Автор книги: Екатерина Евтухова
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Христианский социализм Булгакова основывался на аналогичной убежденности в том, что христианство способно наделить демократию положительными качествами.
В демократии, как и во всех человеческих делах, возможны два аспекта, два пути, два направления: вверх и вниз. Вверх ведет сознание солидарности, высшего единства вселенского человечества и общности богочеловеческого дела, в котором, хотя «звезда от звезды и разнствует во славе» и есть рядовые и офицеры, есть чернорабочие и герои, но все они нужны и одинаково незаменимы для универсального всечеловеческого и богочеловеческого дела, создания царствия Божия, совместного служения высшему идеалу. Этому противоположна тенденция нивелирования, сведения под один ранжир, признания за правомерное только того, что в равной мере доступно и разделяется всеми, бессознательного стремления к приведению всего не к высшему, а к низшему уровню[207]207
Булгаков С. Религия человекобожия. С. 51–52.
[Закрыть].
Опасность демократии состояла в том, что она могла потянуть не только вверх, но и вниз; ее возможным результатом мог бы стать культ посредственности, как в нравственном, так и в интеллектуальном отношении. Социал-демократия, достойным примером которой, по утверждению Булгакова, была социал-демократическая партия Германии (СДПГ), в качестве арбитра общественной деятельности признавала только человечество. Без Бога такая политика легко вела к слепому поклонению толпе, обожествлению масс.
Выбор между поклонением Христу и поклонением человечеству означал выбор между атеистической, фейербаховской социал-демократией и истинной демократией во Христе. Булгаков утверждал, что социалистическое обожествление человека оборачивается не демократией, а демагогией. Поскольку СДПГ была наследницей Фейербаха, она выбрала худший из двух возможных политических путей по отношению к массам. В то же время практическое применение представления Фейербаха о человечестве как едином целом без Христа вызывало у Булгакова те же сомнения, из-за которых он отверг контовскую теорию прогресса: «прогресс», о котором говорила социал-демократия, являл собой эвфемизм, подразумевающий благо лишь для будущих поколений. Без Бога нет ничего, что объединяло бы нас с нашими потомками; при этом единственным спасением от смерти является вера в то, что человеческая деятельность имеет значение для всего человечества, жившего ранее и живущего сейчас.
Но это воззрение возможно только при принятии христианской веры в «будущий век» и всеобщее воскресение, с которым только и может быть связана вера в прогресс, в историческое творчество человечества, а не отдельных чередующихся поколений. Иначе оно превращается в бессмыслицу, в воплощенную иронию: неужели же нужны были многовековые страдания всего человечества, чтобы доставить благополучие неведомым избранникам на короткое время их жизни? Торжествует только одна победительница – смерть[208]208
Булгаков С. Карл Маркс как религиозный тип. С. 61.
[Закрыть].
Без христианской веры во всеобщее воскрешение прогресс был бы бессмысленным. Следовательно, демократическое движение было поставлено перед выбором: средневековая вера в Богочеловеческую природу Христа и пренебрежительное отношение к человеку были ниспровергнуты гуманизмом эпохи Возрождения, а теперь и современное общество переживало не менее драматичный переломный момент. Гуманизм, прежде сыгравший прогрессивную роль, в России оказался на перепутье. Те, кто боролся за демократию, в особенности за ее социалистическое проявление, должны были сделать выбор между Христом и Антихристом, между мнимым прогрессом и самообожествлением, предлагаемыми марксизмом, и истинным всеединством во Христе.
Задача христианских социалистов теперь состояла в том, чтобы донести необходимость выбора между Христом и Антихристом до народа в целом. Булгаков взялся за эту работу сразу после своего окончательного размежевания с кадетами в марте 1906 года: на пасхальной неделе они с А. С. Глинкой-Волжским выпустили в Киеве первый номер «ежедневной религиозно-общественной газеты» под соответствующим названием «Народ», которая должна была «распространять идеи христианской общественности [и объединять] лиц, разделяющих идеи союза, как в городах, так и в деревнях, как в интеллигентном обществе, так и в народе»[209]209
Булгаков С. Н. Неотложная задача. С. 359–360.
[Закрыть]. Газета «Народ» продолжила традиции издававшегося Кингсли журнала «Политика и народ» («Politics and the People»), а также прокламаций и пропаганды движения «хождения в народ» Николая Чайковского 1873–1875 годов. Газета «Народ» стала одним их многочисленных периодических изданий, появившихся в начале столетия, в период всплеска активности, который предшествовал первым выборам в Думу, и продолживших давнюю традицию «приобщения народа к политике».
У Булгакова хватило средств только на выпуск семи номеров «Народа», однако за краткое время своего существования газета сумела поднять те вопросы, которые многие представители интеллигенции считали наиболее важными накануне первых в истории страны общегосударственных выборов. В первом номере пояснялось, что мировоззренческая позиция газеты выстроена на «идеалах вселенского христианства» и «вместе с Влад. Соловьевым» исходит из того, что «христианская правда должна проникать не только в личную жизнь, но и в область общественных отношений». Во имя этих идей газета намеревалась «отстаивать народную свободу, раскрывать неправду капиталистической эксплоатации и современных земельных отношений, а также настойчиво бороться против национальной вражды». Поскольку издатели понимали важность современной духовной жизни русского народа, газета также собиралась уделять значительное внимание церковным вопросам и задачам, «связанным с предстоящим церковным собором»[210]210
От редакции // Народ (Киев). 1906. 2 (15) апр. С. 1.
[Закрыть]. Булгаков и его коллеги ясно дали понять, что рассматривают усилия, направленные на проведение социальной, аграрной и церковной реформ, как звенья одной цепи.
Христианско-социалистический дух «Народа» основывался на своеобразном, но могучем сочетании экзальтации, страха и прагматизма. Если говорить об экзальтации, то в пасхальный период, когда выходила газета, одной из постоянных тем публикуемых в ней материалов стало воскресение как метафора политического возрождения России. В написанной Булгаковым передовице «Пасхальные думы» подчеркивалась связь современности с событиями на Голгофе:
Совершается и назревает в истории что-то неслыханное, что-то великое. Мы живём в атмосфере великих предчувствий, в атмосфере надвигающегося чуда… Мы переживаем и канун своего национального воскресения. Совершится, рано или поздно, это воскресение, преобразив внешние и внутренние формы народа. Победит же, наконец, русский народ своего действительного «внутреннего» врага, разобьет свою темницу, пробудит своё зачарованное, сонное царство, исполнятся давнишние, свободолюбивые и человеколюбивые мечты. <…>.
Воскресни же, Христос, в Твоём народе, осияй правдой Твоей тьму злобной вражды человека к человеку, племени к племени, расточи врагов дела Твоего, испепели нашу дряблость и холодное равнодушие, воспламени и сожги сердца наши огнём Твоим.
Ей, гряди, Господи Иисусе![211]211
Булгаков С. Н. Пасхальные думы // Народ (Киев). 1906. 2 (15) апр. С. 1.
[Закрыть]
Газета «Народ» походила на «Освобождение» не только своей риторикой, но и призывом к упразднению самодержавия. Недавние победы партии народной свободы опровергли утвердившийся во влиятельных кругах миф о том, что люди не могут жить без кнута, паспортной системы и тирании земского начальника. Теперь, утверждал Булгаков, стало ясно, что народ – причем не только его интеллектуальная элита, которой исключительно приписывались революционные намерения, – отверг самодержавие; правительству надлежало признать это до того, как грянет народная буря. «Мы стоим над разверзнувшейся бездной; Везувий народного гнева только начинает действовать. Близится землетрясение. Спасайте пока не поздно»[212]212
Булгаков С. Н. На грозномраспутьи // Народ (Киев). 1906. 8 (21) апр. С. 1.
[Закрыть].
Такая апокалиптическая риторика сопровождалась неожиданным чувством угрозы со стороны того самого народа, который она должна была побудить к действию. Русскому народу еще предстояло дождаться того часа, когда он скажет свое пока еще неизвестное слово, которое спасет мир; но для того, чтобы выполнить эту историческую миссию, народ сначала должен преобразиться, превратившись из «этого погромного хулигана звериного образа, погрязающего в смрадном грехе», в «народ-богоносец», о котором говорили Достоевский и Соловьев и который «имеет свою важную и определенную задачу в мировой истории, в плане мирового спасения»[213]213
Булгаков С. Пасхальные думы // Народ (Киев). 1906. 2 (15) апр. С. 1.
[Закрыть]. Христианский социализм с его воодушевляющим видением человека как образа и подобия Бога стремился апеллировать к религиозному чувству этого темного и пугающего народа, ставя перед собой цель добиться того, чтобы демократия, когда она будет достигнута, была проникнута подлинно христианским духом.
Рассуждения Э. П. Томпсона о влиянии евангельской проповеди на формирование сознания рабочего класса предоставляют любопытную возможность сравнения этого влияния с тем, как обращался к массам русский христианский социализм[214]214
Thompson Е. Р. The Making of the English Working Class. New York, 1964.
[Закрыть]. Вместо того чтобы прививать трудовую этику, кодекс морального поведения, модель организационной тактики, российские «проповедники Благой вести» стремились донести до народа радикальную картину мира, сложившуюся под влиянием философии. Они ратовали за полную религиозную и социальную трансформацию посредством «христианской политики», настаивали на невозможности среднего пути и на принципиально дуалистической картине мира, в котором можно быть либо с Христом и его нынешними апостолами, либо против них.
При этом редакция «Народа» ограничилась тем, что отвела колонку для обсуждения перспектив христианского общества и сетований по поводу современной религиозной жизни[215]215
Христианская общественность // Народ. 1906. 2(15) апр. С. 4–5.
[Закрыть]. В конечном счете издатели поддержали программу партии кадетов как лучший из возможных компромиссов.
Как движение христианский социализм с его христианской философией, радикальной, коллективистской и демократической социальной программой и непродолжительной попыткой «хождения в народ» завершился явным провалом. Причины его очевидны: если социальный католицизм в Германии, Австрии или даже Франции являлся внутрицерковным движением, а иногда и орудием церкви в борьбе с государством за свои права, то российские религиозные радикалы выступали против всех властных институтов страны. Вероятно, энциклика «Rerum novarum» Льва XIII была вдохновлена не столько либерализмом, сколько признанием неотвратимой необходимости определить свою позицию по отношению к социальным проблемам. В России же из-за абсолютной неспособности Победоносцева осознать острую потребность в социальном законодательстве и привлечь церковь к решению социальных проблем подобные декларации были просто невозможны. С одной стороны, христианский социализм был направлен против Победоносцева и, следовательно, официального «церковного позитивизма», у которого в представлениях о социальной гармонии не нашлось места ни для восьмичасового рабочего дня, ни для аграрной реформы, и, с другой стороны, – против социал-демократии, опиравшейся на материализм XIX века и философский позитивизм. Он оказался в оппозиции и к третьей силе – толстовской светской проповеди личного спасения вместо социальных перемен. Наконец, Булгаков и его сторонники разошлись даже с Мережковским и Гиппиус, разделявшими их наиболее общие цели; каждая сторона обвиняла другую в правом уклоне и переходе на сторону режима[216]216
Мережковский заявлял, что Булгаков свернул вправо, а Булгаков критиковал петербургские религиозно-философские собрания за то, что они проводятся по разрешению Победоносцева.
[Закрыть].
Однако поскольку христианский социализм зародился в рамках освободительного движения, а его вождь продолжал поддерживать партию кадетов, история этого направления проливает свет на парадоксы либеральной политики в период 1904–1907 годов. Хотя религиозную программу Булгакова и можно назвать радикальной, он никогда не считал, что она противоречит этическому идеализму, сформулированному им ранее. Соответственно, третий из пяти пунктов, в которых он кратко изложил задачи христианского социализма, содержал следующее примечательное утверждение:
Союз христианской политики ставит себе в качестве основной и общей задачи внешнее, т.-е. политическое и экономическое освобождение личности. В логическом развитии этой задачи он может остановиться только на идеалах анархического коммунизма, который мы и находим в первых христианских общинах; в качестве же практической программы он не может не принять требований радикально-демократического и коллективистического характера, которые воодушевляют теперь существующие демократические и социалистические партии[217]217
Булгаков С. Неотложная задача. С. 359. Курсив мой. – Е. Е.
[Закрыть] (курсив мой. – Е. Е.).
В России начала века приоритетное внимание к личности, которое в современной политической теории часто отождествляется с либеральной позицией, могло уживаться с социализмом и коллективизмом, не порождая явной дисгармонии и не требуя объяснений. В этом смысле христианский социализм представлял собой вариант либерализма, которого придерживались кадеты: он разделял демократические цели движения, но предлагал добиваться их осуществления путем просветительской религиозной кампании в среде русского народа.
Парадоксальное эмоциональное наполнение доктрины, более того, подчеркивание темы Воскресения в сочетании с глубоким страхом перед «народом-богоносцем» также было характерно не только для приверженцев христианского социализма, но и для предвыборных настроений российских либералов. Дилемма христианских социалистов была и дилеммой демократической интеллигенции в целом: самодержавие должно быть упразднено, народ должен взять власть в свои руки; однако эта революционная цель должна быть достигнута умеренными средствами, чтобы избежать очевидных опасностей народного правления. Христианский социализм представлял собой одно из возможных решений той проблемы, с которой в 1905 году столкнулось освободительное движение. Октябристы предпочли отказаться от своих революционных целей, чтобы не рисковать достигнутым благодаря Октябрьскому манифесту. Кадеты отнеслись к участию в работе Думы как к наилучшей промежуточной альтернативе на пути к окончательному свержению правительства. Христианские социалисты Булгакова сотрудничали с кадетами и шли в ногу с освободительным движением до тех пор, пока это было возможно, параллельно вырабатывая социальную программу, похожую на программу социал-демократии, но существенно отличавшуюся от нее идеей глубочайшей христианизации новой народной власти.
Каковы бы ни были практические достижения и неудачи христианского социализма, он, бесспорно, явился важным этапом в развитии Булгакова как мыслителя. В ходе дискуссии в «Христианском братстве борьбы» и в попытках создать «Союз христианской политики» Булгаков впервые начал мыслить об обществе как о христианском хозяйстве, и несколько лет спустя именно это представление позволило ему создать работу, которая стала наиболее важным его вкладом в историю идей. Центральное место, отведенное мотиву Воскресения, повышенное внимание к особой роли человека как сотворенного по образу и подобию Бога, принятие философии Владимира Соловьева в качестве путеводной звезды – все это оформилось в процессе самоопределения Булгакова в перипетиях революционной борьбы. Эти темы не имели успеха на политическом поприще, но последующие годы жизни Булгаков посвятил их разработке как социальной философии.
Джон Бойер показал, что гораздо более успешная австрийская партия христианских социалистов, руководимая Карлом Люгером, была скорее наследницей либерализма и буржуазной политики XIX века, чем прообразом фашизма XX столетия; еще более очевидна связь с либеральной мыслью немецкого христианского социализма, особенно его варианта, предложенного Фридрихом Науманом и поддержанного Максом Вебером[218]218
Boyer J. W. Political Radicalism in Late Imperial Vienna: Origins of the Christian Social Movement, 1848–1897. Chicago, 1981. Набольший интерес представляет идея о Наумане, высказанная немецким политиком Теодором Хойсом. См.: Heuss Th. Friedrich Naumann: DerMann, das Werk, die Zeit. Stuttgart, 1937.
[Закрыть]. Если бы политический процесс оказался менее насыщенным и не столь сжатым по времени, некоторые группы населения России – в особенности тот промежуточный слой, общественное положение которого соответствовало европейской буржуазии, – могли бы быть поставлены перед выбором – принимать или не принимать идеи Булгакова. В любом случае, хотя сам Булгаков быстро разочаровался в политических перспективах христианского социализма, он не расстался с надеждой перестроить общество на религиозной основе.
Глава седьмая
Конституционная политика или религиозная реформация? Вторая Дума
Когда вслед за началом войны с Японией страну охватили забастовки, демонстрации и бунты, сложилось впечатление, что вот-вот сбудутся надежды и, возможно, опасения идеалистов и сторонников церковной реформы, творцов «зорь» начала столетия. Для интеллигенции, чья активность неуклонно набирала обороты вплоть до весны 1907 года, когда была созвана Вторая Дума, народная революция 1905 года ознаменовала собой самое начало революционного процесса. Христианско-социалистическое движение было лишь одной составляющей той кипучей деятельности, которую развил Булгаков с началом долгожданных забастовок и выступлений 1905 года, после поражения, понесенного Россией в войне, и в связи с обещанной конституцией. В первые месяцы революции интеллигенция естественным образом воспользовалась теми органами и институтами, которые долгое время предоставляли ей трибуны для выражения социально-политических идей. В «дни свободы»[219]219
Хью Ситон-Уотсон заимствует это выражение у либералов. См.: Seton-Watson Н. The Russian Empire, 1801–1917. Oxford, 1967.
[Закрыть] резко активизировались и общество, и толстые журналы, оживились интеллектуальные дискуссии.
Примечательно, что в первые тревожные дни революции Булгаков первым делом вступил в Вольное экономическое общество (ВЭО)[220]220
Труды Императорского вольного экономического общества (ТИВЭО). 1905. СПб., 1906. Т. 1. С. 77.
[Закрыть]. Этому обществу и в самом деле предстояло сыграть интересную роль в революционном процессе. Со времен его учреждения Екатериной Великой Общество стало выразителем идей прогрессивно мыслящих землевладельцев, а впоследствии и земской интеллигенции. Несмотря на жесткие ограничения, которым подверглась его деятельность при Николае II (декретом 1900 года Обществу было запрещено заниматься чем-либо, кроме «научной» деятельности), ВЭО сохранило репутацию площадки для обсуждения политических вопросов, и в первые месяцы революции интеллигенция потянулась в его петербургскую штаб-квартиру. 9 января 1905 года в доме Общества на Литейном проспекте, где, как вспоминает Зинаида Гиппиус, «все» собрались без предварительной договоренности, появился отец Гапон[221]221
См.: Гиппиус 3. Дмитрий Мережковский. С. 243.
[Закрыть]. Одновременно с Булгаковым в Общество вступили И. И. Петрункевич, В. В. Водовозов, С. Л. Франк, Н. И. Бердяев и другие видные общественные деятели[222]222
ТИВЭО. 1905. Т. 1. С. 77.
[Закрыть]. В том же году к нему присоединились Н. В. Тесленко и Милютин, а в 1906 году и Л. Я. Гуревич (известный литературный деятель, редактор и издатель «Северного вестника»). Общество, которое еще совсем недавно вынужденно ограничивало свои обсуждения применением статистических методов к сельскому хозяйству (в результате чего эти обсуждения стали и более углубленными, и сильно политизированными), стало площадкой, где прогрессивная интеллигенция представляла и разрабатывала свои предложения по преобразованию российского общества. Подробнейшим образом обсуждались планы введения равного, прямого избирательного права, вопрос о созыве земского собора (сугубо консультативного органа, который не имел особой притягательности в глазах в целом более радикально настроенных членов Общества). На одном из собраний члены Общества составили целый план структуры нового правительства, которое бы включало и национальное собрание; по мере того как революция набирала силу, ВЭО направило свои усилия в области статистики на составление отчета о крестьянских восстаниях 1905 года.
Организации, подобные ВЭО, не утратили своего значения и после разрешения на созыв представительного собрания; напротив, новые обстоятельства наделяли эти организации новой функцией. Когда в апреле 1906 года была созвана Первая Дума, Вольное экономическое общество превратилось в своего рода ее подкомитет по сельскому хозяйству, в котором регулярно собирались думские депутаты, чтобы обсудить проблемы помощи голодающим, перераспределения земли и улучшения крестьянского земледелия в рамках подготовки к парламентским дебатам по этим вопросам[223]223
См. материалы ВЭО за 1906 г., в частности: Отчет о деятельности Совета Общества за время от 28-го февраля по 15-е сентября 1906 года // ТИВЭО. 1906. СПб., 1907. Т. 2, кн. 6. С. 40–43.
[Закрыть]. Отношения между правительством и депутатами не ограничивались только прениями в стенах Думы. Когда Первая Дума была распущена в результате конфликта по вопросу о перераспределении земли, власть озаботилась также и тем, чтобы распустить этот «подкомитет». Полиция все чаще вмешивалась в дела ВЭО, пока его деятельность не оказалась практически парализованной вследствие все более жесткого применения недавно принятого закона, ограничивавшего свободу собраний. В течение этого периода почти каждое собрание заканчивалось стычкой с полицией, которая разгоняла собрания, не желая внимать никаким ссылкам на екатерининский устав (основная претензия заключалась в том, что на собраниях Общества присутствовали посторонние лица). После созыва Второй Думы постоянный надзор не позволил Обществу выступать в роли ее неофициального помощника. Как показывает пример ВЭО, во время революции участились разнообразные мелкие конфликты между интеллигенцией и правительством, похожие на те, которые ранее побудили Булгакова вступить в «Союз освобождения». Скрытый антагонизм между государством и прогрессивной интеллигенцией продолжал проявляться даже в периоды работы обеих первых Дум, хотя не в столь открыто политизированной форме.
В это время Булгаков выступил как главный инициатор институционально-социальной реформы церкви. В январе 1905 года он перенял роль редактора «Нового пути» у Мережковского; теперь этот журнал назывался «Вопросы жизни» и изменил свою ориентацию. Журнал, изначально задуманный как «литературно-богословское» издание, превратился в «церковно-реформационный», проводя идеи борьбы за реформы церкви и общества[224]224
РГАЛИ. Ф. 142. Глинка (Волжский). Оп. 1. Ед. хр. 230. 17.VIII.1905. Л. 1.
[Закрыть]. Выбирая, по своему обыкновению, название, которое привлекло бы внимание современников (в 1904 году Победоносцев опубликовал сборник статей «Вопросы жизни»), Булгаков заявлял о четырех основных задачах нового журнала и движения, рупором которого ему предстояло стать. Решение совокупности этих задач: политического раскрепощения, экономического возрождения, культурного ренессанса и религиозных реформ – должно было привести к «истинному духовному воскресению русского народа»[225]225
Булгаков С. Н. Без плана // Вопросы жизни. 1905. № 2. Февр. С. 358.
[Закрыть]. Безотносительно к ее практическим результатам, эта программа получила громкий резонанс в литературной среде. «Вопросы жизни» превратились в одно из наиболее значительных изданий Серебряного века; на их страницах состоялись первые публикации таких знаковых произведений этого периода, как «Мелкий бес» Сологуба, стихотворение Соловьева «Панмонголизм», выполненный Брюсовым перевод «Ворона» По, «Нечаянная радость» Блока и «Пруд» Ремизова. В соответствии с провозглашенными целями журнал печатал не только символистскую поэзию, переводы прозы и литературно-критические статьи, но и размышления видных политических мыслителей по таким вопросам, как гражданские права (Кистяковский) и природа власти (Франк). Планы политико-экономической реформы, обсуждение злободневного вопроса о земском соборе, а также постоянный обзор текущих вопросов и событий перемежались с хроникой церковной жизни и сообщениями о взаимодействии церкви и общества.
Булгаков и его коллеги по «Вопросам жизни» разделяли и укрепляли ощущение «новых начинаний», которые так остро чувствовали «новые люди» 1900 года. У них было общее видение новой России, в которой формула XIX века «православие, самодержавие и народность» перестанет существовать, а на смену ей придут свободная церковь в свободном государстве[226]226
Формулировка Булгакова. См.: Булгаков С. Н. Политическое освобождение и церковная реформа // Вопросы жизни. 1905. № 4–5. Апр. – май. С. 491–522.
[Закрыть], светское гражданское общество, основанное на верховенстве права и живом, созидательном религиозном чувстве и народа, и духовенства. Одновременно они стремились избавить православие от связи с реакцией и антисемитизмом и вернуть в религиозную жизнь терпимость и свободу совести.
Эти привлекательные, хотя труднореализуемые идеалы вскоре нашли выражение в широко распространившемся призыве к созданию новой институциональной структуры. Новыми органами власти должны были стать, с одной стороны, светские выборные учреждения, а с другой – представительный совет православной церкви, который придет на смену петровскому Синоду и, возможно, будет возглавлен патриархом. Тесная связь представлений о религиозной реформации и политическом преобразовании затруднила разграничение религиозного и политического значения новых институтов, появившихся после того, как правительство неохотно издало Октябрьский манифест. Нежелание власти серьезно относиться к требованиям общества в сочетании с открытым противостоянием Первой Думе и кровавым подавлением народных выступлений, последовавших за ее роспуском, ужесточили позицию поборников свободы, усилив их стремление преобразовать государственное устройство России[227]227
О полном отсутствии понимания между многими членами представительных учреждений и самодержавием см., напр.: Pipes R. The Russian Revolution. New York, 1991.
[Закрыть].
Линия противостояния четко обозначилась к концу февраля 1907 года, когда была созвана Вторая Дума. Вторую Думу историки часто изображают как «политический конституционный эксперимент»[228]228
См., напр.: Ibid.; см. также: Hosking G. The Russian Constitutional Experiment. Cambridge, 1973, хотя Хоскинг справедливо сосредоточивает внимание III и IV Думах.
[Закрыть]; в действительности же она стала кульминацией революционного движения, всерьез начавшегося в 1904 году с момента объявления войны Японии[229]229
Такая хронология событий предлагается в: Маклаков В. Вторая Государственная Дума. Paris, б. г. [1939]. Обе первые Думы относятся к революционному периоду также в: Rogger Н. Russia in the Age of Modernization and Revolution, 1881–1917. London; New York, 1983; Seton-Watson H. Russian Empire.
[Закрыть]. Освобожденцы со своим лозунгом «сохранения Думы» увидели в ней свой последний шанс добиться желаемых радикальных перемен на государственном уровне. Булгаков был избран как сочувствующий Партии народной свободы (он солидаризировался с ней «по вопросам очередной политики и парламентской тактики» и по ее поручениям занимался церковным и рабочим вопросами)[230]230
Речь. 1907. Янв. Булгаков направил сердитое письмо, возражая против того, что кадетская газета отождествила его партию с мирнообновленцами (партией Е. Н. Трубецкого), и призывая читателей ознакомиться с его трудами и тем самым – с его религиозно-социальными воззрениями.
[Закрыть]. Накануне выборов он рассматривал Вторую Думу как продолжение и кульминацию реформационного движения, а не как более прозаичный конституционный орган. Выборы в эту Думу приобрели чуть ли не апокалиптическую окраску, что следует из статьи, адресованной Булгаковым российскому духовенству:
Приближается важный исторический момент, новый этап в истории освободительного движения, вторые выборы в Государственную Думу. Волки, переодетые в овечьи шкуры, а то даже не переодетые, стремятся сделать вас орудием своих нечистых целей и, тем самым, врагами своего народа, своей паствы, бедной, голодной, беспомощной. Члены погромно-террористической организации «союза русского народа», будут заваливать вас (да и заваливают уже) замаскированными или прямыми увещаниями, чтобы вы сами шли и вели за собою свою паству в «союз русского народа». Не верьте им, как бы высоко они ни были поставлены, ибо говорит в них «князь мира сего»[231]231
Булгаков С. Н. Горе русского пастыря II Новь. 1906. 29 дек.
[Закрыть].
В «Народе» Булгаков еще более энергично выразил свои чаяния по поводу думских выборов. Он писал о причинах извращенного патриотизма, пропасти, разделяющей интеллигенцию и народ, цензуре, негласной слежке, недоверии, репрессиях, административных мерах.
Итак, причина теперешнего исторического кризиса в том, что мы отвергли путь правды, который есть и путь права, что мы попрали те нравственные и правовые начала, на которых основано современное государство, что мы, считая себя государством христианским, вступили на путь политического ислама и турецкого деспотизма.
Правительство должно отказаться от беззакония: «Иначе пред нами разверзается бездна, иначе мы стоим пред началом такой революции, подобной которой не знает еще история и перед которой ужасы французской революции и до сих пор у нас бывшее, окажется только предвестниками грядущих зол»[232]232
Булгаков С. Н. О задачах народного представительства // Народ. 1906.6(19) апр. С. 1.
[Закрыть]. Булгаков выражал то острое ощущение приближающегося зла, апокалипсиса, сползания в пропасть, которое в то время испытывала либеральная интеллигенция.
Перед Думой, продолжал рассуждать Булгаков, стояла героическая задача. Обычно делегаты выборного органа выполняют рутинные обязанности по формулировке и принятию законов.
Вот и все. А нашим народным представителям предстоит спасать Россию, быть голосом народа, страны, обращенным к упорствующей бюрократии. По-настоящему, у нас должна быть, да и есть, только одна партия русских патриотов, не тех истинно-русских, профессионально-русских, бутафорски-русских людей, которые губят русское имя, но тех, кто приносит всякие жертвы ради свободы, кто хочет не успеха партии или кружку, но стремится спасти Россию, дать ей право и правду[233]233
Там же.
[Закрыть].
Ввиду этой особой ситуации Булгаков полагал, что, по сравнению с большинством представительных учреждений, перед нынешней Думой стоит гораздо более серьезная задача.
Поэтому, наши представители пойдут в государственную думу не как в почетное, обеспеченное, всеми уважаемое учреждение, как немец идет в свой рейхстаг, англичане в парламент, но как на арену борьбы, как на тяжелый подвиг, на котором их встретят, быть может, штыки и жерла пушек с одной стороны и враждебное недоверие с другой. Народные представители наши должны быть готовы к самоотвержению, к добровольному жертвоприношению на алтарь родины. Требования эти велики и тяжки, может быть мало найдется людей, способных им удовлетворить, но только на таких и могут основываться надежды России. В государственной думе произойдет последний торг между народом и бюрократией, последний бой за право, после которого или победит право, или же начнется война всех против всех[234]234
Там же. Как отмечает Шмуэль Галай, слово «бюрократия» часто использовалось в качестве эвфемизма «самодержавия». См.: Galai Sh. Liberation Movement in Russia, 1900–1905.
[Закрыть].
Затем Булгаков набросал грандиозный план действий представительного собрания. Важнее всего было добиться построения правового государства и гражданских прав. Булгаков возражал против действующего избирательного права: несправедливо, когда крестьяне избирают одного депутата на тысячу человек, а землевладельцы из дворян одного депутата на сто человек. Избирательное право должно быть всеобщим, прямым, тайным и равным («четырехчленная» формула). Реформированию подлежали не только избирательное право, но и система представительного правительства. Можно было бы согласиться с двухпалатной структурой, но вторая палата в форме существующего Государственного совета неприемлема, так как все его члены являются высокопоставленными чиновниками.
По плану Булгакова, первоочередной задачей Думы должна была стать политическая амнистия для тех, кто был осужден за участие в беспорядках 1905 года; затем следовало исключить повторение подобной несправедливости в будущем. Требовалось обеспечить ряд основных прав: гарантировать неприкосновенность личности, запрет ночных обысков; свободу вероисповедания и отделение церкви от государства; свободу слова и прессы, собраний и объединений. Программа предусматривала равноправие для евреев и право на национальное самоопределение. Самым сложным вопросом Булгаков считал национальный вопрос – вопрос о Кавказе, Польше, Литве.
Думе вполне хватило бы этих задач. Но оставались и другие острые проблемы: во-первых, аграрный вопрос, в рамках которого Булгаков считал необходимым передать крестьянам больше земли; во-вторых, рабочий вопрос, в связи с которым надо было уделить особое внимание финансовым аспектам, в том числе новым налогам. Завершил Булгаков броским риторическим ходом. К Думе можно относиться по-разному: с одной стороны, как к механизму осуществления малых дел, а с другой – как к органу, перед которым стоит историческая задача бороться за свободу народа. Дума была призвана спасти Россию, если ее можно было спасти.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
