Текст книги "Джульетта"

Алессандро смотрел на меня, не понимая неожиданно резкой реакции.

– Почему вы всегда так воинственно настроены? Почему вы так боитесь, – он снова взял меня за руку, – быть счастливой?

Тут Дженис, не вытерпев, фыркнула, прикрывшись немецким путеводителем. Хотя она тут же сделала вид, что закашлялась, даже Алессандро стало ясно, что она слушала каждое наше слово. Он посмотрел на нее так, что я немедленно прониклась к нему еще большей симпатией.

– Извините, – сказал он, доставая бумажник, – но мне пора возвращаться.

– Я расплачусь, – сказала я, оставаясь на месте. – Пожалуй, я выпью еще кофе. А после работы вы свободны? Вы все еще должны мне историю.

– Не волнуйтесь, – сказал он, коснувшись моей щеки, и поднялся. – Будет вам история.

Едва он отошел подальше и не мог нас слышать, я повернулась к Дженис, вне себя от ярости.

– Обязательно нужно было прийти и все испортить? – прошипела я, одним глазом следя за уходящим Алессандро. – Он вот-вот рассказал бы мне что-то важное о Лучано Салимбени!

– Ах, извините, – сказала Дженис с приторной неискренностью, – что прервала твой маленький тет-а-тет с типом, который разгромил твой номер. Джулс, ты что, последние мозги растеряла?

– Может, это вовсе не…

– Еще как он! Я видела его собственными глазами! – Чувствуя мое недоверие, Дженис презрительно фыркнула и бросила путеводитель. – Да, он красив как сволочь, я и сама с удовольствием зашла бы к нему лизнуть его коллекцию марок, но как же можно позволять так помыкать собой? Если бы он приударял – это одно дело, но ты же знаешь, что ему нужно на самом деле!

– Вообще-то, – ледяным тоном заметила я, – не знаю. Но раз у тебя богатый опыт общения с адвокатишками, просвети, что ли.

– Бро-ось! – Дженис поверить не могла моей наивности. – Слепому ясно, он болтается вокруг тебя, ожидая, когда ты пойдешь расхищать гробницы. Спорим, он не спрашивал тебя прямо насчет могилы и статуи?

– Ошибаешься! – парировала я. – В полицейском участке он спросил, знаю ли я что-нибудь о статуе с золотыми глазами. Глазами, слышала? Значит, он понятия не имеет…

– Да предельно четкое у него понятие! – съязвила сестрица. – Старый как мир трюк – притвориться, что ты не в курсе. Ты не видишь, что он играет на тебе как на Glockenspiel?[46]46
  Металлофон (нем.).


[Закрыть]

– Так, на что ты намекаешь? Он подождет, пока мы найдем камни, и попытается их украсть? – Еще не договорив, я поняла, что такое предположение более чем обоснованно.

Дженис всплеснула руками:

– Добро пожаловать в реальную жизнь, идиотка! Pronto[47]47
  Быстро (ит.).


[Закрыть] бросай своего этого и переезжай в мою гостиницу. Обставим это так, будто ты уехала в аэропорт…

– А потом что? Прятаться в твоем номере? А не тесновато получится?

– Главное – удрать. – Дженис уже представляла себе, как все произойдет. – Я организую гастроли этого spettacolo[48]48
  Шоу, спектакль (ит.).


[Закрыть] в один момент.

– Такая ты радостная, смотреть противно, – скривилась я. – Знаешь, раз уж мы ищем вместе…

– Теперь – да.

– Так вот, тебе для сведения: я скорее соглашусь, чтобы меня кинул он, чем ты.

– Ах вот как, – оскорбилась Дженис. – Ну так беги за ним, пусть прямо сразу тебя и кинет. А я пока схожу навещу кузена Пеппо. Тебя не приглашаю.

В гостиницу я возвращалась одна, погруженная в раздумья. Как я ни крутила и ни прикладывала, выходило, что Дженис права: Алессандро нельзя доверять. Проблема была в том, что я не просто доверяла ему. Я в него влюбилась. И с влюбленных глаз готова была поверить, что на нечетких снимках в мобильном Дженис кто-то другой, а Алессандро следил за мной лишь из ошибочно истолкованного понятия о рыцарстве.

Более того, он хотел мне рассказать, как увязывается одно с другим, и не его вина, что его несколько раз прерывали. Или он все это хитро подстроил? Если он и вправду хотел открыть мне правду, почему ждал, пока я сама заведу разговор? А когда нам помешала Дженис, почему он просто не попросил меня проводить его до Монте Паски, изложив свою историю по дороге?

У самого отеля «Чиусарелли» меня нагнал черный лимузин с тонированными стеклами. Заднее поехало вниз, открыв улыбающееся лицо Евы-Марии.

– Джульетта! – воскликнула она. – Какое совпадение! Садись, угощайся турецким рахат-лукумом!

Забравшись на кремовое кожаное сиденье лицом к Еве-Марии, я поймала себя на мысли, что это может оказаться ловушкой. С другой стороны, если Ева-Мария хочет меня похитить, отчего бы не обратиться к Алессандро? Наверняка он успел доложить крестной матери, что я если не ем, то, по крайней мере, пью у него из рук.

– Как я рада, что ты по-прежнему здесь! – затараторила Ева-Мария, вручая мне кусок рахат-лукума из шелковой коробки. – Кстати, я звонила. Ты не получала мои сообщения? Я опасалась, что мой крестник чем-нибудь тебя напугал. Я должна извиниться за него, обычно он ведет себя совершенно иначе…

– Не волнуйтесь, – сказала я, слизывая с пальцев сахарную пудру и раздумывая, что именно известно Еве-Марии о нашем с Алессандро общении. – В последнее время он очень мил.

– Вот как? – Она посмотрела на меня, приподняв брови, одновременно обрадованная новостью и раздосадованная отсутствием своевременного доклада. – Это хорошо.

– Извините, что я так спонтанно ушла с вашего дня рождения, – пришибленно продолжала я, чувствуя неловкость за то, что не перезванивала Еве-Марии с того ужасного вечера. – Насчет одежды, которую вы мне любезно одолжили…

– Оставь себе! – безапелляционно заявила Ева-Мария. – У меня ее много. Скажи, в выходные ты еще будешь здесь? Я устраиваю званый вечер, будут кое-какие люди, с которыми ты должна познакомиться. Они гораздо больше знают о твоих предках Толомеи, чем я. Праздник завтра вечером, но я бы хотела оставить тебя у нас на весь уик-энд. – Она улыбнулась и стала похожа на фею-крестную, превращающую тыкву в карету. – Тебе обязательно понравится Валь-д’Орсия, я точно знаю! Тебя отвезет Алессандро – он тоже едет.

– Уф, – замялась я. Отказываться было крайне неучтиво, но, если я пойду, Дженис меня придушит. – Я бы с удовольствием, но…

– Прекрасно! – Ева-Мария перегнулась через меня и открыла дверцу. – Тогда до завтра. И… Ах да, не забудь купальник!

V.V

 
Нередко люди в свой последний час
Бывают веселы. Зовут сиделки
Веселье это «молнией пред смертью»,
Ужели это «молния» моя?
 

Сиена, год 1340-й от Рождества Христова

Исполинский замок Рокка ди Тентеннано, подобно чудовищному грифу-стервятнику, взгромоздился на большом холме в окрестностях Валь-д’Орсии, словно высматривая лакомую падаль. Массивные стены повидали на своем веку бессчетное количество осад и атак и, учитывая повадки и мораль хозяев, не были ни на дюйм толще, чем надо.

Всю дорогу Джульетта терялась в догадках, отчего Салимбени вдруг подобрел и отослал ее в деревню от себя подальше. Когда несколько дней назад он провожал ее, стоя во дворе и глядя на нее со странным выражением, в котором мелькало что-то человеческое, Джульетта подумала, уж не раскаивается ли он – после проклятия его мужской силе – во всем, что натворил. Может, эта своеобразная ссылка является молчаливым извинением за все несчастья, которые он ей причинил?

С возродившейся надеждой она смотрела, как Салимбени прощается с Нино, который должен был сопровождать ее до Валь-д’Орсии, и в его глазах ей почудилась искренняя отцовская привязанность. Дав последние наставления, Салимбени сказал: «Благослови тебя Господь в пути и всегда», – когда Нино садился на ту самую лошадь, которая была под ним на Палио.

Молодой человек не ответил. Он вообще вел себя так, словно отца не было рядом, и, несмотря ни на что, Джульетте даже стало неловко за Салимбени.

Но позже, увидев в окно кареты Рокка ди Тентеннано, она начала понимать истинные намерения Салимбени. То, что могло показаться великодушным жестом, было на самом деле новой, изощренной пыткой.

Это была настоящая крепость, куда не мог войти чужой и никто не мог выйти без особого разрешения. Джульетте впервые стало ясно, на что намекали люди, мрачно вспоминая других жен Салимбени, сосланных в Рокка ди Тентеннано: освободить несчастных могла лишь смерть.

К ее удивлению, в комнату сразу прибежала служанка, растопила камин и помогла снять дорожное платье. Было начало декабря, и Джульетта уже много часов не чувствовала побелевших от холода пальцев. Теперь, стоя у огня в шерстяном платье и сухих домашних туфлях, она с наслаждением поворачивалась, греясь, и не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так хорошо.

Открыв глаза, она увидела в дверях Нино, наблюдавшего за ней со странным, не лишенным приязни выражением. Это ее встревожило, ибо сынок пошел в папу и обещал стать негодяем похлеще старшего Салимбени. Нино был довольно смазливый юноша, сильный, ловкий и не в меру улыбчивый – угрызения совести были ему неведомы.

– Позвольте узнать, – сказал он галантно, как на балу, – когда вы изволите спуститься к ужину? Я знаю, что последние три недели вы ели в одиночестве, и хочу извиниться за неотесанность моих родичей. – Видя удивление Джульетты, он чарующе улыбнулся: – Вам нечего бояться. Уверяю вас, мы будем совершенно одни.

Так и оказалось. Сидя на разных концах обеденного стола, где свободно могли разместиться двадцать человек, Джульетта и Нино ели молча, лишь изредка встречаясь глазами через горевшие свечи канделябра. Всякий раз, когда Джульетта ловила на себе взгляд Нино, он улыбался, и через какое-то время Джульетта осмелела настолько, что произнесла вслух то, над чем давно думала:

– Это вы убили моего кузена Тебальдо во время Палио?

Нино перестал улыбаться.

– Конечно нет! Как вы могли подумать такое?

– Тогда кто?

Он с интересом посмотрел на мачеху, но, если вопрос и задел его, Нино никак этого не показал.

– Вы сами знаете кто. Вся Сиена знает.

– А знает ли вся Сиена, что ваш отец сделал с Ромео?

Не отвечая, Нино поднялся со стула и прошел вдоль длинного стола к месту, где сидела девушка, обвенчанная с его отцом. Преклонив колено, он взял ее руку в свои, словно рыцарь, утешающий расстроенную девицу.

– Чем я могу загладить зло, которое причинил вам мой отец? – Он прижал руку Джульетты к своей щеке. – Как могу я заслонить эту безумную луну, сверкающую над нашим родом? Молю сказать мне, дражайшая госпожа, чем могу я утешить вас?

Очень долго Джульетта изучающе смотрела в его лицо и наконец сказала просто:

– Отпустите меня.

Он вопросительно смотрел на девушку, не совсем понимая, что она имела в виду.

– Я не жена вашему отцу, – продолжала Джульетта. – Нет нужды держать меня здесь. Отпустите меня, и вы больше никогда обо мне не услышите.

– Простите меня, – сказал Нино, прижимая ее руку на этот раз к губам. – Но я не могу этого сделать.

– Понимаю, – сказала Джульетта, убирая руку. – Тогда позвольте мне вернуться в мою комнату. Это меня утешит.

– Так я и сделаю, – сказал Нино, поднимаясь. – Только выпейте еще вина. – Он наполнил бокал, который Джульетта едва пригубила. – Вы почти не ели. Вы же наверняка голодны? – Не дождавшись ответа, он улыбнулся: – Здешняя жизнь может быть весьма приятной. Свежий воздух, хорошая еда, прекрасный хлеб – не те каменные булки, которые подают у нас дома, и, – воздел он руки, – прекрасная компания! Все это к вашим услугам, лишь соблаговолите принять.

Когда пасынок протянул ей бокал, по-прежнему улыбаясь, Джульетта начала понимать, к чему он клонит.

– А вы не боитесь, – легко сказала она, принимая бокал, – что скажет ваш отец?

Нино засмеялся.

– Ночью мы прекрасно можем забывать о моем отце. – Он облокотился на стол, ожидая, когда она выпьет вино. – Надеюсь, вы согласны, что я не имею с ним ничего общего?

Поставив бокал на стол, Джульетта встала:

– Благодарю вас за ужин и приятную беседу. Но сейчас пришло время мне удалиться, поэтому желаю вам спокойной ночи…

Он цепко ухватил ее за запястье.

– Я не бесчувственный чурбан, – серьезно сказал Нино. – Я знаю, что вы страдали, и мне жаль, что так произошло. Но судьба судила нам быть вместе…

– Судьба? – Джульетта пыталась высвободиться, но не могла. – Скажите лучше, ваш отец!

Только тут Нино отбросил притворство и устало взглянул на нее.

– Разве вы не оценили мое великодушие? Поверьте, это только мой добрый порыв. Я мог обойтись без этого, но вы мне нравитесь. Вы стоите большего. – Он отпустил ее руку. – Теперь ступайте, делайте все, что женщины совершают перед сном, а потом я приду к вам. – У него хватило самообладания улыбнуться. – Обещаю, к полуночи я уже не буду вам противен.

Джульетта посмотрела ему в глаза, но увидела только твердую решимость.

– Я никак не могу убедить вас поступить иначе?

Нино улыбнулся и покачал головой.

Джульетта возвращалась к себе по коридору, где в каждом углу стоял вооруженный стражник. Однако, несмотря на всю охрану, на ее двери изнутри не было засова, как не было и другого способа не впустить Нино.

Распахнув ставни в морозную ночь, желая посмотреть на звезды, Джульетта была поражена их множеством и яркостью. Ночное небо представлялось вышивкой ослепительной красоты, которую небеса повесили, казалось, для нее одной, чтобы дать возможность в последний раз наполнить душу красотой, прежде чем все закончится.

Она не смогла осуществить ничего из задуманного – план достойного погребения Ромео и убийства Салимбени сорвался в самом начале. Неужели ей на роду написано стать жертвой насилия? Единственным утешением было то, что Салимбени не удалось нарушить ее брачную клятву Ромео, как он ни старался; она никогда не принадлежала никому другому. Ромео был ее мужем, но они не познали друг друга. Их души соединились, но тела разлучила смерть. Однако конец близок. Все, что ей нужно сделать, – остаться верной до конца, и тогда, возможно, если брат Лоренцо говорил правду, она соединится с Ромео в лучшем мире.

Оставив ставни открытыми, Джульетта подошла к своему сундуку. Сколько здесь платьев, сколько пышных одежд… В парчовой туфельке лежало то, что ей поможет: склянка для духов из палаццо Салимбени, которой Джульетта быстро нашла иное применение.

Каждый вечер после свадьбы старая нянька приходила дать ей ложку сонного зелья. С невысказанным сочувствием в глазах она грубо говорила:

– Открывай рот и будь умницей. Или ты не хочешь сладких снов?

Первые несколько раз Джульетта быстро выплевывала снадобье в ночной горшок, едва нянька выходила из комнаты, чтобы оставаться в полном сознании, если снова придет Салимбени, и напомнить ему о проклятии.

Но когда миновало несколько дней, девушке пришло в голову освободить фиал с розовой водой, который монна Антония вручила ей при расставании, и постепенно наполнять его изо рта сонным зельем, которое ей продолжали ежевечерне давать.

Сперва она надеялась как-нибудь использовать снадобье против Салимбени, но его появления стали все более редкими, и склянка стояла на ночном столике без определенной цели, как напоминание, что, выпив весь пузырек, любой человек заснет навеки.

С самого детства Джульетта слышала истории о женщинах, убивших себя сонным зельем, после того как их оставили неверные возлюбленные. Мать старалась оградить дочерей от подобных историй, но в доме было полно служанок, которые с удовольствием пересказывали всякий вздор развесившим уши детям. Джульетта и Джианноцца много дней играли на своей секретной лужайке, заросшей маргаритками, по очереди умирая, тогда как другая изображала ужас людей, обнаруживших мертвое тело и открытый пузырек. Однажды Джульетта так долго лежала неподвижно и не отвечала, что Джианноцца поверила, что сестра умерла.

– Джи-джи! – повторяла она и тянула Джульетту за руку. – Перестань! Мне не смешно! Ну пожалуйста!

В конце концов Джианноцца начала плакать, и хотя Джульетта сразу же села, смеясь, на своем цветочном ложе, Джианноцца была безутешна. Она проплакала весь день и весь вечер и убежала из-за стола, отказавшись от ужина. С тех пор они больше не играли в эту игру.

Во время заключения Джульетты в палаццо Салимбени были дни, когда она сидела со склянкой в руке, желая, чтобы зелья собралось уже достаточно и появилась возможность покончить с жизнью. Но только в ночь перед отъездом в Валь-д’Орсию фиал наконец наполнился до краев, и в пути Джульетта утешалась мыслью о своем сокровище, спрятанном в туфельке в сундуке.

Теперь, сидя на кровати со склянкой в руках, она не сомневалась, что эти несколько глотков остановят ее сердце. Ей пришло в голову, что Дева Мария с самого начала задумала, чтобы их с Ромео брак осуществился на небесах, а не на земле. Картина, которую она представила, показалась такой отрадной, что девушка улыбнулась.

Достав перо и чернила, припрятанные в углу сундука, она начала быстро писать последнее письмо сестре. Чернильница, которую дал ей брат Лоренцо еще в доме Толомеи, почти опустела, а перо чинили столько раз, что остался лишь огрызок, но все равно Джульетта закончила прощальное послание, свернула пергамент и спрятала в щель на стене за кроватью. «Я буду ждать тебя, дорогая сестра, – писала она, и слезы смешивались с чернилами, – на нашей лужайке с маргаритками. А когда ты меня поцелуешь, я сразу проснусь, обещаю».

Ромео и брат Лоренцо подъехали к Рокка ди Тентеннано с десятью вооруженными всадниками, опытными солдатами. Если бы не маэстро Амброджио, им нипочем бы не найти Джульетту, а если бы не Джианноцца и отправленные ею десять конных, они никогда бы не смогли осуществить свои намерения.

Джианноцце написал брат Лоренцо. Когда они прятались в монастыре и раненный в живот Ромео мог только лежать, монах направил письмо единственному человеку в мире, который мог сочувствовать их положению. Он слишком хорошо знал адрес Джианноццы, ибо более года был тайным курьером сестер. Не прошло и двух недель, как ему доставили ответ.

«Ваше скорбное письмо пришло ко мне в благой день, – писала Джианноцца. – Я только что похоронила человека, бывшего главой этого дома, и наконец стала хозяйкой своей судьбы. Не могу выразить горе, которое поразило меня, дорогой Лоренцо, когда я прочла о Ваших злоключениях и страшной судьбе моей бедной сестры. Прошу Вас дать мне знать, чем я могу помочь. У меня достанет и людей, и лошадей, располагайте ими по своему усмотрению».

Но даже суровые, закаленные в войнах наемники Джианноццы оказались беспомощны перед массивными воротами Рокка ди Тентеннано. Пока они разглядывали крепость под покровом ночной темноты, Ромео уже понял, что придется прибегнуть к хитроумной уловке, чтобы проникнуть внутрь и спасти свою возлюбленную.

– Замок напоминает мне, – сказал он остальным, замолчавшим при виде неприступной крепости, – огромное осиное гнездо. Напасть на Рокка днем означает нашу смерть, но ночью, когда заснут все, кроме часовых, у нас будет шанс.

Он подождал, когда темнота спустилась, а затем выбрал восьмерых, одним из которых был брат Лоренцо, не захотевший остаться в стороне, велел им взять веревки и длинные кинжалы и с этим маленьким отрядом подкрался к подножию холма, на котором возвышалась твердыня Салимбени.

Под испуганными взглядами мерцающих звезд на безлунном небе незваные гости тихо поднялись на холм и подобрались к самому основанию гигантского сооружения. Они беззвучно двинулись вдоль наклонной стены, пока кто-то не заметил небольшое отверстие в кладке на высоте двадцати футов и не постучал Ромео по плечу, без лишних слов указав на подарок фортуны.

Никому не уступив чести подняться первым, Ромео обвязался веревкой, крепко стиснул рукояти двух кинжалов и полез наверх, часто втыкая лезвия в известку между валунами и ловко подтягиваясь на руках. Стена была достаточно пологой, чтобы такое предприятие стало возможным, но не до такой степени, чтобы подъем был легким, и не однажды у брата Лоренцо захватывало дыхание, когда стопа Ромео соскальзывала с камня и он повисал на руках. Монах беспокоился бы меньше, будь Ромео невредим, но он знал, что каждое движение причиняет его другу невыносимую боль, ибо рана на животе далеко еще не исцелилась.

Однако Ромео едва ощущал свою рану, карабкаясь к отверстию в стене: телесную боль заглушало страшное беспокойство при мысли, что Джульетту принудит к покорности безжалостный отпрыск Салимбени. Нино он помнил по Палио, где собственными глазами видел, как тот умелой рукой заколол Тебальдо Толомеи, и знал, что слабая женщина не сможет противиться грубой силе. Нино не боялся пасть жертвой проклятия; молодой человек прекрасно знал, что уже проклят Небом навечно.

Отверстие вверху оказалось бойницей для лучников. Ромео едва протиснулся сквозь узкую щель. Оказавшись внутри, он огляделся и понял, что попал в оружейную. Юноша едва не улыбнулся иронии судьбы. Развязав веревку вокруг пояса и надежно закрепив ее на подставке для факела на стене, он дважды качнул ее, подавая знак своим товарищам, что можно подниматься.

Внутри замок выглядел столь же мрачно, как и снаружи. Стены не украшали фрески, гобелены не защищали от сквозняков; в отличие от палаццо Салимбени с его показной утонченностью и изобилием, Рокка ди Тентеннано был построен с единственной целью – устрашать, и любые украшения стали бы лишь помехой в бою.

Кружа по бесконечным запутанным коридорам с неотступно следующим сзади братом Лоренцо и солдатами, Ромео начинал тревожиться, что найти Джульетту в этом обитаемом мавзолее и спастись незамеченными – дело скорее удачи, чем храбрости.

– Осторожно! – прошипел он в какой-то момент и резко поднял руку, завидев впереди стражника, стоявшего на углу. – Назад!

Избегая схватки, они попятились по лабиринту коридоров и вскоре снова оказались в оружейной, затаившись в тени, которую не рассеивало пламя факелов.

– Там караульные на каждом углу, – прошептал один из людей Джианноццы. – Но в основном в этом направлении, – показал он вперед.

Ромео мрачно кивнул.

– Видел. Можно убирать по одному, но я бы подождал как можно дольше.

Ему не пришлось объяснять, отчего он хотел оттянуть шумную схватку. Горстка отважных солдат прекрасно понимала, насколько превосходит их число стражников, спящих сейчас в чреве замка, и когда начнется бой, единственной надеждой для них будет быстрое бегство. Для этой цели Ромео оставил внизу трех человек, чтобы держали лошадей наготове и, если понадобится, поймали Джульетту на руки или растянутый плащ, однако все предприятие грозило закончиться бесславным возвращением к Джианноцце и горьким признанием поражения.

Ромео уже отчаялся, когда брат Лоренцо тронул его за плечо и указал на знакомую фигуру, появившуюся в дальнем конце коридора с факелом в руках. Нино Салимбени шел медленно, почти неохотно, словно исполняя поручение, которое с радостью бы отложил. Несмотря на холодную ночь, он был одет в легкую тунику, хотя к поясу был пристегнут меч. Ромео сразу понял, куда он направляется.

Сделав знак брату Лоренцо и людям Джианноццы следовать за ним, он тихонько пошел по коридору, беззвучной тенью ступая по пятам злодея. Ромео замер, когда Нино, остановившись, обратился к двум стражникам, охранявшим плотно закрытую дверь.

– Можете идти, – сказал он. – Отдыхайте до завтра. Я лично обеспечу безопасность монны Джульетты. Да, остальные тоже свободны! – Он повернулся к охране, выстроившейся вдоль коридора. – Скажите на кухне, чтобы сегодня вас вволю напоили вином!

Только когда все стражники ушли, широко ухмыляясь при мысли о попойке, Нино набрал воздуха в грудь и взялся за ручку двери, но тут же вздрогнул от знакомого звука за спиной. Это был звук меча, вынимаемого из ножен.

Нино медленно обернулся и с недоверием уставился на непонятно откуда взявшегося противника. Когда он узнал человека, проделавшего столь долгий путь, чтобы сразиться с ним, глаза молодого Салимбени едва не выкатились из орбит.

– Это невозможно, ты же мертв!

Ромео шагнул вперед, под свет факела, со зловещей улыбкой:

– Будь я мертвецом и привидением, мой меч не причинил бы тебе вреда.

Нино смотрел на своего соперника с безмолвным интересом. Перед ним стоял юноша, которого он уже скинул со счетов, человек, бросивший вызов смерти, чтобы спасти девушку, которую любил. Возможно, в первый раз в своей жизни Салимбени пришло в голову, что перед ним настоящий герой, а он, Нино, – гнусный негодяй.

– Верю, – сказал он спокойно, вставив факел в подставку на стене. – Я уважаю твой меч, но не боюсь его.

– Это, – заметил Ромео, ожидая, пока соперник приготовится, – большая ошибка.

За углом брат Лоренцо с тревогой слушал этот разговор. У него в голове не укладывалось, почему Нино не позвал стражу, чтобы разделаться с Ромео. Ведь он столкнулся не с благородным вызовом, а с неблагородным вторжением в замок своего отца и не обязан был рисковать, соглашаясь на поединок, – как, впрочем, и Ромео.

Монах заметил, как люди монны Джианноццы, притаившиеся у стены, обменялись взглядами, спрашивая себя, почему Ромео не позвал их перерезать Нино глотку, прежде чем этот наглый юнец позовет на помощь. В конце концов, здесь не рыцарский турнир за любовь прекрасной дамы, а самое что ни на есть похищение девицы.

Но соперники думали иначе.

– Ошибку совершил ты сам, – возразил Нино, обнажая меч. – Я буду всем рассказывать, как ты дважды был зарезан Салимбени. Люди решат, что тебе понравилось ощущение нашего клинка в твоем брюхе.

На лице Ромео мелькнула ироничная улыбка.

– Позволь тебе напомнить, – сказал он, становясь в стойку, – что с клинками в твоей семье с некоторых пор туговато. Люди только и говорят, что о… пустом тигле твоего папаши.

Такая дерзость заставила бы менее опытного бойца броситься на обидчика, забыв, что гнев вредит сосредоточенности и делает человека легкой добычей, но Нино не так легко было одурачить. Он сдержался и чуть коснулся клинка Ромео, признавая его правоту.

– Верно, – сказал он, перемещаясь вокруг своего противника в поисках бреши в его защите, – но мой отец достаточно умен, чтобы знать пределы своей силы, поэтому он послал меня заняться девушкой. Как неучтиво с твоей стороны задерживать для нее такое удовольствие! Она за этой самой дверью ждет меня с влажными губками и горящими щечками.

На этот раз сдерживаться пришлось Ромео. Легчайшим прикосновением он проверил меч в руке Нино, ощутив дрожь в его руке.

– Дама, о которой ты говоришь, – сурово сказал он, – моя жена, и она встретит меня криками восторга, когда я изрублю тебя на куски.

– Даже теперь? – сказал Нино, делая выпад в надежде на неожиданность, но промахнулся. – Насколько я знаю, она тебе такая же супруга, как моему папаше. А скоро, – он ухмыльнулся, – она будет просто моей шлюхой, таскающейся за мной целыми днями, чтобы уговорить ублажить ее ночью.

Ромео сделал выпад, но промахнулся буквально на волос. Нино вовремя парировал и отбил удар. Однако это положило конец их разговору, и некоторое время слышался лишь лязг клинков от ударов, которыми обменивались заклятые враги, кружившие в смертельном танце.

Ромео уже не был проворным и подвижным бойцом, как до своего ранения, но перенесенные испытания научили его стойкости и, что еще важнее, затопили душу раскаленной ненавистью, которая, будучи направлена в нужное русло, способна превзойти любое мастерство. Поэтому, хотя Нино с явной насмешкой легко перемещался по кругу, Ромео не брал наживку, терпеливо ожидая момента расплаты, который, как он знал, дарует ему Дева Мария.

– Как мне повезло! – воскликнул Нино, думая, что Ромео не решается атаковать из-за усталости. – Два любимых занятия в один вечер! Скажи, а каково…

На долю секунды Нино утратил равновесие, и Ромео, мгновенно воспользовавшись шансом, сделал молниеносный выпад. Меч прошел между ребер, пронзив Салимбени насквозь и пригвоздив к стене.

– Сказать, каково? – усмехнулся он прямо в изумленное лицо Нино. – Ты точно хочешь знать?

Он с отвращением выдернул меч, и безжизненное тело соскользнуло на пол, оставив широкий красный след на стене.

Из-за угла за короткой дуэлью расширенными глазами наблюдал брат Лоренцо. Смерть наступила мгновенно, и на лице Нино застыло удивление. Монаху хотелось, чтобы Салимбени перед смертью успел осознать свое поражение, но Небеса оказались милосерднее своего служителя и оборвали мучения негодяя, не дав им начаться.

Не мешкая и не даже вытерев клинок, Ромео перешагнул через тело и повернул дверную ручку, которую так ревниво защищал Нино. Видя, как его друг исчез за роковой дверью, брат Лоренцо наконец вышел из тени и поспешил по коридору с наемниками Джианноццы, готовый броситься за Ромео в неизвестность.

За порогом монах остановился, чтобы дать привыкнуть глазам к темноте. В комнате не было огня, кроме красного света углей в камине и слабого звездного блеска в открытом окне, но Ромео уже стоял у кровати, пытаясь разбудить спящую на мягком ложе.

– Джульетта, любовь моя! – повторял он, обнимая девушку и осыпая поцелуями бледное лицо. – Проснись! Мы пришли спасти тебя!

Когда девушка наконец пошевелилась, брат Лоренцо сразу почуял неладное. Он знал Джульетту достаточно давно, чтобы понять – она не в себе, неведомая сила необоримо клонит ее в сон.

– Ромео… – пробормотала девушка, пытаясь улыбнуться и трогая его лицо. – Ты нашел меня!

– Идем, – ободрял ее Ромео, пытаясь посадить. – Нужно уходить, пока стража не вернулась!

– Ромео… – Глаза Джульетты снова закрылись, а голова поникла, как бутон цветка, срезанного косой. – Я собиралась… – Она хотела сказать что-то еще, но язык не слушался.

Ромео с отчаянием взглянул на брата Лоренцо.

– Помоги мне. Она больна, придется ее нести. – Видя, что Лоренцо не трогается с места, Ромео проследил за его взглядом и увидел на ночном столике откупоренную склянку и пробку. – Что это? – спросил он хриплым от страха голосом. – Яд?

Брат Лоренцо одним прыжком преодолел полкомнаты и схватил пузырек.

– Розовая вода, – сказал он, понюхав опустевшую склянку. – Но здесь что-то еще…

– Джульетта! – Ромео неистово затряс девушку. – Ты должна проснуться! Что ты выпила? Они тебя отравили?

– Сонное зелье… – пробормотала Джульетта, не открывая глаз, – чтобы ты мог меня разбудить.

– Милосердная Богородица! – Брат Лоренцо помог Ромео посадить девушку. – Джульетта! Очнитесь! Это я, ваш старый друг Лоренцо!

Джульетта нахмурилась и через силу открыла глаза. Только теперь, увидев монаха и незнакомых солдат, обступивших ее ложе, она поверила, что еще жива и не в раю. Она испуганно ахнула, и ее лицо исказил страх.

– О нет! – прошептала она, цепляясь за Ромео со всей оставшейся силой. – Это неправильно! Любимый, ты жив… ты…

Она закашлялась, сильные спазмы сотрясли ее тело, и брат Лоренцо видел, как часто-часто бьется голубая жилка на ее шее, готовая разорваться. Не зная, что предпринять, мужчины пытались облегчить ее страдания и успокоить, придерживая, даже когда обильный пот выступил на теле девушки и она упала на кровать, забившись в конвульсиях.