Текст книги "Дневник двух времен"

Питэр кивнул головой и молча вернулся в ресторан.

– Понятливый малый, – одобрительно кивнул директор, и мы вышли на улицу, где за углом ждала машина директора.

– Зачем вы устроили весь этот маскарад? – спросила я.

– А зачем вы приехали в Женеву? Садитесь, вы будете вести машину.

– И каким же образом? Руль с другой стороны.

– Ничего страшного. Вы с пассажирского места перелезете на водительское.

Я перелезла через коробку передач, платье запуталось, головой упиралась в крышу машины, жутко неудобно.

– Куда дальше? – я поинтересовалась у моего похитителя.

– В пансионат.

– Оригинально.

– Но мы поедем окружным путем.

– Нормальные герои всегда идут в обход?

– Это вы к чему?

– Да так, вспомнилось. Вы только учтите: я в Швейцарии первый раз в жизни. Поэтому дорогу показывать будете вы.

Директор ничего не ответил, занес данные в навигатор и положил пистолет на колени. Как ни странно, я не боялась, я была зла, чувствовала себя неудобно, но страха не было. Мне не верилось, что этот толстячок является угрозой для меня в частности и для общества в целом. Я еще раз посмотрела на директора пансионата: кругленькая голова располагалась на толстеньком тельце, пальцы-сосиски, поджатые губы и угрюмый взгляд. Он нервно посмотрел на меня и спросил:

– Чего?

– Вы не похожи на преступника.

– А вы много преступников в жизни видели?

– Нет, но раз уж вы меня похитили, то можете хотя бы объяснить почему.

– Потому что вы приехали в Швейцарию.

Он точно не похож на преступника, затравленный какой-то. У меня сложилось впечатление, что он меня боится больше, чем я его. Может быть, он со своими психами сам сошел с ума? После нескольких попыток завести с ним разговор мне стало понятно, что все это тщетно, он только еще больше озлобился. Оставшийся путь мы проделали молча.

Швейцария вечером производила приятное впечатление. Я бы наслаждалась видами, если бы не психопат с пистолетом. Вот как оно бывает: смотришь фильм, где главная героиня входит в дом, в котором все вверх дном, но упорно идет дальше, затем гаснет свет, но она идет дальше, слышатся гул и скрежет, но она не сдается и идет навстречу маньяку. Маньяк, естественно, разрубает ее пополам. И зритель задается вопросом: зачем она зашла в темную комнату? Я всегда думала, что это выдумка режиссера, но сегодня я убедилась, что нет. Я же видела, что дверь приоткрыта, но Питэра не позвала, а смело вошла внутрь. Увидела бардак в комнате, но, наплевав на все, решила переодеться, и хотя маньяка не встретила, однако в заварушку попала.

До пансионата в Веве мы доехали окружным путем, половину пути я думала, что могло так напугать директора. Каким образом он стал причиной сумасшествия Фридриха? Может, он убил Мари? Хотя по данным вскрытия она умерла от перитонита. Даже если предположить, что она умерла по халатности, вряд ли мы спустя полгода смогли бы это доказать. Да нам это и не нужно. А может, он сошел с ума? Я посмотрела на директора. Он нахохлился, губы плотно сжаты, пистолет держит двумя руками, в глазах страх. А вот и пансионат. Мы въехали через вторые ворота и остановились около клумб, чуть дальше стоял фонтан, который не работал, а еще дальше был небольшой домик. Было темно, фонари горели через один. Я успела подумать, что даже в Швейцарии нету идеального порядка, и упала. В то же время послышались выстрелы.

– Идиот, – это был Андрей. – Ты чего добиваешься? Похитил человека, а теперь еще и стреляешь? Что дальше? Взорвешь пансионат?

Я села на корточки около фонтана, чулки порвались, нога болела, ладони были в ссадинах. Однако все могло быть намного хуже.

– Не подходите ко мне, я буду стрелять, – казалось, что директор не слышал Андрея, да и выглядел он как отчаявшийся человек. – Уезжайте, – взвизгнул директор.

– Хорошо, – примирительно сказал Питэр и сделал шаг к директору.

– Не подходи.

– А то что?

– Не подходи, я буду стрелять, – еще раз повторил директор и действительно выстрелил в Питэра, попытался еще раз выстрелить, но, видимо, закончились патроны, тогда он кинул пистолет в Андрея, а сам побежал к дому. Андрей побежал за директором, а я к Питэру.

– Ты как? – спросила я у Питэра, помогая ему подняться. В это же время Андрей настиг директора, повалил его на землю и скрутил.

– Кира, ты как? – в свою очередь спросил у меня Андрей.

– Все в порядке.

– Ты не хочешь спросить, как у меня дела? – поинтересовался Питэр у Андрея, держась за плечо.

– Зачем?

– Действительно, зачем?

– Это твой дом? – обратился Андрей к директору. – Молчание – знак согласия. А вот и ключи.

Я помогла Питэру войти в дом и усадила его в кресло в кабинете.

– Тебе больно? – спросила я у Питэра.

– А ты как думаешь?

– Я думала, что вы не чувствуете боль.

– Ага, а раны моментально заживают. Нет, детка, тут все как у всех, ну или чуть быстрей и не так больно. И как понять твое «ВЫ»? Дай виски.

Я взяла с полки виски и протянула Питэру, который осмотрел рану, констатировал, что она сквозная. После этого часть виски была залита Питэром в себя, а часть на рану.

– Ну, ты же не подходишь под описание среднестатистического человека, отсюда и «ВЫ».

– И кто же мы такие?

Я пожала плечами и продолжила поиск бинта или чего-то в этом роде.

– Дорогие мои, давайте оставим эти душещипательные разговоры для лучших времен, – голова Андрея появилась в проеме кабинета, – мне нужна веревка, хотя твой галстук тоже подойдет.

– Постой, во-первых, это «Кензо», а во-вторых, это подарок.

– Чей? – уточнил Андрей.

– Не помню.

– Заметь, Кир, сначала он подумал о том, что это «Кензо», и только потом – что это подарок, – хихикнул Андрей.

– И что из этого следует, дорогой Ватсон?

– Его можно использовать в качестве веревки. К тому же, миссис Хадсон, зачем вам галстук?

– Подарок моему покойному мужу, – скрипучим голосом ответил Питэр.

– Я думаю, он был бы не против.

– Тебе помочь? – я протянула пластырь, который нашла в столе директора.

Питэр покрутил пластырь, скорчил рожу.

– Нет, спасибо, я как-нибудь сам.

– Ну и славно.

Я подошла к большому глобусу, его размеры впечатляли. Обычно в таких глобусах держат бар или тайник. Открыв глобус, я увидела три глобуса меньших размеров.

– Ну, прям глобусная матрешка, – усмехнулся Питэр.

А я поняла, что это уже видела.

– Это же МИР Фридриха, – я толкнула Питэра, а он охнул, – ой, извини.

– И что нам это дает?

– Сейчас узнаем, миссис Хадсон.

– Жду с нетерпением, дорогой Холмс, хотя гендерное разделение ролей неверное.

Я пожала плечами, подошла к окну и отодвинула штору. На широком подоконнике стоял японский садик, такой же, как в МИЧе Фридриха.

Белый песок поблескивал в лучах лунного света, камешки были разбросаны в садике, маленькое озеро с мостиком и аккуратная ограда. Я провела рукой по шероховатым столбикам ограды, пока мой палец не соскользнул с одного из них. Я присмотрелась к нему более внимательно, он отличался от своих соседей, к тому же легко выходил из песка.

– Что ты там нашла?

– Смотри, – я показала флешку, которую нашла в японском садике директора.

– Умничка, давай ее мне.

Питэр взял у меня флешку и перекачал информацию в свой телефон, затем протер флешку и аккуратно поставил на место.

– Зачем?

– Агентство обещало, что сообщит немцам, где флешка. Вот мы и сообщим – послезавтра.

– И часто вы так делаете?

– Ты неправильно говоришь, МЫ часто так делаем.

– Насчет тебя не знаю, а для меня подобное в новинку.

– Я еще раз извиняюсь, что перебиваю ваш разговор, но что делать с директором? – спросил Андрей.

– Не знаю, – я пожала плечами.

– Отпусти, – предложил Питэр.

– То есть, кто убил Мари, вас уже не интересует?

– Ее убили? – одновременно спросили мы с Питэром.

– Ух ты, старые добрые времена возвращаются. Судьба малышки Мари вас изначально не интересовала?

– Что ты, конечно, интересовала.

Оказалось, что директор занимался банальной контрабандой алмазов и изумрудов, которые он перевозил из Марокко с помощью своих пациентов. А вот с Мари им не повезло, алмаз вышел из оболочки и порезал ее желудок. К врачу обращаться сопровождающая медсестра не стала, на свой риск перевезла Мари в пансионат в Веве, где, к сожалению, она скончалась.

– Только вы ничего не докажете, – сопя сказал директор.

– Дорогой мой, – обратился к нему Андрей, – я ничего доказывать не собираюсь. Мне это ни к чему. Просто некоторые задумываются, откуда и с каких это кисельных берегов приплыли партии алмазов и изумрудов. И этот вопрос заботит не только полицию.

– Я бы даже сказал, не столько полицию, – поправил его Питэр.

– Точно, а им доказательства не нужны. Мы узнали все, что нам нужно.

– Постойте, – я обратилась к директору, – что вы сказали Фридриху по поводу смерти его сестры?

– Этому сумасшедшему? Его сестру убили спеслужбы.

– Кто? – удивился Питэр.

– Какие? – уточнил Андрей.

– Откуда я знаю, я же придумал эту отговорку. Мне показалось, что он наивный и не будет возникать. Я прошу вас об одном. Ведь вы цивильные люди, не звери, у меня пациенты, о них нужно заботиться. А вы сами видите: условия у меня идеальные, у меня самый лучший пансионат в Швейцарии, а может быть, даже во всей Европе. И чтобы содержать, нужны деньги, и немалые деньги. А персонал, вы знаете, сколько нужно платить хорошему персоналу? У меня же работают лучшие из лучших. Еда – жутко дорогая…

– Короче, – не выдержал Андрей.

– Видите ли, я не столько для себя старался, сколько за больных радел, ведь жизнь такая дорогая…

– Еще короче.

– Может быть, мы с вами сможем договориться?

– Конечно, сможем. Ты пишешь чистосердечное, и мы договоримся.

– А как же мой пансионат? Нет, нет, я повторюсь, у вас нет доказательств.

– Я тоже повторюсь: для тех людей они не нужны.

– И поверь, дружочек, – Питэр поправил рубашку директора, – их методы менее гуманные, чем у государства. Выбор за тобой.

– Хорошо.

7 ноября 2008 года

На следующее утро мы сидели в кафе, в которое Миа обещала нас отвести. Плетеная мебель с подушками на закрытой террасе, Женевское озеро, горы в лучах солнца и мятное мороженое с непропеченным шоколадным кексом делали утро почти идеальным.

– Совпадение, – Питэр вдохнул чарующий запах кофе с корицей и закрыл глаза. – Совпадение стало причиной помешательства Фридриха. Директор пансионата сообщил ему, что спецслужбы замешаны в гибели его сестры, и этого было достаточно.

– Но директор не знал, где работает Фридрих? – уточнила Миа.

– Нет, не знал, совпадение.

– Что же с ним будет?

– С кем, с директором?

– Нет, с Фридрихом.

– За ним будут присматривать в клинике.

– Это несправедливо.

– Жизнь – она такая, – Питэр замолк, подбирая слова, и, не найдя нужных, просто пожал плечами.

Мы еще некоторое время посидели в кафе, наслаждаясь его непринужденной атмосферой. Поговорили о мелочах, попрощались с Андреем и Миа, пообещав, что, когда будем в Женеве, позвоним, и тепло попрощались.

Мы решили дойти до гостиницы пешком, самолет у нас может вылететь в любое время, а на работу только завтра.

– Питэр.

– Да?

– Заедем к Фридриху?

– Почему бы и нет.

– Ты даже не спросишь зачем?

– Нет, а зачем…

Действительно, зачем…

К Фридриху мы приехали после обеда, и Арн, главврач, проводил нас к нему в палату.

– Здравствуйте, Фридрих, – Питэр сел в одно из кресел, я последовала его примеру. – Мы узнали, что произошло с вашей сестрой.

Затем Питэр рассказал о Марокко, драгоценных камнях, директоре пансионата, но Фридрих сидел безучастно, смотря на стену.

– Ну вот, собственно, и все. Кир, если хочешь, вы можете помолчать вместе, а мне еще нужно кое-кого проведать.

– Кого?

Питэр ничего не ответил, похлопал по плечу Фридриха и вышел.

– Я не знаю, понимаете ли вы меня или нет, но тем не менее я хотела бы вас поблагодарить. С вашей помощью мы нашли убийцу Мари. Наши знакомые обещали, что будут следить за ее могилой. Поэтому вы можете не беспокоиться о ней, о могиле, а не Мари, – боже, что я несу, она же мертва. Я собралась с мыслями и продолжила. – Я надеюсь, что вы когда-нибудь будете прежним Фридрихом, сможете заниматься своим любимым делом – музыкой. У вас это отлично получалось. Я вас обязательно навещу, когда буду в Швейцарии.

За весь наш разговор он не проронил ни слова, казалось, что он в прострации или в собственном мире. Это печально – видеть его таким. Коллеги его не любили (и это в лучшем случае), друзей у него не было, если не считать профессора, только Мари, но и та погибла. Так что ничего удивительного, что он оказался в таком положении.

– Она любила белые тюльпаны, – неожиданно сказал Фридрих. А у него приятный голос.

– Вы хотите, чтобы я отнесла их на ее могилу?

Но он ничего не ответил, видимо, опять выпал из реальности, или же он всех дурит. Вот только зачем?

Я поцеловала в висок Фридриха. И пожелала всего хорошего.

На улице было тепло, птицы пели, несколько пациентов гуляли по парку, на лавочке около фонтана сидели Питэр и девушка. Они о чем-то разговаривали, девушка улыбнулась и покачала головой. Я решила им не мешать и отправилась к машине.

– Уже уезжаете? – это был Арн.

– Да, время.

– Я слышал, что вы узнали, кто убил Мари.

– Есть такое.

– Я предполагал, что здесь не все так чисто. Жаль Фридриха, талантливый парень, он и до этого был как натянутая струна, а после этого случая… – Арн махнул рукой.

– Вы здесь давно работаете?

– Вы из Агентства? – в свою очередь спросил Арн. Я кивнула головой.

– С момента основания пансионата. Это мое детище. Так сказать, расплата за все грехи, мой крест.

– Как вы думаете, Фридрих сможет стать таким, каким был раньше?

– Точно нет, даже если он выйдет из этого состояния, он будет другим. Ведь он жил в своем мире, и этот мир рухнул, ему нужно заново создать новый мир, где все по-другому.

– И когда это произойдет?

– Кто знает? Может, сегодня, может, завтра, а может – через пять лет.

– Или никогда?

– Никогда – порою очень короткий срок. А вот и ваш друг, Питэр. У вас все в порядке?

– Да, хорошо, спасибо. Кир, пойдем. До свидания, доктор.

– До свидания.

Питэр был очень расстроен, но он же не настолько чувствителен, чтобы расстраиваться из-за Фридриха. Или тут дело в чем-то другом? Но оставим это, захочет – сам расскажет. Я посмотрела на табличку, которая располагалась на стене: «1949 г.».

– Пансионат был основан в 1949-м? – я села в машину.

– Да, а что?

– Ты должен знать доктора.

– Возможно. Кир, прошло более двухсот пятидесяти лет, всех и не упомнишь.

– Двухсот пятидесяти? А, ну да. У нас есть время?

– Ты куда-то еще хочешь поехать? На шоколадную фабрику?

– Как я могла забыть про шоколадную фабрику! Но нет. Я хотела бы съездить на могилу Мари.

– А вот теперь я спрошу: зачем?

– Не знаю. Меня не покидает странное ощущение. Не могу объяснить, – я пыталась подобрать слова, ибо говорить о Фридрихе Питэру не буду, это мои личные догадки.

– Незавершенности, – подсказал Питэр.

– Может быть.

– Ну поехали. Ты знаешь, где она похоронена?

– Откуда?

– Сейчас узнаем.

Через полчаса мы узнали, что Мари была похоронена на кладбище в Люцерне, а еще через три часа были на кладбище. Сам город мне понравился, по-швейцарски очаровательный. Кладбище располагалось при небольшой церквушке и отличалось от наших погостов. Не было привычных памятников, оградок, венков и прочей атрибутики российского некрополя. Здесь все по-другому: травка зеленеет, таблички блестят, благодать. Ну, это не совсем таблички, а надгробные камни, наш находился в пятом ряду, третий слева от входа. Мы нашли его быстро. Рядом с табличкой, пардон, камнем находилось что-то вроде отверстия для цветов – своеобразная ваза. Я присела на корточки и торжественно поставила в вазу цветы. Но они не держались и падали. Питэр порекомендовал просто положить цветы на надгробие, но я не сдавалась. Он махнул рукой и пошел осматривать кладбище. Я никак не могла поставить эти цветы. Тут либо ваза короткая, либо что-то мешает. Вытащив цветы, я заглянула в отверстие. Все правильно, мешал пакетик, маленький пакетик-зиплок. Видимо, кто-то использовал это место в качестве закладки. Не везет Мари, сначала контрабанда камней, теперь вот это. Я достала пакетик; к моему удивлению, в нем был не порошок, а какая-та бумажка. Я быстро сунула ее в карман и поставила в вазу цветы. Ну вот, теперь все замечательно. Букет белых тюльпанов на зеленом травяном фоне смотрелся органично, яркий пример простоты в колористике.

– Представляешь, ей было всего двадцать семь лет.

– Совсем молодая. Пойдем, Кир, – Питэр помог мне подняться.

Поздно вечером мы уже были в Санкт-Петербурге. За все время полета Питэр, обычно такой разговорчивый, не проронил не слова. В самолете он сел в кресло, надел маску для глаз и проспал весь полет.

Вернувшись домой, я вспомнила про записку. 5 feb. 2009 SPb Polytechnic. Странно. Я так понимаю, что в ней говорится о Политехническом университете в Питере. Не для меня же была оставлена эта записка? Я осмотрела пакет. Ничего особенного я в нем не увидела, не новый. Хотя что я могу сказать, я же не криминалист. Единственное, что я могу сделать, – это посмотреть, что было 5 февраля 2009 года, но это будет уже завтра, точнее через двести лет.

Санкт-Петербург. 16 ноября 2208 года

Утром в Агентство я приехала достаточно рано. На работе было тихо, до начала рабочего дня оставалось еще два часа, мне нужно было написать отчет, но, увы, мысли разлетались, и я решила прогуляться. Нужно отметить, что ноябрьское утро Женевы отличается от утра в Санкт-Петербурге, у нас холоднее. Напротив заднего фасада Агентства располагался небольшой внутренний дворик и достаточно большой парк. Как забавно: за двести лет пейзаж внутреннего дворика нашего Агентства практически не изменился: несколько клумб, аккуратно постриженные кустарники, скамейки, мощеные дорожки, замысловатые фонари. Я села на одну из скамеек в парке и стала наблюдать, как убирается дворник. Он единственный, кто дисгармонировал с привычным для 2008 года пейзажем. Он был красив, божественно сложен и самозабвенно убирал листву.

В первое время меня поражало то, как красивы дворники в Санкт-Петербурге образца 2208 года, казалось, их специально подбирают по внешнему признаку. Еще больше поражало то, как тщательно они выполняли свою работу. Но разгадка была проста: как и в Пулково, это были робоклоны. Однажды я видела дворника – Харрисона Форда эпохи «Звездных войн». Впечатлило.

Робоклоны необыкновенно работоспособны, трудолюбивы, не требуют зарплаты, и им необходимо всего полтора часа для отдыха, точнее подзарядки. Однако они были перепрограммированы на то, чтобы выполнять не особенно интеллектуальную работу. Обычно они использовались в больших корпорациях или в госучреждениях, первые могли платить налог за использование робоклонов, а вторым они полагались по закону. Кстати, закон «Об использовании робоклонов» запрещает наносить физический или моральный ущерб робоклонам, а именно бить, оскорблять, стрелять по ним и так далее. Моральный ущерб – это забавно. В робоклонов зашита система, которая распознает обидчика, она моментально выписывает штраф за противоправные деяния. Штраф, кстати, не маленький: от 1000 рублей – на наши деньги это 100000 рублей.

В 2208 году все изменилось. Например, в мое время жить на Миллионной улице, в переулке Гривцова или на Невском проспекте считалось если не престижно, то неплохо. В настоящем будущем времени все по-другому: горожане стремятся селиться либо в пригороде Питера, либо на его окраине, в отличие от настоящего времени. Хотя и в этом нет ничего удивительного: мой дом наделен только функцией интуитивного дома, это максимум, что можно сделать в дореволюционном доме, как и в сталинке. Иное дело новые дома, там функций намного больше: автоматическая уборка дома, глажка, стирка, приготовление более тысячи видов блюд, киберкомнаты, спа-озоны и многое другое. Причем все это может находиться в одной комнате, которая трансформируется под нужды хозяина дома. Именно по этой причине многие петербуржцы переехали из центра, где они были лишены всех этих благ, на окраину. Сейчас жилых домов в центре города осталось не так много, в основном это гостиницы, офисы, выставочные центры, залы, демонстрационные дома.

Да, демонстрационные дома, их еще называют демодом, в них воссоздается уклад жизни определенной эпохи: екатерининские, петровские времена, эпохи коммунизма, демократии, консульский период и тому подобное. Гости Питера и горожане могут погрузиться в жизнь того периода с его особым укладом, модой, привычками, кухней. Демодома выполняют роль не только театра, музея, ресторана, магазина, но и гостиницы. Что очень выгодно как для города, так и для владельцев демодомов.

Я же осталась одной из немногих, для кого жизнь в центре лучше благоустроенного быта окраины. Для меня это возможность не потерять себя в этом незнакомом для меня мире.

Дворник скрылся в глубине парка, потихоньку стали прибывать мои коллеги, вот теперь точно видно – 2208 год, и я отправилась к себе в кабинет. Как ни странно, отчет я написала достаточно быстро, до начала рабочего дня оставалось всего десять минут.

Я зашла в хроники и набрала 5 февраля 2009 года – время, а в графе «место» – Санкт-Петербург. Ничего. Ну, не в том смысле, что в этот день ничего не происходило, а в том, что ничего интересного. Несколько ДТП, около метро «Приморская» прорвало трубу. Вряд ли это интересно. Может, дело в ДТП. Так там никто не пострадал, так, машины «поцеловались».

– Привет, – в кабинет вошла Эмилия, – я слышала, вы очень удачно съездили в Швейцарию? Все злодеи наказаны…

– Да, вот только положительному герою от этого ни холодно, ни жарко.

– Фридрих – положительный герой? – уточнила Эми.

Я кивнула.

– В этой жизни ничто не бывает ненужным. Поверь моему жизненному опыту.

– И сколько лет твоему жизненному опыту?

– Ты задаешь неприличный вопрос. Ты меня не хочешь угостить кофе?

Не дожидаясь моего разрешения, Эми сама выбрала кофе, взяла пятиграммовую шоколадку и уселась на маленький диванчик. Я последовала ее примеру, и мы некоторое время пили кофе молча.

– Ну? – спросила Эми.

– Что «ну»?

– Подробности будут?

Я нажала на клавишу «визуализация» и переместила образ монитора перед Эмилией. Она быстро пролистала мой отчет и задумчиво посмотрела на меня.

– Ты ничуть не изменилась. Я говорила про такие подробности, которые обычно не пишут в отчетах.

– А, таких подробностей нет.

– В смысле ты не хочешь о них говорить?

– В смысле их нет.

Эмилия еще налила себе чашку кофе, повертела виртуальный отчет.

– Моя дорогая, ты не забыла про одного молодого человека?

Я вопросительно на нее посмотрела.

– Все-таки забыла. Видимо, все твои думы посвящены Фридриху. Ну, это и понятно, мы, женщины, любим сирых и убогих.

– Да, а еще мы злобные и завистливые.

– Не без этого, – добродушно отметила Эмилия. – Но если до завтра ты не доделаешь МИР Аркадия, то все может закончиться очень плачевно, и не только для тебя.

– Боже мой, я про него совсем забыла.

– Я рада, что вернула тебя на землю. А поэтому удаляюсь. Работай, деточка, работай.

– У меня все под контролем, у меня есть черновой вариант концепции.

– Только никому не говори, что у тебя есть только он.

Аркадий, как же я могла про него забыть! До вечера времени у меня мало, а работы много.