Текст книги "Россия в современной геополитике"

4.2. Современные концепции «управляемого хаоса»

Упование на хаос в геополитических процессах учитывает, что из хаоса в обществе не всегда рождается порядок, что порядок может возникнуть совсем не такой ожидаемый и прогнозируемый. Отсюда появляется идея управляемого хаоса, который сочетает неустойчивость и избирательную разрушительность с творением новой геополитической ситуации, которая желательна для субъекта геополитической экспансии. Как отмечает И. Лебедева, исследователь из США, еще в 1967 году Фред Эмери, тогдашний директор «Тавистокского института человеческих отношений», считающийся экспертом по «гипнотическому воздействию» телевидения, указывал, что «синергетику» «подросткового роя» на рок-концертах можно будет эффективно использовать для разрушения национального государства к концу 90-х годов [390]. Тавистокский институт, созданный британскими военными после первой мировой войны и считающийся крупнейшим в мире учреждением по промывке мозгов, стал ядром «Британского бюро психологической войны» («Britain’s Psychological Warfare Bureau»). Тависток пережил второе рождение в период войны холодной, когда теории доктора Эмери начали широко применяться в психологических операциях НАТО для дестабилизации тех европейских лидеров, которые пытались проводить самостоятельную политику. Недавно британские исследователи стали рассматривать в качестве примера такой дестабилизации «подростковым роем» свержение генерала де Голля во Франции, хотя в разряд этих акций попадают также молодежные бунты конца 1960-х, май 68-го в Париже, синхронизированные студенческие волнения в университетских центрах Италии, события в Чехословакии. Сегодня можно смело утверждать, что многие методы нынешних «цветных революций» пилотно запускались и в СССР – как раз в конце 60-х годов.

Можно вспомнить не только так называемый «план Маршалла для умов» (тайные операции, скупка ведущих журналистов, создание неформальных клубов «агентов влияния»), но и легальное расширение – под видом «разрядки» – межгосударственных культурных обменов для «невидимой подмены понятий». Масса потенциально подрывных, прежде всего экуменических молодежных организаций, проникала в Советский Союз по разным каналам молодежного обмена под самыми невинными наименованиями. Та же французская «Молодежь и реконструкция», работавшая в составе интернациональных студенческих строительных отрядов в Петродворце под Петербургом, была одним из филиалов YMСA – разветвленной псевдохристианской глобалистской структуры.

Уже тогда вырабатывались методы основной конкурентной борьбы – борьбы за человеческое сознание. Предусматривалось, что эмоциональное восприятие молодежью ввода советских танков в Чехословакию в 1968 году должно стать «предтечей» создания «глобального события» для трансформации сознания. Данный тезис сформулировал, в частности, Говард Перлмуттер (Howard Perlmutter), ученик доктора Эмери и профессор «социального инжениринга» в британской Wharton School. Сфера исследований Перлмуттера – способы дестабилизации государств традиционной культуры для утверждения «глобальной цивилизации» [169].

Впоследствии, развивая идеи Тавистокского института, профессор Перлмуттер детализировал стратегию дестабилизации национальных государств, выделив в ней две основные составляющие: «строительство международной коммуникационной сети, состоящей из международных и местных организаций», и «создание глобальных событий» через «трансформацию местного события в явление глобального масштаба, через мгновенную виртуальную интернационализацию события посредством СМИ» [411].

Во второй половине XX века стали вырисовываться контуры очертания целенаправленных геополитических процессов, в которых применялись средства создания в национальных экономиках и социальной сфере тех или иных стран управляемого хаоса.

Нынешние события на Арабском Востоке, Северной Африке являются звеньями одной, извне спланированной цепи и полностью вписываются в разработанную в США геополитическую теорию «управляемого хаоса» («контролируемой нестабильности и турбулентности»), авторами которой являются прежде всего З. Бжезинский, Шарп Джин и Стивен Манн, который еще в 1992 году опубликовал работу «Теория хаоса и стратегическая мысль» и имел прямое отношение к «цветным революциям» в республиках бывшего СССР.

Подобные работы опубликованы авторами и других стран. С геополитической точки зрения, мир находится в состоянии большого хаоса, считает И. Рамоне. Речь идет, по его мнению, о чудище с тысячью лиц, которое может принять в любой момент облик демографической бомбы, наркомании, мафии, этнического фанатизма, СПИДа, ОПГ и т. д. Все это, предупреждает исследователь, представляет угрозу планетарного масштаба [263, 5, 15]. Поэтому З. Бжезинский писал: «В технотронном обществе видится тренд в направлении агрегации миллионов индивидуально поддерживаемых неорганизованных граждан, которые легко досягаемы для магнетических и привлекательных личностей, и эффективному эксплуатированию последними новейших коммуникационных технологий в целях манипулирования эмоциями и контроля над разумом. Доверие телевидению – и, следовательно, тенденция заменять язык образами, которые более интернациональны, чем национальны, и включать охват войн или сцен голода в местах таких удаленных, как например, Индия, создает несколько более космополитичную, хотя очень импрессионистскую, сопричастность к делам глобальным» [365, 45].

Этот новый вид геополитической экспансии подробно описал один из его разработчиков и экспертов, современный американский стратег, геополитик и дипломат Стивен Манн, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (в том числе и в СССР). Он подготовил работу, получившую большой резонанс в военно–политическом сообществе: «Теория хаоса и стратегическая мысль», которая была напечатана в главном профессиональном журнале армии США [401, 54—68]. С. Манн считает, что современные научные достижения последних 30 лет и растущая сложность международных отношений толкают нас в «экзотическую теорию хаоса и самоорганизованую критичность». Ибо международные отношения представляет собой нелинейную динамическую систему, состоящую из акторов – наций, религий, политических движений, государств, которые сами по себе являются динамическими системами.

Поэтому настоящая ценность теории хаоса находится в сфере национальной стратегии. Международная среда является превосходным примером хаотической системы, где где «самоорганизованная критичность» проявляется в том, что самые мизерные отклонения в начале движения, политического процесса могут привести к огромным различиям позднее – другими словами, крохотные причины могут вызвать непропорциональный эффект в политике спустя определенный интервал времени. Представление международного кризиса в качестве «пороховой бочки», на взгляд С. Манна, является наиболее распространенным проявлением самоорганизованной критичности. Первая Мировая война представляет также известный пример самоорганизующей критичности. Убийство эрцгерцога в неприметном балканском городишке инициировала мировую катастрофу, приведшую к гибели 15 миллионов человек и эффект от которой чувствуется и по сей день.

Следовательно, ключ к успешной мировой политике определении и умелом использовании этого критического состояния. В одних случаях мы должны избегать этого состояния, в других поощрять его и искать пути политического переустройства. Он пишет, подчеркивая место теории хаоса в геополитике: «Конечно, для нас, как стратегов, важно одержать триумф над хаотической природой происходящего и навязать свое искусство дипломатии или войны, но прежде нужно воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам бы хотелось его видеть. Мы должны быть открыты перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам – например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности, сознаем это или нет, мы уже предпринимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, кода развиваем средства массовой информации через частный сектор» [188].

В качестве механизмов «создания хаоса» у противника на той или иной территории С. Манн называет:

• содействие либеральной демократии;

• поддержка рыночных реформ;

• повышение жизненных стандартов у населения, прежде всего у элит;

• вытеснение ценностей и идеологии [401, 62].

Отсюда, по его мнению, настоящей целью национальной стратегии является формирование широкого контекста вопросов безопасности, направленного на достижение в конечном итоге желаемого состояния. Для этого должна быть создана самоорганизующую критичность на основе конфликтной энергии людей, которая порождается с помощью идеологии, играющую роль программного человеческого вируса. С этим идеологическим вирусом в качестве своего оружия США смогут вести самую мощную «биологическую» войну и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие цели–народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и уважения индивидуальный прав человека. Вирус будет самовоспроизводящимся и будет распространяться хаотическим путем в различных странах и культурах. Это единственный путь, с точки зрения С. Манна, для построения мирового порядка в интересах США. Отсюда важна поддержка Информационного агентства США, Фонда содействия демократии и других программ образовательного обмена из частного сектора. Эти программы заложены в основу агрессивной стратегии национальной безопасности. Настоящее поле битвы в сфере национальной безопасности, отмечает С. Манн, является, говоря метафорически, вирусным по природе [189].

В основу геополитики хаоса легли труды целого ряда других, известных на Западе исследователей. Среди них важное место занимают работы Джина Шарпа (Gene Sharp), основателя Общественного Института имени Альберта Эйнштейна (Центра «ненасильственных действий как способа ведения войны» по определению самого Шарпа). Более 30 лет Дж. Шарп вел в Гарвардском университете исследовательскую работу в области международных отношений. Он стал известным в мире своими книгами по теории и практике ненасильственной борьбы. Одна из ранних работ Джина Шарпа называлась «Как сделать Европу непобедимой: потенциал сдерживания и обороны, основанных на гражданском населении». Книге, изданной в 1985 году, предпослано предисловие Джорджа Кеннана, архитектора «холодной войны», стоявшего у истоков планирования секретных операций НАТО. Кеннан отдает должное Шарпу за то, что тот показал «возможности сопротивления силами гражданского населения» как «частичную альтернативу… военной концепции национальной обороны» [420]. Книга была переведена на немецкий, норвежский, датский, итальянский и другие языки стран НАТО.

Среди этих работ наиболее популярными стали: «От диктатуры к демократии» («From Dictatorship to Democracy») и «198 методов ненасильственных действий» («198 Methods of Nonviolent Action»), которые переведены на десятки языков и используются, как практические пособия при организации «цветных» и «бархатных» революций по всему миру. Активисты этих революций проходили непосредственное обучение в руководимом Шарпом Институте Альберта Эйнштейна. Среди этих активистов можно назвать представителей сербского движения «Отпор», грузинского «Кмара», украинского «Пора», киргизского «КелКел» и белорусского «Зубр». Работа Шарпа «Основы гражданской обороны» была использована литовскими, латвийскими и эстонскими политиками во время их отделения от Советского Союза в 1991 году. Идеи Шарпа вдохновляли современных арабских революций. Его труды использовались на тренингах в Каире Международным центром ненасильственных конфликтов. Там с идеями американского учёного познакомились тунисские оппозиционеры. «Братья-мусульмане» тоже проявили пристальное внимание к его работам. Открытие Института Шарпа было финансировано Дж. Соросом. Именно соросовское «Открытое общество» финансировало стажировку активиста грузинской оппозиции Гига Бокерия в Сербии, засыпало Грузию лепестками тех самых роз и проплачивало еще много чего, вплоть до зарплаты победившим «революционерам» (правда, на паях с ООН). Летом 2003 года деньгами Сороса финансировался десант «Отпора» в Грузию, где около тысячи студентов прошли тренинг по организации уличных демонстраций. Все три наиболее активные в свержении Шеварднадзе организации – телеканал «Рустави–2», молодежное движение «Кмара» («Довольно»), созданное по типу сербского «Отпора», и партия «Национальное движение» Саакашвили – в той или иной степени финансировались через фонды Сороса. За полгода до «революции роз» «Кмара» получила грант в полмиллиона долларов, телеканалу «Рустави–2» из фондов Сороса были отпущены средства еще в 1995 году и выделены новые субсидии за год до переворота на «информационную поддержку» – открытие газеты «24 часа». По данным, приведенным Ричардом Карлсоном, руководителем вашингтонского исследовательского центра по контртерроризму «Foundation for the Defense of Democracy» и бывшего директора «Голоса Америки», «только за три месяца, предшествующие грузинской «революции роз»…, Сорос выложил 42 миллиона долларов для устранения Шеварднадзе» [367].

Ключевая идея Шарпа в том, что власть не является монолитной и объективной. Шарп исходит из того, что политическая власть в любом государстве – независимо от его особенности структурной организации – основана на послушании народа распоряжениям правящих лидеров. Исходя из этого, если народ не подчиняется, лидеры автоматически теряют власть. В течение 30 лет Шарп продолжал верить в то, что он называет «мировым прорывом» в понимании возможностей ненасильственного сопротивления. По словам ученого, он знал о том, что такое время придет, однако удивлен масштабами происходящего. Дж. Шарп в своей книге предлагает тщательно продуманные и наиболее эффективные способы успешного разрушения диктатуры с минимальными страданиями и жертвами с помощью программы ненасильственных действий. Автор выражает надежду, что его книга может оказаться полезным повсюду в организации и планировании освободительного движения. Эта работа, действительно, стала подлинной библией подрывной деятельности, классическим руководством к действию, подробно раскрывающим тактику и стратегию подрывной деятельности внутри тоталитарных и авторитарных государств. В работе Шарпа перечисляется набор дестабилизирующих факторов, которые должны расшатывать внутриполитическую обстановку, разрушать государство, создавать ситуацию для введения иностранного контингента и внешнего управления, и прежде всего со стороны США. В этот набор факторов входят изготовление фальшивых документов, денег, отказ от сотрудничества, неповиновение, саботаж, мятеж и все то, что подрывает суверенитет любого государства. Недемократическими государствами, по Шарпу, являются все те государства, которые живут не по западным моделям, не соответствуют развитым западным демократиям. В книге искали практического вдохновения оппозиционные движения Югославии, Белоруссии, Грузии, Украины и многих других стран. Изложенные в ней общие принципы организации идеологического противостояния и реализации отдельных практических процессов в рамках политической борьбы достаточно универсальны, и они применимы и российским реалиям.

Для успешного разрушения диктатуры, по мнению Шарпа, необходимо знать ее наиболее слабые стороны. К ним он относит следующие обстоятельства:

1. Поддержка людей, политических групп или институтов, необходимая для управления системой, может быть ослаблена или прекращена.

2. Результаты предыдущей политики режима несколько ограничивают его способность вырабатывать и проводить в жизнь политику в нестабильных, конфликтных условиях.

3. Система в своем функционировании становится инертной, менее способной быстро адаптироваться к новой ситуации.

4. Люди и ресурсы, направленные на выполнение сегодняшних задач, не могут быть легко перенацелены на выполнение новых требований.

5. Подчиненные, боясь вызвать недовольство начальства, могут давать неточную или неполную информацию, необходимую для принятия решений диктаторами.

6. Идеология может стать расплывчатой, а мифы и символы системы шаткими.

7. Если существует сильная идеология, влияющая на восприятие реальности, строгая приверженность ей может вызвать невнимание к действительным условиям и потребностям.

8. Снижение эффективности и компетентности бюрократического аппарата или чрезмерный контроль и регулирование могут сделать неэффективными политику и функционирование системы.

9. Внутренние институциональные конфликты и личное соперничество и вражда могут повредить или даже разложить функционирование диктатуры.

10. Среди интеллигенции и студенчества могут возникнуть волнения в связи со складывающимися условиями, ограничениями, репрессиями, догматической приверженностью режима к прежним доктринам.

11. Общество в целом со временем может стать апатичным, скептическим или даже враждебным по отношению к режиму.

12. Могут обостриться региональные, классовые, культурные или национальные конфликты.

13. Иерархия власти диктатуры всегда до некоторой степени нестабильна, а временами чрезвычайно нестабильна. Отдельные лица не только сохраняют свое положение в системе, они продвигаются в должности или переводятся на другие позиции, или же устраняются и заменяются другими лицами.

14. Отдельные круги полицейских или вооруженных сил могут действовать в собственных интересах, даже против воли авторитетных диктаторов, включая переворот.

15. Для новой диктатуры требуется время, чтобы укрепить свое положение.

16. Поскольку решения в рамках диктатуры принимаются весьма немногими людьми, вероятны ошибки в суждениях, политике или действиях.

17. Если режим в попытках избежать таких ошибок прибегает к децентрализации контроля и принятия решений, его контроль над центральным уровнем власти может быть еще более ослаблен.

Зная о таких естественных слабостях режима, отмечает Шарп, демократическая оппозиция может попытаться намеренно усугубить их акциями политического неповиновения, чтобы добиться коренных изменений системы или ее разрушения [334].

Таким образом, в концепции Дж. Шарпа важное место занимает т. н. ненасильственная борьба, которая представляет собой политическую технику, использующую социальные, психологические, экономические и политические методы воздействия на оппонента (по мнению автора нельзя его называть врагом, а лучше – оппонентом). Широкие круги населения, которые испытывают негативное воздействие политического курса, действий государственного аппарата и внегосударственных объединений могут быть названы, по Шарпу, «притесняемой» группой. Эта группа может заниматься отдельными проблемами или выступать против политики в целом, или даже может не признавать режима. Но группа, которая фактически участвует в ненасильственной борьбе, меньше «притесняемой» группы, хотя количество людей и различных социальных институтов, вовлеченных в эту борьбу, может широко варьироваться.

Возможность контроля над действиями власти со стороны этих групп, по мнению автора, будет определяться следующими факторами:

• желанием народа контролировать силы режима;

• количеством независимых организаций и институтов;

• степенью их независимости;

• характером источников оппозиционной силы, контролируемых этими институтами;

• степенью влияния на социальные слои и умением их контролировать;

• способностью людей выражать свое неодобрение и отказываться от сотрудничества с режимом.

Шарп четко различает три определенных класса ненасильственного оружия в ненасильственной борьбе: ненасильственный протест и убеждение, несотрудничество и ненасильственная интервенция. Эти виды оружия ненасильственной борьбы могут изменить существующие социальные, экономические или политические отношения и одновременно основательно изменить баланс сил. Ненасильственный протест и убеждение являются главным образом символическими действиями в мирном противостоянии или при попытке убеждения, осуществляемого не при помощи слов, а посредством кратковременных актов несотрудничества или ненасильственной интервенции. К этим действиям относятся: демонстрации, пикетирование, расклеивание плакатов, обучение, траурные митинги и митинги протеста… [334].

В самую незначительную группу ненасильственных методов автор включает несотрудничество c оппонентом. Несотрудничество заключается в намеренном неодобрении, уклонении или открытом неповиновении в определенных существующих отношениях – экономических, социальных или политических. Действия могут быть спонтанными или запланированными, законными или незаконными. Методы несотрудничества разделяются на три категории:

1. Методы социального несотрудничества (включая социальные бойкоты);

2. Методы экономического несотрудничества (подразделяющиеся на экономические бойкоты и забастовки);

3. Методы политического несотрудничества (также известные ка к политические бойкоты).

Методы ненасильственной интервенции, применяемые в определенных ситуациях, по мнению Шарпа, коренным образом изменяют ее. К ним относятся посты, сидячие забастовки, протесты, ненасильственные заграждения, утверждение новых социальных установок, альтернативные экономические структуры, розыск тюремных заключенных, продолжение работы без сотрудничества, создание параллельного правительства и т. д.

Технику ненасильственных действий, в отличие от насилия, автор рассматривает как более опосредованное, не прямое воздействие на силу оппонента. Это осуществляется с целью подрыва позиций оппонентов и одновременно помогает сопротивляющимся мобилизовать свою возрастающую силу и поддержку, которая им оказывается. Например, провоцируя репрессии своими ненасильственными действиями, ненасильственно сопротивляющиеся могут продемонстрировать, что репрессии оппонента не в состоянии запугать население.

Шарп считает, что репрессивные меры власти могут быть использованы в виде цензуры, конфискации капиталов и имущества, разрыва средств сообщения, экономического давления, арестов, заключения в тюрьму, принудительной мобилизации, концентрационных лагерей, использования провокаторов, угрозы наказания, избиений, пыток, убийств, введения военного положения, казней и актов мести. Вероятность репрессий является сильным доводом в пользу того, что ненасильственное действие представляет реальную угрозу установленному порядку, они косвенно подтверждают силу ненасильственной техники. При этом репрессии и даже жестокости не являются причиной для отказа от ненасильственных действий.

Вопреки ожиданиям властей репрессии, считает Шарп, не будут неизбежно вызывать покорность. Крупномасштабное, решительное и умелое использование ненасильственных действий создаст у оппонентов очень специфические проблемы, которые нарушат или расстроят эффективное использование ими своих сил. Вызывая репрессии со стороны оппонентов, группа ненасильственного действия сможет разрушить политическую устойчивость оппонентов, уменьшить их поддержку и ослабить власть. Сторонники, агенты, войска режима, дезорганизованные жестокостями по отношению к сторонникам ненасилия, могут начать сомневаться в справедливости такой политики. Первоначальное беспокойство может перерасти во внутренние разногласия и одновременно даже в несотрудничество и непослушание в рядах оппонентов, что может выразиться в забастовках и мятежах. Репрессии, направленные на участников ненасильственного сопротивления, могут иметь обратное действие на оппонента. Это и есть, по Шарпу, политическое «джиу – джитсу» в действии [334].

Ненасильственное действие, на его взгляд, может снизить действенность каждого из источников силы оппонентов по следующим направлениям:

1. Власть. Ненасильственный вызов оппонентам представляет собой демонстрацию того, в какой степени их власть уже ослабла. Борьба может способствовать отчуждению большинства людей от правителей. Иногда возможно перемещение доверия от оппонента к другой власти, даже к параллельному правительству.

2. Человеческий фактор. Широко распространенные ненасильственные действия могут также уменьшить или свести на нет людские ресурсы путем уклонения от повиновения и сотрудничества основной массы подданных, которые поддерживают и приводят в действие систему. Наглядное количественное увеличение несотрудничающих, непослушных и действующих вызывающе членов «притесняемой» группы создает серьезные проблемы правителям. Отход людей воздействует и на другие необходимые источники силы (навыки, знания и материальные ресурсы).

Таким образом, правители начинают нуждаться в огромных силах в то самое время, когда их способность к принуждению уменьшается. Если сопротивление растет параллельно с ослаблением силы оппонентов, в конечном итоге режим может оказаться бессильным.

3. Знания и навыки. Некоторые люди или группы людей обладают специальными навыками или знаниями особой важности. Это – специалисты–администраторы, официальные лица, специалисты, консультанты. Их отказ от поддержки правителей непропорционально ослабляет власть. Не только полный отказ специалистов, но даже недостаточная или намеренно некомпетентная помощь может сыграть важную роль.

4. Скрытые факторы. Привычка к повиновению или лояльность по отношению к властям угрожает масштабному ненасильственному действию.

5. Материальные ресурсы. Ненасильственное действие может сократить или дезорганизовать снабжение материальными ресурсами оппонентов: контроль над экономической системой транспортом, средствами сообщения, финансами, сырьем и т. п.

6. Санкции. Ненасильственные действия могут отрицательно влиять даже на способность оппонента применять санкции. Отказ иностранных государств продавать оружие или забастовки на военных заводах, фабриках, на транспорте могут представлять угрозу вооруженным силам правителей. В некоторых случаях число агентов репрессий – полицейских и войск – может быть сокращено из-за уменьшения числа добровольцев или отказа служить потенциальных военнообязанных. Полиция и войска могут выполнять приказы неэффективно или могут отказаться выполнять их вообще, что становится фактором ненасильственного воздействия на правителей или их дезинтеграции как жизнеспособной группы.

Шарп подчеркивает, что ненасильственные действия оказывают серьезное воздействие на участвующих в них людей. Например, когда люди узнают и применяют на практике технику ненасильственных действий, у них появляется больше уважения к себе, повышается их уверенность в себе, в своей способности оказывать влияние на ход событий, это ведет также к уменьшению чувства страха и покорности, и к еще большему осознанию своей собственной силы. В общем, приобретая опыт в различных конфликтах, группа, использующая ненасильственные действия, стремится достигнуть еще больше единства, внутреннего сотрудничества и солидарности. Ненасильственные действия способствуют достижению этих результатов [335].

Политическое неповиновение, с точки зрения Д. Шарпа, обладает следующими характеристиками:

1. Оно не признает, что исход борьбы будет решаться средствами, избранными диктатурой.

2. Диктатуре трудно бороться с ним.

3. Оно может значительно усугубить слабости диктатуры и перекрыть ее источники силы.

4. Оно на деле может распространяться широко или концентрироваться на конкретной цели.

5. Оно приводит к ошибкам в суждении или действиях диктаторов.

6. Оно может эффективно вовлекать население в целом или общественные группы и институты в борьбу за ликвидацию жестокой власти отдельных лиц.

7. Оно помогает распределить реальную власть в обществе, расширяя возможности построения и поддержания демократического общества [335].

Распространенной ошибкой прошлых кампаний политического неповиновения, заключает Шарп, являлась ставка всего на один или два метода, например, забастовки и массовые демонстрации. На деле же существует множество методов, позволяющих стратегам сопротивления по мере необходимости концентрировать борьбу или распылять ее. Он разбивает эти методы на три общих категории: протест и убеждение, отказ от сотрудничества и вмешательство. Методы ненасильственного протеста и убеждения в основном включают символические демонстрации, в том числе процессии, марши и пикеты (54 метода). Отказ от сотрудничества разделяется на четыре подкатегории: (а) отказ в социальном сотрудничестве (16 методов), (б) отказ в экономическом сотрудничестве, в том числе, бойкоты (26 методов) и забастовки (23 метода), и отказ в политическом сотрудничестве (38 методов). Ненасильственное вмешательство с использованием психологических, физических, социальных, экономических или политических средств, таких как голодовка, ненасильственная оккупация и параллельное самоуправление (41 метод), образует последнюю группу [334]. Список 198 методов автора приводится в качестве приложения в конце параграфа.

Шарп подчеркивает, что в процессе подготовки генеральной стратегии необходимо оценить соотношение внутреннего сопротивления и внешнего давления при разрушении диктатуры. Необходимо, пишет он, приложить усилия, направленные на создание негативного по отношению к диктатуре мирового общественного мнения.

Усилия могут быть направлены на принятие правительственными и международными организациями дипломатических, политических и экономических санкций против диктатуры. Санкции могут принимать формы экономических эмбарго и эмбарго на поставку вооружений, снижения уровня дипломатических отношений и разрыва дипломатических связей, запрета экономической помощи и инвестиций в страну с диктаторским правлением, исключения диктаторского правительства из различных международных организаций и органов Объединенных Наций. Более того, непосредственно демократическим силам может предоставляться международная помощь, такая как финансовая поддержка и обеспечение средствами связи. Дж. Шарп опасается, что какая либо из так называемых демократических сил пойдет на переговоры с диктатурой. Потому что переговоры с политическими оппонентами – это поиск определенного консенсуса, задаваемого в национальном поле. Точно также Шарп остерегается вмешательства военных в процесс революции пусть даже на стороне самих революционеров. Пусть даже в форме прореволюционного военного переворота. Потому что вмешательство военных угрожает уже вслед за существовавшей диктатурой новой диктатурой. Поэтому автор обращает внимание на необходимость разработки в самом начале т. н. освободительной борьбы отдельной стратегии общения с войсками и чиновниками диктаторов. Такого рода усилия должны быть направлены в конечном счете на моральное разложение армии режима и на переподчинение ее демократическому движению. Аналогичные стратегии могут применяться в отношении полиции и государственных служащих, заключает он. Итак, те технологии, которые предлагаются Шарпом, выстроены таким образом, чтобы ни в коем случае на месте разрушаемого прежнего государства не допустить появления нового суверенного государственного субъекта, нового независимого центра власти в замен прежней [334].