Текст книги "101 разговор с Игорем Паниным"

Стать переводчиком сегодня никто не мечтает

Китайскому профессору пишут

В гостях у «ЛГ» Лю Вэньфэй – известный китайский русист, профессор и заведующий Отделением русской литературы Института зарубежной литературы Академии общественных наук Китая, президент Китайской ассоциации по исследованию русской литературы, переводчик Пушкина, Горького, Белого, Проханова, Виктора Ерофеева и других русских писателей. В этом году Лю Вэньфэй вошёл в «короткий список» премии «Читай Россию», и мы беседовали с ним в день оглашения имён победителей.

– Вы много переводите как русскую классику, так и современных авторов. А чем вы руководствуетесь в выборе произведения: оно вам понравилось лично или вызвало какой-то ажиотаж, или есть какие-то плановые вещи, которые просто нужно перевести?

– Я перевожу потому, что люблю конкретного писателя и конкретное произведение. Это, во-первых. Во-вторых, бывает, что перевод – это непосредственный заказ издательства, некий проект. В-третьих, есть произведения, которые просто необходимо переводить для обогащения культуры Китая. Например, лет десять назад я составил серию книг литературы Серебряного века и перевёл две книги для этой серии…

– У вас есть перевод романа Михаила Арцыбашева «Санин». С чем связан ваш выбор? В России Арцыбашев писатель не то что забытый, но, скажем так, явно не первого ряда.

– «Санина» я перевёл по заказу. Но надо сказать, этот роман в Китае имел и имеет влияние. Когда «Санин» вышел в свет, в Китае как раз началось движение к новой культуре и к новой литературе. Так называемое движение «4-го мая». Первым переводчиком «Санина» в Китае является известный писатель и основоположник новой китайской литературы Лу Синь. Появление такого романа считается символом революции, снятия многих запретов, смены образа жизни. Для своего времени «Санин» – хороший роман в том смысле, что изменил направление литературного развития. Вот я только что закончил перевод «Истории русской литературы» Мирского. Так вот Мирский там замечает, что Арцыбашев прямой наследник Льва Толстого, в особенности его повести «Смерть Ивана Ильича». Поэтому, на мой взгляд, Арцыбашев в истории русской литературы отнюдь не мелкий писатель.

– А правда, что в Китае самое популярное русскоязычное произведение – это «Как закалялась сталь» Николая Островского? Пару лет назад у вас даже сериал снимался по этому роману.

– Да, сериал действительно снимался… Дело в том, что этот роман включён у нас в школьную программу, и поэтому каждый год переиздаётся довольно большим тиражом. Родителям приходится покупать его своим детям. Поэтому трудно сказать, насколько он в принципе популярен у обычных читателей

– А каковы вообще тиражи современных известных китайских прозаиков?

– В среднем – пять-восемь тысяч. Правда, у очень популярных и известных новое произведение может выйти тиражом и в сто тысяч.

– А тиражи поэтических книг?

– Гораздо меньше. Часто поэты издают стихи за свой счёт. Ну, конечно, кроме тех, которые считаются живыми классиками. Но таких немного. Например, Бэй Дао.

– Среди переведённых вами русских авторов есть, например, Виктор Ерофеев и Михаил Елизаров. Интересно ваше личное мнение, скажем, о романе «Библиотекарь» Елизарова…

– Честно говоря, если сравнить этих двух писателей, то я предпочитаю Ерофеева. Что касается «Библиотекаря», то обратите внимание: я только один из трёх переводчиков, потому что это произведение было переведено по заказу. Мне пришлось переводить последнюю часть этого романа. Роман Ерофеева «Русская красавица», насколько я знаю, наделал много шума, когда вышел в России. Поэтому вполне понятно, что в Китае тоже возник к нему интерес. Это смелая эротика, в какой-то мере символ новой российской литературы, определённая веха в её развитии. Другое дело, что я, естественно, смотрю на русскую литературу взглядом постороннего, взглядом учёного и обращаю больше внимания на художественность, на литературность вне зависимости от популярности. Но тем не менее считаю, что нашумевшее произведение нельзя совсем игнорировать. Если его заметили на родине, то, наверное, в нём есть то, что будет интересно и другим народам.

– Здесь, согласитесь, существует некая опасность. Ведь есть очень достойные произведения, которые не делают никаких скандалов, тем не менее они являются подлинными, а иные вещи специально пишутся для того, чтобы наделать шума, но не имеют серьёзного внутреннего наполнения. Не получат ли в такой ситуации китайские читатели искажённое представление о русской литературе? Вот, скажем, Шукшин. Замечательный писатель, но он не создал ничего скандального…

– Конечно, такая опасность существует. Но, увы, заказы поступают только на определённые произведения. Однако есть и другая сторона вопроса. Ведь перевод – это не главная и не единственная наша задача. Мы в Китае сами пишем историю русской литературы. Что касается специалистов, филологов, китайских славистов, то, поверьте, мы правильно понимаем вашу литературу и оцениваем объективно и классику, и современные произведения. Более того, Шукшина мы тоже перевели.

– А если сравнивать переводы классиков и переводы современных авторов, то какие изменения, на ваш взгляд, претерпела русская литература, помимо того, что в ней стало больше эротики? И как изменилась китайская –  от классики до современности?

– Да, в переводных современных произведениях действительно много эротики. Кстати, у вас недавно вышел целый эротический номер журнала «Иностранная литература»… Что касается русской литературы, то довольно большие изменения претерпела и тематика произведений, и язык. Много и стилистических новшеств. Но всё это абсолютно естественно, литература постоянно развивается. Правда, чаще всего утрата классических ориентиров, особенно в языке, ведёт и к эстетической, и, что особенно страшно, к этической деградации, в результате чего произведения литературы вместо преображения жизни усугубляют её тяготы. Основная же задача реалистичной литературы – не только показать правду жизни, но и дать надежду для дальнейшего существования, оказать некую психологическую поддержку. Если говорить о китайской литературе, то она достаточно консервативна и в своей мировоззренческой основе, во взгляде на основные человеческие ценности остаётся практически неизменной. Хотя, разумеется, в современной литературе звучат актуальные темы, видны приметы времени…

– Расскажите поподробнее о той вашей работе, которая номинирована на премию «Читай Россию». Это перевод писем Рильке, Пастернака и Цветаевой. Такой эпистолярно-любовный треугольник …

– Мне кажется, что я в некотором смысле вообще случайный кандидат. Несколько российских корреспондентов во время конференции подходили ко мне и спрашивали, почему я один представляю целую Азию? Странно, что не было славистов из Японии, из Кореи…

– Чем эта переписка так заинтересовала вас, что вы решили перевести целую книгу? Это был личный интерес или заказ издательства?

– Я давно занимаюсь этой работой, более двадцати лет. И исключительно по своему вкусу. Когда я был на стажировке в России, то исследовал историю русской литературы ХХ века. Меня заинтересовали фигуры Цветаевой и Пастернака. А Рильке вообще мой любимый поэт. В «Доме книги» на Арбате я купил этот том и всю переписку прочитал за одну ночь. Там не только о любви, но есть интереснейшие рассуждения об искусстве, о кризисе мировой поэзии в начале прошлого столетия. После перевода писем на китайский язык я с удивлением понял, насколько велик интерес к ним в Китае. Мне писали учителя из провинций, простые читатели. Очень много писем пришло. Но переводить эти письма было довольно трудно. Там много метафор и образов, которые непросто передать адекватно. Не побоюсь показаться нескромным, но эта работа свидетельствует и о моём переводческом уровне.

– А каким тиражом вышла эта книга?

– Восемь тысяч.

– Для подобного жанра довольно большой тираж.

– Да, немаленький. Даже бестселлеры немецкой, французской литературы имеют тираж не больше десяти тысяч.

– А вообще, если сравнивать: русская литература в Китае переводится больше, чем другие литературы, или меньше?

– Примерно одинаково. Хотя если взять американскую литературу, включая и массовую, то она занимает около восьмидесяти процентов всей переводной. Остальные двадцать процентов – это японская, русская, французская, немецкая и другие.

– А почему такой большой процент американской литературы?

– Это вопрос непростой. Наверное, основная причина в глобализации, в гегемонии английского языка, гегемонии англоязычной культуры. У вас, наверное, тоже так?

– У нас американская литература в основном представлена такими жанрами, как фантастика, фэнтези, детективы. Не сказать, что она у нас доминирует.

– Я, скорее, имел в виду культуру в целом, даже больше массовую: фильмы, компьютерные игры…

– В советское время у нас была целая армия высококлассных переводчиков. Переводили на русский тексты малых народов России, произведения мировой литературы. Даже известные авторы занимались переводами, поскольку за это очень хорошо платили. Сейчас всё это в прошлом, профессия переводчика умирает. Молодые неохотно берутся за переводы, потому что это не приносит денег, а если и переводят что-то, то недостаточно качественно. А у вас в Китае как?

– Ситуация, к сожалению, схожая. Приведу такой пример. За перевод романа Фадеева «Молодая гвардия» в 50-е годы прошлого столетия переводчику, бывшему директору нашего института, профессору Е Шуйфу заплатили девять тысяч юаней. На них он купил целую усадьбу в центре Пекина, с парком, с пристройками. Сегодня за перевод книги мы тоже получаем примерно девять-десять тысяч юаней, но это совсем другие деньги – половина месячной зарплаты простого профессора в Китае. Переводить ради заработка стало невыгодно. Имеет смысл делать это только из любви к литературе. Стать профессиональным переводчиком, если, к примеру, говорить о моих аспирантах, никто не мечтает. Иначе говоря, никто не сможет жить переводами. Это печально. Кто будет после нас переводить русскую литературу, французскую, немецкую?

– А популярную у вас американскую литературу есть желающие переводить?

– Хороший вопрос. Надо отметить, что качество перевода американской литературы гораздо ниже, чем, скажем, русской. Почему? Плата за перевод выше, а профессионализм переводчиков ниже. Издательство, купившее права у американских коллег, хочет как можно быстрее издать книгу, чтобы сразу получить прибыль. А скорость, естественно, сказывается на качестве перевода. И потом – чаще всего это коллективный перевод. А он в принципе не может быть качественным.

– Вы уже довольно долго работаете с русской литературой. Вас не огорчает тот факт, что в России современные китайские авторы практически никому неизвестны и не издаются? Вот недавно у нас в «ЛГ» на первой полосе была небольшая рецензия на книгу Ду Фу, но это классик. Современных же китайских авторов мы почти не знаем. Что необходимо сделать, чтобы книги китайских прозаиков появились в России? Есть ли, скажем, в китайской поэзии последних лет свой Рубцов, свой Бродский, поэты, которых обязан знать каждый?

– Появление в России книг китайских авторов – это задача российских китаистов. Что касается моего вклада, то три года назад я составил современную антологию китайской поэзии. Она называется «Азиатская медь». Книга вышла в Петербурге, в издательстве «Востоковедение». Я выступил как составитель и написал предисловие. Покойная Римма Казакова тоже написала предисловие, которое потом опубликовала отдельной статьёй у нас в журнале «Мировая литература». Недавно ко мне обратились из журнала «Дружба народов», они хотели издавать специальный номер по китайской литературе. Может быть, у нас нет такого поэта, как Бродский, но у нас тоже есть очень хорошие поэты. Например, Бэй Дао. Теперь он живёт в Гонконге. Жаль, что недавно он очень серьёзно заболел…

– А вот по поводу цензуры в Китае. Как вы издаёте некоторые русские романы вроде «Русской красавицы»? На них цензура не распространяется?

– Отношение в Китае к зарубежной литературе в этом смысле гораздо мягче.

Так примерно было и у вас в советское время…

– Как глобализация влияет на Китай? Известно, что китайская литература более консервативна, чем европейская…

– Постараюсь ответить коротко. Я был в Англии, в Америке и в России. Могу сделать вывод, что глобализация в Китае имеет меньше влияния на современную литературу и культуру, чем на экономику. Потому что язык экономики – это деньги, а язык литературы – слово. К счастью, китайский язык мало кто знает! Он сложен в изучении. Иероглифы – это в какой-то степени наша защита от вторжения в китайский язык иноязычного начала.

– Если я правильно понял, заимствуя слова из англоязычной лексики, вы заимствуете понятие, а не само слово?

– В принципе да. Англоязычные слова не вносятся в язык как новые без всяких изменений, а претерпевают определённые метаморфозы, китаизируются, приобретают понятие соответственно нашему менталитету. И это даёт возможность сохранить языковую самобытность и защитить нашу современную культуру от натиска глобализации.

– Нам это, увы, удаётся в меньшей степени. Современный русский язык, особенно в области технологий, как репейник цепляет все иноязычные, в частности, англоязычные слова. Очистить его уже практически невозможно.

– Русский язык сам по себе очень богат. И богатство это, естественно, прирастает новыми словами – и сленговыми, и иноязычными. Но любой язык как единый организм очень мудр, поэтому со временем, даже если останется разговорная шелуха, ядро укрепится в подлинной литературе в чистом виде, отринув всё наносное и недолговечное.

– Будем надеяться, что так и случится.

– Обязательно! Иначе и быть не может!

«Литературная газета», 9 сентября 2012 г., № 38

За Геббельса ответишь!

«Алгоритм» отмечает своё двадцатилетие, отбиваясь от судебных исков

Александр Иванович Колпакиди – писатель, историк, с 2012 года – главный редактор московского издательства «Алгоритм». Родился в 1962 году в Туапсе. Окончил исторический факультет ЛГУ им. А. А. Жданова в 1983 году. Преподавал историю и политологию в Политехническом университете и Ленинградском электротехническом университете. В 1998 году редактировал журнал «Секретное досье» (Санкт-Петербург). С 2000 года – ведущий редактор издательства «Нева» (Санкт-Петербург). С 2003 года – главный редактор, замдиректора издательства «Яуза» (Москва). Автор и соавтор более 20 книг по истории отечественных спецслужб и истории СССР: «Империя ГРУ», «Внешняя разведка России», «Энциклопедия военной разведки России», «Энциклопедия секретных служб России», «Спецназ ГРУ» и др. Живёт и работает в Москве.

– На главной странице сайта «Алгоритма» размещена информация о 20-летии издательства. Однако другие источники в интернете, в частности «Википедия», называют годом основания «Алгоритма» 1996-й. Да и на том же самом вашем сайте в разделе «Об издательстве» говорится, что оно было основано в 1996 году. Так когда всё-таки?

– История вполне типичная для перестроечных времён. Два бывших физика на основе книготорговой фирмы в 1994 году решили организовать издательство. В 1995 году получили лицензию, и тогда же вышли первые книги. А раскрутились позже. Вот и считаем от даты получения лицензии.

– А как вы прокомментируете версию, что «Алгоритм» – это удавшаяся попытка Вадима Кожинова «создать своё «черносотенное издательство». Он что, вот так прямо и говорил о «черносотенном издательстве»? И какова была его истинная роль в создании «Алгоритма»?

– Через год произошло объединение с издательством «Чарли» (издавало собрания сочинений Костомарова, Иловайского, Татищева, Шильдера), и главным редактором издательства стал Павел Сергеевич Ульяшов (кстати, в прошлом сотрудник «Литгазеты»). А уже Ульяшов ввёл в издательство Вадима Валериановича. Он тогда работал над своим историческим циклом, мы обсуждали его книги, книги других авторов. Кожинов порекомендовал издать Сергея Кара-Мурзу, Александра Панарина – ну какое тут черносотенство? Так формировалось издательское лицо «Алгоритма».

– Но книги Кожинова вы издаёте. В том числе и о черносотенцах?

– Да, «Алгоритм» очень успешно издавал его исторический цикл, публицистику. Книгу «Черносотенцы» мы издали не первыми и уже гораздо позднее. Кроме того, при помощи глубокого знатока творчества Кожинова Юрия Васильевича Крупнова я уже лет 10 выпускаю сборники статей Вадима Валериановича на различные темы. Один из таких сборников мы как раз готовим.

– А что за история у вас с книгой Геббельса и последовавшими за ней судебными процессами?

– Мы издали небольшим тиражом юношеский роман Геббельса «Михаэль».

В экстремистских списках его, естественно, не могло быть, ведь это было первое издание на русском языке. Роман был снабжён соответствующим справочным аппаратом, комментариями специалистов. То есть это однозначно научное издание. Мы и не думали, что произведение может трактоваться как экстремистское, ведь Геббельс писал его тогда, когда ещё не состоял в НСДАП, не был никаким активистом нацистской партии, а наоборот, сочувствовал коммунистам. Да и прототипом главного героя романа был коммунист. К сожалению, есть у нас в стране «профессиональные» борцы с антисемитизмом, делающие на этом богоугодном деле «свой маленький гешефт», и мы стали их жертвой.

– Но это же абсурд – судить за книжку художественной прозы! Тогда и картины Гитлера надо запретить тиражировать в СМИ. Вдруг кому-то понравятся его акварели…

– Этот абсурд очевиден для всех, кроме работников прокуратуры и небольшой горстки злопыхателей. Даже традиционно негативно относящиеся к «Алгоритму» люди отреагировали, если и не словами поддержки, то, по крайней мере, указанием на явную глупость и надуманность обвинения.

– А эти люди, которые с вами судятся, –  кто они? Это психически больные или, может, выразители настроений определённой части нашего общества?

– Ситуация намного хуже. С нами судятся не люди, с нами судится выстроенная в последние годы система «борьбы с экстремизмом», а реально – система тотального очковтирательства. Эти персонажи не понимают или притворяются не понимающими, что люди выходят на Манежку не потому, что прочитали юношеский роман Геббельса. А потому, что власть не исполняет своих элементарных обязанностей. И «Алгоритм» тут не единственная жертва, уже были прецеденты, когда решением суда экстремистской была признана цитата из Горького, а недавно какой-то анекдот занесли в список экстремистских произведений… На самом деле, с тех пор как за дело взялась правоохранительная система, а не сообщества «профессиональных антифашистов», под ударом оказались все. Вспомним более экзотический случай: огромный срок (шесть лет!) получил известный русофоб Сто-махин. Мне отвратительны мысли Стомахина и его политическая деятельность. Но давать за публикации срок, как за убийство, –  это перебор!

– Но давайте уж будем откровенны: у вас эпатажное издательство.

И дело даже не в том, что ваши книги кто-то не любит, но и в вас самих, наверное, тоже. Вот вас же никто не заставлял выпускать книгу от имени группы «Pussy Riot»…

– В каждой хорошей, искренней книге на общественно-политическую тему есть что-то для кого-то неприятное. Мы к этому привыкли. Но тут главное – всё же правда. Вот мы издали тексты, принадлежащие членам названной вами группы и их окружению, и они же потребовали их убрать: испугались правды. Системе надо бы не галдеть по поводу «дрыгоножества», а тексты их публиковать. Но кто-то был заинтересован в их пиаре.

– А на книжную выставку «Non-fiction» почему «Алгоритм» несколько раз не допускали?

– С определённого момента не допускают. У нас есть конспирологическая версия. Мы когда-то издали книгу «Дело «Норильский никель», в которой главным действующим лицом выступал фигурант списка Форбс «100 самых богатых евреев мира» г-н Прохоров, он же являлся одним из спонсоров выставки «Нон-фикшн» и ещё книжной ярмарки в Красноярске. А культурными инициативами Прохорова управляли из Библиотеки иностранной литературы, в которой находились штаб-квартиры американского, британского, израильского и многих других «культурных центров». Ну, это гипотеза, как вы понимаете, мы грешны «конспирологией» и поэтому допускаем и иные причины.

– Вы историк спецслужб. Означает ли это, что ваше издательство имеет какое-то отношение к спецслужбам? Ну, или, допустим, совместные проекты какие-то есть? Вообще, насколько этот миф о «всесилии КГБ» имеет под собой основания? Вот я сейчас тоже задаю вам такой вопрос, следовательно, я тоже не абы кто и не просто так всё это затеваю, короче, вы понимаете…

– Единственные проекты, которые у нас связаны со спецслужбами, –  это книжные серии, посвящённые истории советской разведки. У нас хорошие творческие отношения с отдельными авторами, которые в разное время занимали разные должности в этих самых службах. Один из самых на сегодняшний день «продаваемых» авторов нашего издательства – это трагически ушедший из жизни легендарный генерал КГБ, руководитель внешней разведки Л. В. Шебаршин. Недавно мы выпустили прекрасную книгу В. Д. Поволяева о нём, и ветеранская организация КГБ закупила у нас несколько сотен экземпляров. Это единственный, если так можно выразиться, «контакт» нашего издательства со спецслужбами. Если серьёзно, то в наши дни тиражи книг так ничтожно малы, что спецслужбы на издательства вряд ли обращают своё внимание.

– На украинские события «Алгоритм» как отреагировал? Может, переиздали книгу Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма» или что-то в таком роде?

– Мы выпустили несколько книг украинских публицистов, которые не приемлют той ситуации, которая складывается у них в стране. Это Андрей Манчук, Миро-слава Бердник, Сергей Аксёненко и многие другие. В свет вышел и ряд изданий по новейшей истории Украины, особенно я хотел бы выделить монографию Алексея Баканова, посвящённую идеологии ОУН, –  это единственное, не имеющее аналогов исследование такого рода. У нас вышло впервые изданное «для широкого читателя» пособие КГБ УССР по борьбе с украинским национализмом, представляющее огромный научный интерес. Мы начали и публикацию художественных романов писателей Новороссии – стартовали с романа Фёдора Березина «Война 2030. Красный рассвет». Что касается Ульянова и других классических критиков «украинства», то как раз сейчас мы задумались об их переиздании. Кстати сказать, ещё в 2008 году я выпустил сборник статей на украинскую тему «Бандеризация Украины – главная угроза для России». К сожалению, книга оказалась пророческой.

– Чем «Алгоритм» кардинально отличается от других российских изданий? В чём его изюминка, фишка?

– Мы сейчас единственное издательство в стране, которое последовательно придерживается принципов свободы слова. Это громко звучит, но, я подчёркиваю, мы – единственные, других нет, за исключением, быть может, каких-то совсем маленьких издательств, которые не играют роли на рынке и практически незаметны в крупных сетях. Конечно, на первом месте для нас интересы бизнеса: мы всё-таки коммерческое издательство. Но если у автора есть своя аудитория, если он востребован, если мы верим в его успех, то нам не так важно, каких именно взглядов он придерживается. Мы готовы публиковать не только своих единомышленников –  патриотов и коммунистов, но также и националистов, и либералов. Посмотрите наши каталоги: там авторы самые разные – от оппозиционеров до государственных чиновников. Это уже не совсем «фишка» – это наша сверхзадача!

«Литературная газета», 28 января 2015 г., № 3–4