Текст книги "Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир"

«Звезда Хабахталя»

Все лето 1957 года Герман Краутцер, мелкий служащий заштатного австрийского городка, провел ужасно – тосковал и корил себя: «Мне стукнуло сорок. Жизнь проходит. А счастья нет – я никому не известен и беден как церковная мышь!..» Однажды, копаясь в тяжелых мыслях, Краутцер включил радио и услышал: «Администрация Хабахтальского рудника в Австрийских Альпах напоминает, что в этом месяце ожидается находка миллионного изумруда. В честь такого события каждый желающий может приобрести частную лицензию на добычу альпийских изумрудов, а нашедшего миллионный камень ждет премия».

Краутцер ахнул – может, это его шанс? Говорят ведь, изумруд – камень счастья…

Сейчас уже мало кто помнит, но изумруды в Европе добывали с незапамятных времен. Теперь-то мир хвастается изумрудными красавцами из Колумбии и Бразилии, вспоминают даже «уральские струганцы» со Сретенского прииска, но вот еще древние греки знали о месторождении альпийских изумрудов, которых называли смарагдами. Во времена Нерона римляне регулярно посещали Хабахтальскую альпийскую долину. Говорят, что именно там был найден любимый изумруд юного Нерона. На поиски драгоценных смарагдов в русле ручья Леккбах был даже отправлен целый XIV легион солдат под командованием Марка Лукиана. Правда, римляне не рыли шахт для глубоких раскопок, но и на поверхности находили изумруды, поражающие красивейшим цветом и прозрачностью. Одно было плохо – камни оказывались небольшими и хрупкими, так что по прошествии времени на альпийские разработки махнули рукой. К чему добывать камни, которые крошатся при обработке?

Однако местные крестьяне частенько находили зеленые камешки. Поскольку этими находками власть имущие уже не интересовались, селяне несли камешки в дар церкви. Так в дарохранительнице Зальцбургского собора оказался большой изумруд, найденный в XVII веке. Настоятель собора был человеком упорным и любопытным. Он знал строки, в коих описала рождение «прекраснейшего смарагда» ученейшая монахиня-поэтесса Хильдегарда Бингенская: «Смарагд рождается ранним утром, когда зелень земли свежее всего, когда воздух еще холодный, но солнце уже пригревает, и трава столь сильно всасывает зеленый цвет, словно ягненок молоко матери». По настоянию церкви забытый прииск в Альпах был воскрешен и начиная с XVIII века заработал на постоянной основе. А в XIX веке, когда прииск купил известный венский ювелир Соломон Гольдшмидт, там был найден огромный изумруд в 42 карата. Предприимчивый ювелир продал его британской короне. Британцы тут же перекупили права на добычу и начали распространять по миру камни, выдавая их за знаменитые колумбийские изумруды. Конец этому всемирному надувательству положила Первая мировая война. Оставив прииск, коварные англичане взорвали штольни. Но то ли взрывы были проведены некачественно, то ли альпийская порода отказалась подчиниться иностранцам, но уже через несколько лет штольни заработали снова – теперь под присмотром австрийских властей. Во время Второй мировой войны шахты на всякий случай затопили, но по окончании снова возобновили выработку. И вот теперь, конечно не пуская искателей-непрофессионалов глубоко в скалы, дирекция рудника открыла всем желающим участки для поисков самоцветов на поверхности горы Хабахталь.

И вот Герман Краутцер стоял у проходной прииска, чуть не плача. Ни в чем ему не везет! Денег хватило всего-то на «лицензию одного дня», к тому же, только новоявленный старатель пересек проходную, полил дождь. Краутцер ринулся обратно в помещение и начал уговаривать дежурного перенести срок лицензии на завтра. И надо же – впервые в жизни ему что-то удалось! А на другой день светило солнце. Все вокруг сверкало в его лучах. Надев на плечи рюкзак с киркой, лопатой и другим специальным снаряжением, Краутцер ранним утром, когда, как романтично говорила Хильдегарда Бингенская, «зелень земли свежее всего», отправился на поиск счастья. И все вышло просто волшебно – едва зайдя на территорию прииска, изумленный старатель заметил нечто переливающееся в ранних лучах солнца. Фантастически огромный изумруд с большое куриное яйцо выкатился прямо под ноги Краутцера.

Вечером, вернувшись домой, Герман рассказал жене и тестю о неправдоподобной находке, добавив, что выпускающий его с рудника охранник посетовал на то, что никто не нашел за день ни одного камня, а ведь именно он должен был стать «Миллионным изумрудом». Жена выхватила камень из рук Германа: «Выходит, ты нашел «миллионник» и тебе должны премию?» Краутцер покачал головой: «Ничего мне не должны. Я же не рассказал о нем начальству. Кому нужна их грошовая премия? Когда я реализую камень, мы станем богачами!» И тут тесть напустился на зятя: «Это же незаконно! Все найденные изумруды должны быть занесены в официальный реестр и оценены. А ты обязан заплатить налог в десятую часть стоимости!» – «Десятую часть?! – встряла жена. – Кому и за что?! Этот камень валялся на земле, пока Герман не подобрал его!» – «Земля принадлежит руднику! – попытался образумить тесть парочку, уже охваченную жадностью. – Без налога этот изумруд – краденый, а сам Герман – вор!» Жена вскочила, прижав камень к груди: «Кто же виноват, что на руднике бесхозные изумруды под ногами валяются?! К тому же еще неизвестно, что это за камень. Сначала надо показать ювелиру, а потом и о налогах судачить!»

Венский ювелирный резчик Роман Энглиш был никому не известен. Но ведь к известному ювелиру и не пойдешь. Он же спросит: откуда камешек? Так что пришлось изумрудному воришке обратиться к «черному мастеру». Энглиш долго изучал камень и в конце концов взвесил его дрожащей рукой. Результат фантастический – 180 карат! «Считайте, что вы – четырежды миллионер, герр Краутцер! – Ювелир затряс руку обалдевшему Герману. – За свою работу по огранке я возьму с вас ровно десятую часть – 400 тысяч шиллингов!» Краутцер завздыхал: «А это не слишком много?» – «Но ведь я не спрашиваю, откуда вы взяли камень? – притворно сладко заулыбался ювелир. – Все знают, что вы брали лицензию на поиск альпийских изумрудов, но ни о какой находке не оповестили дирекцию Хабахтальского рудника!»

Домой из Вены Герман приехал на взводе. Сначала рассказал о баснословной стоимости камня, потом пожаловался на цену ювелирных работ. «Этот Энглиш тебя обманет! – взорвалась жена. – Соглашайся только в том случае, если сам будешь присутствовать при работах. А то этот пройдоха подменит камень!»

Краутцер так и сделал. Снял в Вене комнату и каждый день, в течение всего срока работ, просиживал рядом с ювелиром, наблюдая, как тот режет камень. И вот, наконец, в трясущейся от важности момента руке мелкого служащего лежит большой прямоугольный изумруд – 3,5 на 2,5 и на 1,0 см и семь мелких камешков, оставшихся после огранки. Да только ювелир не доволен: «Положите изумруд на стол, он пока не ваш! Да и осколки не ваши. Сначала вы должны заплатить мне 400 тысяч!»

Рука Краутцера задрожала еще сильнее. Проклятая невезуха! Где же он возьмет такие деньги? «Вы можете оставить мне семь этих малышей! – услышал он голос ювелира и разжал руку. Энглиш ловко подхватил камни, потом выбрал свою семерку, положив большой изумруд в бархатный футляр. – Держите! И помните, у каждого великого камня есть собственное имя. Ваш изумруд я назвал «Звездой Хабахталя».

На улицу Краутцер вышел как пьяный. Шутка ли, 4 миллиона в кармане! Как же их сохранить, куда спрятать? Отвезти домой – нельзя: жена отберет! Положить в банковский сейф невозможно – придется объяснять происхождение изумруда. Носить при себе – а ну как ограбят? Новоявленному миллионеру уже и так на каждом шагу мерещились ловкачи-воры, грабители-расхитители. Оказывается, тяжело владеть незаконным сокровищем…

Оглядываясь, словно заправский воришка, Краутцер побрел по улицам. Задумавшись, не заметил, как оказался на опушке знаменитого Венского леса. И тут его осенило – вот наивернейшее хранилище! Герман лихорадочно выкопал глубокую ямку под корнями самого приметного дерева и сунул туда футляр с изумрудом. Раз он нашел его в земле, в земле и спрячет!

Прошел месяц. Жена запилила мужа: «Продавай изумруд! Что это за порядки, когда, имея верных четыре миллиона, мы сидим впроголодь?!» Тесть вздыхал: «Поехал бы ты, Герман, на рудник и повинился!» Довздыхался, старичок! Адвокаты из Хабахталя сами пожаловали в дом Краутцера: «Вы обвиняетесь в крупном мошенничестве: обманном завладении национальным достоянием – миллионным изумрудом Хабахталя! Вам светит пожизненное заключение. Правда, можно повернуть дело по-другому. Вы официально возвращаете нам «Звезду Хабахталя», платите 10 процентов ее стоимости, а мы объясняем прессе, что вы огранили изумруд по нашему распоряжению!»

Незадачливый мошенник пришел в ужас: опять эти десять процентов? Что за вечная десятина на его бедную голову?! «У меня нет такой суммы!» – только и выдавил он. «Тогда в уплату за мошенничество вам придется распроститься с домом!» – безжалостно отрезал адвокат.

На следующее утро в сопровождении служителей Фемиды Краутцер поехал в Венский лес выкапывать злосчастную «Звезду». Выхватив у него из рук футляр, адвокаты кинулись проводить экспертную оценку – сколько же стоит «миллионник». Выяснилось – нисколько! В футляре, закопанном Германом под деревом, лежала обычная зеленая стекляшка.

Выходит, мошенник сам себя перехитрил! Заплати он за камень рудничному начальству, те послали бы его на огранку к проверенному мастеру ювелирного дела. И проклятый Энглиш не сумел бы обмануть беднягу Краутцера как младенца. Когда же он подменил камень? Когда гранил? Когда клал в футляр? Словом, Герман чуть не рыдал от такого коварства и по совету адвокатов подал в суд на ювелира. Но проклятый Энглиш клялся, что честно выполнил заказ. И камень, им ограненный, был настоящим изумрудом чистейшей воды. Ювелира арестовали и допрашивали несколько месяцев. Но тот ни в чем не признался. Да и суд, затянувшийся еще на два года, не смог осудить Энглиша за недостатком «уличающих показаний». Тут уж и сам Краутцер засомневался: может, камень украл и не ювелир, а некто, подсмотревший, как Герман закапывает сокровище в Венском лесу? Одно слово – невезуха!..

Правда, теперь Герман Краутцер не мог жаловаться, что прожил жизнь никому не известную. Его фотографиями пестрели все газеты мира. Он стал самым незадачливым мошенником ХХ века – «Человеком, который надул сам себя». Окрестности Венского леса, прилегавшие к тому месту, где росло дерево, под которым незадачливый воришка зарыл свое сокровище, перекопали любители кладов. Ничего! И весь мир еще долго гадал: куда же делся камень?

Но на этом история не закончилась. Краутцер опять отправился на Хабахтальский рудник. И чудо – его «второе пришествие» принесло новую находку: изумруд не меньше, а может, и больше первого. Правда, теперь, наученный горьким уроком, он объявил рудничному начальству о своей находке. Дома же объяснил жене: «Не всем дано играть с законом в азартные игры! Не с моей невезухой браться за авантюры!»

В благодарность за проявленную честность рудничные власти скостили Краутцеру сумму налога и разрешили самому выбрать ювелира для огранки. После огранки камень оценили и дирекция Хабахталя выплатила Герману причитающуюся сумму – ровно миллион. Новоявленный миллионер тут же покинул страну и улетел в Штаты. Там, как известно, миллионеров много, и след Германа Краутцера затерялся. И никому не пришло в голову: может, Краутцер вовсе и не был незадачливым воришкой, а, напротив, ловко и виртуозно облапошил всех? Существовал ли в реальности этот самый, второй изумруд, или хитрому авантюристу удалось выдать за него свою первую находку? Недаром же затерялись не только следы самого Краутцера, но и «Звезды Хабахталя»! А может, все-таки камней было два? И виртуозный мошенник увез в Америку не только миллион, полученный за второй изумруд, но и саму «Звезду», которую он только объявлял утраченной, а сам надежно прятал где-то?

Завсегдатай артистических кафе

Актеры, как известно, любят расслабиться – выпить и закусить, особенно при приятной компании. Впрочем, и иная творческая интеллигенция не чужда такому времяпрепровождению. Да и кто ж откажется?!

Начиная с XIX века, как возникли в Москве стационарные императорские театры, образовались вокруг них, а то и на отдалении, так называемые артистические кафе. Самым известным в ХХ веке было кафе напротив МХАТа в одноименном проезде. Теперь этому проезду возвращено его исконное название – Камергерский переулок, возникшее оттого, что тремя домами тут владели настоящие камергеры Императорского двора. Современный Камергерский переулок вообще весьма плотно набит кафе и ресторанами. Теперь они тут чуть не в каждом доме.

В одном из них (не будем давать название, чтобы нас не упрекнули в рекламных устремлениях) в доме номер 5 по Камергерскому переулку отмечала какое-то свое событие одна из актерских компаний. В середине вечера, когда все присутствующие признали уже, что жизнь прекрасна и вообще удалась, к ним подошел с поздравлениями какой-то посетитель этого ресторана-кафе. Похвалил одного из присутствующих за новую роль, поцеловал ручку у молодой актрисы, высыпав груду комплиментов. После этого гостя, естественно, пригласили за стол. Через пару минут все уже были уверены, что знакомы давным-давно и вообще Димаша – славный парень. И только одна умная девушка поинтересовалась, на него глядя: «А разве теперь модно носить банты?»

Димаша смутился, погладил свой франтоватый бант, завязанный вместо галстука, но его выручил хозяин вечера: «Ты, наверное, после спектакля переодеться не успел? Островского, что ли, ставили?»

Димаша улыбнулся: «Лучше – водевиль! «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка» господина Ленского слышали?»

Актеры зашумели – конечно же «Льва Гурыча» знали все. Играть в таком классическом водевиле – большая честь. Мало кому удается. Скупы театры нынче на старинные водевили. Да и мастеров-актеров, способных на водевильную искрометность, давно нет. Были Андрей Миронов да Людмила Гурченко. А теперь что?!

Но вот, выходит, Димаша сподобился – сыграл в «Синичкине». Кого – спрашивать не стали. И так жаба за душу взяла – завидно стало.

Словом, все покряхтели немного, но решили «хорошо сидеть» и дальше. Потому «Льва Гурыча» из головы выкинули, а Димаше стали наливать побольше – может, упьется и оскандалится?.. Тогда и не будет завидно, что он в водевиле играл, а они нет.

Словом, Димашу упоили, аж через край. Даже в такси его засунули. Когда сами стали рассчитываться, оказалось счет большеват. Хозяин вечера, молодой мхатовец Леонид, из кармана последнюю мелочь выгреб.

Официантка даже разжалобилась, глядя, как он мелочь считает. «А вы этого прощелыгу зря поили! – сказала. – Думаете, он – весельчак Ленский? Нет! Его просто зовут как Ленского. А бант он специально напяливает и про «Льва Гурыча» заливает, чтобы его на халяву покормили».

«А при чем тут Ленский?» – удивился Леонид.

«Вообще-то водевилист Ленский давно помер, еще в XIX веке!» – встряла умная девушка.

«И что? – фыркнула официантка. – Мало ли что помер. Разве не знаете, что он уж третий век по кафешкам-ресторанам бродит?»

«Привидением, что ли?!» – ахнула девица.

Официантка скривилась: «А еще артисты! Простых театральных легенд не знаете! Да, весельчак Ленский – кафешный призрак. И у нам заглядывает. Он вообще любит именно артистические кафе. К кому в зале подсядет, тех успех, слава, богатство ожидают. Но только в том случае, если его хорошо встретят, накормят-напоят. А если ему что не понравится, так этот актер-призрак вмиг провал организует. Тогда прощайся с актерской карьерой. Все пойдет под откос. И ничего не поможет».

«Ну, думаю, это сказки!» – пробормотал Леонид, расплачиваясь.

«Вовсе нет! – отрезала официантка. – У него даже подражатели нашлись. Не один Димаша бант нацепляет и по артистическим кафе болтается. Плохо ли – на халяву поесть?! И ведь никто не гонит. Все боятся себе карьеру испортить. А ну как он – настоящий Ленский?»

Дома любопытный Леонид прочитал все, что нашел про водевилиста и в книгах и в Интернете. Оказалось, Дмитрий Тимофеевич Ленский (1805–1860) – прелюбопытнейший человек.

Никакой он не Ленский, а Воробьев, из зажиточных московских купцов. Такие на сцену в актеры не хаживали. Вот и Воробьев-старший определил сына по почтенной коммерческой части и даже пристроил клерком в отделение английского банка в Москве, но сын пошел поперек. Как потом часто говаривал: «Много горя я принес старику!»

Однако на своем Димаша (его и вправду так звали приятели) настоять сумел – пошел на сцену. В 1824 году дебютировал на сцене театра в доме Пашкова на Моховой. Однако артистическая карьера Ленского не задалась. Хотя он и сыграл Молчалина в «Горе от ума». Однако быстро обнаружился иной талант – он умел писать хлесткие тексты, смешные репризы и сочинять веселые стихи. Из всего этого и вышел водевиль – в то время самый востребованный жанр. Конечно, знатоки разругивали этот «легкий жанр» в пух и прах, зато публика валом валила. И на бенефис каждый актер стремился поставить именно водевиль. Ведь как написал Ленский:

 
Без водевильных вздохов
И бенефис нейдет.
А бенефис – актеров
Единственный доход.
 

Вот все московские и петербургские актеры и просили Ленского: «Напиши водевиль!» И весельчак писал – легким пером, не особо утруждаясь. Он создал больше ста водевилей. Не брезговал брать сюжеты из чужих книг, перелицовывать французские водевили на русский лад. Но среди многочисленных поделок встречались у него и настоящие жемчужины, вроде «Льва Гурыча Синичкина».

Однако, стряпая свои бесконечные водевили, Ленский ничуть не обогатился. Хуже – большой любитель компаний, он не вылезал из долгов. Чаще всего его видели в кофейне Баженова, тестя знаменитого трагика Мочалова, на Неглинке в доме номер 6. С 1860-х годов там разместилось легендарное Театральное училище при Малом театре. А в 1840-х годах в этом, тогда двухэтажном здании располагались под одной крышей артистическая кофейня Исамва и трактир Печкина. Вот там-то и отдыхали актеры Большого и Малого театров. Общались, читали газеты (редкость по тем временам), ели-закусывали и, ясное дело, «вспрыскивали». Конечно, «денежные» актеры платили сами. А вот «голытьба» частенько откушивала за счет гостеприимного, хлебосольного Ленского. Ну как тут не влезть в долги? «Тут поневоле будешь промышлять куплетцами!» – писал Ленский другу – великому трагику Каратыгину. Однако раскошеливаться за других острослов не переставал. А все потому, что был уверен: его товарищи талантливы, а у него самого таланта на копейку. Правда, друзья думали иначе. В Москве вообще считали его самым одаренным современным остряком. И надо сказать, что свои остроты он расточал не только в литературе, но и в обычной жизни. Причем если для сцены Ленский выбирал тон веселого смеха, то в жизни это часто оказывалась язвительнейшая сатира, которая и передавалась москвичами из уст в уста.

Однажды Ленский был вынужден прийти с прошеним к важному московскому чиновнику. Народу в приемной была тьма. Ждать пришлось так долго, что один старенький генерал уже совсем занемог. Уселся на стульчик и начал обмахиваться треуголкой. Да так ретиво, что из нее перья выпали. Ленский поднял одно да и заключил в сердцах: «Вишь, как замучалась публика – даже генералы линять начали».

Ленский вообще был способен на едкие и злые эпиграммы и отзывы. Но был он настолько обаятелен и чистосердечен, всегда готов прийти на помощь, хоть последнюю рубашку отдать, что ему все прощалось. Знакомые, малознакомые и вообще незнакомые москвичи постоянно зазывали водевилиста к себе. Все знали: Ленский – человек-праздник, фонтан шуток и веселья.

Скончался Дмитрий Тимофеевич Ленский в 1860 году, то есть всего-то 55 лет от роду. Перед смертью говаривал: «Мало ли я водевилей нашкрябал? Не в них суть. Суть жизни в том, чтобы первосортных, талантливых людей от второго сорта отличать. Первым-то помогать надо, а вторые и так пролезут».

Не этим ли правилом начал он руководствоваться и после смерти, когда уже московским призрачным любителем веселья стал хаживать по артистическим кафе? Как там говорят? Кто понравится весельчаку Ленскому, тому он и в карьере поможет, а кого сочтет второстепенным, тому и провал на сцене учинит.

Вот только много подражателей-двойников у Ленского появилось. Конечно, все хотят поесть-попить на халяву.

Именно так думал Леонид, когда его теплая компания собралась снова, и опять к ним подсел какой-то франт со старинным бантом на шее, назвавшийся Димашей. Но на этот раз актеры не повелись на разводку – отшили быстро нового самозванца.

И что бы выдумали?! Уже на следующий день все, кто был в той компании, почувствовали неладное. У кого-то фильм отложили до лучших времен, кто-то пробы не прошел, а кого-то и вообще с роли сняли.

Так что же это выходит – неужели второй Димаша был настоящий Ленский, актер-призрак? Но вроде никаких признаков привидения не появлялось – и холодно не становилось, и замогильным ветром не веяло, и никакого страха не возникало. Вот ведь настоящий актер – притворился живым человеком!

Однако спросить о весельчаке Ленском было не у кого. Словоохотливая официантка, что обслуживала компанию в прошлый раз, не работала. А та, что подходила к столику компании, имела такой грозный вид, что и подступиться страшно. Вот кому бы ужасного призрака изображать!

Словом, если к любой другой компании подойдет весельчак Димаша, надо держать ухо востро. Даже если вы и не актеры. Кто его знает, может, Ленский обижается не на одну свою актерскую братию.