Текст книги "Инстинкт просвещения"

Две девочки сразу

Ко дню рождения Льюиса Кэрролла мы собрали несколько цитат об изменениях из самой известной его сказки «Алиса в Стране чудес».

Кэрролл охотно дружит с маленькими девочками, играет с ними, читает им, рисует и фотографирует их. На поверку его подруги находятся в возрасте не детства, а отрочества – им от 13 до 18 лет. Это сложный возраст перехода, когда есть острое ощущение неясности: для чего юная леди уже слишком большая, а для чего – пока еще маленькая. Так что «Алиса в Стране чудес» – сказка о женской инициации с совсем не каменными башмаками и пирогами.

Как подзорная труба

«Она все росла и росла. Пришлось ей встать на колени – а через минуту и этого оказалось мало. Она легла, согнув одну руку в локте (рука доходила до самой двери), а другой обхватив голову. Через минуту ей снова стало тесно – она продолжала расти. Пришлось ей выставить одну руку в окно, а одну ногу засунуть в дымоход».

«Нет, вы только подумайте! Какой сегодня день странный! А вчера все шло как обычно! Может, это я изменилась за ночь? Дайте-ка вспомнить: сегодня утром, когда я встала, я это была или не я? Кажется, уже не совсем я! Но если это так, то кто же я в таком случае? Это так сложно…»

Настолько сложно, что Алиса больше не знает, кто она, и не может ответить на этот строгий вопрос Синей Гусенице:

«– Ты… кто… такая? – спросила Синяя Гусеница. Начало не очень-то располагало к беседе.

– Сейчас, право, не знаю, сударыня, – отвечала Алиса робко. – Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась».

Откусив по ее совету волшебного гриба, Алиса стремительно уменьшается – да так сильно, что бьется челюстью о свои колени. А потом столь же стремительно вытягивается – да так, что Горлица в кроне дерева принимает ее за змею:

«– Ну, скажи, скажи, кто ты такая? – подхватила Горлица. – Сразу видно, хочешь что-то выдумать.

– Я… я… маленькая девочка, – сказала Алиса не очень уверенно, вспомнив, сколько раз она менялась за этот день.

– Ну уж конечно – ответила Горлица с величайшим презрением. – Видала я на своем веку много маленьких девочек, но с такой шеей – ни одной!»

«Какое странное ощущение! – воскликнула Алиса. – Я, верно, складываюсь, как подзорная труба.

– Все страньше и страньше! – вскричала Алиса. От изумления она совсем забыла, как нужно говорить. – Я теперь раздвигаюсь, словно подзорная труба. Прощайте, ноги!»

Две девочки сразу

Обнаруживая себя то слишком большой, то слишком маленькой, Алиса фантазирует, что она – вообще совсем другая девочка. Столицы мира путаются в ее голове, в стихах появляются совсем не те слова, и ей уж кажется, не стала ли она глупышкой Мейбл:

«Ну что ж, решено: если я Мейбл, останусь здесь навсегда. Пусть тогда попробуют придут сюда за мной! Свесят головы вниз, станут звать: “Подымайся, милочка, к нам”. А я на них только посмотрю и отвечу: “Скажите мне сначала, кто я! Если мне это понравится, я поднимусь, а если нет – останусь здесь, пока не превращусь в кого-нибудь другого!”»

Например, пока не превратится в такую умную и рассудительную, строгую и очень взрослую девочку, которая тоже в ней уже есть:

«Она всегда давала себе хорошие советы, хоть следовала им нечасто. Порой же ругала себя так беспощадно, что глаза ее наполнялись слезами. А однажды она даже попыталась отшлепать себя по щекам за то, что схитрила, играя в одиночку партию в крокет. Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу».

И когда другие персонажи путают Алису с кем-то, она не спешит их опровергнуть:

«Эй, Мэри-Энн, – сердито крикнул Кролик, – а ты что здесь делаешь? Беги-ка скорей домой и принеси мне пару перчаток и веер! Да поторопись!

Алиса так испугалась, что со всех ног бросилась исполнять поручение. Она даже не попыталась объяснить Кролику, что он ошибся».

Хорошо ли быть взрослым?

Почему? Потому что пока что не очень верит себе. Однако ж Алиса прекрасно оценивает свой детский опыт. Орущий сынок герцогини у нее на руках превращается в поросенка, и Алиса рада.

«Если бы он немного подрос, – подумала она, – из него бы вышел весьма неприятный ребенок. А как поросенок он очень мил!

И она принялась вспоминать других детей, из которых вышли бы отличные поросята».

К моменту королевского крикета она с раздражением смотрит на взрослых: Мнимую Черепаху, оплакивающую свои бессвязные иллюзии, глупейшего Короля, заискивающую Герцогиню, Королеву, у которой «был только один способ разрешения всех проблем, как больших, так и малых, – кричать: «Голову с плеч!»

Эти взрослые ведут себя так, что вовсе не хочется быть на них похожей – и уж особенно во время суда. Поэтому во время суда Алиса растет над ними, отвергая их модели поведения сначала с негодованием, а потом уже со смехом. Впервые за всю сказку растет сама собой, без всяких грибов и пузырьков. Пока не скажет им всем, что они всего лишь колода карт.

Нетипичный финал

Конечно, она вырастет. Потом проснется, а потом – совсем уже вырастет. Как ее старшая сестра, на чьих коленях она спит. Взрослость избавит ее от всех опасностей детства и его страхов, от необходимости терпеть капризы Мыши, насмешки Шляпника и понукания Кролика. Но у этой инициационной сказки тонкий, лирический, нетипичный для жанра финал.

Взрослость сделает Алису сильной и бесстрашной. Но одновременно лишит волшебства детства и чуда отрочества – перехода из детства во взрослую жизнь. Это прекрасно знает ее старшая сестра: «Она сидела с закрытыми глазами и почти верила, что оказалась в Стране чудес, хотя понимала, что если откроет глаза, то все вернется к прежней унылой действительности».

«Что и требовалось доказать», 2?января 2018

Что помнят взрослые о «Маленьком принце»

В детстве я терпеть не могла эту книжку. Тетушка по утрам говорила: «Проснулась – прополи планету». Это значило что-то между «вымой руки, сделай уроки», «выкраси красные розы в белый цвет» и «перебери два мешка гороха». Моя планета была очень маленькой, а баобабов – очень много.

В юности я захлебывалась нежностью от трогательных рисунков в тексте и не любила Розу: велика заслуга – капризничать круглыми сутками, обижаться и требовать безусловной любви.

Лучшее место в повести – глава про одинокого Короля, которому некем повелевать, некого судить, некого казнить, кроме старой крысы. Они вдвоем на астероиде. Он предлагает Маленькому принцу время от времени ее судить и приговаривать к смертной казни. «Но потом каждый раз надо будет ее помиловать. Надо беречь старую крысу, она ведь у нас одна». Это я – тот астероид, это во мне – тот Король и та крыса. Ничего более пронзительного об одиночестве повелителей и сложных отношениях власти и подчинения я так никогда и не прочитала.

«Маленький принц» до сих пор дорог нам, несмотря на дидактичность и иезуитскую этику. И дорог каждому по-своему. Один мой друг, например, читает «Маленького принца» каждой своей девушке вслух, и, если та слушает невнимательно, он всерьез огорчается – не верит в успех их отношений.

Людмила Петрушевская, прозаик, драматург-. «Я не читала “Маленького принца”, я в детстве слушала радиоспектакль Розы Йоффе, великого радиорежиссера, в исполнении великой актрисы Марии Бабановой. И это осталось на всю жизнь. Потом я купила (не купила, а “достала”, тогда купить книгу было проблемой) “Маленького принца” для своих детей, и как совпал этот голос с рисунками Сент-Экзюпери! Теперь я понимаю, что во мне возник настоящий мультфильм… И очень советую дать послушать тот старый и вечный радиоспектакль детям.

Главная для меня фраза – “Мы в ответе за тех, кого приручили”. Сколько раз я, прирученная, оставалась одна. Сколько раз я отказывалась от тех, с кем дружила.

Правда, иногда из-за их собственного поведения. Собственно, многие вещи в моих текстах об этом, о предательстве любимых людей».

Дмитрий Леонтьев, психолог: «Главная идея в этом тексте – что детство и взрослость не являются полюсами “или/или”. Оба они содержат разные потенциалы, и большинство людей теряют одно и не приобретают другое, а можно сохранить одно и приобрести другое. “Маленький принц” для меня – как раз про сохранение обоих потенциалов, которые хорошо интегрируются. С одной стороны – детский потенциал, где зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь; с другой стороны – совершенно взрослый принцип, что ты в ответе за тех, кого приручил».

Алексей Кащеев, спинальный хирург, поэт, блогер: «Я прочел “Маленького принца” лет в шесть и впоследствии неоднократно перечитывал. Меня поразила способность Экзюпери развернуть параллельно с реальным миром фантастический, как я понял позже – во многом галлюцинаторный. Я представлял себе все события в рамках бреда человека, переживающего экстремальную ситуацию, страх смерти, одиночество, голод и жажду.

Мне кажется, даже “Планета людей” не является столь интимным описанием собственного переживания, сближающего читателя не только с метафорическим миром, но и с личностью автора.

Возможно, именно к этому произведению восходит моя страсть к путешествиям и переживанию необычного опыта».

Ольга Пикколо, автор и ведущая спектакля в Мариинском театре: «Самое главное – то, чего не увидишь глазами. К сказке можно приходить много раз, в разном возрасте, каждый раз открывая через нее в себе что-то новое. Прослеживать нить преображения в сказке: Принца – в сцене с Лисом, Летчика – в общении с Принцем.

Пустыня становится для них символом трансформации. Пройдя через нее – как пустыню своей души, – они учатся жить заново. Обращают взгляд от внешнего мира к глубине своего сердца и обретают особое – внутреннее – зрение. Динамическая кульминация – в сцене с колодцем, где Летчик и Маленький принц находят воду, – это вода, нужная сердцу…»

Анна Скавитина, детский аналитик-. «Мне было шесть лет, когда я познакомилась с Маленьким принцем из “Маленького принца”. Боа-констриктор со слоном внутри прочно занял место внутри моего воображения. Я соглашалась со взглядами Маленького принца на взрослых. “Взрослым вечно надо растолковывать, что к чему”. И я совершенно не понимала, к чему тут авиатор в пустыне Сахара. Его в книге, как и взрослых в жизни, приходилось терпеть.

И только когда я совсем-совсем выросла и стала не только непонятливым взрослым, но и психологом, “Маленький принц” вернулся ко мне с новыми смыслами. Я поняла, что могло происходить с умирающим от жажды авиатором в пустыне. Его Маленький принц – внутренний ребенок, помогающий авиатору, выживающему в одиночестве на безлюдной планете. Авиатор – сам овечка в ящике, запертый в поломанном самолете, не слишком маленький, не слишком хилый, просто желающий жить долго.

В экстремальной ситуации мы встречаемся с собой, со своим внутренним миром, знакомимся с его обитателями: ребенком, царем, капризной розой, деструктивными мыслями-баобабами, которые приходится выкорчевывать каждое утро.

Выбираясь из кошмаров, мы забываем все, что с нами было, теряем контакт с внутренними образами, чтобы просто жить обычной жизнью овечки в коробке.

Но иногда я говорю себе: “Порой ведь случается и зазеваться. Зевнешь разок – и все! Может, как-нибудь вечером он забыл про стеклянный колпак, или овечка тихонько выбралась ночью из короба… И тогда маленькие колокольчики начинают плакать..”, – а Маленький принц начинает махать нам маленькой рукой со своей потерянной в космосе планеты: “Привет, просто помни, я у тебя есть!”».

Дмитрий Воденников, поэт, эссеист: «Я его первый раз прочитал лет в 12, на пляже, летом в Анапе. Понятно, что это был эффект разорвавшейся бомбы. Тот песок, на который падал Маленький принц, вот он был, под рукой. Но его песок был не чета моему. А ведь я – это он. Ну вот примерно это я и подумал».

Когда я спросила: «Дима, вы так и жили дальше, маленьким принцем?» – Воденников ответил: «Нет, дальше я уже жил как летчик».

Мой сын не смог ни слушать повесть в моем исполнении, ни читать ее сам. Но приобщить дитя к великому хотелось, и мы пошли на спектакль: орган играл, чтица читала, а художник песочной анимации рисовала цветным песком – и над нашими головами появлялся то барашек, то мальчик в длинном шарфе…

«Что и требовалось доказать», 17 мая 2018

«Я хотела бы чинить домашнюю технику…»

Воспользовавшись недавним юбилеем писательницы как поводом, ЧТД расспросил Людмилу Улицкую о том, каких знаний и умений ей сегодня не хватает. А обозреватель Елена Пестерева написала о тех талантах, которые у Улицкой, несомненно, есть. В первую очередь – человеческие.

Людмила Евгеньевна Улицкая закончила биофак МГУ, но работала в Институте общей генетики АН СССР всего два года – а после этого навсегда ушла из выбранной профессии и с государственной службы. Зато вошла в историю русской культуры как писатель, правозащитник и совесть нации. В центре ее художественного мира всегда была идея обычного человека, совершающего тихий подвиг гуманизма на том месте, куда поставила его судьба.

Медея Мендес из первого большого романа Улицкой объединяет вокруг себя огромную семью. Профессор-гинеколог Павел Кукоцкий мужественно пьет, чтобы уклониться от отвратительных ему акций против коллег-генетиков, и ратует за декриминализацию абортов, зная лучше прочих, сколько женщин пострадало от подпольных. Еврей и католический священник Даниэль Штайн открывает храм, в который могут прийти люди любой веры, в том числе мусульмане.

Подвиг Улицкая понимает как служение человеку, а не системе, и бытовому внерелигиозному добру, а не абстрактной идее добра.

Ей по-настоящему дорого ощущение времени, передающееся через жизнь домашней утвари и техники, может быть – потому, что она дочь изобретателя и доктора технических наук.

И еще она стремится к объединению всех людей в некую условную бесконечную семью. Попрощавшись с литературой несколько лет назад, она дважды в нее вернулась именно ради этой миссии. Один раз – чтобы объединить все веточки собственной семьи под обложкой саги-притчи «Лестница Якова». И второй раз – чтобы отдать дань памяти близкой подруги Натальи Горбаневской.

В предисловии к «Поэтке» в главную заслугу Горбаневской она поставила не то, что она поэт, и даже не то, что гражданин: не диссидентство, не выход на Красную площадь в 1968 году, не годы заключения и эмиграцию, не поэтический талант, а талант человеческий – объединять вокруг себя всех детей, их жен и бывших жен, их детей и внебрачных детей.

Сама Улицкая тоже обладает этим талантом объединять: она учредила Фонд поддержки гуманитарных инициатив, создала проект «Хорошие книги» (выкупает их по собственному выбору у издательств и рассылает в библиотеки) и поддерживает серию детских книг о культурной антропологии «Другой, о других, другие», она одна из попечителей фонда «Вера». Да и правозащитник и публицист Юрий Дмитриев покинул институт Сербского во многом благодаря ей.

Давая интервью телеканалу «Дождь» по случаю своего юбилея, 75-летняя Улицкая сказала что-то вроде «Да, я немного анархистка, но давайте об этом не будем» – и звучала убедительно. Последний раз из больших писателей «совестью нации» называли Льва Толстого, и было это больше века тому назад. Кстати сказать, он тоже был анархистом и тоже верил в возможность объединения людей узами одного только добра.

– Находите ли вы время, чтобы учиться?

– Последний год учу итальянский. Каждый день учу десять итальянских слов. О моих успехах говорить не буду. Близки к нулю.

– Что вам интересно?

– Проще сказать, что мне не интересно. Категорически не интересно – русское телевидение, за исключением передач про животных и редких передач по Культуре, но их надо искать, а времени на это нет. Не интересует светская жизнь и спорт. Если подумать, еще найду.

– Какое образование вы бы хотели получить сегодня? – Биологическое, конечно. История иногда очень увлекательна. Вообще гуманитарного знания не хватает. Языков не хватает. Хотелось бы понимать глубоко весь круг компьютерных знаний. Технических. Очень не хватает. Я бы хотела чинить домашнюю технику. Это странно, потому что когда я была биологом, руки были неплохие, а там была тонкая работа… Это тонкое соотношение между способностями техническими и ручными навыками.

– Чему вы не научились раньше, а теперь об этом жалеете?

– Я очень люблю учиться. Очень многое мне бы хотелось знать и уметь, чего я уже не успею.

– Сильно ли вы изменились по сравнению с юностью?

– Конечно, изменилась, да все люди меняются в течение жизни, это же не кирпичи, которые только стареют и крошатся, но структура кирпича не меняется. А живой человек меняется – один сознательно, другой без осознания. В этой жизни все изумительно меняется. Каждый миг.

«Что и требовалось доказать», 25 марта 2018