Текст книги "Дневник двух времен"

Утро. 22 октября 2208 года

Интуитивный дом или квартира – это очень удобно, но, как выяснилось, совершенство утомительно. Иногда хочется чего-то менее идеалистического, чем мой номер. Но вернемся к делу: сегодня нужно узнать, что стало с Аркадием и его отцом и, конечно, где крест.

Я спустилась в ресторан. Там меня уже ждал Иннокентий, который рассказал о том, что сохранился архив антиквара, правда, неизвестно, в каком он состоянии и есть ли записи, которые нам нужны.

– Я думаю, нам стоит самостоятельно просмотреть его архив, – сказал Иннокентий. – Кир, ты меня слышишь?

– Да, слушаю. Просто задумалась, как мы будем искать эту информацию?

– Там всего две книги, антиквар был человеком старой закалки. К техническому прогрессу относился с опаской и недоверием, а поэтому все записывал. И, насколько мне известно, очень ответственно относился к своему делу, я бы даже сказал, с душой.

– А что стало с Аркадием?

– Аркадий, – Иннокентий замолчал. – Он умер в 2008 году. История банальна, его зарезали.

– Когда?

– 5 ноября.

– Вы думаете, это влияние тау-креста?

– Кир, я не знаю. Но мы не должны вмешиваться, может, ему на роду написано погибнуть, выходя из клуба.

– А если нет?

– Не нам с тобой решать.

– А кому?

– Самому Аркадию и только ему, каждый человек отвечает за свою судьбу сам.

– Это наблюдение из собственного опыта?

– И не только, – Иннокентий усмехнулся, покрутил в руках зубочистку. – Кир, иногда нужно позволить человеку испортить свою жизнь так, как ему нравится.

– А если это нарушает мои интересы?

– Сама решай, как тебе поступить в такой ситуации.

Судя по тону, разговор окончен. Да, хороший совет: «Думайте сами, решайте сами».

До архива мы доехали молча. Нужно отметить, что здание даже по меркам моего времени было старым, но вместе с тем неплохо сохранилось. К сожалению, в Москве таких зданий в настоящем будущем осталось не так много, их год от года становится все меньше и меньше. Одно радует: проблема со стоянками наконец решена, в основном благодаря аэромобилям, которые владельцы оставляют где попало – на первом или втором уровне шоссе. Посмотришь вверх – и прямо сюрреалистическая картина из аэро.

Я ждала Иннокентия в просторном холле архива. Заосимов вышел со старичком, из которого песок сыпался так сильно, что казалось, он вот-вот распадется на глазах. Старичок, а не Заосимов.

– Молодые люди, – дребезжащим голосом обратился к нам старец, – рад, что вас интересует история. Пойдемте.

Старичок заковылял по длинному и узкому коридору с множеством дверей, поднялся на второй этаж, тут за него реально стало страшно, но он достаточно бодро прошел всю лестницу, продолжая дребезжать что-то насчет молодого поколения. Мы ему кажемся молодыми, только мне вот по факту уже 227 лет, а Заосимову еще больше. Но архивариус этого не знает, поэтому считает, что может судить всех и вся. Мы также узнали, что он очень гордится тем, что он не воспользовался геном молодости, или попросту ГМ, а решил состариться. Но тут ничего особенного нет. Это пятьдесят лет назад ГМ был популярен, но потом выяснилось, что люди психологически не готовы к долгой жизни, и если с физическими признаками старения наука научилась бороться, то с психологическими нет. Мы подошли к двухстворчатой двери, и архивариус стал копаться с ключами.

– Вот прогресс идет, – проскрипел архивариус, – а я считаю, что ключи – лучше, чем карточки, пальцы, глаза. Но вы молоды, – и он ткнул пальцем в грудь Заосимову, – вам этого не понять.

Он вздохнул, нашел нужный ключ и открыл дверь. Почему же, я его очень хорошо понимала. Хотелось сказать, что я закончила школу, когда его родителей даже и в планах не было. Да что там родители, прабабушки с прадедушкой не было.

– Вам этого еще не понять, но придет время, – он замолчал, включил древний компьютер, который был еще с ЖК-монитором, – и вы поймете, как важно сохранить прошлое. Знаете, когда люди срубят последнее дерево, убьют последнее животное, они поймут, что деньги кушать нельзя.

Я улыбнулась и посмотрела на Заосимова, он пожал плечами. Да, мир не меняется. Даже цитаты те же самые.

– Так какой период вас интересует? – наконец-то поинтересовался у нас архивариус.

– 2008—2010 года, – ответил Иннокентий.

– Интересное время, время перемен и реформ, кризиса и прогресса, очень сложное время. Знаете, какое проклятье было у древних? Чтоб вам жить в интересное время. Может, вам будут интересны девяностые года XX века? Нет? Это вы зря. Хотя, – он усмехнулся, – сейчас молодежь мало интересуется историей своей страны, а жаль.

Мы вошли в зал, архивариус показал нам, где находится интересующий нас архив.

– Если вас заинтересуют девяностые, то архивы в восьмом ряду, романтическое было время, – сказал архивариус и удалился.

– Романтическое время? – спросила я у Иннокентия.

– А что ты хочешь? Для некоторых петровские времена тоже романтические, а его современники так бы не сказали. Время – хороший чистильщик, – Иннокентий достал архивы с записями крупнейших антикваров начала XXI века. И мы стали искать записи нашего антиквара.

Мы достаточно быстро нашли записи отца Аркадия. Его записи были точны и лаконичны, иногда прилагались фотографии украшений, шкатулок, статуэток и прочего антиквариата. Видимо, он делал это в том случае, если вещь была достаточно дорогой. Листая страницы записей, я обнаружила, что он любил свою работу, даже на следующий день после гибели сына были сделаны записи, почерк немного неуверенный, несколько зачеркиваний и переписок, но антиквар остался верен своим правилам.

– Я не нашла записей о тау-кресте, – я прочитала свою часть записей антиквара.

– Та же самая картина, – сказал Иннокентий, – следовательно, тау-крест остался в семье антиквара.

– В семье? Так Аркадий погиб, а он был единственным сыном?

– Да, это так, но он был женат. Женился по молодости и по стандартной причине – беременность будущей супруги. Но вскоре развелся. Внук антиквара продолжил его дело.

– Сейчас его потомки продолжают дело своего пращура?

– Да.

– Вы поедете к ним один?

– Зачем, я уже выяснил: они не знают, где находится тау-крест.

– И что дальше?

Он пожал плечами.

– Поживем – увидим.

Да, он определенно не находка для шпиона. Не думаю, что стоит выяснять, как он собирается доставать тау-крест, так, из чувства самосохранения. Мне рассказывали, что в «романтические» девяностые Иннокентий был «крышей» для нашего Агентства, хотя тогда оно было еще НИИ. Его прозвали Малютой (за крутой нрав: никому спуска не давал и никому ничего не прощал) и Кощеем (за живучесть). Иннокентий не любит вспоминать о девяностых, как, впрочем, и о других годах своей биографии, о них мы знаем только со слов очевидцев. Сначала он познакомился с Эмилией, было это в XII веке, она обвинялась в колдовстве и ворожбе. Нет, он ей не помог избежать казни, но он понял ее сущность, уже после того как выяснилось, что она не умерла, как остальные, после того как была сожжена. Воспринял этот факт он адекватно и помог ей начать новую жизнь. Потом она потеряла его из виду, но Эми на него не в обиде, говорит, что времена были такие. Николас Оберакер познакомился с ним в петровские времена, вспоминает о нем как о дознавателе с суровым нравом, но справедливом. У всех разное представление об Иннокентии, для кого-то он инквизитор, для кого-то куратор, для третьих дознаватель, для четвертых «крыша», но кто он на самом деле, знает только сам Заосимов.

– Иннокентий, а я могу поговорить с потомками антиквара?

– По поводу?

– Ну, про Аркадия.

Заосимов кивнул головой.

Мы подъехали к высотному зданию, оно было необычным – тонким и изящным, без подъезда, так сразу и не сообразишь, как попасть внутрь. Такие дома появились давно, но в Питере они получили прописку только на окраине, а в центре мэрия сохранила исторический облик города. В Москве «благодаря» череде сменяющих друг друга управителей город потерял свой образ, хотя последние пятьдесят лет мэрия пытается восстановить его. Правда, непонятно, облик какой Москвы она восстанавливает, создается ощущение, что одновременно царской, советской, президентской и консульской.

Иннокентий набрал номер нужной нам квартиры на панели, которая была вмонтирована в стену дома, получил разрешение войти, перед нами материализовалась кабина лифта, которая доставила нас на восьмой этаж.

Лиза

– Здравствуйте, – нас встретила девушка, которая была чуть старше меня, лет тридцати; короткая стрижка, светлые волосы и голубые глаза; на ней было универсальное платье.

«Универсальное платье заменит вам весь гардероб, любой длины и фасона, любого цвета и узора» – гласит реклама. На вид это обыкновенное платье зеленого цвета, с помощью карты можно менять фасон платья или сделать из него брюки или костюм и так далее. На самом деле платье не меняется, меняется только поле, создаваемое картой, причем платье можно пощупать. Но есть одно «но»: как и любая техника, «идеальное платье» глючит, и достаточно часто. Порою это бывает забавно. Идет девушка в коротком красном платье, а ей навстречу другая в желтом длинном, и вот их поля пересекаются, и красное платье превращается… красное платье превращается в красное в желтую полоску, у другой девушки то же самое, только желтое в красную полоску, или желтое в красный горох, или желтый верх и красный низ. И это не самый худший вариант. Бывает и хуже, поэтому оно мне напоминает платье голого короля. Вот и сейчас серебристое платье меняло длину, то становилось короче, то длиннее. Она была босиком, а может быть, была в невидимой обуви. Сейчас в моду входит стиль а-ля натурель – простые линии, прическа, точнее ее отсутствие, невидимый макияж, на ногах невидимая обувь, кажется, что девушка идет босиком. Этакая нимфа.

– Здравствуй, Лиза, я говорил с тобой вчера. Это Кира, она пишет книгу о великих антикварах прошлого, – представил меня Иннокентий.

Я поздоровалась с девушкой. Иннокентий удалился и сказал, что заедет за мной через два часа.

Неожиданный поворот событий, не знала, что пишу книгу, и даже не догадывалась, что об антикварах. Вот интересно, Заосимов всех ставит перед фактом или это мне так повезло? Но меня смутило не это, а то, что он уже знал – я поеду к Лизе. И мало того что знал, но уже успел договориться. В 2208 году мы с Иннокентием просто физически не могли искать тау-крест, могли в 2008, но тогда ничего не было известно о кресте, да и Лиза еще не родилась. Видимо, Заосимов меня очень хорошо знает.

– У вас очень красивая квартира, – надо было с чего-то начинать.

– Спасибо, ты говоришь старомодно, но это неплохо. Ты что-то будешь пить? – спросила Лиза.

– Кофе с молоком.

– Стандартный?

– Да.

Лиза нажала на кухонную панель, выбрала из выпадающего списка соответствующие пункты, и через три минуты были готовы кофе и пирожные. Поначалу меня завораживала кухонная панель: ты выбираешь нужное тебе блюдо и через несколько минут достаешь его из бокса кухонной панели. Если соответствующего блюда нет, достаточно его указать в компьютере дома, и оно будет приготовлено. Есть еще один момент: к сожалению, при отсутствии соответствующих продуктов кухонная панель приготовит блюдо, которое, по ее мнению, аналогично заказываемому. И это происходит часто, несмотря на то, что берутся продукты из общей холодильной камеры, которая едина для всего дома.

Лиза начала рассказ с отца Аркадия, который был основателем династии антикваров.

– Он был мудрым человеком, который умел видеть сущность вещи, ее истинную ценность, именно эти качества и позволили ему не только сделать свое состояние, но и приумножить, – Лиза сделала паузу и посмотрела в окно.

А она молодец, сразу видно, человек подготовился.

– У него был сын Аркадий. Выдающаяся личность, писал стихи, сочинял музыку, рисовал картины – он был человеком искусства. У него было врожденное чувство прекрасного. К сожалению, гениальные люди рано уходят из этого мира. Он был таким молодым, когда погиб. А сколько бы он мог создать, если бы остался в живых?

Видимо, тема гениальности Аркадия – любимая тема в этой семье.

– Что-то осталось из его творчества?

– Да, картина, несколько стихов и несколько музыкальных этюдов. Его картину «Ночь» хотели выкупить многие коллекционеры, но мы не продали ее, она бесценна.

Лиза показала картину. Я не знала, что Аркадий был таким одаренным человеком. Судя по всему, ему были близки импрессионисты и символисты. На картине был изображен ночной город, горели фонари, мостовая была мокрая от дождя, по дороге шла девушка. Девушка была босой, немного сгорбилась, руки спрятала в карманы бесформенной куртки.

– А кто эта девушка? – спросила я Лизу.

– Девушка – бродяжка, – как-то даже зло ответила Лиза, – но ведь это здесь не самое главное.

– Лиз, а можно я сохраню картину? Она великолепна. Если вы не против.

– Не против. А ты уже сохраняешь мой разговор?

– Нет. Но у меня хорошая память.

– Ого.

Я сохранила картину. Техника письма была мне знакома. Но вот где и когда я ее видела? Не помню.

Затем мне Лиза рассказала об остальных представителях ее славного рода. Из ее рассказа следовало, что Аркадий был единственным одаренным человеком в плане искусства. Но нельзя сказать, что остальные члены этого семейства – ничем не примечательные люди. Они преуспели в других сферах деятельности – это политика и торговля.

В конце своего рассказа Лиза подарила мне альбом, в котором была проиллюстрирована жизнь ее семьи.

Мы продолжили с Лизой пить кофе.

– Кир, а ты давно знаешь Иннокентия?

– Ага, можно сказать, сто лет.

– Понятно, у вас что-то было?

– С кем? – я искренне не поняла вопрос: с Заосимовым? Да такое даже в страшном сне не увидишь.

– С Иннокентием.

– Нет.

– А у него кто-то есть?

Хороший вопрос, мне это ни к чему, для меня он был древним человеком. Я смотрю на него с позиции его личного дела, которое хранится у нас в Агентстве.

– Не знаю, меня этот вопрос не очень интересовал. Видишь ли, мы работаем в разных отделах, наши интересы редко пересекаются между собой. Так что ничем тебе помочь не могу, но если он тебе нравится, то действуй.

– В нем что-то есть такое загадочное, – она взъерошила волосы, – жуткое.

– Жуткое – это верное определение.

Мы еще с Лизой поговорили какое-то время, пока за мной не заехал Заосимов.

– Спасибо, было очень приятно с тобой познакомиться. Лиз, а что стало с женой Аркадия?

– С женой? С Аглаей?

– А у него было несколько жен?

– Нет, одна, но после развода ребенка на воспитание взяли дедушка с бабушкой, родители Аркадия. С Анной не общались, там вообще какая-то темная история. Она в Москву приехала учиться, из Костромы, кажется. Познакомилась в институте с Аркадием. А дальше как в плохом сериале. Родители Аркадия считали, что она с ним из-за его положения: финансового и социального. После развода она приходила к сыну, а потом куда-то пропала.

– А как ее фамилия?

– Не помню. А это имеет значение?

– Наверное, нет, просто стало интересно.

Мы спустились к аэромобилю.

– Смотрите, – я показала Заосимову картину Аркадия.

– В стиле импрессионизма, – заметил Иннокентий.

– Это картина Аркадия. Красиво. Как-то все это не пишется с его миром.

– Потому что это не его картина.

– Лиза говорила, что его.

– Потомки могут говорить все что угодно. Но это не он написал картину.

– Откуда вы знаете, что не он?

– Просто знаю.

– Вы нашли тау-крест? – я решила сменить тему разговора.

– Да, завтра отправимся в Питер.

Я не стала уточнять, почему именно завтра, думаю, это бесполезно.

Я решила прогуляться по Москве, посмотреть, какой она стала, осталось ли что-нибудь от моей Москвы или «все старое забыто, теперь все новое». Иннокентий сказал, что может составить мне компанию. Я никого не знаю в этой Москве, поэтому он не самый худший вариант, можно сказать, единственный.

На улицах Москвы было по-прежнему пустынно, может быть, причиною был рабочий день, а может быть – аэромобилизация всех москвичей. Последний вариант был правильным. Если поднять голову вверх, то Москва перестает быть одинокой и пустынной. Множество аэромобилей на разных уровнях пролетали над улицами Москвы. В Питере такое встретить нельзя, там недавно была введена в действие завеса. На самом деле она называется по-другому, какое-то там поле. Но петербуржцы называют ее просто «завеса». И если с научной точки зрения название неправильное, то с функциональной абсолютно точное. Завеса на улицах Питера закрывает многоуровневые потоки аэромобилей от глаз горожан. Поэтому горожане видят не аэромобили, а небо. В Москве это новшество пока что не получило распространения.

Магазины, кафе, рестораны, как и в мое время, располагались вдоль Тверской, которая претерпела существенные изменения. Красная площадь изменилась, я с грустью обнаружила, что ГУМа нет, впрочем, как и Мавзолея. Но Кремль остался неизменным. Храм Василия Блаженного смотрелся довольно забавно, его окружала X-D-панорама, посвященная четырем эпохам Москвы. Подойдя ближе, я обнаружила что-то вроде пульта, с помощью которого можно установить ту или иную эпоху. Выбор был оригинальным: первая эпоха захватила самый большой отрезок времени и называлась «Княжеско-царская Москва» (здесь были отражены люди, которые повлияли на становление и развитие Москвы, начиная c Юрия Долгорукого и заканчивая Николаем II). Фигуры политических, и не только, деятелей располагались вокруг храма, и создавалось впечатление, что они водят вокруг него хоровод. Чтобы поподробнее узнать об интересующей исторической личности, достаточно подойти к соответствующей фигуре и дотронуться до нее. Она начинала рассказывать свою историю. Вторая эпоха – советская, в настоящем будущем всесторонне рассмотрены плюсы и минусы этой эпохи. В связи с этим устроители X-D-панорамы постарались учитывать все взгляды на эту непростую эпоху, поэтому она выглядит несколько сумбурно, так как в ней присутствуют два Ленина, четыре Сталина, два Хрущева и так далее. Третья эпоха посвящена президентской части истории Москвы, здесь располагаются все президенты и премьер-министры, которые управляли страной, начиная с Ельцина и заканчивая последним президентом, который, кстати, был первым Федеративным пожизненным консулом. С него же начался новый политический период – консульский.

Я долго бродила вокруг храма, изучая панораму, а вот в храм не решилась войти, не было у меня уверенности, что современное православие мне понравится. Николас Оберакер с грустью вспоминает православие петровских времен, хотя Питэр считает, что Николас таким образом оправдывает свое нежелание посещать церковь.

– Ты тоже не решаешься войти? – я вздрогнула, рядом со мной стоял Иннокентий.

Я кивнула головой.

– Лет пятьсот назад думал: вот войду сюда, и меня поразит молния.

– Не поразила? – мне стало смешно, ответ-то был очевидным.

– Нет, – Иннокентий усмехнулся, – со временем понимаешь, что ненаступление наказания и есть самое большое наказание. Давай зайдем.

Мы вошли в храм. Он совершенно не изменился. Этот факт и поразил, и порадовал. Ну хоть что-то в этом настоящем будущем осталось неизменным.

Мы гуляли по Москве, ее улочкам, над головами проносились аэромобили. Витрины магазинов были не яркими, но стильными. Я так и не смогла понять, нравится или не нравится мне Москва настоящего будущего.

Мы вернулись в отель ближе к полуночи. Иннокентий проводил меня до номера.

– Спасибо за прогулку, – поблагодарила я Заосимова. Я не врала, мне было приятно с ним прогуляться по новой для меня Москве.

– Я зайду, – сказал Иннокентий.

Я пожала плечами. Почему бы и нет. Я открыла дверь, вошла в номер.

– Выпьете что-нибудь? – предложила я.

Он покачал головой, привлек меня к себе и поцеловал.

Через час, ладно, не буду преувеличивать его, да и свои возможности, минут через тридцать, я смотрела в потолок и думала: «Какой же он молодец!» У меня секса не было не буду говорить сколько. Я говорю именно о сексе, а не о его имитации, которая сродни мастурбации. Мне в последнее время не везло. Да, он определенно молодец. Ведь как бывает. Ты вроде бы и не против и даешь парню понять, что ждешь от него более решительных действий. Вот он провожает тебя до дома, ты приглашаешь его на рюмку чая. Дальше он мнется, мнется и спрашивает: «Можно я тебя поцелую?» При этом спрашивает так жалобно, что все желание пропадает. Так и хочется крикнуть ему: «Нет, я тебя домой пригласила в двенадцать ночи чайку попить. Попил? Выметайся». Заосимов же молодец, все взял в свои руки. Я посмотрела на него и решила, что его определенно нужно отблагодарить.