Текст книги "Пьяная Россия. Том первый"

Придурок

С ним было трудно разговаривать, так он был полон собой, говорил только о себе и перебивал других рассказчиков на полуслове, чтобы опять-таки свести все к себе.

Говорил он громко, почти кричал и нередко не давал собеседнику даже возразить, делая вид, что и не слышит высказываний оппонента.

Тоже происходило и на улице, встречая знакомого, он начинал болтать и хватать прохожих за рукава, вовлекая в общий котел говорильни. Нередко собиралась целая толпа, но слышался только его голос, перекрывающий трескотню всех прочих голосков. И фамилию он носил под стать своих действий – Царев, а попросту Царек.

В России любят давать прозвища, но обычный человек останется жить на свете с неизменным именем и фамилией, а вот эпатажный, исключительный такой, как Царев обязательно получит кличку.

Царев работал корреспондентом в заводской газете одного не особо крупного предприятия, но впуская посетителя в свой кабинет оклеенный обоями тошнотворного цвета детского поноса, Царев задирал нос, всякий раз предоставляя посетителю насладиться зрелищем зала славы. Многочисленные дипломы и грамоты в рамочках подвешенные за веревочки на гвоздики в стене, говорили сами за себя.

Царек наслаждался произведенным эффектом, потому как считал себя выдающимся журналистом достойным наград, побед и положительной репутации. Воодушевленный, битых полчаса говорил он посетителю о «подвигах» своей жизни.

В разговоре всегда у Царева мелькали фразы: «значимый» и «не значимый человек».

Самого себя он воображал весьма значимым.

Коллеги же принимали его за шута горохового, соседи по хрущобе, где он также любил похозяйничать, забрав себе пост старосты дома, думали о Цареве, как о буйно помешанном и предпочитали не связываться, а прохожие удивлялись на него, как на чудака, ну, а сам он, что же?

Оставшись один, дома, Царев переодевался, залезая в халат и тапочки, непременно отключал все телефоны, брел на кухню готовить себе ужин в мультиварке. А приготовив, съедал под болтологию старенького радио. После еды, Царев грузнел и почти засыпая, брел в гостиную, где под лопотание телевизора тут же засыпал, погрузившись с головой в мягкое глубокое кресло. Спал он всегда с открытым ртом, пуская слюни по подбородку, оглушительным храпом перекрывая все прочие звуки. Перед ночным сном, в обыкновении, он залезал под душ и, обозревая свой громадный живот, думал о женщине. При этом вспоминался ему разговор с весьма значимым человеком, приятелем, с которым Царев решил поделиться своей проблемой.

– И что ты несешь? – удивлялся приятель. – Чего круговертишь?

– Был я женат уже, понимаешь? – повторял, словно заведенный, Царев.

– Ну, повстречаешься ты с ней пару раз, – продолжал неугомонный приятель, – но ведь надо учитывать, что она свободная, разведенная женщина, к тому же на двадцать пять лет тебя моложе, так с какого перепугу ей твои партизанские игры сдались?

– У нее сын есть, – тихо добавил тогда Царев.

– Сколько лет? – деловито осведомился приятель.

– Пятнадцать!

– Большущий парень, – восхитился приятель, – соображать надо! Тем более, необходимо жениться!

– Да, почему? – взвился Царев.

– Сын в обиду мать никогда не даст, – и кивнул, категорически, – я бы, не дал.

– Трудно жениться, – заскулил Царев.

– Рано труса празднуешь! – хохотнул приятель. – Любишь – так женись, тут только порядочностью и возьмешь, на кой ляд ей кобеляка? Русские матери-одиночки проститутов не любят, на блудодеев оглядываются с презрением.

Стоя под душем, Царев замирал душой, представляя, как любимая женщина теперь относиться к нему.

– А зачем ты с ней в кошки-мышки играешь? – спрашивал его все тот же приятель. – Неужели, ты думаешь, что она верит в твою сверхзанятость? Глупости!

– Что же тогда делать? – робко вопросил Царев.

– Поговорить! Начистоту! Объяснить ей, что ты глуп, как пробка, покаяться перед нею!

– Она не поверит! – засомневался Царев.

– Еще бы! – усмехнулся приятель. – Да ты дома-то у нее хоть раз бывал?

– Не-а, ни разу!

– Она приглашала?

– Да! – закивал Царев. – Только я струсил и не пошел.

– Какими словами отделался?

Царев замялся:

– Сказал, раз у нее кот, стало быть, кошачьей мочой пахнет, а я брезглив, не переношу.

Приятель рассмеялся:

– Ты безнадежен, знаешь ли об этом, а, Царек? И ничего у тебя не выйдет при таком раскладе. Одним словом, брось ты эту затею, не вернешь больше ее, ты сделал все возможное, чтобы нагадить человеку в душу!

– Как же быть? – с тоской пробормотал Царев.

– А никак, дурак ты! Придурок!

И Царев не мог не согласиться с мнением приятеля.

Раз в неделю Царев проезжал на машине под окнами дома той женщины. Она снимала квартиру и он, видя те же занавески, что и в прошлые недели, вздыхал с облегчением, что она еще не переехала и, стало быть, хоть так, он пока что ее не потеряет. Иногда, он сидел в засаде, в автомобиле, стремясь увидеть ее, но никогда не видел. Она много работала, уходила затемно, приходила затемно, он же в засаде мог выдержать часа два, не более да и приезжал исключительно днем. В сумерки Царев старался не рулить, так как уже плохо видел, все-таки солидный возраст семидесятилетнего человека давал о себе знать.

В засаде Царев нередко отрубался, засыпая незаметно для самого себя, и долго после удивленно таращился на часы, не понимая, как это прошел час, а он даже не заметил.

Отсутствие телефонных звонков от женщин он всегда расценивал, как выказывание полнейшего равнодушия к своей не коронованной особе, Царев считал, на полном серьезе считал, что женщины должны сами ему звонить, набиваться к нему в гости, бегать за ним стаями. К этой мысли его приучила одна мадамка, в огромных стрекозиных очках и с репутацией психички, она впустила Царева в свою жизнь сразу и после, долго досаждала ему, названивала по несколько раз на дню, капризно требуя его обратно, в постель. Царев орал ей в трубку, что занят и не знал, как от нее отделаться. Стрекозиха не отставала и Царев, падкий до сексуальных утех сдавался, прикатывал к ней, где они быстро, словно школьники, спаривались, боясь шуметь, в другой комнате квартиры всегда находилась мать Стрекозихи. Сделав свои дела, Царев уезжал. Изредка в его голове мелькали сомнения, но лишь изредка. С возрастом голод по любовным ласкам у Царева не утих, а напротив, усилился, и он засорял порнушными картинками экран домашнего компьютера, а на работе, в столе, всегда держал парочку откровенных журналов.

На здоровье Царев никогда не жаловался, ходил в баню по воскресным дням, изредка выпивал и наливаясь внутренним жаром, смелел, набирал номер телефона любимой женщины, а услышав ее усталый голос, орал в трубку, что она сама далеко не ангел и не зная, какие еще доводы ей привести, как бы ее задеть, кричал неизменное:

– Э-э, подруга!

Вкладывая в эту самую «подругу» все свои смешанные чувства, порой сильно напоминающие ненависть. Царев никак не мог смириться с тем, что любимая женщина попросту игнорирует его и относиться к нему, как к придурку. Тогда он орал в трубку об ее бывшем муже и, что он не собирается влезать в семейные дрязги, полный мнимого превосходства заканчивал разговор, на который она никогда не отвечала и только ее усталое: «Алло!» он и слышал, остальное говорил сам, громко ведя беседу и утверждая невозможное. Царев знал, конечно же, что с бывшим, она даже не видится вот уже лет как пятнадцать, ни с кем не встречается и вообще ведет нормальный образ жизни присущий большинству русских одиноких женщин.

Закончились его пьяные выходки в одночасье. Пятнадцатилетний сын написал Цареву оскорбительную смс-ку, послал картинку с выставленным на показ средним пальцем и вообще, как видно, по-своему заступился за мать.

Царев оскорбился, заткнулся и переключился на свою «сверхзанятую» жизнь, да и Стрекозиха всегда была готова к его услугам.

Но вот, весной, когда пение соловьев, перемешиваясь с дурманящим ароматом сирени, наполняло душу, Царева хватил удар и он умер, сидя в кресле, перед болтливым телевизором. Лишь через несколько недель, по запаху, соседи почуяли неладное, вызвали службы, взломали дверной замок. На работе, отсутствие Царева даже не заметили и были озадачены соответствующим известием. За гробом никто не шел и только парочка молодых корреспондентов еще не разобравшихся в «значимой» натуре покойника, опаздывая, подбежали к копарям, кинули по горсточке земли на крышку гроба, потоптались для приличия рядом, пока закапывали. А увидав свежий могильный холмик, осторожненько положили по гвоздике, так они там и лежат. Две гвоздики и более ничего.

Кабинет Царева немедленно отдали молодому сотруднику, сразу же переклеившему обои в ярко-сиреневый цвет, ну, а дипломы с грамотами сложили в коробки, бесцеремонно закинув коробки в старую кладовую предприятия, где валялся всякий хлам, ненужные вещи.

И только Стрекозиха изредка поминала Царева добрым словом, вспоминая его потное тело в своей постели, но представив, что это самое тело теперь разлагается в могиле, Стрекозиха истерически визжала, выбрасывая на помойку старое постельное белье. Она даже кровать выбросила…

Короткой строкой

Мелькает мысль, что пьяницами не становятся, а наверное рождаются – и пьют только те, кто ограничен в разуме или обладает мерзопакостной душой.

* * *

Пьяницы бывают веселые и хмурые, так вот веселые пущай пьют, черт с ними, а хмурым пить непозволительно. Напьются и превратят весь мир в мрачное болото, так и загрызут тебя своей тоской и несчастьем.

Разговор с пьяницами

За праздничным столом посреди нормальных людей оказались две пьянствующие личности. Они, навязчиво, уже споили всех вокруг, а меня, ну никак, не могут, я сижу и сижу с одной рюмашкой водки весь вечер. На их тосты я отвечаю улыбкой и делаю вид, что отпиваю, но «освежить» нечего, рюмашка остается полна. Они, не скрываясь, злобно оглядывают меня с головы до ног, досада звучит в их словах:

– И зачем тогда пришла сюда, раз пить не желаешь?

– А порадоваться, – отвечаю я радушно и спокойно, меня их поведение только смешит.

– Как же можно радоваться трезвым? – недоумевают они и поводят рукою на пьяных людей, пляшущих в беспорядке быстрые танцы.

– Поверьте, можно, – киваю я, – радость должна быть в душе, а не в рюмке водки.

Самоутверждение

– Я! – кричит один другому. – Много чего в жизни сделал. Меня знает сам начальник Василий Васильевич. Он мне руку подавал. И губернатор меня знает.

– А дети-то твои тебя знают? – спросила проходившая мимо женщина.

– Дети? – изумился пьяница.

– Да, дети! – кивнула женщина и спросила. – Вырастил ты своих детей?

Пьяница только промычал что-то невразумительное, тараща на нее глаза и не зная, что ей ответить. Второй же засмеялся:

– Какие там дети! Ему главное, чтобы бутылка была и слушатели, самоутверждается человек, понимать надо!..

Женщина горько поджала губы и ушла, оглядываясь на пьяниц с печальным недоумением. А они, уже позабыв о ней, все так же громко и хвастливо говорили один другому о значимости своих натур, махали в воздухе руками и привлекали разве, что ворон, следивших скорее не за пьяницами, а за закуской в виде буханки черного хлеба, который выпивохи вполне могли оставить после себя…

Вот так русские

Русские любят вспоминать свое прошлое, по их словам, вот как было тогда хорошо. Настоящее же для них полно ненависти и жестокости. Ах, какие дешевые продукты были в советское время! И упускают из вида, что колбасу, например, было не достать. И в то время также ругались и вспоминали Сталина да послевоенное быстрое восстановление из руин к жизни и процветанию. А во времена Сталина также ругались и вспоминали копеечный чай и дешевые баранки царизма. И так, далее… Настоящее русских не интересует, их волнует только прошлое и чуть-чуть, разве что самую капельку – будущее, в котором они видят только смерть. Будущее русские любят рассматривать сквозь призму американского кино, и потому-то так много народа ломится в кинотеатры на грандиозные ужастики про будущее планеты, где все человечество погибнет. Русские чувствуют будущее, которого для большинства из них попросту нет… Смотрят в полной тишине, без смешков и комментариев, обычных для любых других фильмов. Некоторые, особенно слабые духом, плачут о своей судьбе. Но остальные, более сильные, смотрят задумчиво и только после фильма обсуждают не способ спастись, а способ побыстрее оставить свое тело и улететь прочь, подальше от земного мира, укрыться и отдохнуть в садах смерти. Есть еще третьи, которые идут за горячительным, чтобы уединившись и отгородившись от всех, пережить спокойно конец света за бутылкой, такие, как правило, после проведенного опыта долго не живут, убеждая самих себя в правдивости киношного предсказания и, что уж говорить, собственного ощущения своего будущего…

Пьянство с точки зрения выпивох

Пьянство – это дело твоего отношения к окружающим и, если окружающие воротят носы – это их проблемы…

Дружба с точки зрения выпивох

У пьяницы своя, у друга своя, а вместе сложить, получаются две бутылки водки, хорошо захорошеет. Отсюда вывод: дружба превыше всего, но дружить-то надо с оглядкой, поживиться за чужой счет многие желают.

Пьяницы о трезвенниках

Трезвенники не должны потакать слабостям пьяниц, а то пьяницы сядут и поедут на мягкотелых, жалостливых трезвенниках аки на лошадях. Лошади – они выносливы. Так и надо помнить, что трезвеннику лучше гнать пьяниц подальше от себя в стойло такой же пьяни, чем терпеть и надеяться на исправление выпивохнутой сущности…

Вопрос генетики

Крестьянин так и останется крестьянином и спустя тысячу лет после жизни последнего крестьянина на Земле, его потомок, живущий посреди небоскребов, выстроенных где-нибудь в Западной Сибири, как говорят ученые мира, последнем оплоте человечества, подчиняясь, зову крови, разобьет на узком подоконнике, в горшках с землей, небольшой огородик.

Убийца так и останется убийцей и спустя тысячу лет после жизни возродится в генетических клетках своего потомка и убьет также, как и тысячу лет назад убил его предок, задушит врага подушкой или пристукнет топором.

Кровавые дела предков тянут к земле их потомков. И часто-часто в семьи убийц притягиваются темные души с мутным прошлым.

И крестьяне порождают крестьян, рабочие рабочих, пьяницы пьяниц, воры воров, чиновники чиновников, военные военных.

Но бывает, где-то там, наверху, происходит сбой программы и в патриархальной, молящейся семье, вдруг, рождается неистовый сумасбродный гений, способный на все ради своей цели, но какой? Он и сам не знает, а подчиняется только зову, исходящему неизвестно от кого, хотя, на пороге смерти гений все-таки понимает от кого, но сказать уже не в состоянии и только мычит, указывая говорящими глазами рыдающим близким на потолок. Какая ирония жить по программе, уже кем-то спроектированной и зачем спроектированной? Непонятно!

Дыхание смерти

В кухне, за обшарпанным столом сидят двое собутыльников, один уже очень пьяный, другой более-менее трезвый.

– Дай выпить! – пьяный тянет почернелую лапу свою к стакану с желанным пойлом.

– Не дам! – категорически отказывает другой.– Хватит тебе уже!

Пьяный сильно затрясся. Беззвучно, страшно, всем телом. И другому стало ясно, что он отказывает уже покойнику. Тут же боязливо отдает стакан с водкой, пьяный жадно пьет, все до капли…

– Сдохнешь ведь! – таращится в ужасе на пьяницу более трезвый его собеседник.

– А… все там будем! – беззаботно машет рукой алконавт и склабится беззубым ртом.

Пьянь

Некрасиво, когда человек пьян, но это вовсе не значит, что он погибший пьяница, может он просто-напросто неосмотрительно напился в гостях и теперь пробирается домой, чтобы на утро страдать от головной боли и похмелья. Отсюда вывод, не каждая пьянь – пьянь…

Во дворе

Вначале кричат пронзительно в квартире на втором этаже. Оба кричат и женщина, и мужчина. Она визжащим, тонким голосочком, а он басом и матом. Крики иногда усиливаются и соседи напрягаются. Кто-то уже спешит к телефону, вызывает милицию, потому что знают, добром семейная разборка не закончится. Приезжает милицейский уазик, выходят четверо вооруженных автоматами громил и спешат на крики, скоро выводят скрученного мужика. Мужик глядит сердито, руки за спиной, он качается и по временам плюет себе под ноги кровью. За ним по пятам следует всклокоченная женщина, вся в пятнах крови. Губа у нее разбита, из носа тоже капает кровь, под глазом отливает фиолетовый синяк. Женщина крайне сердита и кричит вслед супругу:

«Да не стоишь ты жалости! Пьянь поганая! Драться ты не умеешь, работать не хочешь, в постели у тебя ничего не получается. Только и можешь – душу из меня выматывать!»

И она энергично потрясла головой, сплюнула кровью, притопнула, как бы в довершение своих слов, повернулась и пошла обратно в подъезд, в квартиру…

Природа

Весною по выходным дням в парках пахнет шашлыками и водкой. Повсюду понатыканы мангалы, что-то жарится. Трещат небольшие костерки. Люди бродят по парку в поисках прекрасного. Природа расцветает, распускаются листочки, души у людей поют и переполняются восторгом.

К вечеру, в парках народу еще больше, на запах водки прибежали со всех сторон города халявщики и балагуры. Их угощают, выпившими русские бывают щедры. И вспоминая прелести дня, многие пытаются изобразить чириканье воробья или клекотание неизвестной птицы. Но не получается и тогда по парку начинают разноситься просто ухарские выкрики и утробные рычания. Народ переходит на собственные напевы. Крики продолжаются до утра. Вспугнутое воронье ошалело мотается по черному ночному небу, страшась присесть на ветви деревьев, потому что пьяниц еще крайне беспокоит крепость и выдержка лесных великанов. По всему парку, потому, буйно трясутся сосны и березы, а с некоторых, с самых верхушек раздаются дикие возгласы, возвещающие оставшимся внизу товарищам, о победе над деревом. Пьяницы раскачиваются на последней ветке, у самой верхушки и восторженно орут что-то невнятное, напоминая взбесившихся горилл. С первыми лучами солнца все прекращается и усталые вороны, наконец-то приземляются в свои гнезда.

А пьяницы, возвернувшись домой и, выспавшись, на утро сообщают своим сослуживцам, сияя улыбками, что отдохнули они прекрасно, будто десять лет жизни сбросили и на следующие выходные опять, в парк, на шашлыки поедут…

* * *

Все пьяницы разделяются на умных и глупых: умные пьяницы пьют вдали от домашних, а глупые распугивают домашних и остаются одни. Глупый пьяница любит своих собутыльников, всем доверяет и недоумевает, когда его предают. А умному, важно не столько напиться, сколько сохранить домашний очаг и семью. А потому у умных все рассчитано и жены, тоже, как правило, умные, идут на встречу своим мужьям, когда те уезжают на охоту или на рыбалку с ночевкой. Умные, всегда возвращаются трезвыми, счастливыми и с подарками, пускай даже – это будет свежезамороженная рыба из магазина…

* * *

Выпитое в больших количествах вино не может вылечить все душевные раны, но может их облегчить на очень короткое время.

Не пей, а то замерзнешь

Поздно вечером одна женщина возвращалась с работы домой. Ее путь пролегал по тропинке через поле. До села Скнятиново, что под Ростовом Великим было полчаса хода. Электричка уже давно унеслась дальше, к Александрову, попутчиков не оказалось. И женщина, закрыв глаза на свой страх перед злодеями, легко побежала по морозцу, оглядывая снежные необозримые дали, правда едва видные в темноте… Как, вдруг, наткнулась на мужика. Он возлежал прямо на тропинке, уютно свернувшись калачиком, и мирно спал, будто у себя дома, на печке. Женщина остолбенела, а потом пришла в ужас, народу никого, явно до утра никто, по тропинке не пройдет и этот мужик замерзнет, заснет вечным сном, а она окажется виноватой! Ведь, если она сейчас уйдет, он умрет… Женщина в нерешительности топталась рядом. Мороз, меж тем, крепчал, к ночи температура воздуха, верно, опустится к минус двадцати пяти… Мужик был здоров, ростовит, плечист, но явно очень и очень пьян, она нагнулась, рассматривая его, и узнала дальнего соседа по селу. Вроде бы не пьянь подзаборная, так иногда с получки подгуляет… Одним словом, начала она его тихонечко толкать, упрашивать проснуться. Мужик не реагировал. Женщина стала тормошить сильнее. Мужик забормотал, завозился, и видно перепутав ее с женою, озлился, запомахивал кулачищем:

«Отстань, дура!»

А она тоже рассвирепела, ну что, в самом деле, она уже давным-давно дома была бы, чай горячий пила бы, а из-за этого дурака торчит тут на морозе. Рассвирепела и давай мужика лупить сумкой, что есть силы, а сумка-то тяжелая, с продуктами, килограмм на семь потянет. Бьет и орет, чтобы вставал и двигал бы к селу, к такой-то матери! Ну, мужик встал, под градом вполне ощутимых ударов пошел, а потом побежал. Так она его и прогнала до села и потом через все село. Отдышался мужик уже дома, когда женщина с рук на руки передала его жене. Тут он маленько протрезвевший от забега узнал о своем спасении, ведь не помнил же о ночевке на снегу, хоть убей! И куда как благодарил спасительницу. Хорошо, когда к выпивохам окружающие трезвенники проявляют сочувствие!..