Текст книги "«Драмы». Скандальные истории и трагедии из мира лучшей игры, придуманной человечеством"

Эйзельская трагедия или заговор молчания

Это история не только о футболе. Она о трагедии, халатности и непробиваемой человеческой черствости. Но ради памяти тех, кто погиб вечером 29 мая 1985 года на брюссельском стадионе, она должна быть рассказана вновь и вновь. Чтобы помнили. И чтобы подобное никогда больше не повторилось.

* * *

Марк Лоуренсон – один из тех немногих футболистов, выходивших на поле в тот вечер, который не отказывается говорить об «Эйзеле». На протяжении более чем трех десятков лет само этого слово было негласно запрещено во время встреч бывших товарищей по команде, наводившей ужас на всю Европу в первую половину 80-х. Но сами члены этой команды боялись произносить вслух название стадиона, ставшее синонимом одной из ужаснейших трагедий в мировом футболе.

«Это был слон в маленькой комнате. Говорить на эту тему просто было не принято, ни когда мы собирались всей командой, ни даже когда оставались наедине с самыми близкими друзьями. Просто табу».

До сих пор эйзельская трагедия остается одним из самых неудобных для «Ливерпуля» событий, воспоминания о котором вызывают столько стыда и боли, что его предпочитают не упоминать вовсе. Клуб не отказывается проводить мемориальные мероприятия, как на годовщины трагедии в «Хиллсборо», но делает это лишь ради соблюдения минимальных приличий. Да и в других местах не слишком торопятся почтить память жертв «Эйзеля».

К тридцатилетию катастрофы в Ливерпуле прошла скромная поминальная служба. В Брюсселе у строгого минималистского памятника, стоящего за пределами реконструированного стадиона, рядом с бывшим входом в печально известный сектор Z, появилось несколько цветков. В Турине прошла лишь вторая за все эти годы месса, посвященная жертвам трагедии. В наше время спорт накрепко связан с выражением соболезнований и подчеркнутым состраданием чужому горю, когда черные повязки, плакаты с названиями стран, где произошли природные катаклизмы, акции в поддержку погибших и пострадавших граждан, не важно какой страны, и минуты молчания перед началом матчей стали нормой. При этом неспособность найти адекватные средства для выражения соболезнований, понимания и сочувствия, когда 39 футбольных болельщиков были раздавлены или задохнулись во время одного из главных спортивных событий 1985 года, вызывает ощущение по-настоящему непробиваемой черствости официальных лиц.

Эти лица предпочитают укрыться за плотным занавесом тишины, устроившись в своих недосягаемых офисах. Бельгийское правительство отказывается от комментариев после того, как Марина Коппитерс, одна из главных судей страны, прямо обвинила в своем отчете полицию, футбольных чиновников и других официальных лиц, включая мэра Брюсселя и премьер-министра страны в некомпетентности. «Ливерпуль» остается максимально сдержанным, поскольку непосредственное участие болельщиков «красных» в страшной давке на довольно ветхом и не соответствовавшем нормам безопасности стадионе «Эйзель» 29 мая 1985-го, где проходил финал Кубка Европейских чемпионов, привело к тому, что всем английским клубам было запрещено участвовать в еврокубках на протяжении пяти лет. Что касается УЕФА, то чего можно было ждать от многолетнего президента организации, Мишеля Платини, который как ни в чем не бывало праздновал победный гол «Ювентуса» перед трибунами, с которых еще не была стерта кровь его соотечественников?

На первый взгляд решение проводить матч, когда на автостоянке стадиона чуть ли не в штабелях лежат 39 еще не остывших тел болельщиков, кажется самым бесчувственным и кощунственным в истории спорта. Объяснение, которое предлагали в то время УЕФА и бельгийская полиция, заключалось в том, что они пытались предотвратить дальнейший хаос, давая болельщикам возможность посмотреть игру. Звучит, мягко говоря, неубедительно. Люди, разрешившие проводить матч на стадионе, где только что погиб не один десяток фанатов, вырвали футбол из контекста человеческой порядочности, превратив его в бездушный акт, зрелище ради зрелища, беспощадное и бесчувственное. Но эти чиновники не были одиноки в своей черствости. Когда один из ведущих корреспондентов большого английского спортивного издания, потрясенный случившимся, вернулся на самолете в Лондон, уже наполненный слухами о человеческих жертвах, главный редактор с порога спросил его:

«Где мой гребаный отчет о матче?»

Просто противопоставлять друг другу футбольный матч и смерть было непростительным оскорблением памяти 39 человек, погибших ужасной, мучительной смертью в секторе Z стадиона «Эйзель». Лоуренсон, который выходил на поле в двух финалах Кубка чемпионов подряд, не скрывает своего отвращения к той бессмысленной игре в 1985-м.

«Каждый, абсолютно каждый из игроков «Ливерпуля» считал, что невозможно играть в футбол после того, что случилось. Мы знали, что люди умирают, что среди них есть дети и подростки, и мы говорили себе: „Нет, я не выйду на поле, только не это”, но нам пришлось. Я ни разу не видел кадров с того матча и никогда не захочу их увидеть».

* * *

В некотором смысле эйзельская трагедия стала кульминацией отвратительного поведения английских болельщиков в Европе. Фанаты «Тоттенхэма» дважды были участниками уродливых побоищ в Роттердаме в 1974 и 1983 годах, а болельщики «Манчестер Юнайтед» отметились подобным поведением в Сент-Этьене в 1977-м. Стычки, устроенные англичанами в Базеле после отборочного матча чемпионата мира 1982-го, также можно внести в этот скорбный список. Но, с другой стороны, у английских клубов было множество выездов для участия в еврокубках, которые закончились вполне мирно. Не было никаких предпосылок к тому, чтобы матч финала Кубка чемпионов завершится чем-то из ряда вон выходящим.

Стадион «Эйзель» расположен в мирном зеленом пригороде, неподалеку от культового «Атомиума», а утро 29 мая выдалось безоблачным и теплым. 60-летний фанат «Тоттенхэма» Пол Фрай (которому тогда было 25), купивший билет для нейтральных болельщиков в сектор Z, рассказывал, что, вопреки многим и многим футбольным матчам с участием английских команд, утром перед той встречей никакого особенного напряжения не ощущалось вовсе.

«Я гулял в центре города, у Гран-Плас, было прекрасное солнечное утро. Попавшейся мне по дороге паре молодоженов фанаты „Ювентуса” пели серенады, а встречные прохожие улыбались. Но чем меньше оставалось времени до начала матча, тем чаще я стал замечать болельщиков „Ливерпуля”, которые катили перед собой магазинные тележки, наполненные бутылками дешевого пива. Они были очень неспокойными, ругались с проходившими мимо людьми, а когда хозяин ювелирного магазина сделал им замечание, кто-то кинул камнем в его витрину, разбив стекло. Мне было очень стыдно за соотечественников, да и общее настроение изменилось в худшую сторону. А на подходе к стадиону среди фанатов «красных» трезвых уже не было».

Игроки «Ливерпуля», прибывшие к «Эйзелю» днем, чтобы провести разминочную тренировку, также заметили, что атмосфера в городе изменилась. Лоуренсон рассказывал, что видел из окон автобуса как минимум две уличные драки, а прибыв на стадион, очень удивился, что некоторые секторы, среди которых был и сектор Z, отделены от других лишь номинально.

«Там действительно не было преград, лишь немного сетки для куриных вольеров. Мы еще обсудили, почему фанатам „Ювентуса” продали треть билетов на места рядом с фанатами „Ливерпуля”, но затем начали подготовку к игре и больше не возвращались к этой теме».

Распределение мест и билетов было действительно более чем странным. Стадион был поделен на три крупные зоны. Нейтральные болельщики сидели на противоположных трибунах вдоль поля, а трибуны за воротами были поделены между фанатами игравших команд. С одной стороны, в секторах M, N, O, располагались болельщики «Ювентуса». Логично было бы предположить, что сектора Y, X, Z с противоположной стороны будут отданы фанатам «Ливерпуля», но «красным» достались лишь секторы Y и X, в то время как сектор Z имел расплывчатое (и абсолютно дурацкое) предназначение: для фанатов «Ювентуса» и для нейтральных болельщиков. Таким образом, англичане с итальянцами, вместо того чтобы быть разделенными целым полем и ста метрами трибун с нейтральными болельщиками, оказались рядом, разделенные хлипкой сеткой. В качестве оправдания после трагедии приводились количество заявок от фанатов и отчетность по проданным билетам, но не нужно быть специалистом в сфере безопасности, чтобы понять возможные последствия соседства фанатов противоборствующих команд.

Фрай, занявший свое место в секторе Z, быстро увидел всю опасность такого распределения билетов. Болельщики «Ливерпуля», забившие выделенные им секторы, с ненавистью поглядывали в сторону соседей. Многие начали пинать сетку, чтобы попытаться пройти на более свободные трибуны. Сектор Z не был переполнен, кроме того, там уже развевались итальянские флаги, и это, по мнению Фрая, подтолкнуло английских фанатов к активным действиям.

Весь ужас создавшегося положения стал очевиден, когда болельщикам «Ливерпуля» удалось прорваться в сектор Z, после чего зрители, в основном итальянцы, попытались сбежать от неконтролирующей себя толпы через террасу, прилегающую к бетонной стене, через которую напуганные болельщики попытались массово перелезть. Свирепость натиска англичан привела к давке, после чего стена обрушилась. Погибли 39 человек, еще 600 получили ранения различной степени тяжести.

Роберто Лорентини, врач из Тосканы, которому был 31 год, в последние мгновения жизни тщетно пытался спасти жизнь 11-летнего мальчика Андреа Касулы. Его друг Франческо Каремани, чья книга «Эйзель. Правда» была опубликована несколько лет назад, говорил:

«Роберто боролся за спасение Андреа, самого молодого из жертв той трагедии. Он был посмертно награжден серебряной медалью за исполнение гражданского долга. Он умер, спасая, так же как и жил».

Итальянская сторона обвиняла в агрессивности болельщиков «Ливерпуля», утверждая, в частности, что они смогли пронести на стадион ножи и крупные петарды. Последнее утверждение не раз опровергалось мерсисайдцами, но их аргументы, что вооружены были лишь какие-то мифические члены «Народного фронта» из Лондона, выглядят довольно жалкими. Нейтральные болельщики, к своему несчастью оказавшиеся в секторе Z, подтверждали, что агрессия исходила от фанатов «Ливерпуля» с соседних трибун, которые перешли от изначальных оскорблений к активным действиям. Фрай рассказывал, что зрители в его секторе пережили настоящую массированную атаку из сектора Y.

«Я находился в одной из самых высоких точек и видел, как англичане прорвались через заграждение и бросились на нас. Множество людей оказалось на террасе, они выламывали камни и бросали их в нападавших. Все вокруг кипело, но по-настоящему я осознал, что произошло что-то ужасное, когда кто-то пробежал мимо с носилками, покрытыми большим флагом, из-под которого свесилась рука».

Стена обрушилась под тяжестью множества людей, но основной причиной множества смертей стало не это. Большинство людей погибло из-за недостатка кислорода в образовавшейся давке. Разрушение стены стало своеобразным срывом клапана под большим давлением, и люди, устремившиеся в пролом, начали задыхаться в этой толчее. Именно на этом этапе стало понятно, что на стадионе происходит настоящая катастрофа, а не просто стычка между фанатами двух команд. Последовали жуткие сцены, которые будто иллюстрировали последствия средневекового побоища, а не спортивное событие на окраине одного из спокойнейших городов Европы.

62-летняя Мартина Боллу (тогда 27) была социальным работником, прикомандированным к пожарному департаменту бельгийской столицы, и одной из первых увидела последствия катастрофы на «Эйзеле». Ее поставили на предварительную идентификацию тел погибших.

«Я сказала себе, что должна сделать это, как бы тяжело это ни было. Я была одна на парковке, со всеми этими телами, и думала только о семьях, которые ждали хоть какой-то информации. Я мать, и я знаю, что неизвестность хуже любой, пусть и страшной правды. Я хотела бы точно знать, мертв мой ребенок или нет. <…> Там был один человек с большим животом, и у него в кармане был счет из ресторана, который он оплатил всего два часа назад. Я подумала, что, надеюсь, он хорошо провел время в том ресторане, потому что это было для него в последний раз».

Психологические травмы, полученные Мартиной, были настолько глубокими, что ей пришлось описать все события того вечера в личном дневнике, что должно было помочь ей справиться с душевными переживаниями.

Лишь через двадцать лет она смогла собраться с силами, чтобы прочитать написанное.

«Это было невозможно забыть. Не было ни одного врача, с которым я бы смогла откровенно обсудить это, поэтому мне пришлось вести записи. Это было необходимо. Невозможно носить в себе что-то подобное. Все, что я знала, – это что я уже никогда не буду прежней девушкой, мое беззаботное время закончилось. Моему сыну Матье было всего два, и я до ужаса боялась потом, что с ним может что-то случиться. Ты просто никогда не мог бы подумать, что 39 человек погибнут на футбольном матче, пока не столкнешься с этим».

* * *

Между началом столкновений и стартовым свистком отложенного футбольного матча прошло два с половиной часа. Фанаты «Ювентуса» после обрушения стены в секторе Z начали настоящую битву с полицией, бросая в служителей закона бутылки, камни и все, что подворачивалось под руку. На стадионе воцарился хаос. По дьявольскому капризу судьбы, раздевалка «Ливерпуля» находилась под сектором Z, и люди умирали из-за поведения болельщиков команды в считаных метрах от нее. Тренер команды Джо Фэган сообщил игрокам, что они должны оставаться в помещении, но в первые минуты никто точно не знал, что конкретно происходит наверху, а потом, когда стало известно о многочисленных жертвах, футболистам стало уже не до игры. В какой-то момент в раздевалку вошел начальник брюссельской полиции и сказал, что настаивает на том, что матч должен состояться. «Какой смысл играть в футбол, если из-за него умерли люди?» — спросил кто-то. Тот ответил, что он говорил с игроками «Ювентуса» и что могут произойти большие беспорядки, если матч не состоится. Никто из футболистов «Ливерпуля» по-прежнему не хотел выходить на поле, но капитан команды Фил Нил все же встал и пошел на поле «Эйзеля», чтобы поговорить с фанатами и успокоить их.

Игроки, пробывшие в безопасном коконе подтрибунных помещений два с лишним часа, хоть и были осведомлены о жертвах, все равно не понимали настоящих масштабов трагедии. Выжившие в аду сектора Z знали гораздо больше. Фрай, который сегодня разрабатывает макеты страниц для новозеландских газет, в 1985-м работал как фрилансер на Флит-стрит. Он отправился в ложу прессы, чтобы спросить, нужна ли его помощь в передаче материалов в Лондон.

«Тела лежали прямо на улице, задрапированные гигантскими флагами, но полицейские вертолеты, кружившие над стадионом, то и дело сбрасывали ткань. Это было ужасающее зрелище, не было даже элементарной палатки, чтобы отнести туда погибших, и кто-то распорядился нести их на парковку. Когда я добрался до ложи прессы, оказался рядом с Эмлином Хьюзом, дававшим интервью для телевидения и не скрывавшим слез. Моя мама одной из первых узнала, что я остался жив, потому что увидела меня на экране».

Беатриче Мартелли смотрела на разворачивающиеся в Брюсселе кровавые события, сидя в своей гостиной в Перудже, и не знала, жив ли ее сын Франко, горячий поклонник «Ювентуса». Когда она услышала о том, что есть жертвы, она упала на колени и молилась, думая, что, если что-то случилось с ее сыном, она тоже умрет. Франко Мартелли, сын директора школы, который отправился в Бельгию на финал Кубка чемпионов, предвкушая великолепный матч своей любимой команды, оказался одним из тех 39 человек, которым не суждено было вернуться домой. Ему было 22 года.

Игра, начавшаяся в 21:41 по местному времени, была пляской на крови, позорным, бездушным действом, результат которого для многих заслонила ужасная трагедия. Победный гол был забит Мишелем Платини с пенальти, после чего француз пробежал через половину поля, празднуя и радуясь, как ни в чем не бывало. 150 минут назад здесь погибли два его соотечественника и 32 болельщика его команды, но он праздновал и был, казалось, абсолютно счастлив. Запрос об официальном заявлении президента УЕФА в связи с тридцатилетием трагедии в 2015-м, как несложно догадаться, остался без ответа, а скоро и сам президент остался без своего поста.

«Ливерпуль», не сумевший защитить свой титул, отступил, сопровождаемый речевками итальянских фанатов, скандировавших «Убийцы! Убийцы!». Но Лоуренсон не слышал их, потому что находился в брюссельской больнице Сен-Люк, получив травму плеча уже на третьей минуте игры. Больница была переполнена, поскольку именно сюда свезли многих пострадавших, по коридорам бегали родственники и друзья болельщиков «Ювентуса», которые искали близких, а медперсонала явно не хватало.

«Я был в помещении с 24 койками, и у дверей этой палаты стоял парень в военной форме, с автоматом, и охранял меня. Он почти не говорил по-английски. Я помню, как очнулся от анестезии и пытался рассказать ему, что произошло, а он все время отворачивался. Назавтра мне привезли спортивный костюм, и мне пришлось надеть его наизнанку, чтобы не было видно эмблемы „Ливерпуля”. Меня выводили из больницы через выход для персонала».

Это была трагедия международного масштаба. В якобы нейтральном секторе Z погибли 32 итальянца (в том числе три болельщика миланского «Интера»), 4 бельгийца, 2 француза и 38-летний Патрик Рэдклифф, уроженец Северной Ирландии. Волна ненависти к англичанам после эйзельской катастрофы много лет сопровождала британских футболистов и болельщиков. Фрай, чьей единственной виной было присутствие на том матче, говорил, что не мог тем вечером пойти к своей бельгийской подруге, потому что ему было стыдно за своих соотечественников и свою принадлежность к этой нации. Первым побуждением Лоуренса после игры было острое желание скрыться.

«Все игроки „Ливерпуля” чувствовали себя виноватыми после игры. В аэропорту на следующий день нас охраняли отряды полиции, люди пытались плюнуть в нас и выкрикивали оскорбления. Толпа поклонников „Ювентуса” пыталась прорваться к автобусу, который увозил нас из гостиницы, чтобы опрокинуть его. Мы все просто хотели поскорее покинуть страну».

Уже тогда в Англии вступил в силу негласный заговор молчания. Футболисты «Ливерпуля», ходившие на службу в Кафедральный собор города, признавались, что о трагедии там даже не было упомянуто. Даже «Ювентус», которого, казалось, катастрофа коснулась в наибольшей степени, не слишком утруждал себя печальными церемониями, отдавшись празднованию завоеванного Кубка чемпионов. Футболисты итальянской команды после финального свистка пели, прыгали от радости, делали круги почета по стадиону и откровенно пренебрегли должным вниманием к человеческим жертвам, среди которых абсолютное большинство составляли их болельщики.

Каремани, который тоже должен был поехать на игру, но провалил экзамены по латыни и был наказан отцом, говорил:

«Нам стыдно вспоминать о некоторых вещах: как праздновал гол Платини, как тысячи людей пели „Слава, слава, Алелуйя” на стадионе, где лежало 39 тел погибших. „Ювентус” не гордится этим. Еще одним неприемлемым поступком стало поведение Серджио Брио, который, смеясь, поднял кубок к небу в аэропорту. Я знаю, что многим фанатам это не понравилось. Это было неправильно и оскорбляло память погибших».

Только под руководством Андреа Аньелли, президента клуба с 2010 года, «Старая синьора» научилась правильному отношению к своему прошлому. В течение многих лет даже на официальном сайте клуба трагедия упоминалась вскользь и без должного внимания к погибшим болельщикам команды. Аньели уже через год после вступления в должность организовал памятную церемонию с 39 падающими звездами.

Если тема эйзельской трагедии является не слишком желанной в Турине, нечего и говорить, как к ней относятся в Ливерпуле. Первоначальная официальная реакция клуба была максимально выхолощенной и краткой, всего с двумя упоминаниями о случившемся в официальном ежегоднике клуба, где призывалось начать сезон-1985/86 с нового листа, потому что «это осталось в прошлом». Игрокам пришлось справляться с последствиями трагедии самостоятельно, без какой-либо помощи от клуба. Лоуренсон до сих пор с дрожью в голосе вспоминает тот период.

«Во всех играх, во всех финалах Кубка чемпионов, в которых я играл с «Ливерпулем», я никогда не испытывал такого давления, как в нашем первом матче после „Эйзеля”, когда Кенни Далглиш был играющим тренером. Мы играли против „Арсенала” и даже выиграли со счетом 2:0, но это было ужасное напряжение, которое не отпускало нас всю игру. Многие не смогли на следующий день даже выйти из дому, оставшись в постели, истощенные как физически, так и морально».

Санкции против «Ливерпуля», как известно, были драконовскими. Клуб на шесть лет отстранили от участия в еврокубках, и пятилетний запрет для остальных английских клубов фактически прервал великолепную эпоху Говарда Кендалла в «Эвертоне», а «Норвич» трижды упустил шанс попробовать сыграть в Европе. Маргарет Тэтчер заявила, что «Эйзель» оставил ее практически без слов, добавив, что «те, кто несет ответственность за трагедию, навлекли позор и бесчестье на всю страну».

* * *

В 1989-м, после окончания пятимесячного судебного процесса в Брюсселе, 14 из 26 болельщиков «Ливерпуля», попавших на скамью подсудимых, были признаны виновными в непредумышленном массовом убийстве. Некоторые из них казались искренними в своем раскаянии. Тони Аллен, отбывший девятимесячный тюремный срок, стал убежденным христианином и сменил работу, сделавшись спасателем. Но позиция самого клуба и его отношение к трагедии стала одной из причин новой катастрофы, которая через пять лет произошла на «Хиллсборо», где во время давки в полуфинальном матче Кубка Англии против «Ноттингем Форрест» погибли 96 фанатов «красных». Эти два происшествия, с полярно противоположной принадлежностью жертв, как это ни удивительно, взаимосвязаны. Возмущение, которое обрушилось на «Ливерпуль» в 1985-м, и сочувствие, которое он привлек в 1990-м, связаны одной исторической нитью. Дело в том, что официальная позиция клуба сформировала в Англии более спокойное отношение к эйзельской трагедии, чем то, которое должно было бы быть.

Многие считают, что, если бы страна отнеслась к катастрофе в Брюсселе с должным вниманием, давки на «Хиллсборо», навсегда изменившей британский футбол, можно было бы избежать. Но еще 96 человек должны были погибнуть на футбольном стадионе, чтобы Англия открыла глаза. Каремани писал:

«С 1985 по 1989 год англичане лишь злились, что им запретили играть в Европе, вместо того чтобы сделать далеко идущие выводы из эйзельской трагедии. У «Эйзеля» и «Хиллсборо» были три важных сходства: дезорганизация власти, поведение полиции и множество ни в чем не повинных жертв. Если бы англичане правильно поняли, что произошло в Брюсселе, сегодня «Хиллсборо» по-прежнему был бы просто названием стадиона, а не именем для самой страшной трагедии в истории британского футбола».

Эйзельская катастрофа, отмеченная двумя небольшими мемориалами в Турине и Брюсселе, продолжает черной тенью лежать на отношениях между «Ливерпулем» и «Ювентусом». Два клуба, которые вполне могут пересечься в Европе в любом еврокубковом сезоне, отвергают любые попытки сближения, от просьб Английской футбольной ассоциации провести совместную церемонию до простого возложения цветов к мемориалу. Итальянцы, раз и навсегда возложив всю тяжесть вины за случившееся на английский клуб, не собираются прощать мерсисайдцев. Лоуренсон с горечью признает, что уже не надеется, что «Ювентус» когда-либо простит своих соперников по финалу Кубка чемпионов 1985-го.

Отсутствие шагов навстречу друг к другу – это еще одно печальное последствие трагедии, которая и без того замалчивается в трех странах. Этот матч, который вообще не должен был быть сыгран из уважения к памяти только что погибших болельщиков, стал своеобразным нерукотворным памятником человеческой черствости и бесчувственности.

Но боль эйзельской трагедии, по крайней мере в 39 семьях, не утихнет уже никогда.