Текст книги "Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир"

Авантюры «Королевы оперетты»

В мае 1974 года американские газеты запестрели заголовками: «Дочь великого композитора Имре Кальмана подала в Центральный суд Нью-Йорка заявление на мать – Веру Кальман». И завертелось!

«Спустя более 20 лет после смерти короля оперетты вскрылось чудовищное!»

«Элизабет (Лили) Кальман обвиняет свою мать в супружеской неверности и требует повышения доли наследства!»

«Кальман завещал жене сумму в 200 тысяч долларов, что по сегодняшнему курсу составляет более 2 миллионов, и треть земельного владения. Такие же суммы композитор завещал и каждому из своих троих детей, и две трети земельных владений на всех. «Но почему мы должны довольствоваться лишь этим? – возмущается истица Лили Кальман. – Мать не была верна мужу, нашему отцу. Да и отец в 1951–1953 годах был болен и не вполне владел рассудком. Доля матери должна быть распределена более справедливо. Ведь если мои брат и младшая сестра имеют средства к существованию, то я лишена самого необходимого, – заявляет Лили Кальман. – А мать должна быть вообще лишена своей доли наследства, ведь вся ее жизнь с моим отцом являлась всего лишь авантюрой хитрой и жадной эмигрантки из России!»

Вера Кальман читала эти газеты прямо на железнодорожных станциях между Парижем и Веной, где она постоянно моталась. В Париже у Веры была крошечная квартирка, а в Вене – Фонд имени Кальмана, помогающий начинающим композиторам, который она организовала как раз на те самые 200 тысяч, оставшиеся после смерти Имре. Так какие же деньги теперь требовать?!

Но Лили не хотела понимать, что вся часть наследства Веры ушла на благотворительность, – не верила! Не желала верить в эдакое транжирство.

«Мне необходимы деньги! – кричала она матери в телефонную трубку. – Достань где хочешь!»

Вера морщилась – где?! Конечно, она все еще бодра и работоспособна – ездит по всему свету – консультирует постановки оперетт Кальмана. Но ведь ей идет уже седьмой десяток – особых денег не заработаешь.

А ведь в их семье именно Лилика была самым любимым и балованным ребенком! Когда она родилась, Имре Кальман написал родным:

«Милостивый Бог послал мне новую молодость, новую радость: мою жену Веру и моих детей. Я больше не один. Они пришли, чтобы раскрыть завешанные, затемненные окна моей души, чтобы стало светло и снова засияло солнце. Эта тройка принесла мне лучезарный свет – моя тройка золотых детей, которые наполнили все мое существование!..»

И вот вам – лучезарная дочка! Неблагодарная, опозорившая их всех. Надо же такое придумать – назвать жизнь родителей авантюрой, а мать хитрой и жадной эмигранткой из России!

Хотя. Вера стаснула пальцы – она действительно эмигрантка из России, и за долгую жизнь кто только и как не обзывал ее!..

Авантюра чувств: «Любовь такая – глупость большая!»

Вера вспомнила тот давний вечер осенью 1929 года. Вена. Железнодорожный вокзал. Желтые листья, залетающие на платформу. И взволнованный, почти срывающийся голос матери…

«Конечно, маэстро Кальман, вы – великий композитор. Но мы – честные люди. И дочь моя – не продажная девка! – в сердцах выпалила тогда госпожа Макинская. – Но если у вас была любовь, да вся вышла, то забирай, Вера, вещички, и поехали! Мы – русские, и не пристало нам жить вашими подаяниями! Как говорится, прошла любовь – завяли помидоры…»

«Помидоров» маэстро Имре Кальман перенести не смог.

«Я не хочу, чтобы Верушка выращивала помидоры! – взволнованно забормотал он. – Я могу обеспечить ее. Но ведь мне – сорок семь, а ей – восемнадцать! Как тут жениться?! Вдруг я испорчу ей жизнь?! Она достойна юного принца…»

Мать горько вздохнула, взглянув на плачущую дочь. Они сидели на вокзале – вокруг груда бумажных коробок. Денег у госпожи Макинской было ровно на два билета от Вены до Бухареста. Там, в Бухаресте, она месяц назад вышла замуж. Туда же собиралась забрать и дочку – подальше от богемной Вены. На чемоданы денег не хватило, и потому мать упаковала нехитрый скарб дочки в коробки, выброшенные ближайшим магазином.

«Никакой принц Верке не нужен! – Мать поднялась. – И в театральной массовке прозябать нечего. Великой актрисой все равно не быть. Ей нужно выйти замуж, родить детей и на этом строить свою жизнь!» И, схватив Веру за руку, мать решительно потянула ее к поезду. И тогда Кальман, схватив Веру за другую руку, сбивчиво и горячо зашептал: «Но я же люблю тебя, Верушка! Не уезжай! Я женюсь на тебе!»

Вот так посреди вокзала – в реве поездов и ругани опаздывающих пассажиров – Вера Макинская получила предложение руки и сердца. А что? – это был не худший вариант. По крайней мере вокруг – множество свидетелей. Да и груда приданого в картонных коробках – совсем чуть-чуть подъеденное молью пальтишко, кофточки и юбчонки всего с парой заплат, зато две дюжины бумажных чулок – почти ненадеванных и даже – в особом пакете! – чулки шелковые телесного цвета. Да, собственно, в тот 1929 год, памятный безработицей и огромными увольнениями со всех предприятий, не много нашлось бы невест побогаче. Во всяком случае, в том обшарпанном общежитии, где жила Вера, таких не встречалось. Даже чтобы пойти в театр на показ или просто на свидание, экипировку собирали всем миром. И когда сама Вера одевалась на первое свидание с Кальманом, в нарядную принцессу ее превращала не фея, а семь девчонок, отдавших ей на вечер свои лучшие вещи – кто кофточку, кто косынку, а кто и новенькие лаковые туфельки. И они оказались впору – всего-то пришлось набить мыски ватой.

Ах, это первое свидание! Случилось оно год назад весной 1928 года, когда мать Веры уехала в Бухарест. Конечно, она обещала вернуться, но пока 18-летней Вере пришлось самой зарабатывать на хлеб. Честно говоря, она была готова ухватиться за любую работу – в массовке, в кордебалете. Где угодно! Да только места такого все не находилось. По вечерам Вера забредала в знаменитое кафе «Захер» на Кернтнерштрассе, где собирались разные знаменитости. Вере старый кельнер приносил стакан воды и вчерашнюю булочку в долг.

Прожевав свой «ужин» и выслушав недовольство кельнера («И когда вы заплатите?»), Вера поплелась в раздевалку. Гардеробщица, оттолкнув ее («Не велика птица, подождешь!»), с поклоном кинулась к невысокому элегантному господину с усиками, курившему дорогую сигару. Но господин устыдил гардеробную фурию: «Зачем же вы так? Обслужите барышню».

Вера подняла глаза и застыла как вкопанная – перед ней стоял маэстро Имре Кальман. Не может быть! Самый известный опереточный композитор – автор божественных мелодий «Сильвы – Княгини чардаша», «Графини Марицы», «Принцессы цирка», которые поет вся Вена. Да что Вена – весь мир! И это он, великий и известный, вступился за незнакомую девчонку. А впрочем – незнакомую ли? Еще три года назад Вера, 15-летняя статистка берлинского театра «Метрополь», столкнулась с ним за кулисами. Он тогда поинтересовался: «У вас не немецкая внешность, вы не венгерка?» И горестно воскликнул, узнав, что девочка – русская: «Господи, что за участь – с таких юных лет скитаться по чужбине!» Наверное, он подумал, что Вера – эмигрантка из Советской России. Если бы! Все гораздо хуже. «Советские» эмигранты могли надеяться хотя бы на небольшие суммы «политических» пособий. Но мать Веры могла рассчитывать только на себя. Ее выслали из Петербурга еще при царской власти. Двор неодобрительно отнесся к роману ее, небогатой девушки, приехавшей из Перми, и блестящего офицера-аристократа. В результате ее с ребенком удалили за границу, офицер должен был жениться на ровне, да только погиб в Первой мировой войне. Но кому интересны русские семейные истории? В роскошных городах Европы всяк сам за себя. Вера давно привыкла к этому. И потому ей было так удивительно, что тогда, три года назад, у всемирно известного композитора нашлось для нее доброе слово. И еще более удивительно, что теперь в Вене он спросил: «Могу я вам чем-нибудь помочь?»

На следующий день Кальман пригласил ее на свидание. В театр! Вот тогда-то семь девчонок, которые и сами жили бедней бедных, разрядили ее, как смогли. И вот теперь, спустя несколько месяцев, Вера едет в роскошном автомобиле Кальмана к нему домой – чтобы остаться там навсегда.

С мраморной лестницы подъезда Вера боязливо шагнула в прихожую и вжалась к стену. Да у него тут дворец! Конечно, Вера видела фильмы про жизнь богачей. Но то – декорация, а здесь – реальная квартира. Одна прихожая стоит кучу денег – лепные украшения, позолоченные канделябры. В гостиной – сверкающая хрустальная люстра. А в гостевой спальне – огромная кровать с балдахином. Оказалось, на аукционе Кальман приобрел точную копию спальни императрицы Жозефины.

И вот Золушка ввалилась в этот дворец – со всеми своими коробами! Да-да – ведь практичный господин Кальман приказал забрать с вокзала все Верушкины коробки. Тогда она еще не знала о его маниакальной привычке – никогда ничего не выбрасывать. Среди друзей Кальмана даже ходит анекдот – а на самом деле реальный случай: «Секретарша умоляет Кальмана: «Маэстро, необходимо выбросить бумаги десятилетней давности! Они занимают слишком много места!» Кальман, попереживав, соглашается: «Ладно! Только снимите с них копии…»

Как много Вера еще не знает о человеке, за которого собралась замуж! Но знает главное – она будет звать его Имрушкой, так, как зовет его вся дружная семья, оставшаяся в далеком Будапеште. Она подучит венгерский язык, ведь, скитаясь по Европе, Вера с матерью жила в Будапеште и потому вполне сносно понимает венгров. Всю ночь Вера ворочалась на роскошном ложе императрицы. Удивительно, на продавленной общежитской койке засыпала как убитая, а на мягкой перинке глаз не может сомкнуть! Все думает о будущем, а еще больше о прошлом. Ведь с Кальманом ее разделяет не богатство, а время – Кальман прожил без нее 46 лет!

Правда, кое-что он ей рассказал. Конечно, шутил. Бахвалился. Но иногда сквозь шутки проступали такие грустные ноты. Он даже родился непонятно когда. Бывает же такое! В тот день все большое дружное семейство собралось вместе. И все почему-то держали в руках часы. Когда новорожденный закричал, один из дядюшек объявил, что уже пять минут как 25 ноября. Но папа Кальман опротестовал время – на его часах было 23 часа 59 минут еще 24 ноября. Все перессорились. Но папа, как виновник события, взял верх. Так что днем рождения Имре было признано 24 ноября 1882 года.

Семья была счастливая – родители горячо любили друг друга и всех шестерых детей, из которых Имре оказался третьим. Отец Карой Кальман был вполне обеспеченным порядочным буржуа, вот только несколько романтичным. И потому, когда в их маленьком городке Шиофок на берегу красивейшего озера Балатон решили развивать курортное дело, вложил в него все свои средства. Как водится, сначала все шло отлично. На курорт приезжали известные личности. Например, профессор Лидль из Будапештской филармонии. Малыш Имре часами простаивал под его окном – восхищался игрой на скрипке. В конце концов разъяренный Лидль вызвал Кальмана-старшего: «Уберите вашего сына! Он меня раздражает!» – «Вряд ли он уйдет, – виновато покачал головой папа Кальман. – Ребенка не оторвать от музыки. Даже его сестра Вильма не может выгнать мальчишку из-под рояля, когда играет». Лидль не поверил. А зря! Уже через пару минут четырехлетний мальчуган пел профессору по памяти Вторую венгерскую рапсодию Листа, которую разучивала в то время Вильма. И он мог бы спеть не только ее – ведь в семье Кальман любили музицировать!

Словом, первые десять лет жизни малыш Имре прожил, окруженный довольством и заботой. Учиться его отправили в Будапешт – в привилегированную Евангелическую гимназию. Крах пришел, как всегда, нежданно. Курортное акционерное общество папы Кальмана лопнуло. Все имущество – вплоть до посуды и постельного белья – описали. Дом на Балатоне продали. Семейство переселилось в Будапешт в скромную конурку. Младших детей пришлось раздать по родственникам. Хуже всего, что неудача сломила отца семейства. Он и всегда-то плохо разбирался в делах, теперь же заботу о прокорме семьи пришлось взять старшему сыну Беле. Он устроился клерком в банк. Имре, как второй сын, тоже не смог позволить себе прохлаждаться. И началась безумная жизнь – 14-летний Имре мотался по городу, давая уроки латыни, греческого, физики, математики – да чего угодно! – богатым оболтусам. По вечерам он надписывал конверты для фирм по кроне за тысячу штук. И вот однажды, одурев от очередного тысячного конверта, Имре вдруг почувствовал, как внезапно вспыхнуло отчаяние – если бы сейчас он мог подойти к роялю – сыграть мелодию, передать в ее звуках свою боль!.. Но рояль продали вместе с домом. Да и на занятия музыкой нет денег. Может, когда он станет зарабатывать больше. Но пока не до мечтаний. Даже из престижной гимназии пришлось уйти в самую дешевую школу на окраине. Неблизкий путь полегал через рынок. И вот однажды случилось ЭТО. Он шел сквозь ряды торговок и не сдержался. Рука сама потянулась к нежно-розовому персику. Торговка бросилась за ним и, выхватив персик, размазала его сочную мякоть по лицу мальчика. «Мерзавец! Ворюга! Веревка по тебе плачет!» – орала она.

Вера вспомнила, как уже взрослый Кальман рассказывал ей про ЭТО. «С тех пор я разучился смеяться, – грустно проговорил он. – И мне всегда мерещится, что, сколько бы денег мне ни заплатили за очередную оперетту, вдруг мне не хватит на персик?»

«Никогда! – поклялась себе Вера. – Никогда этому мальчику Имре не придется нуждаться!» Уж она-то в свои 18 лет, исколесив почти всю Европу, перебиваясь то тут, то там, стала вполне взрослой. Она позаботится об Имрушке. Он не любит незнакомые общества, стесняется пробивать свою музыку – она, Вера, займется всеми этими «светскими» делами. Он ненавидит прессу (видит Бог, есть с чего! – ведь эти писаки даже великую оперетту всех времен и народов «Княгиня чардаша» разнесли в пух и прах) – Вера займется газетами. И нотными изданиями. Мало поставить оперетту на сцене – надо издать клавир. Только так она останется для потомков. А оставить Кальману есть что. Стоит только выйти на улицы Вены, чтобы понять это. «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось?» – несется из ближайшего скромного кафе. «Без женщин жить нельзя на свете!» – восклицает шикарный модный ресторан. А игривая танцплощадка утверждает: «Шимми – это самый модный танец!» Мелодии Кальмана – везде! Тупоголовые критики даже обвиняют композитора, что он работает как конвейер – создает не настоящую музыку, а шлягеры на потребу толпы. Что, мол, даже на премьерах Кальман не смотрит на сцену, а подсчитывает на манжетах будущие гонорары. Конечно, никто из критиков и не думает о мальчике, который всю жизнь боится, что ему не хватит на персик. Но Вера-то знает, что за хорошую мелодию этот мальчик продаст и персик. Ведь музыка – его кумир, его страсть. Даже гуляя с Верой, Кальман записывает пришедшую на ум мелодию. Даже угощая многочисленных родственников, может схватить салфетку и испещрить нотами. Ради музыки Кальман еще с детства жертвовал всем. Чтобы заработать себе на музыкальное училище, начал давать еще большее количество уроков. Чтобы купить рояль – пусть совсем старенький, зато свой, – год отказывал себе во всем. Зато, когда он выступил на своем первом публичном концерте, газеты назвали его «вундеркиндом» и «фортепианной надеждой нации». Но вот трагедия – 15-летний Кальман поиграл на своем рояле всего три месяца. Нет-нет, рояль выдержал. Не выдержала правая рука. В своей безудержности Имре переиграл ее. Так что с карьерой пианиста пришлось распрощаться. Но хоть рука и не слушалась – страсть к музыке осталась. И потому, не доучившись в университете на юриста, Кальман сдал экзамены сразу на второй курс Будапештской консерватории по классу композиции. Да только композитору Кальману поначалу не нашлось работы. «Никому не нужны мои симфонические поэмы, песни, баллады. Осталось только написать оперетту!» – в сердцах объявил он на дружеской пирушке. Вот так – от горечи и непризнанного таланта – и родилась первая оперетта Кальмана «Осенние маневры». Было это в 1908 году. В Будапештском театре комедии «Вигсинхаз» директор брезгливо покосился на клавир: «Ладно, оставьте, вечером посмотрю». Тон господина директора добил убежденного пессимиста Кальмана. Он сбежал от родителей к своей замужней сестре и спрятался там, зализывая душевную рану. Чудак Имре! Он заранее был уверен, что оперетту отвергнут. Через три дня, собравшись с духом, он вернулся к родителям. Домашние встретили его на пороге: «За тобой три раза присылали из театра! Они ставят твою оперетту!»

Все, хватит! Вера заворочалась на ложе императрицы. Имрушке не придется больше унижаться перед директорами. Вера сама станет ходить по дирекциям. Ну, выгонят лишний раз. Мало ее выгоняли? Впрочем, о чем она? Никто уже никогда не отвергнет музыку Имре Кальмана. Он же – признанный Король Оперетты, Князь Чардаша. Да и как можно не любить его музыку? Это же – сплав страсти и колдовства. Это же – романтическая сказка! Правда, сказка редко исполняется в жизни. Может потому в солнечных мелодиях Имре так много тени, в веселых мелодиях – надрыва, в радостных – тягостного предчувствия?..

Музыкальная авантюра: «фиалка Монмартра»

Вера стояла перед окошечком нотариальной конторы, держась дрожащими руками за деревянный бортик.

«С вашими документами вы не сможете вступить в брак!» – злорадно констатировала служащая конторы, похожая на засохшую муху.

У Веры были только бумажки беженцев и никакого гражданства! Ну, зачем, скажите, уважаемому композитору брать в жены убогую беженку? Ведь его жизнь полна настоящих красавиц!

Вера вспомнила, как ей рассказывали о смешливой золотоволосой красотке Пауле Дворжак. Она была на десять лет старше Кальмана, блистала на сцене венского театра «Ан-дер-Вин», где ставилась знаменитая триада его оперетт – «Баядера», «Марица», «Принцесса цирка». Их роман длился долго и мучительно – Паула болела много лет. В 1926 году, когда Кальман писал «Принцессу цирка», она умерла. Кто говорит, что Кальман – сухой делец от музыки?! Да Вера готова тому глаза выцарапать. Ведь Имре заботился о больной Пауле совершенно самоотверженно и не оставил ее, даже влюбившись в звезду немого кино Агнес Эстерхази. Звезда была его соотечественницей, между прочим, настоящей княгиней. И хороша же она оказалась! Обещав Кальману подождать – ведь Паула дышала на ладан, Агнес обманула Имре, выскочив замуж за богача-аристократа барона Йозефа Конрада фон Гётцендорфа. Это же язык сломаешь! Недаром новоявленная графиня звала мужа просто Пепи. Влюбленный Кальман даже этого Пепи принял в друзья. Своей обворожительной чаровнице с загадочными глазами композитор посвятил и «Марицу», и «Принцессу цирка». И бывает же такое стечение обстоятельств – в 1926 году, когда умерла Паула и с триумфом прошла премьера «Принцессы», блистательная Агнешка развелась со своим Пепи. Кальман уж было собрался вести ее к венцу, да капризная княгиня-баронесса кинулась в объятия какого-то кинооператора. Наверное, решила продолжить карьеру кинозвезды.

Вера знала о бурном романе своего Имрушки. Она и сама видела роскошную Агнес Эстерхази в белом горностае и бриллиантах на премьере новой оперетты Кальмана «Герцогиня из Чикаго» в театре «Ан-дер-Вин». В тот день, на предпремьерной суете, Кальман пообещал Вере: «Я найду вас вечером!» И Вера, сыгравшая по протекции Кальмана роль с одной фразой, после премьеры, как дурочка, стояла у служебного входа под проливным дождем. Она не хотела, чтобы кто-то в театре заметил, что она ждет Кальмана. Прошло больше получаса. На Вере не осталось ни одной сухой нитки. Наконец, двери распахнулись. Появилась прелестная Агнес Эстерхази в своем горностае. Рядом с ней шел Кальман, открывая зонт. Они оба смеялись. Их шикарное авто сорвалось с места, обдав Веру грязью.

«Что ж, для кого-то всегда готово шикарное авто. – горько думала Вера, возвращаясь в антикварные апартаменты Кальмана. – А кому-то надо возвращаться в свое общежитие. Ладно, пусть выгонит, только поскорее!»

И Вера все рассказала Кальману. Надо же! – он только улыбнулся: «Солнышко, я завтра же поеду сам и все улажу!»

И он действительно уладил. Только пришлось приписать в свидетельстве четыре лишних года – так по бумагам Вера оказалась 1907 года рождения. Свадьба прошла безо всякой помпы. Вера боялась, как бы кто не узнал, что Имре добыл разрешение на брак «по знакомству». Их поздравили только близкие друзья Кальмана – тихий, молчаливый писатель Ремарк и шумный светски-обворожительный соотечественник Имре – композитор Ференц Легар. Да еще пришли подарки из-за океана от американского композитора Джорджа Гершвина. А скоро в доме Кальманов появились новые заботы.

«Наш сын родится 17 ноября! – сказал Имре, отправляя Веру в роддом. – 17 ноября 1915 года состоялась премьера «Княгини чардаша».

Кальман оказался прав. 17 ноября 1929 года на свет появился Карой Имре Федор, названный в честь деда, отца и… незабвенного мистера Икс. Именно Федором именовался в оригинале герой «Принцессы цирка», который, к слову, по либретто был русским офицером-аристократом. Как погибший где-то на полях Первой мировой отец Веры.

Поразительно, как много мистических совпадений в судьбе! И самое удивительное, что спокойный и уравновешенный Кальман относился к этой мистике абсолютно серьезно. Например, он свято верил, что, только назвав оперетту женским именем, обеспечит ее успех. Ведь два его ранних «мужских» создания – «Хороший товарищ» и «Маленький король» – были обшиканы публикой. И когда его неизменные либреттисты Юлиус Браммер и Альфред Грюнвальд написали на очередном клавире «Мистер Икс», Кальман пришел в ужас и не разговаривал с ними до тех пор, пока они не придумали новое название – «Принцесса цирка». Еще Кальман считал годами удачи високосные года – ведь в 1916 году его «Княгиня чардаша», поставленная в Вене в конце 1915 года, триумфально перешла на подмостки ведущих театров мира, а в 1924 году Европу завоевала «Марица». И потому, возвращаясь домой с младенцем на руках, юная госпожа Кальман благодарила судьбу, что следующий 1930 год тоже будет високосным, а значит, удачливым. Ведь на 1930 год в Вене была назначена премьера новой оперетты «Фиалка Монмартра». И хотя за основу сюжета были взяты темы романа Мюрже «Из жизни богемы» и оперы Пуччини, Вера-то знала, что Кальман пишет автобиографическое произведение. В лице главного героя Рауля там будет он сам, его ветреной возлюбленной Нинон станет красавица Агнес Эстерхази, а верной подругой Виолеттой – она, Вера. И даже сцена, где Виолетта ждет Рауля под дождем, а он уходит с другой, повторит то давнее ожидание промокшей Веры. «Да, – подтвержал Имре, – я хочу написать оперетту о своей любви!» Либреттисты Браммер и Грюнвальд противились: «Это же чистая авантюра!» – «И пусть! – ворчал Кальман и тут же просил Веру: – Расскажи им о тех днях!» И Вера рассказывала.

В первое же утро после ее приезда из больницы, где родился Карой, Вера проснулась от страшного крика. Вскочив, кинулась в детскую. Малыш мирно сопел во сне. А орали трое взрослых – Кальман и его неизменные либреттисты. Видно, вкладывали в работу всю душу. И как ребенок спал при их оре?! Набрав огромное количество кофейников с невероятно крепким черным кофе, прокурив кабинет Кальмана до черноты, они кричали друг на друга, сочиняя либретто «Фиалки». Теперь это «кричальное» время повторялось ежедневно с утра до двух ночи. После двух ненадолго воцарялась тишина, пока либреттисты уходили. Вера, вымотанная кормлением ребенка, на пару минут закрывала глаза. Но не тут-то было! Ее плеча касалась чья-то рука, и мучитель голосом Имре шептал: «Верушка! Ты должна это послушать!» Ну, что с него взять? Ведь он всегда работал по ночам – до четырехпяти утра. И был уверен, что, сыграв жене новые мелодии, сделает ей приятно. И надо признаться, мелодии стоили недосыпа – это была изумительная музыка, пронизанная ароматами любви, юности и творчества. Музыка самой очаровательной «весенней» оперетты – «Фиалка Монмартра». «Верушка! – прошептал на премьере Кальман. – Я написал это в твою честь!» А лукавый Ференц Легар, по-щегольски подкрутив свои ухоженные усы, вздохнул: «Теперь вы в королевстве оперетты – главная. «Фиалка Монмартра» – шедевр».