Текст книги "101 разговор с Игорем Паниным"

«Мы открыты миру»

Журнал «Крещатик» давно перерос рамки эмигрантского, став общероссийским и даже общеукраинским. Сегодня мы беседуем с его главным редактором Борисом Марковским.

Борис Марковский – поэт, переводчик, редактор. Родился в 1949 году в Киеве. С 1994 года живёт в Германии, в городе Диммельзее. В 2002 году в издательстве «Алетейя» (СПб.) вышла книга стихов и переводов «Пока дышу, надеюсь», в 2006-м в том же издательстве – книга избранных стихов и переводов «В трёх шагах от снегопада». В 2011-м – «Мне имени не вспомнить твоего». С 1998 года – главный редактор и издатель международного литературного журнала «Крещатик».

– Почему вы выбрали именно такое название для своего детища – «Крещатик»? Сразу возникают ассоциации с Киевом.

– Вы знаете, будучи киевским поэтом, я бы назвал своей малой родиной даже не Киев, а собственно Крещатик – улицу, во дворах и подворотнях которой прошла моя юность, улица, где когда-то «завязывались великие дружбы, писались великие стихи, происходили знаменательные встречи», улица, которую мне захотелось перенести в русскоговорящее ментальное пространство. Именно по этой причине, чтобы сохранить дух, ауру древнего города, мы публикуем произведения многих киевских авторов. Это поэты Наталья Бельченко, Владимир Гутковский, Алексей Зарахович, Татьяна Ретивова, Валерий Юхимов, Мария Храпачева, прозаики Александр Павлов, Платон Беседин, Алексей Александров… С Киевом наш журнал продолжает многое связывать. В Киеве живёт завотделом прозы «Крещатика», замечательная, на мой взгляд, писательница Елена Мордовина, которая мне очень помогает в работе над журналом.

– А как вообще зародилась идея издавать журнал? Насколько его издание было востребовано в русскоязычной среде?

– Пятнадцать лет назад, в 1997 году, когда мы только начинали, потребность в создании подобного журнала была огромная – существовало множество авторов, разбросанных по всему миру, читателей, которым не хватало новой, свежей прозы, поэзии, эссеистики. Не был в такой мере, как сейчас, освоен Интернет, поэтому журнал стал глотком свежего воздуха, для некоторых – единственной возможностью быть услышанными и постоянно пребывать в творческом тонусе. Некоторые поэты, сейчас всеми признанные, востребованные, хорошо издающиеся, лауреаты престижных премий, в течение более чем десятилетия публиковались у нас, в «Крещатике».

– Были спонсоры? Или всё это – только вашими трудами и финансами?

– С самого начала существования журнала мы финансируем его самостоятельно, что позволяет публиковать исключительно тех авторов, произведения которых мы считаем достойными, никогда не позволяем этой планке опуститься, пусть даже эта планка, этот уровень во многом определяются моим собственным вкусом. Первые десять лет журнал издавался в питерском издательстве «Алетейя», сейчас – под эгидой московского издательства «Вест-Консалтинг».

– В самой Германии журнал читают? Он продаётся в розницу, распространяется по подписке?

– Да, существует подписка – в Германии, на Украине, в Австрии, Франции и т. д., небольшая, правда. Немецкая фирма Kubon & Sagner закупает у нас номера для библиотек. Но всё это капля в море. Большинство читает его, конечно же, в Интернете. Он доступен как на нашем сайте (www.kreschatik.nm.ru), который бесплатно делает замечательный киевский веб-мастер Павел Маслак, так и на сайте «Журнального зала». Сейчас мы работаем над тем, чтобы журнал можно было приобрести для чтения на iPad и других подобных устройствах. Чтобы это было удобно и доступно.

– Где основные ваши читатели – в Германии или всё же на постсоветском пространстве?

– Я бы сказал, что читатели, благодаря опять-таки Интернету, у нас по всему миру. Конечно, печатную версию журнала легче купить в России – журнал продаётся в магазинах Москвы и Петербурга.

– А в чём отличие «Крещатика» от других русскоязычных литжурналов Германии? Да и есть ли они там?

– Другие журналы существуют. «Литературный европеец», например – журнал Союза русских писателей в Германии, он совершенно по-другому ориентирован – главный редактор считает, что в России у них нет потенциального читателя –  это и есть основное отличие подобных журналов от «Крещатика». Ничего не хочу сказать плохого, но это совершенно другой уровень. Мы открыты миру, но при этом не забыли и о своём происхождении, что отражено в названии. «Крещатик» представлен в «Журнальном зале», а это о многом говорит.

– В России ваш журнал воспринимают как «свой»? Или всё-таки его относят к чисто эмигрантским?

– Да, безусловно, «Крещатик» воспринимают как «свой». У нас печатается множество российских авторов. Начну с прозаиков – Евгений Орлов (Владивосток), Вячеслав Чмиль (Санкт-Петербург), Александр Киров (Каргополь), Роман Файзуллин (Башкирия), Евгений Степанов (Москва), Айдар Хусаинов (Уфа). Почему я упоминаю города – мы всегда, в каждом номере, их обозначаем, это даёт некоторое представление о географии журнала, придаёт каждому номеру некую «шарообразность», «сферичность». Российские поэты, представленные в журнале – Пётр Брандт, Андрей Сизых, Герман Власов, Татьяна Грауз, Владимир Алейников и др., перечислить всех просто невозможно, за 15 лет мы опубликовали тексты около 1500 авторов… Все эти авторы живут и работают в России, поэтому ещё раз подчеркну: мы являемся полноправными участниками российского литературного процесса. Дружим со многими фестивалями, с Волошинским конкурсом, представляли на страницах журнала его участников, с Союзом писателей XXI века – недавно у нас была интересная подборка от них: Константин Кедров, Андрей Коровин, Сергей Арутюнов, Лилия Газизова.

– Давно говорят, что «толстые» литжурналы умирают – тиражи сокращаются, подписчиков нет. Вам, должно быть, ещё труднее? Как «Крещатику» удаётся удерживаться на плаву?

– Нам как раз легче, чем остальным, поскольку мы с самого начала рассчитывали исключительно на собственные силы. С распространением Интернета, когда печатная версия становится всё менее востребованной, журнал переживает не самые лучшие времена. Но мы, как я уже сказал, осваиваем новые методы привлечения читающей аудитории.

– А коренных немцев вы печатаете? Всё-таки, если журнал издаётся в Германии, то, наверное, он как-то должен отражать и жизнь литературы Гёте и Шиллера…

– Публикация переводов для любого журнала – самая сложная проблема, это связано с издательскими правами, с гонораром переводчикам. Отражать жизнь немецкой литературы мы можем пока только с помощью энтузиастов. Многие из переселившихся в Германию русских только здесь открыли для себя мир немецкой литературы, начали переводить. Я думаю, что со временем таких авторов, связующих журнал с немецкоязычным миром, будет всё больше.

Мы печатаем много переводов с немецкого – как классиков, так и ныне живущих авторов: Хольгера Швенке, Вольфдитриха Шнуре, Пауля Целана, Хуго фон Хофманншталя, Гюнтера Айха, прозу молодых немецких авторов Юдит Герман и Уве Копфа. В нескольких последних номерах была напечатана интересная повесть Б. Л. Брайнина (псевдоним Зеппа Эстеррайхера) «Воспоминания вридола (временно исполняющего должность лошади)» – ссыльного советского немца, точнее, австрийца по происхождению, поэта, переводчика, много сделавшего для русской и немецкой литературы, для просвещения русских немцев Поволжья, для нашей культуры вообще. Он репатриировался в Австрию в 1992 году, а за пять лет до репатриации написал воспоминания о пребывании в лагере и в трудармии. В своё время к написанию мемуаров Брайнина подвигал Твардовский. И, вы знаете, получилась потрясающая повесть, ничуть не хуже, на мой взгляд, чем «Качели дыхания» нобелевского лауреата Греты Мюллер.

Мы также привлекаем к сотрудничеству германистов. Таких, например, как Грета Ионкис, живущая в Кёльне.

В Аугсбурге живёт и трудится один из самых известных переводчиков с немецкого на русский Вальдемар Вебер. Он в 70–80-е годы издал в Москве несколько обширных фундаментальных антологий поэзии Австрии и Западной Германии, сборники поэтов Люксембурга и немецкой Румынии. Сейчас он вернулся к переводам, начал активно печататься как переводчик, он член редколлегии нашего журнала и одновременно выступает как автор – публикует свои переводы немецкой прозы (Г. Бенн, З. Ленц, В. Д. Шнурре), поэзии (Э. Ремарк, Й. Бобровский), немецкие литературные манифесты (экспрессионизм, дадаизм), готовит для нашего журнала новые переводы и статьи о немецкой литературе.

– В Германии около пяти миллионов людей с российскими корнями, примерно четыре миллиона среди них – это потомки российских немцев и русскоязычные члены их семей. Ещё не одно поколение этих людей будет говорить и читать по-русски. Наверняка многие из них, даже молодые, несмотря на то, что вырастают тут, пишут всё-таки на русском.

– Да, и таких пишущих на русском предостаточно. Многие из них двуязычны.

Некоторых мы планируем представить в мартовском номере, частично посвящённом российским немцам. Конечно, выделять их в отдельную литературную группу абсурдно, но что их объединяет, так это прежде всего общность их трагической судьбы, она-то и находит выражение в содержании их произведений, ещё на протяжении многих десятилетий тематика эта будет их объединять. Абхазец или якут, живущие в Москве, не потерявшие связь с родиной, но пишущие по-русски, тоже ведь имеют свою специфику, они русские литераторы с особым акцентом. Печатая литераторов – российских немцев, как и вообще русскоязычных литераторов, живущих в Германии, мы выступаем не только как эмигрантский журнал, но и как журнал в какой-то степени интеграционный. Русский язык для многих людей в Германии ещё долгие годы будет одним из средств интеграции в европейское общество. Кстати, одна из главных тем в прозе российских немцев – проблемы интеграции и амбивалентность их менталитета.

– Не хотите ли вернуться на родину, в Киев?

– Мне этот вопрос постоянно задают. И я отвечаю, что провожу в Киеве много времени – приезжаю туда не менее четырёх раз в год. В итоге получается, что вижу город, гуляю по его улицам, в том числе по Крещатику, не реже, чем когда-то, постоянно в нём проживая. В Германии всё время поглощает работа – журнал, редакторская деятельность, подготовка к печати книг наших авторов, а отдыхаю я именно в Киеве.

«Литературная газета», 26 декабря 2012 г., № 52

Виктор Мережко: «Я собой доволен»

Виктор Мережко достиг всего, чего хотел, но продолжает активно работать

ЛЕНИН БЫЛ ПРАВ?

– Виктор Иванович, чего, на Ваш взгляд, не хватает современному российскому кинематографу?

– Видите ли, в чем дело. Когда-то мы снимали советское кино. Оно отличалось от французского, которое мы все очень любили, от итальянского, американского… А теперь наше кино не имеет своего лица. Потеряны нравственные ориентиры. Все говорят о национальной идее, но ее нет. И государство тоже потеряло всякий интерес к кинематографу и контролю над ним. Соответственно, кинематограф живет сам по себе, своей отдельной – беспризорной – жизнью…

– Ну да, как говорил Ленин, кино – важнейшее из искусств…

– Кино это, безусловно, искусство, но, прежде всего – идеология, тут он был прав. Поэтому государство занималось селекцией творческих работников. Поэтому что ни имя из прошлого, то личность. Режиссеры, актеры, операторы. Да и конкуренция была серьезная, каждый хотел состояться.

– Но разве государство сейчас не принимает никакого участия в жизни кинематографа?

– Очень избирательно. Кулуарно, я бы сказал. Конечно, министерством культуры финансируются какие-то проекты: по знакомству, по дружбе, по связям, по указанию сверху. Но это как раз ничего не меняет. Есть у нас определенная группа людей, которые являются приоритетными в кабинетах, где распределяются деньги на кино. Такого при советской власти не было, это я могу сказать точно.

– Но, наверное, было много другого, о чем сейчас не очень-то хочется вспоминать?

– Конечно. Но кто бы что ни говорил, а советское кино все же выращивало таланты. Да, была цензура, жесткая редактура. Но была и культура «возделывания» кино. И каждый кинематографист, даже неугодный власти, все равно находился в поле зрения государства. Те же Андрей Тарковский, Элем Климов, Александр Довженко в какой-то период… Кино было государственным делом.

– Вам в советское время легче работалось?

– Я был не очень удобным сценаристом для советской власти, но, очевидно, одаренным с ее точки зрения. Поэтому никто меня не отторгал от кино, ничего мне не запрещал и палки в колеса не вставлял. У меня были заказы, деньги, перспективы.

– А сейчас?

– И сейчас. Но сейчас – это уже благодаря тому, что есть имя, мастерство, опыт, связи в конце концов. А появись в наши дни новый Шукшин – ну смотрелся бы он чудаком в сапогах. Снял бы он «Калину красную» или «Печки-лавочки», получил бы за них какие-то призы на фестивалях, и все. На экраны эти фильмы не попали бы, никто бы их не увидел. Нужны же деньги на рекламу, раскрутку, а где взять? И это при самом лучшем для него раскладе.

– А при не самом лучшем?

– Ну, сами понимаете. Хрен бы он вообще куда пробился, несмотря даже на талант, харизму… Вы можете себе представить, в советское время стоимость производства среднего фильма, такого, как «Родня» или те же «Печки-лавочки», не превышала полумиллиона рублей?! В среднем тысяч четыреста, всего-то. Но создавались фильмы! Каждый сценарист знал, что получит за свою работу деньги. Каждый актер понимал, что его увидит вся страна. Каждый режиссер был уверен, что фильм его в любом случае будут обсуждать и разбирать. Поэтому люди пахали, поэтому и получалось настоящее кино.

– А когда, по-Вашему, у российского кинематографа появится свое лицо?

– В ближайшее время этого не случится, потому что сейчас у нас огромное число кинематографистов, ориентирующихся на Голливуд. Ну нет у нас национального кино, нет! Оно есть, например, у Китая, Ирана, Японии. Можно много спорить о достоинствах и недостатках этих картин, но они снимаются и к ним проявляют интерес во всем мире. У публики на различных фестивалях сейчас интерес именно к национальному кино. А мы что можем предложить? Рабское подражание Голливуду? Да и не нужны эти ребята со своими поделками Голливуду, он их и в упор не видит.

СЕРИАЛ СЕРИАЛУ – РОЗНЬ

– Возможно, это проблемы роста? Уходит старое поколение, ему на смену приходит молодое. Новые режиссеры, новые актеры…

– Вот в том-то и дело, что у нас сейчас и актеров нет! Более или менее «засветившиеся» сразу бросаются сниматься в бесконечных и бессмысленных сериалах и пропадают. Если одна серия снимается за день, то, конечно, о высоком качестве продукта речи идти не может. Соответственно, и сыграть там нельзя хорошо. Не нужно заучивать роль, вживаться в образ, переживать вместе со своим героем… Все это ведет к деградации, и талант, если он и был дан человеку, пропадает. Может быть, поэтому и не появляются актеры уровня Янковского, Табакова, покойного Абдулова. А многих из тех, что на слуху, часто и актерами-то не назовешь. Один такой вот «актер», достаточно популярный сейчас, как-то играл на съемочной площадке «под фанеру». То есть, он просто открывал рот, шевелил губами, а текст лился из динамика, записанный на диске. Это ж до какого маразма дело доходит?!

– Получается, что кинематографисты Вашего уровня сейчас не востребованы?

– Получается, что так. Спасает только телевидение. Вот я работаю сейчас только для телевидения, снимаю сериалы.

– Вы же сами только что сказали, что сериалы – это…

– Сказал. Но сериал сериалу рознь. Есть сериалы снятые куда качественнее каких-нибудь разрекламированных блокбастеров. А вот фильмы вроде «Ночного дозора» или «Острова»… как его – таинственного?..

– Обитаемого…

– Да, конечно. Так вот, такие суперраскрученные фильмы с многомиллионными бюджетами, очень часто случается, что уже через год никому не нужны после выхода в свет, и никто о них не вспоминает. А те же сериалы, если они сняты хорошо, нередко остаются в памяти зрителей. Я знаю, что мой сериал «Сонька Золотая Ручка» имел сногсшибательный рейтинг. И Анастасия Микульчина, –  девочка, которая прежде нигде не снималась, –  в одночасье стала звездой. Вот что такое телевидение. Это сейчас единственное место, где можно себя засветить, сделать имя, да и деньжат заработать. Имя у меня есть, но привлекает возможность самой работы, да и деньги лишними не бывают. Еще из своих работ на телевидении могу назвать сериалы: «Крот», «Крот 2», «Я тебя люблю». Сейчас я снимаю продолжение «Соньки Золотой Ручки». Был еще прекрасный телевизионный фильм «Белая ночь, нежная ночь», дважды показанный по Первому каналу, который и являлся заказчиком. Тоже был высокий рейтинг у картины.

– Вас знают в основном как сценариста. Это задевает?

– Нисколько. Начнем с того, что я уже несколько как лет режиссер. Да и как актер снимаюсь. И в дополнение ко всему у меня поставлены более 20 пьес в разных театрах, и сейчас, например, в театре Моссовета идет моя пьеса, еще где-то… А сценарная профессия – это профессия исключительного дарования. Фильм вначале «снимается» на бумаге. По плохому сценарию нельзя снять хороший фильм. Поэтому быть сценаристом высококлассного уровня, кинодраматургом – я Вас уверяю – огромное счастье.

«ПЕРЕСТРОЙКА» – КРОВАВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

– Многие известные деятели кино не смогли адаптироваться к новым реалиям, бедствовали, умирали в нищете. Вы состоятельный человек?

– Вполне. Я много пишу, много снимаю. Надеюсь, нищета мне не грозит. Но знаете, что я скажу? «Перестройка» – это не менее кровавая революция, чем революция 17-го года. В 17-м году убивали русскую аристократию, настоящих русских патриотов, на смену которым пришла голытьба. А в перестроечные и последующие годы убивали аристократию кино, театра, музыки. И пришла шальная «попса» из подворотни. Убили кино. Почти убили театр. Убили песенную культуру. Сколько крупных мастеров этого не вынесли и ушли раньше срока! Выжили единицы, в их числе – Ваш покорный слуга.

– Все это печально, конечно, но для чего тогда нужен Союз кинематографистов?

– В прежние времена Союз кинематографистов, как и союзы композиторов, писателей, художников, реально помогал людям. Помогал путевками, машинами, квартирами, просто деньгами. Это все были, по сути, профсоюзы, которые занимались не столько идеологическими, сколько социальными вопросами, поддерживали талантливых людей, давали им возможность заниматься любимым делом. А сейчас я даже не знаю, для чего они существуют. Я давно не был в Союзе писателей, уж и не помню, в котором из них состою. А в Союз кинематографистов я изредка захожу для того, чтобы с кем-то встретиться, переговорить о делах да чашку кофе выпить.

– А сами Вы кому-то помогаете?

– Я ведь не госчиновник, не олигарх какой, я делаю то, что могу, что умею.

У меня уже готов новый сценарий под названием «Дед Иван и Санька» – история о бродягах, о старике и маленькой девочке 12-ти лет. Это будет небольшой сериал, всего 8 серий. Одна из самых страшных проблем нашего Отечества – забытые государством старики и дети. Ситуация сейчас хуже, чем в 20-е годы прошлого века, когда улицы кишели беспризорниками и людьми без определенного места жительства. Но тогда эта проблема возникла в результате революции и последовавшей за ней гражданской войны, а сейчас-то что?! Не могу сказать, что вот я прямо бью в набат, но, во всяком случае, какое-то внимание к проблеме я, конечно, привлеку.

– Общественной деятельностью занимаетесь охотно?

– Я уже 18 лет возглавляю фестиваль стран СНГ и Балтии в Анапе «Киношок».

А вообще-то в последние годы отошел от общественной жизни. У меня есть моя творческая жизнь, мне ее вполне хватает. Я 14 лет президентствовал в «НИКЕ», а потом при участии Юлия Гусмана был мягко отстранен от должности. Но не расстроился.

– Об этом писать?

– Как хотите, мне все равно.

– Вообще, много уВас недоброжелателей, и часто ли они мешают работе?

– Естественно, находятся люди, которые меня не любят. Кто-то из зависти, кто-то от нечего делать. Но каких-то серьезных преград они мне не создают. Может быть, я достиг такого уровня, когда мешать мне – означает мешать российскому кино и, в какой-то мере, системе? Трудно сказать. Но гораздо больше тех, кто относится ко мне хорошо. Вот на Дону меня настолько любят, что я туда езжу с опаской. Спиться можно! В конце сентября прошлого года я был в Ростовской области, в Староческасске. Я просто расплакался. Полынь, камыш, Дон, куреня стоят… Это ведь мои края, я же родился на хуторе! И я дал казакам слово, что сниму сериал о донской земле. Полагаю, что получится вполне достойная картина. Это будет подарком моей Малой Родине, моему родному краю, казачеству.

СОСТОЯВШИЙСЯ ЧЕЛОВЕК ВСЕГДА СЧАСТЛИВ

– А есть заветная мечта, идея, которую пока не удалось реализовать? Скажем так, то, что Вы хотели бы оставить после себя, как памятник самому себе…

– Моя судьба сложилась абсолютно счастливо. У меня вот сейчас уже 56-й сценарий в производстве, а это достаточно много. Практически все свои замыслы я реализовал. Пара-тройка моих фильмов, думаю, навсегда войдут во все энциклопедии мирового кино. Так что я ничего особенно не хочу. У меня только одна мечта – чтобы государство повернулось лицом к нашей культуре. Чтобы поняло, что без культуры оно не может существовать. В противном случае это будет совершенно пустое, бездуховное пространство без национальной песни, национальной живописи, национального мышления.

– Хобби есть какое-нибудь – бабочки там, марки, гольф?..

– Работа. И только. Ну, по утрам – силовая гимнастика. Но это для здоровья.

– Хорошо, а свободное время как проводите?

– У меня его попросту нет. Я не могу себе позволить поспать часов одиннадцать. Даже в выходной день. С другой стороны мне это нравится. Это большое удовольствие, когда ты настолько востребован. Разве что с друзьями иной раз соберемся; у меня три друга…

– Кто, если не секрет?

– Это мой продюсер из Питера Леонид Маркин, художник Никас Сафронов, да еще один высокий чиновник из органов, которого зовут Николай Иванович, о фамилии его я умолчу. Настоящих друзей и не должно быть много.

– Дети пошли по Вашим стопам?

– Сын Иван работает художником-постановщиком. Ему 27 лет исполнится в феврале, и у него в активе уже 6 картин. Живет в Питере, очень любит этот город, возвращаться в Москву пока не собирается. А дочка Маша закончила в свое время ВГИК, поработала на телевидении, потом решила, что в наше время лучше заниматься мелким бизнесом, чем трепать себе нервы, растрачиваться на скучные проекты. И я ее прекрасно понимаю. Я очень люблю своих детей и горжусь ими. Жалко, что нет на свете моей жены Тамары. Если на первом этапе жизни меня «сделала» мама, поддерживая мои начинания, с пониманием к ним относясь, то на втором –  супруга. Но она ушла двенадцать лет назад. А жениться я после этого не захотел.

– Вы считаете, что полностью состоялись?

– Да. И я абсолютно собой доволен. Состоявшийся человек всегда счастлив, а я таким являюсь. У меня нет проблем ни с работой, ни с вдохновением, ни с реализацией замыслов, ни с количеством поклонников моего таланта… У меня нет сейчас той планки, до которой хотелось бы дотянуться. Я просто работаю и живу.

«Аргументы неделi», 12 марта 2009 г., № 10