Автор книги: Екатерина Евтухова
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
То, как Булгаков погрузил субъект / объект в жизнь, подчеркнув необходимость рассмотреть человека в его жизни в мире, а не в качестве абстрактного «мыслящего субъекта», отвечало фундаментальным проблемам познания в немецкой философии, но в то же время было прочно укоренено в традициях русской мысли. В рассуждениях Булгакова нашел выражение подход, характерный для русской мысли, остававшийся подразумеваемым в трудах более ранних мыслителей. Одной из самых примечательных и специфических черт русской мысли XIX века было то, что мы могли бы назвать «направленностью», ее категорическим отказом от функционирования в созерцательном вакууме, изолированном от проблем жизни общества. Пожалуй, эта часто наблюдаемая тенденция в развитии русской мысли наиболее ярко заявила о себе, начиная с Чернышевского, но она также сказывалась и в идеях славянофилов, склонность которых трактовать социальные категории (община, народ и т. д.) как философские концепты отразила их постоянную вовлеченность в социальный процесс, их неспособность и нежелание делать различие между философией и жизнью[343]343
Такой стиль философии особенно характерен для Соловьева и Федорова.
[Закрыть].
До сих пор мы могли следовать за рассуждениями Булгакова в рамках философского анализа, но теперь этот метод заводит нас в тупик. Экономический реализм, или погружение субъекта и объекта в жизнь, позволил выстроить удовлетворительное толкование отношения субъекта с объектом; тем не менее это было только частичным решением более глубокого религиозного вопроса, возникавшего в результате слияния позитивизма и неоромантизма. Экономический реализм фактически ограничился интуитивным признанием человека активным существом, функционирующим в мире и неотделимым от этого динамичного отношения. Секулярные рамки, внутри которых разрабатывался аргумент «Философии хозяйства» (во всяком случае, ее первой части), оказались неподходящими для разрешения глубоко религиозных вопросов, которые сама эта работа поставила. В рассуждениях Булгакова наблюдается явный перелом: столкнувшись с вопросом веры, его труд перестает быть собственно философией и переходит от логически последовательных рассуждений к метафоре[344]344
При такой интерпретации религиозная философия качественно отличается от собственно философии.
[Закрыть]. В качестве организующей основы на смену философским рассуждениям о субъекте и объекте приходят ключевые понятия христианства о грехопадении и воскресении. Хотя христианское решение проблемы намечено и в тексте «Философии хозяйства», ее полное разрешение, предложенное Булгаковым, становится понятным только тогда, если мы вместе с этой книгой прочитаем «Свет невечерний», труд, написанный вскоре после нее. В двух работах взятых вместе выстраивается картина, выраженная языком неоромантизма, в которой представлен глубоко значимый процесс хозяйственной жизни, пронизанной религиозно-мистическим началом. Этому началу он дает название София.
В предисловии к «Философии хозяйства» ее первый том, посвященный миру как хозяйству, характеризуется как попытка раскрыть онтологию хозяйства, или общие основы хозяйственного процесса. Булгаков предпринял эту попытку в рамках общей христианской философии. По его мнению, серьезное отношение к христианству предполагает его восприятие в онтологическом и космологическом измерении, и философия хозяйства отчасти справилась с этой задачей. Второй том должен был быть посвящен оправданию хозяйства, его «аксиологии и эсхатологии». В него предстояло включить исследование проблемы об отношении плоти и духа (этика хозяйства) и о смысле истории и культуры. Второй том так и не был написан. Вместо него в 1917 году Булгаков опубликовал религиозно-философский труд, который подвел итоги его религиозной эволюции на протяжении предшествующего десятилетия.
На первый взгляд, по сравнению с «Философией хозяйства» «Свет невечерний» представляется работой совершенно другого плана, написанной с иными целями. Строго религиозно-философская по замыслу, книга «Свет невечерний» должна была объяснить, во что верит православный христианин, или подробно рассказать о его верованиях. Она задумывалась как своеобразное литературно-«музыкальное» обращение к православию, не как изложение христианского вероучения, но как собрание мифов, из которых, по Булгакову, состоит религиозная система. Вслед за пространным введением, в котором излагаются принципы подхода Булгакова к религии и религиозной философии, в книге говорится о том, что он воспринимал в качестве главных «мифов» православного христианства. В отличие от стандартных богословских трудов, которые сосредоточиваются на учении о существовании Бога, эта книга посвящена способу восприятия Бога, мира и человека в их взаимоотношениях, который, по мысли Булгакова, присущ православному христианству.
Ключом к пониманию связи между «Философией хозяйства» и «Светом невечерним» является небольшая работа, написанная в промежутке между этими двумя трудами (декабрь 1915 года – январь 1916 года), указывающая на то, что на самом деле проблемы, отложенные Булгаковым для второго тома «Философии хозяйства», были рассмотрены в «Свете невечернем». Вступительный параграф «Основных мотивов философии хозяйства в платонизме и раннем христианстве» гласит:
Учение о существе хозяйства, как деятельного, творчески-трудового отношения человека к миру, – так сказать, хозяйственная онтология, – опирается, как на свою основу, на общее понимание природы мира и человека, иначе говоря, на космологию и антропологию. Какова мировая сущность? В чем существо человека? Как понимается мир, «трансцендентальный объект» хозяйства, и каков человек, «трансцендентальный его субъект»? Космология и антропология являются основными посылками для философии хозяйства, и потому соответственные учения должны быть первее всего выделены и установлены при изучении интересующих нас мировоззрений[345]345
Булгаков С. Н. Основные мотивы философии хозяйства в платонизме и раннем христианстве. М., 1916. С. 1.
[Закрыть].
Иными словами, учение о хозяйстве должно быть не только внутренне непротиворечивым и самодостаточным; любая концепция хозяйства также основывается на более глубоком понимании мира и человечества. В этой небольшой книжке исследуется «космология» и «антропология» хозяйственных мировоззрений платонизма и раннего христианства. Из этого вытекает, что собственная система хозяйства Булгакова, разработанная в «Философии хозяйства», должна также опираться на соответствующую космологию и антропологию. Действительно, «Свет невечерний» представляет собой именно такую попытку сконструировать прочно базирующуюся на православном христианстве опорную систему для булгаковской философии хозяйства[346]346
Сама структура «Света невечернего» подтверждает разумность такого предположения: в части II рассматривается космология, в части III излагается взгляд на человека. Еще более подкрепляя эту гипотезу, Булгаков указывает в примечании, что «в настоящей работе основные идеи этого исследования [ «Философии хозяйства»] получают дальнейшее развитие и углубление, а также рассматриваются и те вопросы, которые предназначены были для второй части “Философии хозяйства” (именно этика и эсхатология хозяйства). Поэтому хотя формально настоящее сочинение и не является обещанной второю частью, но по существу дела я считаю свое обязательство перед читателем „Философии хозяйства” здесь фактически выполненным». См.: Булгаков С. Н. Свет невечерний. С. 354 (примеч.).
[Закрыть]. Итак, только вместе взятые, «Философия хозяйства» и «Свет невечерний» излагают целостное христианское мировоззрение, отвечая на вопрос «Как возможно хозяйство?»
Картина жизни как динамического взаимодействия между субъектом и объектом, нарисованная средствами экономического реализма, является частью более масштабной всемирно-исторической драмы; и здесь мы подходим к христианскому мировоззрению Булгакова, центральному вопросу его философии хозяйства. Отношения субъекта и объекта, которые мы наблюдаем в процессе производства, также имеют место на макроисторическом уровне, где в качестве участников всемирной драмы выступают коллективное человечество как трансцендентальный субъект и природа как объект. Булгаков соглашается с позитивистами XIX века в том, что наша жизнь в мире есть постоянная борьба за выживание (дарвинизм) и что материальное благосостояние является нашей основной заботой (марксизм). Но там, где позитивисты склонны рассматривать такое положение дел как необходимое и вечное, Булгаков говорит, что так было не всегда. Несовершенный мир, в котором мы живем, не является предопределенным: с одной стороны, он представляет собой результат изначального падения коллективного человечества, обусловленного первородным грехом; с другой стороны, мы преодолеем его пределы и возвысимся над ним в конечном спасении и воскресении. Таким образом, христианское мировоззрение Булгакова включает в себя два центральных постулата – грехопадение и воскресение.
Трудность нашей жизни в мире, которую Булгаков воспринимает как непрерывную борьбу между силами жизни и смерти, – это следствие грехопадения коллективного человечества через первородный грех, который уничтожил первозданное единство человека со Вселенной вообще и с природой в частности. Центральной гипотезой философии хозяйства является «метафизическое грехопадение». Булгаков интерпретирует библейскую историю о первородном грехе Адама как своего рода космическую катастрофу: с изгнания человека из рая начались и история, и хозяйство, сопряженные с борьбой за выживание и необходимостью «в поте лица своего… есть свой хлеб» (Быт. 3: 19).
Изначально хозяйственная деятельность представляла собой гармоничное взаимодействие человека с природой. До грехопадения, которое Булгаков рассматривает как событие метафизическое, а не историческое, человек и природа гармонично сосуществовали в идеальном райском хозяйстве, предшествующем истории и находящемся за ее пределами. Современному хозяйству «предшествует иное хозяйство, иной труд, свободный, бескорыстный, любовный, в котором хозяйство сливается с художественным творчеством». Хозяйственная деятельность начиналась именно так, когда человек был естественным повелителем мира, когда Бог дозволил ему наречь животных сообразно их видам (см. Быт. 2: 19–20). Человек не боялся ни смерти, ни голода, ибо ему было доступно древо жизни. «Можно говорить в этом смысле о “райском хозяйстве” как о бескорыстном любовном труде человека над природой для ее познавания и усовершенствования…»[347]347
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 156.
[Закрыть]
Подобная картина изначального райского хозяйства напоминает романтические alte Zeiten (былые времена), например, изображенные Новалисом: «Рассказывают, будто в старину звери, деревья и скалы разговаривали с людьми»; «В старину не иначе как вся природа отличалась большей жизненностью и осмысленностью». Это был мир, в котором человек жил, полностью осознавая свое единство со всей вселенной, «глубочайшую гармонию», с которой был сотворен мир[348]348
Новалис. Генрих фон Офтердинген / Подгот. В. Б. Микушевич. М.: НИЦ «Ладомир»; Наука, 2003. Сер. «Литературные памятники». С. 8, 18, 72.
[Закрыть]. В этом первоначальном состоянии каждый живой организм был неразрывно связан со вселенной в целом: все находит себя во всем, каждый атом связан со всем миром[349]349
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 75.
[Закрыть]. Или, по выражению Новалиса, «Все должно друг в друга проникнуть, / Все друг от друга зардеть, возникнуть. / Каждый со всем соединен»[350]350
Избр. соч. Новалиса / Ред. В. А. Зоргенфрей. Пг.: Гос. изд-во, 1922. С. 144.
[Закрыть]. Или можно было бы сказать, что изначальное райское хозяйство было приобщено к Божественной Софии.
Однако из-за первородного греха эмпирический мир отпал, отделился от идеального райского бытия. Со времен грехопадения природа существует так, словно лежит в обмороке: она стал мертвой, механизированной и враждебной человечеству, «отныне навечно отделенная от целого»[351]351
Novalis. Нутпеп an die Nacht. Stuttgart, 1987. S. 21.
[Закрыть].
Грехопадение, – пишет Булгаков, – явилось величайшей религиозной катастрофой. Прямое и непосредственное богообщение, которое было уделом прародителей в раю, прервалось. Бог сделался далек миру и человеку («трансцендентен») и человек остался один, – своим собственным господином: «будете яко бози»[352]352
Булгаков С. Н. Свет невечерний. С. 318.
[Закрыть].
К тому же онтологический грех распространился на всех людей; грех Адама превратился в грех всего человечества. Хотя первичное единство человечества означало, что первородный грех в равной степени затронул всех людей, на самом деле грехопадение разрушило это единство. Так начались и история, и борьба за выживание.
…во временном, разорванном, дискурсивном бытии человечество осуществляется в обособленной жизни индивидуальностей, имеющих свою отдельную судьбу. Единство их выражается в объективном единстве истории и хозяйства, в общности их дела. Но при этом, однако, развиваются не только центростремительные, но и центробежные силы, не только индивидуализм, но и эгоизм. Самость набрасывает свой тяжелый флер на всю жизнь, превращая ее в юдоль печали и воздыханий, налагая печать глубокой меланхолии, тоски, неудовлетворенных стремлений. Это имеет свои корни в мировом грехопадении, в котором заключается основание всего исторического процесса. <…> Между ними [поколениями человечества] кипит индивидуальная, групповая, классовая, национальная борьба, homo homini lupus est, закон борьбы за существование становится общим правилом не только в мире животном, но и человеческом. «Люди-братья» осуществляют свое братство как Каин и каиниты, и земля обагряется братской кровью[353]353
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. М.: Ин-т русской цивилизации, 2009.
С.170–171.
[Закрыть].
В этой космической катастрофе человек увлек за собой все тварное, включая природу. Жизнь превращается в борьбу между энтропическими и организующими силами, в которой происходит
смещение бытия со своего метафизического центра, следствием чего явилась болезнь бытия, его метафизическая децентрализованность; благодаря последней оно ввержено в процесс становления, временности, несогласованности, противоречий, эволюции хозяйства[354]354
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 146.
[Закрыть].
История, эволюция и хозяйство в том виде, в каком мы их понимаем в настоящее время, являются результатом общей болезни тварного: в эмпирической реальности природа существует в безжизненном, механическом состоянии, а вселенское «хозяйство» представляет собой процесс борьбы жизни и смерти. Природа в ее падшем состоянии – «дремлющая», «замершая», «погруженная в летаргический сон», «застывшая», «механизировавшаяся», «омертвевшая», лежащая в «обмороке, во всем подобном смерти», «окаменевший скелет».
Вследствие первородного греха в мир вошла смерть:
В результате после грехопадения резко изменился смысл хозяйственной деятельности и мотивация к ее ведению. На софийный характер хозяйственной деятельности пал тяжелый покров необходимости; целью хозяйствования стала борьба за выживание, а ее естественной идеологией – экономический материализм. «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3: 19).
В суде Божием над Адамом определяется и та перемена, которая произошла в положении человека в мире: он из царя природы становится ее невольником и из художника или садовника в раю Божием хозяином и земледельцем. Человек обрекается на хозяйство, возникает «труд в поте лица», все становится хозяйственным и трудовым[356]356
Тамже. С. 317.
[Закрыть].
Такое положение вещей, которое марксисты и дарвинисты XIX века воспринимали как само собой разумеющееся, на самом деле есть результат отпадения нашей нынешней несовершенной действительности от Бога и от Софии; и этот несовершенный эмпирический мир появился в начале истории, после метафизической катастрофы первородного греха.
Если первородный грех привел к метафизическому падению всего творения, став причиной появления несовершенного мира с его омертвелой, механизированной и враждебной человеку природой, то мы можем выйти за его пределы и возвыситься над эмпирическим несовершенством посредством мощного противодействия: для Булгакова суть хозяйственного процесса заключается в воскрешении природы. Цель хозяйственной деятельности – вернуть к жизни механизированную, инертную природу. Драма хозяйственного процесса как воскресения включает в себя восстановление того, что Булгаков называет жизнью «в Софии», за счет взаимодействия пассивной, но восприимчивой природы и деятельного человека, или «демиурга».
В мире после грехопадения хозяйственная активность чаще всего сводилась к мучительной борьбе за материальное существование против враждебной природы. Тем не менее хозяйственный процесс как таковой имеет глубокий смысл, поскольку благодаря гармоничному взаимодействию между человеком и природой он в итоге выводит нас за пределы господства борьбы жизни и смерти и вдыхает в природу жизнь, красоту и мудрость. Такое абсолютно гармоничное существование Булгаков несколько туманно называет бытием «в Софии» или «причастностью к Божественной Софии». В хозяйственном процессе природа выступает как пассивное, воспринимающее женское начало, а человек – как активное, мужское, разумное начало; природа антропоморфизируется, «очеловечивается» в попытке восстановить первозданное единство человека и природы, уничтоженное грехопадением. Посредством хозяйственной деятельности человек работает над тем, чтобы перевести природу в высшее состояние, освободить ее из плена материи и вложить в нее живую энергию. Иными словами, хозяйственная деятельность – это софийный процесс, который постепенно поднимает мир на все более высокий уровень, до тех пор, пока он наконец не наполнится Софией, которая и сейчас сияет в красоте цветка или звездного неба[357]357
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 108, 151–152.
[Закрыть].
Хозяйственная деятельность, или постоянное воздействие человека на природу посредством труда, с какими бы страданиями и муками это ни было сопряжено в настоящее время, в конечном итоге является частью великого действия воскрешения. Смысл хозяйственной деятельности заключается в том, чтобы защищать и распространять семена жизни, воскрешать природу. Так София воздействует на вселенную, стремясь вернуть ее к жизни в Истине. Хозяйственная деятельность преодолевает существующие разделения в природе, а ее конечная цель – лежащая за пределами собственно хозяйствования – заключается в возвращении к жизни в Софии. В ходе хозяйственного процесса объективированная природа вновь обретает свою субъект – объектность по мере того, как преодолевается борьба между жизнью и смертью[358]358
Тамже. С. 155, 124.
[Закрыть].
Торжество жизни возможно, поскольку даже в падшем эмпирическом мире действующие лица этой драмы полны ожидания и желания участвовать в ней. В представлении Булгакова, природа готова к тому, чтобы ее вернули к бытию в Софии. Даже в своем падшем состоянии природа содержит в себе потенциал к софийному бытию. Если в эмпирической реальности мир хаотичен, то в сфере вневременного существования он, в сущности, и есть София, сияющая светом Логоса. Мир отчужден от Софии в его нынешнем состоянии, но не по своей сути. Даже в хаотичном состоянии в нем просвечивают софийные лучи, а человек сохраняет свой софийный корень и становится инструментом для проникновения Софии в природу[359]359
Там же. С. 146.
[Закрыть].
Таким образом, хозяйственная деятельность в сущности представляет собой творческий акт[360]360
Булгаков С. Н. Свет невечерний. С. 357.
[Закрыть]. Посредством хозяйственной деятельности человек способен преобразовывать природу в соответствии со своей волей; рядом с данным ему «природным» миром он постоянно создает культурную реальность. И, как отметил Булгаков по ходу своих рассуждений, эта способность к хозяйственному и культурному творчеству особенно заметна в наше время, когда практически перестали существовать пределы возможного[361]361
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 135.
[Закрыть].
Вместе с тем для Булгакова пределы творческих возможностей человека оказываются не менее важны, чем концепция хозяйственного процесса. Поскольку очевидно, что человек не обладает всемогуществом, он не может творить из ничего, но в процессе создания своего нового, искусственного мира, мира культуры, должен опираться на существующий мир. Должны быть модели, образцовые идеи, на которых он основывает свою творческую деятельность. И он находит их в Софии, Премудрости Божией. Здесь Булгаков вступает в полемику и с Ницше, и с Кантом: человеческое творчество – это не результат случайности, оно не определяется сверхчеловеческим существом и не есть «ничто, творящее все из ничего», подразумеваемое вымышленным гносеологическим субъектом Канта. На самом деле, именно София наделяет мир божественными силами и превращает его из хаоса в космос. Человек способен «покорить» природу только постольку, поскольку сам потенциально содержит в себе всю природу. Таким образом, на самом деле, знание – это воспоминание, а творчество человека – воссоздание того, что до этого существовало в метафизическом мире. В творчестве человека нет ничего, что было бы новым с метафизической точки зрения; мы способны лишь воспроизводить подобие того, что было дано нам Богом. Творческое воскрешение природы путем хозяйственной деятельности представляет собой постепенное, поэтапное осуществление Софии, которая, хотя и недостижима полностью в этом мире, остается моделью и источником вдохновения для хозяйственного процесса[362]362
Тамже. С. 135–138, 140.
[Закрыть].
Булгаков разрешил возникший в результате сочетания позитивизма и неоромантизма вопрос, во-первых, изложив учение экономического реализма, в котором субъект и объект сливаются в процессе жизни; и, во-вторых, представив христианское видение этого процесса как вселенскую драму грехопадения и воскресения, в которой человек как коллективное человечество трудится не покладая рук, чтобы вернуть мир к жизни в Софии путем хозяйственной деятельности. И все же мы не поймем Булгакова в полной мере, пока не признаем, что его рассуждения – это в равной мере и нравственное наставление, и размышления метафизического характера, которые не только описывают, но и предписывают.
Именно в этом Булгаков окончательно разошелся с романтиками. Проект романтиков был сосредоточен на усилиях человека восстановить свое единство со вселенной посредством любви; Булгаков же видел путь к этому в непрекращающемся активном труде, вовлеченности в процесс созидания, даже, буквально, в земледелии, которые приносят полное удовлетворение и гармонию. Идеалом романтизма был идеальный союз мужского и женского начала, в котором каждый партнер осознает себя через другого. Фридрих Шлегель выразил это следующим образом: «Смысл вселенной для нас только что раскрылся. Через меня ты постигла бесконечность человеческого духа, а я понял через тебя брак, жизнь и прелесть всех вещей»[363]363
Шлегель Ф. Люцинда. С. 86–87.
[Закрыть]. Шлегель считал, что стремление человечества слиться с вселенной принимает пассивную форму.
Охватывая все в едином: чем божественнее человек или человеческое деяние, тем более они уподобляются растению; среди всех форм природы оно является наиболее нравственным и наиболее прекрасным. Таким образом, высшая и наиболее законченная жизнь была бы не чем иным, как только чистым произрастанием [ein reines Vegetieren][364]364
Там же. С. 32–33.
[Закрыть].
Конечно же, Булгаков осуждал стремление к растительному образу жизни: человек должен трудиться, чтобы наделить природу человеческим смыслом, а не идентифицировать себя с творениями более низкого порядка.
…человеческая история, есть борьба за расширение сознания жизни, хотя и не во всю его беспредельную ширь. И, расширяя жизнь в себе, человек изливает ее и вне себя, оживляет и природу; пробуждая в себе дремлющие силы, он пробуждает их в природе. Будучи одно с природой, человек может воскрешать в себе замершие и как бы умершие силы не иначе, как воскрешая и природу, превращая материю в свое тело, отрывая ее от окаменевшего скелета natura naturata и согревая ее своим огнем. Мир мертвой и косной материи разрешается в мир энергий, за которыми скрываются живые силы[365]365
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 155.
[Закрыть].
Из всех романтиков к идеалу Булгакова ближе всего подошел Новалис в притче о горном мастере («Heinrich von Ofterdingen»), но даже у него конечной целью созидательного труда является сотворение искусства, тогда как у Булгакова – сотворение жизни. Хозяйственный процесс позволяет соединить женское начало природы с мужским началом человека; в известной степени аналогично романтическому идеалу, согласно которому мужчина и женщина проявляют и отражают качества друг друга, реализуя себя в любви, человек должен стремиться превратить каждый продукт своей деятельности в произведение искусства, в котором «светит его идея».
Демиург в хозяйственном процессе организует природу, превращая ее механизм снова в организм, разрешая омертвевшие ее продукты в живые силы, их породившие; он делает природу, ставшую только объектом, снова субъект-объектом, восстановляет в сознании утерянное и позабытое единство natura naturans и natura naturata и тем превращает мир в художественное произведение, в котором из каждого продукта светит его идея, и весь мир в совокупности становится космосом, как побежденный, усмиренный и изнутри просветленный хаос. Поэтому победа хозяйства выражается в космической победе красоты. Отсюда пророчественное значение искусства как прообраза: «Красота спасет мир»[366]366
Там же. С. 124.
[Закрыть].
В конечном счете, жизнь и искусство являются частью одного и того же процесса жизни в гармонии и красоте[367]367
Булгаков С. Н. Свет невечерний. С. 358.
[Закрыть].
Соответственно, София, или осознанное вдохновение для творческой деятельности, художественной или хозяйственной, имеет у Булгакова другое значение, чем у романтиков. Мистическая идея Софии, которая была унаследована романтизмом от гностицизма через средневековую немецкую мистику, может интерпретироваться по-разному. Как отметил Павел Флоренский, «в то время как для одних исследователей София есть Слово Божие или даже Преев. Троица, другие видят в Ней Богородицу, третьи – олицетворение Девства Её, четвертые – Церковь и пятые – совокупное человечество, “Grand Etre” О. Конта»[368]368
Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М., 1914. С. 385.
[Закрыть]. Для Флоренского София – «Великий Корень целокупной твари», созидательная Любовь Божия, невеста Слова Божия, Тело Христово, первозданный Мир, Церковь. Бесспорно то, что София онтологически предшествует творению; она имеет женскую природу (ассоциируется с Вечной Женственностью); она тесно связана с Троицей. Из этих ее аспектов романтики и их наследники-символисты решили отдать предпочтение Вечной Женственности. Для поэтов-романтиков и символистов женский идеал выступал как вдохновение для их творческих и художественных свершений.
Хотя Вечная Женственность, безусловно, сохранилась в трактовке Софии у Булгакова, он сосредоточился не столько на ней, сколько на ее первоначальном библейском смысле – Премудрости Божией.
…весь мир представляет собой как бы художественное воспроизведение предвечных идей (кборос; vorjTdc;), которые в своей совокупности образуют идеальный организм. Божественную Софию, ту Премудрость, которая была пред Богом при сотворении мира и радость которой с сынами человеческими[369]369
Булгаков С. Н. Философия хозяйства. С. 128.
[Закрыть].
В Священном Писании наиболее четкое объяснение, что такое София, дается в восьмой главе книги Притчей Соломоновых:
22. Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони.
23. От века я помазана, от начала, прежде бытия земли.
24. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою.
25. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов,
26. Когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок Вселенной.
27. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны,
28. Когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны,
29. Когда давал морю устав, чтобы воды не преступали пределов его, когда полагал основания земли, —
30. Тогда я была при Нем художницей, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время,
31. Веселясь на земном кругу Его, и радость моя с сынами человеческими.
Но, пожалуй, самый значительный отход Булгакова от романтизма заключается в смещении акцентов с предполагаемого Золотого века на процесс хозяйственной деятельности, а значит, и на саму жизнь. Заключительная часть Никейского символа веры, предвосхищая воскресение и жизнь будущего мира, исторически вызвала значительное нетерпение у многих верующих. Милленаристские движения, секты, верующие в близкий конец света, романтические политические воззрения с раннехристианских времен проявляли интерес к «жизни будущего века» и жаждали ее более или менее скорого наступления в земном мире. Некоторые утопические течения конца XIX века, такие как марксизм и философия Федорова, склонялись к буквальной интерпретации учения о воскресении. В положительной в остальном рецензии на «Философию хозяйства», опубликованной в 1913 году, автор подвергся критике за то, что, в отличие от Федорова, отстаивал идею «частичного воскрешения», зависнув в неопределенном пространстве между гносеологией и нравственным наставлением[370]370
Голованенко С. Рецензия на «Философию хозяйства» в «Богословском вестнике». 1913. Дек. С. 847.
[Закрыть].
Романтики жили в ожидании наступления Золотого Века. Еще раз обратимся к Новалису:
Ожидание исполнилось выше меры. Все поняли, чего им недоставало, и комната сделалась обиталищем блаженных.
София сказала:
– Великая тайна всем открыта и остается на веки разгаданной. Из страданий рождается новый мир; в слезах пепел растворяется и становится нектаром вечной жизни. В каждом обитает небесная мать, чтобы вечно рождать новое дитя. Чувствуете ли вы сладостное рождение в ударах вашего сердца?[371]371
Новалис. Гейнрих фон Офтердинген. С. 137.
[Закрыть]
Центральное у Булгакова понятие о хозяйственном процессе как о воскрешении природы, напротив, предоставляет этическое руководство для жизни в этом мире, избегая искушения сползания в утопию. Представление Булгакова о радостном, созидательном труде в Софии сосредоточивается на жизни как процессе, оставляя главным определением Золотого Века то, которое дано в Священном Писании. В христианском воззрении Булгакова на хозяйственный процесс человек, софийно трудясь над откликающейся на его усилия природой, асимптотически приближает себя и все тварное к совершенному бытию в Софии. Время от времени нам дается возможность взглянуть на совершенство Софии благодаря откровениям, в которых является Христос; однако «царство будущего века», которое наступит после конца света и Страшного суда «на новом небе и новой земле», непостижимо для нашего нынешнего сознания[372]372
Ср.: Булгаков С. Н. Свет невечерний. С. 410.
[Закрыть].
Чем булгаковская «жизнь в Софии» отличается от утопии? Прежде всего тем, что он подчеркивает различие между царством небесным на земле и собственно царством небесным. Снова и снова он повторяет, что София находится вне пределов нашего понимания. Жизнь будущего века так далека от того, что мы можем постигнуть, что время хотя бы рассуждать о ней еще не наступило. Таким образом, жизнь в Софии существует вечно как всегда присутствующая идея, как образец или модель для подражания; и при этом лишь в мгновения откровений нам дано получить представление о ее совершенстве. Идеал теократии не является строгим предписанием для устройства земной жизни; он представляет собой лишь попытку выразить словами то совершенное бытие, которое известно только Богу и лежит за пределами истории и жизни человека в эмпирическом мире. Лишь однажды Булгаков заговаривает о царстве Христа на земле, которое наступит в краткий миг, непосредственно предшествующий концу света. Окончательное, апокалиптическое преображение мира совершенно не зависит от нас; единственное, на что мы способны в этой жизни, – это стремление к наибольшему совершенству в выполнении наших повседневных творческих задач.
Теперь становится понятным значение того, что вместо второго тома «Философии хозяйства» Булгаков написал «Свет невечерний». Как неоднократно подчеркивает Булгаков, в хозяйственном процессе нет ничего эсхатологического. «…Окончательная цель хозяйства – за пределами его, есть только путь мира к Софии осуществленной, переход от неистинного состояния мира к истинному, трудовое восстановление мира». Соответственно, истина, лежащая «за пределами» знания, может быть постигнута только через откровение, то есть посредством религии, философии или искусства[373]373
Тамже. С. 369, 155,158.
[Закрыть]. Истина принадлежит тому, что не может быть выражено словами, и единственный путь к ней идет через религиозные подвиги. Поскольку эмпирический мир, хоть и является падшим, но все же по сути своей остается причастным Софии, Премудрость Божия может осенить нас в откровениях. Хозяйственный процесс и процесс познания протекают в пределах эмпирического мира, но их окончательное завершение лежит за пределами этого мира. Другими словами, Булгаков опровергает позитивистское представление о том, что накопление знаний в конце концов приводит к Истине. Истина, настаивает Булгаков, может быть явлена только в откровении; независимо от того, сколько мы знаем, постоянно увеличивающиеся знания никогда не приведут нас к Истине. Точно так же известный нам хозяйственный процесс не может открыть нам суть по-настоящему софийного хозяйства. Мы можем усердно трудиться, чтобы достигнуть союза человека и природы, однако конечная цель лежит за пределами хозяйственного процесса.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
