Текст книги "Римская сага. Битва под каррами"

– Что это? – пробормотал он в смущении. Красота Эмилии была сильнее того горя, которое она переживала, и Лаций ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, что его волнует близость её тела, поэтому отвёл взгляд в сторону, чтобы скрыть невольное волнение. Эмилия, видимо, заметила это и набросила накидку на одно плечо, оставив оголённой только одну грудь. Затем провела пальцем по шраму и сказала:

– Это память от убийцы. Он пришёл убить меня после смерти Пульхера.

– Смерти Пульхера? Он умер? Ты… ты убила Пульхера?

– Нет. Но убийца считал, что я была в этом виновата.

– Как это? Мне не верится, что я слышу всё это своими ушами. Как за год могло столько всего произойти?

– Не знаю… Я уже говорила, что в Риме после ухода Красса стало неспокойно. Помпей начал предлагать новые законы, но Сенат его не поддержал. Народные трибуны тоже были против него. На улицах начались беспорядки. Помнишь Тита Анния Милона?

– Да, конечно. Тогда ночью на улице он случайно спас меня от шайки Клода.

– Да, это был он. Но это было случайно. Ты ему был совсем не нужен. Так вот, Тит Милон по просьбе Помпея вернул в Рим Цицерона. Это было ещё при тебе. Глупый старый Помпей… Он говорил мне, что хочет добиться этим популярности у народа Рима, но просчитался. За возвращение Цицерона его возненавидела Фульвия, жена твоего врага Пульхера. Мерзкая женщина. Она везде старается давить на мужчин своими деньгами. Даже сейчас. Она очень богатая. Ей одной осталось всё наследство семейства Гракхов, а оно, поговаривают, было больше, чем состояние самого Марка Красса.

– Вот это да! Ведь это она родила ребёнка от раба… – Лаций вспомнил взлохмаченную женщину с диким взглядом и в грязной накидке, которую он видел тогда в коридоре своего бывшего дома.

– Так вот, Тит Анний ехал ко мне в Рим по Аппиевой дороге и случайно столкнулся с Клодом Пульхером, как он потом рассказывал. На узком месте упёрлись носилками, как два барана рогами. Никто не хотел уступать. Это произошло как раз между Ланувием и Римом, около Бовилл.

– Я знаю это место.

– Вот, Тит Анний очень спешил, потому что дело касалось Помпея, а тот в это время был как раз у меня… с одной из новых рабынь. Сенат из-за беспорядков в городе хотел назначить Помпея диктатором для наведения порядка. Ему нужен был Тит Анний с его людьми. Это так, чтобы ты понимал, что происходило.

– Да, пока понимаю. Стало ещё хуже, чем раньше.

– Так вот, когда Пульхер и Анний столкнулись на Аппиевой дороге, Клод заявил, что не уступит дорогу безродным усыновлённым бандитам. Тит Анний ответил ему, что не может пачкать руки о плебс, тем более что не знает, мужчина внутри или женщина. Он обозвал Клода любвеобильной гетерой и сказал, что любой его раб может убить такого недостойного человека, как Пульхер. Глупый Клод сказал, что пусть только посмеет… Тит Анний отдал приказ, и один из рабов наугад бросил дротик в носилки Клода. Он попал ему в бок. Представляешь? Пульхера сразу достали из носилок и отнесли в какой-то дом у дороги. Тит Анний сказал, что в тот момент ему было всё равно – ранить или убить Клода. Представляешь, он даже рассказал мне потом, что у него было разрешение на убийство Пульхера! Но он не захотел говорить, от кого. Только сказал, что покровитель Клода от него отказался.

– Странно. Кто бы это мог быть?

– Не знаю. Может, Цезарь? Или сам Помпей? Но если бы Тит оставил Клода Пульхера в живых, тот потом мог бы использовать свои связи, чтобы добиться его изгнания. Поэтому Тит сразу приказал своим гладиаторам вытащить красавчика Пульхера на дорогу и добить. Они убили его и привезли тело в Рим, на Форум, где и сожгли.

– Сожгли на Форуме? – покачал головой Лаций. – Да, в Риме действительно творится что-то странное.

– Потом Тита Анния пытались судить, но это не главное. Когда Пульхера убили прямо на дороге, один из рабов снял у него с шеи медальон и отдал Титу Аннию. Тот надел его себе на шею и приехал с ним в Рим. Но боги были явно против этого. Когда подкупленные римляне хотели судить его и убить прямо там, на Форуме, он сказал, что готов ответить за всё, но перед честным судом. Поэтому был суд. Его оправдали, но плебс не отпускал его с Ростр, требуя расправы, пока не пришли народные трибуны. Они разогнали толпу. Тит Анний сбежал и укрылся у меня. Сотни людей вышли на улицы. Они жгли и грабили дома. Говорили, что ищут убийцу Клода Пульхера. И, в конце концов, пришли ко мне. Тит Анний хотел переодеться в другую одежду и сбежать. Вот тогда я и увидела медальон у него на шее. Мне вдруг всё стало ясно. Я сказала ему, что боги спасут его, если он снимет его с шеи. Тит был так напуган, что сразу бросил медальон на землю. И боги пощадили его. Я сама вышла к толпе и дала слово, что у меня в доме никого нет. Они не посмели войти в мою спальню. Ушли в другой дом и разграбили его.

– Не может быть… – прошептал Лаций. – Тебе очень повезло.

– Наверное. Тит ушёл поздно ночью, а я забрала медальон себе. Тогда я впервые подумала, что надо вернуть его тебе. И впервые захотела приехать сюда… – Эмилия накинула паллу на плечо и продолжила: – Но у Пульхера были друзья, которые знали об этом медальоне. Его мать, Метелла Балеарика, подослала одного из них ко мне, сославшись на Помпея. Якобы, по его рекомендации. Как клиента. Этот хитрый арделион несколько раз приглашал к себе моих рабынь, но никого не выбирал. А потом ворвался ко мне и чуть не убил.

– Кто это?

– Его звали Серпилий Кретик. Это сын сенатора, у него соляные копи в Остии рядом с Мессалой Руфом. Я хорошо знаю его отца. Но ты его вряд ли помнишь. Какая разница? Мне опять повезло. Боги любят тебя, раз они позволили мне выжить и приехать сюда.

– Что случилось? Ты просто рассказала уже столько, что я не могу представить, что может быть ужаснее этого…

– Я сначала глупо носила медальон на шее, как Тит, поэтому Серпилий Кретик его и увидел. В тот день дома почти никого не было. Он приехал, выбрал несколько рабынь и уехал. А потом вернулся и пробрался ко мне. Я не видела его. Он схватил меня за шею и чуть не задушил, но я очень сильно испугалась и стала сопротивляться изо всех сил. Я молила Афродиту помочь мне, била его по лицу и между ног и мне удалось вырваться. Но он стал у двери и не отходил. Ждал меня там. Тогда я бросилась к окну. Но испугалась и не прыгнула. Надо было прыгать сразу! Я испугалась кустов и статуй внизу. Он схватил меня в самый последний момент, затащил обратно и прижал к стене. Потом достал нож и ударил вот сюда, в грудь, – Эмилия замолчала, прижав палец к тому месту, где заканчивались рёбра и начинался живот. Она тяжело дышала. Было видно, что она заново переживает всё, что с ней произошло. Лаций сцепил пальцы и терпеливо ждал. Эмилия продолжила: – Я не успела даже подумать о богах и попросить их о помощи. Всё произошло так быстро. Но ты не поверишь… Нож попал в медальон и соскользнул вбок. Вот сюда, – она снова подняла руку и коснулась шрама. – А нож сломался о стену. Серпилий так озверел, что стал кричать и бить меня кулаками. Но я его не слышала. Это было ужасно. Ты бы видел его лицо! Как у Фурии. Не помню как, но я толкнула его в грудь, он упал, и мне удалось выпрыгнуть в окно. Что было потом, не помню. Наверное, боги хотели отправить меня в царство мёртвых, но почему-то передумали. Когда я открыла глаза, то увидела его мёртвым. Он прыгнул следом за мной и упал прямо на копьё.

– Копьё? Откуда оно взялось? – от удивления Лаций даже выпрямился. Такого он ещё не слышал.

– Серпилий не увидел в темноте статую греческой Афины Паллады. Её подарил мне Тит Помпоний Аттик. Привёз из Греции.

– Тит Аттик? Но он привозит статуи всем патрициям в Риме.

– Да, всем. Но не всех любит. Он говорил, что такой статуи по красоте больше нет и она похожа на меня. Не знаю, может, и похожа. У неё за спиной щит, а в руке – копьё. На корабле копьё потеряли. Тит потом заказал настоящее с позолоченным наконечником в Риме. Мне тогда было всё равно. Я думала, пусть делает, что хочет. Это было давно. Два года назад. А теперь, видишь, как всё обернулось… Афина помогла, и боги решили взять в царство Орка Серпилия Кретика, а не меня. Он упал прямо на копьё.

– Это действительно воля богов. Я принесу жертву Авроре и Марсу.

– Я уже принесла. Но медальон больше не надевала. Спрятала в одежде. И никто его больше не видел. Наверное, именно поэтому по дороге в Брундизий на нас ни разу не напали. И в море три дня было тихо, как летом. Даже Мессала Руф удивился. Вот так… и теперь я здесь.

– Тебя хранят Венера и Минерва, – покачал головой он.

– Наверное. Я так устала. Но теперь мне намного легче. Я всё тебе рассказала, и мне хорошо, – слабая улыбка тронула её губы, и Эмилия, накрывшись шерстяной накидкой, прижалась головой к груди Лация. Он обнял её, и они долго сидели молча, думая о превратностях судьбы и непонятной воле богов, ведущих их разными путями. В эту ночь, впервые со дня встречи в римских термах, они снова остались одни на женской половине дома, в небольшой тёплой спальне, где, согревшись под тёплыми одеялами, долго целовали друг друга, ласкали и любили, а потом, не в силах заснуть, проговорили до самого рассвета, пока бог солнца Соль не разогнал на небе ночные полчища звёзд и богиня ночного света Луна не отправилась вместе с поверженными воинами в царство тьмы. Лишь тогда бог сновидений Морфей окутал их своим волшебным покрывалом, погрузив в сладкие сны, где Лаций и Эмилия, подобно богам, парили над землёй, взявшись за руки и улыбаясь облакам и солнцу.

Глава 7

Две недели пролетели, как один день. Эмилия с удовольствием слушала его рассказы об иудейских храмах и садах Палестины, о финикийских торговцах и красивых местах между городами Тиром и Сидоном и, конечно, об оружии. Она даже уговорила Лация взять её с собой на торговую площадь, где продавали свои изделия мастера из разных городов. Там, по словам его друзей, скоро должны были продавать свои мечи сирийцы, у которых они получались в Азии лучше всех. Однако сирийцы так и не приехали, зато на третий день, когда Лаций уже отчаялся найти что-нибудь подходящее, Эмилия вдруг показала ему на одного оборванца, который сидел рядом с кузницей и не был похож ни на торговца, ни на ремесленника. У него на коленях лежал красивый длинный меч. На земле, в тени его фигуры, прятались железные ножны. Это было странно, потому что обычно оружие так не продавали.

– Кажется, это очень красивый меч, – тихо прошептала она и улыбнулась хитрой улыбкой, полной любви и нежности. Лаций усмехнулся в ответ и с сожалением покачал головой, чувствуя, что с трудом может оторваться от её глаз, потом приказал слугам подождать и подошёл к неподвижно сидевшему продавцу.

– Твой меч? – спросил он, с первого взгляда увидев, что оружие было действительно прекрасным. Мужчина в длинной серой накидке и таких же штанах, не спеша поднял глаза и окинул его внимательным взглядом. Лаций заметил, что тот был без обуви, хотя его ноги не были стёрты о камни и кожа не носила на себе следы ходьбы по камням. – Ты продаёшь его? – ещё раз спросил он молчуна. Тот кивнул и медленно протянул ему меч и ножны. На них был нанесён тонкий рисунок, и уже одно это говорило о том, что меч был не простым оружием, а ценным подарком. – Сколько? – коротко спросил Лаций, перекинув его из одной руки в другую, не в силах оторваться от треугольных насечек по всей длине лезвия. Затем сделал несколько взмахов и с удивлением заметил, что рукоятка удобно лежит в руке и меч не кажется тяжёлым. Взяв у одного из сопровождавших его ликторов палку, он без усилий разрубил её прямо в воздухе. Лезвие разрезало её, как стебель травы.

– Нравится? – тихо спросил продавец.

– Да, – ответил Лаций, покачав головой. – Сколько?

– Десять золотых монет, – со вздохом произнёс хозяин и погладил ножны.

– Сколько?.. – вырвалось у Лация от удивления. – Почему продаёшь? – ему стало интересно, откуда у такого неказистого человека такой роскошный меч.

– Деньги нужны, – ещё тише ответил босоногий незнакомец.

– Этот меч делали не здесь, – вдруг раздался голос другого человека. Это был старый кузнец из располагавшейся рядом кузницы. Он вытер руки о грудь и со знанием дела покачал головой. – Это меч его отца. Тот ещё с Тиграном Великим вместе воевал. Хороший меч! Очень хороший. Но, видишь, у него четыре дочери и один сын. Жена недавно умерла. Любил её очень. Она очень красивая была и работящая. Теперь ему совсем трудно. Сапоги продал, видишь. И всё равно всем должен. Осталось только дочерей продавать на рынке. Но они у него ещё совсем маленькие, много не дадут. Он долго не протянет. Верблюда украли, склада нет, торговля не пошла. Зато меч отца хороший.

– А сколько твой отец отдал за него? – спросил Лаций продавца.

– Не знаю. Он говорил, что Тигран подарил его после битвы.

– Да, такие вещи сейчас не делают, – снова вставил своё слово старый кузнец. – Наверное, железо в крови закаляли. Не иначе, как в крови. Видишь, как гнётся и не ломается! – он согнул лезвие почти пополам и со знанием дела покачал головой.

– Первый раз такой вижу! – с удивлением хмыкнул Лаций. – Как тебя зовут? – спросил он попавшего в беду хозяина меча.

– Сахиб, – сказал тот.

– Слушай, Сахиб, вот тебе пятнадцать монет. Мне надо пока отойти. Я пришлю за мечом своего слугу чуть позже. Хорошо?

– Благодарю тебя, щедрый римлянин! – став на колени, поклонился продавец. – Это очень много, и мне хватит, чтобы спасти дочерей и расплатиться с долгами!

– Хорошо, хорошо, только не кричи об этом на весь базар, – негромко произнёс Лаций и, похлопав несчастного отца по плечу, направился прочь. На торговую площадь он так и не вернулся, только отправил ликтора сказать, чтобы продавец оставил себе деньги и никогда больше не продавал этот меч. Эмилия долго не могла понять, почему он был так задумчив, но когда услышала историю Сахиба, так расчувствовалась, что не смогла сдержать слёзы и нежно обняла Лация за плечи. Ещё никогда она не любила его так, как сейчас, и готова была остаться с ним в Азии, если бы он только попросил её об этом.

Однако на следующее утро ликторы сообщили Лацию, что у входа в дом его ждёт вчерашний продавец меча. Когда того привели, он долго благодарил его и попросил пойти к одному кузнецу на окраине города, который мог бы сделать для него такой же меч. Тот, по его словам, приехал сюда несколько лет назад из новой римской провинции Галатии66
  Галатия – страна в центральной области возвышенности Анатолии (современная Турция). Жители Галатии представляли собой смесь кельтов с греками.


[Закрыть]. Сахиб сказал, что этот кузнец владеет тайнами древних мастеров и изготавливает мечи, которые могут рубить металл и камень. Эмилия ещё спала, и Лаций с двумя ликторами отправился на окраину города. Там он познакомился с невысоким жилистым кузнецом по имени Хазор и, перепробовав все его мечи и ножи, с удивлением заметил, что они действительно были очень хороши. Вернувшись к Эмилии, он с восторгом стал рассказывать ей об этом кузнеце.

– Мы разговорились с ним о мечах, и он знает не меньше меня! Ты представить себе не можешь, какой это мастер! Он понимает меня с полуслова, – восхищённо рассказывал Лаций.

– А я? – шутливо спрашивала Эмилия.

– Ты? – он на мгновенье замолчал, сбитый с мысли её кокетством, но потом ответил так, чтобы доставить ей удовольствие: – Ты понимаешь меня не с полуслова, а с полувзгляда. Это даже быстрей, чем стрела Купидона. Хотя, порой, ты понимаешь меня даже без взгляда, – он красноречиво вздохнул и закатил глаза вверх, изображая блаженство. Эмилия радостно рассмеялась и стала игриво бить его веером по плечам.

Когда они подъехали к кузнице, все мужчины и мастера стали оборачиваться и показывать на них, провожая Эмилию удивлённо-восхищёнными взглядами. Здесь женщины одевались совсем по-другому и не появлялись в бедных кварталах в носилках, да ещё открытых. У кузницы, которая располагалась в дальнем конце улицы, собралась небольшая толпа, которая больше глазела на открытое лицо Эмили, чем на Лация и кузнеца Хазора.

– Как-то он молодо выглядит, – одними губами прошептала Эмилия и улыбнулась, чтобы никто не услышал её слова.

– Да что ты! Настоящий мастер! Ему много лет! – со смехом ответил Лаций. – Смотри, у него есть интересный меч из Галатии. Он на конце тяжелее, чем у рукоятки.

– Да? Ну, и что в этом такого? – она с иронией наблюдала, как у Лация при виде оружия загорались глаза и он полностью преображался, становясь воодушевлённым и, к сожалению, неподвластным ей. – Ты больше любишь свои мечи, чем меня, – ревниво проворковала она ему на ухо, пока Хазор отошёл за очередным ножом.

– Не преувеличивай, – ответил Лаций, – боги дают нам возможность воевать и пахать землю, а не проводить весь день в молитвах, как жрецы. А о тебе я всегда помню вот здесь, – он приложил ладонь к груди и улыбнулся. Эмилия польщено опустила взгляд. Но через мгновение он уже смотрел не на неё, а на Хазора – тот с лёгкостью перерубил висевшую на воротах верёвку. Лаций, не отводя от него взгляда, шепнул ей: – Смотри, в ближнем бою этот меч бесполезен. Его неудобно держать, он оттягивает кисть, – Лаций взял у кузнеца меч и вытянул руку вперёд, показывая, как она двигается вправо и влево. Эмилия с улыбкой наблюдала за ним. – Но! Теперь смотри на удар сверху! Этот меч особенно силён, когда его вращаешь из стороны в сторону… по кругу. Тогда тяжёлый конец может разрубить даже лошадь. Надо немного привыкнуть к рукоятке. Она маленькая. Но можно заменить на более удобную, – Лаций не видел лица Эмилии, он был весь занят вращением меча. – Если сесть на лошадь, то всё, смерть любому врагу! Представь, что это молния Юпитера! От человека ничего не останется. Вот! Я попросил Хазора сделать такой же для меня. Там очень интересное железо. Меч гибкий и твёрдый. Но не тупится от ударов. Смотри, нет желобков и надписей. Просто ровная поверхность. Как вода в бассейне. И острое, очень острое лезвие. По всей длине. Мы ещё не пробовали ударить лезвие в лезвие. Но, думаю, он мог бы перерубить простой римский меч. Да… – Лаций остановился, представляя, как перерубает железо, а Эмилия только покачала головой. Она взяла его за локоть, но он машинально кивнул головой и продолжил: – Сейчас, сейчас. Кузнец ещё предложил мне сделать пару кинжалов с таким вот длинным острым концом. Для метания. Говорит, что с тяжёлым лезвием кинжал должен лететь лучше, – он поднял восторженный взгляд на Эмилию, но, заметив её грустную улыбку, запнулся. – Прости, тебе это не очень интересно…

– Нет, почему же, очень даже интересно. Я бы хотела стать твоим мечом, чтобы ты любил меня так же, как своё оружие.

– Эх, женщины, – вздохнул Лаций. – Прости, Хазор. Я приду завтра утром, обсудим заднюю часть нашлемника потом. Сейчас разговор о шлеме лучше не начинать… Ты пока приготовь пластины, – с кислым выражением лица закончил он.

В этот момент в толпе кто-то громко крикнул, то ли выражая свой восторг, то ли ещё что-то, и конь Лация, который слуги привязали к столбу у кузницы, испугался и резко дёрнулся в сторону. Но вокруг было так много людей, что они практически прижались к животному вплотную. От его неожиданного рывка несколько человек полетели в пыль, кто-то закричал от боли, и конь, ещё больше испугавшись, вырвал из земли деревянный кол. Тот зацепился за открытые ворота кузницы, и они с грохотом рухнули вниз. Стена дрогнула, на сухую холодную землю посыпались лепёшки твёрдого навоза и сена, куски глины и куча мусора, из которых строились почти все дома бедняков. Этот, видимо, был построен очень давно, поэтому и оказался таким ветхим. Зеваки рванулись в разные стороны, началась паника. Четырёх ликторов Лация снесли вместе с носилками за считанные мгновения. Деревянная балка над проёмом у входа угрожающе повисла в воздухе – она соскочила с опоры и могла упасть в любой момент. Он бросился туда и поднял её вверх. Внутри дома кто-то громко застонал. Лаций не видел, как Эмилия, услышав этот стон, поспешила вглубь, к стене.

– Эй, Хазор, ты где?! – кричал Лаций. – Давай сюда какое-нибудь бревно или палку! Быстрей, где ты? Я не удержу её!

Но вместо улыбчивого и словоохотливого Хазора рядом вдруг оказался сморщенный старик с редкой бородкой и сухим вытянутым лицом. У него в руках были длинные тонкие жерди. Висевшая в воздухе пыль попала Лацию в глаза и нос. Он не мог говорить и только фыркал и чихал, стараясь не выпустить из рук большое бревно. Старик, тем временем, подпёр балку одной, второй, третьей палкой, пока они не превратили весь проход в клетку для тигров. После этого он похлопал Лация по спине и сказал на греческом:

– Отходи. Не упадёт. Десять тонких палок выдержат одну толстую.

– Ты кто? – спросил Лаций, но его вопрос остался без ответа. Старик поспешил вглубь кузницы, где была видна светлая палла Эмилии. Лаций последовал за ним, несколько раз подозрительно посмотрев перед этим на жерди. Но тяжёлая балка оставалась неподвижной. Когда он подошёл к старику и Эмилии, те стояли на коленях возле пожилой женщины. Она лежала на земле и громко стонала. Одна нога была у неё неестественно вывернута внутрь.

– Кто это? – снова спросил Лаций, но вместо ответа услышал, как женщина что-то говорит, обращаясь к мужу и показывая на него пальцем. Тот повернулся и посмотрел на Лация.

– У неё сломана нога. Ниже колена, – сказала Эмилия. Она сидела под этим камнем, и он, наверное, упал ей на ногу, – она показала на высокий тёмный кусок известняка, который лежал рядом. Эмилия коснулась колена женщины, и та вскрикнула. Подоспевшие слуги переложили её на большой кусок ткани и вынесли из дома. Когда они проходили под балкой, Лаций зацепил одну жердь ногой и в ужасе замер, но старик буркнул ему:

– Иди, иди. Не стой! Выдержит…

На улице к ним сразу же подбежал Хазор. Он что-то причитал и кричал, тыча пальцем в Лация и показывая на небо, но старик одним резким словом прервал его, и тот замер, как изваяние.

– Слушай, надо посмотреть, что у неё с ногой. Главное, чтобы не было раны, – предложил Лаций.

– Крови нет, – тихо ответил старик. – Я посмотрю сам. Это моя жена. Отойди!

– Хорошо, как знаешь, – он сделал шаг назад и огляделся. Потом подхватил упавшую жердь и сломал её в нескольких местах. Лаций запомнил, как этот человек расставлял палки и ещё раз с удивлением подумал, что одна тонкая палка вряд ли могла выдержать такой вес, а десять – даже не прогнулись.

Старик осмотрел ногу женщины и разрешил Эмилии тоже посмотреть на рану. Там была неглубокая царапина и большое тёмное пятно. После недолгих пререканий Лаций объяснил, как надо приложить две палки по бокам. Обмотать их пришлось платком Эмилии и несколькими кожаными ремешками, которые быстро принёс из кузницы Хазор.

– За ней надо смотреть каждый день. Я пришлю ей специальное масло, чтобы убрать тёмное пятно. Но это будет долго. Тридцать дней, не меньше. Трогать её нельзя, – сказала Эмилия старику. Тот поджал губы и прищурился.

– Эй, Хазор, её надо положить на ровное место. Не разрешайте ей ходить. Слышишь?

– Говори мне. Я тебя слушаю, – прервал его старик. – Меня тоже зовут Хазор. Это мой сын.

– Твой сын? – удивился Лаций. – А кто ты?

– Я кузнец. А он мой сын. Тоже кузнец. Только другой кузнец. Он пока учится. Приходи завтра, я сделаю для тебя меч. Эти мечи сделал я. Все.

– Но ведь Хазор уже сделал мне прекрасный меч и ножи… – пробормотал Лаций.

– Смотри! – старик принёс сделанный сыном меч и несколько ножей. Потом достал грубый чёрный клинок и несколькими ударами разрубил их на куски. Лаций от удивления даже открыл рот. – Приходи завтра, – коротко кивнул тот. – Сейчас мне надо поставить на место ворота.

– Хазор, – вдруг вмешалась в разговор Эмилия. – Это лошадь римлянина сломала ворота и стену твоего дома. Прими от нас несколько монет в знак помощи. Они помогут тебе построить новую кузницу, – с этими словами она протянула старому кузнецу небольшой мешочек, и тот, поколебавшись, взял его, но ничего не сказал в ответ. Эмилия вздохнула и решилась спросить ещё: – Скажи, а что говорила твоя жена там, внутри, когда показывала на него? – она кивнула на Лация. Старик поджал губы, опустил взгляд и, помолчав, ответил:

– У него знак силы. Эта сила сломала наш дом, – он показал на медальон, который висел у Лация на шее. – Это всё! Приходи завтра!

– Мы придём вместе, – успел вставить тот перед тем, как старик отвернулся и пошёл в дом.

На следующий день они приехали к кузнице около полудня и не поверили своим глазам: рухнувшая стена была почти полностью восстановлена, а рядом с входом лежали доски для новых ворот. К вечеру всё должно было быть готово.

– Как ты быстро работаешь, старый Хазор! – искренне похвалил его Лаций.

– Это не я, а золото твоей женщины, – всё ещё хмуро, но уже менее сурово ответил тот. Они прошли в небольшое помещение рядом с кузницей, где лежала жена. Она с улыбкой посмотрела на Эмилию и что-то сказала мужу. Тот переспросил и повернулся к ним.

– Что она говорит? – взволнованно спросила Эмилия.

– На тебе тоже есть знак силы. Его медальон оставил на тебе след, – ответил старик. Эмилия удивлённо посмотрела на Лация. – Он у тебя на боку, там! – кузнец поднял руку и показал себе на рёбра.

– Это шрам, – изумлённо прошептала Эмилия. Женщина кивнула и сказала что-то ещё.

– Два знака силы не могут жить вместе. Твой муж сильный. Ты должна стать слабой. Эта слабость уже у тебя внутри.

– Я ничего не понимаю, – Эмилия нахмурила брови, силясь понять эти странные слова.

– Я тоже, – пожал плечами Лаций.

– В тебе есть и сила, и слабость. Ты скоро узнаешь. Тебе надо сходить в свой храм и принести жертву богам.

Больше жена Хазора ничего не сказала, а сам старик пообещал сделать Лацию такой меч, который будет крепче любого металла.

– Только камни он рубить не сможет, – добавил он.

Вернувшись в дом, Эмилия загрустила, и Лаций никак не мог её развеселить. Но на следующий день в порт приехали Кассий и Октавий, поэтому он вынужден был оставить её на некоторое время одну. Эмилия, воспользовавшись этим, решила принести жертву своим богам-покровителям и провести гадание. Два жреца-фламина согласились ей помочь. Когда глубокой ночью всё закончилось и они вынесли последние угли из гадальных урн, она вернулась в свою спальню и свернулась калачиком под большим одеялом. Лаций так и не вернулся из порта, поэтому эту ночь она провела одна. «Неужели? Неужели? Неужели?» – крутился в голове один и тот же вопрос, и впервые в жизни Эмилия не знала, что делать дальше. А принимать решение надо было очень быстро.