Текст книги "Римская сага. Битва под каррами"

Глава 36

Силлак прискакал к Сурене как раз в тот момент, когда визирь разговаривал с Афратом, предводителем катафрактариев. Они стояли на вершине холма, наблюдая за армией римлян. Судя по напряжённому лицу Афрата, разговор был неприятный, но Силлака это сейчас не волновало. Ведь это он, Силлак из племени Карен, первым принёс головы главных римлян к ногам визиря! Потом слухи об этом обойдут всё войско. И все будут говорить только о нём. Силлак остановился в десяти шагах от лошадей Сурены и Афрата, которые пока не видели его, и громко сказал:

– Сурена, мы победили! Вот голова сына Красса и двух его друзей.

Сурена развернул коня и посмотрел на него с удивлением. Казалось, визирь видит его в первый раз и не понимает, что он здесь делает. Лицо Сурены напоминало маску: брови густо подведены чёрной краской, ещё одна чёрная линия проходила посередине лба, веки вокруг глаз были лилового цвета, а щёки – кирпично-жёлтого, как глина на берегах Тигра. На подбородке виднелось ещё одно овальное пятно. Афрат был в шлеме, поэтому его лица он не видел, но Силлаку показалось, что тот улыбается. Воодушевлённый надеждой, он тоже улыбнулся и продолжил: – Разреши провезти эти головы перед римлянами, Сурена, и ты увидишь, как они побегут от страха до самых Карр!

Визирь посмотрел на него внимательным взглядом и нахмурился. Он был явно не в духе. Силлак сразу расстроился, и лицо его стало злым и суровым.

– Что-то ты долго с ними возился. Обещал заманить римлян в ловушку и прикончить раньше, чем я переверну песочные часы два раза, – хмыкнул Сурена. – Я перевернул их уже пять раз!

– Ты не поверишь, визирь, мои лучники устали стрелять! У них уже даже не поднимались руки. Римлян было много. Мы стреляли всё время без остановки. Наши стрелы закрыли им солнце и принесли смерть. Некоторые воины меняли тетиву по два раза, – Силлак был рад рассказать это, потому что среди его лучников почти никто не пострадал. Потери были, в основном, у Абгара, чьих воинов он послал вперёд, и у катафрактариев, не ожидавших такого яростного сопротивления галльских всадников.

– Зато твои воины никогда не устают собирать добычу, – раздался вдруг насмешливый голос Афрата. Силлак хотел ответить, но сдержался.

– Ну, хорошо, – неожиданно спокойно произнёс Сурена, – отвези эти головы римлянам. Скажи, что с остальными будет то же самое. И брось их там, – увидев недоумённое выражение на лице Силлака, он коротко добавил: – Да, брось эти головы им под ноги. Так надо. Иди!

Силлак отъехал, видя, что визиря сейчас больше волнует незаконченный разговор с Афратом, а не его трофеи. Это его сильно задело. Но он не стал показывать свою обиду, чтобы Сурена не заметил его недовольство. Развернув лошадь и взяв с собой несколько человек, он поскакал вниз, к передним рядам римлян. Сурена посмотрел ему вслед и покачал головой.

– У меня осталось восемь сотен живых и два десятка раненых. Триста погибли. Надо добить римлян, пока не пришли в себя. Что прикажешь делать? – вернул его к прежнему разговору Афрат.

– Пока ничего. Ждать. Сейчас Силлак напугает их, и римляне больше не пойдут вперёд. Поверь мне. Они будут только отступать. А ты следуй за ними и не давай приближаться к лучникам и верблюдам. Пусть твои всадники загоняют их копьями обратно, как баранов. Лучники будут расстреливать их у тебя из-за спины.

– Но их очень много!

– Дави римлян только в центре. Не уходи в сторону. Они наверняка отойдут на возвышенность и станут там квадратом. Поэтому отступать будут только левые и правые части. Там опасности не будет. В центре хуже. Они могут что-нибудь предпринять.

– Хм-м, – как-то неопределённо подтвердил своё понимание Афрат. Для него не существовало двух вариантов. Он видел, что враг сломлен и готов обратиться в бегство. Зачем думать о другом? Надо брать меч, копьё и гнать его, пока не останется в живых ни одного человека. Поэтому Афрат представлял себе развитие событий только таким образом. – Мы же почти победили, – как-то недовольно пробурчал он. – Почему бы не добить их прямо сейчас?

– Афрат, – резко вдруг произнёс Сурена, – я знаю, что ты сильный и храбрый воин. Ты – лучший. Но и лучшие гибнут. Сын Красса для тебя хороший пример. Он был лучший. Римлян много. Очень много. Поэтому запомни мои слова: следи внимательно за центром их войска! Вон там! Если они начнут отступать, то оставят несколько отрядов для защиты. Ты это сразу увидишь. До этого момента будь внимателен и не бросайся вперёд! Дави их телами лошадей. Раздели своих всадников на два отряда. Сам не нападай на них! Только загоняй обратно. Пусть лучники Силлака делают своё дело. Понял? Главное – успеть до захода солнца, – последнюю фразу он произнёс полушёпотом и скорее самому себе, чем Афрату. Но тот не слышал его, мыслями находясь уже на поле боя.

– Я буду внимательней орла, ищущего добычу! Поверь мне, Сурена, – с этими словами он развернул коня и стал медленно спускаться по склону. Афрат не понимал, что римляне не только не разбиты, но ещё даже не сломлены. И что самое страшное, их всё равно было намного больше, чем парфян. Сурена, в отличие от него, понимал это хорошо. Из лагеря прискакал слуга и сказал, что из Ашшура приехали люди его рода. Следом за ним на холме появились три лошади. Сурена узнал своего двоюродного брата, с которым у него месяц назад произошёл тяжёлый разговор.

– Мы привезли ещё пятьсот верблюдов, – вместо приветствия выкрикнул тот и поднял руку.

– Должны были тысячу. Где остальные? – спокойно спросил Сурена.

– Пятьсот просто не успели. Ты же знаешь, дорога сюда одна. А через пустыню было идти очень сложно. Но мы сделали всё, что ты сказал.

– Знаю, – кивнул он, думая о том, на сколько хватит стрел, которые они привезли. Силлак с утра распределил всех своих верблюдов между лучниками. Их было около семисот. На каждом висело семь-десять мешков со стрелами. Люди рода Михран, не покладая рук, делали стрелы целый месяц. Сейчас половина мешков у Силлака уже были пустые. Сурена поднял взгляд и сурово ответил: – Возвращайся в Ашшур. Здесь тебе делать нечего, – он уже понял, что стрел ему хватит на два дня, а больше римляне не позволят парфянам расстреливать их так спокойно и либо разобьют лагерь, либо уйдут в Карры. Последнее было самым страшным, поэтому он и был так суров с двоюродным братом и его людьми, которых надо было поблагодарить, а не просто отсылать обратно. Но Сурена не мог сказать слова благодарности, пока не решился главный вопрос его жизни – битва с римлянами.

Оторвавшись от двух сопровождавших его всадников почти на пять корпусов, Силлак первым вылетел из-за бархана к римским шеренгам. Он не кричал и не издавал никаких звуков, которые обычно выкрикивали воины перед боем. И причиной тому были сами римляне. Увидев их щиты ещё за поворотом, он заметил, что они по-прежнему стоят в боевом порядке, как будто не было сотен убитых и раненых, не было уничтоженной конницы Публия и вообще ничего не произошло. Эти воины стояли, неподвижно глядя на него из-под блестящих шлемов, и не шевелились. Даже их рожки молчали. Перед ним была длинная линия лиц и острых, внимательных взглядов. Какой неведомой воле подчинялись эти люди, не сгибаясь даже перед лицом страшной смерти? Это испугало Силлака. Он оглянулся. Римляне были и спереди, и сзади. В пылу битвы он не обратил на это внимание, но сейчас ему бросилось в глаза, что он не видит их задних рядов. Эта громада, пожалуй, могла бы уничтожить всех его всадников одной атакой. Но только в одном случае – если бы они могли двигаться. Да, если бы они могли идти… Сурена оказался прав – это были боги войны, но теперь они были стреножены и стояли, как скалы, в горячем песке его пустыни, которая вытянула из них всю их страшную силу! Им овладел внезапный восторг, и Силлак сразу же забыл о силе римского войска. Они не могут передвигаться! Не могут!… Вот, что было основным преимуществом его всадников. Парфяне скакали быстрее и стреляли дальше, чем римляне. И скоро все эти люди умрут! Их мечи, щиты и кости превратятся в сухую пыль. А горячий ветер смешает её с песком, и не будет здесь больше армии жадного Красса! Не будет…

Душа Силлака пела. С головы Публия медленно стекали по копью тяжёлые капли крови. Они добирались до его пальцев и падали на песок. Но он не замечал этого, потому что это он, Силлак, победил сына Красса! Это он уничтожил целый легион римлян и теперь сам прискакал сюда, чтобы показать, что он не боится их. Он был здесь, чтобы вселить в их сердца ужас!

От радости он потряс копьём, и тишину разорвал его дикий, радостный крик.

Глава 37

Лаций заметил скачущего вдалеке всадника и, спешившись, подошёл к передней шеренге. Парфянин с оскалившейся улыбкой приблизился к середине легиона. За ним скакали ещё два человека. Издалека было видно, что у всех троих на копьях насажены чьи-то головы. Тревожное предчувствие сдавило грудь, но Лаций пока гнал от себя страшную мысль. На расстоянии полёта стрелы парфяне перешли на рысь. Взгляды всех римлян были прикованы только к ним. Однако Лаций краем глаза заметил, что на краю холма, из-за которого они прискакали, стали появляться другие всадники. Они были ещё далеко и двигались медленно, но со стороны легиона Октавия, который стоял на правом фланге, их было уже больше тысячи. Лаций повернул голову влево. Там, за невысокими барханами тоже появились тёмные фигуры всадников. Они приближались. Ему сразу стало ясно, что сейчас будет новая атака, но он не успел вернуться к лошади, так как в этот момент в воздухе раздался громкий голос.

– Римляне! – громко закричал кочевник, который скакал первым. – Вы не узнаёте его? Кто этот храбрый воин, который один сражался с нами? Откуда он? Неужели он такой же, как и вы? Говорят, это сын Марка Красса. Но этого не может быть, потому что от такого недостойного и малодушного отца не мог родиться столь доблестный воин! Смотрите, римляне! Смотрите хорошо! Ещё утром он и его друзья были с вами, а теперь их уже нет. Зачем он пришёл сюда? Зачем его привёл сюда отец? Только за смертью! Это ждёт вас всех!..

Всадники проскакали дальше, потрясая головами на копьях. Лаций узнал всех троих: Публия, Цензорина и Мегабакха. Надо было срочно отходить. Если Красс немедленно не отдаст приказ к отступлению, их всех ждёт смерть. Не только из-за хитрости Сурены и его длинных стрел. И не только из-за жары и песка. А из-за страха. Парфяне сумели вселить ужас в сердца легионеров, и с этим ничего нельзя было поделать. Сейчас нельзя… Поэтому надо было отходить и спасать людей.

Его догадка полностью оправдалась. Когда трое всадников, бросив головы к ногам передних шеренг, ускакали обратно, вместо них появилась парфянская конница. Но тут неожиданно перед легионерами выехал Марк Красс. Лаций невольно вздрогнул – настолько сильно тот изменился: глаза глубоко запали и смотрели из тёмных глазниц, как чёрные точки, всегда прямая спина вдруг стала до неузнаваемости сутулой, руки безвольно повисли вдоль тела и, казалось, еле сжимали уздечку коня. Он выехал перед строем, собрался с силами и заговорил:

– Римляне! Это моё горе, а не ваше. Я потерял сына, но Рим не потерял своей славы и доблести. На ваших плечах стоит его непоколебимое могущество! От вас зависит часть его будущего. Если вы испытываете те же чувства, что и я, потеряв своего сына, лучшего сына на свете, накажите за это наших врагов. Тем, кто стремится к великому, нельзя поддаваться минутному отчаянию. Вся история великого Рима – это цепь побед и поражений. Рим терял много достойных воинов. Но это не мешало ему в конце концов побеждать. Потому что не одной радостью побед достигалось величие Рима, но ещё и умением терпеть и сражаться, преодолевая самые страшные несчастья! Докажите этим беспощадным варварам, что римляне умеют воевать! Накажите их за то, что они сделали!

Лаций был потрясён словами триумвира. Он не мог себе даже представить, что тот способен на такую речь после смерти сына. Но остальные воины не разделяли чувств консула. И когда тот закончил говорить, вдоль переднего ряда пронеслась нестройная волна разноголосых выкриков. Легионеры уже не пылали ненавистью к врагу. А это означало только одно – страх и поражение. И если не на поле боя, то в душах и сердцах – точно. Лаций впервые за долгие годы почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки. Он не боялся битвы и смерти, но ещё никогда он не вступал в бой без поддержки своих легионеров. Он стиснул зубы и хотел что-то сказать им, но его остановил внешний вид Красса, молчаливо проезжавшего в проходе между центуриями с низко опущенной головой. Что ещё можно было сказать после него? Что?.. Консул сказал всё. Этот вопрос потом ещё много лет возвращался к нему немым укором, но он так и не нашёл на него ответ.

Парфяне тем временем ждали. Лаций приказал Варгонту не спускать глаз с передней линии. И тут Красс, наконец-то, приказал отвести войска ближе к реке и разбить лагерь. Лаций с облегчением вздохнул, но было уже поздно. Враг не хотел упускать победу. Парфяне ждали именно этого момента. Заметив передвижение римского войска, они возобновили атаки лучников, подведя верблюдов со стрелами ещё ближе. Теперь они уже не боялись римлян. Внутренние колонны легионеров были развёрнуты для походного марша, а внешние стояли только для того, чтобы не подпустить к ним парфян. Лишившись почти всей своей кавалерии, они не могли теперь препятствовать манёврам парфянских всадников, превратившись в живые мишени, которые должны были своими телами сдерживать врага, спасая остальных. Несколько раз от передних когорт отделялись отряды безрассудных смельчаков. Они устремлялись к медленно скачущим парфянам и их верблюдам, но со стороны это напоминало состязание черепахи и антилопы. Конные лучники, не торопясь, отводили верблюдов со стрелами дальше, а сами разъезжались в стороны и расстреливали нападавших римлян с двух сторон. Уже около трёх центурий3030
  240 человек.


[Закрыть] остались лежать на песке. И ни один из смельчаков так и не вернулся назад.

Красс приказал флангам развернуться и отходить, а первым трём легионам сдерживать врага. Внезапно парфянские лучники расступились и вперёд выехали закованные в доспехи тяжёлые всадники. По передним рядам римлян пробежала волна ропота и волнения. Легионеры Варгонта уже знали, что делать, и сразу воткнули длинные копья в песок, став на одно колено и спрятавшись за щитами. Однако катафрактарии скакали очень медленно, и когда Лаций понял, в чём дело, было уже поздно. Они не собирались нападать! Эти железные всадники были защитой для тех лучников, которые скакали у них за спиной и готовились к стрельбе. Подъехав ближе, парфяне стали стрелять через головы передних шеренг, практически в упор расстреливая римлян как впереди, так и в глубине обороны. Как только первые стрелы посыпались им на голову, Лаций понял, что парфяне стреляют не прицельно. Они были уверены, что все стрелы попадут в цель. Единственным спасением было увеличить расстояние между легионерами! Но эта мысль пришла к нему слишком поздно. Горнист-корницен был убит, опцион с флагом – ранен. Затрещали щиты, и воины стали кричать от ужаса и боли. Это был страшный момент. Лаций поморщился и сжал бока своего жеребца. Тот, не понимая, что от него хотят, закрутился на месте. Казалось, стрелы летят отовсюду. Одна просвистела где-то совсем рядом и воткнулась в песок сбоку. Лаций прикинул расстояние – оно было в три раза больше, чем у римлян! Он наклонился и вытащил стрелу из песка. Похоже, их натирали золой. Стрела была на добрую четверть длиннее римской, чуть толще и с тяжёлым железным наконечником. Неудивительно, что они падали с неба почти отвесно и пробивали всё на своём пути! Но для этого у них должны были быть другие луки. Какие? Лаций даже в бою оставался собой – его интересовало оружие врага. Сейчас он сделал вывод, что такую стрелу римский лук не смог бы послать даже на обычное расстояние. И ему сразу же захотелось увидеть, как и из чего сделан парфянский лук. Если бы он знал, как судьба позже посмеётся над этим его желанием…

Варгонт что-то орал, приближаясь к нему справа. До Лация донеслись его слова:

– …плотнее, держитесь плотнее, я говорю. Труби центурионам: каждую вторую манипулу вперёд! Да, выставляй копья вперёд! Передайте приказ: бить лошадей по ногам и в брюхо! – он почти упёрся в Лация и остановился, как вкопанный. Когда к нему вернулся дар речи, он спросил его: – Ты что? С тобой всё в порядке? Зачем тебе эта стрела? У меня уже нет половины людей! Лаций, ты меня слышишь?

– Да, слышу! – громко, но без истерики ответил он.

– Надо отступать к реке. И чем быстрее, тем лучше. Ты можешь передать это Крассу? – Варгонт кричал, выкатив глаза.

– Ему сейчас ничего нельзя сказать… – Лаций кивнул головой в сторону палатки триумвира, вокруг которой ходили ликторы. – Он приказал перестроиться и отступать на флангах.

– Что же нам делать? Они ускользают, как рыба из мокрых рук! Я не могу даже приблизиться к ним! Я пытался два раза догнать этих варваров, но не смог. Они слишком точно стреляют, – Варгонт кивнул на стрелу в руках Лация.

– Прикажи разойтись на два шага! Надо увеличить расстояние в шеренгах! Потом – отступаем назад по пять шагов. И снова смена шеренги, – он бросил стрелу на песок и хотел что-то добавить, но неожиданно в разрыв между принципами передней линии вклинились железные всадники, и они оба оказались в самой гуще битвы. Лаций отбросил свою палку легата ликтору и стал отбивать копья чёрным длинным мечом, стараясь как можно ближе подойти к противнику. Его меч рубил длинные толстые копья, как тонкие ветки, и в голове мелькнула мысль благодарности старому Хазору, который сделал такой клинок. Впереди показалась спина всадника. Меч разрубил пластины, как глину, и окрасился кровью. Но другие легионеры не успевали даже замахнуться. Парфяне с лёгкостью пробивали их щиты, убивая ближнего и тяжело раня дальнего воина. Лаций отбил ещё одно копьё и оказался рядом с крепким катафрактарием. Оттолкнувшись от спины своего коня, он прыгнул, чтобы свалить того на землю. Однако руки соскользнули с железных пластин, и он упал на круп лошади, успев зацепиться за пояс врага. Это его и спасло. Лацций видел над собой разъярённое бородатое лицо с застывшим в крике ртом, видел, как поднимается над его головой рукоятка меча и уже почти физически ощущал её прикосновение… как она опускается вниз и проламывает череп… Но он не сдавался и продолжал тянуть всадника вниз, дёргая руками за пояс. Тот не смог нанести точный удар и свесился на бок. Лошадь, не выдержав такой вес, дёрнулась и сбросила их на песок. Лаций упал на спину и выронил меч. Впереди медленно поднимался парфянин, и, к несчастью, свой меч он держал в руках. Их разделял всего один шаг! Враг уже стоял на коленях, готовый подняться и нанести смертельный удар, когда Лаций сорвал с головы свой «драгоценный» шлем и стал изо всех сил бить им по простому и широкому, как горшок, шлему парфянина. Тот не ожидал такого натиска и с силой толкнул его в грудь. Падая, Лаций понял, что тот обладает незаурядной силой. Его шлем, описав дугу, больно ударился о скулу и рассёк её до кости. Лаций чуть не потерял сознание. Боль хлестнула его, как плеть, заставив сцепить зубы и поднять голову. Солнце беспощадно светило в лицо, вокруг, как тени, двигались легионеры со щитами, мелькали ноги лошадей… Он никак не мог прийти в себя. «Как же ярко блестят у них пластины!» – мелькнуло где-то в голове. «Какой у него панцирь… Под ним очень жарко…» Парфянин ещё стоял на коленях, но уже сделал движение и привстал на одну ногу. Ему оставалось выпрямиться и вытащить из песка меч. Лаций стиснул зубы и почувствовал скрип песка. Он попытался сплюнуть его. Но во рту было сухо. Всё лицо тоже было в песке. Противник опёрся на меч двумя руками и оторвал от земли второе колено. Лаций упёрся руками в песок, и пальцы обожгло, как будто он сунул их в кипящее масло. Он резко отдёрнул руки, и от этого движения в лицо полетела мелкая пыль. Он заморгал, и тут его осенила внезапная догадка.

– О, боги! Благодарю вас! – стиснув зубы и набрав в ладони раскалённый песок, прошептал он. Вокруг кипел бой: легионеры падали, кричали, пытались нападать на всадников и продолжали гибнуть… Парфянин поднял меч и сделал шаг навстречу. Лаций, к своему удивлению, увидел, что тот был босой! Это было так неестественно, что он засмеялся. Но смех этот напоминал скорее хриплое карканье ворона, чем звук человеческого голоса. Тем не менее это удивило катафрактария. Он опешил и на секунду замер. Этот крепкий воин в железных щитках явно не сомневался в исходе их короткого поединка, но Лаций не стал ждать. Зажав в кулаках горячий песок, он бросил его прямо в лицо. «О, боги! Я принесу вам в жертву самого большого быка, которого найду в Каррах!» – это была вторая благодарность богам-покровителям. Песок попал парфянину в глаза. Тот стал неуклюже бить себя по голове железными накладками, которые прикрывали его кисти, отчаянно моргал и что-то кричал. От неожиданности он даже выронил меч. Через мгновение его уже держал в руках Лаций. Хлёстким ударом по шее он прекратил муки ослепшего катафрактария. Найдя свой чёрный меч, Лаций поднял его и огляделся.

В пылу сражения он не заметил, как оказался позади «железных» всадников. Однако его конь, к счастью, тоже был тут. Подбежав к нему, Лаций не так ловко, как хотелось бы, взобрался на спину и ударил пятками в бока. Впереди показалась чужая спина. Удар! Ещё одна спина, и ещё один удар! Меч с приятной мягкостью входил в тела врагов. Следующий парфянин попытался развернуться, но ему помешало копьё. Оно зацепилось за спину соседней лошади. Всадник отчаянно дёрнул его, но понял, что это бесполезно. Он вытянул вперёд руку с мечом, но он и здесь опоздал – Лаций первым обрушил на него свой клинок и отрубил кисть. Следующий враг оказался опытным воином – он уклонился от удара и меч соскользнул у него по плечу. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сбить его с лошади. Краем глаза Лаций видел, как на земле парфянина сразу добили два триария.

Но вокруг было слишком много раненых… Слишком много! Он понимал, что сейчас им никто не поможет, но как помочь потом? Ведь остальные легионы отступали! Вокруг были тела римлян, одних римлян! Лаций не верил своим глазам. Вокруг стоял нестерпимый запах крови – сладкий, приторный запах огромного количества горячей крови, испаряющейся под раскалённым солнцем, как вода. Он проскакал в образовавшийся проход между центуриями и сразу же направился к Варгонту. Тот отдавал команды горнистам и центурионам и постоянно дёргался, как будто не мог спокойно сидеть на лошади.

– Ждать нечего. Почему все так медленно отходят? Нам тоже надо отходить, а не стоять. Иначе мы три легиона тут положим! – крикнул он. Лаций только кивнул в ответ, кисло скривился и поскакал назад. Он подозревал, что эти три легиона уже не вернутся назад. И он – тоже. Их задача была принять на себя стрелы парфян и умереть, дав основной части войска отойти назад и построить лагерь. Но и это было победой. Победой над глупостью Красса и его желанием биться с парфянами до победного конца здесь и сейчас.

Совсем рядом длинная стрела пробила щит воина и упёрлась ему в грудь. Бедолага в пылу битвы даже не заметил этого и продолжал передвигаться в строю согласно приказам центуриона. Рядом упал ещё один легионер – его щит был пробит двумя стрелами. Третьему стрела попала в ногу, и он упал, уронив свой щит на убитого легионера. Лаций какое-то время смотрел на него, а потом закричал изо всех сил:

– Варгонт, надо скрепить щиты вместе! Срочно!

– Что?! Что ты говоришь? – кричал тот, не слыша его в шуме битвы.

– Смотри! Два щита! Сделай так! Быстрей, передай команду по рядам! – Лаций спрыгнул с лошади и подобрал на песке два щита. Вокруг свистели стрелы, чудом пролетая мимо. Лаций быстро положил один щит на другой. Потом вытащил кинжал и пробил их, как гвоздём, снизу. Затем поднял за рукоятку и прикрылся, показывая, как держать.

– Но стрелы попадут в руки и ноги. Что тогда делать? – Варгонт недоверчиво посмотрел на Лация.

– На колено! Отошли и присели! Не подходите слишком близко друг к другу! Тогда меньше будут попадать, – в этот момент он увидел, как на него с удивлением смотрит какой-то центурион. – Что случилось?! – резко спросил Лаций

– Твои щиты… Думаешь, не пробьёт? – тяжело дыша, спросил он.

– Не пробьёт, – уверенно ответил Лаций. В этот момент парфянские всадники откатились назад, и на несколько мгновений атака прекратилась. – Передай всем центуриям: скрепить по два щита!

– Понял!

– Это всё? А что дальше? – без сарказма и злости, но явно другим голосом спросил Варгонт. Лаций быстро взглянул на него и ещё раз удивился, какая мощная была у того фигура: он был на голову ниже его, но необычайно широкие плечи и развитая мускулатура выделяли его среди всех остальных. В бою Варгонт был необычайно быстр и проворен. Казалось, его энергия никогда не иссякнет, и только железная дисциплина не позволяла ему сражаться от начала до конца в первом ряду, как втайне жаждала того его душа. Да, Варгонт был настоящий воин, до мозга костей. Но на этот раз даже он оказался бессилен перед хитрым противником.