Текст книги "Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1"

Все, что я буду теперь описывать, исчезло навеки! Исчезли и люди, и обычаи, и даже воспоминания о прежнем; исчезло и прежнее дурное, и прежнее хорошее! А было и хорошее в семейном твердом союзе и в повиновении старшим в роде; было хорошее и в рыцарских нравах старинного дворянства! Невзирая на издание закона, по которому все заемные письма признавалась недействительными, если были писаны на простой, а не на гербовой бумаге, в так называемой Литве требование подписи на гербовой бумаге почиталось оскорблением, а подписывание – унижением своего достоинства. Разорялись на честное слово (на słowo honoru)! Князь Доминик Радзивилл, взяв иногда игральную карту, коптил ее на свече и писал кончиком щипцов на закопченном месте: «Выдать (такому-то в такой-то срок) тысячу (более или менее) червонцев: X. D. R.19331933
  Аббревиатура от Xiążę Dominik Radziwiłł (князь Доминик Радзивилл).


[Закрыть]», и поверенный князя не смел даже поморщиться, а выплачивал немедленно. Я видел одно такое заемное письмо, т. е. карту, покрытую вишневым клеем, чтоб драгоценная копоть на ней не стерлась. Не помню ни одного случая, чтоб кто-нибудь осмелился отказаться от платежа по заемному письму за своею подписью потому только, что оно не формальное. На честное слово можно было поверить жизнь, честь и имение. Verbum nobile debet esse stabile19341934
  Слово чести должно быть твердым (лат.).


[Закрыть] составляло главную заповедь дворянина. Это то же, что старинное русское «Не дал слова – крепись, а дал слово – держись» и древненовгородское «А кто не сдержит слова, тому да будет стыдно». В нашем славянском племени стыд (т. е. бесчестие) был величайшим наказанием, и честное слово тверже всех залогов и подписей. Я застал это на деле и под клятвою передаю моим детям. Иностранные пройдохи, набегающие на Россию со времен Петра Великого, научили нас многому, чему не худо было бы разучиться! Комиссионерная торговля, т. е. торговля без капиталов, и подложное банкротство – это оригинальные сочинения чужеземных прошлецов. Добродушные славяне, наши предки, не знали этого прежде.

Я нанял фурмана19351935
  Фурман – кучер, извозчик.


[Закрыть], жида, и отправился в путь в половине августа. На пути случилось со мною довольно забавное происшествие. Приехав в радзивилловское местечко Клецк19361936
  Ныне город в Минской области Беларуси.


[Закрыть], лежащее только в нескольких верстах от древнеродового имения моих дедов и прадедов Грицевич, я остановился на площади и вышел из брички, чтоб купить курительного табаку. Купец, разумеется жид, отвесил мне фунт лучшего табаку и завернул в бумагу. В эту минуту я отвернулся, чтоб взглянуть на площадь, и, внезапно оборотясь к жиду, поймал его в плутовстве, а именно что подменял мою пачку другою, точно так же свернутою. Я развернул бумагу и увидел, что в подмененной пачке был табак последнего разбора, а я заплатил за лучший. Признаюсь, я не мог воздержаться и изо всей силы «задел его в лицо, не говоря ни слова»19371937
  Видоизмененная цитата из поэмы В. Л. Пушкина «Опасный сосед» (1811). В источнике: «Буянов, не стерпя приветствия такого, / Задел дьячка в лицо, не говоря ни слова».


[Закрыть]. Жид завизжал и завопил во все горло: «Гвалт! бьют, режут!» – и из соседних лавок сбежались жиды и также стали визжать и кричать. Один из толпы побежал к моему фурману, чтоб узнать, кто я, и когда жиды услышали мою фамилию, один из них, седой старик, подошел ко мне, устремил на меня глаза и закричал во все горло: «О вей мир! Бульхарин, саленого Бульхарина19381938
  Так жиды произносили мою фамилию. Шалёный (по-польски Szalony), но по жидовскому произношению салёный.


[Закрыть] сын!» – «Подай саблю!» – закричал я моему слуге, а жиды пустились бежать, крича из всех сил: «О вей, о вей, саленого Бульхарина сын!» Старик-жид по необыкновенному моему сходству в лице с отцом и по месту, откуда я ехал, узнал, что я сын того, которого они боялись как смерти и называли бешеным. Я преспокойно сел в бричку и выехал из Клецка.

Сообщаю этот пустой анекдот по довольно важной причине, а именно чтоб сказать при этом случае, что жиды в Польше, особенно в Литве, находясь по-видимому в крайнем уничижении, смело скажу, господствовали над всеми сословиями. Если б кто-либо вздумал собирать биографические сведения о дворянских литовских фамилиях, то мог бы получить от жидов самые мелкие подробности о жизни каждого дворянского семейства, от прадеда до правнука и правнучки, и полную характеристику каждого лица. На этом познании нрава, умственных способностей, страстей и потребностей каждого лица основывалось жидовское могущество. Мелких слуг мужеского пола привлекали жидки питейным медом, пивом и водочкою; слуг высшего разряда, т. е. экономов, комиссаров и тому подобных, ссудою денег, а женскую прислугу, от панны до гардеробной девушки, подарками кофе и сахару или туалетными безделками. Жиды были общими тайными поверенными и барина, и его жены, и сыновей и дочерей. Каждый и каждая отдельно забирали в долг у жидов и употребляли их агентами в своих делах, гражданских и частных, и в любовных интригах. Не многие дворяне были избавлены от этого дьявольского наваждения. Отец мой по наружности казался страшным гонителем жидов и колотил их немилосердно при всяком удобном случае, а между тем они лестью и покорностью выманивали у него все, что им только было от него надобно. Выдержав первую вспышку гнева моего отца, можно было у него взять последнюю рубашку! Жидам страшен был не вспыльчивый (или, как они называли, бешеный) человек, но хладнокровный, бережливый и недоверчивый. Отец дорого поплатился жидам, которые пресмыкались пред ним, а сын за пощечину, данную жиду в Клецке в 1810 году, заплатил дорого в 1848 и 1849 годах, доверив жиду на слово и надеясь на его благодарность за оказанное ему добро19391939
  Булгарин имеет в виду петербургского книгопродавца и издателя Матвея Дмитриевича Ольхина, который с самого открытия своего магазина (в 1842 г.) был тесно связан с ним: у него находилась контора «Северной пчелы», журналов «Репертуар русского и пантеон всех европейских театров» (Булгарин редактировал его в 1842 г.) и «Эконом» (выходил под редакцией Булгарина в 1841–1844 гг.). Ольхин выпустил ряд книг Булгарина: «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого», «Суворов» (обе – СПб., 1843), Полное собрание сочинений (СПб., 1843–1844. Т. 3–7), «Воспоминания» (Ч. 1–3. СПб., 1846–1847). Булгарин постоянно рекламировал Ольхина в «Северной пчеле». Издание книг Булгарина способствовало разорению Ольхина, в январе 1848 г. он прекратил торговлю и был объявлен несостоятельным должником, но и Булгарин при этом потерял значительную сумму денег.


[Закрыть]! Спросят: есть ли честные жиды? Без сомнения, есть. Как не быть! В земле, на которой построен Петербург, не родятся алмазы и золото, однако ж и золото и алмазы находят иногда на улицах, у подъездов, возле театров или Дворянского собрания. И я нашел алмаз: жида Иоселя, о котором говорил в первой части моих «Воспоминаний»!

Лето было жаркое, и жара продолжалась даже в августе. Я ехал ночью, а днем отдыхал на биваках, чтоб избегнуть грязных жидовских корчем. Наконец в четыре часа утра приехал я в местечко графа Тышкевича Свислочь19401940
  Ныне г. Свислочь Гродненской области Беларуси.


[Закрыть], в двух или трех верстах от Рудавки, местопребывания дяди отца моего, Михаила Булгарина. Я не хотел останавливаться в местечке, а поехал прямо в Рудавку, намереваясь остановиться у эконома или управителя и там переодеться и подождать, пока дед мой проснется и примет меня. Признаюсь, к этому побуждал меня ложный стыд. Мне не хотелось подъехать к крыльцу в жидовской бричке!

Едва начинало светать, и я удивился, услышав лай множества собак, а подъехав к дому, увидел на дворе множество людей, оседланных лошадей, несколько запряженных экипажей и до двадцати свор охотничьих гончих собак, которых кормили в разных местах. Собирались на охоту. Я должен был оставить бричку у ворот и пошел пешком чрез двор, поручив одному из охотников доложить обо мне хозяину дома. Когда я вошел в переднюю, слуга отпер обе половины дверей (что означало торжественный прием). Я вошел в залу. Посредине был большой стол, на котором стоял завтрак, но все собеседники встали с мест своих прежде моего появления и стояли позади главы фамилии. Я подошел к нему, произнес мое имя и, по тогдашнему обычаю, поцеловал деда в руку. Он обнял меня, поцеловал в лицо и, указывая на присутствующих, сказал: «Ты здесь дома, вот тебе тридцать человек друзей и братьев, Булгаринов, одного рода, одной крови и одного герба, или кровных наших по кудели19411941
  По-польски родство по мечу значит по мужескому колену, а родство по кудели (ро kądzieli) родство по женскому колену. Очевидно, что в древности жены и дочери дворян в Польше, как и везде, занимались пряжею, и от этого названия родство по кудели осталось в языке и в законах.


[Закрыть]. Ты с ними познакомишься после, а теперь садись и завтракай с нами!»

Михаил Булгарин был человек высокого роста, на второй половине седьмого десятка, но здоровый, румяный, не слишком сухощав, но и не толст и весьма приятной наружности. Все прочие Булгарины и родные их по женскому колену были одеты одинаково, в охотничьи зеленого цвета казакины. Дед был в длинном польском жупане, но при этом польском наряде был без усов. На стол поданы были кофе, гретое белое вино с яичными желтками (winna polewka) и гретое пиво с домашним сыром, разные булки, крендели и сухари. Собеседники продолжали, а я начал завтракать.

– Как дворянин и как человек нашей крови, ты, верно, любишь охоту, – сказал дед, обращаясь ко мне.

– Полюблю, дедушка, потому что до сих пор не имел случая охотиться, – отвечал я.

– Но если ты не охотился за зверьми, то довольно поохотился за людьми и, верно, выучился стрелять…

– Из пистолетов, а из ружья еще не пробовал стрелять в живое существо.

– Итак, ты начнешь охотиться под моим руководством. Желаю, чтоб ты был такой же стрелок, каким я был в твои лета!

Дед кликнул своего камердинера и велел снарядить меня на охоту, т. е. дать ружье, патронташ, порох, дробь, пули и прочее. Потом дед спросил, как я хочу ехать: с ним ли, в экипаже, или верхом, с молодежью. Разумеется, что я предпочел коня экипажу.

Наконец мы выступили в поход. Поезд наш имел вид воинственный. Человек до пятидесяти верхом, в одноцветных казакинах и фуражках одной формы (слуги отличались только басонами19421942
  Басон (от фр. passement – позумент) – здесь: тесьма.


[Закрыть] по воротнику и на фуражке), с ружьем за плечами, с кортиками, образовали порядочный эскадрон и ехали в порядке по два в ряд. Впереди ехал общий наш дед и глава (все мы называли его дедушкою) в коляске. Шествие замыкали псари с стаею собак, а за ними тянулись коляски и брички. Предположено было охотиться в лесах, принадлежащих к Яловскому староству, данному деду на пятьдесят лет на последнем сейме. Местечко Яловка19431943
  О старостве Яловском говорено было в прежних частях «Воспоминаний».


[Закрыть] 19441944
  Ныне деревня Ялувка в Белостокском повяте Подляского воеводства Польши.


[Закрыть] находится верстах в пятнадцати от Рудавки, но мы не заезжали на господский двор, куда отправились экипажи и псари с собаками, а поехали прямо к лесу, верстах в пяти от двора. Под лесом мы нашли бивак. Тут ожидал нас первый доезжачий (пикер) и главноуправляющий охотою, старый слуга моего деда Варфоломей, которого уменьшительно по литовскому произношению называли Баутруком. При нем было несколько псарей и также до двадцати свор гончих собак. Собаки, приведенные с нами, назначены были на смену. Баутрук донес дедушке (который из коляски пересел в маленькую повозку, коломажку), что обойдено (охотничье выражение) стадо диких коз и что облава уже обступила ту часть леса, где будет охота. По распоряжению Баутрука пешие охотники оставили лошадей возле бивака, разумеется под надзором нескольких крестьян, и пошли в лес с ружьями, на назначенные им места. Конные охотники с борзыми собаками стали в поле в некотором расстоянии от леса. Мне, пешему охотнику, назначено было место на опушке леса, откуда начиналось небольшое болото, поросшее камышом. Когда Баутрук рассчитал, что все стрелки дошли до своих мест, он подал сигнал на охотничьем рожке. Стрелки отвечали также на рожках, и за этим поднялась кутерьма, какой я отроду не видывал. Более пятисот мужиков, баб и мальчишек, окружавших лес, захлопали бичами и заревели во все горло. Вскоре с этим шумом смешался лай собак, и время от времени раздавались звуки рожка и охотничьи возгласы Баутрука, ободрявшего собак. То в одной, то в другой стороне трубили охотники в знак, что видят зверя. Вскоре послышались выстрелы. Эхо разносило по лесу эти звуки. Я был в каком-то восторженном состоянии… По моему мнению, кавалерийское дело (т. е. сражение) и охота в большом виде – высшие наслаждения в мире. Что значит в сравнении с ними опера, балет, драма, балы, рауты! Это свечи в сравнении с солнцем. Сердце сильно бьется, мускулы и чувства (т. е. зрение и слух) в напряжении, человек будто в лихорадке, производящей не болезненные, но приятные ощущения… И что сравняется с радостью, которую доставляет победа или успех! Городские неженки не поймут меня.

Я простоял около часа на своем месте, и как все сильные ощущения, все восторги бывают непродолжительны, то наконец, не видя зверя, оставаясь в бездействии, так сказать, устал духом. Лай собак то умолкал, то снова раздавался, но все вдали от меня. Я сел на пне, приставил ружье к дереву и закурил трубку. Вдруг лай собак послышался вблизи, и притом лай самый жаркий, какой бывает, когда собаки гонят зверя на глаз (охотничье выражение, означающее, что собаки гонят не чутьем, но завидя зверя). Едва я успел схватить ружье, огромный дикий козел выскочил из кустов прямо против меня, шагах в пятнадцати, поднял голову, осмотрелся и повернул в тыл. Второпях я не успел прицелиться и выстрелил вдогонку. Козел свалился. Я бросился к нему, но он вскочил и прыгнул… Я перебил ему задние ноги ниже колен, но козел сгоряча прыгал, и я насилу догнал его. У меня было одноствольное ружье; заряжать было некогда, и я принялся колотить козла ружьем по голове… Но удары мои были ему нипочем, и он продолжал прыгать, приближаясь к болоту. В это время налетели собаки и с лаем и визгом напали на мою добычу. Я стал разгонять собак ружьем и несколько раз задел им о пни и деревья. По счастью, явился вскоре Баутрук на своем лихом коне, соскочил с него и кортиком зарезал измученного зверя, отогнав собак арапником. Я был в восхищении! Передо мною лежал огромный козел, первая жертва моей охоты… Я осматривал его и гладил по лоснящейся шерсти, но вскоре восторг мой прошел, когда Баутрук сказал: «Посмотрите-ка, барин, на ваше ружье!» Я взглянул и ужаснулся. Ложа сандалового дерева была разбита вдребезги, приклад расщеплен, курок превосходной отделки изломан… «А это любимое ружье вашего дедушки!» – сказал печально Баутрук, осматривая ружье. По счастью, дуло с золотою насечкою было цело. «Да вы бы ударили, барин, прикладом по переносью, – примолвил Баутрук, – ведь черепа не разобьешь и обухом!» – «А мне почем знать!» – «Теперь будете знать, – сказал Баутрук важно, – всякому делу надобно учиться».

Баутрук призвал мужиков из цепи, окружавшей лес, и они отнесли мою добычу на жердях на сборное место. Часов в шесть пополудни подан был сигнал, что охота кончилась. Я побрел тихонько на сборное место и пришел последний. Мне стыдно было показаться на глаза деду с изломанным ружьем, Баутрук предуведомил уже всех о моем несчастном торжестве. Меня встретили с поздравлениями, и я не заметил ни малейшей досады в речах дедушки, и из всего общества он один позволил себе посмеяться над моею схваткою с козлом. «Ты принял его за неприятельского гренадера и поступил с ним, как беспардонный гусар, – сказал дедушка. – Но если б за каждого убитого неприятеля надлежало платить ружьем, то война обошлась бы дорого!» Я молчал и досадовал на себя, но родственники старались меня ободрить и развеселить, в чем скоро и успели.

Мы поехали к ужину и на ночлег в Яловку. Охота в этот первый день была неудачная, потому что началась поздно. Стадо диких коз пробилось чрез облаву, и всего застрелено две штуки, вероятно отставшие от стада. За ужином я был принят единогласным решением в звание охотников при провозглашении заздравного в честь мою тоста и игрании на рогах. Ужин был веселый, и хозяин любезен со всеми, а со мною в особенности. В полночь мы улеглись спать. Для пожилых людей постланы были постели в особых комнатах, а молодежь улеглась на соломе в большой зале, все в ряд19451945
  В польских домах когда много гостей, то не только молодые люди, но даже женщины спят на соломе, постланной на полу, разумеется в особых отделениях дома. Настилается солома, покрывается коврами и простынями, кладутся подушки, и все ложатся в ряд, как солдаты в палатках. Это называется по-польски spać pokotem.


[Закрыть].

Настоящая охота началась на другой день и продолжалась пять дней сряду. Мы ночевали в лесу, в шалашах, завтракали, обедали и ужинали под открытым небом и возвратились в Рудавку с несколькими возами разной дичи, которая немедленно была разослана к друзьям и соседям. Я поправил мою охотничью репутацию и убил лося наповал на всем его бегу в виду всех и даже заслужил рукоплескания.

Охота составляла любимую забаву помещиков западных губерний, и они умели охотиться. Никогда мне не случалось видеть в других странах Европы ни такого порядка на охоте, ни таких искусных стрелков, ни такого множества дичи, ни такого веселья и пированья на охоте, как в Литве. Достаточные помещики содержали множество стрелков, лошадей, стаи собак и имели целые арсеналы дорогих ружей. Часто и дамы сопутствовали мужьям и братьям на охоту, и тогда было еще веселее. Всего этого нет теперь в Польше. Это уже древняя история!

Замечательнейший человек из всех соседей дедушки, с которыми я познакомился в это время, был граф Тышкевич, референдарий бывшего Великого княжества Литовского, женатый на племяннице бывшего польского короля Станислава Августа Понятовского. Граф Тышкевич был человек оригинальный в полном смысле слова умом, наружностью, образом жизни и поступками своими. Он был тогда лет шестидесяти и непомерно толст, так что едва мог передвигать ноги. Одевался он весьма странно, в цветное платье сочиненного им самим покроя. Это было нечто вроде кафтана Средних веков, доходящего почти до пят и застегнутого от шеи до самого низа маленькими пуговками. Воротник был в палец шириной, потому что у графа Тышкевича шеи не было вовсе и подбородок висел почти на груди. Он никогда не снимал шапочки, точно такой, какою старые католические и лютеранские пасторы в Германии обыкновенно покрывают голову в церкви в зимнее время. Граф Тышкевич был гастроном и обжора, что редко бывает в одном человеке, ел хорошо и много и в этом имел усердного товарища и помощника в старом друге своей юности, дяде моем Станиславе Булгарине. С необыкновенным природным умом граф Тышкевич соединял разнородные познания, светскую опытность и удивительную память. Мне кажется, что невозможно быть добрее, честнее и благороднее, как был граф Тышкевич. Верно, он не оскорбил ни одной души в жизни, а добра делал столько, сколько мог. Точность его во всем доходила до педантства. Он страстно любил науки и охотно жертвовал большие суммы для распространения просвещения. Его местечко Свислочь было первое и единственное во всей Польше по чистоте и порядку. Почти все домы прекрасной наружности, хотя деревянные, выстроены были на его счет. Гостиный двор был каменный. Он выстроил на свой счет прекрасные здания для классов гимназии и для помещения директора и учителей и подарил Виленскому университету. В местечке был доктор на его жалованье и аптека. На годовую ярмарку в Свислочь съезжались помещики из всей Литвы, и тогда граф Тышкевич давал балы и обеды для всех и про всех. На театре, также им выстроенном, приезжие актеры давали представления, и он платил почти за все места, рассылая билеты соседям и знакомым. Словом, это был настоящий магнат, пан польский в старинном смысле слова по щедрости и гостеприимству, без всякой притом гордости, скромный, вежливый и добродушный. Другого Тышкевича не встретил я в жизни, да в нынешний так называемый промышленный век и быть не может такого человека…

Дядя мой Станислав Булгарин повез меня к нему, и я был так счастлив, что понравился графу Тышкевичу; он оставлял меня у себя иногда на несколько дней. Хотя у него был обширный дом в Свислочи, но он жил всегда в имении своем Симфанах, верстах в двадцати от местечка. Сам хозяин помещался в деревянном флигеле без всякой архитектуры, а каменный дом в итальянском вкусе стоял пустой. Мебель в комнатах, занимаемых хозяином, была самая обыкновенная, мало того что простая, но бедная, а в каменном доме везде были мрамор, порфир, бронза, мозаика, венецианские зеркала, драгоценное дерево, шелк, бархат и парча. Комнаты не только были убраны богато, но со вкусом и содержались в порядке и чистоте, будто ожидая хозяев. С этим домом сопряжена была таинственность. Граф Тышкевич не жил с своею женою, но находился с нею в самых тесных дружеских сношениях, оказывал уважение и никогда не противился не только ее воле, но даже капризам. После последнего раздела Польши между тремя державами, графиня Тышкевичева уехала в Париж и осталась там на всю жизнь. Она прожила лет тридцать в Париже, была принимаема в высшем обществе, сама принимала гостей в назначенные дни и сохранила навсегда аристократический тон. Все путешественники, бывшие в Париже и посещавшие общества, помнят графиню. Она была крива, и недостающий ей природный глаз заменяла искусственным, стеклянным, весьма ловко скрывая этот недостаток. Одевалась она всегда щегольски, по последней моде, даже в старости, которой никак не хотела поддаться. Читатели мои, занимающиеся иностранною словесностью, вероятно, знают «Записки Казановы» («Mémoires de Casanova»)19461946
  Имеется в виду книга Дж. Казановы «История моей жизни» («Histoire de ma vie»). Впервые мемуары Казановы, написанные по-французски, были изданы в переводе на немецкий язык в 1822–1828 гг. в 12 томах (Aus den Memoiren des Venetianers Jacob Casanova de Seingalt, oder sein Leben, wie er es zu Dux in Böhmen niederschried. Nach dem Original-Manuscript bearbeitet von Wilhelm von Schütz), с немецкого они были переведены на французский и изданы в 1825–1829 гг. в 14 томах (Mémoires du Vénitien J. Casanova de Seingalt, extraits de ses manuscrits originaux publiés en Allemagne par G. de Schütz), а в 1826–1838 гг. вышло французское издание, воспроизводящее (с некоторыми сокращениями) оригинальный текст: Mémoires de J. Casanova de Seingalt écrits par lui-même. Leipzig; Paris, 1826–1838 (подробнее см.: Рейсер С. А. Пушкин и мемуары Казановы // Временник Пушкинской комиссии, 1976. Л., 1979. С. 125–130). Судя по форме, в какой Булгарин воспроизводит название книги, он знакомился с ней по изданию 1826–1838 гг. В полном виде на русский язык не переводились. Первый рус. перевод фрагментов: Мемуары. СПб., 1887, позднее выходили и другие издания избранных мест, наиболее полное: История моей жизни / Пер. И. К. Стаф, А. Ф. Строева. М., 1990.


[Закрыть], итальянца, который объехал всю Европу без всякого дела, ища приключений и любовных интриг, был принят во всех высших обществах, сидел в тюрьме, играл в карты и обыгрывал простаков, дрался на дуэлях и наконец кончил жизнь в пожилых летах в замке одного венгерского магната, принявшего его ради Христа19471947
  Имеется в виду граф Йозеф Карл фон Вальдштейн, в замке Дукс которого (в Богемии) Казанова жил с 1785 г. до смерти в 1798 г.


[Закрыть]. «Записки Казановы» слишком вольные (grivois), нечто вроде романа Луве (Louvet) «Chevalier de Faublas»19481948
  Речь идет о романе Ж.-Б. Луве де Кувре «Приключения кавалера де Фобласа» (1787–1790), первый рус. перевод: Приключения шевалье де Фобласа. СПб., 1792–1796. Ч. 1–13.


[Закрыть], прочтены почти всеми любителями забавного и веселого чтения. Этот Казанова, находясь в Варшаве, вошел в милость графини Тышкевичевой и отправился с нею в Свислочь. Тут пришла графине мысль выстроить итальянскую виллу, и Казанова взялся за это дело. Добрый муж на все согласился, и в один год дом был выстроен и убран с величайшими издержками. На память согласия между мужем, женою и ее прислужником, т. е. Казановою, вилла получила название Симфонио, искаженное после в Симфаны19491949
  Документального подтверждения визита Казановы в Свислочь нет.


[Закрыть]. Избрано греческое слово для того, чтоб настоящий смысл сохранялся в тайне19501950
  По-гречески symphoneo значит assorti, подобранный, приличный, то же что convenant. Слово symphoneo происходит от греческого же слова: symphoneo, pacte, союз, contentement, удовольствие, consentement, согласие.


[Закрыть]. Таких мужей производит одна Польша! Это местное произведение.

Я провел время чрезвычайно весело до половины октября. Кто бывал в Польше и в западных губерниях лет за двадцать пред сим, тот сознается, что нигде не жили так весело и беззаботно, как в Польше. Гостеприимство было баснословное! Польские женщины – волшебницы, образцы Тассовой Армиды19511951
  Армида – героиня поэмы Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим» (1559–1581), волшебница, хозяйка волшебных садов, в которых рыцари-крестоносцы забывали о своих обетах ради любви к ней.


[Закрыть]. Псовая охота, танцевальные вечера, кавалькады сменялись каждый день, и вольность в обхождении женского пола придавала всему необыкновенную прелесть. Противу русских ворчали про себя, а приезжали русские любезные и ловкие офицеры – все забывалось, и тосты: wiwat, kochajmy się! (т. е.: «Виват, станем любить друг друга!») порождали общее братство.

Наступил решительный перелом в моей жизни. Старшины нашей фамилии решили, что мне не должно оставаться в бездействии, и велено мне отправиться в герцогство Варшавское и вступить в военную службу, в которой уже находилось несколько наших родственников. Здесь я должен пояснить дело, которое в нынешнее время кажется загадочным.

Россия была тогда в самом тесном союзе с Франциею. По Тильзитскому трактату герцогство Варшавское было признано государством второго разряда, принадлежащим к Рейнскому союзу, вместе с Королевством Саксонским. Король саксонский, как известно, назначен был Наполеоном герцогом варшавским19521952
  Имеется в виду Фридрих Август I.


[Закрыть]. Сообщение между Россиею и герцогством Варшавским было свободное. Каждому помещику и свободному человеку западных и южных губерний, присоединенных от Польши по последнему разделу, гражданские и военные губернаторы выдавали беспрепятственно паспорты в Варшаву. Множество дворян, богатых и бедных, служили в польском войске герцогства Варшавского, и едва ли не третья часть офицеров были из русских провинций. Некоторые богатые люди приводили с собою по нескольку сот человек шляхты, обмундировывали и вооружали их на свой счет, формировали роты, эскадроны, батальоны и даже целые полки. На все это смотрели равнодушно, и ни позволения, ни запрещения не было. Если политики и предвидели скорый разрыв России с Франциею, то этого не показывали.

При моем пылком воображении и уме, жадном к новостям, при страсти к военной службе, правильнее, к войне, я обрадовался предложению моих родственников. Зная, что Наполеон помыкает Польским войском по всей Европе, я надеялся побывать в Испании, в Италии, а может быть, и за пределами Европы… Вот что меня манило за границу! Ни одной политической идеи не было у меня в голове: мне хотелось драться и странствовать. С равным жаром вступил бы я тогда в турецкую или американскую службу!..

Дедушка Михаил Булгарин, дядя Станислав Булгарин и граф Тышкевич, причитавшийся также к нашей родне, не знаю в какой степени, снабдили меня червонцами, а кроме того, граф Тышкевич подарил богатые пистолеты и саблю. Мне дали целый пук рекомендательных писем, и между прочим от графа Тышкевича к родственнику его князю Иосифу Понятовскому, главнокомандовавшему Польским войском. Из Гродна чрез поверенного прислан паспорт, и я, простясь с родными, поехал в Варшаву.

Перед отъездом я отослал к матери моей крепостного человека с письмом, в котором извещал о моем намерении, и написал письмо в Петербург к сестре Антонине и зятю А. М. Искрицкому, прося его отвечать мне, адресуя письмо на имя деда Михаила Булгарина. Едва я успел осмотреться в Варшаве, недели чрез две я получил ответ от зятя. Одно мудрое правило, изложенное в его письме, осталось навсегда в моей памяти, и я рад, что могу теперь передать его в печати. А. М. Искрицкий, человек в полном смысле положительный, писал ко мне между прочим: «Твое намерение исполнено, следовательно, и говорить об этом нечего. Помни, однако ж, что в Испании и Италии при палящем солнце для бедных чужеземцев весьма холодно, когда, напротив, в нашей холодной России иностранцам тепло!» Величайшая истина, которую я испытал!

Я и ровесники мои были свидетелями основания и падения многих государств в Европе. Зрелище любопытное и поучительное. Взглянем на герцогство Варшавское, которого часть присоединена с 1815 года на вечные времена к Российской империи под названием царства Польского.

Я уже сказал, впрочем, всем известное, что Тильзитским миром утверждено существование герцогства Варшавского, составленного из областей Мазовии, Великой и Малой Польши, которые принадлежали Пруссии по последнему разделу Польского королевства-республики. Когда Польское войско было распущено, генералы Мадалинский, Князевич и Домбровский вывели несколько тысяч солдат с офицерами в Саксонию, а оттуда пробрались в Верхнюю Италию и на Рейн. Тогдашняя Французская республика не могла принять их в службу, потому что законом воспрещено было содержать иностранные войска на жалованье Франции. В Верхней Италии основана была Лигурийская республика19531953
  Лигурийская республика была создана в 1797 г. на оккупированной Францией территории Генуэзской республики как французский протекторат. Существовала в таком качестве до 1805 г., после чего была присоединена к Франции в качестве департамента.


[Закрыть], и французское правительство из всех польских выходцев сформировало польско-итальянский легион в службе Лигурийской республики, но находившийся во французской армии в качестве вспомогательного войска19541954
  Речь идет о созданном в 1797 г. в Италии на основе соглашения, заключенного находившимся в эмиграции польским генералом Я. Х. Домбровским с правительством Цизальпинской республики, добровольческом воинском формировании. Два сформированных легиона использовались на территории Италии, в том числе во время войны Франции против 2‐й коалиции в боевых действиях против русско-австрийских войск (1799–1800 гг.). В 1801 г. польские легионы были реорганизованы Наполеоном в три полубригады и уланский полк. 2-я и 3-я полубригады были отправлены на о. Сан-Доминго (название западной части о. Гаити, бывшей до 1804 г. французской колонией) для подавления антифранцузского восстания. 1-я полубригада и уланский полк остались в Италии и в 1805–1807 гг. участвовали в войне Франции с 3‐й и 4‐й коалициями. Всего до 1808 г. через польские легионы прошло около 35 000 человек, часть которых составила основу польской армии герцогства Варшавского, а часть осталась на французской службе в так называемом польско-итальянском легионе.


[Закрыть]. Этот легион, комплектуемый из австрийских пленных и дезертиров, уроженцев Галиции и славонских округов19551955
  Славония – историческая область на востоке Хорватии, с XVI в. входившей в состав Габсбургской империи.


[Закрыть], составлял полную дивизию и имел свою артиллерию. Начальствовал дивизией генерал Домбровский. Франция заставляла этот легион дорого платить за свое содержание. В Итальянскую войну противу итальянских государей, потом противу австрийцев и русских этот легион всегда находился в самых опасных местах, всегда в первом и жестоком огне. Потом часть его была послана на остров Сан-Доминго в экспедиционном отряде генерала Леклерка19561956
  Ш. Леклерк командовал экспедиционным корпусом, подавившим восстание на о. Сан-Доминго под руководством Туссена Лувертюра (1801–1802).


[Закрыть], а остальная часть вела кровопролитную войну в Калабрии противу защитников итальянской независимости. Легион в начале Итальянской кампании имел до пятнадцати тысяч человек под ружьем, но лишился на поле битв и от разрушительного климата Сан-Доминго почти двух третей и с величайшими усилиями комплектовался новыми выходцами.

Хотя по обширности и народонаселению герцогство Варшавское не уступало другим государствам Рейнского союза второго разряда, но оно было истощено и слабо в высшей степени. Польша не имела тогда тех фабрик и мануфактур, которые возникли в ней с тех пор, как часть бывшего герцогства присоединена к России, под именем царства Польского. Все богатство герцогства состояло в земледелии, которое не могло доставить столько денег, сколько нужно было на содержание войска, администрации и постройку крепостей. Прусская золотая и серебряная монета исчезла из обращения. Надлежало употреблять чрезвычайные, насильственные меры для поддержания необыкновенного, неестественного течения дел. Собирали натурою продовольствие для войска, выдавая квитанции или боны, которые со временем обещали выплатить. Пустили в ход ассигнации, которых кредит подорвало само же правительство, объявив, что выменивает ассигнации на звонкую монету, взимая четыре медные гроша за талер за промен (ажио или лаж). Наполеон прислал в польскую кассу на несколько миллионов злотых старой сардинской монеты (медной посеребренной), которая долженствовала иметь курс польского полузлотого, т. е. семи копеек с половиною серебром. Казна выплачивала этою монетою, но ее не принимали в торговле по показанной цене. Жиды пользовались обстоятельствами, скупали за бесценок ассигнации и сардинскую монету и заставляли нуждающихся в каких бы то ни было деньгах брать в долг ассигнации и дурную монету по объявленной казною цене19571957
  Пущено было в оборот: 700 000 билетов по талеру, 250 000 билетов в два талера, 60 000 билетов по пяти талеров.


[Закрыть]. Положение финансов было отчаянное, и землевладельцы были совершенно расстроены в своих доходах. Беспрерывно формировали новые полки и набирали команды для подкрепления полков, находившихся за границею. Конскрипция, или набор рекрут по французской системе, становился весьма тягостным для сельского народонаселения, лишая его лучших работников. По мере уменьшения рабочих рук поднималась цена на съестные припасы. Положение герцогства Варшавского было болезненное. Усилия его походили на лихорадочные припадки. Энтузиазм был лихорадочный жар; движения – судороги, а между тем тело истощалось и по мере упадка сил физических упадал дух. Помещики, поселяне и порядочные торговцы, не ростовщики, чувствовали вполне бедственное положение страны.

Народонаселение Варшавы в то время составляло около 75 000 жителей обоего пола и всех возрастов, кроме войска, чиновников и приезжих. Те, которые не видали прежней Варшавы, не могут составить себе о ней никакого понятия. Город был порядочно грязен, плохо вымощен, во многих местах вовсе не вымощен, весьма дурно освещен по ночам и находился под весьма слабым полицейским надзором. Теперь лучшая улица, правильнее, площадь, называемая Краковское предместие, простирается внутрь старого города (stare miasto), а тогда между ими был ряд домов, и с Краковского предместия в старый город входили и въезжали чрез узкие ворота. За этими воротами возвышалось огромное четырехугольное здание: городская ратуша, а вокруг ее были узкие, сырые, грязные улицы, лишенные круглый год солнечных лучей, потому что высокие здания препятствовали им проникнуть до земли. Возле так называемых Мировских казарм наемный мой экипаж засел однажды в грязи по оси, и меня вынес извозчик на мощеное место на своих плечах. Вечером нельзя было выйти на улицу без фонаря, и у подъезда театра, трактиров и всех публичных мест стояла всегда толпа мальчиков с фонарями для провождения посетителей до дому. Нечистота в жидовском квартале, на Орлиной улице, была нестерпимая! Трактиры, кофейни и шинки были отперты всю ночь. Полицейские комиссары (то же, что наши частные пристава) были избираемы гражданами и, разумеется, долженствовали быть весьма снисходительными. Жили в Варшаве, как говорится, спустя рукава, почти без всякого надзора, кто как мог и как хотел. Хотя город был и не щегольской, но обращал на себя внимание великолепием и прекрасною архитектурою древних католических церквей и монастырей и некоторых казенных и частных зданий, или палат (по-итальянски Palazzo, по-польски Pałac). Королевский дворец, или замок, на высоком берегу Вислы со стороны города был закрыт строениями, но со стороны реки представлял великолепный вид. Для прогулок внутри города служили сад палат Красинского19581958
  Дворец Красинских был построен в Варшаве в 1677–1683 гг. для воеводы плоцкого Яна Доброгоста Красинского по проекту архитектора Тильмана ван Гамерена. Был окружен садом, доступным для публики с 1768 г.


[Закрыть], где были присутственные места, и сад палат Саксонских19591959
  Дворец в стиле барокко, изначально построенный после 1661 г. по заказу великого подскарбия коронного Яна Анджея Морштына, был приобретен в 1713 г. королем Августом II Сильным и перестроен по проекту архитекторов К. Ф. Попельмана и Д. Рауха. С 1724 г. был королевской резиденцией. Разрушен в годы Второй мировой войны.


[Закрыть], где впоследствии жил его императорское высочество государь цесаревич Константин Павлович. Кроме того, при многих домах были садики, а в домах трактиры и кофейни. Садики эти по вечерам были иллюминованы и всегда наполнены посетителями. В трактирах и кофейнях (исключая нескольких французских ресторанов, между которыми отличались ресторан Шаво, под колоннами (pod filarami), на Наполеоновской (Медовой) улице, и Пуаро на Длинной (Długiej) улице) прислуживали девушки, красивые, ловкие, болтливые и даже остроумные, и это привлекало посетителей. Вообще в Варшаве публичная жизнь была в полном развитии, и только семейные люди, старики обедали и ужинали дома. Окрестности Варшавы очаровательные. Везде множество трактиров, и везде было множество посетителей. Жизнь была дешевая до невероятности! За червонец можно было провесть преприятно день: обедать в хорошем трактире, пить кофе у молодой кофейницы, посетить театр, поужинать и прокатиться в кабриолете19601960
  Кабриолет (фр. cabriolet) – легкая (обычно двухколесная) конная повозка, в которую запрягалась одна лошадь.


[Закрыть] на четырех колесах (drόzki), запряженном парою хороших лошадей. Гастрономы ездили к немцу Шуху лакомиться кормлеными раками, к немцу Шиллеру есть жареного каплуна, начиненного сардинками, пить превосходный кофе с отличными сливками в кофейне, называемой сельскою (Wiejska kawa). Лучший обед (за рубль серебром) был у Розенгорта в улице Лешно (Leszno). Все лучшее было у немцев, как водится, т. е. изготовляли все туземцы, а продавали и брали барыши немцы.