Текст книги "Россия в современной геополитике"

Для исследования геоэкономических проблем на Западе в начале 70-х годов создается ряд новых научных центров. Помимо упрочившего свое положение к этому моменту Римского клуба, в 1972 году рождается International Federation of Institutes of Advanced Studies (IFIAS) – Международная федерация институтов продвинутых исследований. Одновременно появляется на свет объединение ряда национальных интеллектуальных центров – International Institute of Applied System Analysis, Международный институт прикладного системного анализа (отсюда, кстати, генезис и советского Института системного анализа, и Международного института управления). В 1973 году образуется Трехсторонняя комиссия, объединившая влиятельных лиц, перспективных политиков и ведущих интеллектуалов США, Европы, Японии. А в 1975 году возникает новый мировой регулирующий орган – G-7 (на тот момент G-6).Создание всего этого организационного инструментария способствовало не только реализации политики разрядки, но, главное, успешной перестройке стратегии США, ускорению процесса глобализации и обустройства геоэкономической инфраструктуры планеты. Можно бы упомянуть и другие организации [217].

Популярность геоэкономики в России в конце 1990-х годов объясняется усилением процесса глобализации, которая приносит с собой не только (и не столько) культурную унификацию мира, но и углубляющийся раскол между бедными и богатыми регионами – в том числе и внутри нации-государства. Данное направление, тесно связанное с развитием процессов глобализации, активно развивалось в 1992—1993 гг. в Главном управлении стратегического анализа развития внешнеэкономической деятельности МВЭС РФ (А.И. Агеев, А.И. Неклесса, В.И. Юртаев). Геоэкономический подход углублялся в теоретическом отношении (разработка формальной схемы геоэкономического атласа мира) и применялся на практике при планировании стратегии внешнеэкономической деятельности России как в целом, так и в ее региональных и отраслевых аспектах. Геоэкономические реалии учитывались, в частности, при разработке концепции транспортных коммуникационных систем и сравнительном анализе достоинств и недостатков широтных систем «Восток-Запад» и меридиональных – «Север-Юг» (1992), они обсуждались при формулировании «Основных положений внешнеполитической стратегии РФ» (1993), а разработанная А.И. Неклессой геоэкономическая сетка глобального районирования легла в основу «Стратегии развития внешнеэкономических связей России» (1994), тогда же основные положения геоэкономического подхода были изложены им в статье «Третий Рим или Третий Мир: геоэкономика и национальная стратегия России».

Возможности геоэкономического подхода исследуются в настоящее время рядом российских ученых (А.Д. Богатуров, В.А. Вашанов, А.Н. Вылегжанин, А.И. Владимиров, Э.П. Григорьев, А.Г. Дугин, Д.Н. Замятин, В.Н. Княгинин, Ю.Г. Липец, И.И. Лукашук, Н.С. Мироненко, Л.В. Новокшонова, Л.Б. Парфенова, Г.В. Петрова, М.А. Пивоварова, Е.В. Сапир, В.В. Соколов, Ю.С. Хромов, В.Л. Цымбурский, Ю.В. Шишков, П.Г. Щедровицкий и др.). Среди исследователей из Украины необходимо выделить В.А. Дергачева. Основное направление изучения геоэкономических факторов – экономико-технологическое, ориентированное на выявление и эффективное использование стратегических конкурентных преимуществ российской экономики, перспективных направлений ее развития. Во второй половине 90-х годов в России были образованы Центр геоэкономических исследований Института экономических стратегий при ОМО РАН (1997), Центр геоэкономических и социальных исследований Национального института развития при ОЭ РАН (1998), межведомственный центр «Геоэкономика» (1998), Лаборатория геоэкономического анализа и проблем социального развития Института Африки РАН (1998), Центр стратегических исследований геоэкономики ВНИИВК Минэкономики РФ (1999) и т. д. [217].

В настоящее время в российской геоэкономике наиболее известны такие исследовательские модели, как:

– модель геоэкономики Э.Г. Кочетова, в которой рассматривается политика и стратегия повышения конкурентоспособности государства в новом глобальном контексте;

– гексагональная конструкция глобального геоэкономического универсума А.И. Неклессы.

С точки зрения Э.Г. Кочетова, геоэкономика – это: «1) концептуальные воззрения, отражающие интерпретацию глобального мира через систему экономических атрибутов; 2)вынесенная за национальные рамки система экономических атрибутов и экономических отношений, определяющих контур глобального экономического пространства, в котором разворачиваются мировые экономические процессы; 3) симбиоз национальных экономик и государственных институтов, переплетение национальных и наднациональных экономических и государственных структур; 4) политологическая система взглядов (концепция), согласно которой политика государства предопределяется экономическими факторами, оперированием на геоэкономическом атласе мира (в том числе на его национальной части), включением национальных экономик и их хозяйствующих субъектов в мировые интернационализированные воспроизводственные ядра (циклы) с целью участия в формировании и распределении мирового дохода на базе высоких геоэкономических технологий» [152, 2-3].

С практической точки зрения, отмечает Э.Г. Кочетов, «геоэкономику можно назвать учением о технике национального оперирования в геоэкономической пространстве в целях своевременной перегруппировки сил для выхода на наиболее благоприятные условия формирования и перераспределения мирового дохода» [152, 6]. Центральной частью геоэкономики как новейшей экономико-финансовой конструкции, по мнению Э.Г. Кочетова, являются геофинансы, постепенно оформляющиеся в самостоятельную научную дисциплину, которая объясняет качественно новую природу современных финансов, истоки формирования, поведения мировых трансграничных потоков и имеет свою самостоятельную атрибутику, категорийный и понятийный аппарат. Геофинансы – это «вынесенная за национальные рамки система финансовых атрибутов и денежных отношений (кредитно-финансовых, валютных, платежных), которые определяют контур глобального геофинансового пространства» [152, 492].

Единство геофинансового мира, по Э.Г. Кочетову, «цементируется» выходом воспроизводственных процессов за национальные рамки, когда каждая страна начинает функционировать в рамках подвижных экономических границ. Эти процессы опосредует геофинансовая система. Геофинансы начинают выступать не только как среда для мирового воспроизводства, но одновременно с этим они становятся самостоятельным, самодостаточным, саморазвивающимся мировым образованием, породившим свои особые миры, в том числе виртуальные финансы. Геофинансы могут выступать и в качестве источника маргинализации целых ареалов, зон мирового хозяйственного пространства, где идет ускоренный процесс расслоения стран, возникают страны-изгои, страны-парии и т. д. (зоны «падающих» стран).

Важнейшим геоэкономическим и геофинансовым атрибутом, с точки зрения Э.Г. Кочетова, является мировой доход как показатель мирового измерения хозяйственной деятельности, как стратегическая мотивация к включению в мировые воспроизводственные циклы, как элемент, «цементирующий» каркас функционирования всей геофинансовой системы в целом. Мировой доход, оседая в международных финансовых организациях, в дальнейшем включается в геофинансовый оборот, основу которого составляет мировая собственность. Именно борьба за мировой доход и ложится в основу формирования внешней геоэкономической политики государств [154].

А.И. Неклесса геоэкономику понимает «как пространственную локализацию типов экономической деятельности в глобальном контексте и связанную с этим феноменом новую формулу мирового разделения труда, а также как слияние политики и экономики в сфере международных отношений, формирование на этой основе системы стратегических (глобальных) взаимодействий». Геоэкономика мыслится им как режим перераспределения ресурсов и благ, который в условиях растущего творческого дефицита «выступает не только как способ хозяйствования, но и как доминирующая система управления обществом, как политика и даже идеология наступающей эпохи, как новая властная система координат» [218, 327.] В предмете геоэкономики А. Неклесса выделяет:

– географический императив, выражающийся в органичной связи экономики и пространства, во влиянии климатических и ландшафтных особенностей на формы и закономерности хозяйственной деятельности;

– «мощь и ее актуальный инструментарий», происходящий сдвиг международных силовых игр из области военно-политической в область экономическую, порождающий особый тип конфликтов – геоэкономические коллизии в глобальном контексте;

– политику и стратегию повышения конкурентоспособности государства в условиях глобализации экономики (унификации и поглощения мировой экономики «вселенским рынком», ее новой структурности);

– пространственную локализацию (географическую и трансгеографическую) в новом глобальном универсуме различных видов экономической деятельности, новую типологию мирового разделения труда;

– политику и экономику в сфере международных отношений, формирование на данном базисе системы стратегических взаимодействий и основ глобального управления [217];

– геоэкономическую матрицу как своеобразную организацию социальной среды, систему перманентного перераспределения ресурсов на планете и долгосрочного планирования такого перераспределения и т. д. [219].

Гексагональная модель А. Неклессы основана на феномене слияния политики с экономикой в современном мире и отражает не столько иерархию государств, сколько «геоэкономических интегрий» – комплексов экономической деятельности (финансово-правовые технологии, высокие технологии, промышленная деятельность, производство сырья и т. д.), связанных, однако, по преимуществу с той или иной группой государств, с тем или иным географическим регионом. Ключевую матрицу выстраиваемого в соответствии с данным подходом геоэкономического миропорядка, по его мнению, образуют:

1. Географически локализуемые пространства:

– североатлантический Запад, связанный с производством высокотехнологичных товаров и услуг;

– промышленный Новый Восток, расположенный преимущественно в районе Большого тихоокеанского кольца;

– сырьевой Юг, с определенной долей условности локализуемый в области «индоокеанской дуги»;

– наименее определенное в геоэкономическом отношении пространство «сухопутного океана» северной Евразии;

2. Геоэкономические пространства, не имеющие жесткой географической локализации:

– транснациональный Квази-Север, генетически происходящий из североатлантического региона и связанный с финансово-правовым регулированием глобальной экономики;

– архипелаг Глубокого Юга – «мировой андеграунд», деструктивная экономика которого основана на хищническом разграблении ресурсов цивилизации [217].

Ведущее положение в геоэкономическом универсуме у А. Неклессы занимает в настоящее время «штабная экономика» Нового Севера, основанная на стратегическом консенсусе североатлантического и транснационального блоков в отношении путей и методов перераспределения мирового дохода, собирания глобальной «ренты». Геоэкономическим инструментарием для достижения подобных целей являются такие глобальные финансово-правовые технологии, как мировая резервная валюта, глобальный долг, программы структурной адаптации и финансовой стабилизации, «вашингтонский консенсус», формирующаяся система управления национальными и региональными рисками, а в перспективе – глобальная эмиссионно-налоговая система [217].

А. Неклесса отмечает, что на планете фактически идет интенсивное состязание различных по духу и смыслу геоэкономических концептов. Здесь свои собственные цели преследуют США. По пути адаптации различных сегментов национальной экономики к нуждам глобального рынка в рамках его североцентричной конфигурации пошла большая часть стран Африки и Латинской Америки, а также постсоветской Евразии, включая Россию. Повышением вероятности развития полномасштабного финансово-экономического кризиса вновь начинают обсуждаться разнообразные концепты активного госрегулирования, автаркии и мобилизационных схем управления. Однако дальняя граница и высший предел стратегической мысли – это все же организация самого нового контекста, магистрального направления социального планирования, призванного обеспечить оптимальную преадаптацию к творимой реальности Нового мира, Нового мирового порядка – организующего сложную систему планомерного распределения и перераспределение жизненно важных ресурсов планеты, видов экономической деятельности и совокупного мирового дохода. Так, по мнению А. Неклессы, в результате столкновения систем ценностей и жизненных приоритетов, планов желаемого мироустройства и схем взаимодействия геоэкономических регионов рождается Новый мир III тысячелетия [223].

Геоэкономическими проблемами в России сегодня занимаются и другие отечественные исследователи. Геоэкономика как особая, довольно быстро развивающаяся дисциплина, по свидетельству П. Щедровицкого, рассматривает те экономические процессы, которые характерны для всего мира, а не для отдельных национальных экономик и даже не для отдельных экономик крупных регионов, как европейский или азиатско-тихоокеанский. Суть исходных посылок геоэкономического подхода, на его взгляд, заключается в том, что национальное хозяйство и национальная экономика, как традиционные единицы, с помощью которых мы раньше рассматривали экономические процессы, перестали существовать. Богатство сегодня больше не производится только в рамках национального хозяйства. Традиционные экономические границы национального хозяйства потеряли свои, сложившийся за последние 100—150 лет очертания. Следовательно, нужно искать новые хозяйственные и экономические единицы, анализировать новые границы, что собственно и является предметом геоэкономического анализа [343]. Для П.Щедровицкого истинное царство геоэкономики – это тот бравый мир, где, оттеснив в качестве международно-политических субъектов не только государства, но даже и ТНК, вперед выходят «мировые диаспоры, крупные трансрегиональные объединения или стратегические альянсы стран, мировые города (инфраструктурные узлы мировой геоэкономической сети) и антропоструктуры (сплоченные группы и ассоциации, использующие сетевые формы организации деятельности и культурную политику для активного участия в мировых процессах)». Где «диаспоры, антропоструктуры и мировые сети становятся центрами выработки и принятия решений, которые затем оформляются государственными обязательствами» – надо думать, за счет граждан этого государства [344]. Эта концепция развивается и в последующих его работах [235; 4].

В работах А. Дугина и Л. Казаряна геоэкономика предстает «геополитикой за вычетом политики» – «мондиалистской» программой обустройства планетарной империи со всемирным правительством [122, 119—131]. При этом А.Дугин замечает: «Можно сказать, что геоэкономика – это составной язык, в котором совмещаются элементы традиционных экономических концепций с чисто геополитическим аппаратом. Геоэкономика базируется на следующем принципе: конкретное историческое место применения экономических моделей на практике влияет на всю экономическую систему, подстраивая ее под уникальную цивилизационную среду.

Таким образом, в любые экономические модели вносятся существенные поправки, делающие каждую экономическую систему уникальной» [86, 228].

В рамках геоэкономического дискурса С. Переслегин рассматривает современное государство как национальную корпорацию, которая использует геоэкономический инструментарий, чтобы действовать на национальных территориальных площадках. При этом геоэкономика, по его мнению, не отвергает рамки государственной (национальной) миссии, а скорее распространяет эти рамки на бизнес в соответствии со своим законом: «корпорация, деятельность которой выходит за чисто экономические пределы, в чисто экономическом смысле успешнее, нежели та, все интересы которой ограничиваются сферой бизнеса» [246, 413—414]. Основным тактическим приемом геоэкономики, считает С. Переслегин, является расширение пространства решений за пределы известного опыта: выигрывает тот, кто первым сконструирует новое экономическое пространство и сумеет построить для него систему деятельностей. Субъектами геоэкономики, на его взгляд, являются национальные корпорации, которые либо обладают видением завтрашних площадок переадаптации, либо включены в текущую мировую систему разделения труда [246, 414—415].

Широкий круг проблем геоэкономики исследует В.А. Дергачев. Геоэкономика, по его мнению, очертила несколько иное предметное поле, нежели геополитика, взяв от последней, однако, целостный, структурный подход к рассмотрению социальной реальности и политической динамики.

В предмет изучения геоэкономики он вводит процессы развития не только государственных и региональных образований, но и реальных международных структур – экономических, финансовых и интеграционных объединений, транснациональных корпораций, еврорегионов, свободных экономических зон, а также геополитических субъектов (или блоков). В предмете геоэкономики у В.А. Дергачева объединяются в единый комплекс вопросы экономической истории, экономической географии, современной мировой экономики и политологии, конфликтологии, теории систем управления [69].

Геоэкономика – это, по его мнению, новая геополитика (геополитическая экономика) с позиций экономической мощи государства, которая обеспечивает достижение внешнеполитических целей, мирового или регионального «могущества» экономическим путем. Геоэкономика – это наука о стратегии экономического развития в многомерном коммуникационном пространстве под воздействием внешних и внутренних вызовов, обеспечивающей высокое качество жизни в данном месте и социальном времени. В то же время, считает В.А. Дергачев, геоэкономика – это и политика перераспределения ресурсов и мирового дохода, которая делает акцент на доминирующую роль экономических факторов в «захвате» чужих территорий. Геоэкономическая политика предполагает определенную геоэкономическую стратегию, искусство достижения политических целей преимущественно долгосрочными экономическими методами перераспределения ресурсов и мирового дохода, созданием конкурентоспособных региональных условий хозяйствования. Геоэкономическая стратегия государства, на его взгляд, может заключаться в транснационализация экономики [73].

В.А. Дергачев подчеркивает, что основным источником мирового дохода и системной прибыли в многомерном коммуникационном пространстве является геоэкономическая рента, которая образуется на основе высокой рубежной энергетики (функций мест) и за счет неоднородного социального времени (постиндустриальные и развивающиеся страны). Основные сверхдоходы (ренту граничной энергетики) получают мировые полюса экономического и технологического развития. Геоэкономика, по его мнению, исследует трансформацию международных экономических отношений, мирохозяйственную интеграцию и создание конкурентоспособных региональных условий хозяйствования под воздействием факторов глобализации [74].

Геоэкономика, по В.А. Дергачеву, – это и наука о геоэкономических войнах, борьбе без применения военной силы за выгодные региональные позиции (рынки сырья и сбыта, транспортные коридоры) в мировой экономики. Он выделяет два основных источника геоэкономики – классическую политэкономию и геополитику. В его концепции особую актуальность приобретают исследования рубежной энергетики многомерного коммуникационного пространства. Природные, геополитические, геоэкономические, геоэкологические, этнические, конфессиональные, культурно-исторические и другие процессы, пересекаясь и накладываясь друг на друга в данном месте и историческом времени, создают вероятностную стратифицированную картину многомерного коммуникационного пространства, обладающего высокой рубежной энергетикой (цивилизационные разломы или социокультурные рубежи, береговая зона морей и океанов, пассионарные оси Гумилева, маргинальные субкультуры и др.).

Рубежная энергетика создает такие геоэкономические дихотомии как постиндустриализация и деиндустриализация, экономический рост и падение [63]. Рубежность В. Дергачева служит стратегическим ресурсом социально-экономического развития и духовного возрождения или, в условиях утраты контактных функций, превращается в непосильное бремя для страны. Тогда коммуникационная природа пространства разрушается, а государство распадается. Динамическое соприкосновение (стратификация) разномасштабных процессов приводит к образованию в многомерном коммуникационном пространстве множества рубежей, в том числе ныне погребенных под «слоем» современности. Однако «реликты» напоминают о себе в период распада государства социально-психологическим дискомфортом, негативностью коммуникаций и выраженной конфликтностью, как реакция на изоляцию пространства от внешнего мира. При этом конфликт выступает и как «возмутитель спокойствия», и в качестве созидательной функции новой коммуникации [73].

Представляют интерес взгляды на геоэкономику В.Л. Цымбурского. Он внимательно анализирует работы российских исследователей в этом направлении. Выполнив такой обзор, он делает вывод о том, что идеологема геоэкономики в России обрела антиэтатический заряд, граничивший с отрицанием государства в отличие от геоэкономики на Западе, заявившей о себе как о новом виде геополитики во утверждение нации-государства в небывалых мировых масштабах.

В круг проблематики геоэкономики входят также аспекты развития колониальных и неоколониальных систем, находящихся под контролем государств-метрополий (метрополитическая экономия), а также формирований и развития крупных городских формирований – агломераций, мегаполисов (мегаполитическая экономия) [328].

В. Цымбурский полагает, что проблематика пространственных точек роста экономики в виде свободных экономических зон и интернационализированных экономических анклавов, является законным предметом геоэкономики как ветви геополитики (и точно так же структурирование пророссийских диаспор – возможный объект геокультуры как другой геополитической отрасли). Главное, что при этом меняются прагматика геоэкономики (и геокультуры), представление о субъекте стратегии. Из учения о «снятии» государства как субъекта в наблюдаемой мировой ситуации, из орудия демонтажа национального «общего интереса» и «общей пользы» геоэкономику в России надо переосмыслить в инструментарий национально-государственного самоутверждения. В. Цымбурский считает, что российский геополитический дискурс мог бы адаптировать понятие геоэкономики, прибегнув к своего рода когнитивной и лингвистической терапии [328]. Такая терапия должна была бы включать:

– актуализацию в России западных смыслов и коннотаций «геоэкономики» как «интегративной стратегии для национальных экономических структур», как «геополитики» ресурсных (не только финансовых!) потоков, как «логики конфликта, воплощаемой в грамматике торговли», наконец, как «стратегии обеспечения наилучшей возможной занятости для своего населения»;

– отказ от отождествления «геоэкономики» с глобальным финансовым обращением (за последним стоило бы оставить не имеющий явной идеологической нагрузки термин «геофинансы» для обозначения одного из театров геоэкономики);

– популяризацию формулы «внутренней геоэкономики» применительно к сети внутрироссийских ресурсных циркуляций, строящих, поддерживающих и трансформирующих национальный рынок;

– воздержание от наделения «геоэкономики» социально-политическими коннотациями («бунт богатых», «новый народ» и т. п.);

– демонстрацию отношения к геоэкономике при разработке геоэкономических стратегий как к технике, а не идеологии за исключением пассажей, посвященных функционированию Pax Oeconomicana с его техникой ресурсного передела, возводимой в ранг идеологии. Кроме того, В. Цымбурский предлагает избегать словесных конструкций, размещающих геоэкономику и геостратегию на одном таксономическом уровне с геополитикой, обессмысливая последнюю, и, наоборот, использовать контексты, описывающие сочетание геостратегических и геоэкономических (а также геокультурных) приемов и технологий для решения национальных геополитических задач [328].

Завершая общий обзор геоэкономических концепций, составляющих теоретико-методологические основы современной геоэкономики, следует отметить, что мировое сообщество приступило к беспрецедентному геоэкономическому переделу мира в форме передела зон экономического влияния в рамках постсоветского пространства, борьбы за энергетические, сырьевые, людские, интеллектуальные и прочие ресурсы.

Так формируются геоэкономические полюса мирового влияния, идет перекраивание политической карты мира по экономическим границам и в новейшей фазе мирового развития идет формирование нового мирового порядка.

В этих условиях «стыки» взаимодействия центров силы есть не что иное, как экономические границы, которые могут не совпадать с национальными, так как по своей конфигурации мировые воспроизводственные центры подвижны. Соответственно, и экономические границы носят изменяющийся характер, именно по этим границам идет непрерывный передел мира.

В связи с выходом воспроизводственных процессов за национальные рамки на мировой карте появились не очерченные на политической карте мира геоэкономические границы, условные, не совпадающие, как правило, с государственными границами, экономико-функциональные пределы влияния стран, мировых транснационализированных структур. Эти границы выступают как стыки межанклавного разделения труда, на которых идёт обмен новыми товарными формами и услугами, формируется, реализуется и регулируется мировой доход. Геоэкономические границы объемлют блуждающие интернационализированные ядра (циклы) и «страны-системы», которые на мировой арене выступают в качестве новейших игроков (наряду с государствами) [167].

При этом геоэкономические акторы не только на мировом рынке, но и на так называемом мировом и национальном геоэкономическом атласе разыгрывают свои стратегические интересы и реализуют стратегические цели, выходящие за рамки просто географических представлений, с помощью высоких геоэкономических технологий, векторной стратегии, целенаправленного воздействия на формирование геоэкономической ситуации, отложенной внешнеэкономической контрибуции, стратегического зачета взаимных требований и т. д. Так транснационализация перекроила политическую карту мира, что способствовало возникновению нового геоэкономического пространства. В этих условиях государство способно реализовать свои геоэкономические интересы только путем переориентации своего внешнеэкономического сектора с торгово-посреднической на производственно-инвестиционную (геоэкономическую) модель внешнеэкономических связей [160].