Текст книги "За столом со Сталиным. История эпохи в рецептах и меню.Что было на столе колхозника и первого секретаря? Неподкупные свидетели: кулинарные книги конца XIX – середины XX в."

Чанахи «Арарат», селедки и бананы для товарища Сталина

Сталин, несомненно, опытный интриган, и сила его интриг заключалась с том, что они были очень просты: Иосиф Виссарионович действовал по принципу кнута и пряника, причем кнут (НКВД) иногда даже не нужно пускать в ход: все приближенные Сталина хорошо помнили, как больно он может ударить. Этот урок они выучили еще в довоенные годы, а если кто-то оказывался твердолобым, то кнут без колебаний пускался в ход.

Когда Иосиф Виссарионович сомневался в верности кого-то в своем близком окружении, он мог испытывать его, подвергая «бойкоту», как это случилось с Молотовым или Жуковым, которого генералиссимус заподозрил в намерении занять его место, и провинившийся сам искал способа получить прощение Сталина.

Если же он, напротив, хотел укрепить с кем-то отношения и поощрить его, то приближал к себе, общался с ним по-дружески, щедро угощал, не забывая о том, что алкоголь развязывает язык.

Вот что рассказывал Микоян о застольях на даче Сталина: «Раньше обеды у Сталина были как у самого простого служащего: обычно из двух блюд или из трех – суп на первое, на второе мясо или рыба и компот на третье. Иногда на закуску – селедка. Подавалось изредка легкое грузинское вино.

Но после смерти жены, а особенно в последние годы, он очень изменился, стал больше пить, и обеды стали более обильными, состоявшими из многих блюд. Сидели за столом по 3–4 часа, а раньше больше получаса никогда не тратили.

Сталин заставлял нас пить много, видимо, для того чтобы наши языки развязались, чтобы не могли мы контролировать, о чем надо говорить, о чем не надо, а он будет потом знать, кто что думает.

Постепенно он стал увлекаться разнообразной едой. Обстановка обеда или ужина была организована разумно в том смысле, что девушки, которые подавали, ставили закуски на стол сразу, а супы – на другой стол. Каждый брал то, что хотел, потом подходил к другому столу, наливал себе тот или другой суп, брал чистую салфетку. Словом – самообслуживание. Одновременно с едой обсуждались разные вопросы, он даже говорил, что это вроде политического клуба.

Сталин очень любил рыбные блюда. Несколько сортов всегда было: дунайскую сельдь очень любил, керченскую, рыбца копченого, шемаю копченую, отварную рыбу, птицу любил: цесарок, уток, цыплят. Любил тонкие ребра барашка, сделанные на вертеле. Очень вкусная вещь. Тонкие ребра, мало мяса, сухо зажаренные. Это блюдо всем всегда нравилось. И перепела отварные. Это были самые лучшие блюда.

Бывало, часа два посидим, и уже хочется разойтись. Но он заводил беседу, задавал вопросы на деловые темы. Обычно все проходило нормально, но иногда он, не сдерживая себя, горячился, грубил, нападал на тех или других товарищей. Это оставляло неприятный осадок. Но такое было нечасто.

Я наблюдал за Сталиным, сколько он ел. Он ел минимум в два раза больше меня. А я считал, что объедаюсь. Например, он брал глубокую тарелку, смешивал два разных супа в этой тарелке, потом по крестьянской привычке, которую я знал по своей деревне, крошил кусочками хлеб в горячий суп и покрывал все это другой тарелкой – пар сохранялся там и хлеб впитывал влагу – и доедал все это до конца. Потом закуски, вторые блюда, много мяса. Ел он медленно, запивая вином.

Он любил выдумывать и заказывать блюда, неизвестные нам. Например, стал заказывать поварам и постепенно совершенствовать одно блюдо: не то суп, не то второе. В большом котле смешивались баклажаны, помидоры, картошка, черный перец, лавровый лист, кусочки нежирного бараньего мяса – и все доводилось до готовности. Это блюдо подавалось в горячем виде и ставилось на тот стол, где мы брали первое. Когда открывали котел, то шел приятный аромат. Туда добавляли кинзу и другие травы. Блюдо было очень вкусным. Сталин дал ему название “Арагви”.

Один раз Сталин сказал, чтобы я организовал доставку в Москву нельмы. Это было нетрудно, стали привозить сырую рыбу. Я впервые в жизни узнал, что можно есть сырую рыбу. Вначале было противно даже трогать ее. Но потом понравилось. Крепко замороженная, как камень, тонко наструганная ленточками, она сразу подавалась на стол, чтобы не разморозилась. Пробовали сперва несмело, а потом понравилось. Ощущение во рту было приятное, как будто кондитерское изделие. Брали рыбу, потом чеснок и соль и сразу же запивали рюмкой коньяку.

Когда отношения со Сталиным у меня были еще хорошие, я иногда посылал ему несколько бутылок новых вин, главным образом грузинских или крымских. Это ему нравилось. Но с началом репрессий и усилившейся мнительностью Сталина я перестал это делать. Когда же появился Берия, то он стал присылать Сталину разные сорта вин. А пили мы их все вместе. В последние годы, когда мнительность Сталина резко возросла, он делал так: поставит новую бутылку и говорит мне или Берия: “Вы, как кавказцы, разбираетесь в винах больше других, попробуйте, стоит ли пить это вино?” Я всегда говорил, хорошее вино или плохое – нарочно пил бокал до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом. Я думал: почему он это делает? Ведь самое лучшее – ему самому попробовать вино и судить, хорошее оно или плохое. Потом мне показалось, и другие подтвердили, что таким образом он охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот на нас он и проверял…»

Таинственный «Арагви» – это всего лишь грузинский густой суп – чанахи. Странно, что Микоян, который сам был родом с Кавказа и несколько лет прожил в Тбилиси, не опознал его.

• Чанахи[145]145
  100 блюд грузинской кухни. М., 1940.


[Закрыть]

В глиняный горшок емкостью 0,5–0,7 л кладут баранину, нарезанную по 3 куска на порцию, добавляют мелко рубленный лук, чищенный и нарезанный кубиками картофель, промытые и нарезанные половинками помидоры, очищенную от прожилок мелко нарезанную фасоль, очищенные и нарезанные кубиками баклажаны, зелень, солят, посыпают перцем, заливают водой так, чтобы продукты покрыло, после чего горшок ставят в духовой шкаф и доводят чанахи до готовности. Отпускают в той же посуде.

Рецептура: 150 г баранина, 150 г картофель, 50 г помидоры, 20 г лук репчатый, 5 г зелень кинзы и укропа, 100 г баклажаны, 50 зеленая фасоль, перец и соль по вкусу.

Другие современники вспоминали, что Сталин любил жирную соленую селедку.

Всего существует более 190 видов сельдевых. Самые распространенные – тихоокеанская и атлантическая, а из подвидов – салака (балтийская сельдь), а также североморская или беломорская сельдь. Ближайшие родственницы сельди – килька и тюлька.

Ловля и засолка атлантических селедок – старинный европейский и русский промысел, в 1945 г. Микоян организовал заготовку сельди, лосося и красной икры на Тихом океане – на Сахалине. Он рассказывал в мемуарах: «Вместе со мной на Южный Сахалин приехал нарком рыбной промышленности Ишков, прекрасный знаток своего дела, самородок, настоящий талант. На западном берегу мы осмотрели рыболовецкие промыслы. Они произвели тяжелое впечатление. Здесь были большие уловы сельди, и японцы половину и даже больше пускали на удобрение. Нам сказали, что в 1945 г. из 1150 ц выловленной сельди 59 % пошло на удобрение. Я был поражен этим: сельдь, которую так любит наш народ и которая так хороша с картофелем, – на удобрение! Мы сразу приняли решение строить чаны для обычного посола сельди по астраханскому методу. Чанов мы могли построить достаточно. Подсчитали, что сможем засолить таким методом не менее 1 млн ц в живом весе.

К моменту нашего приезда на Сахалин туда уже прибыло руководство вновь организованной рыбопромышленности Южносахалинского треста – 103 человека. Была установлена связь с местами, укомплектовывали местный аппарат советскими работниками, использовав и аппарат промышленных компаний. Поскольку работники этих компаний и сами рыбаки охотно шли на возобновление работы, рыбная промышленность быстро восстанавливалась. Принимались меры для улучшения санитарного состояния и повышения качества продукции.

Так, день за днем я посылал Сталину телеграммы. 26 сентября я получил от Сталина сообщение, что все мои телеграммы получены и что соответствующие решения Совнаркома приняты и посланы тебе».

И вот рецепт рассола от Наркомрыбпрома СССР, который порадует любого селедочного гурмана. Он взят из брошюры А.А. Макарова «Производство килечных продуктов», выпущенной в Пищепромиздате в 1941 г., но предназначен именно для засолки бочки сельдей.

«Салака и Беломорская сельдь пряного посола (в кг на 1 т рыбы)

Соль – 140

Сахар – 4,52

Перец горький – 1,14

Перец душистый – 1,88

Гвоздика – 0,76

Корица – 0,76

Имбирь – 0,38

Мускатный орех – 0,36

Мускатный цвет – 0,18

Кориандр – 0,38

Лавровый лист – 1,14».

В сокращенном виде этот рецепт кочует по Интернету под названием «Сталинская селедка», или «Селедка кремлевского посола».

Существовали и рецепты домашнего маринования салаки. Они приведены в книге «150 блюд из салаки, кильки, хамсы и тюльки», выпущенной Госторгиздатом в 1955 г.

• Салака маринованная

Салаку разделывают и помещают на 5–10 минут в крепкий рассол (4–5 столовых ложек соли на 1 л воды). Затем салаку вынимают, дают стечь рассолу, после чего рыбу обваливают в муке и жарят на сковороде в растительном масле. Обжаренную салаку после остывания укладывают в банку, заливают холодным маринадом и ставят на 24 часа в холодное помещение. Маринованная салака в прохладном помещении может сохраняться довольно продолжительное время.

Приготовление маринада: в уксус добавляют немного соли, нарезанный кольцами лук, перец горошком, лавровый лист и другие специи, доводят до кипения и охлаждают. Маринад можно приготовлять с добавлением 1–2 чайных ложек сахара. 500 г свежей салаки, 2 столовые ложки муки, растительное масло для жарения, соль. На маринад: 1/2 стакана столового уксуса, 1–2 луковицы, перец душистый горошком, лавровый лист, гвоздика, соль.

• Салака в уксусе

Салаку разделывают, укладывают в миску или кастрюлю, заливают горячим раствором уксуса с добавленными в него специями и накрывают крышкой. Когда жидкость остынет, ее сливают, доводят до кипения и снова заливают ею салаку. Так повторяют несколько раз, до тех пор, пока салака не приобретет вкуса маринованной рыбы. Подают блюдо в холодном виде.

500 г свежей салаки, 2 1/2 стакана столового уксуса, сахар, лавровый лист, перец, укроп, соль.

• Салака с пряно-уксусной заливкой

Соленую салаку разделывают, удаляют хребтовую кость, затем укладывают в кастрюлю, пересыпают укропом и заливают пряным рассолом. Блюдо готово к употреблению,

примерно, через час. Для приготовления пряного рассола в воду добавляют перец, горчицу, сахар, растительное масло и уксус.

500 г соленой салаки, 1/2 стакана столового уксуса, 2 чайные ложки сахара, 2 столовые ложки растительного масла, 1/2 чайной ложки перца горошком, 1 чайная ложка столовой горчицы, 1/4 стакана воды, 1 столовая ложка нарезанного укропа.

• Засолка салаки

Салаку разделывают, быстро ополаскивают в холодной воде и дают воде стечь. Засаливают салаку в деревянной таре (лучше всего в бочках), которая не пропускает рассола, или в стеклянных банках.

На дно тары первоначально насыпают столько соли, чтобы дно было полностью покрыто ею. Затем укладывают ряд салаки, брюшками кверху и снова насыпают слой соли. После этого укладывают поперек второй ряд рыбы, снова солят и, чередуя таким образом слой соли и ряд рыбы, укладывают всю салаку.

Заполненную тару ставят под гнет в прохладное помещение. Для засолки берут 200–250 г соли на 1 кг салаки.

Любимый десерт Сталина – это бананы, Микоян вспоминает: «Надо сказать, что Сталин очень любил бананы. После войны он предложил импортировать бананы для некоторых больших городов Советского Союза. Эта задача была возложена на меня как министра внешней торговли. Хотя были большие трудности по доставке небольших партий бананов, особенно в зимних условиях, в Москву, Ленинград, Киев и другие города, но доставка была налажена. За границей использовались соответствующие иностранные компании, особенно шведские и австрийские. Все шло удачно, не было случаев порчи бананов или каких-либо других недоразумений с их доставкой и хранением. Бананы, поступавшие к нам по импорту, отправлялись Сталину. Он к ним претензий не предъявлял».

Что ели в деревнях?

В выступлениях и статьях Сталин раз за разом возвращается к своей «любимой» идее: «…товарное производство и торговля этими товарами тормозят переход от социализма к коммунизму, “пережитки” частной собственности и товарного производства остались только… в колхозах, и для скорейшего перехода к коммунизму необходимо покончить с таким положением, окончательно превратив любую торговлю в “продуктообмен”».

Что же в конце концов следует предпринять, чтобы повысить колхозную собственность до уровня общенародной собственности?

«Колхоз работает на земле и обрабатывает землю, которая давно уже является не колхозной, а общенародной собственностью. Следовательно, колхоз не является собственником обрабатываемой земли.

Далее. Колхоз работает при помощи основных орудий производства, представляющих не колхозную, а общенародную собственность. Следовательно, колхоз не является собственником основных орудий производства.

Далее. Колхоз – предприятие кооперативное, он пользуется трудом своих членов и распределяет доходы среди членов по трудодням, причем у колхоза есть свои семена, которые ежегодно возобновляются и идут в производство.

Спрашивается: чем же, собственно, владеет колхоз, где та колхозная собственность, которой он может распоряжаться вполне свободно, по собственному усмотрению? Такой собственностью является продукция колхоза, продукция колхозного производства: зерно, мясо, масло, овощи, хлопок, свекла, лен и т. д., не считая построек и личного хозяйства колхозников на усадьбе. Дело в том, что значительная часть этой продукции, излишки колхозного производства поступают на рынок и включаются таким образом в систему товарного обращения. Это именно обстоятельство и мешает сейчас поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности. Поэтому именно с этого конца и нужно развернуть работу по повышению колхозной собственности до уровня общенародной. Чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности, нужно выключить излишки колхозного производства из системы товарного обращения и включить их в систему продуктообмена между государственной промышленностью и колхозами. В этом суть.

У нас нет еще развитой системы продуктообмена, но есть зачатки продуктообмена в виде “отоваривания” сельскохозяйственных продуктов. Как известно, продукция хлопководческих, льноводческих, свекловичных и других колхозов уже давно “отоваривается”, правда, “отоваривается” не полностью, частично, но все же “отоваривается”. Заметим мимоходом, что слово “отоваривание” неудачное слово, его следовало бы заменить продуктообменом. Задача состоит в том, чтобы эти зачатки продуктообмена организовать во всех отраслях сельского хозяйства и развить их в широкую систему продуктообмена с тем, чтобы колхозы получали за свою продукцию не только деньги, а главным образом необходимые изделия. Такая система потребует громадного увеличения продукции, отпускаемой городом деревне, поэтому ее придется вводить без особой торопливости, по мере накопления городских изделий. Но вводить ее нужно неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу действия товарного обращения и расширяя сферу действия продуктообмена.

Такая система, сокращая сферу действия товарного обращения, облегчит переход от социализма к коммунизму. Кроме того, она даст возможность включить основную собственность колхозов, продукцию колхозного производства в общую систему общенародного планирования.

Это и будет реальным и решающим средством для повышения колхозной собственности до уровня общенародной собственности при наших современных условиях.

Выгодна ли такая система для колхозного крестьянства? Безусловно, выгодна. Выгодна, так как колхозное крестьянство будет получать от государства гораздо больше продукции и по более дешевым ценам, чем при товарном обращении. Всем известно, что колхозы, имеющие с правительством договора о продуктообмене (“отоваривания”), получают несравненно больше выгод, чем колхозы, не имеющие таких договоров. Если систему продуктообмена распространить на все колхозы в стране, то эти выгоды станут достоянием всего нашего колхозного крестьянства».

Восстановление промышленности снова происходило за счет разграбления деревни.

Одно из писем, приготовленных для Сталина, который любил таким образом знакомиться с проблемами трудящихся, было от ветеринара из Орехово-Зуевского района Московской области Н.И. Холодова. Он писал: «Рожь кое-как скошена, кое-как потому, что при уборке были колоссальные потери… Картофель вроде убран, но что это за уборка? Его убирали мобилизованные рабочие с фабрик и заводов, у которых на этот период сохраняется зарплата на 50 %, и они не старались собрать весь картофель, потому что они в этом не заинтересованы, они старались побыстрее освободиться и собирали только то, что было наверху… Теперь перейдем и посмотрим на животноводство. О нем даже совестно говорить – годовые удои молока из года в год не превышают 1200–1400 л на фуражную корову. Это смешно – это дает средняя коза».

Позже Никита Сергеевич Хрущев будет приводить еще более низкие удои: «В колхозах Кировской области в 1952 г. получен удой молока по 727 кг на корову, Новгородской – 777, Вологодской – 819, Костромской – 906, Азербайджанской ССР – 373, Грузинской ССР – 457, Киргизской ССР – 537, Армянской ССР – 814, Белорусской ССР – 829 кг».

Несмотря на засуху и неурожай в 1946 г., колхозы продолжали сдавать государству бóльшую часть урожая, оставив на трудодни лишь 14,1 %. 2 июня 1948 г вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении в отдаленные районы СССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». Пострадали колхозники, не выработавшие минимума трудодней. Случалось, что в их число попадали матери малолетних детей, которым не с кем было оставить ребенка, уходя на работу. За «невыработку» четырех-пяти трудодней их могли приговорить к нескольким месяцам исправительно-трудовых работ и отчислениям в пользу колхоза 25 % полученного по трудодням хлеба[146]146
  «Цена» трудодня доходила порой до 500 г зерна, но могла меняться в зависимости от урожая, в удачный год и в «удачном» колхозе, где председатель честно рассчитывался с колхозниками и не практиковал «выдачи по запискам», опустошавший хранилища до проведения расчетов, продуктов можно было получить на трудодень по 4 кг зерна, по 800 г капусты и фруктов, по 200 г огурцов и по 2 кг фуража.


[Закрыть]. Правда, если женщине удавалось доказать, что в колхозе не были организованы ясли, суд вышестоящей инстанции мог ее оправдать, но, как правило, женщины не рисковали и брали детей в поле с собой, как в стихотворении Некрасова «В полном разгаре страда деревенская…».

Позже эти выселения пытались представить самостоятельной инициативой колхозников, требующих принятия от властей жестких мер по отношению к «колхозникам-спекулянтам», своими действиями разлагающим трудовую дисциплину. И писали, что подобные меры оказали положительное воздействие на работу прочих крестьян. На самом деле в колхозах снова росла смертность – общая и детская – из-за практически полного отсутствие хлеба, круп, яиц, молока и других продуктов, из-за отравлений: колхозники подбирали с полей и огородов мерзлый картофель, прелые колосья, ели несъедобную траву. По данным В.Ф. Зимы, в целом по СССР в 1947 г., по сравнению с 1946 г., детская смертность увеличилась на 81 %. Особенно много детей болело кишечными заболеваниями, в том числе дизентерией и токсической диспепсией. На фоне общего истощения резко возросла заболеваемость туберкулезом и смертность от него.

Население в колхозах уменьшалось не только из-за войны, голода и послевоенных ссылок. Многие молодые люди уезжали «по орг. набору» на строительство ГЭС и других строек-гигантов. Были и те, кто уходил из села «в неорганизованном порядке и самовольно». Один из таких «беглецов» так объяснял свое решение: «Я 5 лет был в войсках НКВД, чему нас там учили, как я смотрел на жизнь, а теперь, видя безобразия в оплате, блат, воровство, низость сельских коммунистов, так и разорвал бы жуликов».

Хлеб снова вывозили, скотину снова было нечем кормить, и поголовье коров, как упало на треть между 1928 и 1939 г., так продолжало падать (хотя и медленнее) до 1953 г., поголовье свиней к 1953 г. достигло уровня 1928 г.

Микоян рассказывает об осуждении в Бюро Президиума ЦК: «На одном из заседаний обсуждался вопрос о состоянии животноводства. Выступил министр земледелия Бенедиктов, который привел засекреченные, точные данные ЦСУ – они были убийственными: несмотря на принятие трехлетнего плана подъема животноводства, предложенного в 1949 г. Маленковым и принятого ЦК с полного одобрения Сталина, не только не было достигнуто увеличения продуктивности животноводства, но, наоборот, произошло уменьшение поголовья скота. Вообще-то план был хороший и выполнимый, но никаких материальных поощрений, материальных стимулов для его выполнения не было предусмотрено. Были только хорошие пожелания. Но считалось, что директивы и планы имеют силу закона. Все цифры Бенедиктов привел, не разъясняя причин такого плачевного положения в производстве мяса и молока.

С места Сталин задал вопрос: “Почему такое состояние?” Бенедиктов ответил, что плохо работают.

Тогда я взял слово и сказал, что эти цифры, к сожалению, правильные и, конечно, объясняются плохой работой, но этому есть причины. Дело в том, что колхозники или ничего не получают на трудодни от животноводства, или получают так мало, что не заинтересованы им заниматься. Механизации в хозяйствах практически нет. В холодную погоду они не хотят носить воду ведрами, поэтому скот остается без воды и без корма. Цены на мясо и молоко по поставкам давно устарели – они и малую долю издержек колхозов не покрывают. Поэтому колхозники и не заинтересованы в развитии общественного животноводства и поддерживают свое существование за счет приусадебного хозяйства и скота, находящегося в их личном пользовании, который подкармливают в том числе и за счет хищений колхозного добра. Главное – надо поднять материальную заинтересованность колхозников в развитии животноводства.

Сталин был очень удивлен – он не ожидал услышать о таком положении в сельском хозяйстве. Мое выступление, казалось, произвело на него впечатление. Но вел он себя спокойно, как будто старался понять положение, продумать его».

Позже – после смерти Сталина – Хрущев поймет, что животноводство нужно буквально воскрешать, как «общественное», так и мелкое, частное, на приусадебных участках, и будет писать: «Надо, чтобы наряду с развитием общественного животноводства местные партийные, советские и сельскохозяйственные органы до конца покончили с неправильной практикой ущемления интересов колхозника в отношении скота, находящегося в личной собственности. Только люди, не понимающие политики партии, политики Советского государства, могут думать, что наличие в личной собственности колхозного двора продуктивного скота в пределах норм, предусмотренных Уставом сельскохозяйственной артели, представляет какую-то опасность для социалистического строя. Надо также покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности».

Но эти времена еще впереди, а пока колхозников наказывали, если вместо работы в колхозе они старались по возможности больше уделять времени своим приусадебным участкам, которые при возможности самовольно расширяли и получали с них хорошие урожаи овощей для продажи на рынках. Данные статистики говорят, что в индивидуальных хозяйствах Курской области, к примеру, производилось больше мяса, молока и яиц, чем в других категориях хозяйств (колхозы, совхозы, подсобные хозяйства предприятий и учреждений). Правда, в первые послевоенные годы с приусадебного участка нужно было сдавать государству 40–60 кг мяса, 120–280 л молока, 30–150 шт. яиц в год. Но был и другой путь заработка – заняться «кустарным производством»: люди валяли валенки, лепили горшки или продавали распиленную древесину. Вместо весьма ненадежных трудодней и «товарообмена» колхозники раз за разом выбирали товарные отношения и наличные деньги. Позже именно эти колхозники (нередко – бывшие фронтовики и герои войны или их вдовы с малолетними детьми) становились первыми жертвами указа «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни», принятого Президиумом Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. В отчетах писали: «…в своих выступлениях колхозники резко критиковали лодырей, людей, ведущих паразитический образ жизни, и требовали сурового их наказания». Очень редко колхозники вставали на защиту односельчан и отказывались принимать решение об их выселении.

Универсальным «лекарством» от любой напасти был алкоголь. М.Н. Федченко вспоминает: «Конечно, сельчане питались не только тем, что производили сами. Иногда в наше село привозили из райцентра печеный хлеб. За ним всегда выстраивались огромные очереди. Не было случая, чтобы всем стоявшим в них этого хлеба хватило, хотя его и продавали не более одной буханки в руки. Часто приходилось стоять в очередях за килькой, бычками и другой рыбной продукцией.

Зато никогда не было очередей за вином и водкой. Покупать в магазине спиртные напитки могли позволить себе лишь люди, имевшие деньги, – сельская интеллигенция, работники сельпо, местное начальство. Колхозники довольствовались самогоном. И позднее, когда жизнь сельчан немного улучшилась, спиртное в магазине брали редко, считая подобные покупки расточительными. К тому же самогон продавался нелегально в два-три раза дешевле, чем “казенная” водка, а по крепости нередко превосходил водку, купленную в магазине. Самогоноварение властями пресекалось, но в определенных пределах. Сельская власть закрывала глаза на изготовление самогона, предназначенного для свадеб, проводов в армию, собственного потребления и угощения односельчан, в том числе и начальства. Наказывали лишь тех, кто систематически торговал этой продукцией. Сырьем для изготовления самогона была на Украине в основном сахарная свекла, которая выращивалась на огромных колхозных и совхозных плантациях. Эта культура очень трудоемкая в выращивании.

Ее посевы требовали постоянного и тщательного ухода, в том числе прополки, борьбы с вредителями, особенно жуком-долгоносиком. Весной и летом на сбор этого жука выходили всей школой. Копка, очистка, погрузка свеклы производились в основном женщинами вручную. Они трудились в поле дотемна, а затем, нагрузившись ворованной свеклой, в кромешной осенней темноте пробирались пешком домой, боясь встретиться с колхозным или сельсоветским начальством.

Самогонные аппараты были не у всех. За их “аренду” расплачивались самогоном. Сельское начальство самогоноварением не занималось. Для него самогон варили рядовые колхозники, пользовавшиеся у местных властей особым доверием. Иногда районное начальство организовывало кампании борьбы с самогонщиками. Чтобы не подводить деревенскую власть, к сельсовету приносили с десяток самогонных аппаратов (конечно же, самых плохих), которые здесь же уничтожались. На этом чаще всего борьба с самогоноварением и заканчивалась. В сельмаги привозили в бочках разливное пиво, к которому пристрастились многие мужики. На рекламу “Пейте советское шампанское!” никто из сельчан не реагировал. Это вино называли в деревне “кислятиной” или “казенным квасом”».

Другим способом борьбы за выживание был скрытый саботаж. М.Н. Федченко приводит высказывания жителей Курганской области. Осенью 1946 г. колхозница сельхозартели «Культура» Мокроусовского района Курганской области Е. Кабакова говорила своим подругам: «Пусть пропадет весь хлеб на полях и возьмется прахом. Все равно колхозникам не достанется. Картофель копать не будем, пусть останется под снег, потом себе выкопаем». Тракторист В. Волков (колхоз «Урал» Ольховского района Курганской области, 1947 г.): «Нужно так работать, чтобы затянуть обмолот, так как пока мы молотим, то и хлеб едим, а кончим молотить, хлеб весь увезут государству». К. Сидоренко (колхоз имени Кирова Белозерского района Курганской области): «Дураки мы, колхозники, что работаем день и ночь без отдыха. Сколько в колхозе не работай, хлеба не получишь, коммунисты весь хлеб из колхоза заберут».

Но в «позднесталинские» времена «почти бесплатный» хлеб был нужен для осуществления масштабных проектов, которые занимали Сталина в последние годы его жизни. Эти проекты под общим названием «Великие стройки коммунизма» должны были раз и навсегда изменить саму природу СССР, бóльшая часть территории которого находилась в так называемой «зоне рискованного земледелия», когда засуха или слишком ранние заморозки могли погубить урожай.

Сталин планировал избавить юг страны от засух, песчаных и пыльных бурь путем строительства водохранилищ и посадки протяженных лесополос. Одновременно должно начаться строительство Куйбышевской, Сталинградской гидроэлектростанций на реке Волге, Каховской ГЭС на Днепре, Главного Туркменского канала Аму-Дарья – Красноводск, который бы орошал и обводнил земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Аму-Дарьи и западной части пустыни Кара-Кумы, Южно-Украинский канал, Северо-Крымский канал, которые принесли бы воду на земли южных районов Украины и северных районов Крыма. Многие из строителей были заключенными лагерей, они жили и работали в ужасных условиях, но чтобы работать, они тоже должны есть хлеб.

На рубеже 1952 и 1953 гг. создается комиссия по пересмотру закупочных цен. Ее возглавлял Н.С. Хрущев. Но окончательное решение в таком важном вопросе оставалось все равно за Сталиным. Согласившись на повышение заготовительных цен в животноводстве, он в то же время приказал существенно увеличить налоги на крестьянские хозяйства. А. Микоян вспоминает слова Сталина, которые подвели итог дискуссии: «Крестьянин что? Сдаст лишнюю курицу – и всё».

Годом раньше в небольшой работе «Экономические проблемы социализма в СССР», – она потребовалась при подготовке нового учебника по политической экономии, вышедшего в свет в 1954 г. под редакцией академика К.В. Островитянова, – Сталин обещал: «Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжаться всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его «денежным хозяйством» исчезнет как ненужный элемент народного хозяйства. Но пока этого нет, пока остаются два основных производственных сектора, товарное производство и товарное обращение должны остаться в силе как необходимый и весьма полезный элемент в системе нашего народного хозяйства. Каким образом произойдет создание единого объединенного сектора, путем ли простого поглощения колхозного сектора государственным сектором, что мало вероятно (ибо это было бы воспринято как экспроприация колхозов) или путем организации единого общенародного органа (с представительством от госпромышленности и колхозов) с правом сначала учета потребительской продукции страны, а с течением времени – также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена, – это вопрос особый, требующий отдельного обсуждения».