспедиция создавалась как своего рода «шарашка», но роль заключенных здесь играли геологи.

Каково реальное, а не в виде газетной шумихи, воздаяние геологам-разведчикам, работающим в заполярной Якутии, лучше всего сказал прекрасно это знающий А. В. Толстов, руководивший разведкой на Томторе. Рассказывая об открытии Эбеляха и Томтора, я использую любезно присланный мне очерк А. В. Толстова «Геологи Эбеляха» (Толстов, 1999), дословный отрывок из которого цитируется ниже:

«В нашей литературе, на мой взгляд, кроме Анатолия Жигулина, Александра Солженицына, да отчасти Олега Куваева нет ничего и близко похожего на каторжный труд горняка Эбеляхской партии. Потому что любой цивилизованный человек не может себе представить и сотой доли того труда, что приходится преодолевать горняку, пробивая кайлом-киркой и «козой» – коротким ломиком в мерзлой земле колодцы-шурфы глубиной до 20 метров, на площади в половину могилы (меньше полутора квадратных метров). И все это в кромешной темноте полярной ночи, при парафиновой свечке и морозах за -60 градусов. Неудивительно, что не живут долго горняки, и в вои 45–50 лет становятся немощными стариками. И только лишь единицы из них успевают дожить до пенсии».

Если координация поисковых работ была сосредоточена в АмГРЭ, то тематические работы по прогнозированию алмазных месторождений сосредоточились, в первую очередь, во Всесоюзном геологическом институте министерства геологии (ВСЕГЕИ). Здесь в 1952 году геологами И. И. Красновым и В. Л. Масайтисом была составлена первая прогнозная карта алмазоносности Сибирской платформы. Именно геологи ВСЕГЕИ впервые сломали традицию, вопреки мировой практике связывавшую алмазные месторождения с полями траппов – базальтов и родственных им пород. К аналогичному выводу пришли и геологи Амакинки М. А. Гневушев и Н. А. Бобков. Тогда же В. Л. Масайтис наметил предполагаемую зону глубинного разлома, проходящего через районы, где впоследствии были найдены кимберлиты. Оба этих шага позволили сосредоточить поиски на наиболее перспективных площадях. Те же выводы к началу полевых работ 1953 года сделала и Н. Н. Сарсадских на основании изучения ассоциаций тяжелых минералов в шлиховых пробах. В Центральной экспедиции была поставлена тема по составлению шлиховой карты Сибирской платформы, которой она руководила. Работы по этой теме исследования и привели к созданию эффективного метода поисков кимберлитовых трубок.

Стыдно сказать, читал я про эту славную экспедицию, но в качестве характерного для нее деяния вспоминал не действительно славные дела, а то, как они преследовали молодую геологиню Ларису Попугаеву, как они послали (буквально!) самолет следить за её маршрутом, когда уже ясно было, что она вот-вот выйдет на коренные источники алмазов. Это еще до того, как ей буквально выворачивали руки, вымогая заявление о переходе в Амакинку, – задним числом, разумеется. И геолог, летевший на этом «спецрейсе», тоже именовался геологом. Не удивительно, что всё руководство экспедиции, глазом не моргнув, как должное приняло все награды, а имена этих «первооткрывателей» стоят на обложке и титульном листе роскошного подарочного издания книги «Алмазы Сибири». И они не стыдились этого авторства, а гордились им. Открытие первой в Сибири кимберлитовой трубки «Зарница» описано многими, в том числе и мной в книге «Месторождения и История» (Эрлих, 2006).

Для Саши Толстова и его товарищей Амакинка была тем же, чем для нас была Биркетинская экспедиция, – Alma Mater (Альма матер – мать-кормилица), как раньше говорили выпускники о своих университетах. Они были частью её, они знали, что они нужны только как часть Амакинки, и Амакинка всегда защитит и вознаградит их. Моральные проблемы тут на всех уровнях отбрасывались. Ведь, к примеру, Саша Толстов прекрасно знал, что именно М. Васильева была первооткрывателем Эбеляхской россыпи. И написать об этом мог, но написал только десятилетия спустя. Он прекрасно знал, кто нашел редкометалльную минерализацию в Уджинском районе и массив Томтор, открыв двери всей череде открытий. Он даже (с его же слов) в 2003 году собирался добиться включения меня и Сергея Гулина в список первооткрывателей. На новом этапе, в 2011 году, он же предлагал «пободаться с системой», но давал понять, что это создаст сложности с его переводом в Новосибирск.

После долгого периода дискуссий об истории открытия первой кимберлитовой трубки Сибири «Зарница», казалось бы, все было решено, и экспедиция сейчас иная. Но серия статей, опубликованных в журнале «Вилюйские Зори» в 2012 году под рубрикой «Алмазный меридиан» (Толстов, 2012), дает ясное представление о том, что все осталось по-прежнему. Одним из авторов рубрики является мирненский журналист Ришат Юзмухаметов, в свое время опубликовавший серию статей о Ларисе Попугаевой и открытии трубки «Зарница». С него-то и пошла правильная оценка людей и событий. Теперь он в номере, посвященном восхвалению Амакинки, публикует статью о В. Н. Щукине, первооткрывателе трубки «Удачная». Он прямо говорит о том, что с «Удачной» не связано каких-либо путаных историй, как, например, с «Миром». Здесь все ясно: первооткрыватель становится самым молодым лауреатом. Чувствуется, что автор устал от историй, связанных с «Зарницей». Особенно в номере журнала, являющегося апологией Амакинской экспедиции. Но не содержание статьи тут важно, а сам факт ее появления в этом номере. Он как бы говорит: все признано, все уладилось. А что же, спрашивается, с первооткрывателями трубки «Мир»? А НИЧЕГО. Амакинка – отдельно, Н. В. Кинд – отдельно, и трубка «Мир» – отдельно.

Положение с квалифицированными кадрами осложнялось систематически производившимися погромами, в результате которых лучшие, самые творческие кадры бесследно исчезали в пучинах ГУЛАГа.

Даже какое-то подобие системы материального стимулирования к открытию месторождений полностью отсутствовало. Людям (НАМ) морочили голову романтическими бреднями о светлых городах, которые возникнут на местах, где проходили наши маршруты. Плюс к этому сегодня выдается смешное материальное вознаграждение в размере не то трех, не то четырех минимальных средних окладов. И обещали «значок первооткрывателя» – как свидетельство того, что и ты участвовал в открытии месторождения. Но мы-то прекрасно знали, какие ужасные, подобные лагерям, города строили вокруг месторождений и горнодобывающих комбинатов. Да и что, какую награду могло предложить людям это мнившее себя всесильным государство? Главного, в чем поголовно нуждались люди – более или менее нормального жилья, – не было и в помине. И, скажем, Н. Н. Сарсадская, работы которой дали государству крупнейшие в мире месторождения алмазов, говорила о том, что значок первооткрывателя получить более почетно, чем орден Ленина – высшую награду страны.

Пришла пора государственной геологической съемки масштаба 1:200 000 и создавались экспедиции, руководящие работой группы партий, проводивших съемку в отдельных крупных относительно однородных по геологическому строению регионах. На высоких террассах, обычно в устье крупных рек, создавались палаточные города-базы экспедиций (рис. 2.1.6. 2.1.7). Тут были созданы: склады, содержащие все необходимое для снабжения партий, мощные радиостанции. На галечных косах оборудованы взлетно-посадочные полосы, способные принимать самолеты типа ЛИ-2. Здесь стояли каркасы для палаток, дававшие приют партиям в период заброски в районы работ и вывоза их из района. Словом, для нас, проводивших съемку, это был ДОМ, где о нас помнили и заботились.

В задачу экспедиции входил контроль качества полевых материалов партий, которые должны были соответствовать критериям государственной геологической съемки.

Одновременно со съемкой проходило опоискование территорий работ, выявление наличия в шлиховых пробах минералов-спутников алмазов (рис. 2.1.8). На основе отчетов партий макеты листов карты представлялись в Редакционный совет ВСЕГЕИ, где карта и записка к ней проходили апробирование.

Рис. 2.1.8. Биректинская экспедиция. Вверху – столица экспедиции Биректа. На высокой террассе Оленека выстроилась Дворцовая набережная, ряд многоместных палаток «индий». В середине – выброшенная в поле партия ставит свой базовый лагерь. Фото автора.

В центре – Биректинская экспедиция, начальник экспедиции Е. Я. Радин с сотрудницами из минералогической лаборатории. Фото из архива И. Ф. Гориной. Внизу слева – Биректинская экспедиция. Лабаз. – здесь складываются все наши продукты в полевой сезон. Поднятый на столбах на высоту человеческого роста, он не дает расхитить наши запасы главным врагам – леммингам. Из Эрлих, 2006.

Рис. 2.1.9. Партия в районе работ. Рабочие будни (из Эрлих, 2006).

Рис. 2.1.10. Биректинская экспедиция. Опробование галечников на алмазоносность. Фото В. А. Литинского Биректинская экспедиция – поискиl

Рис. 2.1.11. Полярная Якутия, 1958 год. Съемка масштаба 1:200 000. «Даем план». Заодно сообщаем, что нашли один из крупнейших в мире массивов ультраосновных щелочных пород. Автор (второй слева) присел рядом с радистом. Позже в центре массива окажется крупнейший в мире массив карбонатитов с огромными месторождениями редких металлов. Снимок Е. Н. Каменева.

Время было такое, когда еще в полной мере сохранилась романтика познания неизведанных территорий и геологам приходилось делать все – от восхождения на вершины до промывки шлихов, в нормальных условиях выполняемых рабочими-промывальщиками.

Рис. 2.1.12. А. В. Толстов – академик РАЕН, будущий руководитель разведки редкоземельных месторождений на массиве Томтор. Промывка шлихов на поисках алмазных месторождений на севере Якутии. Фото из архива А. В. Толстова.

Этап поиска включает в себя все романтические черты, которые встают в воображении обывателя при названии Геолог. В нашу эпоху 50-х – 60-х годов прошлого столетия это была эра геологической съемки (в основном масштаба 1:200000), т. е. нашими полевыми работами охватывался довольно большой район и мы касались проблем региональной геологии. Это была эра палаточных лагерей, заброски в район работ на маленьких транспортных самолетах. Словом это была мечта туристов – долгие маршруты по тайге и тундре, горам и весям. Эта эпоха требовала огромных организационных усилий. Геологическая съемка была одним из основных методов поисков. В основе ее лежали прямые наблюдения по ходу маршрута.