Текст книги "Дневник двух времен"

Агентство. Эрика. 17 ноября 2208 года

На следующий день я продолжила создавать МИЧ Аркадия, точнее, продолжила наблюдать за процессом передачи тау-креста Аркадию. Я налила себе мятного чая, взяла шоколадный кекс, села в кресло и включила виртуальный макет передачи креста.

Итак, через пять дней после передачи креста к Илье Аркадьевичу приехал Арно.

– Здравствуйте, – антиквар радушно пригласил Арно пройти в кабинет.

– Ну так как? – после взаимного приветствия спросил Арно.

– Я решил его у вас купить.

– Видите ли, Илья Аркадьевич, – Арно замялся. – Я несколько ошибся и прекрасно понимаю, что за ошибки нужно платить, поэтому верну вам залог и даже заплачу сверх, но…

Илье Аркадьевичу совершенно не понравилось начало их разговора, оно не сулило ничего хорошего. Он прекрасно понимал, куда клонит Арно: крест нужно вернуть. В то же время он осознавал, что не сможет этого сделать. Это бы значило потерять доверие сына, нарушить шаткую гармонию их отношений. Потом у него мелькнула мысль, что Арно хочет больше денег и это всего лишь такая тактика. В любое другое время Илья Аркадьевич вернул бы крест и потребовал неустойку, но не сейчас, поэтому он решительно перебил Арно:

– Я предлагаю вам в два раза больше заявленной стоимости.

Арно покачал головой, достал сигарету.

– С тау-крестом не все так просто, – Арно зажег сигарету и закурил. – Хозяин решил не продавать крест.

– У меня тоже не все так просто, – усмехнулся Илья Аркадьевич, – я продал тау-крест.

Антиквар лгал и понимал, что это было глупо, так как вряд ли Арно поверит ему. Но это первое, что пришло ему на ум.

– Кому? – ехидно спросил Арно.

– Не могу сказать.

– Не будьте ребенком. Мне нужно вернуть крест, я могу лишь затянуть переговоры с хозяином креста.

– На сколько?

– Максимум на месяц, но он вряд ли продаст крест.

– Я сейчас вам заплачу всю сумму.

– Но вы понимаете, что я не могу дать никакой гарантии?

– Понимаю, мне нужен всего лишь месяц.

– Хорошо, у вас есть этот месяц.

Хитер Арно. И рыбку съел, и косточкой не подавился, в смысле и деньги получил, и крест вернул в Александрию. Стоп, насколько я помню, этот Арно совсем не тот Арно, а его представитель. Если ты хочешь скрыть свою персону при заключении сделки, зачем давать представителю свое имя? Глупо как-то. Вообще в этой истории что-то было не так. Я еще несколько раз в ускоренном темпе просмотрела всю историю передачи креста. Но так ничего и не поняла, посмотрела в окно, на часы, снова в окно и на часы: было семь часов вечера. А я даже не начала делать МИЧ. Можно, конечно, остаться на ночь на работе, но не думаю, что это даст свои плоды. А поэтому я поехала домой.

Около моей квартиры томилась Эрика.

– Привет. Я так и не смогла тебя поблагодарить, – она кинулась меня обнимать.

– Да ерунда. Не стоило.

– Ничего не ерунда. Еще как стоило. Я тебе вкусности принесла.

Около моей квартиры стояла коробка внушительных размеров.

– Что это? – спросила я Эрику.

– Настоящая еда, – восторженно сказала моя соседка.

– В смысле?

– Яблоки из сада, шоколад из натурального какао, ну и многое другое.

В настоящем будущем настоящая еда, та, которая выращена на огороде, а не в лаборатории, настоящий деликатес. Ну и стоит соответственно – дорого. Поэтому я оценила щедрость души Эрики и предложила ей коньяк.

– Настоящий? – с горящими глазами спросила меня Эрика.

– Не знаю, – я достала с полки бутылку и протянула ее соседке.

– Если бы я была полячкой, то сказала бы – Матка Боска. Он же 2007 года! Ты хранишь у себя такой раритет! Я не могу. Я в жизни не пробовала ничего подобного.

– Значит, пришло время. Послушай, у тебя нет рюмок?

Эрика подошла к кухонному столу, вызвала панель и что-то заказала. Через пару секунд появились две рюмки с водкой, которая тут же отправилась в отходник.

– Надеюсь, ты не против, – чуть смутившись спросила Эрика.

– Нет, – с восторгом сказала я. А она находчивая.

– И правильно.

Я разлила коньяк, совсем по чуть-чуть. Эрика достала шоколад и сыр.

– За что пьем? – спросила я Эрику.

– В смысле? – не поняла она.

– Давай за достижение цели.

– Ну давай.

Я ударила своей рюмкой по ее, она проделала то же самое. Затем мы сделали по одному глотку, я закусила сыром, а Эрика шоколадом.

– Боже, как же хорошо, – простонала Эрика.

– Неплохо, – чисто для приличия я согласилась с соседкой, ибо коньяк не очень люблю.

Она сделала еще один глоток, смакуя его.

– Зачем ты ударила своей рюмкой по моей? – спросила Эрика.

– Ну, я чокнулась с тобой, – я пояснила, видя ее удивленное лицо, – это когда произносится тост или пожелание, люди чокаются бокалами или рюмками. Ты не знала?

– Точно. Я читала об этом, правда, еще в школе. Слушай, ты такая интересная и странная.

Я удивленно посмотрела на нее, и она пояснила:

– Как будто родилась лет сто назад.

Я усмехнулась: не сто, а двести лет назад. Однако мир все-таки изменился. Видимо, сейчас тосты не произносят.

– Как у тебя дела с мужем? – я решила сменить тему разговора.

– С бывшим мужем, – поправила меня Эрика.

– Хорошо, с бывшим, – согласилась я.

– Спасибо твоему. Все уладилось. Теперь у бывшего проблемы. А не у меня.

– Моему? – не поняла я.

– Он приехал за нами.

– Никакой он не мой.

– Ой, да ладно, я же все вижу. Ты молодец, умеешь мужиков выбирать. Не то что я. Раньше думала, что если мужик упакован, то у меня все будет в зеленом цвете. Только потом зеленый становится красный, а если показываешь зубы, то черный. И все, ты вне системы. У меня так подруга закончила. Вычеркнута из списка.

Ну, в принципе я поняла Эрику. Современный язык меня несколько напрягает. Он рваный и непонятный. В настоящем будущем люди говорят обрывками, так, словно твит пишут. Итак, попробую перевести. Жить в зеленом цвете – это значит быть сэлом, то есть иметь высшую репутацию. Красный цвет инвика – это пороговая репутация. У бармена такая репутация. С подобной репутацией многие жизненные блага современного мира закрыты. Какие? Посещение элитных заведений, возможность устроиться на хорошую работу, поступить в престижный вуз и так далее. Да и не только они: человек становится частично неправоспособным. Проще говоря, ему недоступны определенные права, например, голосование на выборах. Черный цвет инвика – это изоляция от общества. В настоящем будущем нет тюрем. Однако есть черные города, что-то вроде колонии-поселения или своеобразного гетто. Я никогда не была в таких городах. Да и желания посетить не возникало. Но мне было интересно другое: каким образом люди получают черную метку. Ведь чтобы получить репутацию ниже плинтуса, надо очень постараться.

– Как же… – я подбирала слова.

– Как она оказалась вне системы? – догадалась Эрика.

– Ага.

– Был богатый муж, но старый. Но она – горячая штучка. Муж – не единственный. Тот понял и стал ее подставлять. А она плюнула и ушла. И тут все – черная полоса. Я тогда спросила: «Зачем?» Она ответила: «Эрика, жить с ним – все равно что находиться на дорогой яхте, когда за бортом девятибалльный шторм. Блевать хочется и уйти нельзя».

Эрика выпила коньяку, посмотрела на меня сквозь рюмку и добавила:

– Море вокруг.

– Печально. Как же можно подставить?

– За деньги и репутацию можно все.

– Все продается и все покупается.

– Практически все. А счастье нет.

– Ты философ.

– Первый раз меня так называют.

Агентство. Дача. 18—21 ноября 2208 года

На следующий день я зашла к Генриху по поводу МИЧа Аркадия.

– У тебя какие-то проблемы? – поинтересовался Генрих.

– Можно сказать и так. Может быть, это и не важно, но ведь Арно – это не представитель Арно. Ведь представителя обычно нанимают для того, чтобы скрыть имя продавца. Так какой смысл представляться Арно?

– Тебе понравилось быть детективом, – отметил Генрих и улыбнулся.

– Не очень, это достаточно опасное занятие. Просто у меня разваливается МИЧ Аркадия.

– И ты думаешь, что проблемы в Арно.

– Точнее, в его представителе.

Генрих откинулся на спинку кресла и постучал пальцами по столу.

– Кир, пиши МИЧ исходя из имеющейся у тебя информации. Все должно быть готово к пятнице. Время есть, ты успеешь.

– Постараюсь.

– Вообще-то это был не вопрос. Но, если у меня появится важная для тебя информация, я тебе сообщу. А что ты думаешь по этому поводу?

Я пожала плечами, была мысль, но она была какой-то нереальной.

– И все-таки?

– Идея бредовая, – я поморщилась.

– Пусть бредовая, так какая?

– Создается такое впечатление, что его кто-то хочет подставить.

Генрих поджал губы и долго смотрел в окно. Я тоже посмотрела в окно в надежде, что увижу, что так заинтересовало моего шефа, но ничего особенного не увидела.

– Ну что же, – тихо сказал Генрих.

– Простите?

– Извини, Кир. Думаю, у тебя еще много работы. Если будут еще вопросы, то обращайся.

Вот так меня быстро выставили за дверь. У меня было больше вопросов, чем ответов. За те полгода, что я проработала в Агентстве, поняла, что искать ответы на эти вопросы – бессмысленное дело.

До конца недели я уныло писала МИЧ, даже не писала, скорее выдавливала. В пятницу у меня было ощущение, что в течение недели я разгружала вагоны с песком, причем круглосуточно. Поездку на дачу я восприняла как манну небесную. Я получила возможность расслабиться, отвлечься, поделиться своими сомнениями, изложить концепцию и посмотреть на нее с другой стороны.

На даче было немного народу, виною тому дождь и промозглая погода. Дом был таким же, как и двести лет назад, немного изменился антураж, появились новые достижения техники, а так все без изменений. Я села в кресло-качалку на веранде и смотрела, как капает ночной дождь на дорожку, образуя лужи, в которых отражались низкие фонарики.

– Ты пойдешь внутрь? Боб будет делать глинтвейн по особому рецепту, – спросила Оксана, выглянув из гостиной.

– Нет, я здесь посижу, но от глинтвейна не откажусь.

– Холодно у тебя тут, – отметила Овсеева и нажала на кнопки на панели дома.

Я сразу почувствовала, как стало тепло, и сняла куртку.

– Так лучше, – отметила Оксана.

– Спасибо, не забудьте про меня, – попросила я спину Оксаны.

В доме слышался веселый гул голосов, сотрудников было всего четверо, не считая меня. К моей радости, они достаточно весело проводили время. Чужая радость согревала, и я задремала. Я проснулась от пряного запаха, на столике стоял бокал с глинтвейном. Рядом сидел Генрих. Я привыкла его видеть в костюме или в рубашке и брюках. Но сегодня на нем были свитер и джинсы, очень непривычно. Разглядывая Генриха, я поняла, как стереотипно мы думаем: начальник – в возрасте. Вот и я всегда думала, что Генриху лет пятьдесят, но в свитере и джинсах он выглядит лет на тридцать, не больше, он будто помолодел.

– Пей, – Генрих кивнул головой на бокал, – глинтвейн остынет.

Я поняла, что неприлично долго разглядываю шефа, поблагодарила за заботу и взяла бокал. В бокале плавали кусочки коры корицы, гвоздика и еще что-то, я наслаждалась пряным запахом глинтвейна.

– Здесь так спокойно, кажется, что за двести лет ничего не изменилось.

– А ничего и не изменилось, поменялись декорации, но это тот же самый старый мир.

– Может быть, может быть. Генрих, я хотела спросить по поводу Арно…

– Чшшш, – перебил меня Генрих и погрозил пальцем, – здесь о работе не говорят. Таково правило.

– Правила существуют, чтобы их нарушать.

Генрих улыбнулся, как чеширский кот, и покачал головой.

– Это не тот случай. Лучше расскажи мне что-нибудь.

– Что рассказать?

– Про себя расскажи.

– Про меня неинтересно. Вот про вас – да, а про меня нет.

– Глупости говоришь, каждый человек интересный.

– Особенно моя соседка. Ее зовут Эрика, и она считает, что педант – это человек нетрадиционной ориентации.

– Не будь поверхностной, Кира, – рассмеялся Генрих. – Люди не знают самих себя, а уж про других и говорить нечего. Почему ты считаешь, что у тебя неинтересная жизнь была?

– Потому что со мной ничего экстраординарного не случалось, я не была в экзотических поездках, у меня не было любви всей моей жизни, можно и дальше перечислять, чего у меня не было.

– Судя по всему, у тебя еще куча комплексов.

– Не без этого, – я рассмеялась, – и к тому же я сравниваю свою жизнь до Агентства и после Агентства и понимаю, что та была неинтересной.

– Кир, может наступить момент, когда ты будешь мечтать жить неинтересной жизнью.

– В жизни может быть все. А вы что-то знаете про меня?

– Я знаю, что никогда нельзя недооценивать как себя, так и других людей.

– Как-то вы обтекаемо говорите.

– А что ты хочешь знать?

– Банальные вещи.

– Так в чем проблемы, посмотри хронику.

– Не хочу.

– Почему? – рассмеялся Генрих.

– Предпочитаю фильмы на широком экране, а не смотреть пиратскую версию.

– Что ты от меня ждешь?

– Подсказки. Где соломку подстелить.

– Без этого ты не знаешь?

– Конечно, нет. Время идет слишком быстро, а жизнь слишком короткая.

– Кира, тебе двадцать шесть лет.

– И это немало.

Генрих рассмеялся, а затем подошел ко мне и, наклонившись ко мне, сказал:

– Кира, это очень и очень мало. Поверь мне.

Я пожала плечами и выпила глинтвейн.

Поцеловав меня в висок, он прошептал на ухо:

– Просто наслаждайся жизнью.

Затем он зашел в дом, а я одна осталась сидеть со своими мыслями на веранде.

Агентство. МИЧ Аркадия. 17 ноября 2008 года

В понедельник я заканчивала писать МИЧ Аркадия. Вокруг привычный для меня мир: пробки, грязные улицы и такие же дворники, азиатского типа, и магазины с живыми продавцами. В общем, приятная для моего взора картина. В настоящем времени я чувствую себя более уверенно. Однако у моего времени есть один, но очень большой недостаток: технический прогресс находится на очень низком уровне. У многих моих коллег дом оборудован по последнему слову техники XXIII века, в Агентстве так же переоборудованы некоторые комнаты, модернизированы отделы (программистов, спецтехники, вооружения, безопасности).

Правда, кофемашины остались прежними, но это не раздражает. Кофе – такой обжигающе горький. Он помог настроиться на рабочую волну. Итак, Аркадий мог распоряжаться тау-крестом целый месяц. Отец Аркадия не стал скрывать этого факта, однако намекнул, что увеличение стоимости креста позволит заполучить его в постоянное владение. Аркадий был этому даже рад, так как посчитал, что этого времени ему достаточно, чтобы понять, имеет ли тау-крест силу или нет. В любом случае Аркадий выигрывал: если крест будет бесполезным, то, проработав месяц у отца, можно забросить семейное гиблое дело и вернуться к привычным делам. Если же крест действительно несет в себе силу, которую приписывают ему мифы, то он воплотит в жизнь все чаяния Аркадия, и лавку отца можно будет оставить.

– Беспроигрышный вариант, – улыбнулся Аркадий и взял в руки крест. Крест был холодным и очень тяжелым, он казался очень простым и невзрачным, нет никаких надписей, рисунков, он не светится. Аркадий смотрел на крест достаточно долго, но как он ни старался, никаких изменений в себе или в окружающей обстановке он не увидел.

– Аркадий, – Илья Аркадьевич позвал сына, – прими клиента.

Аркадий поморщился, отложил крест в коробку и пошел в магазин, начались рутинные будни. В холле магазина его ждали мужчина и женщина, которые искали подсвечники в подарок бабушке. Это показалось Аркадию забавным, его настроение улучшилось. Он продемонстрировал кованые, серебряные, посеребренные подсвечники. Пара остановилась на серебряном экземпляре, а помощница красиво упаковала подсвечники. Затем в лавку зашел мужчина в поисках граммофона, потом женщина, которой была необходима машинка Singer начала прошлого века, и так далее, и так далее. Поток покупателей и просто посетителей иссяк где-то к двум часам дня.

– Ну что, можно сделать перерыв на обед, – отметил Аркадий. У него настроение было замечательным, но он тут же себя одернул за проявление неподобающего мещанства.

Во время чаепития с очаровательными продавщицами Аней и Викой Аркадий осознал, что ему, пожалуй, нравится работать в лавке. Эта мысль его пугала, он хотел быть кем-то большим, чем просто продавцом пусть и раритетного, но старья.

Крест – это решение его проблем. Только как его использовать? Инструкция к нему не прилагалась. Звонок с черного хода отвлек его от этих мыслей. К нему в гости приехали Макс, лучший друг Аркадия, и некий Марк – француз, который неплохо говорил по-русски.

– Извини, – сказал Макс Аркадию, – что не предупредил, но думаю, что ты не против. Значит, решил порадовать батюшку и взяться за ум. Молодец.

– Только без издевок.

– Помнишь, ты говорил о каком-то кресте? Вот Марк заинтересовался им.

– Да, Аркадий, я хотел бы посмотреть на него. Если это, конечно, возможно.

– Почему нет, возможно. Только я материалист и не верю в это. Так что смотрите. Можете даже забрать, – Аркадий, конечно, рисовался и понимал, что гость не возьмет крест, да и он не может его отдать. Просто не хотел признаваться, что верит в силу креста.

– О нет, это ваш крест, – Марк усмехнулся, – вам им и распоряжаться.

В его словах было что-то неприятное, но Аркадий решил, что не стоит обращать на это внимание.

– И как же он работает? – поинтересовался Макс, взял крест у Аркадия и поднял его над головой. – Может, есть какое-то заклинание – типа «Трах-тиби-дох, хочу быть не художником простым, а творцом судеб человеческих».

– Чшшш, – Аркадий поднял палец, и все сделали серьезные лица, ожидая чуда.

– Ничего, – отметил Марк.

– Ничего, – разочарованно состроил рожу Макс.

– Не работает, – подтвердил Аркадий.

– Попробуй ты, – Макс вручил крест обратно Аркадию в руки, – скажи, что ты хочешь.

Аркадий поджал губы и посмотрел на крест. Ему показалось, что крест потемнел и в то же время от него исходил холод. Так что же он хочет: хочет, чтобы его признали другие люди, увидели, на что он способен. Ведь он способен на многое, и ему постоянно чего-то не хватает. Он всегда боялся это сказать, ему казалось, что это не принято говорить вслух, но он же хочет славы, хочет всеобщего признания. Крест как бы в ответ на его мысли стал теплеть и светлеть.

– Я хочу изменить мир, – наконец сказал Аркадий, а крест опять стал холодным.

– Мне показалось или крест действительно поменял цвет? – уточнил Макс.

– Мне тоже так показалось, – подтвердил Марк.

– Освещение, – объяснил Аркадий.

– Ну-ну, – Марк ему подмигнул. – Какие планы на сегодня?

– В клуб.

– Тогда до вечера.

Марк и Макс попрощались с Аркадием и ушли.

Сам же Аркадий некоторое время смотрел на крест и думал о том, что же он действительно хочет.

– Аркадий, – отец вернул его к реальности этой жизни. Он ухмыльнулся, ничего не изменилось, хотя что могло измениться? Глупо верить в сказки. Однако за эту веру нужно платить, и ему надлежит отработать в лавке еще месяц. Аркадий посмотрел на часы: было четыре часа.

– Аркадий, – отец его позвал еще раз и заглянул в заднюю комнату.

– Извини, задумался. Что ты хотел?

– Нужно разобрать некоторые вещи.

Сказка закончилась, продолжились обыкновенные будни.

На следующий день Аркадий проснулся в двенадцать часов дня, голова гудела, мысли в голове напоминали шнапс, перед глазами все плыло. Да, вчера они погуляли. Хорошо погуляли. Аркадий тряхнул головой, встал с кровати, рядом была какая-то девушка. Радовало, что девушка, а то однажды… Он даже поморщился. Аркадий окончательно проснулся, хотя еще не пришел в себя. Он вчера явно перебрал. Но у него был повод, к сожалению, неприятный. Вечером он получил подарок от своей бывшей жены – картину, и, хотя она была раскритикована, ее манера письма, краски и мазки, Аркадий прекрасно понимал, что картина жены намного лучше, чем его произведения. Это его раздражало, у него возникло непреодолимое желание уничтожить картину. Но, с другой стороны, что-то в ней было притягательное. Ему хотелось быть таким же, как Макс, Ольга, Аня. Они талантливые люди, которым ничего не нужно делать, чтобы создавать нечто прекрасное, им ничего не нужно доказывать окружающим. Он еще раз посмотрел на картину и закрыл ее пледом.

В выходной день Аркадий, как всегда, поехал по клубам. У него был один свой, как он выражался, «прикормленный» клуб, хотя он не гнушался ездить и по малознакомым местам. Сегодня был как раз такой день, когда хотелось чего-то нового. Ему не хотелось видеть лица друзей, поддерживать их разговоры. Хотелось просто отдохнуть.

– М-да, болото, – сам себе сказал Аркадий, войдя в зал, и собрался уже уходить, но тут он увидел ее. В ней было все то, что ему нравилось в женщинах: размер, форма, цвет – просто идеал. И, похоже, не очень умная, умная ему сейчас не нужна. Он подсел к девушке, завел непринужденный разговор, угостил ее коктейлем. Вечер прошел отлично, несмотря на то, что он поехал домой один.

Дома он включил воду в ванной и стал ждать, пока ванна наполнится. Девушка была интересной, она его зацепила, милая, в меру разговорчивая, в меру молчаливая и к тому же красивая. Он ухмыльнулся спонтанной рифме. В коридоре раздался телефонный звонок.

– Привет, ты куда пропал? Тут намечается кое-что интересное. Мы к тебе заедем, – и, не дожидаясь ответа, Макс отключился. К Аркадию поздно вечером пришли Макс и Павел.

Намечалась действительно очень интересная вещь – митинги. Главная цель которых состояла в либерализации власти, освобождении политзаключенных и регистрации оппозиционных партий.

– У нас есть политзаключенные? – удивился Аркадий.

– Конечно, есть, в любой уважающей себя стране есть политзаключенные, – Павел улыбнулся и добавил, – не мы устраиваем эти митинги, но мы можем воспользоваться случаем и изменить ход истории.

– Каким образом? Не думаю, что нам позволят там хоть что-то сделать, – осадил друга Аркадий.

– Подожди, у тебя есть пиво? – уточнил Макс.

– Да, в кухне, я сейчас принесу.

– Не надо, на кухне даже удобнее будет рассуждать. Ты прав, мы там нужны как собаке пятая нога, но у Павла есть идея. Если все получится – мы короли, если нет – то попытка не пытка.

Они прошли на кухню, Аркадий достал из холодильника несколько банок пива. Из закуски были чипсы и креветки, но последние нужно было готовить, поэтому он выложил на стол только чипсы.

– Естественно, что у оппозиции очередь на престол огромная, – Павел открыл пиво и взял горсть чипсов. – Но у нас есть свои преимущества. Primo – молодость и обширные знакомства в различных слоях общества. Secundo – в настоящее время нас никто не знает и не обращает внимания, ведь таких, как мы, множество, следовательно, наша деятельность ничем и никем не ограничена. Tertio – у нас есть артефакт – тау-крест – и идея – власть народу. Согласен, старо как мир, но новое – это всегда забытое старое.

– По поводу первых двух пунктов я с тобой согласен, – Аркадий выпил немного пива, речь Павла его заинтересовала, – но как ты собираешься использовать тау-крест? Ты знаешь, «где у него кнопка»? Насчет идеи – это скучно, банально и очень просто.

– Насчет идеи я с тобой не согласен, Павел абсолютно прав насчет старого и нового, – Макс похлопал Павла по плечу, тот ему пожал руку в знак благодарности за поддержку, – все зависит от того, как подать эту идею.

– И да, я знаю, где у тау-креста «кнопка». Все очень просто, – Павел посмотрел в окно, – люди хотят чуда, и они его получат.

– Они всегда хотели хлеба и зрелищ.

– Вот мы и дадим им зрелищ. Primo – мы вернем смертную казнь, и плевать на Запад. Secundo – присяжными-заседателями на процессе, где в качестве меры наказания – смертная казнь, будут все дееспособные граждане России.

– Каким образом? – Аркадий не верил, что это возможно.

– SMS-голосование. Подожди, не перебивай. Будут выпущены именные сим-карты, что-то вроде паспорта голосования, и разработана прозрачная система приема голосов на два телефонных номера: виновен или не виновен. Каждый человек в этой системе может отыскать свой голос, и он точно будет уверен в том, что его не обманули. Система принимает с одного номера только один голос, каждый гражданин будет чувствовать себя вершителем судеб.

– Это бред, – Аркадий рассмеялся, – ты заблуждаешься, тебя никто не поддержит.

– Нас, – уточнил Павел, – поддержат. Ведь сначала будут решаться мелкие вопросы, так сказать, мы протестируем систему, устраним все недостатки. И только после того, как система будет работать идеально, люди привыкнут и первые эмоции пройдут, мы дадим им новую игру. Кстати, они сами будут радеть за то, чтобы вернуть смертную казнь, скажут ей «да».

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно, – вместо Павла ответил Макс, – посмотри на них: одни готовы убить своих соседей, автомобилисты пешеходов, пешеходы автомобилистов, люди ненавидят чиновников, чиновники испытывают аналогичные чувства к народу. Люди считают, что в их проблемах виноваты все, кроме них. Им нужен враг народа, на которого можно свалить все свои ошибки. Так почему бы им не дать его?

– Действительно, почему бы не дать.

– Значит, ты согласен? – спросил Макс.

– Согласен с чем?

– Согласен быть лицом нашей партии.

– У нас уже есть партия?

– Есть.

– И кто в нее входит?

– Я, Павел и ты.

– Ты считаешь, что этого достаточно?

– Более чем, остальные нужны исключительно для массовки. Ты имеешь приятную среднестатистическую славянскую внешность, неплохой оратор, в одиночку воспитываешь сына. Да ты идеальный лидер партии. Павел – это мозг, идеолог. Я выполню всю, скажем, «грязную работу» – работа с общественностью, ну и тому подобное. Все остальное – дело наживное.

– Да, – Павел поставил банку пива на стол, – вместе мы сила.

Макс с Аркадием вопросительно посмотрели на Павла. Он показал на этикетку, где были написаны слова: «Вместе мы сила».

– Нам нужно название, например «Социальная Россия», слоган – «Вместе мы сила» – и эмблема, – я думаю, тау-крест идеально подойдет.

Макс взял банку пива, покрутил в руках.

– Почему бы и нет, – Макс еще некоторое время смотрел на банку, затем одним движением сжал ее и выкинул в мусорку.

Поговорив еще некоторое время о митингах, машинах, девушках, они разошлись по домам.

После этого вечера жизнь Аркадия изменилась. Весь его день был расписан по минутам: днем работа, затем общение с сыном, для пользы дела, и само дело – то есть партийная работа. Хотя назвать партийной работой их деятельность можно было с натяжкой, это больше напоминало вербовку. Павел вообще называл все это «евангелизацией», так как считал, что людям нужен тот, кто бы решал все их проблемы, им нужен мессия, при этом они хотели бы затратить минимум усилий. И их партия убеждала сограждан, как ни парадоксально это звучит, что такими людьми являются они сами. Каждый – сам кузнец своего счастья, старая истина – но в новом свете. И в этом случае за партию «Аркадия и Ко» был врожденный эгоизм людей. Услышав идею с SMS-голосованием, большинство относилось к этому скептически, но это было только сначала, чем больше они думали об этом, тем больше им нравилась эта идея. И через месяц в их партию входили тысячи людей.

В течение нескольких лет это была вялотекущая работа, Аркадий начинал терять к ней интерес и веру в крест.

– Не спеши, – Макс повернулся на вертящемся кресле к Аркадию и поднял указательный палец вверх, – терпение – наш верный соратник. Подожди.

– А есть ли смысл? – раздраженно спросил у него Аркадий. – У нас тысячи сторонников, но этого мало, что мы можем сделать? Ничего.

– Макс прав, подожди, – Павел окончил читать статью и положил журнал на стол. – Durum patientia frango, мой друг, трудности преодолеваем терпением.

– А чего нам ждать? Когда рак на горе свистнет?

– Нет, выборов.

– Каких?

– Президентских.

– И что нам это даст? Победитель уже известен.

– Да, он известен, и я даже больше скажу, он будет стоять крепко еще лет 5—6, но я говорю не об этих выборах, а о следующих. На этих у нас нет никаких шансов, эти выборы – это презентация нашей партии. Ландау говорил, что «в политике эхо предшествует событиям», и если ты хочешь заниматься политикой, то должен для начала слушать это эхо, а потом создавать его.

Как ни странно, они действительно заявили о себе на выборах, у них появился свой штаб в центре Москвы, Аркадия стали узнавать, к его мнению прислушиваться, их партия вошла в Думу седьмого созыва. Их успех был возможен не столько из-за их программы, сколько из-за того, что их никто не воспринимал серьезно, ни оппозиция, ни власть предержащие (многие считали, что их можно будет убрать при удобном случае). К тому же идеи их партии были близки разве только среднему классу да интеллигенции.

Аркадий, Макс и Павел делали вид, что их это устраивает. Хотя, по правде говоря, это их действительно устраивало до определенного времени. До того, как Аркадия выбрали в президенты, а SMS-система была запущена в полную силу.

Все происходило именно так, как планировал Павел, смертная казнь была вновь введена, а через какой-то год каждый дееспособный гражданин РФ мог быть присяжным заседателем и решать судьбы людей.

Аркадий сидел в своем кабинете, перед ним лежало дело по маньяку-педофилу. Момент был волнующим – это первое открытое заседание суда, где решение будет принимать народ. Еще в период апробации SMS-системы был выделен телевизионный канал, где шло вещание государственной думы, аналитические программы и тому подобное. Теперь там вводился «час суда», где рассматривалось реальное дело, и в течение пяти часов граждане РФ могли проголосовать. Аркадий ждал решения народа. Ему было интересно, каково будет решение, ведь для того, чтобы подсудимый стал осужденным, нужно более 70% голосов людей, считавших подсудимого виновным в преступлении. Результат его поразил: 95% считали маньяка виновным в преступлениях, и это значило, что через месяц должна состояться первая «смерть в прямом эфире». Машина запущена, в течение года было рассмотрено еще сорок дел, по всем делам подсудимые признавались виновными.

Время шло своим чередом. Аркадий был президентом уже три года, и за эти три года произошли существенные изменения. Незаметно для него как-то поредели ряды его соратников. Павел заболел, а поэтому отправлен подлечиться, другие либо эмигрировали, либо были уличены в шпионаже, измене родине, подстрекательстве к перевороту, в национализме и как следствие осуждены. А некоторые казнены. Это его удручало.

– Я не понимаю, чем они недовольны. Они хотели, чтобы народ имел голос в делах государства? Пожалуйста. Хотите, чтобы народ был судьей, – пожалуйста. Но нет, они и этим недовольны, – Аркадий бросил взгляд на очередное дело бывшего соратника и поморщился.

– Люди всегда чем-то недовольны. Вот, например, он, – Макс постучал указательным пальцем по делу, – недоволен тем, что не он президент. Другие думали, что смогут нас легко заменить, но не вышло, и их это удручает. У других безумные идеи…

– Он обвиняет, что мы предали идеи демократии, – перебил Аркадий Макса, прочитав выдержку из дела.