Электронная библиотека » Фаддей Булгарин » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 16 июля 2021, 15:21


Автор книги: Фаддей Булгарин


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 57 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Граф Ферзен был тогда директором Сухопутного шляхетного кадетского корпуса369369
  В 1732 г. императрица Анна Иоанновна (по предложению П. И. Ягужинского, взявшего за образец прусское учебно-военное заведение) учредила в Санкт-Петербурге «шляхетский корпус кадетов» для обучения дворянских детей, «как российских, так и эстляндских и лифляндских провинций». Открытие состоялось 17 февраля 1732 г. Заведение имело закрытый характер, чтобы «устранить влияние семьи», и давало не только военное, но и многостороннее светское образование, – как указывалось в указе, «понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна, тако ж и в государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение» (цит. по: Лалаев [М. С.] Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных Главному их управлению. 1700–1880. СПб., 1880. Ч. 1. С. 26). При Елизавете Петровне, в 1743 г., корпус получил название Сухопутного кадетского корпуса, для отличия от Морского. Екатерина II переименовала корпус в Императорский Сухопутный шляхетный кадетский и приняла его в свое непосредственное ведение. При Павле I корпус в 1800 г. был переименован в Первый кадетский. Размещался в здании Меншиковского дворца, к которому пристраивались новые здания.
  Булгарин присутствовал на празднике, посвященном 125-летнему юбилею корпуса, и поместил об этом статью в своей газете: Стодвадцатипятилетний юбилей Первого кадетского корпуса, 15 и 16 февраля 1857 года (Письмо Ф. Б. к старому совоспитаннику и полковому товарищу) // Северная пчела. 1857. № 39. 20 февр.).


[Закрыть]
. Он видывал матушку в обществах и однажды, разговорясь обо мне, посоветовал ей отдать меня в корпус, обещая все свое покровительство и родительское попечение. Когда это сделалось известным, все стали убеждать матушку последовать совету графа Ферзена, и особенно подействовали на нее слова графа Северина Осиповича Потоцкого, которые мне матушка пересказала впоследствии, когда я мог понимать всю их важность. «Мы вошли в состав государства, – сказал граф Потоцкий, – в котором все наши фамильные заслуги и все наше значение в прежнем нашем отечестве исчезнут! Теперь, на первых порах, некоторых из нас возвысили370370
  В журнальной редакции был дан менее острый вариант: «…наши фамильные заслуги и наше значение в прежнем нашем отечестве, вероятно, исчезнут! Теперь некоторые из нас возвысились…» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 73. Раздел I. С. 227).


[Закрыть]
на основании прежнего нашего фамильного значения, но пройдет тридцать, сорок лет, полвека, и каждый безродный чиновник будет выше бесчиновного потомка дигнитарской371371
  Дигнитарскою фамилиею почиталась та, в которой были члены, облеченные в высшие придворные и государственные звания, и кавалеры Белого Орла251. (Dignitaire, dignitarz252.)


[Закрыть]
польской фамилии! Если наше дворянство не захочет служить и входить в связи с русскими фамилиями посредством браков, то оно упадет совершенно. Мы должны подражать дворянству немецких провинций, которое всегда имеет на службе представителей своего усердия и верности к престолу. Начните! Вы сделаете добро вашему сыну, докажете вашу преданность к новому отечеству и подадите полезный пример. Какое поприще для вашего сына в провинции?..» Это были мудрые и пророческие речи! Граф Потоцкий убедил матушку, и она решилась отдать меня в корпус.

Граф Ферзен взял меня к себе, чтоб приучить к будущей кадетской жизни. Он приставил ко мне в роде гувернера майора Оде-Сиона (бывшего в Польше при графе Игельстроме и потом инспектором классов в Пажеском корпусе и генерал-майором), отпускал меня в рекреационное время372372
  Здесь: свободное от занятий время.


[Закрыть]
играть с кадетами, водил смотреть военные экзерциции373373
  То есть упражнения (от лат. exercitio).


[Закрыть]
и кормил конфектами374374
  В краткой автобиографии, вписанной в 1821 г. в альбом П. И. Кеппена, Булгарин писал, что Ферзен определил его «в корпус в 1797 году, отдав на воспитание французскому учителю Массону, державшему пансион при корпусе» (цит. по: Рейтблат А. И. Фаддей Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. С. 43). Пансион Массона, существовавший в 1780‐х гг., упоминается и в Записках Е. Ф. Комаровского (Исторический вестник. 1897. № 7. С. 29). Не ясно, о каком Массоне тут идет речь. Упоминавшийся выше Шарль Массон, автор «Секретных записок о России», был выслан из России 13 декабря 1796 г., т. е. до прибытия Булгарина в Петербург.


[Закрыть]
. Мне было очень весело у графа Ферзена, тем более что матушка ежедневно приезжала ко мне и иногда брала с собою. Но граф Ферзен оставил корпус прежде, нежели были получены из провинции свидетельства о моем дворянстве. Через несколько месяцев вышло от государя разрешение об определении меня в кадеты. Меня отвезли в малолетное отделение 13 ноября 1798 года375375
  Приказ, «отданный его императорским высочеством» 13 ноября 1798 г., гласил: «Принимаются в корпус недоросли из дворян Маркович 1‐й, Маркович 2‐й и Булгарин, которых зачислить до прибытия в малолетное отделение» (РГВИА. Ф. 314. Оп. 1. Д. 39. Л. 53; опубликован в: Алексеев Д. А. Новые материалы о пребывании Ю. П. Лермонтова в Кадетском корпусе и Тульском ополчении 1812 г. // Вопросы биографии М. Ю. Лермонтова. М.; Воронеж. 2008. № 3 (3). С. 148). Приказом от 17 ноября того же года предписывалось: «Из определенных в корпус в кадеты в малолетное отделение недоросля из дворян Булгарина зачислить в оное же отделение налицо» (РГВИА. Ф. 314. Оп. 1. Д. 40. Л. 76).


[Закрыть]
.

VII
Сухопутный шляхетный кадетский корпус. – Малолетное отделение. – Роты. – Крещение в русскую веру. – Мои страдания и освобождение. – Офицеры и учители. – Воспоминания о графе Ангальте. – М. Л. Кутузов, Ф. И. Клингер, граф М. И. Ламсдорф, граф Платон Александрович Зубов. – Посещение корпуса императором Павлом Петровичем. – Бывший король Польский Станислав Август Понятовский. – Смерть Суворова. – Кончина императора Павла Петровича. – Его похороны

До января 1797 года Сухопутный шляхетный кадетский корпус разделялся на пять возрастов, по старшинству лет, считая с пятого возраста. В четырех возрастах за поведением кадет смотрели офицеры и гувернеры, а в первом возрасте – гувернантки (или, как мы называли, мадамы) и няньки376376
  С 1766 по 1796 г. кадеты разделялись на пять возрастов, в каждом возрасте немногим более 100 кадетов. Первый возраст составляли кадеты от 5 до 9 лет, второй – от 9 до 12, третий – от 12 до 15, четвертый – от 15 до 18, пятый – от 18 до 21 года. В каждом возрасте кадет проводил около трех лет. В первом возрасте было десять отделений, у каждого своя воспитательница-гувернантка и инспектриса, осуществлявшая общее руководство, во втором – восемь отделений, в третьем – шесть, с воспитателями в каждом отделении и общим инспектором. Старшие возрасты включали два отдела: военный и гражданский; военный состоял из двух рот, которыми командовали капитаны и офицеры-воспитатели, а гражданским отделом – особый инспектор и воспитатели (см.: Лалаев [М. С.] Указ. соч. С. 55–56; Данченко В. Г., Калашников Г. В. Кадетский корпус. Школа русской военной элиты. М., 2007. С. 421).


[Закрыть]
. Только родовые дворяне принимались в кадеты, для которых при выпуске из корпуса открыты были все пути государственной службы. Воспитанники не из родовых дворян, а из обер-офицерских и священнических детей, иностранцев и т. п. поступали в гимназисты377377
  Гимназисты сидели отдельно в классах и в столовой зале, имели особый угол в спальне, и когда весь корпус получил мундиры, они носили зеленые фраки и того же цвета камзолы и нижнее платье. Сперва они имели трехугольные шляпы, а потом картузы. Гимназистов выпускали из корпуса офицерскими чинами в статскую службу, а лучших определяли учителями в средние и нижние классы в кадетские корпуса.


[Закрыть]
, которых было по нескольку в каждом возрасте. Только два старшие возраста имели военные мундиры, а прочие носили французские кафтаны, короткое исподнее платье, чулки и башмаки. Военным экзерцициям старшие кадеты обучались только в лагерное время.

Граф Федор Евстафьевич Ангальт, родственник императрицы Екатерины II, генерал-аншеф и генерал-адъютант, не покорил для России новых областей, не взял приступом городов, не выиграл генеральных сражений, не составил великих планов для государственного управления, но будет жить в истории вместе с героями и великими мужами, приобрев себе бессмертие одною чистою любовью к человечеству! Какой великий урок для гражданских обществ, какое унижение для честолюбцев, эгоистов и интригантов, какое торжество для добродетели! Граф Ангальт управлял корпусом только семь лет с половиною (от 8 ноября 1786 до 24 мая 1794 года), и в это короткое время управления незначительною отраслью администрации, в сравнении с другими важными частями государственного состава, приобрел бессмертную славу378378
  Ф. Е. Ангальт служил в прусской армии, в 1778 г. вступил в саксонскую армию в чине генерал-лейтенанта, во время войны за баварское наследство (1778–1779) командовал саксонским корпусом; в 1783 г. по приглашению императрицы Екатерины II был принят на русскую службу с чином генерал-поручика и назначен генерал-адъютантом и шефом Финляндского егерского корпуса. С ноября 1786 г. – главный директор Сухопутного шляхетного корпуса. Последователь педагогических идей Руссо и Локка, Ангальт уделял большое внимание нравственному воспитанию кадетов. На собственные средства он увеличил библиотеку корпуса, физический кабинет и кабинет натуральной истории; по его просьбе Екатерина II, называвшая корпус «рассадником великих людей», подарила кадетам библиотеку генерала Якоба фон Эггерса, насчитывавшую 7000 томов. Ангальт ввел в употребление «сверхкомплектные тетради», в которых кадеты записывали воспоминания, выборки из других сочинений, и сам просматривал эти тетради, делая в них пометы. В музее корпуса хранилось около 400 рукописных томов на русском, немецком и французском языках, большей частью состоящих из литературных упражнений кадетов старших возрастов. Ангальт приказал разрисовать стену, окружавшую корпусной сад, изображениями исторических лиц, стран, видов животных, птиц, эмблем, систем мира (Птолемея и Коперника), поместить на ней поучительные изречения на русском и иностранных языках, хронологию важнейших открытий и т. д. Подобным же образом были расписаны стены рекреационного зала, причем записи делали сами кадеты, – существовал ритуал обсуждения и помещения записей на специальные доски. Все эти накопленные за годы материалы были напечатаны двумя книжками, вручавшимися выпускникам корпуса – «моим добрым детям»: «La muraille parlante» («Говорящая стена», 1790) и «La salle de récréation» («Рекреационный зал», 1791) (см.: Искусство учиться, прогуливаясь, или Ручная энциклопедия для воспитания, составленная графом Ангальтом, изданная Сергеем Глинкою. М., 1829; Рекреационный зал Императорского сухопутного кадетского корпуса в исходе прошедшего столетия // Педагогический сборник. 1883. № 4. С. 143–278; «La muraille parlante» // Там же. № 6. С. 449–484). Традиция эта сохранилась и после смерти Ангальта, включая первое десятилетие XIX в., следовательно, Булгарин также получил книжки с наставлениями Ангальта.


[Закрыть]
, между тем как многие из его современников, важных, сильных, могущественных, забыты в могиле! Сколько было кадет, столько было сердец, любивших и чтивших его, как нежного отца, как благодетеля, как попечительного наставника и друга. Теперь память о делах его уже истребилась в корпусе, но имя его известно и теперь каждому кадету и как священное предание переходит от одного кадетского поколения к другому.

Я уже не застал в корпусе порядка, заведенного графом Ангальтом, но попал, так сказать, в разведенный им рассадник, в кадетское поколение, которого более половины еще со слезами вспоминало о нем. Почти все кадетские офицеры были воспитанники графа Ангальта379379
  В статье «Стодвадцатипятилетний юбилей Первого кадетского корпуса, 15 и 16 февраля 1857 года. (Письмо Ф. Б. к старому совоспитаннику и полковому товарищу)» Булгарин писал: «Ты помнишь корпусного капитана третьей мушкетерской роты Рагозина, доброго и ласкового человека, который любил с нами беседовать о блистательных временах графа Ангальта. Слова его запечатлелись в моем сердце и памяти!» (Северная пчела. 1857. № 39. 20 февр.).


[Закрыть]
или прежние, образованные им гувернеры. Корпус, подобно сосуду, в котором хранилось драгоценное благовоние, еще благоухал прежним ароматом. В рекреационной зале еще стояли бюсты великих мужей, которых жизнь и подвиги толковал граф Ангальт кадетам, возбуждая в них идеи славы и величия; еще каменная стена, вокруг корпусного сада, красовалась эмблематическими изображениями, поучительными изречениями, афоризмами, нравственными правилами мудрецов, и эпохи важнейших событий в мире были начертаны хронологически, для пособия памяти. Довольно было выучить наизусть все написанное на этой стене, чтоб просветить разум и смягчить сердце юноши. В корпусном саду еще существовала беседка, в которой кадеты танцевали в праздничные летние дни. Перед глазами нашими возвышалось огромное здание (jeu de paume380380
  Зал для игры в мяч (фр.); так назывался корпус для физических упражнений, построенный в 1771–1773 гг. (архитектор А. Ф. Кокоринов). О связанных с ним кадетских легендах см.: Первый кадетский корпус в 1826–1833 гг. Воспоминания генерала от инфантерии М. Я. Ольшевского // Русская старина. 1886. № 1. С. 73–76.


[Закрыть]
), где в присутствии графа Ангальта кадеты упражнялись в гимнастике. Осталось в корпусе еще несколько знаменитых преподавателей наук времен ангальтовских (математик Фусс, физик Крафт и проч.), но не было уже отца, благодетеля, мудрого ментора, посвящавшего кадетам всю жизнь свою, все свое время, все способности своей души и разума, не было графа Ангальта, руководствовавшего кадет к добру, ободрявшего прилежных, усовещивавшего ленивых и ласковостью и примерами добра возбуждавшего в юношах чувства чести, благородства и собственного достоинства!

Впоследствии корпус составлял батальон из четырех мушкетерских и одной гренадерской роты, и при батальоне было малолетное отделение (прежний первый возраст)381381
  При Павле I корпусу был придан статус сугубо военного учреждения. С января 1797 г. корпус вновь был разделен не на возрасты, а на роты: одну гренадерскую, четыре мушкетерских и малолетнее отделение, были уволены иностранные наставники младших кадетов – их заменили офицеры (см.: Висковатов А. Краткая история 1‐го кадетского корпуса. СПб., 1832. С. 74; Греков Ф. В. Краткий исторический очерк военно-учебных заведений. 1700–1910. М., 1910. С. 45).


[Закрыть]
. Кадеты ротные носили уже мундиры по общему образцу и пудрились при парадной форме. Малолетное отделение сохраняло прежние французские кафтаны (коричневого цвета), а дома малолетные кадеты носили куртки и шаровары. Все новые учреждения и преобразования начались еще при императрице Екатерине II, во время директорства генерал-поручика Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова (бывшего потом светлейшим князем Смоленским и фельдмаршалом)382382
  При Екатерине II корпус был реорганизован по проекту, составленному И. И. Бецким. Устав, утвержденный императрицей в сентябре 1766 г., преследовал цель «сделать человека здоровым и способным сносить воинские труды» и «украсить сердце и разум делами и науками, потребными гражданскому судье и воину», готовить не только «исправных офицеров», но и «знатных граждан». Для этого признавалось необходимым наличие общеобразовательных предметов (программа включала физику, математику, иностранные языки, историю, мифологию, риторику, логику, философию, живопись, танцы, верховую езду и фехтование). При этом акцент делался на практическом обучении, предполагавшем не только наглядные пособия, но и особые требования к наставникам кадетов. Устав требовал «всякие телесные наказания кадетам ныне отрешить», учитывать склонности воспитанников и развивать их (см.: Лалаев [М. С.] Указ. соч. С. 47–64). Вместе с тем в царствование Екатерины II сложилась традиция поручать корпус военачальнику, имевшему «военную репутацию». В 1794–1797 гг. генерал-директором корпуса был М. И. Голенищев-Кутузов, который особое внимание стал уделять практическим военным наукам – фортификации, артиллерии, топографии, сам преподавал кадетам военную тактику.


[Закрыть]
.

После графа Ферзена управлял временно корпусом генерал-майор Андреевский, до марта 1799 года383383
  Об этой эпохе в жизни корпуса служивший в нем Е. Ф. Комаровский писал: «Император Павел, желая увеличить число кадет, приказал составить новый штат и уничтожить все гимнастические классы, даже и танцевальный, оставив фехтовальный и манеж. Для составления сего штата назначены были генерал-майор Андреевский, служивший в корпусе, эконом оного барон Аш и я» (Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 44).


[Закрыть]
, а в это время назначен директором генерал от инфантерии граф Матвей Иванович Ламсдорф. При Андреевском и Ламсдорфе не было больших перемен, и все оставалось на основании порядка, введенного М. Л. Кутузовым.

В малолетном отделении не было ничего военного: это был пансион, управляемый женщинами. Малолетное отделение разделено было на камеры (chambrée), и в каждой камере была особая надзирательница, а над всем отделением – главная инспекторша (inspectrice), мадам Бартольд. Меня отдали к самой нежной, к самой ласковой, добродушной надзирательнице – мадам Боньот. Граф Ферзен поручил меня особенному ее надзору и попечению, а кроме того, моя мать, познакомившись с нею, приобрела ее приязнь. У мадам Боньот были две дочери (Елизавета и Александра) и старушка мать, мадам Кювилье, добрые и ласковые создания, и все они меня ласкали и нежили. В квартире мадам Боньот были мое фортепиано, гитара, сундук с нотами, книгами и игрушками, и я имел право в каждое время (исключая классного) приходить туда, как домой.

Но, невзирая на материнское обхождение со мною мадам Боньот и на ласки ее семейства, мне было весьма тяжело привыкать к кадетской жизни. Родители непомерно баловали меня как меньшее дитя и единственное от второго брака. Все знакомые из угождения родителям также ласкали меня; слуги повиновались беспрекословно. Я пользовался полною свободою и в родительском доме, и у Кукевича, а тут вдруг попал в клетку! Надлежало есть, пить, спать, играть и учиться не по охоте, а по приказанию, в назначенные часы. Учители были люди холодные, исполнявшие свое дело механически. Знаешь урок – хорошо, не знаешь – на колени или на записку384384
  Запиской называлась в корпусе отметка учителя о ленивых или шалунах. Списав их имена, учитель передавал записку в малолетном отделении дежурной надзирательнице, а в ротах дежурному офицеру, и по этой записке кадеты наказывались.


[Закрыть]
. Когда дежурили другие мадамы, а не мадам Боньот, то для меня не было никакого предпочтения. Напротив, меня держали строже, называя баловнем мадам Боньот! Кадеты дразнили меня за то, что я дурно произносил по-русски. Няньки обходились со мною довольно круто. Я не понимал всего, что мне толковали по-русски учители, следовательно, и не мог успевать за другими. Меня стали наказывать. Выведенный из терпения привязчивостью кадет, я стал драться с самыми дерзкими из них385385
  А. Н. Марин, брат С. Н. Марина и соученик Булгарина, вспоминал в 1873 г.: «…в одно время Булгарин хвастался, что, когда он выйдет из корпуса, то перейдет к полякам и будет резать русских; за это Булгарин был побит А. Н., а вслед за тем и другими товарищами». Впрочем, этот анекдот был рассказан им в оправдание перед журналистом, с удивлением обнаружившим у Марина, ветерана 1812 года, среди «святынь и дорогих портретов <…> при входе, в рамке портрет пресловутого Фаддея Венедиктовича Булгарина, литографированный в 1833 году, с не менее пресловутым факсимиле “Не поминайте лихом” (ошибка: с такой надписью известен только портрет Булгарина 1853 г., литографированный В. Ф. Тиммом по оригиналу И. П. Раулова. – Н. А.)» (см.: Ветеран 1812 года в г. Воронеже. Из семейного архива Мариных // Марин С. Н. Полн. собр. соч. / Ред. и коммент. Н. В. Арнольда. М., 1948. С. 516).


[Закрыть]
; наказания усилились. Наконец, оскорбленный несправедливостью, я сказал что-то неприятное главной инспекторше; меня посекли розгами, и я пришел в отчаяние! Я лишился сна и аппетита, прятался от всех, плакал украдкою днем и по ночам, тосковал и грустил. Ужасная идея, что родители не любят меня, овладела мною и мучила меня! Я судил по себе и рассуждал, что если мне тяжело расставаться с теми, кого я люблю, то и родителям моим не надлежало расставаться со мною, если бы они меня любили. Эти мрачные мысли сокрушали меня и ожесточали. Я был холоден с матерью и сестрою и даже не хотел ездить к ним… Наконец я не мог выдержать этой внутренней борьбы – и заболел. Меня отвели в госпиталь, над которым начальствовала мадам Штадлер. У меня открылась изнурительная лихорадка.

Матушка испугалась. Она каждый день навещала меня и просиживала по нескольку часов у моей кровати. Долго я преодолевал себя и наконец высказал ей все, что у меня было на душе. Матушка пришла в отчаяние и хотела взять меня немедленно из корпуса; но сестра и все ее приятели отсоветовали ей это. Матушка старалась всеми силами убедить меня в своей любви, но сомнения мои не рассеялись. Признаю теперь весьма уважительными причины, побудившие матушку отдать меня в корпус, которых я тогда не понимал; но сознаюсь откровенно, что и теперь не постигаю, как родительское сердце может решиться на разлуку с малолетным дитятей, как может мать отдать малолетное дитя на чужие руки!386386
  В журнальном варианте более сдержанный вариант: «Как родительское сердце может решиться на разлуку с малолетным дитятей!» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 73. Раздел I. С. 232).


[Закрыть]
Этот героизм выше моих понятий!

Горе развивает разум. В госпитале я имел время на размышление, и, разбирая мое положение, рассматривая его со всех сторон, я решился покориться судьбе, победить все трудности, сделаться самостоятельным и жить вперед без чужой помощи. По выходе из госпиталя я стал день и ночь учиться, чтоб догнать товарищей и, при моей необыкновенной памяти, вскоре их перегнал. Впрочем, курс наук в нижних классах был самый ничтожный387387
  Программа для первого возраста включала «познание веры, поелику отроки постигнуть могут», русский и иностранный языки, чистописание и начала арифметики, рисование и танцы. В старших классах программа учебного курса была более насыщенной (см.: Данченко В. Г., Калашников Г. В. Указ. соч. С. 152–176). Так, в выписке из формуляра соученика Булгарина А. Н. Марина значится: «…по-российски и по-французски, по-немецки умеет, математику, артиллерию, фортификацию, алгебру, геометрию, физику, сетуацию, географию, историю и рисовать знает» (Марин С. Н. Указ. соч. С. 513).


[Закрыть]
, и я уже знал почти все, чему надлежало учиться. Вся трудность была в русском языке, и когда я преодолел ее, то был немедленно переведен в первый класс.

Между тем матушке надлежало возвратиться домой, и она простилась со мною, отдав для меня деньги на руки мадам Боньот. Тяжела была разлука с матерью, особенно при укоренившейся во мне мысли (впрочем, вовсе не справедливой), будто меня не любят! После узнал я, что меня отдали в корпус не только противу воли, но даже без ведома моего отца. Это рассказал мне верный слуга его Семен. Отец пришел в отчаяние, когда матушка сказала ему, что оставила меня в Петербурге, на чужих руках. В первый раз в жизни он заплакал и зарыдал при людях, требуя с воплем отчаяния своего сына! Разлука со мною имела пагубное влияние на его уже расстроенное здоровье и ускорила его кончину: это он даже написал в предсмертном своем письме ко мне. Он собирался ехать в Петербург, но состояние здоровья не позволяло ему этого. От весны до весны он жил надеждою на свидание со мною, пока смерть не разлучила нас навеки! Судьба позволила мне только поплакать на его могиле!..

По одиннадцатому году (в 1799 году) меня перевели вследствие экзамена в гренадерскую роту, которою начальствовал полковник Пурпур.

Не помню я, чтоб в нашем корпусе был хотя один из моих соотчичей. Кажется, я был первый из дворян новоприсоединенных от Польши провинций388388
  Булгарин не был первым, в 1797 г. из корпуса были выпущены прапорщиками в Низовский мушкетерский полк князья Друцкие-Любецкие, один из них, Ксаверий Францевич (1778–1846), – в будущем министр финансов Царства Польского.


[Закрыть]
. Кадеты гренадерской роты (меньшой) дразнили меня Костюшкой, – разумеется, не понимая значения этого прозвания. Не каждое дитя переносит равнодушно оскорбления, и я с первого раза дал сильный отпор целой толпе. Кадеты вознамерились проучить меня. В первую субботу, когда нас повели в корпусную баню, они воспользовались кратким отсутствием дежурного офицера и по данному знаку одним главным шалуном бросились на меня нагого, повалили и понесли на чердак, ухватив за руки и за ноги и крича: «Крестить Костюшку в русскую веру!» Видя, что всякое сопротивление с моей стороны бесполезно, я перестал сопротивляться и замолчал. Баня была невысокая, и со стороны сада большие кадеты старших рот насыпали снежную гору, в которую они спрыгивали с чердака, распарившись в бане. В корпусе вообще соблюдалась на деле русская поговорка: «Русскому здорово – немцу смерть», и кадетам эта экзерциция была не запрещена. В эту снежную массу кадеты сбросили меня с чердака! У меня почти захватило дух, и я едва выкарабкался из снега. Хотя я и не парился, но был в испарине от внутреннего движения и от борьбы и едва добрел до предбанника, дрожа от стужи. Кадеты весьма умно советовали мне идти на полок и выпариться, но я, опасаясь новых проказ, отказался и, схватив шайку, грозил разгромить голову первому, который приблизится ко мне. Меня оставили в покое. Ночью я почувствовал сильную головную боль, и к утру отнесли меня, без чувств, в госпиталь. У меня открылась нервическая горячка, в которой я пролежал шесть недель. Когда я стал выздоравливать, один добрый фельдшер растолковал мне, что если б я выпарился перед скачком в снег и после скачка, то не только не был бы болен, но поздоровел бы. Возвратясь в роту из госпиталя, я послушался этого совета и добровольно соскочил в снег, что весьма понравилось кадетам. А как, кроме того, я не пожаловался на насильственный со мною поступок, то старые кадеты решили, что я достоин быть принятым в их общество, и перестали дразнить меня. Вероятно, этой эманципации много содействовало и мое упорное сопротивление!

Но кадетская дружба не избавила меня от бедствий, которые я должен был претерпеть в гренадерской роте! Теперь в корпусах кадеты одеваются ловко и удобно и носят в будни зеленые куртки и серое исподнее платье; но тогда мы носили ежедневно мундиры с красными лацканами, застегнутые только на груди, жилеты и короткое нижнее платье палевого цвета, белые чулки и башмаки с пряжками. Каждое утро надлежало связывать волосы в косу, заплетать плетешки389389
  То есть мелкие височные косички.


[Закрыть]
и взбивать вержет390390
  Вержетом назывались передние волосы, поднятые вверх прическою.


[Закрыть]
, примазываясь салом. К парадной форме мы надевали штиблеты (белые летом, черные зимою), препоясывались портупеей с тесаком, надевали каску, и если надлежало идти на ученье или в караул, то брали суму и ружье. При парадной форме надлежало пудриться. Амуницию, ружья и башмаки чистили для нас лакеи и охрили два раза в неделю камзолы и нижнее платье (охрой с мелом и отрубями)391391
  То есть чистили и подновляли, покрывая охрой (вохрой) – естественной минеральной краской, по составу представляющей собой смесь гидрата окиси железа с глиной.


[Закрыть]
; но мы должны были сами причесываться, чистить бесчисленное множество пуговиц, пряжки и мундир. Полковник Пурпур строго смотрел за чистотою, и каждая не вычищенная пуговица или пряжка, каждое пятнышко на лацканах или на светлом камзоле и нижнем платье и малейший беспорядок в прическе кадета навлекали неизбежное наказание. Осматривая кадет по утрам до отправления в классы, Пурпур отсылал каждого кадета, у которого замечал что-либо неисправное в туалете, в комнату, называемую умывальною392392
  Где кадеты умывались.


[Закрыть]
. Потом вызывал кадетов по запискам учителей и дежурных офицеров и отсылал туда же, а наконец являлся сам. Там уже стояла на средине скамья, угол был завален свежими розгами и ждали четыре дюжие лакея. Не теряя лишних слов, без всяких объяснений и увещаний, полковник Пурпур угощал всех собранных там кадет насущными розгами, потом надевал шляпу и уходил со двора. Никогда не видел я его улыбки и не слышал, чтоб он похвалил кого-нибудь или приласкал. Никогда он не простил никакой ошибки кадету и, кроме розог, не употреблял никакого другого наказания. Слезы, просьбы, обещания не обращали на себя ни малейшего его внимания. Мы называли его беспардонным! Пурпур был высокого роста, молодец и красавец собою и отличался щегольством в одежде и прическе. Слыхал я, что он был очень приятен в обществах. Он был родом из греков, и настоящая его фамилия не Пурпур, а Пурпура. Не знаю, был ли он сын или однофамилец генерала Пурпура, бывшего генерал-директором корпуса (от 1773 до 1784 года)393393
  Полковник К. А. Пурпур – сын бывшего генерал-директора А. Я. Пурпура. Булгарин был знаком c племянником полковника Пурпура (сыном его сестры Дарьи Андреевны, в замужестве Катениной) – известным литератором Павлом Александровичем Катениным.


[Закрыть]
.

Я был обыкновенною жертвою Пурпурова розголюбия, потому что никак не мог справиться со множеством пуговиц, крючков, петелек, пряжек и не умел сберегать лацканов камзола и нижнего платья от чернильных пятнышек394394
  Журнальный вариант фразы более краткий: «Я был обыкновенною жертвою Пурпурова розголюбия» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 73. Раздел I. С. 235).


[Закрыть]
. К большей беде, охота к чтению превратилась во мне в непреодолимую страсть. В классах, вместо того чтоб писать в тетради, по диктовке учителей, я читал книги, и вместо того чтоб учить наизусть уроки, т. е. краткие и сухие извлечения из науки, я читал те книги, из которых учители почерпали свои сведения. В тетради я вписывал только свои имена и числа и делал свои заметки, для других не понятные, и, невзирая на то что я знал больше, нежели требовалось в средних классах, я прослыл ленивым, потому что отвечал на вопросы учителей своими словами, а не повторял урока наизусть. Мало этого. В классах были перемешаны кадеты и из других рот, и разумеется, что в средних классах из старших рот оставались самые ленивые. Они также дразнили и задирали меня, что доводило нас частенько до драки. Итак, по мнению моих наставников, я соединял в себе три смертные кадетские греха (trois péchés capitaux395395
  три смертных греха (фр.)


[Закрыть]
), т. е. был ленив, неопрятен и шалун, а на самом деле я любил страстно науки и беспрерывно рылся в книгах, как червь, ища сведений; не мог соблюсти требуемого порядка в одежде от неуменья и, желая мира, по темпераменту не мог переносить обид от товарищей. Но кому была нужда исследовать мой темперамент, мою натуру и дать ей направление? Кому была надобность знать, что непомерная строгость и дурное обращение ожесточают меня, вместо того чтоб исправлять, и что сердце мое жаждет ласки и привета, как слабый цветок росы и солнечного луча? Я сделался для Пурпура bête noire396396
  Предмет особой ненависти (дословно: черный зверь) (фр.).


[Закрыть]
, т. е. черным зверем, как говорят французы, и он, охотясь беспрестанно на меня, довел меня до того, что я почти окаменел сердцем и возненавидел все в мире, даже самого себя!397397
  В журнальном варианте: «…я почти окаменел сердцем!» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 73. Раздел I. С. 236).


[Закрыть]
Не знаю, чем бы это кончилось, если б Провидение не спасло меня!

Начался экзамен. Товарищи мои полагали, что я, верно, буду примерно наказан с некоторыми другими ленивцами, потому что у меня было весьма малое число баллов. Всех дурно отмеченных кадет вывели вперед, и учители стали экзаменовать нас в присутствии директора корпуса графа Ламсдорфа и заступавшего место инспектора классов полковника Федора Ивановича Клингера, ротных командиров и дежурных офицеров. Здесь я должен познакомить моих читателей с Клингером.

Он принадлежал к малому числу тех гениальных людей, которые в последней четверти прошлого века дали новое направление германской литературе, усовершенствовали немецкий язык, преобразовали слог, распространили новые философские идеи и создали новые формы. Клингер (Friedrich Maximilian Klinger) родился во Франкфурте-на-Майне в 1753 году, в одном доме с Гёте, с которым он был дружен от юности до кончины. Клингер принадлежал к среднему сословию (bürgerlicher Stand)398398
  Ф. М. Клингер был сыном военного (канонира крепостных укреплений). Переводя «bürgerlicher Stand» (нем. мещанское сословие, буржуазия) как «среднее сословие», Булгарин слишком широко и неточно передает значение этого выражения.


[Закрыть]
, которому Германия обязана своим духовным величием. Отец оставил его с матерью и сестрою в бедности, и Клингер не мог даже кончить университетского курса, а все, что знал, изучил сам, руководствуясь своим гением399399
  Ф. М. Клингер родился в семье мелкого военного служащего (канонира крепостных укреплений), рано потерял отца, окончил в 1772 г. гимназию и пытался скопить денег для поступления в университет. В апреле 1774 г. поступил на юридический факультет в Гиссенском университете (материальную поддержку ему оказывал Гёте), но бросил его спустя два года и отправился в Веймар, где произошел разрыв с Гёте: оскорбленный его холодностью, Клингер покинул Веймар. Дружба была восстановлена спустя годы по инициативе Гёте, когда Клингер уже жил в России.


[Закрыть]
. Он начал литературное свое поприще в молодых летах, посвятив себя театру. Трагедия его «Близнецы» («Zwillinge») произвела удивительный эффект в Германии, обратила на него общее внимание и дала ему место между первоклассными писателями. В этой трагедии Клингер, так сказать, разобрал по одной все нежнейшие жилки сердца человеческого, истощил все силы фантазии и, наводя ужас на душу и вместе с тем сокрушая ее, выставил в обнаженном виде предрассудки, разделяющие людей и ведущие их в пучину бедствий. Он возвысился до Шекспира, и критика, разумеется, не пощадила его, между тем как публика присудила ему полное торжество400400
  «Близнецы» (1776), одна из наиболее известных трагедий Ф. Клингера, основана на бунтарском мотиве братоубийства. Образ младшего брата Гвельфо – воплощение характерных для направления «бури и натиска» представлений о сильной личности. «Шекспиризм» Клингера заключался главным образом в изображении сильных страстей, напряженном, аффектированном стиле; недоброжелательная критика назвала его «взбесившимся Шекспиром», однако драма Клингера нашла отклик в настроениях молодежи и оказала влияние на молодого Ф. Шиллера периода «Разбойников».


[Закрыть]
. Несколько подобных сочинений повлекли за собою толпу подражателей, и этот род, смесь глубокого чувства с едкою сатирою, пылкой фантазии с нагою существенностью, назван в Германии Клингеровым родом401401
  Название предромантического течения в немецкой литературе 1770‐х гг. восходит к пьесе Ф. Клингера «Sturm und Drang» («Буря и натиск», 1776), его представителей называют «штюрмерами».


[Закрыть]
. Он поселился в Веймаре, тогдашних германских Афинах, и при всей твердости характера и силе воли подчинился, однако ж, влиянию Гёте, который, паря воображением в небесах, крепко держался земли для приобретения ее благ. Гёте посоветовал Клингеру наложить удила на свое пылкое воображение, скрыть под спудом светских приличий глубокое чувство, не слишком раздражать общества нагою истиною и анатомией наших бедствий и употребить ум свой на постепенное просвещение рода человеческого и приобретение собственной независимости и высокого места в обществе, без которых нельзя сильно действовать на людей. С тех пор Клингер сделался двойственным: поэтом и положительным, материальным человеком, скрыл и глубокое чувство, и богатство идей в душе своей и уже не расточал их, а изливал по каплям. Из Веймара Клингер отправился в Петербург искать счастия при дворе императрицы Екатерины II, которой слава наполняла Европу. Императрица вспомнила, что он был представлен ей еще в Германии, приняла его ласково и предложила избрать в России какое-нибудь место, сообразное с его характером и родом занятий. Государыня чрезвычайно удивилась, когда Клингер избрал военное поприще. Он был принят прямо офицерским чином в 1780 году и вскоре потом определен чтецом к его императорскому высочеству государю цесаревичу и наследнику престола Павлу Петровичу. Когда принц Виртембергский, приехав в Россию, вознамерился отправиться в Тавриду, чтоб участвовать в ее покорении402402
  Речь идет о брате императрицы Марии Федоровны, принце Фридрихе Вильгельме Вюртембергском. В 1783 г. во время присоединения Крыма к России он в чине генерал-поручика командовал корпусом в районе Херсона.


[Закрыть]
, Клингер был причислен к его штабу и, возвратившись в чине майора, определен в кадетский корпус. Император Павел Петрович уважал Клингера и, произведя в полковники, назначил его временным инспектором классов. Клингер ничего не печатал в России, но в Германии постепенно выходили в свет его сочинения, возбуждавшие общее внимание. Лучшие между ими суть романы: «Der Weltmann und der Dichter» («Светский человек и поэт») и «Die Reisen vor der Sündflut» («Предпотопное странствие»). Но и другие его романы имеют высокое философическое и литературное достоинство, как то: «Жизнь и деяния Фауста и его поездка в ад» («Fausts’ Leben, Taten und Höllenfahrt»), «История Джиафара» («Geschichte Giafars»), «История Рафаэля Аквиллы», «Восточный Фауст», «История одного немца нового времени» и т. п.403403
  Цикл из девяти социально-философских романов был создан в последний период творчества Ф. Клингера, в России. Его открывает отмеченный чертами антифеодальной сатиры и просветительского атеизма роман «Fausts Leben, Taten und Höllenfahrt» («Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад»), анонимно напечатанный в Лейпциге в 1791 г. (пер. А. Лютера на рус. яз. – М., 1913; см. также: СПб., 2005 (пер. А. Лютера, под ред. О. А. Смолян)). В Лейпциге вышел и последний роман Клингера «Der Weltmann und der Dichter» («Светский человек и поэт», 1798). Эти и другие названные Булгариным романы: «Geschichte Giafars, des Barmeciden» («История Джафара Бармекида», 1792–1794), «Geschichte Raphaels d’Aquilas» («История Рафаэля де Аквила», 1793), «Faust der Morgenländer» («Фауст стран Востока», 1797), «Reisen vor der Sündfluth» («Путешествие накануне потопа», 1797), «Geschichte eines Teutschen der neuesten Zeit» («История немца, нашего современника», 1798) – отличают острый социальный критицизм и философская рефлексия, граничащая с мизантропией, поэтому, будучи на русской службе офицером и педагогом, Клингер вынужден был скрывать свое авторство, анонимно печатая свои сочинения в Германии, указывая на титульном листе имя вымышленного издателя и ложное место издания. Однако его творчество не было секретом: среди «сочинителей», живших в Санкт-Петербурге в 1793 г., упомянут «майор в Шляхетном Сухопутном кадетском корпусе» Клингер, автор театральных сочинений и романов, с указанием первых двух (Георги И. Г. Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного, с планом. СПб., 1794. Ч. 2. С. 557).


[Закрыть]

Клингер никогда не хотел сообщить никаких биографических о себе сведений, невзирая на просьбы своих друзей, как многие полагают, потому только, чтоб не упоминать о мещанском своем происхождении, о котором он старался забыть. В этом упрекает его, хотя весьма нежно, даже друг его Гёте, изобразивший характеристику Клингера и дух его сочинений самыми блистательными красками404404
  Характеристика Клингера содержится в мемуарной книге Гёте «Поэзия и правда» (кн. 14), где, вопреки утверждению Булгарина, сказано, что Клингер, возвысившись «до весьма значительных должностей, сумел удержаться на них и продолжал свою деятельность, пользуясь одобрением и милостями своих высоких покровителей. Но при этом он никогда не забывал ни своих старых друзей, ни пройденного им нелегкого пути. Более того, он стремился сохранить память о былом <…> не погнушался увековечить в своем гербе, украшенном орденскими знаками, предметы, указывающие на его прежнее гражданское состояние» (Гёте И.-В. Из моей жизни: Поэзия и правда // Гёте И.-В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1976. Т. 3. С. 512).


[Закрыть]
. Впрочем, Клингеру нечего было опасаться даже полного жизнеописания, потому что он был нежный сын, добрый брат, благодетель своего семейства и во всех делах отличался честностью и прямодушием. На этот счет я совершенно согласен с Гёте, но что касается до сочинений Клингера, то нахожу в них много совершенно противного тому, что написал Гёте при жизни автора405405
  Выделив курсивом слова «при жизни автора», Булгарин, скорее всего, дал понять, что Гёте, не желая повредить Клингеру, не стал давать характеристику позднему творчеству писателя, отмеченному едкой социальной сатирой и глубокой мизантропией. На это указывает в комментарии Н. Вильмонт: «Ко времени, когда Гёте работал над четырнадцатой книгой, Клингер служил (с 1780 г.) в России. Отозвавшись о Клингере как об энергичном и жизнеспособном человеке, Гёте ни словом не обмолвился о его произведениях, хотя тогда же перечитал старые и познакомился с некоторыми новыми его сочинениями» (Гёте И.-В. Указ. соч. С. 705–706). В целом булгаринская характеристика творчества Клингера не противоречит оценке авторитетных историков литературы, см., к примеру: Жирмунский В. М. Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., 1972. С. 345–353.


[Закрыть]
. Высокие идеи, проницательный ум, сила характеров, богатство воображения, заманчивость повествования и блистательность слога – все это есть у Клингера, но неподдельное чувство и филантропия находятся только в сочинениях, писанных в юности, когда автор еще не помышлял о земном счастии и жил душою в идеальном мире. В последующих сочинениях Клингера преобладает горькая сатира на все общественные отношения, обнаруживающая в авторе сильное презрение к человечеству и холод души. Самые лучшие картины Клингера разрывают сердце и если вызывают улыбку, то улыбку горькую, презрительную; философия его не утешает, а возбуждает отчаяние, и только слабые места в его сочинениях, вставленные для соединения целого, успокоивают взволнованное чувство и раздраженный ум читателя. Весьма замечательно, что Клингер, будучи попечителем Дерптского учебного округа и членом комиссии училищ при Министерстве просвещения, сам предложил, чтоб сочинения его были запрещены в России, желая тем лишить своих недоброжелателей средств вредить ему406406
  Ср. версию М. И. Богдановича: «Весьма замечательно, что литератор, сделавшись педагогом и, вероятно, опасаясь влияния на молодежь своих сочинений, отличавшихся необузданной энергией и мрачным взглядом на жизнь, сам заботился о запрещении впуска их в Россию» (Богданович М. И. История царствования императора Александра I и России в его время. СПб., 1869. Т. 1. С. 150). После 1805 г. Клингер ничего не печатал и завещал уничтожить свой архив после смерти, что и было исполнено его вдовой Елизаветой Александровной Алексеевой-Клингер (см.: Смолян О. А. Фридрих Максимилиан Клингер и его роман «Фауст» // Клингер Ф. М. Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад. М.; Л., 1961. С. 11).


[Закрыть]
. Пользуясь в последнее время знакомством Клингера и даже благосклонностию его, я всегда удивлялся необыкновенному его уму, неистощимости его сарказмов и эпиграмм и в то же время имел случай удостовериться в том, что я слышал еще в детстве, а именно что он не любил России и, как я заметил, вовсе не знал ее. После Клингера не осталось ни рода, ни племени, и о нем можно теперь говорить откровенно. По собственным его словам, он жил телом в России, а душою в Германии. Двум писателям немецким, Зейме и Музеусу, приезжавшим в Россию искать счастия, он отсоветовал остаться у нас407407
  Поэт-вольнодумец И. Г. Зейме оказался на русской службе через посредничество своего ученика, которому давал частные уроки; с его дядей, генералом И. А. Игельстромом, поэт в качестве секретаря для ведения дипломатической переписки отправился в 1792 г. в Варшаву, получив благодаря хлопотам Игельстрома чин поручика. В Варшаве Зейме стал свидетелем польского восстания 1794 г., был взят в плен повстанцами (которым сочувствовал) и освобожден войсками Суворова. В Россию он больше не вернулся и был исключен из службы в 1797 г. при Павле I как не вернувшийся из отпуска. Вновь он побывал в России в 1805 г., описав путешествие в жанре путевого дневника: «Mein Sommer im J. 1805» («Мое лето в 1805 году», 1806), анонимно изданная книга была запрещена во Франции, Австрии и России. Политические суждения Зейме, получившего известность в качестве «специалиста по русским делам», скорее всего, отражали мнения Клингера, с которым Зейме встречался во время своего путешествия (см.: Жирмунский В. М. Очерки по истории классической немецкой литературы. С. 458, 462). В этом случае утверждение Булгарина может иметь под собой основания (ср. с иной точкой зрения, согласно которой Зейме «отказался от службы в Дерптском университете, куда его приглашал Клингер» (Неустроев В. П. Немецкая литература эпохи Просвещения. М., 1958. С. 361)). К. И. Музеус, сын известного немецкого писателя и филолога И. К. А. Музеуса, некоторое время служил секретарем при Клингере, однако в 1819 г. оставил русскую службу и вернулся в Германию.


[Закрыть]
, узнав, что они не намерены отказаться от литературы. «Здесь надобно иметь только хороший желудок, – сказал Клингер, – а с хорошею головою поезжайте в Германию!» Говоря о человечестве, он отделял всегда от него русских, и я сам слышал, как он однажды сказал: «Die Menschen und die Russen», т. е. «Люди, и даже русские», и т. п. Клингер почитал русских какою-то отдельною породою, выродившеюся из азиатского варварства и поверхностности европейской образованности, и я, спорив с ним, как говорится, до слез, никак не мог убедить его в том, что русский народ способен ко всему великому и одарен необыкновенными качествами. Клингер хотя весьма хорошо говорил по-французски, но никогда не мог победить дурного немецкого произношения, а по-русски до конца жизни говорил плохо и не прочитал ни одной русской книги, хотя хорошо понимал по-русски. Внутренности России он вовсе не знал и никогда не сближался с русским простым народом. Он судил о России по некоторым согнившим ее членам. Будучи сам одним из жрецов просвещения, он никогда не старался подвигать его вперед в России, говоря, что более нежели довольно и того, что есть408408
  Нет оснований вслед за О. А. Смолян и другими причислять Булгарина к врагам Клингера, утверждая, что он оклеветал «писателя-вольнодумца», «пустив в ход ни на чем не основанную версию» о нелюбви Клингера к России (см.: Смолян О. А. Фридрих Максимилиан Клингер и его роман «Фауст». С. 11–12). Свидетельство Булгарина о нелюбви Клингера к России подтверждается воспоминаниями других кадетов (см.: Андреева О. С. Портрет директора глазами кадета. По воспоминаниям воспитанников Первого кадетского корпуса // Военное прошлое государства Российского: утраченное и сохраненное. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. СПб., 2006. Ч. 2. С. 5–7). Так, Н. А. Титов приводит любимую поговорку Клингера: «Русских надо менее учить и более бить» (Там же. С. 6). О России как царстве зла в творчестве Клингера см.: Лагутина И. Н. Образ России в романе Ф. М. Клингера «Фауст» // Новые российские гуманитарные исследования: электронное периодическое издание. 2007. № 2 // https://publications.hse.ru/articles/134902322.


[Закрыть]
! В обществе ему приятном и в дружеской беседе Клингер, находясь в хорошем расположении духа, был чрезвычайно приятный и занимательный собеседник, но с подчиненными и вообще на службе был холоден, как мраморный гость в «Дон Жуане»409409
  Речь идет о статуе Командора, являющейся на зов героя в финале известного сюжета о Дон Жуане, положенного в основу многочисленных литературных и музыкальных произведений, среди которых «Дон Жуан» Мольера (1665), одноименная опера Моцарта (1787), «Каменный гость» А. С. Пушкина (1830).


[Закрыть]
. Клингер был высокого роста, имел правильные черты лица и неподвижную физиономию. Ни одна душа в корпусе не видала его улыбки. Он был строг в наказаниях и не прощал никогда. С кадетами он никогда не разговаривал и никогда никого не ласкал. Он только тогда обращался с вопросом к кадетам, когда хотел узнать, наказаны ли они по его требованию. «Вам розги дали?» – спрашивал он обыкновенно. «Дали», – отвечал кадет. «Вам крепко дали?» – «Крепко!» – «Хорошо!» Этим оканчивалась беседа. Одно только могло смягчить Клингера, а именно когда кадет мог объясняться с ним по-французски или по-немецки. Тогда он даже выслушивал просьбы и жалобы и тогда можно было удостовериться, что если в сердце его не было отеческой нежности к нам, то была, по крайней мере, справедливость. Я еще буду иметь случай говорить о Клингере410410
  См. главу I второй части.


[Закрыть]
, а теперь обратимся к экзамену.

Учители, как нарочно, спрашивали меня более, нежели других кадетов, и я отвечал удовлетворительно на все вопросы, своими словами. Клингер заглянул в список, потом посмотрел на меня и, обратясь к учителям, сказал: «Если ваши хорошие баллы поставлены так же справедливо, как дурные этому кадету, то вы, господа, не останетесь мною довольны!» После этого он обратился ко мне с вопросом и велел мне перевесть с русского языка на французский. Только что вышед из рук Цыхры и мадам Боньот и уже понимая хорошо легкие французские сочинения, я перевел удовлетворительно. «Тут что-то непонятно! – сказал Клингер, обращаясь к директору, – этот мальчик знает все лучше других, а у него самые дурные баллы!» Клингер подозвал меня к себе, погладил по щеке (это была такая редкость, что все присутствовавшие обратили на меня взоры) и сказал по-французски: «Expliquez-nous, mon garçon, се que cela signifie?» (т. е. «Объясни нам, что это значит?»). Слезы невольно брызнули у меня в три ручья, и я зарыдал. Мое сиротство, мое уничижение, немилосердое обхождение со мною Пурпура взволновали меня, и я высказал все, что у меня было на душе, отчасти по-французски, отчасти по-русски. Учители в оправдание говорили, что я не хочу учить наизусть, что я не имею тетрадей, что я упрям; Пурпур объявил, что я неряха и повеса, но чувство справедливости, однажды пробужденное в Клингере, уже не могло быть ничем заглушено, и мое чистосердечие, а может быть, и детское красноречие отозвались в душе, в которой под ледяною корою таилось чувство! Он спросил меня, из какой я нации, а потом велел мне сесть на первую скамью (я сидел прежде на последней), а сам подошел к директору и стал с ним говорить вполголоса. Граф Ламсдорф подозвал к себе майора Ранефта и, указывая на меня, сказал ему: «Возьмите к себе в роту еще сегодня этого кадета!» Экзамен после этого эпизода пошел своим чередом, а Клингер, как будто гордясь своим открытием, всегда велел спрашивать меня, когда другие кадеты не отвечали на вопросы, и я, по счастию, всегда удовлетворял его. После экзамена Клингер объявил учителям, что он недоволен ими…

При выходе из классов кадеты окружили меня, поздравляли, обнимали, и я был в восторге! Но когда надобно было строиться, чтоб идти в столовую, явился Пурпур, как тень Банко в «Макбете»411411
  В трагедии Шекспира «Макбет» (1606) главному герою на пиру является призрак убитого по его приказу Банко.


[Закрыть]
, и навел на меня ужас своим взглядом. Не говоря ни слова, он взял меня за руку, и повел в свою любезную умывальную, и на прощание так выпорол розгами, что меня полумертвого отнесли в госпиталь!

Я слышал после, что директор сделал Пурпуру строгий выговор и даже погрозил отнять роту. Но от этого мне было не легче. Целый месяц пролежал я в госпитале и от раздражения нервов едва не сошел с ума. Мне беспрестанно виделся, и во сне и наяву, Пурпур, и холодный пот выступал на мне!.. Я кричал во все горло: «Спасите, помогите!» – вскакивал с кровати, хотел бежать и падал без чувств…412412
  В журнальном варианте: «…и холодный пот выступал на мне!..» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 73. Раздел I. С. 242).


[Закрыть]


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации