Текст книги "Варварино счастье. Том III. Из завтра – во вчера…"

Глава 28. Уход Дактрии…

Свадьба не была пышной. По испанским обычаям. В первую очередь сам Бакаир не хотел пышных празднеств. Чем меньше народу знает о них, тем спокойнее им с мамой в своем домике в горах. Да, и сама Мари Беатрис могла лишь догадываться о причинах отшельничества дорогих ей людей. Девушка любила Бакаира всем сердцем и готова была жить по его правилам. Она полюбила его с первой минуты и была счастлива с ним до конца жизни.

Счастливы люди, которые являются первой и последней любовью именно для своей половинки, и чувства их взаимны. Так сложилось и у Бакаира с Мари Беатрис.

Однако отец Мари Беатрис хоть и был строг, но помог молодоженам как мог. Он доставил в горы строительные материалы и они с Бакаиром значительно расширили домик. Теперь тут появился даже второй этаж и добавилось две комнаты к первому этажу…

Там ведь будут расти и их дети. Дом при молодой хозяйке стал еще уютнее. Они даже посадили небольшие деревца, и вскоре домик было не узнать…

Даже Дактрия расцвела душой. Наконец она увидит своих внуков. Но мать видела что Бакаир не спешит переселить свою жену в свою спальню. Как Мари Беатрис спала на своей узенькой кровати в крохотной комнате, которую они оборудовали ей как прислуге, так вот уже несколько месяцев она там и жила. Бакаир при всей глубине своих чувств вел себя непонятно для обеих женщин. И счастливое выражение лица молодой жены Бакаира постепенно сменилось на грусть и печаль.

Девушка все также трогательно заботилась о Бакаире. Она делала все, чтобы ему было приятно находиться в доме. Было настолько чисто и уютно, в домике постоянно стояли в глиняных кувшинчиках цветы. Она вкусно готовила. А он хвалил ее, благодарил и улыбался, но никак не проявлял своей любви. Даже не поцеловал ее ни разу.

Ее муж также работал в своем кабинете, как и все три года, что она жила у них. Он много писал, рисовал какие-то непонятные рисунки, что-то мастерил из дерева… Его кабинет напоминал не просто комнату, где человек работает. Это был склад… Бакаир сделал стеллажи, одна стена в кабинете была полностью занята каменными плиточками с надписями. Были какие-то свитки телячьей кожи с надписями. Много непонятных рисунков и букв…

Мари Беатрис не понимала, чем конкретно увлечен ее муж, но спрашивать не решалась. Ждала, пока он сам расскажет ей об этом. А он, увлеченный работой, все время проводил в своем кабинете.

Долгое время у Мари Беатрис копились эмоции непонимания, потом – обиды, и в один прекрасный день жена Бакаира не приготовила завтрак и не вышла из своей комнаты. Первой неладное почувствовала Дактрия. Не увидев привычной картины когда Мари Беатрис, ставшая ей дочкой, хлопочет у очага и уже вкусно пахнет утренний завтрак, Дактрия отправилась в комнату Мари Беатрис. Девушка лежала на своём узком топчане… Похоже, она и не спала, потому что была одета, а кровать даже не расправлена для сна. Мари лежала, отвернувшись к стене…

Дактрия тихонько вошла в комнату и обратилась к девушке:

– Дочка, ты спишь?

Ответа не последовало. Тогда Дактрия подошла поближе и заглянула в лицо Мари Беатрис. Глаза девушки были открыты, она лежала молча, из глаз непрерывной струйкой текли прозрачные слезинки и стекали на подушку, уже мокрую от слез. Понятно, что эти слезы текли всю ночь, если вся подушка была уже мокрой…

– Мари, детка моя, что случилось? Тебя Бакаир обидел? Ты заболела?

Мари Беатрис повернулась лицом к Дактрии и было сильно заметно, что лицо девушки осунулось, видно, горе быстро забирает ее красоту. Обычно Мари Беатрис была румяной и веселый взгляд делал ее такой жизнерадостной, от нее было невозможно оторвать глаз. А сейчас перед Дактрией сидела женщина, убитая каким – то горем.

– Ничего не случилось, Дактрия! Вот это и плохо, что ничего не происходит… Мне очень трудно, несколько лет я живу в вашем доме и я испытывала счастье видеть своего мужа каждую минуту. Это давало мне столько радости. Правда, я думала, что моя любовь безответна, но потом отец решил выдать меня замуж почти силой. И тут появился Бакаир и неожиданно сделал мне предложение. Я благодарила Бога за огромное счастье, которое он мне подарил. Бакаир стал моим мужем. А сейчас я не понимаю, я жена своего мужа или вообще никто… – И Мари Беатрис расплакалась еще сильнее, и сама Дактрия не удержалась и они, обнявшись, плакали теперь вместе.

Дактрия все понимала, она сама практически не имела никакого жизненного опыта в качестве жены. Как мать она состоялась, а все остальное… в руках Бога! А Мари Беатрис с болью в голосе продолжала:

– Дактрия, когда Бакаир разговаривал с отцом и просил его дать разрешение на брак, он же говорил мне, что любит меня. И его глаза говорили о любви. А сейчас что? Он ко мне не приближается, даже хуже стал относиться чем тогда, когда я была просто прислугой в вашем доме… Вот я и решила изменить свою судьбу. В деревню спуститься и остаться жить в доме отца стыдно. У нас это считается позором, когда муж есть, но жена живет от него отдельно. Я не могу опозорить свою семью. В горах мне одной не прожить. И думаю, куда мне уйти, чтобы никому не мешать в этой жизни…

Только сейчас Дактрия увидела мешок с вещами Мари Беатрис. Она была готова выйти из дома и идти куда глаза глядят. Вот это чудовище – ее любимый сынок Бакаир! Вырос как волк в лесу… Все время в одиночестве. Не получился из него настоящий мужчина… Только ученый! А когда же у них родятся дети, если он игнорирует ее как жену…

Девушка сидела на кровати, плакала и вытирала ладошками стекающие слезы. Ее пушистые волосы пепельного цвета растрепались и опускались локонами на плечи. Она была так трогательно беспомощна, с душой, чистой, как кристалл. Хотела уйти девочка в никуда, чтобы не мешать родителям и не быть помехой Бакаиру. Если она никому не нужна и ее никто не любит, лучше ей замерзнуть в холодных горах, чем быть помехой близким людям…

Все ее чувства были написаны на ее заплаканном лице…

– Подожди меня, Мари Беатрис, я сейчас вернусь – И Дактрия побежала на второй этаж, где Бакаир оборудовал свой кабинет. Ее сын увлеченно трудился, что-то мастерил из дерева.

– Сынок, брось свою работу, обрати внимание на меня!

– Мама, что случилось?

– Случилось не со мной. Ты чувствуешь себя женатым мужчиной?

– А как же? Чувствую, конечно!

– А вот твоя жена это не чувствует! Пойди к Мари Беатрис, она ведь собралась уходить из дома.

– Мама! Я этого не могу допустить! – И кинулся в комнату к Мари Беатрис.

Девушка так же сидела на кровати, слезы капали на ее платье… Она подняла на него свои серо-голубые глаза. Он никогда не видел ее в таком состоянии. В радости ее глаза светились яркой синевой, что особенно нравилось Бакаиру… А тут горе погасило ее румянец и отняло радость в глазах. Как же он мог допустить такое? Ведь это его вина…

Бакаир встал перед ней на колени, обнял ее и заглянул снизу в ее глаза?

– Мари, почему ты хочешь оставить меня?

– Ты сам не понимаешь?

Бакаир опустил глаза. Конечно, он все понимал, только он не мог позволить себе рисковать ее жизнью…

– Если я – твоя жена, то ты должен быть со мной рядом. Если ты не хочешь – скажи мне об этом. Насильно мил не будешь… Я уйду, и ты обо мне никогда не услышишь.

– Нет, моя родная, я не могу позволить тебе уйти. Я без тебя жизни не представляю.

– Ну, скажи, Бакаир, почему ты всегда стараешься меня избегать? Я тебе противна? Если есть причина, мешающая нашему счастью – назови ее. Я пойму. – И она снова заплакала. Ей трудно было говорить эти слова. Но она так долго страдала…

– Какие секреты у тебя есть, и ты хранишь их? Почему мы не стали до сих пор мужем и женой? Я хочу рожать детей и воспитывать их вместе с тобой…

В этот момент Дактрия вошла в комнату. Она понимала, что ее сын должен решать свои семейные дела самостоятельно, но иногда требуется слово матери, чтобы ее слово могло утихомирить страсти. И молодые люди придут к правильному решению: быть вместе, продолжить род… Ведь она сама потеряла свое семейное счастье. И против нее выступил отец. Хотя он позже осознал свою ошибку, но Артуро уже дал обет безбрачия. И им не суждено было пожениться…

Поэтому мать вошла в комнату и сказала:

– Сын мой, Бакаир! Будь мужчиной, мужем. Вы любите друг друга и должны найти взаимопонимание. Твоя жена имеет право знать твою жизнь и твои мысли. Чем ты живешь, что с тобой было и что ты думаешь о будущем…

Бакаир постоял в задумчивости и сказал:

– Пойдемте во двор, сядем и поговорим все втроем. По сути, у меня кроме вас нет никого.

Взял под руки жену и маму и вывел обеих во двор под навес. Мари Беатрис не представляла, что скажет ее муж. В чем причина его холодности.

Бакаиру было трудно говорить. Он привык больше проводить свое время в молчании. Но тут… И он начал говорить, обращаясь к жене:

– Мари Беатрис, поверь мне, я не лгал ни себе, ни тебе, когда предложил выйти за меня замуж. Я люблю тебя больше жизни! У меня нет в душе каких-то скрытых от тебя мыслей. Я понимаю, что наступил момент, когда мы должны быть откровенными. Надеюсь, ты меня поймешь. Моя мама знает обо мне все. А ты не знаешь ничего. Наша с мамой жизнь не всегда была легкой и счастливой. Я рос с мамой. Мой дед не разрешил моей маме выйти замуж за моего отца, я родился, а мой отец даже об этом не знал. Буквально перед тем, как он узнал, что его единственная любовь, моя мама родила сына, и ребенку уже шесть лет, он стал священнослужителем и дал обет безбрачия. Жениться не имел права. Но нас отец навещал втайне. И у меня с ним сложились отличные отношения. Я так его любил. Он был очень умным человеком. Стал уже архиепископом.

Но инквизиция свое дело делала так усердно, что моего отца признали еретиком. Какие факты были у суда инквизиции, нам с мамой неизвестно, но мы понимали, что живым ему не удастся уйти. Мы с мамой и нашей прислугой Альбертиной сбежали, перешли границу, оказались во Франции и нашли вот этот домик в горах. Теперь ты понимаешь, Мари Беатрис, почему мы живем в горах и не спускаемся вниз. По счастью, Альбертина нас научила хоть немного говорить на французском, и мы не можем никому ничего о себе рассказать, поскольку и во Франции инквизиция не отдыхает, всюду горят костры смерти. Для них мы – семья еретика.

Я видел горе моей мамы, я страдал сам не меньше ее… И решил, что лучше уж не жениться, чем подвергать опасности свою жену и детей. Я увидел тебя в первый раз на тропинке, и понял, что не хочу расставаться с тобой никогда. Потом ты работала в нашем доме и жила с нами, у меня было ощущение огромного счастья. Достаточно было просто видеть тебя, как ты легко и быстро двигаешься, ставишь цветочки в горшок, подаешь еду на стол, и все так красиво и женственно..

И вдруг ты не пришла на работу, я побежал вниз, к тебе домой и узнал, что отец хочет выдать тебя замуж. Как я мог тебя потерять?! Я сделал предложение тебе, и ни минуты об этом не сожалею. Но я хорошо помню, как моя мама потеряла любимого человека, а я – отца. И у меня в душе поселился огромный страх за будущих детей. Вот почему я старался отдалить момент близости. Хотя я всей душой тянусь к тебе. У меня еще никогда не было близости с женщиной.

Поэтому ты, моя любимая жена, не думай, что я тебя не люблю и не желаю тебя видеть рядом с собой. Это не так! Я тебе признался, какие тревоги в моей душе…

Бакаир сел рядом с женой на лавку, взял ее за руки, поцеловал каждый пальчик на обеих руках. Дактрия видела, как девушка выходит из подавленного состояния. Она теперь могла пойти к себе в комнату и оставить молодых людей вдвоем. Им будет о чем поговорить. А ее миссия выполнена! И Дактрия тихонько удалилась в дом.

Наступило утро. В первый раз за время своего замужества Мари Беатрис выпорхнула из спальни мужа. Одежда ее сегодня утром была почти праздничной. Яркое платье, на котором изображены цветы и птички на зеленых ветвях, делало ее особенно красивой. Глаза Мари Беатрис сияли синевой неба и напоминали поле, покрытое васильками. Волосы были уложены не как обычно в туго заплетенную косу. Ее пышные волосы пепельного цвета собраны на макушке и удивительной красоты локоны спускались на плечи и грудь. Девушка впорхнула в кухню и увидела улыбающуюся мать своего мужа. Столько доброты и тепла Мари Беатрис увидела во взгляде Дактрии, что девушка подбежала к ней, обняла ее, прижалась как к родной матери, потом отстранилась и смущенно сказала:

– Дактрия, можно я вас буду называть мамой? Я вас так люблю обоих с Бакаиром!

– Конечно, можно, дочка! Теперь у меня есть не только сынок, но и дочка! Я поздравляю тебя с началом вашей настоящей семейной жизни! Пусть каждый день будет счастливым, и вся жизнь будет как один счастливый день! Пойдем с тобой вместе приготовим завтрак.

Вскоре к завтраку пришел Бакаир. Он впервые после свадьбы увидел свою жену такой красивой и нарядной и сказал ей с улыбкой и поцелуем:

– Жена моя, ты так красива, что я буду за тобой ходить целый день по пятам и осыпать тебя поцелуями… А работать я буду?

– Будешь, будешь, уважаемый муж! Я закончу все дела и поднимусь к тебе в кабинет. Буду сидеть рядом с тобой, а ты работай! Хорошо?

Так они перебрасывались шутками. Завтрак прошел в доброй радостной обстановке. Дактрия подумала, что во все века существуют войны и еще долго будет свирепствовать инквизиция, но люди должнв жить здесь и сейчас, в сегодняшнем дне, любить друг друга, рожать детей и смотреть друг на друга влюбленными и счастливыми глазами. Пусть хоть сын не будет разлучен со своей любимой женщиной и ночами будет спать в ее объятиях, если ей не довелось быть счастливой многие годы. Она видела Артуро считай не более полутора месяцев на протяжение всей жизни. Неделю он писал ее портрет, и потом были короткие встречи по одной – две ночи два раза в год. Эх, судьба-судьбинушка!! А может быть, ее Артуро все-таки жив? Но душа сжималась и сердцу хотелось плакать… Не увидит она никогда теперь своего Артуро…

Ей хотелось всем родителям кричать вслух:

– Не мешайте своим детям жениться по любви, не отнимайте их счастья…

Жизнь коротка настолько, что вот она вчера только что позировала милому художнику, потом родился Бакаирчик, короткие встречи с любимым, их побег…

Жизнь у Бакаира с Мари Беатрис складывалась счастливо. Девушка быстро поняла, что беременна, все трое радовались. Бакаир носил по двору на руках свою красавицу-жену, она смеялась радостно и звонко, и все были счастливы. Родился сын, которого назвали Донат – данный богом. Дактрия искала черты Артуро в лице внука. А чего их было искать, если он был удивительно похож на своего отца, который имел все черты Артуро!

Только вот Дактрия почему-то потеряла интерес к жизни… Ее держал сын на земле. Ей хотелось уйти к Артуро, но сын остался бы одиноким и несчастным без нее. Но теперь, когда у него есть любящая жена и сыночек Донат, а Мари Беатрис уже ожидала второго ребенка, жизненные силы в одночасье покинули женщину. Ей последние ночи снился Артуро, он смеялся, и как будто хотел рисовать ее портрет, только когда она придет к нему, то тогда он нарисует, поскольку сам прийти к ней в домик не может. И она захотела уйти к любимому.

Утром, в день ее рождения, когда ей исполнилось пятьдесят четыре года, она не вышла к завтраку. Мари Беатрис тихонько отворила дверь и окликнула:

– Мама! Мы вас ждем, выходите во двор, я стол накрыла там. Ой, сынок, Донатик, ну не мешай мне. Пойдем, сынок, во двор, папа тебя там ждет!

Дактрия не появилась. У Бакаира сильно кольнуло сердце. Он вбежал в комнату, мать лежала на кровати, отвернувшись к стене. Глаза ее были открыты, тело остыло. Она ушла к своему Артуро…

Глава 29. Бакаир – ученый, обогнавший время…

Похоронили Дактрию на деревенском кладбище, где впоследствии найдет свое вечное пристанище и ее сын Бакаир. А пока еще он был молод, ему всего 35 лет, в пике своей силы, и у него прекрасная семья, в которой растут двое детишек. Старший Донат и дочка Версалия. На дворе шел 1647 год.

Вместо Мари Беатрис, доставлявшей в первый год продукты в горный домик Бакаира, теперь к ним приходил ее младший брат – Гаррет. Ему нравилось приходить в дом сестры, он подружился с Бакаиром. Вот от него и Мари Беатрис получил уроки французского и вскоре он уже освоил новый для него язык.

Когда начал подрастать его старший Донат, Бакаир чувствовал к нему такую сильную любовь, что засыпал малыш только на груди у папы. Когда Донат подрос, то сам с утра до ночи с отцом находился в его кабинете. Отец работал, что-то писал, чертил, а малыш либо сидел у него на руках, либо ползал на его столе среди листов и чертежей. Конечно, он мешал отцу работать полноценно, но Бакаир отлично помнил, как ему нехватало отцовских рук, ласки, так пусть его сынок, Донатик, будет расти рядом с папой и будет помнить свое счастливое детство.

В то же время у Бакаира возникало чувство, что когда-то он все-таки испытывал счастье засыпать на отцовском плече, он прямо это помнил. Только не мог осознать, когда же это было…

Смерть матери была огромным горем для Бакаира. В эти трудные дни Мари Беатрис была всегда рядом с мужем. Горе никуда не ушло, просто он чувствовал, что любовь мамы греет его и до сих пор. Она ушла, а любовь ее осталась в доме. Иногда Бакаир входил в до сих пор пустовавшую комнату матери, проводил рукой по столу, прикасался к подушке, он ласково прикасался к тем вещам, которых еще недавно касалась мама…

Потом появилась на свет дочка Версалия. Хлопот в доме прибавилось. И Бакаир не переставал работать в своем кабинете. С позиции человека, рожденного в двадцатом веке, можно было бы спросить, а чем мог заниматься человек, даже не обучавшийся в школе. А вот мог! Первое образование мальчик получил от мамы и от деда. Мама его получила образование, пусть и невысокое. В те времена для женщины считалось достаточным уметь читать и писать. Потом много разговоров с отцом о людях, написаших много умных книг о развитии мира, о том, что земля не одинока в космосе, что земля вращается вокруг Солнца. О многих необычных вещах разговаривал отец с Бакаиром. И еще будучи юношей, Бакаир вчитывался в труд неизвестного ученого, постепенно начиная понимать значение рисунков и текста.

Ему хотелось построить модель солнечной системы. И он пытался сделать даже деревянную модель, стараясь понять, как же движется солнце и планеты вокруг него. Но говорить с кем-либо Бакаир на эту тему не имел права. Это было опасно для жизни. Его спасало во многом отдаленное проживание от всех остальных жителей деревни. Нет незваных гостей. Нет и любопытных глаз…

Подрастал его сынок Донат. Ему уже исполнилось двенадцать лет. Чтению и письму его научил отец. Сам Бакаир знал в совершенстве теперь не только свой родной-испанский, но и французский. Сына он обучал обоим языкам. Несмотря на смутное время безнаказанности суда инквизиции, Бакаир втайне надеялся на то, что Донат будет с ним вместе заниматься исследованием попавших к нему древних и мудрых книг по геометрии.

Его маленький Донат оказался очень способным мальчиком. У него была прекрасная память и математическое мышление. Он смотрел на формулы, написанные отцовской рукой, вид его был сосредоточен, глаза скользили по рукописи, иногда он задумывался, брал в руки перо и хотел что-то добавить или исправить, но не делал этого. Он брал чистый лист бумаги и на нем писал свои замечания или высказывал свое несогласие с написанными отцом материалами. Это очень удивляло Бакаира. И тоже, как он в свои детские годы много говорил со своим отцом, так сейчас он сам обсуждал с сыном совсем не детские темы космоса, планет и законов вселенной.

Прошло еще семь лет. Донат повзрослел. Ему было почти двадцать лет. Он сидел с отцом вместе в его кабинете и каждый работал самостоятельно. Бакаир передал сыну все то, что успел постичь сам. Но однажды Донат листал рукописи, которые достались им с отцом от деда Артуро, архиепископа, казненного судом инквизиции за принадлежность к еретикам, и был Донат весьма задумчив. Отец спросил сына, над каким моментом в рукописи он так задумался. Донат поднял на отца глаза, но смотрел как будто мимо него. Было понятно, что мысли сына были далеко от этой комнаты.

Донат взял перо, лист бумаги и начал что-то чертить. Когда он закончил писать, подошел к отцу, лицо парня было взволнованным. Он сказал:

– Папа, я только сейчас понял, где я сделал ошибку. Вот в этой теореме. Ты знаешь, папа, я не могу тебе объяснить, но мне кажется, что эту рукопись писал я сам. Я настолько здесь все понимаю, я как будто внутри этих чертежей и формул.

– Когда же, сынок, ты мог написать эту рукопись, если мой отец Артуро – архиепископ католической церкви, привез мне эту рукопись, когда мне было лет пятнадцать всего. А человек, у которого была эта рукопись, казнен инквизиторами, его сожгли на костре. А мой отец с риском для жизни эти рукописи привозил мне. Он мечтал, чтобы я даже в условиях смертельной опасности был образованным человеком.

– Да, папа, я сам до конца еще не разобрался, но знаю наверняка, что эту рукопись писал я. Потому что помню, как на пятой странице я сделал исправление. Посмотри! Вот сверху есть исправление… Я, папа, сам в шоке! А сегодня в этой теореме в результате доказательства у меня вот этот результат, но он ошибочен. Я сделал исправление. Будет результат вот такой. И Донат подал отцу листок, испещренный формулами и внизу сделан рисунок. Бакаир проверил, подумал… Он даже не знал, что сказать… Исправление было необходимо. И результат получился качественно новый.

Однако он тут же вспомнил, что они с отцом о многом говорили. В том числе и о прошлых жизнях. И он сказал сыну:

– Значит, не исключено, что тебя из-за твоей рукописи сожгли. А могло случиться и такое, что ты прожил полную жизнь и умер собственной смертью, а казнили того человека, у которого могла оказаться твоя рукопись.

– Необыкновенно, прошлые жизни, эта жизнь… Ну, как ты себе это представляешь?!

– Донат, не забывай о том, что твой дед был архиепископом, это очень высокая должность. А церковь не исключает, что душа человека вечна, она не умирает. Только тело стареет и жизнь имеет свой логический конец – физическую смерть. А душа продолжает свое путешествие из тела в тело, из жизни – в жизнь…

Донат смотрел на отца широко раскрытыми глазами, эти вещи были новыми, он никогда об этом не слышал… Так отец зародил в нем новые мысли…

С отцом они еще несколько раз обсуждали эту тему. А поскольку образование получали у себя дома, от матери и отца Бакаира, то информации на тему прошлой жизни Донат до сих пор не имел. Он пытался себя настроить на того ученого, который написал эту рукопись. Но пока глубоко не мог вникнуть. Просто было ощущение, что он смотрел глазами другого человека и видел не вот эти горы, этот домик, а просторы, берег и большое, огромное море. Он думал, что это такая широкая, бескрайняя река, где не видно другого берега. Боже мой, сколько воды, и она синяя… Небо какое красивое, яркое солнце и деревья… Он никогда не видел здесь таких деревьев… Значит, он был математиком в той жизни… Очень интересно…

Донат думал об этом так много, что в душе его появилось непреодолимое желание продолжить учебу там, где есть учителя. Ведь отец не мог всего знать. Он учился по тем книгам, которые ему привозил его отец. Эти книги отнимались у образованных людей, которых сжигали на кострах.. Какие человеческие трагедии… А парень хотел учиться в том месте, где не было ужасных смертей на костре. Где люди учатся и радуются полученным знаниям. Отец ему рассказывал, что есть в других местах университеты, были раньше и есть теперь образованные и умные учителя. Например, философ Платон, математики Архимед, Евклид и другие. На их мнение были ссылки в учебнике, на котором было написано «Геометрия».

Мари Беатрис наблюдала за сыном, ушедшим в свои мысли и как-то спросила его, о чем он так напряженно думает. Донат сказал ей совсем непонятные слова:

– Мама, оказывается, я был математиком в прошлой жизни. И я очень хочу продолжить свою учебу.

– Сынок, а папа не может тебе в этом помочь?

– Нет, не может! Он научил меня всему, что знал сам. А теперь, мамочка, я очень хочу продолжить учиться, но для этого я должен буду покинуть родной дом.

Мари Беатрис в испуге всплеснула руками:

– Мой родной, сыночек мой, ты хочешь уйти из дома?

– Да, мама. Еще не знаю, куда пойду, но пока я молод и силен, надо начинать новую жизнь.

Мари Беатрис опустилась на скамью во дворе, и заплакала… Потом встала и ушла в дом.

Дочка Версалия сидела в своей комнате и рисовала что-то кусочком угля, который она достала из очага. Перед ней лежали листы бумаги, которые она просила у отца. И Бакаир с уважением относился к увлечению дочери рисованием. А сама Мари Беатрис была в восторге от рисунков Версалии. То, что рисовала девочка, было очень необычно…

Огромный диск солнца нависал над горами. Потом было другое время суток, и над домиком поднималась огромная луна. Она была в размерах похожа на ту, которую он наблюдал в телескопе. Луна закрывала почти все небо. Природа была в лунном свете такая таинственная. Тени и полутени, которые делали горные вершины и глубокие ущелья очень загадочными и даже внушали какой-то страх… Как могла девочка все это изображать кусочком угля на чем попало. На камнях, на бумаге, на полу, на какой-нибудь тряпке, которую мама выстирала и сушила во дворе. Ей нравилось рисовать там, где ее заставало вдохновение…

Версалия родилась и выросла в горах, вся жизнь ее прошла в домике, окруженном деревцами, на вершине горы. А то, что Версалия изображала на рисунках, значительно отличалось от виденных ею пйзажей. Все-таки были и те пейзажи, которые окружали их домик. Но были и другие рисунки, на которых изображена равнинная местность, берег моря… Сама Мари Беатрис никогда не видела таких диковинных пейзажей, так и Версалия их тоже не могла нигде видеть. Но рисунки получались живыми. А небо… деревья… Это были очень необычные деревья. Ветви их располагались на самой верхушке. Не было таких ветвей, и деревьев, которые росли в их деревне, в долине. А вода… Сколько ее там было… Вода плескалась на рисунке, причем рисунок был черно-белый… Но и прозрачность воды на гребне волны, и ее черный цвет в глубине так отчетливо различались, что Мари Батрис загляделась на рисунок.

– Доченька, где же ты такое видела? Ведь у нас тут таких деревьев никогда не было! А цветы какие красивые? Ты это сама придумала?

– Нет, мама, не придумала! Я такие деревья видела и цветы эти очень красивые, а аромат их еще более удивительный! В наших горах такой красоты нет! Мамочка, а посмотри, я нарисовала наши портреты. Это – папа, это – Донат, а это мы, ты и я рядышком с тобой. Посмотри, как я похожа на тебя… У меня такие же красивые волосы, как и у тебя. А ведь Донат похож больше на папу. Я помню, папа говорил нам, что он похож на свого отца. Значит, Донат похож на дедушку.

– Доченька, а это чей портрет ты написала? Вот тут на стене? Ты прямо на стене его и написала…

– Так у меня бумаги не было тогда. А эта женщина? Я не знаю, кто она. Но я часто вижу ее у себя в памяти. Как будто я с ней знакома. Ну, а это ее муж. Посмотри, какой красивый мужчина! Вот его я знаю. Его зовут – Вито.

– Откуда ты знаешь, как его зовут?!

– Я с ним иногда разговариваю. Только не вслух, а молча…

– Как это, Версалия? Ты в своем уме? – И мать пристально взглянула в глаза дочке.

– Мама, этот Вито любит море, где много вот таких красивых волн… Мне кажется, я его очень люблю… Вот как тебя, папу… Только еще сильнее! Не знаю, как тебе объяснить! Только я тут его, в нашем домике, не видела. Он тут никогда не был.

– А где ты его видела?

– Там, где море… Мы с ним море любили всегда! Мари Беатрис подумала, что, наверное, она сошла с ума. Она-то сегодня уже выслушала откровенные слова сына Доната, что он был математиком, теперь вот дочка рассказала ей о каком – то Вито, который любил море. Так кто же из них является нормальным? Она или ее дети? А вот ее сынок Донат уже мечтает уйти из дома и учиться где-то в далеких краях.

Вся расстроенная, со своими раздумьями и сомнениями она пошла к мужу. Ее Бакаир сидел задумавшись, держа в руках какие-то деревянные шарики, выточенные из дерева. Одни шарики были поменьше, другие – покрупнее… Но для чего он их приготовил? Мари Беатрис никогда не приставала к мужу с расспросами. Она понимала лишь глобальную мысль: муж не распространяется об этом потому, что в своих работах он ушел далеко вперед своего времени, своей эпохи.

Когда кругом бушуют пожары смерти, а в их деревне она видела, как сжигают людей непонятно за какие провинности, ее муж углубился в работу и что-то чертит. Правда, они теперь уже с Донатом прячут чертежи подальше, хотя к ним в дом никто, кроме ее брата, не заходил никогда. Но что это за науки? Она поняла из его короткого рассказа лишь то, что солнце, которое мы видим на небе, оно самое главное в нашей жизни. Земля вращается и кружится вокруг солнца… И многое другое, о чем он говорил, Мари Беатрис не могла осознать. Она и не стала над этим задумываться…

Она подошла к мужу, обняла его сзади за шею, погладила его непокорные черные кудри, поцеловала мужа в макушку и села с ним рядом. Ей хотелось поделиться своими горькими новостями с мужем:

– Бакаирчик, ты знаешь, а наш сынок собрался покинуть родительский дом.

Бакаир со страхом глянул на жену. Как, уже собрался? Он в душе всегда носил эту тревожную мысль, что настанет день и сын захочет уйти в большой мир… И они могут его больше никогда не увидеть? Велика боль родительских сердец в предчувствии разлуки…

По тому, каким испуганным был взгляд мужа, Мари Беатрис поняла, что для мужа эти ее слова – не новость. Он боялся услышать эти слова, но настало горькое время, и он их услышал…

– Мой родной, как же мы расстанемся с сыном? Мы умрем с тобой от тоски и горя…

– Не имеем права, дорогая моя Мари Беатрис! Наш сын в своем развитии опередил время на сотни лет вперед. Не имеем мы с тобой права удерживать его дома. Он был в прошлой жизни тем математиком, который написал рукопись. А мы с ним вместе осваивали и изучали ее. А вот сегодня он нашел ошибку в своей работе и показал мне другой вариант доказательства теоремы. Я был в шоке, Мари! Наш Донат еще будет известным математиком! Я в это верю.

Если он скажет нам обоим, что решил уйти и уехать очень далеко, где нет никакой дикой инквизиции, мы с тобой должны отпустить его с миром. Благословить и молиться за него, чтобы он был жив и счастлив.

На Мари Беатрис навалилось огромное горе, она не могла с ним справиться… Она потеряла сознание и упала на пол. Бакаир испугался, поднял ее на руки и переложил на кровать. Она испытала первый сердечный приступ. И подумала, что умирает.