Текст книги "Римская сага. Битва под каррами"

Глава 17

Пока послы Орода добирались до своего царя, в армии Марка Красса всё оставалось без перемен. Кочевников нигде не было видно, и, казалось, что вокруг всё спокойно. Легионеры продолжали двигаться дальше в окружении целой толпы оборванцев и мелких торговцев. Несмотря на строжайший запрет консула, те всё-таки умудрялись проникать по ночам в лагерь, продавая им еду и развлечения.

Ночи здесь были холодные, хотя днём солнце превращало землю в раскалённую наковальню. В один из вечеров легионеры сидели вокруг костров, ужинали и грелись, слушая истории бывалых воинов. Лаций подошёл к одному костру, у которого сидел старый Марий и несколько ветеранов. Молодые легионеры расположились по кругу и слушали, как начальник обоза объяснял им, какую кожу брать у бродячих торговцев, а какую нет. Сцинна всё-таки уговорил его поехать в этот поход, и Марий согласился с условием, что с ним поедет его слепой брат Павел. Лаций не видел Павла у костра, зато здесь был его старый друг Атилла Кроний, который постоянно подшучивал над Марием и другими легионерами.

– Ну, что, учишь молодых воинов, как делать калиги? – спросил Лаций.

– Не только калиги, – вздохнул старый Марий. – Вот, червивые бобы не могут отличить от нормальных. И сухие фрукты тоже с червями берут. Так до поля боя можно и не дойти.

– Знаю, – кивнул Лаций. – Но лучше бы ты о мясе им рассказал. От бобов они не отравятся, а вот от мяса могут и умереть, – он снял свой знаменитый шлем и сел рядом с другом.

– Хороший шлем! – удивлённо покачал головой тот. – Гребень, правда, большой. Не мешает? Я помню, как ты ещё в старом галльском ходил, который, как горшок, на голову одевался. И войлок у тебя тут плотный и пластины на затылке. Вот это да! Смотрите, – обратился он к молодым гастатам, – такого шлема ни у кого больше нет.

– Это точно, – довольно кивнул Лаций. – Тут каждая пластина по сто человеческих жизней стоит.

– Так уж и по сто? – удивился кто-то.

– Не меньше, – подтвердил Марий. – А ты расскажи им! – предложил он.

– Вот, смотрите, – Лаций протянул шлем к костру, чтобы было лучше видно. – Сзади и сбоку крепятся по две пластины. Они двигаются и не давят на спину. Сколько легионеров получили стрелы в затылок, знаете?

– Не надо и говорить, – вздохнул рядом Марий и махнул рукой.

– Вот, а для ушей не просто две дырки, а много маленьких отверстий. Чтобы, опять же, стрела не попала. Или меч. По бокам на щёки выходят две пластины. Видеть и дышать не мешают, но тоже защищают от стрелы или короткого меча. Самое сложное в этом шлеме – это защита на рот и нос. Носовая пластина должна быть согнута углом. Для каждого носа надо делать свою, потому что носы у всех разные. Не правда, ли Атилла? – усмехнулся Лаций, намекая на большой нос силача.

– О, да! На мой нос пойдёт столько же металла, сколько на твой меч, – подтвердил тот, и все рассмеялись. – Но ты слишком закрываешь всё лицо. Тебя в бою даже не видно. Наверное, бережёшь для красивых женщин.

– Лучше защитить всю голову, чем потом искать свой нос или уши под копытами лошади, – ответил Лаций. Воины дружно зашумели, поддерживая его слова. – Тиберия помнишь?

– Тиберия? – грустно ответил вместо Атиллы старый Марий. – Я помню. Глупо всё получилось. Мечом ударили прямо сюда, – он показал на переносицу, – и нос вошёл внутрь. Он упал, и всё, его добили. Если бы мы тогда успели подбежать…

– Да, – вздохнул Лаций. – Меч ударил посередине такой же пластины и прогнул её внутрь вместе с носом. Потому что пластина была плоская! Он упал и потерял сознание. А если бы пластина была потолще и с углом, то не прогнулась бы, – все вокруг замолчали. Лаций продолжил: – Смотрите, такую защиту для рта никто из вас не видел. Это точно. Рот тоже надо защищать. Помню, в Галлии гастат буквально проглотил стрелу, когда что-то кричал своему другу. Так и лежал потом с открытым ртом, а оттуда торчала стрела. И центурион Фрогий, если ты его помнишь, Марий. Спрыгнул с камня, упал на колени, а когда поднялся, варвар ему навстречу с вытянутым мечом шагнул. И прямо в зубы. Тот так и рухнул, как будто закусил меч выбитыми зубами. Третьего Атилла тоже видел, – Лаций кивнул в сторону друга. – Манлий-горнист, помнишь?

– Да, страшная смерть. Ночью в засаду попали, нас дротиками забросали. Манлию дротик прямо в рот попал. Он ещё жив был, когда мы всех их перебили. А как вытащили дротик изо рта, так и умер.

Лаций встал и надел шлем. Все посмотрели на него ещё раз, но многие уже другими глазами. Теперь было понятно, зачем ему были нужны все эти странные пластины, дуги и отверстия, которых не было у других центурионов и легатов, и над бесполезностью которых те иногда подшучивали во время тяжёлых дневных переходов.

– А правда, что за Парфией лежат земли Индии? И бивни у слонов там покрыты золотом? – спросил вдруг один молодой гоплит. Лаций грустно покачал головой.

– Никто не знает. Индия, наверное, находится за Парфией, а вот какие там бивни у слонов, я не знаю, – ответил он.

– Петроний у нас хочет вернуться в Рим на золотом слоне, – рассмеялся Атилла. Все поддержали его смех, кроме юного воина.

– Но ты же сам говорил, что у них даже мечи из золота и они ими всего один раз бьют по щиту, потому что тупится, а потом берут второй меч для второго удара! – возмутился юноша. Все рассмеялись ещё громче. В глазах у юноши читалось невероятное возбуждение, и Лаций видел, что тот весь находится во власти своего воображения.

– Ты больше Атиллу слушай! – посоветовал он. – Этот врун тебе ещё не такое расскажет. Он не говорил тебе ещё про дороги из золота и бассейны с плиткой из драгоценных камней? Нет? Ничего, ещё услышишь! Он там сам купался. А про золотые стрелы, которыми стреляют только ночью, потому что днём золото плавится на солнце и они не долетают до врага? Не слышал? Нет? Тогда услышишь! – все вокруг хохотали, показывая на Атиллу. Лаций похлопал юношу по плечу и сел рядом. Он даже не догадывался, что совсем скоро Парки переплетут нити их судеб так тесно, что они завяжутся в узел, разрубить который можно будет только одним ударом.

– Нет, не слышал… – удивлённо потянул Петроний. – А это правда? Ведь если там так много золота, то мы все станем богатыми и сможем купить себе много рабов! Вот тогда заживём! – воскликнул он. Атилла похлопал его по плечу и добавил:

– Заживём, заживём. Только ты сначала сам не попади к индусам в рабство. А то они тебя крокодилам скормят. Это они любят. У них у крокодилов все зубы золотом покрыты, чтобы подольше пережёвывать твои кости! – легионеры снова рассмеялись и стали обсуждать любимую тему – что они будут делать со сказочными богатствами, когда завоюют Индию и сколько каждому надо для счастливой жизни.

Лаций тоже слушал их нехитрые желания и мечты, думая о том, что ему тоже нужно это проклятое золото, чтобы вернуться в Рим и восстановить там своё честное имя.

Глава 18

Когда посол Бахтияр закончил свой рассказ о разговоре с римским консулом, на его лице застыло довольное выражение. Но сатрап молчал, думая о чём-то другом. Посол растерянно оглянулся, потом вопросительно посмотрел на Сурену и на всякий случай склонился в низком поклоне. Все придворные тоже выжидающе молчали. Ород поднял взгляд и устало сказал:

– Пошёл вон! Все пошли… – он сопроводил эти слова вялым движением руки, но уже через мгновение до окружающих дошло, что лучше поспешить, чем случайно задержаться. Сатрап повернулся к Сурене и покачал головой. Тот видел, что он хочет поговорить с ним наедине и что-то обсудить. Когда шорох последних халатов стих, Ород хмыкнул и задумчиво спросил:

– Значит, Красс хочет золота… И что мы будем делать?

– Ждать больше нельзя, – уклончиво ответил Сурена.

– Тогда действуй! – приободрился он. – Возьми всех лучников и тяжёлых копьеносцев Афрата. Они стоят сейчас недалеко от Селевкии. Всего будет тысяч десять. Сможешь разбить этого старого римлянина? – в глазах Орода промелькнула насмешка, но Сурена не поддержал его.

– Ты – владыка. Как скажешь, так и будет… – спокойно ответил тот, но от такого ответа у Орода по спине пробежали мурашки. Ему не хотелось самому решать эту проблему. Он отвёл взгляд в сторону и задумался.

– Говори, – со вздохом, наконец, сказал он. Ему хотелось побыстрее попасть в гарем к новым наложницам, но сначала надо было решить эту проблему. Ород знал, что мысли о войне, если от них не избавиться сейчас, будут потом мешать ему наслаждаться юными телами индийских рабынь.

– Сражаться римляне умеют. И ты это знаешь. В открытом бою их не победить. Надо придумать какую-нибудь хитрость, – начал издалека Сурена. Он понимал пока только одно – римлян надо увести туда, где они не смогут быстро передвигаться. Хоть в горы, хоть в море, хоть в пустыню – лишь бы они стояли, как вкопанные.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся царь.

– Сражения не избежать…

– Это я уже понял. Надеюсь, ты знаешь, как их победить? – Ород сдвинул брови, и, хотя он приложил максимум усилий, чтобы его голос звучал беззаботно и даже игриво, Сурена уловил в нём нотки страха. Как было, впрочем, всегда перед принятием важных решений.

– Я не всесильный, и ты это знаешь. Победить римлян можно. Но для этого надо, чтобы совпало слишком много разных событий.

– Говори яснее.

– Хорошо. Первое – это армянский царь Артаваз со своим войском на севере, – Сурена уже мысленно был далеко, хотя продолжал говорить с Ородом.

– Армения далеко, – соглашаясь, кивнул тот и нахмурился. – Проблем с ней никогда не было. Ты же знаешь.

– Да… Но у Артаваза есть мирный договор с Римом. Он обязательно пошлёт к ним послов. Один он на нас никогда не нападёт. Но вместе с римлянами может. Если они пообещают ему защиту от нас. Понимаешь? – Сурена вопросительно поднял брови.

– Нет, не очень. Сколько у армян сейчас всадников? – Ород был явно озадачен, но повода для расстройства пока не видел.

– Тысяч пятнадцать—двадцать… – как бы невзначай обронил Сурена.

– А у нас не больше десяти… – протянул Ород. – Значит, римляне с армянами вместе – это больше шестидесяти тысяч? Против наших десяти? А кто ещё может выступить с нами? Арабы? Надо поговорить с Абгаром из Осроены. Он мой должник. Кстати, он везёт мне в жёны свою дочь. Поэтому на него точно можно рассчитывать. Хотя, у него всего тысячи две всадников, не больше.

– С Абгаром, думаю, придёт больше людей. Тысячи три. Он ненавидит римлян и будет на нашей стороне до конца. Дело не в этом, – вздохнул Сурена. – Если армяне присоединятся к римлянам, мы ничего не сможем с ними сделать. Ничего… Их будет слишком много. Больше нас в три-четыре раза. Надо сделать так, чтобы армяне не присоединились к ним. Надо их разъединить.

– Но как? – спросил Ород.

– Для этого надо направить в Армению наше войско. Но не всё, а только половину, – Сурена был спокоен, и Ород внимательно следил за ходом его мыслей. – Надо показать армянам, что к их границам движется твоя армия. Если армяне выйдут из Тигранокерта на помощь к римлянам, ты просто вырежешь всю Армению.

– Согласен, – Ород, не отрываясь, смотрел ему в глаза, стараясь не пропустить ни слова. Сурена продолжил:

– Ты помнишь, что царь Артаваз, кажется, обещал выдать свою дочь за твоего сына? Почему бы не напомнить ему об этом? Согласись, прекрасный повод, чтобы приятно провести время вместе в Тигранокерте? Свадьба, веселье, заодно и узнать можно там многое, на месте: что думают и чего хотят.

– Ты хитёр, Сурена. Это всё хорошо. Но у Красса в два раза больше людей, чем у нас, даже если мы соберём сейчас людей из всех родов. Ведь когда я уйду в Армению, у тебя здесь совсем не останется воинов. С кем ты будешь воевать? Ведь, если до нашей столицы дойдёт хотя бы четверть римлян, тебе не сдобровать.

– В пустыне нужна вода. Я буду всё время кружить вокруг них, как орёл, которого вот-вот можно поймать. Буду их заманивать как можно дальше. Десять дней в пустыне унесут у него половину войска. А если он захочет вернуться тем же путём, то может и не успеть, – размышлял вслух Сурена.

– Хорошо. Но я не верю в глупость римлян. Они слишком хитрые и коварные. Ты должен остановить их до столицы. Как хочешь. Или не возвращайся вообще, – с угрозой в голосе закончил Ород. Он помолчал, потом взял виноград с подноса, покрутил гроздь в руке и положил обратно. – Что ещё? – недовольно спросил он, чувствуя, что Сурена не договорил.

– Надо отправить к римлянам Абгара. Пусть убедит их, что он против нас. Скажет, что хочет жить с ними в мире.

– Что? Ты серьёзно? – опешил Ород. – Ты уверен, что он поедет?

– Его дочь охраняют мои люди в гареме. Пока ты не женился на ней, Абгар будет делать всё, что ты скажешь, – заключил визирь.

– Ты прав. Ради дочери он сделает всё…

– А потом можно сделать ему царский подарок, – намекнул Сурена.

– Какой? – не понял Ород.

– За особые заслуги ты можешь подарить воину какую-нибудь наложницу… или даже жену из своего гарема, – осторожно произнёс он. Ород нахмурился, но поняв его мысль, рассмеялся.

– Ты, что, намекаешь на Лаодику? Она же меня живьём съест! Мать Пакора никогда с этим не согласится.

– Но ты же собираешься взять в жёны юную дочь Абгара. А с ней Лаодика тоже не согласится. Она не захочет терять влияние в гареме и может испортить твоё счастье, – подбирая слова, объяснил Сурена.

– Это точно. Так уже не раз было. Сколько наложниц отравила! Э-эх… Но как же мне это сделать?

– Оставь гарем в столице. Он тебе в Армении не нужен. Абгар скажет римлянам, что твоя казна и, самое ценное, твой гарем, остались в столице. Это заставит Красса пойти сюда, а не в Армению. – Ну, а когда разберёмся с римлянами, тогда ты примешь решение о подарке.

– Ты меня удивляешь! – покачал головой Ород. – Но только смотри, чтобы с дочерью Абгара ничего не произошло! – царь сжал кулаки, но Сурене не надо было это объяснять, и он только коротко кивнул головой. – Ну, что, полагаю, теперь сатрапу Парфии необходимо направиться в Армению, да? – с усмешкой посмотрев на него, спросил Ород и приложил руку к груди.

– Да, – кивнул головой визирь.

– И когда? – в голосе Орода сквозило любопытство. Сурена знал, почему тот спрашивает, поэтому задумался.

– Сразу после полнолуния, – ответил он.

– Значит, через десять дней, – со вздохом облегчения произнёс Ород. Было видно, что такое решение ему по душе. Времени на охоту и развлечения с новым гаремом оставалось достаточно. Он заулыбался и вновь взял в руки гроздь винограда. – Тогда продолжим праздник в честь возвращения Пакора и узнаем побольше о красоте женщин индийского падишаха Васудевы! Ты согласен? – радостно спросил он.

– Да, конечно, – Сурена тоже был рад, что Ород повеселел. – У тебя теперь есть прекрасный план.

– Хорошо, пусть твои воины докажут верность царскому роду Аршакидов1616
  Аршакиды – царский род в Парфии.


[Закрыть]! – кивнул он. – Жду тебя у Пакора во дворце.

– Благодарю тебя, – с этими словами визирь встал и поклонился царю. Ород криво усмехнулся и махнул рукой. Сурена сжал губы, изобразив улыбку, и, ещё раз поклонившись, вышел. Он не обратил внимания, что гроздь винограда, которую царь положил на поднос, лишилась половины виноградин и выглядела, как не до конца обглоданная кость.

Глава 19

Пока парфянский визирь Сурена рассылал гонцов во все концы страны, римляне медленно продвигались вперёд.

Лаций был уверен, что если у богов и была своя кузница, то она точно располагалась над этой ужасной землёй. За день перехода немилосердное солнце превращало тела воинов в пыльные мешки с верблюжьей шерстью, и к вечеру они от усталости еле передвигали ноги. Если бы парфяне решили сейчас на них напасть, то время перед закатом было бы для этого самым удобным. Однако врага нигде не было видно, всё было тихо и именно это настораживало больше всего. Лаций, несмотря на разосланных во все стороны разведчиков, никак не мог понять, где находится противник и что он замышляет. А раз враг молчит, значит, он готовится. Эта мысль не покидала его уже несколько дней.

Во время переходов в длинных, растянувшихся центуриях никто не разговаривал. Люди шли молча, опустив головы и с трудом подчиняясь командам. Все уныло ждали привала или ночного отдыха. На одном из поворотов Лаций остановил лошадь на краю дороги и долго смотрел из-под ладони вдаль. Ему всё меньше и меньше нравились жёлто-бурые холмы глины, в которые плавно начинала переходить окружающая пустынная равнина. Сердце подсказывало, что впереди их ждут большие неприятности. Он хотел поправить шлем и резко отдёрнул руку. Металл раскалился, и коснуться его было невозможно. Пришлось остановиться и закрепить его по-другому. Голова кружилась. Очень хотелось пить… Кусок мокрой тряпки под шлемом высыхал быстрее, чем он успевал поливать его водой, но убрать его с головы означало бы смерть. Все легионеры шли в полной экипировке, и у них на головах тоже были тряпки, смоченные водой, а шлемы-кулусы болтались на груди, как котелки для еды. Центурии по восемьдесят человек понуро проходили мимо, медленно растворяясь в красно-рыжей пыли. Воздух над длинными колоннами дрожал, как кипящая вода, а щиты на спинах напоминали жертвенные камни в канун весенних жертвоприношений Марсу.

Неделю назад они остановились у скалистых холмов и сразу стали рыть вал для лагеря. Два легионера присели у глиняного холма. Они отвалили несколько камней и обнаружили под ними сырую землю. Остальные сразу же поспешили сделать то же самое, чтобы лечь спиной и ощутить приятную прохладу. Варгонт не успел предупредить их, что это опасно. Один из гастатов засунул руку под камень, и его ужалил притаившийся там скорпион. Когда подбежали остальные, бедняга с ужасом смотрел на свою распухшую руку. К заходу солнца он был уже мёртв. У Гая Октавия в легионе один воин стал набирать воду в реке, заметил рядом змею и решил отогнать её. Копьё неудачно пролетело мимо, а змея в ответ ужалила его в ногу. Смерть наступила ещё быстрее, чем от укуса скорпиона. Клавдий Попидий, префект конницы, приказал всем своим всадникам обязательно делать по три глотка воды через каждую милю. Не больше и не меньше. Но его воины не привыкли к дисциплине и пили воду, когда хотели. Им казалось, что пить можно, когда угодно. Поэтому многие не пили по полдня. Вечером пятнадцать человек свалились с головной болью и тошнотой. Им всем было холодно, тело постоянно трясла мелкая дрожь. Вода уже не помогала. В течение трёх дней они умерли от непонятной болезни. Лаций знал, что такие же случаи были и в других легионах. Без боёв римляне несли небольшие, но всё-таки потери. При этом врага нигде не было видно, и от этого Лацию становилось ещё неспокойнее.

Через какое-то время начали поступать сообщения о нападении парфянских всадников на удалённые гарнизоны римлян, которые армия Красса оставляла в освобождённых городах. Консул отправлял туда одну-две когорты, но когда те добирались до городов, там уже некому было помогать. Парфяне убивали большую часть жителей и сжигали города дотла. Поймать никого не удавалось. Но количество людей на дорогах увеличилось. На реке почти через каждую милю можно было найти несчастных, которые бежали в другие места, предчувствуя беду. Они всё больше жаловались на жестокость парфян и просили защитить их семьи. При этом все, как один, говорили, что ценности из разграбленных городов парфяне увозили в свою столицу Ктесифон. Красс выслушивал эти рассказы, и у него всё больше крепла уверенность в том, что ему надо идти прямо на столицу Парфии. Он объяснял это необходимостью наказать жестоких кочевников, забрать награбленное ими золото и завоевать право на триумф в Риме.

Глава 20

Прошла неделя, и почти все представители самых главных парфянских родов, наконец-то, собрались в столице Парфии – Ктесифоне. Выслушав сатрапа, они согласились с его решением дать римлянам бой. Из столицы одна половина воинов выступила с Ородом в сторону Армении, а вторая, под командованием визиря Сурены, разбила лагерь на берегу Тигра. Его походный шатёр не отличался богатством и изысканными убранствами, как у других придворных вельмож. И хотя визирь был небеден, он считал, что в походе не должно было быть лишних вещей… кроме женщин. Обычно его большой дорогой шатёр возили в обозе вместе с гаремом на случай встречи с царём или другими вельможами, но это случалось довольно редко. Поэтому он проводил время в простом жилище воинов, чувствуя себя в нём спокойней и уютнее, чем в шатре. Сурена знал, что брать с собой гарем могли себе позволить далеко не все главы родов и это было показателем настоящего богатства.

К вечеру в лагерь должен был приехать Абгар, царь Осроены из Эдессы. Сурена ждал его с нетерпением, потому что от Абгара в его плане зависело многое.

Арабский царь приехал ближе к вечеру. Он был невысокого роста, немного сутулый, как все кочевники, и такой же немногословный и осторожный. Его сухощавая фигура скрывалась под несколькими длинными накидками из тонкой овечьей шерсти, а голова была обмотана куском тёмной тонкой ткани, закрывавшей уши и лоб до самых бровей. Тёмная, как высохший финик, кожа лица была изборождена тонкими морщинами. От носа до конца подбородка пролегли две длинных складки, которые были настолько глубокими, что вряд ли распрямлялись, даже когда он улыбался. Они проходили вдоль чёрных усов, сливавшихся с редкой полуседой бородой, делая выражение его лица недружелюбным.

Войдя в шатёр, араб обвёл взглядом стены и отметил, что края шкур плотно прилегали друг к другу. Пыль и вода не сразу просочатся через них. Край чаши, в которой горел фитиль, был наклонён вбок, и пролившееся масло темнело на сухой светлой ткани ковра небольшим пятном. Он невольно задержался на нём взглядом. Когда вслед за ним в шатёр быстро вошёл Сурена, Абгар от неожиданности вздрогнул, но успел спрятать это движение в поклоне. Визирь ничего не заметил, потому что в полумраке его глаза не сразу разглядели арабского царя и рабов с едой, которые теснились в дальнем углу походного шатра.

– Приветствую тебя, визирь. Да будет мир в твоём доме, – скромно произнёс Абгар.

– Как хорошо, дорогой друг, что ты уже здесь! Садись, выпей холодной воды из моего кувшина, – с улыбкой ответил тот, – чистой, как намерения моего сердца. Отведай еды с моего стола, чтобы восстановить силы после долгого пути, – широкое, полукруглое лицо Сурены, не похожее на всех остальных парфян, сияло широкой открытой улыбкой, в искренность которой всегда хотелось верить. Волосы на подбородке не росли, и чуть выступающие вперёд скулы делали его лицо похожим на жителей Бактрии, западной части Парфии, где парфяне часто смешивались с индусами и даже жителями Сереса. Ещё у него была странная привычка брить голову и красить брови густым чёрным цветом. Но Абгар это знал давно, поэтому не удивлялся.

– Я сыт и не испытываю жажды. Благодарю тебя за приглашение, визирь, – вежливо ответил он, внимательно следя за выражением лица собеседника.

– Ты осторожен, и это хорошо. Я вижу, что ты не изменился, – усмехнулся Сурена, почувствовав в его голосе недоверие. – Нам надо поговорить об очень важном деле.

– Я весь обратился в слух, великий визирь, – ответил полупоклоном Абгар, пряча взгляд. Сурена это тоже заметил.

– Ты знаешь, что на нас надвигается большое войско римлян во главе с жадным Крассом, – сказал он.

– Слухи бродят по пустыне, – уклончиво ответил арабский царь.

– Это уже не слухи. Семь городов заняты римлянами. Там они оставили свои гарнизоны, и купцы с радостью это приняли! Твоя Осроена слишком близка к тем местам, где они были. Поэтому не притворяйся, что ничего не знаешь. Сейчас они собираются пройти через твои земли на север, в Армению.

– Наша земля не очень богатая и не такая большая. Римский сатрап Красс может просто её не заметить, – уже не так уверенно произнёс Абгар.

– Я согласен, тут спорить не буду, – кивнул головой Сурена, чем обидел арабского царя, который в душе считал свои земли очень важными. Но ни один мускул на его лице не выдал эти чувства, и он продолжал молчать. Пусть молодой парфянин говорит сам, подумал старый кочевник. Кто много говорит, тот мало слышит. Визирь, тем временем, продолжил: – Если Красс даже и найдёт твою столицу Эдессу, то атаковать её не станет. Красс ищет только золото. Больше ему ничего не надо. Он ведь не знает, что главное твоё золото не в украшениях, не так ли, Абгар? – усмехнулся он, но теперь в голосе прозвучала жёсткость.

– Смотря о каком золоте ты говоришь, – внутренне напрягся тот. Ему уже стало понятно, что разговор предстоит непростой, поэтому Абгар старался не упустить ни малейшей детали. Сурена обычно всегда быстро переходил к делу. Теперь оставалось только ждать, когда парфянин сам всё расскажет.

– Ты прекрасно знаешь, о чём я, – уже без улыбки произнёс визирь. Он посмотрел ему в глаза, и царь Осроены почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки. Холодное спокойствие этих раскосых, беспощадных глаз заставило всё его существо напрячься и приготовиться к самому неприятному. Сурена отпил воды из чаши, вернул её слуге и спокойно начал излагать свой план. Когда он закончил, оба погрузились в молчание. Через какое-то время Абгар поднял взгляд и, прищурившись, спросил:

– Я понял тебя, великий визирь, и готов сделать всё, что ты сказал. Но правильно ли я услышал, что парфянский сатрап Ород направляется в Армению?

– Да, – коротко кивнул Сурена. – Ты правильно услышал. И, что самое главное, весь его гарем и казна остаются в Ктесифоне. Это тоже правда.

– Это очень правильное решение, и я преклоняюсь перед мудростью сатрапа Орода.

– Я – тоже. Об остальном ты узнаешь в своё время. И не беспокойся о дочери, – произнёс Сурена. – Сделай своё дело и ты будешь щедро вознаграждён! Возможно, ты получишь от Орода царский подарок, о котором даже не мечтаешь, – он замолчал, раздумывая над тем, стоит ли рассказывать ему обо всех своих планах или этого будет достаточно, но всё-таки решил промолчать, чтобы у хитрого араба не возникли новые вопросы.

– Когда мне надо отправляться в путь? – спросил тот, чувствуя, что больше ему ничего не узнать.

– Как можно скорее, – ответил визирь. Царь Осроены встал и поклонился. Сурена махнул рукой, давая знать, что теперь разговор уже точно закончен, и Абгар быстро покинул его шатёр. Он хотел побыть наедине с самим собой, чтобы мысли успокоились и сердце подсказало правильное решение. Но его душа была скована узами отеческой любви, и любое поспешное решение могло оказаться неправильным. Он это хорошо понимал. Поэтому Абгар сел на лошадь и медленно поскакал вдаль, за холмы. Там ему хотелось побыть одному, чтобы послушать голос сердца.