Текст книги "Римская сага. Битва под каррами"

Глава 77

Красс сидел на камне и смотрел на парфян, которые в этот момент перестали обстреливать передние шеренги и откатились назад. Он поднялся с четырьмя когортами чуть выше. Остальные рассредоточились ниже. Место, где они стояли, было очень неудобным. Склон оказался крутым, и подняться выше они не могли. Тем более в боевом порядке. Парфяне теперь спокойно разъезжали внизу и ждали, пока римляне сдадутся сами или умрут от жажды и голода. В это время от них отделились несколько всадников и направились в сторону римлян.

– Римляне! – выкрикнул один из них, приблизившись на расстояние пятнадцати—двадцати шагов. – Мы не желаем вам зла. Наш визирь дарит вам свободу. Бросьте оружие и идите с миром. Пусть в знак согласия ваш император Красс выйдет и скажет своё слово нашему визирю Сурене. Наш визирь уже отпускал ваших храбрых воинов живыми. Они могут подтвердить эти слова! У нас нет оружия, – всадник развёл руки в стороны, показывая, что у него нет лука и стрел. Ответа не последовало. Парфяне немного постояли и вернулись назад. Легионеры стали волноваться и нервничать.

– Красс, не пора ли закончить всё это? – донеслось справа.

– Зачем мы здесь умираем, а? – уже послышалось с другой стороны.

– Красс, мы получаем стрелы, а ты боишься даже выйти к безоружным всадникам, чтобы поговорить с ними! – кричали легионеры со всех сторон. Но Красс не спешил отвечать.

– Лаций, Флавий, Марий, Рукулл, вы все видите, что до поворота осталось не больше двенадцати стадий4747
  Около 1800—2800 м. 1 стадия = 600 шагов или 150—190 м.


[Закрыть]. Дальше – Синнаки. Там нас ждёт Аврелий. Нельзя поддаться на эти уговоры. Я не верю им!

– Но легионеры ничего не хотят слушать, – осторожно произнёс один старший трибун и украдкой оглянулся. Красс встал и громко сказал:

– Римляне, я совершил много ошибок, но сейчас не время совершать самую большую из них. Парфяне никогда не держат своё слово и убивают всех, кто сдаётся. Лучше умереть с мечом в руке, чем с опущенной головой и позором!

– Бери меч и иди сам умирать! – раздалось где-то совсем рядом. – Ты же не стоишь в передней шеренге!

Красс хотел что-то ответить, но в это время совсем недалеко показались запыхавшиеся легионеры с легатом Октавием. Они как раз успели добраться до передней линии римских когорт, когда за ними показались несколько сотен парфян.

– Римляне, дайте вашему императору Крассу сказать своё слово! – снова прокричал тот же голос со стороны парфян. – Он был так храбр, что решился выступить против нас с огромным войском. Почему он боится нас теперь, когда вас стало вдвое меньше?

– Эй, ты! – выкрикнул ему в ответ легат Октавий, ещё не совсем отдышавшись от бега. – Чтобы добраться до консула, тебе сначала придётся пройти мимо нас.

– Римляне, – опять заорал парфянский всадник, – мы не хотим вашей смерти. Наш великий и милостивый визирь Сурена прощает всех, кто не хочет ему зла и готов сдаться. Он всегда держит слово. Он возвращает вам ваших товарищей, которые попали в плен. Спросите их самих! Сурена – самый милостивый из воинов мира! Он всегда так поступал! Вспомните своего легата Варгонта. Наш великий визирь отпустил его и двадцать ваших воинов живыми за их храбрость. Сурена всегда держит своё слово!

И только теперь стало видно, что парфяне привезли на лошадях римских пленных. Те с трудом слезали и плелись к своим товарищам, ещё не веря своему счастью.

– Это ложь! – кричал Красс. – Они схватят всех! Что им помешает убить безоружных? Мы и так уйдём отсюда. Синнаки уже за поворотом. Осталось не больше пяти миль!

Но воины уже не слушали его. Они встречали своих пленных собратьев и расспрашивали их о парфянах. Те рассказывали то, что видели в плену. А там о Сурене говорили только с придыханием и как о самом милостивом военачальнике. Через некоторое время первое возбуждение прошло, и легионеры стали стучать по щитам, требуя, чтобы консул отправился на переговоры с парфянами.

– Это самоубийство! – повторял Красс, оглядываясь по сторонам. Лаций стоял рядом и держал руку на мече, готовый в любой момент закрыть консула грудью. – Они убьют всех! Римляне никогда не сдавались. Этого нельзя допускать! Не слушайте их! Это всё ложь! – Красс махал руками, но легионеры были с ним не согласны.

От парфян отделилась новая группа всадников. Один из них был на белой лошади. Римляне заметили их и замолчали. Когда парфяне приблизились, Лаций разглядел необычное лицо всадника на белой лошади. Это был Сурена. Лаций хорошо запомнил его под Каррами, когда тот злорадно улыбался, глядя на высыпавших на стены римлян. На этот раз улыбки на его лице не было. Парфяне остановились. Сурена поднял руку и сказал:

– Я – визирь Сурена! Я пришёл сюда, чтобы отпустить вас с миром, – он снял тетиву со своего лука и показал его римлянам. – У меня нет оружия. Мы, парфяне, великодушный народ. Я готов поклясться, что не хочу вам зла и готов отпустить всех вас домой, в Рим, если Марк Красс тоже согласится опустить оружие! – громко произнёс он. Римляне обрадовано загудели. Им казалось, что слова их пленных товарищей и всё то, что они слышали о парфянах, настоящая правда.

– Красс, хватит прятаться! – закричали они.

– Выходи и поговори с ними! Чего ты боишься?

– Красс, ты же римлянин! Где ты? Чего ты боишься?

– Они нас отпустят. Где Красс? Почему он не идёт? Красс, тебе помочь? У нас есть мечи и копья, – кричали уже почти все легионеры, кроме тех, кто стоял в передней центурии с легатом Октавием.

– Консул, это ловушка, – сказал Лаций и встал на пути у Красса, когда тот решительно поднялся с камня и направился вниз.

– Ну и что? – зло бросил тот. – Кого это волнует? Ты, что, не слышишь? Они уже смеют угрожать мне. Не хватало ещё, чтобы легионеры набросились на консула и сами пошли сдаваться в плен этим вероломным варварам.

– Консул, это верная смерть! Парфяне не будут говорить о мире! – произнёс хриплым голосом Лаций, и его сердце бешено заколотилось в груди, как всегда, когда боги посылали ему важный знак. Он увидел, как на чистом, полупрозрачном небе вдруг появилось маленькое облачко. Оно ненадолго наползло на солнце. И хотя жара от этого не уменьшилась, и вокруг не стало темней, лицо у Лация посерело. Потому что здесь никогда не бывало облаков.

– Оставайся вместо меня и командуй ими, – бросил ему Красс на ходу и прошёл мимо. – Это приказ! Нельзя оставить войско без командующего, даже если я не вернусь. Не дай им сдаться в плен! – он кивнул в сторону кричащих легионеров и пошёл вниз. Дойдя до центурии Октавия, он повернулся к притихшим воинам.

– Видят боги, я иду не по своей воле! – раздался его громкий голос. – Октавий, Лаций, Петроний и все остальные, если вы останетесь в живых, скажите, что Марк Красс погиб не по вине своих сограждан, а от предательства и коварства врага! Всем оставаться на местах! Не сопровождайте меня! – с этими словами он повернулся и пошёл навстречу парфянам. За ним, не слушая его приказа, последовали легат Октавий, легат Петроний и пять ликторов. Лаций смотрел им вслед, и ему казалось, что их фигуры, как дым от костра, медленно тают в дрожащем от зноя воздухе.

Глава 78

Римляне волновались, и это радовало его сердце. Сурена прищурился, чтобы не улыбнуться и слушал, как они стучат по щитам, что-то крича своему консулу и требуя, чтобы тот вышел ему навстречу. Они были напуганы. Всесильные, непобедимые римляне готовы были сдаться, и оставалось только убрать от них подальше этого консула. Для этого уже были готовы лошади, которые отвезли бы его для подписания мирного договора к реке, а там…

– Сурена, это Марк Красс, – раздался за спиной голос Абгара.

– Хорошо, – улыбаясь, ответил он. Было слышно, как нервно перебирают за спиной копыта лошадей Тарсая и Эксатра. – Силлак, – Сурена повернул голову в сторону своего помощника. Тот сразу же приблизился, – мне плохо слышно шум шагов римлян, – он криво улыбнулся, и помощник сразу же сместился назад, к двум братьям, правильно поняв его слова. Сурена не хотел лишних неприятностей. Он слишком хорошо знал римлян и не хотел, чтобы консул случайно погиб на глазах своих легионеров. Его смерть не означала, что они откажутся от попытки завоевать Парфию. А вот подписанный консулом мирный договор, причём от имени Рима и его народа – это уже другое дело! Римляне очень ценили договоры. Особенно подписанные консулами. Сейчас был как раз такой случай, когда один человек мог подписать мирный договор от имени всего народа. Редкий случай, и Сурена не хотел его упускать. А потом Красса можно было бы обменять на всё его золото, а перепуганных легионеров взять в плен и продать.

– Я здесь! – резко бросил Красс, подойдя к Сурене совсем близко. – Что ты хочешь мне предложить?

– Красс, ты великий человек, и ты должен сидеть на красивом коне, а не стоять передо мною, как простой воин, – вежливо ответил Сурена. По его команде Крассу, Октавию и Петронию подвели лошадей. У Красса был такой же белый жеребец, как и у Сурены.

– Что ты хочешь? – спросил Красс, сев на лошадь.

– Не подобает решать такие важные вопросы посреди скал и песка, – произнёс Сурена. – Я предлагаю тебе поехать со мной к реке. Там мы сядем у тихой воды, в тени шатра и спокойно обсудим мирный договор между нашими народами.

– Но мои воины стоят посреди камней и песка. Ты это видишь, – резко оборвал его Красс. – Поэтому я не вижу смысла куда-то ехать. Мы можем всё решить прямо здесь.

– Марк Красс, ты должен подписать договор от имени своего народа, чтобы никто больше не старался напасть на нас в будущем.

– Хорошо, и каковы твои условия? – спросил Красс. В это время у них за спиной раздались возмущенные голоса римлян и парфян. Сурена повернулся и к своему огромному разочарованию увидел, что шум шёл от Тарсая и Эксатра, которые о чём-то спорили с ликторами консула.

– Тарсай, оставь их! – резко приказал он.

– Но мы пришли сюда без оружия, а они – нет! – ответил тот, показывая на секиры ликторов.

– Это ликторы, и они представляют народ Рима! – громко произнёс Красс. – Они никогда не снимают фасции.

– Но мы же будем говорить о мире. Поэтому они им не нужны, – возразил Сурена.

– Мы пока ни о чём не говорим! – резко оборвал его Красс.

– Ах, ты так! – раздался возмущенный голос Тарсая, и Сурена увидел, как ликтор оттолкнул одного из братьев, когда тот пытался забрать у него секиру. В руках Тарсая откуда-то появился меч, и он замахнулся им на ликтора.

– Красс! – крикнул легат Октавий. – Они вооружены!

– Будьте вы прокляты, предатели! – прорычал Красс, увидев, как один из его ликторов упал на землю, сражённый парфянским мечом.

– Красс, берегись! – успел ещё крикнуть Октавий, но в это мгновение ему самому в спину воткнулся длинный нож и он со стоном упал в пыль, держась ладонями за торчащее из груди лезвие. До Красса донеслись его слова, но это было последнее, что он услышал в своей жизни. Позади раздался свист меча, консул успел повернуться и увидел перед собой взлохмаченную голову парфянского всадника, его бешеные глаза и застывший в диком крике рот с выщербленными зубами. На мгновение это лицо заслонило Крассу солнце, и парфянин, который навис над ним всем своим огромным телом, нанёс страшный удар по шее. Солнце дёрнулось в сторону, стараясь вырваться из-за маленькой тучки, но потом вдруг потухло и исчезло. Небо как-то странно перевернулось в глазах римского консула Марка Красса и упало на землю вместе его телом.

Эксатр издал победный крик и спрыгнул с лошади. Несколько ударов мечом – и у него в руках оказалась голова Красса. Он поднял её вверх и дико завизжал, не скрывая своей радости. Потом снова наклонился и отрубил правую руку консула. Легат Петроний, увидев, что Октавий и Красс убиты, успел соскочить с коня и вытащить меч из спины Октавия. Но воспользоваться он им не успел. Сзади на него налетел ещё один парфянский воин и рассёк голову пополам. В это мгновение от солнца вдруг отделилось маленькое облачко и, провисев над землёй несколько мгновений, незаметно исчезло.

Римляне на холме застыли в немом оцепенении. От Красса их отделяло всего сто шагов, но сейчас они равнялись целой миле. Увидев, что их консул убит, многие из них бросили оружие и стали разбегаться в разные стороны. Лаций и его центурионы пытались вернуть их в строй, опционы били посохами по ногам и спинам, корницен трубил команду к перестроению, но их уже никто не слушал. Тысячи легионеров в одно мгновение превратились в толпу беззащитных людей. Они бежали в разные стороны, не глядя под ноги, падая, поднимаясь и снова падая. Лаций метался между своими гастатами, стараясь остановить панику. При помощи Варгонта, Атиллы Крония, Икадиона и нескольких центурионов ему удалось собрать две центурии, которые, сохраняя боевой порядок, стали двигаться в сторону Синнак. Там их должны были ждать два легиона под командованием легата Аврелия.

– Лаций, – услышал он опять знакомый голос Варгонта. – Впереди парфяне!

Он повернул голову в ту сторону, куда указывал Варгонт, и заметил скачущих им навстречу чёрных всадников.

– Не останавливаться! – закричал он. – Дойти до дороги. Там – бегом!

Легионеры ускорили шаг, в то время как позади них разворачивались совсем другие события: Сурена ускакал в свой шатёр на ближайшем холме, а остальные воины начали ловить разбегавшихся римлян, как сурков в степи, громко улюлюкая и смеясь, когда те от страха падали на землю.

– Быстрее! – закричал Лаций, когда они выбежали на дорогу. Парфяне пропустили их между собой и стали стрелять в спину. Через двести шагов около пятидесяти легионеров было ранено или убито. Остальным пришлось перестроиться в боевой порядок и прикрыться щитами. Но силы были неравными, римлян было слишком мало. Они замедлили ход, низко держа щиты и следя за врагом. С другой стороны на них налетели всадники с длинными копьями и в железной защите. Бой был жестоким и недолгим.

– Лаций, сзади! – услышал он чей-то голос и быстро отпрыгнул в сторону. Копьё прошло совсем рядом. Он успел ударить в ответ по колену лошади, и та завалилась на бок. Чёрный меч рубил беспощадно, но врагов было слишком много. Вот центурион Марк Октавий одним ударом добил упавшего всадника, но на него со спины мчался другой. Лаций успел подбежать и прикрыть его, разрубив копьё катафрактария. Тот выхватил меч, но второй удар отрубил его по саму рукоятку. Сбив всадника с лошади, он без труда пробил ему пластины. С другой стороны отчаянно сражался Варгонт. Но против него были три всадника. Он успел сбить двоих, но третий навалился на него всем телом и стал бить железной перчаткой по голове. Лацию пришлось бросить нож. Он точно попал врагу в горло. Варгонт, захлёбываясь хлынувшей ему прямо в лицо кровью, вскочил и заорал от ярости и безумия. Через мгновение он уже вонзил свой меч в грудь другой лошади и кинулся на упавшего катафрактария. Лаций видел только, как над головой у него мелькает длинный парфянский меч и враги отскакивают от него в разные стороны, как птицы. В конце центурии образовалось небольшое свободное пространство.

– Бери лошадей и скачи к Аврелию, – крикнул стоявшему рядом центуриону Лаций. Он ткнул мечом в сторону двух лошадей, которые зацепились уздечками за мёртвых всадников. Центурион хотел что-то возразить, но у Лация было такое выражение лица, что он не посмел спорить. Две парфянские лошади вырвались из месива тел и понеслись за поворот. Лаций успел отразить один удар, снова перерубил копьё, но теперь меч сыграл с ним злую шутку: всадник, надеясь на свою силу, вдруг оказался без опоры на древко и рухнул ему на голову, а сверху их придавила раненая лошадь. Получив удар по голове, Лаций уже не видел, как, оставшись один, Варгонт сопротивлялся до последнего, пока его не окружили, как Мегабакха, и не свалили на землю, накинув петлю на шею. После этого, радостно крича, парфяне потащили его по дороге к холму Сурены; Икадион в это время отбил копьё одного всадника, другого и даже успел вскочить на лошадь третьего, у которого выдернул меч прямо из рук. Но он не успел даже выпрямиться, как получил страшный удар по голове сзади, и только толстый шлем спас его от неминуемой гибели. Не видел Лаций и Атиллу Крония, который, подобрав с земли копьё, стал сбивать им нападавших всадников с коней, как большой палкой, пока на него сзади не навалилась грудью тяжёлая лошадь врага. Так же он не видел, как легат Аврелий, который должен был ждать их за поворотом, не справился с чувствами и совершил роковую ошибку. Отправленный Лацием центурион Марк Октавий прискакал к нему, но не застал на месте. Оставив на месте одну когорту, легат Аврелий взял остальных своих легионеров и ринулся вниз, на помощь товарищам, надеясь сократить расстояние и время. Но когда пехотинцы стали спускаться по отвесному склону вниз, стараясь как можно быстрее добраться до своих гибнущих друзей, парфяне выстроились внизу на дороге в одну линию и стали расстреливать их из луков. Половина легиона погибла прямо на склоне, так и не спустившись вниз. А вторую кочевники спокойно расстреляли уже внизу, прямо в упор. Голову легата Аврелия привезли и бросили под ноги Сурене. Тот даже не взглянул на неё. Пнул ногой и брезгливо отвернулся в сторону. Для него это был слишком мелкий трофей.

Так закончился для армии Красса этот ужасный июньский день, когда тщеславие и самонадеянность привели к гибели сорокатысячной армии. Почти двадцать тысяч человек были взяты в плен, орлы и знамёна всех легионов оказались в руках парфян, что означало полное поражение и расформирование всех легионов, но страшней всего было поражение моральное. Римская армия давно не проигрывала более слабому противнику, армия которого, к тому же, уступала ей по численности в несколько раз.

Но ни победа, в которой уже никто не сомневался, ни чистое небо над головой, ни яркое, жаркое солнце не радовали победителя римлян. Сурена Михран предчувствовал, что за безоблачным горизонтом теперь начнут собираться грозовые тучи, которые рано или поздно закроют яркое солнце над головой. Красс погиб, мир заключён не был, а, значит, римляне обязательно вернутся, чтобы отомстить за это поражение. Сурена понимал, что к их приходу надо начинать готовиться уже сейчас, но для этого сначала надо было встретиться с царём Ородом. А в его желании думать о будущем визирь сильно сомневался.