Текст книги "Дарю тебе небо – Дорога в Вечность"

Глава 13

Влад долго и пристально рассматривал огромную пушистую шаль с удивительно сложным эффектным узором, а мать терпеливо объясняла детали сакрального таинства, которое предстояло чуть позже совершить её сыну. Марина Сергеевна подробно рассказывала, какие нужны спицы, как их держать, как должны располагаться пальцы при вывязывании сложных петельных каскадов.

Влад слушал мать затаив дыхание. Ему показалось, что во время её рассказа весь мир одномоментно сгинул в небытие. Остался лишь мягкий размеренный голос, погружающий в новый, неизведанный мир. Мир, исполненный новых образов, новых красок и раскрывающий перед Владом новые манящие секреты.

Влад держал на ладонях пушистое, практически невесомое чудо, и чуткие подушечки его пальцев как будто бы проникали в самую его сущность, постигая принцип изготовления. Влад почти не дышал, понимая, что, если ненароком дёрнуть шаль, шёлковые нити, с которыми соединён пух, порвутся и чудо исчезнет, превратившись в бессмысленный морок.

– Чувствуешь, какое тонкое вязание, сынок? – ласково обратилась к нему мать, на некоторое время прервав свой рассказ о технике изготовления шалей.

Влад лишь заворожённо кивнул и бережно передал матери нежнейшее изделие.

Потом Марина Сергеевна взяла моток тончайшей нити, которая у неё осталась в запасе ещё с тех пор, как она связала шали, которые гипотетически предназначались для её сыновей, разноразмерные спицы, крючочки и всё прочее, что было необходимо в предстоящей кропотливой работе, и стала показывать Владу всё, что до этого ему объясняла, уже на конкретном примере.

Владу было чему удивиться. К примеру, он узнал, что мать специально заказывала уникальную шерсть в Оренбурге и сама пряла и сучила нить из воздушного пуха. То-то у матери в то время были натруженные, покрытые мозолями пальцы!

Влад пожалел, что у матери не осталось шерсти – ведь ему так хотелось выполнить всю работу по изготовлению шали добросовестно, пройти все необходимые этапы этого благородного труда и создать ажурную паутинку целиком и полностью своими руками!

Но для полноценной работы – выполненной, что называется, от и до, и этого было бы недостаточно. Владу вдруг отчаянно захотелось съездить в Оренбург, чтобы собственноручно вычесать пух у тамошних козочек, а затем изготовить пряжу. Эх, жаль, что это достаточно сложно осуществить! Ведь Ладушке нужно тепло – и чем скорее, тем лучше. Так что Владу скрепя сердце пришлось оставить свою грандиозную, но практически невыполнимую задумку и довольствоваться тем, что имелось, – уже готовой тончайшей нитью и спицами.

Ничего! Влад полностью выполнит своими руками другую работу, призванную порадовать Ладушку. Он всё-таки вылепит для этой светлой девушки небесную ласточку из полимерной глины – этот масштабный творческий проект, к которому Влад приступил ещё в Абхазии. Он вложит в это изделие всю свою душу и преподнесёт этот подарок Ладушке ко дню её рождения. Он ведь так хочет, чтобы этот день стал особенным и знаковым для них обоих! И он сделает для этого всё, что только будет в его силах – и даже сверх того! Он добьётся, чтобы девушка его мечты ответила ему заветным «да»! Непременно добьётся!

А пока нужно дать ей как можно больше мягкости, деликатности и тепла. Поэтому – да здравствуют самостоятельно изготовленные, покрытые глазурью и расписанные нежнейшие имбирные пряники, а также удивительно тёплая, но в то же время – почти невесомая шаль, сотворённая из тончайшего пуха уникальных оренбургских коз! Для Ладушки! Такой невероятно милой, нежной… Столь горячо и преданно любимой!

Влад и его мать навещали Ладу в Суздальской центральной районной больнице всякий раз, как Ладин отец брал свой «жигулёнок», и они с женой ездили проведывать дочь. Состояние Лады было тяжёлым, и её поместили в палату интенсивной терапии. Врачи констатировали развившуюся двустороннюю пневмонию, осложнённую физическим и нервным истощением. Да, случай этой девушки практически в точности – с определёнными поправками, конечно, отзеркалил печальную ситуацию Влада, произошедшую около полугода назад.

В палату интенсивной терапии пускали только самых близких родственников, то есть Ладиных родителей, да и то не вместе, а поодиночке. А Владу и его матери приходилось сидеть в коридоре на облезлой кушетке или на металлических дырчатых стульях, припаянных к одному основанию, в ожидании новостей о состоянии Лады.

Новости не радовали. Случай был тяжёлым, и Ладе надлежало провести в палате интенсивной терапии как минимум несколько дней. Влад знал, что к Ладе его не пропустят, но всё равно с каким-то остервенелым упорством дожидался, когда Ладины родители брали «жигулёнок», чтобы навестить дочь, и всякий раз, когда это случалось, договаривался со своей матерью, и они все вместе отправлялись в дорогу.

Путь из Солнечногорска в Суздаль был неблизким, но пока перевезти Ладу в больницу родного города не представлялось никакой возможности.

Влад не жаловался. Его не волновали трудности дороги и расстояние. Что же до его матери, то она знала, что Владу даже не разрешат увидеть Ладу, но чувствовала, что её сыну просто необходимо быть как можно ближе к этой милой обездоленной девушке. Ему это было нужно как воздух. Так что Марина Сергеевна относилась к сложившейся ситуации с пониманием и сопровождала сына без всяких вопросов.

Когда Ладу наконец перевели в обычную палату, Влада пустили к ней. Ненадолго. Но он был невыразимо благодарен персоналу больницы уже за эту заветную возможность.

Влад поразился, насколько Лада осунулась и побледнела за то короткое время, пока они не виделись. Её дыхание стало тяжёлым, сквозь каждый вдох прорывались хрипы, а выдохи зачастую сопровождались приступами мучительного лающего кашля.

Было очевидно, что Лада едва осознаёт реальность, что в ней едва теплится сознание. И всё же, с неимоверным трудом разлепив словно бы налитые свинцом веки и увидев своего неожиданного и вместе с тем столь долгожданного посетителя, Лада подалась вперёд, подняв тонкие, как веточки, руки, выглядывавшие из растянутых рукавов шерстяной кофты, надетой поверх больничной сорочки с выцветшим аляповатым рисунком по всей поверхности хлопковой ткани.

– Влад…

Очень тихо. Почти шёпотом. С невероятным трудом – сквозь хрипы и удушающий приступ кашля. И всё-таки она это произнесла. В первый раз в жизни обратилась к нему именно так, как он этого хотел.

Голова пошла кругом, сердце застучало как сумасшедшее, дыхание сбилось и едва не остановилось. Боже правый! Как Влад мечтал услышать это от неё! Не обычное ласковое, но вовсе не радовавшее Влада «дружочек», в котором чувствовался унизительный для него намёк на то, что он гораздо моложе Лады, хотя разница между ними была всего каких-нибудь три с половиной года. Не суховатое и несколько официально прозвучавшее обращение «Владислав», которое Лада однажды употребила, когда говорила с ним в шутливой форме. А именно вот так – просто и коротко. И вместе с тем – необычайно нежно. Искренне. Пронзительно. Будоража каждую клеточку его тела. «Влад».

Наконец-то! Влад блаженно прикрыл глаза и мысленно отблагодарил высшие силы за такой нечаянный, но столь желанный подарок. И тут же почувствовал едва уловимое прикосновение истаявших рук к своим запястьям.

Влад открыл глаза и обнаружил, что Лада смотрит на него. Пристально. Мягко. Необычайно тепло. Её взгляд из-под не накрашенных теперь ресниц был таким беззащитным. Трогательным до умопомрачения. И таким завораживающим. Глубоким. Бездонным.

Глаза зелёные, грустные, с мягкой поволокой. Влад лишь теперь, в этой чудесной линзе, сумел разглядеть, насколько они красивы. Без всякого обманчивого макияжа. Без всякой ненужной вычурности туши и теней. Без всяких безжалостно перечёркивавших очарование природного естества подводок и ненатуральных стрелочек, дорисованных на внешних уголках.

Влад наклонился к уху Лады, спрятанному за рассыпавшимися по контурам головы и по подушке прядями слегка вьющихся каштановых волос. Здесь, в больнице, они были пропотевшими и засаленными, но это не имело значения. Лада всё равно виделась Владу самой милой и красивой девушкой из всех, кого он знал. Влад хотел как-то ободрить Ладу, сказать ей нечто такое, что заставило бы её побледневшие нежные губы улыбнуться. Но получилось то, чего Влад и сам от себя не ожидал:

– Ладушка… Прошу, выброси свою тушь, – выдохнул он в самое ухо Лады, отчего прикрывавшие его волоски зашевелились, мягко щекоча губы Влада. – Она тебе не нужна.

Лада действительно улыбнулась. Но, к невыразимому огорчению Влада, улыбка получилась печальной, словно бы вымученной. Лада грустно покачала головой и хрипло пояснила:

– Это… подарок…

Она снова закашлялась и смущённо отвернула голову к стенке, прикрывая рот ладонями.

Влад понял всё без слов. Конечно, это был подарок от Лиды. От кого же ещё?

– Ну, тогда… – очень тихо сказал он после того, как Лада прокашлялась и осторожно вернулась в своё исходное положение. – Сохрани её как память, но не пользуйся больше. Хорошо?

Лада торопливо кивнула, попыталась снова улыбнуться, но вдруг порывисто поднялась на кровати, уткнулась Владу в плечо и почти беззвучно, но надрывно заплакала.

Влад на мгновение растерялся, но почти тут же взял себя в руки, мягко обхватил Ладу за хрупкие истаявшие плечи и стал очень нежно гладить её по рассыпавшимся по плечам и спине мягким длинным волосам. Он словно бы впитывал кончиками чутких пальцев, слегка загрубевших от работы над изделиями из полимерной глины, всю мучительно терзавшую её боль, подхватывал ладонями отчаяние, даруя взамен вожделенное облегчение. То, в чём Лада нуждалась сейчас больше всего. За что все последние страшнейшие дни была готова продать душу дьяволу.

Лада плакала долго. Позабыв обо всём на свете и полностью отдавшись своему горю. С Владом можно было не стесняться. Уж он-то знал эту невыносимую, рвавшую изнутри на части боль как никто другой.

Временами плач чередовался с сухим кашлем. Лада тут же отворачивалась и отстранялась от Влада, боясь его заразить, но как только приступы стихали, она снова и снова доверчиво клала голову на такое необходимое ей, такое надёжное плечо.

Слёзы не приносили ожидаемого облегчения. В Ладином случае это облегчение целиком и полностью дали несколько робкие, но нежные, как бы успокаивающие, поглаживающие движения ладони Влада по её хрупким, совершенно истаявшим плечам и спине. Лада и не думала, что настанет день – и не столь отдалённый, – когда они с Владом, что называется, «поменяются местами». А вот поди ж ты! Ещё совсем недавно она старалась принять на себя боль Влада, а теперь он делает то же самое для неё.

Лада устала долго сидеть. Но, чёрт возьми, – как же не хотелось убирать голову с его плеча! Ей казалось, что как только она это сделает, на неё одномоментно нахлынет вся та боль, которую он у неё забрал. И тогда Лада просто взорвётся. Ведь здесь бессильна любая анестезия, эту боль не убрать никакими анальгетиками и наркотическими препаратами. Только рукам Влада, его мягкому дыханию, которое Лада ощущала на своей шее, когда он осторожно прикасался ладонью к её волосам, это было подвластно.

Лишь когда на койке, стоявшей напротив, зашевелилась и закряхтела соседка по палате – очевидно, только что проснувшаяся пожилая женщина, Лада опомнилась и в изнеможении опустила голову на подушку. Но всё равно она продолжала нежно и пристально смотреть в серые, необычайно глубокие глаза Влада (один из которых, к её величайшему сожалению, был погасшим, отсвечивавшим в бликах пробивавшегося в окно тусклого зимнего солнца своей помутневшей радужкой), с неизъяснимой жадностью черпая в них силу и совершенно покинувшую её волю к дальнейшей борьбе, именуемой жизнью.

Глава 14

После того как Влад вернулся из больницы, он ощутил необыкновенный подъём. Да, Ладушка пока совсем слабенькая и беззащитная. Но она нуждается в нём. В его поддержке, помощи и защите. Это несомненно. Сейчас он ощущал это как никогда прежде. А значит, вместе они непременно справятся.

Работа над ласточкой, парящей в небесах, – этим грандиозным шедевром, который Влад лепил для Лады из полимерной глины, – наконец-то сдвинулась с мёртвой точки и пошла как по маслу. Теперь масштабная фигура ласточки постепенно переставала быть статичной и обретала жизнь.

Как ни странно, опыт лепки и росписи имбирных пряников во многом помог Владу в дальнейшей работе над глиняным изделием. Он буквально чувствовал подушечками пальцев самую сущность глины, как в своё время ощущал сущность имбирного теста, и проникался этим ощущением целиком и полностью, погружаясь в него с головой.

Кроме того, роспись имбирных пряников научила Влада грамотно смешивать цвета и безупречно выводить линии, а затем творить из них невероятные узоры, «размывая» контуры рисунков с помощью стека-зубочистки. В лепке из полимерной глины для создания подобного эффекта Влад стал активно пользоваться гелем «Жидкая пластика», который он щедро наносил на корпус и огромные крылья глиняной ласточки, смешивая его с полимерной глиной различных оттенков, создавая неповторимый живой колер.

С вязанием шали из пуха оренбургских коз, правда, выходило не всё так гладко, особенно на первых порах. Потом-то Влад как-то приноровился и стал затрачивать на это трудоёмкое дело гораздо меньше усилий. Но поначалу приходилось до рези напрягать единственный видящий глаз и до болей в суставах натруждать пальцы, непривычные к вывязыванию тонкого ажура в бесконечных петельных каскадах.

Усталость и без того ослабленного долгим и изнурительным восстановительным периодом после аварии организма сказалась и на проектировании дома на берегу озера, которым Влад занимался по желанию погибшего брата. Нет, нельзя было сказать, чтобы это дело совсем никак не двигалось. Но Влад чувствовал, что с каждым новым подходом черчение становится для него всё сложнее, линии получаются менее уверенными, а конечный результат превращается в зыбкий мираж, который маячил где-то в отдалённой перспективе.

Возможно, когда-нибудь он и сумеет закончить этот проект. Но ведь, помимо внешнего фасада дома, надлежало спланировать ещё и интерьер помещений, а уж на это Влада точно не хватит. Как это ни печально было осознавать, но даже при самом удачном исходе проектирования всё равно потребуется помощь со стороны. Но Владу очень не хотелось обращаться к Ладиной матери. Отвлекать человека от важных дел – ещё чего! Нет уж! Он обязательно что-нибудь придумает. Пока же он будет дорабатывать внешний фасад дома и искать пути решения для дальнейших действий.

А ведь ещё у него есть небеса. Нарисованные, правда, но хоть что-то. Влад должен во что бы то ни стало улучшить технику в работе над их изображением. Внезапно ему вспомнились великолепные шали из пуха оренбургских коз. Эта тончайшая, почти невесомая паутинка. Она была какой-то особенной – словно живой. Отчего так? Это мягчайшее пушистое изделие словно бы дышало изнутри. Прямо какое-то непостижимое волшебство!

Вот такого потрясающе живого эффекта и не хватало изображённым Владом небесам. Каждому из его рисунков, неизменно выполняемых в технике гризайль. Что может одушевить эти эскизы, словно бы хранившие на себе след давно забытой седой старины? Как накинуть на них эту тончайшую, едва осязаемую, но, несомненно, живую паутинку шали?

А что, если… Ну конечно! Мел! Просто взять тонированную бумагу, нарисовать небеса, как и прежде, в технике гризайль, используя сангину и сепию, но добавить несколько штрихов простого белого мела!

Владу это решение казалось идеальным. И как только он раньше не подумал ни о чём подобном! Несомненно, это открытие. Его, Влада, открытие! Подлинное озарение свыше!

Влад уже видел внутренним взором это причудливое своеобразное сочетание. Он буквально ощущал всем своим существом, как в создающие эффект старинной фотографии тона сангины с вкраплениями светлой и тёмной сепии плавно вливаются линии белого мела. Тонкие, словно воздушная паутинка шали из пуха оренбургских коз, но, безусловно, одухотворённые, живые.

Владу сию же минуту захотелось испробовать свою новую задумку на деле. Он чувствовал, что результат окажется потрясающим, и ему не терпелось в этом убедиться. Значит, он всё-таки чувствует небо! Столь же тонко и безраздельно, как и его погибший брат! И вероятно, он, Владислав Озеров, тоже смог бы управлять самолётом – не хуже Стаса, ничуть не хуже, – не случись той миллиарды раз проклятой аварии!

Расписанная весёлыми цветами пищевых красителей и бережно упакованная в картонную коробку с незатейливой дарственной надписью порция имбирных пряников отлежалась достаточное время, пропиталась ароматизаторами и глазурью как раз к следующему визиту Влада в больницу.

Влад знал, что Ладе теперь можно было употреблять лишь специальную диетическую еду – жидкие каши, овощные пюре, бульоны. Всё это входило в рацион больничной столовой, так что в этом отношении Влад был спокоен. Но ведь от самой чуточки мягкой сладкой выпечки к чаю наверняка вреда не будет. Тем более что Влад вложил в это угощение лучшую часть своей души. Он решил посоветоваться на эту тему с Ладиным лечащим врачом и, если тот не станет возражать, отдать дожидавшиеся своего часа пряники той единственной, кому они предназначались.

С шалью из пуха оренбургских коз, с помощью которой Влад так мечтал «отогреть» Ладушку, во всём богатстве смыслов этого слова, дело обстояло куда хуже. Влад досадовал, что ему не удалось закончить вязание к прошлому визиту в больницу, когда его пустили к Ладе в первый раз. Но на этот раз он непременно должен справиться. Он просидел за работой всю ночь, нещадно напрягая единственный видящий глаз, – благо чудесная гибридная линза в разы облегчала зрительные задачи, – и к утру тончайшая, как лёгкая паутинка, но, несомненно, тёплая пуховая шаль была готова.

Влад вывязал последнюю закрепляющую петлю, внимательно оглядел воздушное изделие, придерживая его на вытянутых руках. Затем очень аккуратно и бережно сложил шаль – сначала вдвое, затем ещё вдвое – и убрал в широкий полиэтиленовый пакет, отдельно от покрытых глазурью ароматных пряников в картонной коробке, для которых заблаговременно был заготовлен другой пакет.

В больницу поехали, как обычно, вчетвером – Ладины родители и Влад с матерью, на долготерпеливом «жигулёнке». Ладины родители и мать Влада не стали сразу заходить в палату. Уж они-то знали, насколько остро этим двоим, которые теперь обретали друг друга ценой жестоких потерь и невзгод, необходимо побыть наедине.

Даже пожилая соседка Лады, едва только Влад с двумя полиэтиленовыми пакетами наперевес вошёл в палату, проявила чудеса тактичности и, накинув поверх плотной льняной сорочки махровый халат, торопливо прошаркала к двери, исчезнув за ней.

Напряжённый и озабоченный взгляд Влада сначала метнулся к кровати Лады. Лишь убедившись, что с девушкой всё в порядке, разумеется, относительно, по меркам больницы, Влад огляделся по сторонам. Теперь он заметил некоторые детали, которые напрочь проигнорировал в прошлый раз, когда ему впервые позволили посетить Ладу.

Палата оказалась не слишком просторной, но достаточно уютной и светлой, в ней царила стерильная медицинская чистота. Полупрозрачные тюлевые занавески были раздвинуты, впуская в небольшое окошко с узкими ставнями полоску дневного света, позолоченную тусклым бликом зимнего солнца. Две стандартные больничные кровати с деревянными тумбочками в изголовье стояли друг напротив друга, а чуть в стороне помещался широкий полированный стол.

Влад не знал, как ему быть. Он хотел крепко обнять осунувшуюся, измождённую болезнью Ладу, чтобы больше её не отпускать. Но пока их отношения ещё не перешли той незримой черты, когда такое откровенное выражение чувств стало бы ему позволительно. Что примечательно – Лада уже могла разрешить себе без стеснения и ненужного жеманства обнять Влада и плакать, уткнувшись в его плечо. Наверное, это потому, что Лада была на три с половиной года старше Влада, либо потому, что она только-только потеряла сестру, а возможно, и по иной причине. Но в её случае это выглядело вполне естественным.

В случае Влада всё было иначе. Нет, он не стыдился своего нежного чувства к этой трогательной девушке, лежавшей на больничной кровати. Он знал, вернее, ощущал подсознательно, что сейчас Лада находится в таком состоянии, что она покорно и безропотно примет любую его ласку, даже самую смелую и безрассудную. Не отвернётся. Не оттолкнёт. Но будет ли это честно и правильно по отношению к ней? Не обидит ли её подобная поспешность с его стороны? Не оскорбит ли?

Нет. Он ещё не заслужил этой девушки. Не добился её взаимности. Она просто по-дружески делится с ним своим горем и деликатно принимает его поддержку и помощь. Хотя какая уж там помощь? Принесённые Владом забавные фигурки, вылепленные из имбирного теста, покрытые глазурью, расписанные и чуть присыпанные кокосовой стружкой? Пуховая шаль, аккуратнейшим образом вывязанная диковинными узорами и дожидавшаяся своего часа в полиэтиленовом пакете? Смешно. Этим Влад и на тысячную долю не оплатил того участия и заботы, которые Лада в своё время проявила к нему.

И всё-таки эти бесхитростные, но старательно сделанные собственными руками Влада подарки для Ладушки шли от чистого сердца. Такая чуткая девушка, как она, непременно это почувствует и оценит!

Влад осторожно присел на низенький, прочно сколоченный стул, стоявший в изголовье кровати. Лада лежала с плотно прикрытыми глазами, но, судя по обрывистому хриплому дыханию, не спала. Влад мягко коснулся ладонью её запястья.

Ладины глаза распахнулись, дрогнув ресницами, и её осунувшееся бледное лицо тут же озарилось нежной улыбкой. Тонкие, красиво очерченные губы дрогнули, по-видимому, порываясь что-то произнести. Но Влад заметил усилие Лады и решительно пресёк его, приложив палец к её губам:

– Не говори ничего, – прошептал он, склонившись к Ладиному уху. – Тебе сейчас трудно разговаривать.

Лада согласно кивнула, поспешно отвернула голову к стенке и хорошенько прокашлялась. Затем снова повернулась к Владу, который не спускал с неё озабоченного пристального взгляда, доверчиво потянулась к нему и очень осторожно и бережно обхватила его за плечи. Точно так же, как в прошлый раз. Но на этот раз она не собиралась плакать. Лада собрала всю свою волю в кулак, тихонько шмыгнула носом, и, слегка отстранившись, посмотрела Владу в глаза.

Лада с тревогой отметила про себя, что Влад выглядит более уставшим, чем обычно. Его правый глаз по-прежнему выделялся на красиво очерченном лице, обрамлённом аккуратно подстриженными и слегка распушившимися каштановыми волосами, своей помутневшей радужкой, а левый – единственный, сохранивший зрение – заметно покраснел и воспалился, немного сузившись под опухшими веками.

Тактичная Лада не стала спрашивать о причине. Влад сам всё расскажет, если посчитает нужным. Она лишь тихонько вздохнула, снова положила свои почти невесомые, истаявшие от болезни кисти рук Владу на плечи и осторожно притянула его к себе, запустив тонкие пальцы в такие мягкие, такие пушистые и такие необходимые ей сейчас каштановые волосы.

Влад готов был просидеть так целую вечность. Но он почувствовал, что пальчики Лады холодные, да и она сама тихонько дрожит. Влад приложил ладонь к Ладиному лбу. Вроде температуры нет. Что ж, и на том спасибо. Хотя кто её знает? Влад не особо разбирался в тонкостях медицины. Но он знал точно, что Ладушке сейчас неуютно и холодно. Поэтому Влад с большим трудом и сожалением вынужден был остановить такие приятные ему поглаживания по волосам, мягко взяв Ладины руки в свои.

Какое-то время он просто держал эти маленькие, некогда такие проворные, изящные ручки в своих ладонях, слегка разминая и отогревая их своими пальцами. Затем наклонился, нашарил под ногами стоявшие на полу полиэтиленовые пакеты, взял тот из них, что был почти невесомым, и аккуратно вытащил какой-то свёрток.

Влад развернул содержимое плотной бумажной обёртки, и, не успела Лада опомниться, как на её плечах уже лежала восхитительная пуховая шаль с тончайшим ажурным узором.

Лада довольно долго рассматривала диковинную вещицу, затем пощупала узор тонкими пальцами и, словно озарённая внезапной догадкой, метнула встревоженный взгляд на Влада, снова пристально вглядевшись в его покрасневший глаз с лопнувшими капиллярами и опухшими веками.

– Зачем? – тихо прохрипела она, указав кивком на свисавший с тонкого плеча краешек шали.

– Просто так, – Влад немного растерялся. – Чтобы тебе было теплее.

Лада быстро отвернулась и промокнула кончиком шали в очередной раз подступившие слёзы. Что этот мальчишка с ней творит? Ведь ясно же, что шаль не простая. Это его работа. Лада поняла это сразу – как только на её плечи легла эта удивительная невесомая паутинка, как только она увидела все характерные признаки воспаления на единственном сохранившем зрение глазу Влада.

Лада не стала больше ничего уточнять. Всё и так было предельно ясно. Этот мальчик отдаёт ей всё своё тепло, не спит ночей, чтобы о ней позаботиться, ставит под удар своё зрение, своё здоровье. А ведь он ещё работает над грандиозным проектом дома на берегу озера по желанию погибшего брата. И лепит чудесные сувенирные домики и церкви из полимерной глины – между прочим, для её, Ладиного, интернет-магазина, который она получила в подарок от Лиды.

Нет. Так продолжаться больше не может. Лада уже давно собиралась перевести магазин на Влада. Теперь самое время это сделать. Нужно же достойно отблагодарить Влада за те потрясающие тепло, заботу и внимание, которые он ей отдаёт.

Решено. Лада оформит магазин на Влада, как только её выпишут из больницы. Пока же она может поблагодарить этого замечательного человека на словах.

Лада так и сделала. Накрыла лежавшую на её плече тёплую кисть руки Влада своей немного суховатой, с потрескавшейся кожей ладонью и, глядя в озабоченные серые глаза, один из которых по-прежнему выделялся своей помутневшей радужкой, тихо выдохнула:

– Спасибо.

Больше не нужно было слов. Она увидела светлую улыбку, озарившую лицо Влада. Ему оказалось достаточно её благодарности – выраженной в предельно лаконичной форме, но зато по-настоящему тёплой и искренней, шедшей из самых сокровенных тайников души. Одно простое слово – зато в нём нет презираемого Ладой пафоса и фальши. Только так и никак иначе. С Владом по-другому нельзя.

Конечно, Ладе было любопытно, как Влад умудрился самостоятельно выполнить такую тонкую, трудоёмкую работу. Давно ли он занимается вязанием? Наверняка он смог взяться за вывязывание причудливого ажура лишь после того, как его глаз привык к новой гибридной линзе.

Интересно, догадывается ли Влад о Ладином непосредственном участии в заказе и приобретении этой линзы? Лада ведь просила Марину Сергеевну утаить эту информацию от её сына. Так что Влад, скорее всего, пребывает в благословенном неведении. Что ж. Наверное, так даже лучше. По крайней мере, в настоящий момент. Когда-нибудь Лада откроет Владу этот маленький секрет. Не для того чтобы похвалиться перед ним и лишний раз подчеркнуть свои достижения в его глазах. А просто потому, что Влад заслуживает искренности. Заслуживает, как никто другой. Во всём. Абсолютно во всём.

Пока же Лада не станет задавать Владу лишних вопросов. Она просто позволит себе расслабиться и принять его опеку и заботу. Боже! Как же это приятно, когда есть человек, который опекает и заботится! С такой искренностью, с такой трогательностью, с такой самоотдачей! Лада не собиралась плакать. Не собиралась. Ну почему же, чёрт подери, её нос снова предательски хлюпает?

Ладушка поблагодарила Влада. Достаточно сдержанно, правда – всего одним словом. Но тепло и искренно. А большего ему и не надо. Интересно, догадалась ли она, что эта шаль не покупная, а самодельная? Старательно связанная его, Влада, руками? Впрочем, это неважно. Главное, чтобы Ладушка согрелась.

Так хотелось, чтобы Ладушке стало тепло, уютно и комфортно! У неё ведь большое горе. И глубину этого горя нельзя измерить и невозможно выразить ни в каких словах. Уж Влад-то знает об этом, как никто другой! На себе испытал и никому не пожелает! Тем более – такой милой и хрупкой девушке, которая теперь кажется совсем слабенькой и беззащитной, но которая в своё время сделала для него невозможное.

Теперь его очередь охранять и оберегать. Его очередь поддерживать, становиться опорой. Давно пора! Ладушка должна чувствовать себя за ним как за каменной стеной. В абсолютной безопасности и под защитой. И он обеспечит для неё такое положение. Обеспечит любой ценой, даже если придётся выгрызать его зубами. Он готов. Он сразится за Ладушку с самим дьяволом!

Что такое – она снова плачет? Влад пригляделся и навострил уши, чтобы слушать повнимательнее. Ну да. Так и есть. Из-за Лиды? Или на этот раз по другой причине? Неужели из-за него? Он сделал что-то не так? Может, случайно обидел её или причинил боль по неосторожности? А может быть… Вдруг? Но вдруг она расчувствовалась из-за его подарка?! Вдруг поняла, что он сделал эту шаль собственными руками, вложив в это изделие всю свою теплоту, всю безмерную преданность?! У Влада голова пошла кругом, как только он это предположил.

А ведь у него есть для неё ещё один подарок – тот, что ожидает своего часа в широкой картонной коробке во втором полиэтиленовом пакете! Интересно, как Ладушка отнесётся к приготовленному им сладкому лакомству? Можно ли ей уже попробовать имбирные пряники – такие мягкие, ароматные, покрытые глазурью и расписанные с помощью пищевых красителей?

Конечно, ей пока лучше употреблять диетическую еду, которую готовят в больничной столовой. Здесь никаких вопросов. Но может быть, она не откажется хотя бы попробовать его сладкие изделия? Небольшой кусочек пряника с тончайшим коньячным ароматом, покрытый слоем воздушной сладкой глазури. Чем не средство от депрессии и хандры? Особенно хорошо такое лакомство должно пойти под горячий чай. Влад предусмотрительно захватил с собой коробочку фирменного индийского чая. Настоящего, чёрного, с ароматом чабреца, расфасованного по пакетикам, каждый из которых хранился в своей персональной герметичной обёртке, и всё это было упаковано в пёструю картонную коробочку, закрытую традиционным глянцевым герметичным слоем.

– Давай-ка мы с тобой попьём чаю, – предложил Влад и показал Ладе пёстро разукрашенную коробку.

Лада согласно кивнула и уточнила:

– Но только вместе. Хорошо?

Влад не возразил, лишь быстрым отточенным движением распечатал коробку (благо для этих нехитрых действий не требовалось хорошего зрения), сорвал герметичную фольгу с одного из ароматных пакетиков и осмотрел стол в поисках стаканов или кружек.