Текст книги "Месторождения и история"

Проявив большую независимость мышления, австралийские геологи пренебрегли мнением авторитетов и продолжили поиски. Результатом было открытие в 1979 году лампроитовой трубки АК-1 (Аргайл). Разведка и оценка трубки заняла три года. Разработке коренного месторождения предшествовала добыча россыпных алмазов из окружающих рек и ручьев; общий объем добычи составил полтора миллиона карат. С 1983 года началась работа на самой трубке Аргайл, где в 1985 году в эксплуатацию были сданы рудник и обогатительная фабрика. С 1986 по1993 годы годовая продукция рудника выросла с 29 миллионов карат до 40.9 миллиона карат. Начиная с 1994 года, средний объем годовой продукции установился на уровне 35 миллионов карат. В эти годы Аргайл поставлял треть мировой продукции.

Одновременно важнейшей потребностью является анализ на новой аналитической базе основных положений, лежащих в основе наук о Земле, таких как метод актуализма и канон Штилле. Правильная их интерпретация и сохранение памяти создавших их замечательных ученых ислючительно важны, не менее, чем восстановление имен истинных первооткрывателей крупнейших меторождений.

Любимым моим предметом всегда была История. И вот сейчас, на склоне жизни, я нашел поворот этой замечательной науки, прямо сливающийся с моими профессиональными интересами как геолога: как история месторождений минерального сырья, их находки и разработки влияют на Историю Людей, историю человеческого общества. Я написал и издал за свой счет на эту тему небольшую брошюру (Эрлих, 2006). Оказалось (и не могло быть иначе), что крупнейшие научно-технические революции, – такие как техническая революция начала бронзового века, изобретение пороха, индустриальная революция конца XVIII века, теснейшим образом связаны с разработкой минеральных месторождений. В не меньшей степени с открытием месторождений связаны и огромные по масштабам и последствиям миграции населения. Достаточно вспомнить огромные перемещения людей в связи с открытием золота в Калифорнии (1849 год) или Аляске (1895 год), сравнимые по масштабам с Великим переселением народов. Такие открытия сметают устои племенных обществ. Косвенным их результатом явилась победа при Саламине, решившая судьбу греко-персидских войн, создание демократии в Афинах, англо-бурская война и деколонизация Африки.

Как уже говорилось выше, идеалистическое стремление к открытию было главным мотивом, толкавшим к открытию месторождений. Поэтому главным воздаянием открытию являлось (должно было являться!) признание роли геолога в открытии.

Именно память о моих забытых товарищах, сознание долга перед ними, двигало мной, когда первое, что я сделал по приезде в США среди самых насущных проблем в новой для меня стране, – стал писать статью о неизвестных страницах истории открытия алмазов Сибири, таких как описание Володей Черепановым первого шлифа, в котором употреблялось слово «кимберлит» и применение известной издавна (с начала века!) ассоциации пиропа с алмазом для поисков кимберлитов Ягной Стахевич. Статья была опубликована в издававшемся в Мюнхене журнале «Страна и Мир» (Эрлих, Слонимский, 1987) Этот же материал был повторен в докладе, сделанном на съезде ассоциации горняков, разрабатывающих россыпи на Аляске, и опубликован на английском языке в трудах этой конференции (Erlich, and Slonimsky, 1986). Эта работа получила продолжение в статье об истории открытия алмазов Сибири, вошедшей в мою брошюру «Месторождения и История». Она стала возможной благодаря огромной помощи одного из пионеров открытия и изучения сибирских алмазов Инны Федоровны Гориной, познакомившей меня с работами мирненского журналиста Р. Юзмухаметова (2004) и нашедшей возможность переслать мне книгу В. Л. Масайтиса (2005) на ту же тему.

Работа над историей открытия месторождений алмазов Сибири побудила меня написать историю открытия месторождений массива Томтор, непосредственное участие в котором я принимал сам. Меня поразила контрастность хода этих открытий при почти одинаковой их экономической значимости. К сожалению, публикация их в журнале «Звезда» по высшим соображениям редакционной политики была разделена почти двумя годами, так что это сравнение для непрофессионального читателя пропало.

Главной чертой Томтора, переходящей от одного этапа исследования к другому, являлась уникальность его размеров. На первом этапе он был в числе первых в мире массивов апатитовых нефелиновых сиенитов типа Хибин, на втором – его карбонатитовое ядро было самым большим карбонатитовым массивом мира. И самыми большими в мире были связанные с ним содержания редких и редкоземельных элементов. Неудивительно на этом фоне, что я все время чувствовал, что мы работаем перед лицом Истории. Это придавало мне сил и храбрости в прогнозах и противостоянии рутине планирования геологических работ. Было очевидно, что такая удача дается немногим и всего раз в жизни. Отдать такую возможность я не мог. Так я пришел к написанию книги «Месторождения и История», которую и издал за свой счет в Петербургском политехническом университете. Тираж был карликовый – 200 экземпляров, но на большее у меня средств не было. Я и эти-то деньги отрывал от семьи.

Прямым побуждением к написанию брошюры была история бронзового века в Средиземноморье, рассказанная моим любимым Анатолем Франсом, описавшим роль Кадма – мореплавателя, пирата, cоздателя финикийского алфавита, в освоении оловорудных месторождений Корнуолла. Следуя по тому же пути, я попытался восстановить роль в истории малоизвестных железорудных месторождений Астурии и Басконии, давших металл, из которого были сделаны все короткие мечи, которыми была вооружена армия Рима. Поразительно интересно было следить за историей открытия и использования месторождений Рудных гор Саксонии и Чехии. Добавим к этому историю цивилизаций, выросших без использования металлов: империя ацтеков, мегалитическая культура Мальты. Для меня было откровением обнаружить, я подозреваю, малоизвестный факт, что все великие промышленные революции были рождены из нужд эксплуатации этих и им подобных месторождений. История молибденового Клаймакса в Скалистых горах Колорадо, буквально позволившего выиграть две мировые войны, и серебряных рудников Лавриона, эксплуатация которых оплатила победу греков над персами при Саламине и постройку гордости античного мира – Афин. Всё это примеры воздействия месторождений на ход решающих событий мировой истории. Работая над этим материалом, я вернулся к своей старой любви – Истории. И за всеми этими историями стояли образы геологов и горняков, давших жизнь этим месторождениям. Мне очень хочется переработать этот текст, дополнив его новыми разделами, и я надеюсь после такой переработки опубликовать его в интернете.

Как мне кажется, после написания этого текста достаточно отчетливо виден единый характер внутренней мотивации – совершенно идеалистический, и в деле поисков месторождений минерального сырья, и при решении теоретических вопросов в области наук о Земле.

Этот внутренний идеалистический мотив отчетливо противостоит одинаково уродливой официальной мотивации, расчитанной на совершенно наивных людей (какими мы, собственно говоря, и были), сочетающейся с жалким характером предполагаемого материального вознаграждения.

Со временем история развития идей и создания научных школ сама становится движущей силой развития науки. Поэтому не случайно вокруг этой, можно сказать, «вторичной истории» начинают разгораться споры о преемственности. Случайно я оказался участником одной из таких «схваток». В связи с предстоящим 50-летием Института вулканологии Володя Белоусов предложил мне написать небольшой (2–3 страницы) очерк воспоминаний для официального буклета, готовящегося к юбилею. Отвыкший от цензуры, я попросил гарантий того, что мой текст будет сохранен, и получил их. Я отнесся к этому очерку именно как к отражению истории идей. А это-то как раз менее всего интересовало составителей в лице нынешнего заместителя директора по науке Г. А. Карпова. Ему важно было провести прямую линию наследования от С. П. Крашенинникова и К. И. Богдановича к Лаборатории вулканологии и к нынешнему Институту.

Геология вулканических поясов в том виде, в каком она рассматривалась в Лаборатории вулканологии, а позднее Институте вулканологии, была большим шагом назад от традиций К. И. Богдановича. Она была в традициях международных каталогов активных вулканов, то есть писалась вне геологической основы. Она также была шагом назад и по отношению к производственным отчетам по геологической съемке масштаба 1:1 000 000, стандартные требования к которым требовали рассмотрения стратификации вулканогенных толщ и особенностей структурной позиции вулканов.

Г. А. Карпов после защиты докторской диссертации был поставлен на место зам. директора по науке не случайно, а как лучший, и уж во всяком случае, вернейший из учеников С. И. Набоко. Он был единственным мужчиной в ее лаборатории. Тем самым пролагалась преемственность администрации С. А. Федотова с Лабораторией вулканологии. После этого он с поразительным постоянством писал в соавторстве с С. А. Федотовым статьи о круглых юбилеях Института (20, 30, 40-летиях). Теперь он венчает свою «юбилейную» серию буклетом к 50-летию. После того, как он написал Володе, что я «считаюсь со Святловским» и, не ожидая от него официального отказа от публикации, я просто отозвал свою записку. Все, что я думаю об этом периоде, было уже опубликовано мной в интернете. Позже Карпов благодарил меня за то, что я избавил его от неловкостей переписки и сказал: «Лично я прекрасно Вас помню и считаю Ваш вклад в формирование направлений исследований, в историю Института на начальном этапе его становления достаточно весомым». Скромно и с достоинством. От себя добавлю: Теперь я спокоен. ОН обо мне помнит.

В связи с большим размахом горнодобывающих работ резко возрастает роль моральной ответственности геологов в защите окружающей среды. Ситуация эта вполне сравнима с ролью физиков в сдерживании гонки ядерного вооружения. Глобальный размах отравления окружающей природы особенно ярко виден на примере Норильского комбината (см. главу 2.6). Но осознание моральной ответственности геологов все более пробивает себе дорогу. Только сейчас могла возникнуть идея разработки специальных методов реставрации отделочных камней, осуществленная выдающимся специалистом по отделочному камню в архитектуре Санкт-Петербурга, профессором Санкт-Петербургского университета, зав. кафедрой минералогии Андреем Глебовичем Булахом. В Университете им было создано новое научное направление: изучение процессов разрушения камня в условиях окружающей среды и разработка методов и приемов материаловедческой и биологической экспертизы камня и составление картограмм типов камня и его состояния в памятниках культуры. Основные результаты этих работ были опубликованы в монографии А. Булаха и др. (Булах и др., 2005).

Рис. 2.4.11. Выдающийся российский минералог А. Г. Булах.

Материалы по истории строительства ГеоТЭС, предоставленные непосредственным участником строительства В. И. Белоусовым (Белоусов, Эрлих, 2014), отражают картину полного отсутствия координации между научными организациями (Институт вулканологии ДВО АН СССР), организациями, ведущими разведку (КТГУ) и строителями станций. На первом этапе, в период строительства Паужетской ГеоТЭС, это сказалось в том, что из списка участников открытия и освоения месторождения был вычеркнут истинный инициатор строительства – А. А. Гавронский, не вписывавшийся в картину ведущей роли академических организаций (в частности, комиссии по определению перспектив геотермальной энергетики, возглавляемой академиком М. А. Лаврентьевым) в разведке и строительстве Паужетской ГеоТЭС и проводившей разведку месторождения КТГУ. Всё это описано в разделе об истории развития геотермальной энергетики на Камчатке, помещенной во второй части этой книги главе 1.10.

На втором этапе, завершившимся строительством Мутновских ГеоТЭС, главным вопросом был маркетинг месторождений и обеспечение кредитов для разведки месторождений и строительства станций. Кредит в конечном итоге был предоставлен Международным валютным фондом (IMF). Считается, что человеком, обеспечившим получение кредитов, был О. А. Поваров. Но, как явствует из примера с маркетингом Томтора (см. раздел о Томторе в главе 2.3), с никому не известным за пределами Камчатки Поваровым в IMF никто не стал бы даже говорить. Кто был истинным организатором кредита на строительство станций, свидетельствует фотография торжественного их открытия. Ленточку перерезают двое: О. А. Поваров и А. Б. Чубайс. Совершенно очевидно, что именно этот последний и был настоящим организатором кредита. Его близость к российским правительственным кругам была широко известна за рубежом. А вся финансовая политика правительства Е. Т. Гайдара, по свидетельству известного российского экономиста А. Илларионова, основывалась на взятии иностранных кредитов. Отдавать кредиты (если уж отдавать!) – это когда-то еще, а деньги нужны сейчас, и в России денег на строительство (вопреки убеждению А. В. Толстова) нет. На этот раз КТГУ смогло в полной мере посчитаться с Институтом вулканологии и показать, «кто тут главный». Можно понять горькую обиду истинного инициатора строительства Мутновских ГеоТЭС Е. А. Вакина, которого не только не включили в число награжденных за открытие и освоение месторождения, но даже не пригласили на открытие станции (какая мелочность! – но полная аналогия с историей открытия трубки «Мир» и Талнаха, – см. соответствующие разделы главы 2.3). Вряд ли его могли утешить слова В. И. Белоусова о том, что «все знают о его роли в строительстве Мутновских ГеоТЭС», и даже домик на Мутновке называют не иначе, как «домик Вакина».

Другими примерами пагубного влияния отсутствия координации между наукой и производством на развитие геотермии на Камчатке могут служить продолжавшееся бурение на Больше-Банной геотермальной системе вопреки рекомендации Института вулканологии о ее прекращении в связи с зарастанием скважин карбонатами.

В. И. Белоусов пишет: «После прекращения Камчатским геологическим управлением Министерства геологии РСФСР разведочных работ на Паужетке тесное сотрудничество с АН СССР также было прервано и были предприняты без достаточной научно-исследовательской и геотехнологической проработки интенсивные, в основном, геологоразведочные работы на Больше-Банной высокотемпературной гидротермальной системе (120 км от Петропавловска-Камчатского). Во время буровых работ возникли непреодолимые в то время трудности – неконтролируемые выбросы мощных струй парогазоводяной смеси, зарастание скважин минеральными отложениями. Вскоре эти работы были завершены, не достигнув практического результата. Более успешно велись работы по разведке Паратунской низкотемпературной гидротермальной системы вблизи Петропавловска-Камчатского и посёлка Паратунка. Здесь также не были в полной мере проведены научно-исследовательские и энерготехнологические работы, в связи с чем объём капитальных затрат не был оптимальным, и экономическая выгодность использования геотермальной энергии подвергалась сомнению».

Новые крупные месторождения становятся настоящей кузницей кадров горно-металлургической промышленности всего мира. Прекрасный пример тому – влияние опыта немецких горняков на развитие горно-металлургической промышленности России. Другой замечательный пример являет эмиграция горняков Корнуолла в США и их роль в развитии добычи металлов в месторождениях Скалистых гор.

Осознание необходимости накопления опыта в области геологии минеральных месторождений поотребовала издания специальных технических журналов, печатавших первичные наблюдения и результаты первых шагов в создании науки о месторождениях полезных ископаемых. Необходимость таких публикаций подчеркивал основатель кафедры месторождений полезных ископаемых Петербургского Горного института К. И. Богданович, ссылаясь на опыт своего предшественника по Фрайбергской Академии «старого учителя Котта».

Специфика российской школы геологов-рудников состояла в необычайном многообразии геологических структур и различных типов месторождений, с которыми им приходилось иметь дело. Это буквально толкало геологов на совмещение практической работы, обобщения фактического материала и теоретических ислледований. Недаром основатель российской школы геологов-специалистов по рудным месторождениям К. И. Богданович выпускает капитальный труд «Железорудные месторождения России» (1911), а несколько лет спустя, в 1913 году, двухтомник «Рудные месторождения мира», пользующийся спросом вплоть до наших дней. Обобщение материала по конкретным месторождениям толкало на создание общей картины распределения металлоносности во времени и пространстве в связи с эволюцией магматизма и развития геологических структур – металлогеническому анализу. Будущий академик С. С. Смирнов создает «Зону окисления сульфидных рудных месторождений» (Смирнов, 1951 год), ставшую настольной книгой геологов-поисковиков. Эта работа помимо всего прочего резко увеличила перспективы медных месторождений Урала за счет зон вторичного сульфидного обогащения и С. С. Смирнов становится первым, кто говорит о металлогеническом подходе к анализу распределения рудных месторождений, И. Г. Магакьян развивает идею о неравномерном распределении рудогенеза в течение геологического времени, Ю. А. Билибин прогнозирует золотоносность Колымы и параллельно пишет классический учебник «Основы геологии россыпей» (Билибин, 1938).

Горные школы не только снабжали кадрами горно-металлургические предприятия, но и служили центрами научного исследования в области наук о Земле. Здесь создавались научные школы, возглавившие поисковую службу соответствующих стран. Насколько велика была потребность в такого рода школах, видно из того, что Санкт-Петербургский Горный институт был открыт в результате прямого давления горнопромышленников Перми. Всего 15 лет спустя после основания в 1874 году Горной школы Колорадо, в 1889 году в центре нового горнодобывающего центра в Нью-Мексико в городе Сокорро была открыта Горная школа Нью-Мексико. Факт тем более значительный, что основание горно-металлургических школ на американском Западе производилось не правительством, а диктовалось самими потребностями промышленного развития района.

В России и СССР, в условиях сверхцентрализованной государственной системы, горные школы создавались в столицах и культурных центрах, где имелись необходимые научные кадры, да и решения об обеспечении кадрами новых горнопромышленных центров можно было решать более оперативно, с учетом новейших нужд экономики и поворотов государственной экономической политики. Так был создан Санкт-Петербургский Горный институт; позднее, после переноса столицы в Москву, в ней была создана целая серия академических институтов, специализировавшихся в области наук о Земле, был основан Московский геологоразведочный институт. Крупным центром создания кадров в области наук о Земле был Московский университет, где работали В. И. Вернадский и его ученик А. Е. Ферсман. Московская школа геологов представлена такими значительными фигурами, как академик А. Д. Архангельский (1879–1940), академик Н. С. Шатский (1895–1960), геолог и палеонтолог А. П. Павлов (1854–1929). Потребности развития местных горно-металлургических центров привели к созданию горнотехнических школ разного уровня непосредственно в районах горнодобывающей и металлургической промышленности (в первую очередь на Урале и Сибири). Таковы были центры геологических наук в Екатеринбурге (Свердловске) и Челябинске; таков же был центр, созданный в Томске, где выросла целая школа геологов – учеников М. А. Усова. Сюда же относится и создание горнотехнического техникума в Кировске на Кольском полуострове.

Исключительно интересной представляется история основания Санкт-Петербургского Горного института (1773 год). Обычно говорится, что он основан Екатериной II. Поразительной чертой его истории является то, что начало ему на самом деле положило письмо горнопромышленника Тасимова императрице Екатерине II.

Везде можно прочесть, что это старейшее в России высшее техническое учебное заведение было основано Екатериной II, чей портрет в полный рост, оплаченный мировой алмазной монополией Де Бирс, красуется в деканатском коридоре института. Однако первые же справки говорят о том, что Горное училище было основано на деньги пермского горнопромышленника башкира Исмаила (Исмагила) Тасимова, обратившегося в 1771 году в Берг-Коллегию с просьбой открыть офицерскую школу для подготовки технически образованных кадров, способных работать в горной промышленности. Тасимов и представляемая им инициативная группа обещали платить на содержание горной школы по полуполушке с каждого пуда полученной ими руды. Это послужило важным аргументом для утверждения два года спустя Екатериной указа об открытии Горного училища. Училище было открыто 9 лет спустя позже основания Фрейбергской горной академии. Вплоть до 1792 года училище содержалось на пожертвования инициативной группы, и лишь после этого переведено на казенное содержание. В 1804 году оно было преобразовано в Горный кадетский корпус, который в 1834 году был переименован в Институт корпуса горных инженеров, и в1866 в Горный институт. В подмене истинного инициатора создания легендарного института императрицей сказывается традиция российской истории, приписывавшей все значительные акты самодержцам и отрицавшей всякую роль реальных деятелей, создававших российскую культуру и промышленность. Так исчезло имя И. И. Шувалова, создавшего Московский университет и Академию художеств (в распоряжении Шувалова была записка М. В. Ломоносова о желательности основания в Москве университета). Так исчезло имя Григория Потемкина, ни много ни мало присоединившего к России и «обустроившего» Новороссию. История в равной мере принадлежит всем, не взирая на чины. Именно поэтому есть смысл остановиться на том, кем, собственно, было основано Петербургское Горное училище. Во имя исторической правды не могу не сказать, что сделанное на первой странице институтского сайта заявление о том, что основание Горного училища «воплотило идеи Петра Первого и Ломоносова», не соответствует действительности. У Петра попросту не было никаких специальных идей на эту тему – не до того было: надо было обучать арифметике, военному и морскому делу, а на горные работы в основном приглашали «немецких» специалистов. Конечно, хорошо бы со временем начать выращивать и своих горных мастеров, но пока руки не доходят. Ломоносов же умер в 1765 году, за 8 лет до создания Горного училища. Екатерина только что пришла к власти, и ей было не до обсуждения идей об основании Горного училища. Ломоносову и так слишком многое приписывают, начиная с основания созданного И. И. Шуваловым Московского университета. А ведь значимость его дел и личности достаточно велики сами по себе. Если у авторов сайта есть какие-то материалы об идеалах и идеях Петра и Ломоносова в отношении горнотехнического образования, то стоило бы их опубликовать. Возможности для таких публикаций у хозяев сайта есть. Академик Д. Соколов в 1830 году писал: «Кто бы поверил, что полудикий башкирец из дымного аула своего положил первый камень в основание Горного корпуса»? (Исмагил Тасимов).

А вот и стихи к 100-летнему юбилею выпускника Института, действительного статского советника П. Н. Алексеева (тот же источник):

 
Сто лет тому назад тогдашний горный мир
Приятно изумил безграмотный башкир:
Он подал от своих товарищей прошенье
В России учредить такое заведенье,
Чтоб рудокопам – им, безграмотным, как сам,
Давать указчиков по горным их делам!
Царица ласково на просьбу посмотрела,
Пометила рукой – и дело закипело:
И так зачался наш Горный институт.
 

Приведенные данные ставят все с головы на ноги. Не было мудрого решения императрицы, создававшего основы горной промышленности страны путем обеспечения ее технически грамотными кадрами. Царица попросту «ласково на просьбу посмотрела», а вся инициатива исходила от «безграмотного башкира». «Подталкивание» создания горнотехнических учебных заведений со стороны владельцев рудников – процесс обычный. Здесь обращает на себя внимание лишь то, что деятелей российской культуры коробило то, что инициатива исходила от «инородца».

Стоило признать, кто такой Тасимов, – и тут же выстраивался ряд поэтических стандартов: «безграмотный башкир», происходящий из дымного аула. А ведь ничего похожего не было. Очень сомнительно, чтобы Тасимов был безграмотен, и происходил он не из «дымного аула», а из крупнейшего административно-индустриального центра тогдашнего Урала – Перми. Он был пермским горнопромышленником, владельцем рудников, и именно ему-то и нужны были технически образованные кадры, но отношение к нему определяется тем, что он был не представителем титульной нации, а башкиром.

Здесь четко определено различие ролей Исмаила Тасимова и царицы. Надо только добавить, что прошение определенно потерялось бы в море других бумаг, если бы не попало на глаза директору Берг-коллегии М. Ф. Соймонову. Он в полной мере оценил значимость обращения и «положил его на подпись» императрице. Его-то вместе с Тасимовым и надо считать основателями Петербургского Горного. Этот процесс занял два года. И именно Ф. Соймонов стал первым директором вновь открытого Училища.

Рис. 2.4.11. Санкт-Петербургский Горный университет (бывшее Горное училище позднее Ленинградский Горный Институт). Санкт-Петербургский государственный горный

Портрет императрицы выполнен на средства, предоставленные крупнейшей алмазодобывающей монополией мира – компанией Де Бирс, полностью оплатившей расходы на оформление Горного института в расчете (вполне оправдавшемся!) на хорошие отношения с организацией, во многом определявшей выдачу лицензий на горнодобывающие предприятия. Естественно, Де Бирсу было совершенно все равно, чей портрет будут вешать в актовом зале Горного. Все определялось маникальным, поистине рабским пристрастием к монархическому принципу устройства страны, как эпидемия распространившемуся среди правителей новой (постсоветской) России.

История Петербургского Горного дает прекрасный пример, как сам факт существования этой Горной школы оказывал влияние на развитие наук о Земле и, обратно, как требования развития экономики страны влияли на облик этого учебного заведения. Почти до конца XIX века Горный выпускал почти исключительно горных инженеров и инженеров-металлургов. Но массовое строительство железных дорог поставило на первое место нужду в выпуске инженеров-геологов. В 1872 году создается геологический факультет. Во главе его встал создатель первой геологической карты Европейской России Г. П. Гельмерсен. И он же становится главой созданного в 1882 году Геологического комитета, организации, которая должна была координировать всю геологическую работу на территории огромной страны. Имена первых выпускников нового факультета говорят сами за себя: В. А. Обручев, И. В. Мушкетов, К. И. Богданович. Их портреты в Горном институте на момент написания этого текста отсутствовали (их всех заменил портрет императрицы – и одновременно отмечен преподобный Макарий Египетский, чьим именем названа церковь в Горном Университете).

Церковь была основана в 1805 году, а затем открыта заново в 2004 году для того, чтобы укрепить моральные основы всех, кто работает в горнометаллургической отрасли экономики. Приведенные в первой и второй частях настоящей книги примеры открытия и освоения месторождений со всей очевидностью показывают, что руководители отрасли действительно остро нуждаются в необходимости соблюдения восьмой заповеди «Не укради!». Ведь сам факт, что директора академических институтов утверждают свое право приписывать себя в качестве соавторов к любой печатной работе, выполненной в руководимых ими институтах (и зачастую пользуются этим правом), глубоко аморален. Я уже не говорю о затаптывании геологов-первооткрывателей крупнейших месторождений (см. главу 2.5).

Мне доставляет особое удовольствие дать читателю возможность посмотреть на этих людей – основателей российской геологии. Они (а не Макарий Египетский!) проводили исследования на огромных неисследованных просторах Российской империи, которые пересекались невиданными по протяженности трансконтинентальными железными дорогами (такими, как Транссибирская магистраль и железная дорога, соединившая европейскую часть страны с только что присоединенным российским Туркестаном). К. И. Богданович был участником экспедиции М. В. Певцова, продолжавшей исследования Центральной Азии, начатые Н. М. Пржевальским, был руководителем экспедиции на Камчатку и иследовал трассу Транссибирской железной дороги. Он же был основателем кафедры месторождений полезных ископаемых в Петербургском Горном, создавшей школу российских геологов-исследователей месторождений.

С их именами связано создание первых, самых общих представлений не только о геологии, но и о географии Сибири, Дальнего Востока и Российского Туркестана.

Об этих выдающихся геологах и путешественниках см. главы 2.1 и 2.5. Учитывая общий эмпирический характер геологических наук, не случайно то, что многие практические геологи, накопившие за свою профессиональную жизнь значительный объем эмпирических наблюдений, на склоне лет начинали работать над наиболее общими вопросами геологических наук, таких как проблемы происхождения Земли, закономерности динамики ее развития, степень синхронности геологических событий или соотношения вулканизма и тектоники. С этим же связано и стремление геологов-практиков к написанию или участию в написании сводок фактического материала (как региональных, так и глобальных).

Позднее горно-геологические школы школы становились центрами аккумуляции новых данных в самых различных отраслях наук о Земле. Так в Петербургском горном институте гениальным ученым Е. С. Федоровым была создана структурная кристаллография.

Рис. 2.4.12. Создатель современной кристаллографии Е. С. Федоров (1853–1919).

Потребности в минеральном сырье, предъявляемые бурно растущей промышленностью, привели к необходимости создания кафедры месторождений полезных ископаемых. Основателем этой кафедры стал Карл Иванович Богданович. Он же был автором одного из первых в мире курсов «Рудные месторождения». Деятельность этой кафедры привела к созданию российской школы геологов-рудников.