Текст книги "101 разговор с Игорем Паниным"

Эдуард Лимонов: «Я буду всегда, пока существует русский язык…»

Писатель и политик в одном теле

Маяковский как-то заметил, что Есенина в последние годы его жизни чаще можно было встретить в милицейской хронике, чем в литературе. В какой-то мере, наверное, это высказывание применимо и к Лимонову. Сам он, впрочем, не видит в этом ничего предосудительного, утверждая, что просто идет своим путем.

– Эдуард Вениаминович, кем вы сейчас себя ощущаете в большей степени – писателем или политиком?

– Оба живут в одном теле. Больше всего я себя ощущаю мужчиной. У меня никогда не было писательской психологии. Я жил, размышлял над жизнью, фиксировал мои размышления в форме книжных кирпичей, пытался изменить жизнь и сейчас пытаюсь делать это в формате политической деятельности.

– Бытует мнение, что Лимонов-политик – это ловкий ход Лимонова-пи-сателя, который просто занимается самопиаром…

– Такое неумное мнение может бытовать у книжных крыс. «Ловкий ход!».

Пусть посидят в тюрьме, как я, пусть поживут второе десятилетие фактически под домашним арестом, когда выходишь на улицу только с охранниками (уже 12 лет), пусть постоят на кладбищах, хороня соратников… Жалкие остолопы!

– Что будет с Россией?

– Вы чего, серьезно? России предстоит жить свою судьбу, свою Историю. Будут происходить различные перипетии этой Истории. 2 марта я заявил о своем намерении стать кандидатом от оппозиции на президентских выборах 2012 года. Много интересного произойдет в эти годы. Судьба России будет зависеть от крепости кишок ее граждан.

– Сейчас ежегодно у вас выходит по нескольку книг. Вы не тоскуете по тому времени, когда за границей рассылали рукопись «Эдички» по десяткам издательств, получая отказы?

– Как можно тосковать по тому времени, когда находишься в стесненных обстоятельствах, когда препятствуют твоему таланту быть увиденным и услышанным?

– Доход от книг приличный или просто позволяет сводить концы с концами?

– Книжный бизнес – скромный бизнес. Ни издатели, ни тем более писатели не имеют больших доходов. Большие деньги в нефтяном бизнесе, в торговле. Я много пишу для журналов и сайтов, от журнальных публикаций стабильно идет доход. Книги – это нестабильный заработок. К тому же издатели трусливы, они с удовольствием переиздают книги, написанные мною до 1990 года, а вот мои тюремные сочинения, поздние эссе боятся издавать. Были случаи, когда издатели отказывались от договоров на тюремные книги под давлением извне. Книгу «Лимонов против Путина» мне пришлось издавать за свой счет, и только пара-тройка магазинов взялись ее продавать. Мы живем в полицейском государстве. Есть уже случаи, когда мои книги фигурировали в уголовных делах в качестве доказательств обвинений в экстремизме.

– Вы как-то сказали, что жанр романа умер. Именно поэтому пишете столько публицистики?

– «Публицистика» – древнее, нелепое слово. Я работаю в жанре эссе. Мои многочисленные политические статьи я так и называю – «статьи». А публицистами были люди из прошлых веков.

– А куда движется русская литература? Какое место в ней вы занимаете сейчас и какое займете в будущем?

– В строгом смысле слова литературы никогда нет. Есть горсть самых сильных и самых интересно мыслящих индивидуумов, предпочитающих оперировать словесно. Их всегда очень мало, и слава богу. Сотни писателей только зря горбятся. Я буду всегда, пока существует русский язык. Как идеолог, я претендую на титул учителя жизни. Я уже учитель жизни минимум для пары поколений. Старикам я поэтому неприятен. Нет пророка в своем поколении куда более, чем его нет в своем Отечестве.

– Вы начинали как поэт, а сейчас, отойдя от художественной прозы, выпускаете сборники стихов. Известно же, что лета к суровой прозе клонят, а тут совсем наоборот…

– Раз я пишу стихи, следовательно, мне это необходимо. А Пушкин, которого вы цитируете, для меня не Библия.

– Вы написали все, о чем хотели? Или еще планов громадье?

– Перед тем как меня арестовали в апреле 2001 года, я сказал себе, что больше не стану писать, у меня были совершенно другие планы. Однако, оказавшись в тюрьме, я написал восемь книг. Теперь я осторожен в своих высказываниях, и в планах тоже. Планы могут меняться.

«Независимая газета», 6 июня 2009 г.

«…Есть те, кто победит время»

Юрий Мамлеев указывает России новый и единственно верный путь

Юрий Витальевич Мамлеев родился 11 декабря 1931 года в Москве. Русский писатель, драматург, поэт и философ. Лауреат престижных литературных премий, президент Клуба метафизического реализма ЦДЛ, член американского, французского и российского Пен-клубов. Основатель одноимённого литературного течения и философской доктрины «Вечная Россия». Автор романов «Шатуны», «Мир и хохот», «После конца» и др. Переведён на многие зарубежные языки.

– Юрий Витальевич, недавно за книгу «Россия Вечная» вы были удостоены премии правительства РФ. Чем для вас стала эта награда? Приятной неожиданностью или долгожданным признанием вашей философии?

– Получение премии за «Россию Вечную» было и долгожданным, и неожиданным. Это, разумеется, приятно. Источником этого учения явились исследования, анализ и новое понимание русской культуры и особенно её философской классической литературы. Ибо именно литература в большей степени отражает душу народа.

– В справочниках и энциклопедиях уже пишут, что «Россия Вечная» – это «совершенно новая трактовка русской идеи, фактически цельное философско-патриотическое учение, не имеющее аналогов». А сами вы что можете сказать о своей работе? Хотя бы в виде тезисов…

– Я использовал методы и возможности так называемой традиционалистской философии. В частности, веданты. Поэтому это учение действительно не имеет аналогов. При этом должен сказать следующее: учение включает в себя несколько уровней – как чисто духовных, так и непосредственно связанных, например, с конкретной Россией XXI века. И там есть главы, специально посвящённые этой ситуации. В принципе каждый может принять для себя именно тот уровень России Вечной, который наиболее близок его душе. Это учение – не националистическое, ибо национализм часто бывает связан с негативным отношением к другим народам. Это неприемлемо. Более того, при всей уникальности и самобытности «Россия Вечная» – это учение, согласно которому сотрудничество с другими культурами и странами абсолютно необходимо. Мир не должен погибнуть из-за вражды. Лучшим кратким выражением этого учения может быть следующее: «Русская идея как всеобъемлющее мировоззрение, охватывающее все уровни реальности вплоть до метафизического и космического».

– Вообще по поводу вашей философии (да и творчества в целом) ходят самые разные мнения. От восторженных до уничижительных. Тот же метафизический реализм часто называют пустышкой, мыльным пузырём…

– Не может быть, чтобы на такое новое явление, как метафизический реализм, была бы только позитивная реакция. Так не бывает, новое всегда встречает определённое сопротивление.

– А что такое метафизический реализм? Вот вы президент Клуба писателей-метафизиков ЦДЛ, вам и карты в руки…

– Этот метод основан на принципе объединения философии и литературы в единое целое. Иными словами, в чисто реалистическое художественное повествование входят элементы метафизического характера. Это могут быть интуитивное озарение самого автора или использование автором его философских знаний для введения их в художественный текст. Исчерпывающее определение можно найти в моей философской книге «Судьба бытия». Она переведена и вышла на европейский уровень, и именно глава «Метафизика и искусство» считается там одной из самых захватывающих и убедительных. В России об этом методе написал книгу критик и мыслитель Михаил Бойко. Но не стоит забывать и о том, что некоторые мои романы созданы в чисто традиционной манере реализма!

– Ну, вот правительство России вас заметило (и отметило). Хотя, думается, если оно примет вашу философию как руководство к действию, мы окажемся в такой метафизической реальности, которую и самому Мамлееву не придумать…

– Сформулирую ответ таким образом: в каждом серьёзном учении должен быть аспект метафизический, трансцендентный, чисто духовный, но одновременно и аспект, касающийся нашей жизни на земле. В Древнем Китае эти два аспекта были выражены в удачном сочетании даосизма и конфуцианства, что обеспечило Китаю стабильность и выживаемость на протяжении тысячелетий. Но, естественно, эти два аспекта могут быть воссозданы в одном учении. Они должны дополнять друг друга. В «России Вечной» метафизический аспект обозначен довольно подробно и многозначно. Но в книге обозначено и конкретное видение нашей России на этой земле. Это главы «Великая Россия» и «Россия земли и духа», а также ряд сопутствующих статей. Прежде всего в них даётся, с моей точки зрения, идеальный, но вполне зримый образ России с вполне определёнными чертами разных сторон современной жизни. Но прежде чем обрисовывать здесь этот целостный облик, я отметил, каким образом эта, идеальная с моей точки зрения, Россия может быть осуществлена. И понятно, почему так: только руководство страны обладает полной информацией о том, что происходит в России и в мире. И, следовательно, только оно может выбирать путь к тому или иному осуществлению. Но всё-таки и для нас, не обладающих такой полной информацией, есть возможность высказать ряд соображений.

– Ваш первый и, пожалуй, самый знаменитый роман «Шатуны», написанный в 1966 году, неподготовленному человеку читать крайне сложно…

– Я бы ответил так: во-первых, зло, согласно всем традиционным религиям, не только присутствует в человеке, но является существенной частью его природы. Вся мировая литература наполнена изображениями самых чёрных сторон человеческой жизни. Но то, что реально произошло в XX веке, –  пред этим бледнеют все изображения зла в мировой литературе. Писатель имеет право раскрывать эту чёрную реальность, ибо без познания зла нельзя прийти к истинному свету. Что касается романа «Шатуны», то это в действительности фантастический роман, ибо его герои – не совсем люди, мотивация их поступков иная, чем у людей. Они, эти герои, хотят понять и войти в ту сферу, которая лежит за пределами человеческого разума. Отсюда их сдвиг. В моих же последующих романах в основном начинает доминировать светоносное начало.

– Вы себя в русской литературе ощущаете Кафкой, Джойсом, кем-то ещё? Может быть, пророком, которого Отечество в итоге признало?

– Теперь, в конце жизни, я могу изложить совершенно конкретные черты идеальной (по моему мнению) России, описанной в главе «Великая Россия» книги «Россия Вечная». Лучше всего, конечно, прочесть главу, но если совсем коротко, то эти принципы основаны на сочетании экономического динамизма и социальной справедливости, суверенитета и открытости по отношению к миру: демократия и преемственность, обороноспособность и поиск мира и сотрудничества и т. д. Кроме того, важнейшей чертой является духовная составляющая, ибо именно она определяет характер будущей российской цивилизации. Значение православия, конечно, неоспоримо. Духовная составляющая – это именно то, что соединяет Россию земную с Россией Вечной. Наконец, отметим такую черту, как открытость, мудрость и гибкость по отношению к глубинным неожиданным открытиям, поворотам, которые могут глобально изменить лицо мира… Кто я –  решать вам.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Я думаю, что критики ошиблись. Начало XX века – это время Чехова, Леонида Андреева, Мережковского, Горького, Фёдора Сологуба. В 70-х годах XIX века критики тоже писали, что «со смертью Пушкина и Гоголя русская литература кончилась», а ведь это было время расцвета творчества Толстого и Достоевского. Да, литература, как и Восток, дело тонкое. Считаю, что и в начале XXI века литература наша не измельчала. Мелкотемье было всегда… И сейчас, я думаю, есть те, кто победит время.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Я не думаю, что когда-нибудь писатель останется без читателя. Потребность в чтении в любой его форме будет всегда. Важно качество, а не количество. Многие великие писатели при жизни издавались малыми тиражами, но их книги остались навсегда. Потребность в искусстве, в литературе будет исчезать тогда, когда будет исчезать сам человек как образ и подобие Божие.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– Над чем я работаю. А работал я в последнее время над новым романом «Вселенские истории». Совсем недавно он вышел в свет. Этот новый роман посвящён безумию и дисгармонии современного мира. Действие происходит в США, Европе и в России. Роман начинается с описания людоедства в Центральной Европе (причём тот, кого съели, сам предложил, чтобы его съели). Далее развивается вихрь событий и судеб. Тут и человек, некий Альфред, объявивший себя предтечей Антихриста, и миллиардер-старик из американского Дома бессмертных, и художник-обличитель, и группа московских философов-мистиков, из коих один после клинической смерти побродил несколько минут по тому свету. Лекции, пьянки, любовь и путешествия следуют своим чередом… Но в романе есть надежда, что современный мир рано или поздно придёт в себя и остановит собственное самоуничтожение.

«Литературная газета», 31 июля 2013 г., № 31

Одна дома

Мария Маркова не понимает, что значит быть профессиональным литератором

Маркова Мария Александровна. Родилась 5 февраля 1982 года в Магаданской области. В настоящий момент живёт в Вологде. Член Союза российских писателей. Публиковалась в «Литературной газете», журналах «Знамя», «Дружба народов», «Сибирские огни» идр. Финалистка «Илья-Премии» 2005года, лауреат Международной поэтической премии «Серебряный стрелец» (2008). Дважды становилась дипломантом Международного Волошинского конкурса. Участница Х и ХI форумов молодых писателей России. В 2011 году стала обладателем премии Президента РФ для молодых деятелей культуры сформулировкой «За вклад вразвитие традиций российской поэзии».

– Летом прошлого года вы удостоились премии Президента РФ. Это был шок?

– Можно и так сказать. Было ощущение нереальности происходящего. На тот момент, когда я узнала, что получила эту премию, я была сильно занята. У меня подходила к концу учебная сессия, нужно было успеть всё сдать. Недосып, усталость, нервозность, а тут ещё и такая новость. Честно говоря, я не столько радовалась, сколько злилась, потому что сразу всё пошло как-то не так. Время полетело гораздо быстрее. Меня постоянно дёргали какие-то незнакомые люди. Приходилось терпеливо пересказывать одну и ту же историю: как же так произошло, что премия досталась мне. И я очень смущалась и терялась.

– А последствия? Вы где-то сказали, что боитесь после этого писать…

– Это правда. Вот уже почти год прошёл, а мне до сих пор не даёт покоя мысль, что я недотягиваю до своего прежнего уровня. Больше похоже на какой-то детский комплекс. Вот сделаю здесь ошибку, и меня будут ругать – ах какой стыд, как страшно. Читатели тоже, нет-нет да и напишут, что раньше мой голос был другим. Я читаю и вздрагиваю. Хочется спрятаться и совсем замолчать, удалить все аккаунты, уйти из Интернета. Но я много думала об этом и решила, что даже такая форма побега –  это проявление слабости, а мне не хочется быть слабачкой. Хочу быть сильной. Это же всё временно – страхи мои, неуверенность в собственных силах.

– В Вологде, наверное, сразу стали звездой? Как отреагировали на это местные литераторы? А близкие вам люди?

– Литераторы по-разному реагировали. Одни бурно радовались, другие сдержанно поздравляли, третьи вообще молчали. Последних намного больше оказалось, и не только в Вологде, а вообще. Близкие – друзья и родные – радовались совершенно искренне и, зная мою привычку постоянно критиковать себя за всё и сомневаться в себе, не оставляли меня ни на минуту. В какой-то момент я даже взмолилась, попросив войти в моё положение и понять, что одиночество мне тоже необходимо.

– Ваш успех вызвал раздражение в определённых кругах. Помните статью главреда «Ариона» Алексея Алёхина в газете «Культура»?

– Знаете, я сначала увидела гневную реакцию моих друзей на этот материал.

Многие откликнулись в «Живом журнале», да и лично мне писали, чтобы поддержать. Но я не помню, чтобы меня эта статья сильно задела. Вообще не помню, обиделась ли я на неё тогда. С Алёхиным я потом виделась на Форуме молодых писателей России в Липках, когда посещала семинар «Ариона» и «Нового мира»… Да, вспомнила! Статья меня даже как-то подтолкнула к тому, чтобы приехать именно на тот семинар, одним из руководителей которого и является Алексей Давидович. Друзья называли меня мазохисткой. Встречаться с кем-то, кто может относиться с предубеждением к вам, это не та вещь, думаю, которой нужно бояться. И Алёхин мне понравился. Наблюдательный, умный, ироничный. Его интересно было слушать.

– Ну вот говорят, что в наши дни культура не интересует властей предержащих. Выходит, это не совсем так? Или – в данном случае – исключение только подтверждает правило?

– Думаю, не о властях предержащих нужно говорить тогда, когда дело касается культуры, а о тех, кого её состояние действительно волнует. У таких людей, может быть, и нет реальной власти, но есть возможность (причина, одна попытка, вторая попытка) что-то сделать, и они данную возможность используют. Это пассионарность, свойство, даже не зависящее от внешних обстоятельств.

– Ходят упорные слухи, что вас кто-то активно проталкивает в литературные звёзды, лоббирует ваши интересы…

– Мне не всегда удаётся упомянуть «Литературную газету» как номинатора на президентскую премию, ещё реже говорю о том, в какой спешке и с надеждой на авось мне помогали готовить документы, потому что если и спрашивают, кто мне помог в конкретном случае, то затем по каким-то своим причинам замалчивают это. Чаще интересуются суммой и тем, читал ли Дмитрий Медведев мои стихи. Редко у кого хватает такта не спрашивать меня о таких вещах.

– Ну здесь даже не о «Литературной газете» речь. Хотя я могу засвидетельствовать, что ваши стихи рекомендовали нам самые разные люди, которых трудно заподозрить в том, что они являются членами какой-то единой команды…

– Есть такое известное выражение «составляющие успеха». Если говорить обо мне, то это огромное количество людей, которые помогали и помогают мне, и время, идущее для меня особым образом. До премии столько разных событий произошло, что будущее успело стать настоящим, а части сложились в некое подобие целого.

Уже были публикации на тот момент в «Литературной газете», «Знамени», «Дружбе народов», «Сибирских огнях». Были фестивали, встречи, поездки. Я человек медлительный, сомневающийся, рассеянный и забывчивый. Делаю всё долго, часто откладываю на потом. Но всегда находится кто-то, кто подбадривает и говорит мне: «Эй! Не спи! Не стой на месте!» Иногда даже самое незначительное замечание, указывающее на ошибку, оказывается важным. Я же могу делать только одно – писать, а как написала и что, мне уже не слышно. Получается, что первый помощник – это мой читатель. Представляете, некоторых из них я знаю по именам, знаю иногда, как они живут, даже если они находятся на другом конце земли. Не знаю, что бы я делала без поддержки. Ничего, наверное, не делала бы. Даже если вспомнить последний Форум молодых писателей России, то был там такой момент, когда я не знала, как вести себя после разбора моих же стихов на семинаре «Ариона» и «Нового мира». Я пала духом, если честно, хотя мне всего лишь указали на мои ошибки. Это в самом начале не страшно, а спустя какое-то время любая мелочь может стать огромной горой и задавить на раз. Вот с такой горой за спиной меня в коридоре перехватила Ольга Юрьевна Ермолаева (в тот же день) и предложила с той же самой подборкой стихов разобраться и на семинаре «Знамени». Там говорили уже совсем о другом, и я смогла переключить внимание. А не случись этой встречи в коридоре, не обрати Ольга Юрьевна внимание на моё состояние, возможно, я расплакалась бы даже и опустила руки.

– Вас называют уже сформировавшимся поэтом, а сами вы скромно утверждаете, что многому ещё должны научиться… У кого учитесь?

– Сложно отвечать на этот вопрос. Обычно стараюсь назвать пару имён, которые сразу всплывают в голове. На самом деле эта своеобразная учёба всегда и одномоментна, и продлена во времени. Есть какая-то книга, которую я открывала, например, вчера. Это может быть даже что-то и из Интернета (свежий номер «толстяка», подборка на сайте «Полутона», книга на сайте «Вавилон», френд-лента в «Живом журнале» и др.). И есть то, что я читала когда-то. Не знаю как, но всё строится на запечатлении и переживании чужого опыта, а потом и своего собственного. Но учиться можно вообще у всего. Были бы зрение и слух. Как Саша Кабанов сказал:

Я изучаю смысл родимых сфер:

пусть зрение моё – в один Гомер, пускай мой слух – всего в один Бетховен.

– Видите себя в дальнейшем профессиональным литератором? Что для вас стихи – только лишь лингвистические опыты или жизнь?

– Я не понимаю, что значит быть профессиональным литератором. Меня об этом спрашивали уже много раз, и всегда в голове возникает такая картинка: я стою в робе с лопатой и вытираю грязной рукой пот со лба. Понимаете, мне даже слов таких не подобрать, чтобы показать моё истинное отношение к поэзии. Она и жизнь моя, и смерть моя, и мачеха, и дочь, и любовница, и война. Я бы отказалась от неё навсегда, если бы могла, столько сил и радости отнимает у меня всё это. Но столько сил и радости даётся в то же время, что стихотворение может быть и воскрешением – однократным, кратким, болезненным и праздничным. Слышите, какая патетика? Сильно волнуюсь, отвечая на ваш вопрос.

– А кроме литературы что вас ещё интересует?

– Много всего. Здесь бы надо сказать о моей семье, о дочери, о времени, о будущем, но об этом нельзя говорить как об интересе. Это – жизнь. А если об интересах, то это политика, наука (я слежу за новостями в научной сфере), музыка. Мне бы хотелось заниматься разными вещами, но я понимаю, что выбрать могу только что-то одно (и выбрала), иначе просто не доведу задуманное до конца.

– Интервью наше выходит в канун женского праздника, поэтому, во-первых, хотелось бы вас поздравить, во-вторых, пожелать вам исполнения всех желаний, в-третьих, поинтересоваться – чего вы сами себе желаете?

– Недавно составляла тайный список своих желаний. Девичьи глупости иногда лучше не озвучивать. Но я хотела бы, чтобы меня никогда не предавали, чтобы мне не лгали. Хотела бы не терять друзей. Ещё долго жить и никогда не стареть.

Три дополнительных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Думаю, это пресловутая привычка ожидать большего и заблуждаться. Если бы времена менялись, мы бы не примеряли прошлое на себя, нам бы не казалось, что какие-то события подходят как влитые. Шубка с чужого плеча, а сидит хорошо. Меняются язык, способы и средства разговора, меняются ценности. А люди, которые делают литературу, нет. Сейчас можно просто чего-то не видеть, не слышать, не понимать лишь потому, что отсутствует умение видеть-слышать-понимать новое. Достоевского и Толстого не будет, и не стоит их высматривать. Будет кто-то другой. Но это моё субъективное мнение, я тоже могу заблуждаться и обольщаться.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Хм… Сейчас тоже есть «властители дум», но не все их считают таковыми.

Литератор получает того читателя, какого он заслуживает. Если читатель не приходит или отворачивается от писателя, то это всего лишь недопонимание. Не говорю «взаимное», потому что не верю в то, что пишущий заранее ориентируется на читающего, учитывая его интересы (если, конечно, это настоящее искусство, а не так…). Думаю, пока человек не утратил способности развиваться и совершенствоваться, он будет читать. Философы же вывели чёткую связь между языком, речью и мышлением. Так что ситуацию «литература без читателя» мне не вообразить.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– Ни на какой. Но я иногда мысленно говорю себе так, как слышала в детстве, с той же прелестной интонацией: «Маша, ты остаёшься одна дома. Веди себя хорошо».

«Литературная газета», 7 марта 2012 г., № 9