Текст книги "Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1"

Не желаю никого оскорбить в моих воспоминаниях, особенно не намерен задевать народного самолюбия; но надобно быть более нежели несправедливым, надобно быть лжецом, чтоб не сознаться в том, что в течение всего XVIII века, когда все Европейские государства возвышались и совершенствовались, Польша беспрерывно склонялась к упадку, т. е. лежала на смертном одре и в пароксизмах ожидала смерти. Если никто не решился взять Польшу, то единственно из уважения к памяти Вестфальского мира200200
  Вестфальский мир 1648 г. завершил Тридцатилетнюю войну в Европе.


[Закрыть], обеспечившего равновесие в Европе, и из опасения общего замешательства в Европе, как то было в Семилетнюю войну201201
  В войне 1756–1763 гг. участвовали, с одной стороны, Пруссия, Англия и Португалия, с другой – Австрия, Франция, Швеция, Саксония, Испания и Россия.


[Закрыть]. Нельзя раскрыть историю без сожаления и негодования. В XVI веке Польша занимала одно из почетнейших мест в христианском мире, славилась учеными мужами и воинами и, на свои земные произведения выменивая все условные сокровища, имела даже запасы драгоценных металлов и дорогих каменьев. При вступлении на престол Сигизмунда III202202
  Сигизмунд III правил с 1588 г.


[Закрыть] Польша имела 16 000 000 жителей на обширном пространстве между Балтийским и Черным морями, Двиною и Одером. В XVI веке во всей Европе было весьма мало регулярного войска, и силу государства составляло везде земское ополчение, т. е. дворяне с своими вассалами и горожане, вооружавшиеся на время войны. В Польше до избирательных королей пехота была наемная из немцев, венгров и шотландцев, а всю силу составляла конница из шляхты, или общее восстание (pospolite ruszenie). При Владиславе II противу ливонских рыцарей 150 000 шляхты село на конь203203
  Имеется в виду Грюнвальдская битва 15 июля 1410 г. – самое крупное сражение объединенных польско-литовских войск против Тевтонского ордена.


[Закрыть]; при сыне его Казимире204204
  Имеется в виду Казимир IV Ягеллончик.


[Закрыть] 60 000 вооружились при первом воззвании к защите отечества205205
  Имеются в виду события Тринадцатилетней войны 1454–1466 гг. между Польским королевством и Тевтонским орденом.


[Закрыть], а при Иоанне Албрехте выступило в поле 80 000 конной шляхты. Но когда все государства, удостоверясь в важности пехоты и в необходимости содержать постоянное войско, устроили регулярные армии, воздвигли крепости, завелись артиллериею, в Польше все оставалось по-старому. Говорили много на сеймах, и говорили хорошо, составляли умные проекты – понапрасну, и наконец, едва дошли до того, что устроили 12 000 регулярного войска и артиллерию! Во всем государстве не было ни одной порядочной крепости! Без денег самый мудрый король не мог ничего предпринять к благосостоянию государства, а подати зависели от сеймов, на которых послы (т. е. депутаты) тогда только были согласны между собою, когда надлежало произнесть veto (не позволяю) противу предложения о податях. При бедности государственной казны короли были рады, что богатое духовенство, владея огромными поместьями, приняло на себя воспитание юношества; но когда с восшествием на престол Сигизмунда III иезуиты овладели почти исключительно воспитанием, прежний свет в Польше померк и настал мрак, в котором большая часть шляхты уже не видела прямых выгод государства. Иезуиты систематически истребляли истинное просвещение и помрачали даже здравый рассудок на основании правила Омара, сжегшего Александрийскую библиотеку206206
  Александрийская библиотека существовала с III в. до н. э. и была одной из крупнейших библиотек древности. Согласно не подтверждающейся историческими источниками легенде, она была сожжена по приказу халифа Умара ибн аль-Хаттаба аль-Фарука.


[Закрыть]! Они держали в своих школах людей от юношеского до зрелого возраста, шпигуя их память латынью и отягчая ум ложными понятиями о науках, искажая истину, когда она не согласовалась с учением Римской церкви, и только тех из учеников допускали в святилище наук, которые соглашались вступить в их братство. Основанием иезуитского воспитания был самый иступленный религиозный фанатизм, безусловная преданность папской власти, интолеранция (нетерпимость других исповеданий) и пропаганда, т. е. распространение католицизма. Иезуиты и их достойные воспитанники ненавидели всех христиан неримско-католической веры и не признающих папы главою церкви и почитали их ниже мусульман, евреев и даже идолопоклонников. Из этого учения, глубоко укорененного в сердцах, восстала Уния, лишившая Польшу главной ее подпоры – Малороссии, и произошло отчуждение всех некатоликов от Польши207207
  Речь идет о греко-католической церкви, возникшей после Брестской унии 1596 г.: часть епархий Киевской митрополии приняли решение перейти в католическую веру с сохранением богослужения византийской литургической традиции на церковнославянском языке. Фактически это означало ликвидацию православной церкви на территории Речи Посполитой. Во время гетманства Богдана Хмельницкого (1648–1657), остававшегося православным, религиозный вопрос стал одним из поводов для массового антипольского и антикатолического движения на Украине и принятия Переяславской радой 8 (18) января 1654 г. решения о переходе гетманства в подданство Московского царства.


[Закрыть]. Почти вся Литва и лучшее литовское шляхетство было православного греческого исповедания; но когда не только православных, но даже униатов отдалили от занятия всех важных мест в государстве и стали приманивать в католическую веру знатную православную шляхту пожалованием староств, ленных и амфитеутических имений208208
  Староство – административно-территориальная единица на территории Речи Посполитой, включавшая в свой состав несколько городов и местечек. Староство устанавливалось на землях, принадлежавших королю, и передавалось дворянину в пожизненное пользование. Ленное имение – имение, передававшееся дворянину в пользование на определенный срок. Амфитеутическое имение (от лат. Emphyteusis – прививка) – вид долгосрочной аренды земли, иногда переходившей в наследственную аренду, при которой арендатор был обязан развивать сельскохозяйственное производство и ежегодно вперед выплачивать определенную сумму денег собственнику.


[Закрыть] и когда в присутственные места, в школы и в дворянские дела вообще ввели польский язык, все литовское шляхетство мало-помалу перешло к католицизму. При Сигизмунде III и наша фамилия перешла в католическую веру и получила несколько имений под различными титулами, из коих одно, амфитеутическое имение, Рудавка, возле Свислочи (в Гродненской губернии, Волковыском уезде), и поныне находится в нашем роде, до тех пор пока он будет существовать.

Итак, первая и главная, а лучше сказать, единственная радикальная причина упадка Польши была власть иезуитов, истребивших истинное просвещение и укоренивших в умах нетерпимость (intolérance). Вторая причина, следствие первой, была слабое правление избирательных королей (после Ягеллонова рода)209209
  После того как род потомков Владислава II Ягайло закончился со смертью Сигизмунда II Августа в 1572 г., королевский трон Речи Посполитой занимали выборные короли.


[Закрыть], а особенно последних королей саксонского дома210210
  Имеются в виду Август II и его сын Август III, которые правили Речью Посполитой в 1697–1763 гг.


[Закрыть]. Вольтер сказал в шутку: «Quand Auguste buvait, la Pologne était ivre!»211211
  Буквально: «Когда Август (имеется в виду король Речи Посполитой Август II Сильный, правивший с 1734 г.) пил, то пьяна была вся Польша», в значении: каков правитель народа, таковы и его подданные. Булгарин приводит цитату из стихотворения Вольтера «Послание к Екатерине II, императрице российской» (1771) (см.: Voltaire. Epître à l’impératrice de Russie, Catherine II // Œuvres complètes de Voltaire / Éd. L. Moland. Paris, 1877. Т. 10. Р. 437). Сам Вольтер приписывал фразу не названному по имени «Великому человеку», подразумевая Фридриха II.


[Закрыть] Это сущая истина! Со времени Августа II пьянство жестоко распространилось между шляхтой, и наконец Венгрия все свое вино продавала в Польше. За пшеницу, лен и пеньку, продаваемые в Данциге, Риге и Мемеле212212
  Данциг – сейчас г. Гданьск в Польше, Мемель – сейчас г. Клайпеда в Литве.


[Закрыть], помещики покупали почти исключительно пряности и крепкие виноградные вина213213
  Характеризуя экономическую ситуацию конца XVIII в. на землях бывшего Великого княжества Литовского, О. А. Пржецлавский писал: «Для Литвы и Белоруссии отпускная иностранная торговля составляла почти единственный источник дохода с помещичьих имений и снабжала край товарами, необходимыми для комфорта в домашнем быту. Ежегодно по Неману и Западной Двине сплавлялось в Кенигсберг, Мемель и Ригу огромное количество всякого хлеба, семени льна, пеньки, шерсти, корабельного и строевого леса, поташа, смолы и т. п. Все это сбывалось английским купцам, а в упомянутых портах закупались для литовских и белорусских губерний провизии на целый год колониальных товаров, французских вин, портера, сукон, всяких материй и других изделий, так как в краю не было почти никаких фабрик» (Пржецлавский О. А. Калейдоскоп воспоминаний // Поляки в Петербурге в первой половине XIX века. М., 2010. С. 32).


[Закрыть]. Псовая охота, карточная игра, попойки и рыцарские упражнения, т. е. гарцевание на конях и поединки, составляли обыкновенное препровождение времени. Дворянские выборы в должности (сеймики) и в послы, т. е. депутаты на сеймы, и беспрерывные и бесконечные процессы были единственным важным занятием шляхты. Впрочем, страсть к процессам происходила вовсе не от любостяжания; процессы всегда почти рождались или из ложного честолюбия, или вследствие личной ссоры. Хоть бы лишиться последнего куска хлеба, лишь бы поставить на своем! Кроме того, процессы заменяли театр и литературу в провинциях. Речи адвокатов (голоса, głosy), так называемые манифесты, т. е. изложение претензий, печатались и рассылаемы были ко всем приятелям. Судопроизводство было открытое и привлекало в запутанных делах или когда тягались значительные люди множество слушателей в суды. Сами тяжущиеся говорили иногда речи, и это занимало умы и убивало время. На выборы свозили десятками мелкую шляхту (потому что каждый шляхтич имел право избирать и быть избираемым), кормили и поили их на убой и в случае спора заставляли драться между собою. Редкий шляхтич не имел рубцов на щеках и на голове. Искатели мест старались блеснуть красноречием, роскошью и щедростью, разорялись на пустяках. Приговоры суда по процессам редко исполнялись без употребления силы со стороны выигравшего процесс, и если проигравший тяжбу защищался, тогда происходила формальная война. Иногда случалось, что по самым пустым притязаниям богатый пан, собрав пьяную шляхту, выгонял из имения бедного или смирного помещика и потом начинал процесс. Это изгнание называлось заездом (zaiazd) и случалось весьма часто. Законные власти не в силах были ни предупредить зла, ни удержать его, когда непослушный принадлежал к могущественной партии или фамилии. Одним словом, законы в Польше были бессильны, и от бесчисленных процессов богатели одни адвокаты. Правда, во всей Польше не слышно было о взятках, и в польском языке даже нет настоящего слова для выражения лихоимства; но весьма часто случалось, что судьи судили несправедливо из страха, по духу партий, ради покровительства вельмож, что выходило на одно и то же. И что значило государство без просвещения, без государственной казны, без полиции (в Польше никогда не допускали учреждения ее), без силы законов, без войска, без всякой промышленности? Государство, омраченное фанатизмом, расстроенное во всех своих частях своеволием шляхты, деспотизмом вельмож и самым тяжким рабством земледельцев! Страшно подумать! Последний король, Станислав Август (Понятовский), был человек умный, любезный, добродушный, даже ученый, страстный любитель литературы и художеств, но слабого характера – нерешительный и несмелый; нравственно он был, однако ж, полезен своему несчастному отечеству. Не имея средств истребить зла, он, по крайней мере, употребил все от него зависящее, чтоб положить основание добру. Он дал другое, сообразное с веком, направление воспитанию юношества в Варшавском кадетском корпусе214214
  Речь идет о так называемой Школе Рыцарей, созданной по приказу Станислава Августа в 1764 г. Из школы вышел ряд выдающихся польских военачальников, деятелей политики и культуры. Школа была закрыта в 1794 г. после поражения восстания.


[Закрыть] и имел усердного помощника в аббате Конарском (монашеского ордена пияров215215
  Орден пиаров (лат. Ordo Clericorum Regularium Pauperum Matris Dei Scholarum Piarum; Орден бедных регулярных христианских школ во имя Божией Матери) – католический монашеский орден, основанный в 1617 г. и занимавшийся религиозным обучением и воспитанием детей и молодежи.


[Закрыть]). Пиярские школы противодействовали иезуитскому воспитанию. Князь Чарторийский (дядя короля) основал учебные заведения в имении своем, Пулавах216216
  Имение Пулавы получил в качестве приданого Август Александр Чарторыйский. Учебные заведения основал тут его сын Адам Казимир. Констанция Чарторыйская, сестра Августа Александра, будущая мать короля Станислава Августа Понятовского, приходилась ему теткой, а Адам Казимир – не дядей, а двоюродным братом.


[Закрыть], для шляхты обоих полов, и из этих-то школ вышли все достойные люди последнего времени Польши. Литература воскресла, художества ожили; но это были только блистательные звезды на мрачном горизонте. В Варшаве и Вильне была утонченность Парижа, а в провинциях, особенно в Литве и на Украйне, господствовали фанатизм Средних веков, своеволие степей аравийских и пьянство и прожорливость дикарей Америки. Тут было в полном смысле: кто кого смога, тот того в рога!

Отец мой был весьма далек фанатизма, напротив, был сильным приверженцем веротерпимости и всех нововведений. Он был воспитан просвещенным католическим аббатом, родом из древней польской Пруссии (Вармии217217
  Вармия – историческая область на южном побережье Балтийского моря (от реки Эльбы до берега Вислинского залива). В 1410–1772 гг. входила в состав Польского королевства. Ныне на этой территории находятся Варминско-Мазурское воеводство Польши и Калининградская область России.


[Закрыть]), немцем, и любил философское, политическое и историческое чтение. Отец мой был не только умен, но даже остроумен, весельчак в полном смысле слова, чрезвычайно добродушен, честен во всех своих делах, но имел несчастный характер: был чрезвычайно вспыльчив, увлекался первым впечатлением и при наружной популярности был чрезвычайно горд в душе. Для удовлетворения этой гордости он жертвовал всем, и жизнью, и имением. Он готов был обниматься и сидеть рядом с самым убогим шляхтичем, который подчинялся его воле, но за один косой взгляд равного или почитавшего себя высшим, за одно слово, которое казалось ему оскорбительным, вызывал на дуэль или мстил явным оскорблением. Он был, как ныне говорят, человек эксцентрический и поступал во всем не так, как другие. Этот пагубный характер навязывал ему беспрестанно хлопоты и беспокойства и был причиною его собственного несчастия, а отчасти и всего семейства. Щедрость его не имела пределов: он дарил все, что нравилось его друзьям, и при деньгах сыпал ими без всякой нужды, как будто обладал неисчерпаемыми сокровищами! Роста он был высокого, сложения крепкого, силы необыкновенной, но по лицу, как говорят все знавшие его, я живой его портрет. Расскажу о нем несколько анекдотов, которые в нынешнее время покажутся невероятными и вместе послужат характеристикой тогдашней шляхты.

Отец мой остался малолетным сиротою после смерти родителей, с весьма хорошим состоянием, и опекунами его были родной дядя и знаменитый князь Карл Радзивилл – оригинал, каких мало было на свете, но самый добрый и благородный человек, прозванный по любимой своей поговорке Пане Коханку (panie kochanku по-русски почти то же, что любезнейший). Это слово повторял он беспрестанно, говоря и с дамами, и с королем, и с своим лакеем, и с жидом! Отец мой, приехав по делам своим в Слуцк, принадлежавший князю Радзивиллу, встретил на улице богатого жида, содержавшего в городе винный откуп218218
  Откуп – система сборов с торговли вином; установлена в 1712 г., просуществовала до 1861 г. с перерывом в 1817–1827 гг., когда действовала винная монополия государства. Частные лица (откупщики) во время торгов, которые проводились раз в четыре года, получали право на производство, оптовую покупку и розничную торговлю спиртными напитками; они отдавали в казну обусловленную при получении откупа сумму и пользовались чистой прибылью.


[Закрыть] (т. е. все корчмы), торговавшего притом виноградными винами и пользовавшегося особенною милостью князя. Жид этот, хотя знал хорошо отца моего, но, избалованный фамильярностью других помещиков, прошел мимо, не поклонившись. Отец мой, вспыхнув, закричал: «Долой шапку, жид!» и бросился к нему; но жид, ответя грубо, скрылся в толпе радзивилловских слуг и заперся в доме. Отец мой велел немедленно запрячь своих лошадей и поехал прямо в Несвиж к князю, который весьма любил его. Он пробыл у него несколько дней и своими остротами и шутками привел князя, большого охотника до фарсов, в самое веселое расположение духа. Между ими было состязание в этом отношении, что весьма нравилось старому князю. На третий день, перед отъездом, отец мой сказал, что князь может оказать ему большую милость, но он не смеет просить его. «Скажи, чего хочешь, я все для тебя сделаю», – отвечал князь. «Отдайте мне в аренду ваш фольварок (маленькую мызу или усадьбу) в полумиле от Слуцка», – сказал отец мой. «Зачем тебе эта мелочь? Я бы и подарил тебе, если б этот фольварок лежал на моей границе, а не в средине моих поместьев!» – «Я начал торговать украинскими волами, – отвечал отец мой (а это была выдумка), – и мне нужно место под городом для сгона разных партий». Князь расхохотался, зная, что отец мой вовсе не способен к торговым делам. «Теперь не стану есть другого мяса, как твоих волов, – примолвил князь, шутя, – однако боюсь, что ты заставишь меня долго поститься!» В шутках и прибаутках князь подписал арендный контракт, и отец мой поскакал в Слуцк, взял немедленно в свое управление фольварок, поставил своего управителя, купил бочек сто водки и велел продавать вполовину дешевле, чем продавали в Слуцке. Все горожане стали, разумеется, покупать водку на фольварке, и в корчмах продажа остановилась. Жид-откупщик был в отчаянии, но делать было нечего, ибо отец мой, по польским законам, имел полное право продавать вино в своем имении по какой угодно цене. Чрез несколько дней отец мой нарочно приехал в Слуцк, и жид-откупщик в сопровождении княжеского управителя и почетнейших граждан явился к отцу моему с повинною и просил прощения в неумышленном оскорблении. Отец мой принял богатого жида хладнокровно, без воспоминания о прошлом, не изъявляя ни малейших признаков гнева. Тогда богатый жид завел речь о деле. «Зачем вам, такому пану, держать фольварок? Уступите мне аренду, я вам дам вдвое». – «Теперь не время об этом толковать, – отвечал отец мой, – приезжай ко мне завтра, в полдень, на фольварок, там кончим дело. Я даю тебе слово, что уступлю аренду по моей цене: я не хочу барышей, и мне эта шутка уже наскучила». Жид обрадовался и на другой день явился в назначенный час. Контракт уже был готов, и оба они тотчас подписали его. Но отец мой не передал княжеского контракта, а отдал имение в аренду от своего имени. Когда дело кончилось, отец мой хлопнул в ладоши – и явились шесть дюжих парней. «Бери его!» – закричал отец, и слуги схватили жида, растянули и влепили двести ударов кожаными постромками. Жид едва остался жив. Его положили замертво в бричку, сунули контракт за пазуху, и отец мой сказал ему, что это только первый урок вежливости, а за другим и третьим уроками дела не станет, если жид от первого урока не исправится. Лишь только в Слуцке разнеслась весть об этом поступке моего отца, весь жидовский кагал поскакал в Несвиж, к князю с жалобою. Князь ужасно рассердился, и клялся примерно отмстить моему отцу за самоуправство в его владениях, и послал к нему нарочного с приглашением в Несвиж. Друзья умоляли отца не ездить к князю, пока гнев его не утихнет, и советовали немедленно отправиться в Варшаву и искать покровительства у короля; но отец мой, не слушая никого, вооружился с головы до ног, поехал немедленно в Несвиж и явился к князю в приемный час, при множестве посетителей. Все смотрели с удивлением и страхом на моего отца, предполагая, что эта история должна дурно кончиться. Князь, вышед в приемную залу, окинул взором собрание и, увидев отца моего, раскраснелся от гнева и прямо пошел к нему. «Как вы, сударь, смели бить моего арендатора? – воскликнул князь, – я пойду с сумою по миру, но не допущу, чтоб кто-нибудь дерзнул оскорблять меня так нагло. Или вам жить или мне, или вам гнить в тюрьме или мне!.. Я вам покажу, что я значу!..» Князь от гнева не мог более говорить и запыхался, а отец мой прехладнокровно отвечал: «Прошу только меня выслушать, а там делайте что угодно! Не только я не осмелился бы никогда прикоснуться пальцем к вашему арендатору, но если б даже кто другой тронул его, то я, как верный и усердный ваш приверженец, вступился бы за него, не жалея собственной жизни!..» – «Итак, вы не били моего арендатора?» – спросил князь, несколько успокоившись. «Нет, не бил вашего арендатора, – возразил мой отец, – я бил моего арендатора, потому что выпустил Мовше в аренду мою посессию (т. е. временную собственность), в чем удостоверит вас вот этот контракт, и бил притом моего арендатора по принадлежащей мне половине его тела, а не по вашей половине, которой я вовсе не тронул». Князь отступил три шага, смотрел пристально на моего отца и требовал истолкования загадки. Отец объяснил дело. «Неужели все это правда, что ты говоришь?» – спросил князь. «Жид здесь, прикажите справиться», – отвечал отец мой. Послали расспросить жида, и посланец объявил, что жид точно получил двести ударов по одной половине тела. Эта плохая шутка чрезвычайно понравилась князю; он расхохотался и держался за бока, расхаживая по комнате. Разумеется, что и все захохотали, и вместо предполагаемой трагедии вышла комедия. «Ах ты проказник! – сказал князь, – на тебя и сердиться нельзя; но в наказание ты должен пробыть у меня целую неделю в Несвиже. А что твои волы?» – примолвил князь. «Вместе со мною так испугались вашего гнева, что от страха разбежались!» – отвечал мой отец. «А вместо волов ты поедешь со мною завтра ловить медведей». Отец мой пробыл у князя не одну, а две недели, получил в подарок четыре жеребца; а чтоб успокоить жида, князь уступил ему на год, безвозмездно, всю аренду Слуцка, и тем кончилось дело. Отпуская домой моего отца, князь взял, однако ж, с него слово не трогать жида.

Однажды отец мой ехал в Минск из Глуска проселочною дорогою на Житин. День был знойный, и он, отдохнув в полдень в лесу, поздно приехал на ночлег. Корчма была новая и с виду обещала удобное пристанище, но по осмотре оказалось, что в конюшне не было ни яслей, ни решеток и все жилье состояло из двух грязных комнат. Корчма принадлежала помещику Пузине. «Жид! что стоит твоему барину эта корчма?» – спросил мой отец. «Тысячу злотых», – отвечал корчмарь. «Гей! отсчитай сейчас тысячу злотых жиду!» – сказал отец своему камердинеру. Жид не понимал, что это значит, и не хотел брать денег, но принужден был взять, когда отец мой прикрикнул на него. «Прибавь еще пятьсот злотых, – примолвил отец, обращаясь к камердинеру, у которого хранились ключи от шкатулки, – а ты, жид, отнеси эти деньги к своему пану; скажи ему, чтоб он выстроил на них корчму поудобнее, и между тем выноси все свои вещи, потому что сейчас не будет твоей корчмы. Ребята, поджигай корчму с другого конца!» – сказал отец мой своим людям, которые, зная, что надлежало повиноваться безусловно, зажгли немедленно корчму и бросились выносить вещи жида. Чрез час не было корчмы, и только дымились ее остатки. Отец мой расположился биваком и лег спать в коляске, а жид побежал на господский двор с известием о происшедшем. Чрез несколько времени прискакал от пана Пузины посланник с письмом, в котором сказано было, что он не принимает денег, но намерен расправиться с отцом моим в уголовном суде, как с разбойником. «Седлай коней!» – закричал мой отец и поскакал с несколькими удалыми стрельцами прямо во двор к пану Пузине. Все уже спали в доме, но отец мой заставил отпереть себе двери, угрожая, что зажжет дом. Пан Пузина выбежал в шлафроке и протестовал противу насилия; но отец мой положил на стол два пистолета и сказал Пузине, что он должен непременно стреляться с ним сию же минуту, чтоб смыть обиду, в противном случае отец грозил застрелить его, как медведя. Пан Пузина не имел вовсе охоты стреляться и, зная характер моего отца, старался его успокоить. Прибежали дамы, жена и дочери пана Пузины, стали упрашивать отца моего, чтоб он помирился, и отец мой сдался с тем условием, чтоб пан Пузина взял деньги за свою корчму, выстроил новую, удобную, и отказался от всех претензий на моего отца. Все это немедленно написал и подписал пан Пузина, и отец мой, невзирая на усильные просьбы Пузины, чтоб переночевать в его доме, возвратился на свой бивак, к экипажам, и, отправляясь утром в путь, подарил жиду пятьсот злотых в вознаграждение за хлопоты. Жид остался очень доволен!

Во время пребывания отца моего в Варшаве, отправился он однажды на большой лодке на фейерверк. В лодке было много разного народа, и между прочим две миловидные девушки с пожилою женщиною. Два молодые франта, одетые по-польски, начали приставать к девицам с пошлыми комплиментами и наконец с дерзкими насмешками и до того оскорбили их, что молодые девушки заплакали. Отец мой был на другом конце лодки, но, услышав о происходящем, закричал: «Тот бесчестен, кто оскорбляет женщину, кто бы она ни была!» – «А ты что за указ нам? – отвечал один из фанфаронов, – сиди смирно, если не хочешь выкупаться в Висле!» Отец мой как тигр бросился к дерзкому молодому человеку, не дал ему опомниться и, схватив одною рукою за пояс, а другою за ворот, перебросил через борт, как щепку. Гребцы хотели помочь утопающему. «Греби, и вперед!» – закричал отец мой, обнажив саблю, и гребцы повиновались. Другого фанфарона отец мой заставил просить прощения, на коленях, у оскорбленных им дам, угрожая также выбросить за борт в случае сопротивления. Тот беспрекословно повиновался. По счастию, выброшенный в воду молодой человек умел хорошо плавать. Он держался на воде несколько минут, пока другая лодка не подоспела к нему на помощь. Выброшенный в Вислу молодой человек был сын какого-то важного городского чиновника, который подал на отца моего жалобу. Завязался уголовный процесс, кончившийся, однако ж, в пользу моего отца, потому что он действовал для охранения беззащитных женщин. Иначе и судить было нельзя в стране, где не было никакой полиции.

Бедный шляхтич пришел просить покровительства и защиты у моего отца противу богатого еврея, жившего в местечке (кажется в Узде), принадлежавшем генералу Завише, соседу нашему в Перышеве и родственнику моей матери. Этот богатый еврей купил у шляхтича пару лошадей, дал задаток и уехал на них в Вильну, а испортив лошадей в дороге, не хотел платить условленной суммы и отослал лошадей обратно шляхтичу. Отец мой написал письмо к генералу Завише, прося принудить жида удовлетворить шляхтича, но Завиша отвечал, что не хочет вовсе вмешиваться в это дело. Мимо Перышева пролегает дорога, по которой ездят на ярмарку в какое-то другое местечко. Отец мой велел сторожить жида, обидевшего шляхтича, остановить на дороге и привесть к себе. Но жид остался дома, отпустив на ярмарку жену. Товар выслан был вперед. Жидовка ехала в бричке с детьми и приказчиком своим. Ее остановили стрельцы наши на дороге и привели к отцу моему. Она была в жемчугах, в турбане из богатой шали, в атласе и бархате. «Заплати сейчас шляхтичу за лошадей, если не хочешь, чтоб тебе было худо», – сказал мой отец. «Это не мое дело, а моего мужа», – отвечала жидовка. «Хорошо, пусть же муж заплатит, а до тех пор ты просидишь у меня в свином хлеву!» Жидовка думала, что отец мой шутит, но бедную жидовку в самом деле потащили в свиной хлев и заперли, а приказчику велено возвратиться к хозяину и рассказать виденное, объявив притом, что жидовка до тех пор будет в этом месте, пока шляхтич не получит своих денег, а жид не возьмет обратно лошадей. Детей жидовских отец отослал в корчму и приказал содержать их как можно лучше. К ночи возвратился приказчик с деньгами, и жидовку выпустили на волю. Вся шляхта из селения (околицы) пришла благодарить моего отца, но генерал Завиша оскорбился и позвал отца моего в суд. Дело по апелляции перешло в литовский трибунал219219
  Речь идет о Главном трибунале Великого княжества Литовского – высшей судебно-апелляционной инстанции княжества. Трибунал существовал с 1582 г. до ликвидации Великого княжества Литовского. Часть дел продолжала рассматриваться в соответствии с законодательством до 1839 г.


[Закрыть], которого маршалом220220
  Маршал – здесь: председатель трибунала.


[Закрыть] был тогда двоюродный брат отца моего, Павел Булгарин⁽¹⁰⁾. Разумеется, маршал по родству не судил дела, в котором со стороны Завиши употреблены были всевозможные искательства (по-польски forsy), чтоб унизить гордого противника. Завиша требовал не только заключения отца моего в тюрьму за самоуправство, но и вознаграждения жида и издержек процесса, что составляло, по его счету, несколько тысяч червонцев. Трибунал имел заседание в Гродне, куда съехалось множество любопытных, чтоб увидеть, чем кончится эта тяжба. Туда же прибыли и депутаты из шляхетского селения, которого почетный житель был причиною процесса. Один из этих депутатов, одаренный от природы красноречием, произнес пред трибуналом речь, которая тронула всех судей. Он изобразил несчастное положение беззащитного человека в Польше, угнетаемого не только богатыми панами, но и жидами; исчислил все оскорбления и обиды, нанесенные их селению не только генералом Завишей, но и его слугами, и представил бескорыстный поступок моего отца в самом блистательном виде, провозглашая его защитником несчастных и бессильных. По кратком рассуждении судьи объявили моего отца безвинным и присудили Завишу заплатить ему за тяжебные издержки три тысячи червонцев. Многие из членов нашей фамилии были тогда в Гродне, и жили все в самом тесном союзе между собою⁽¹¹⁾. Все они торжествовали победу своего родственника обедами и балами, на которых венгерское вино лилось рекой. Но для отца моего этого было недостаточно. Объявлениями, прибитыми к наружным стенам костелов и на перекрестках, он запросил весь город на полдник. Присужденное взыскание с генерала Завиши отец мой передал какому-то ростовщику за тысячу червонцев и на эти деньги (а по тогдашней дешевизне это была большая сумма) накупил разных напитков, нескольких быков, баранов, множество домашней птицы и дичи, велел изжарить и напечь пирогов и хлебов, и в назначенный день уложить на телеги. Дядя мой, Павел Булгарин, рассказывал мне об этом угощении, которого он был свидетелем. Началось торжественным шествием, или процессией. Впереди шли музыканты, каких только можно было достать в Гродне и в окрестностях, христиане и жиды, и, разделясь на хоры, играли поочередно. За ними стрельцы в ливрее ехали верхом за гербовыми знаменами. Потом ехали (верхом же) отец мой, все его родные и друзья, а в замке тянулись телеги, украшенные флагами, с съестными припасами и бочками виноградного вина, водки, пива и меда. Прошед по главным улицам, процессия остановилась на площади, и по данному знаку началось угощение. Раздавали каждому что кто хотел. Народа собралось множество, но все происходило чинно (как сказывал дядя), пока площадные гости не перепились. Тогда уже разобрали насильно остальное, разбили бочки, и пир кончился, как водится, дракою. Но отец мой не хотел быть свидетелем последствий этого угощения: экипажи его и свита уже отправлены были в путь, и он, простясь с друзьями, ускакал из города верхом.

Впоследствии отец мой помирился с генералом Завишей и отказался от получения присужденных с него тяжебных издержек, заплатив ростовщику из собственных денег взятую у него сумму.

Вот как жили и проматывали имение отцы наши! Теперь посмотрим, как отец мой воспитывал меня. Это также весьма оригинально.

Отец мой весьма часто отлучался из дома, любя присутствовать на всех сеймиках, на судах, участвовать в больших охотах – словом, бывать везде, где собиралось много помещиков. Он также навещал часто старого князя Радзивилла, который весьма любил его общество. Последняя моя болезнь от испуга возбудила в отце моем мысль закалить меня. Ни слезы матушки, ни советы докторов и друзей не могли смягчить его на этот счет: не постигаю, как я остался жив, после всех претерпенных мною испытаний! Например, он будил меня от сна или ружейными выстрелами над самою моею кроватью, или холодною водою, выливаемою на меня во сне. Сказав мне однажды, что только бабы и глупцы верят в чертей, колдунов, ведьм и бродящих мертвецов, он посылал меня одного в полночь, зимою и осенью, на гумно, приказывая принести пук колосьев или горсть зерна. Надобно знать, что за нашим гумном было сельское кладбище с ветхою униатскою деревянною церковью. Один взгляд отца заставлял меня безмолвно повиноваться. Слез он терпеть не мог и отговорок не слушал. С первого раза, когда меня облили в постеле холодною водою, я заболел лихорадкою и от первого ружейного выстрела над головою едва ли не лишился употребления языка, но в полгода привык ко всему и с радостию бегал в темную ночь на гумно, забавляясь страхом матушки и сестер. При этом отец приучал меня к самой грубой пище; брал с собою на охоту, на которой мы проводили иногда по нескольку дней в лесу, и, будучи только семи лет от роду, я галопировал за ним на маленькой лошаденке и даже стрелял из ружья, нарочно для меня сделанного. Сперва я был весьма слаб и изнежен, боялся всего, не мог вынести малейшей простуды, и даже кусок черного хлеба расстроивал мой желудок, а после нескольких месяцев спартанского воспитания я чрезвычайно укрепился; лакомился черным хлебом с луком или редькой, предпочитал капусту и кашу, изготовляемые для прислуги, всем сливочным кашкам и бульонам, которыми прежде кормили меня, и вместо кофе и чаю пил или стакан молока или ключевой холодной воды; бегал по лужам, а на охоте по болоту, не чувствуя никаких последствий от замочения ног. Отец мой торжествовал, а матушка каждый день боялась за жизнь мою и со слезами повиновалась ему. Он страстно любил матушку, но в воле своей был непреклонен. Хотя эта внезапная перемена в моем физическом воспитании не только не повредила мне, а, напротив, послужила в пользу, я, однако ж, сам не следовал этой системе, да и никому не советую следовать. Гораздо лучше закаливать детей постепенно и сообразно с их сложением. Мы живем не в Спарте, и в наше время голова важнее туловища!221221
  В античной Спарте основной целью воспитания было физическое совершенствование человека.


[Закрыть]

При мне был учитель, который обучал меня читать и писать по-польски, по-французски, по-немецки, по-латыни и первым четырем правилам арифметики. Младшая сестра моя, Антонина, обучала меня играть на фортепиане и на гитаре и петь. Наконец, в следующем году разразилась гроза над нашим семейством, и оно разбрелось – навсегда!..