Текст книги "Дети Силаны. Паук из Башни"

– Значит, быть просто правым и загадочным уже нельзя?

Шутки. Наши нервы так натянуты, что любой способ сбросить напряжение может сгодиться. Про таких, как мы с Инчивалем, говорят, что мы смеемся в лицо смерти, перед тем как пойти на приступ или выбраться из люнета под шквальный огонь. Но смеемся мы лишь потому, что до нервной дрожи боимся перспектив. Мы с ним лучше остальных представляем, в чье логово идем, с колдуном какой силы мы должны столкнуться и какими возможностями ворочает это чудовище!

Место, куда мы попали, было могильником. Трапециевидный коридор с продолговатыми выемками в стенах, а внутри выемок мощи. Иссохшие и истлевшие, покрытые обрывками ветоши, пылью и мертвой паутиной кости. Некоторые черепа с трема глазницами, другие вообще безглазые, у третьих торчали изогнутые бивни. Инчиваль пришел к выводу, что современной науке неизвестны виды, чьи останки в изобилии были захоронены вокруг. Мы спускались все ниже, температура поднималась, запах затхлости усиливался.

– Сейчас мы находимся на глубине примерно ста метров под землей, таны. Судя по тому, как изменился градус наклона коридора, выход уже недалеко. Гвардия, выдвиньтесь вперед вдоль стен и обозначьте точку выхода. Наружу не соваться, пока мы не подойдем.

Двое Провожатых неслышно унеслись вперед.

– Что вы ожидаете увидеть там, л’Мориа?

– Город, – ответил я.

– Город? Но, простите…

– Спорить пока бессмысленно. Идемте.

Я покрепче сжал револьвер и обнажил саблю. Вскоре выяснилось, что я не ошибся. Пространство расширилось, и мы вышли в колоссальную пещеру.

– Эта часть Края изобилует холмами. Что, если я скажу вам, что каждый холм – это вершина колоссальной колонны, а на колоннах держится огромная крыша искусственно созданной пещеры. Чудо древней инженерии. Трудно представить, какие силы и какое время было затрачено на возведение этого сооружения. И заметьте, прошло около десяти тысяч лет, его поглотила земля, но оно продолжает стоять.

– Невероятно! – воскликнул Инчиваль. – Город в пещере!

– Я уже видел подобное. Под кварталом Теней. Только там он находился гораздо глубже. Помните проседание почвы в восточных пригородах год назад? Думаю, одна из пещер рухнула.

– Как умели строить, на тысячелетия! Постой, а кто же…

– Идемте. Нам туда. – Я указал саблей на монументальное строение, мрачной громадой нависавшее над мертвым городом. Лишь там в нескольких окнах на высоте горит свет. Его едва хватает, чтобы разглядеть смутные очертания домов, улиц внизу. Большая часть пещеры скрыта в кромешном мраке. – Фонари не прятать, наше продвижение будет заметно издали, но есть мнение, что враг уже знает о нашем присутствии. Воины, я не знаю, к чему нам нужно быть готовыми, но я лишь могу пообещать вам, что буду идти в первых рядах! А теперь один рывок к цели!

Мы двинулись по улицам древнего города, ожидая опасности из каждой тени. А теней много, очень много! Башня, замок, дворец или храм, чтобы это ни было, строение казалось невероятно величественным и тем больше нависало над нами, чем ближе мы подходили. Вскоре мы приблизились к первому кратеру.

– Удар пришелся под углом двадцать пять градусов, снес два дома, оставил борозду и потух вот здесь.

– Что могло так ударить? Заклинание? Камень оплавлен.

– Это сделал Император.

– Что?!

– Я видел подобное. Следы разрушений. Огромных. И этот песок у нас под ногами – он везде – не песок. Это прах сотен тысяч живых существ, чьи тела распались за прошедшие эпохи. Это Меския, таны и господа.

– Вы имеете в виду тот самый город, л’Мориа?

– Город, который дал имя нашей империи. Город, который стал первой буквой в новой истории. Император пришел сюда и ураганом прошелся с юга на север, являя мощь своих Голосов. Он уничтожил всех, кто не покорился ему, и разрушил все, что было им дорого. Уцелевшие части Мескии либо сразу сровняли с землей, либо постепенно уничтожали и заново застраивали. Думаю, на своей заре столица пережила несколько попыток свержения тэнкрисского владычества, и попытки эти были крайне жестоко подавлены. Когда терпение Императора иссякло, он приказал стащить в старые части города тела павших бунтовщиков и замуровать их, выстроив основу для новой столицы.

«Как жестоко».

– Тяжелые времена требуют тяжелых решений.

«Я не понимаю никаких мотивов теплокровных бесхлорофильных существ».

– Видимо, этот неоднозначный поступок был единственным приемлемым шагом. Император положил конец тэнкрисскому феодализму, раздробленности, которая перемалывала народы мира в бесконечной военной мясорубке. Он собрал нас и сковал единой стальной волей, дабы мы служили ему и его потомкам. Потрясения, грозившие уничтожить труд всей его жизни, были слишком опасны. Пока жила старая Меския, жили те, кто заложил первые камни в ее основание, была жива мечта о свободе. Он похоронил мечтателей вместе с их мечтой.

«Почему нельзя было просто уничтожить эти старые районы, раз он их так боялся?»

– Понимаешь, Даргул, у меня нет однозначного ответа. Но я могу объяснить это так, как понимаю сам. В те времена, когда твои предки еще неподвижно стояли в лесах, позволяя рубить и жечь себя, мир был куда более кровавым и диким. Тогда пришедший к власти великий тиран беспрерывно водил свои армии на покорение новых территорий, ему нужен был монумент его силе и жестокости, дабы устрашать и приводить к послушанию. Он воздвиг гробницу над районами, полными трупов, навечно заперев неупокоенных внутри, и всякий, кто осмеливался оспаривать его власть, смотря на неприступные стены древних мавзолеев, невольно ощущал мощь того, против кого помышлял. Это политика власти страха, – я невольно сглотнул, – которая осталась актуальной и в наши дни. Однако со временем кое-что изменилось. Потомки первого Императора правили потомками первых подданных, которые рождались внутри империи как ее законные граждане. Императоры входили во власть как легитимные правители, как монархи, которых народ принимал добровольно. Памятник, увековечивший годы кровавого правления основателя династии, стал неуместен. Со временем историю аккуратно подправляли, переписывали, а потом и вовсе вымарали упоминания о подземных гробницах из памяти подданных. Впоследствии стало принято считать, что запрет на изучение древнейшей истории пошел от основателя, но я больше в это не верю. О них забыли и запретили вспоминать. Земля поглотила их, а на всех известных входах были поставлены печати. Первый Император имел боевой облик льва, схожий с тем, который носит нынешний правитель. Я внятно объясняю?

– Ты понял все это, прочитав надпись на входе?

– Большую часть – да. Она внесла ясность и выстроила цепочку умозаключений. Но я бы не смог, если бы не интересовался запретной историей раньше.

– Это нарушение закона.

– Я уже говорил, что думаю о законах… Всем стоять! Занять позиции для круговой обороны! Оружие к бою!

Горничная и гвардейцы окружили меня, Инчиваль зажег огненный шар в одной руке и выхватил ножницы другой. Он уже давно почти не пользовался своим Голосом, маг для поддержки пехоте был нужнее, чем смертоносный рукопашник.

– Враг не замечен!

– Где противник, тан полковник?

– Бри? Я никого не чувствую!

– Вы смотрели на здания? – спросил я вслух. – Я нашел как минимум три черты, характерные для трех совершенно разных архитектурных стилей. Я видел здания, построенные в этих стилях в трех разных концах света. Этот город – предтеча множества мировых культур, но нигде, ни на одном фасаде я не видел ни одной горгульи, кроме вот этой!

Я первым открыл огонь, и солдаты среагировали солидарно. Уродливый темный силуэт, дотоле сидевший на фасаде здания абсолютно неподвижно, сорвался с места и в несколько прыжков взобрался на крышу. Не знаю, что насторожило меня больше, то, что три попадания его не замедлили, или то, что я не почувствовал его эмоций.

– Перезарядить ору…

Я не успел договорить, потому что громадная черная тень спрыгнула на отряд, прямо на плечи рядового Брайана Сэндала, и сломала его пополам своим весом. Бедолага сложился надвое. Раздался грохот выстрелов, затем существо располосовало еще одного солдата и оторвало голову третьему – люпсу. Несмотря на скорость движений и смазанный силуэт, было очевидно, что нападающий – и сам люпс.

– Отставить огонь! В штыковую! – рявкнул я, опасаясь, как бы солдаты не перекалечили друг друга.

Двое солдат одновременно вонзили штыки в тело убийцы, но он круто развернулся, ломая винтовки, и исчез в густой темноте над нашими головами, являя чудеса прыгучести.

– Восстановить позиции и оказать раненым помощь!

– Раненых нет! Трое мертвы!

Убийца вернулся, на этот раз спрыгнул гораздо ближе ко мне. Он сбил с ног четверых солдат, сломал шею пятому и бросился на остальных. Провожатые ринулись навстречу, вступили врукопашную и показали себя отменными воинами. Тяжелые удары посыпались на люпса градом, при этом гвардейцы успевали передергивать затворы и стрелять в упор, в ход пошли «Тумаки», но убийца никак не желал угомониться. Извернувшись под невероятным углом, люпс вцепился в горло одному из гвардейцев – оторванная голова взлетела в воздух. Двое других не замедлились, а лишь взвинтили темп боя, давая моим солдатам возможность прийти в себя. Наконец убийца смог обойти их и, получая одну пулю за другой, преодолел разделявшее нас расстояние.

– А ну стоять!

Волна магического огня пригвоздила его к земле, но, теряя куски плоти, он смог совершить последний прыжок. Себастина встретила люпса ударом правой и отправила в стену ближайшего дома со скоростью артиллерийского снаряда. Старинное здание обвалилось, а убийца вырвался из-под груды обломков и обезумевшим быком ринулся в лобовую атаку, хотя должен был умереть уже множество раз! Внезапно он споткнулся и упал, затем вскинулся, попытался прыгнуть, но снова упал. Из-под камней брусчатки на наших глазах прорастали все новые и новые побеги, опутывающие тело люпса. Осмотревшись, я увидел Даргула, чьи ноги проросли вниз, раздробив камень. Карликовый оок оказался незаменим там, где подвели и пули, и грубая сила, и даже магия.

«Он упорен, но не вырвется. Добейте его поскорее».

– Никому не двигаться! – приказал я. – Осмотрите раненых!

Перехватив саблю, я в сопровождении Себастины стал приближаться к корчившемуся на земле врагу.

– Подсвети мне.

– Да, хозяин.

В ноздри ударил сильный запах гниения, как тогда, на мосту между Дном и Стадфордом. На теле люпса не осталось ни одного живого места, оно было испещрено ранами, исторгающими зловонную жижу, местами обгорело до костей, но все равно он продолжал попытки вырваться, а выпученные глазные яблоки вращались независимо друг от друга.

– Что же с ним сделали…

– Л’Мориа! – услышал я, отчего едва не отскочил. – Бриан… Л’Мориа!..

– Силана, прости мне мои грехи… Яро?!

– Убей меня! – прохрипел изуродованный до неузнаваемости люпс.

– Ты же мертв!

– Он вытянул меня обратно! Проклятый ублюдок! Он вытянул меня обратно и запер здесь! Убей меня! – шипел люпс. – Это невыносимо! Он рвет мою душу… рвет раскаленными крючьями! Я больше так не могу! Убей же меня!

– Яро…

– Покоя! Ты не представляешь, как это больно!.. Я не… Я не хочу быть чудовищем!.. Я не хочу быть бегающим трупом! Нет сил сопротивляться, он мучает меня! Убей меня, умоляю! Чего же ты ждешь?! Покоя! Дай мне покоя!

– Прости, Яро.

Я размахнулся и, вложив в удар всю силу, отрубил живому мертвецу голову. Зеленые побеги медленно ослабили хватку и втянулись под камни, а труп больше не пошевелился.

– Это был…

– Да, Инч.

– Ужасно. Я не думал, что такое возможно. Даже после встречи с новым л’Румаром. Одно дело Голос, но с помощью магии… Это противно моему естеству.

– Раненые?

– Что? А… нет, все мертвы.

– Тогда нам лучше позаботиться, чтобы так и оставалось. Я не взял с собой огнеметчиков. Понимаешь?

Он тяжело посмотрел на меня, поджал губы и кивнул.

– Слушать мою команду! Собрать с мертвых боеприпасы и личные вещи для передачи родным! Возле тел не задерживаться!

Вскоре трупы уже горели, съедаемые свирепым магическим пламенем. Солдаты смотрели на это с тяжелыми сердцами, а гвардейцы не испытывали ровным счетом ничего, хотя один из них погиб, выполняя свой долг. Деревенский парень, чье едва живое человеческое естество с единственным воспоминанием о детстве привело нас сюда.

Долго задерживаться на месте схватки я не позволил, погнал отряд к цели, постоянно подстегивая. Хотя чем ближе становился архитектурный колосс, тем медленнее мы двигались. Ощущение опасности и тяжести, давящей на плечи, становилось все отчетливее, а воздух с привкусом тлена словно густел в легких.

Приказав отряду остановиться, я распалил Голос и начал прощупывать окружение на предмет засад. В последнее время мой Голос больше не внушает мне доверия, слишком многие нашли пути обхода, чтобы скрыть свои чувства и чувства своих слуг. На самой грани моего восприятия сверкают смутные отголоски чужих чувств. Там, наверху, там, где горит свет, кто-то есть. Мне не хватает буквально нескольких метров, чтобы дотянуться до них и пересчитать. Шаг на ступеньку, еще шаг, еще. Ступени парадной лестницы, широкие, но такие низкие, а мне не хватает совсем чуть-чуть!

– Осторожно!

Я развернулся, вскидывая револьвер, но оказалось, что уже поздно. Между мной и моими людьми поднялась пылающая изгородь из потоков зеленого света. Она взяла здание в кольцо и тихо потрескивает от переливающихся внутри потоков силы. Рядом оказалась только Себастина, которая всегда следовала за мной неотступно.

– Это опасно?

– Если дотронешься, превратишься в обугленный скелет! – быстро предупредил Инчиваль, приближаясь.

– Сможешь убрать?

– Это потребует немного времени, очень сложный способ плетения и…

Безупречный тан шагнул вперед, оттесняя Инча, и на моих глазах голыми руками схватился за прутья магического барьера. Шипение и яркая вспышка заставили меня отшатнуться и прикрыть обожженные глаза. Когда зрение немного вернулось, я увидел Аррена л’Калипса, стоящего за барьером. От его ладоней шел густой дым со сверкающими искорками.

– Готовые заклинания разрушать несколько труднее, чем душить заклинание в зародыше. Мне понадобится немного времени, но не сомневайтесь, нет чар, которые смогли бы выдержать мой Голос!

И он вновь схватился за магические прутья.

Шепотки, прилетевшие из темного провала главного входа, окружили меня. Они зовут вперед, немедленно, зовут наверх. Призрачные шепотки, похожие на дуновения прохладного бриза в душную летнюю ночь. Противостоять им невозможно, но я понимаю, что они зовут меня в пасть зверя. И все же я делаю шаг.

– Постой! Стой! Куда ты! Подожди!

– Я попался, Инч.

– Остановись! Дай ему немного времени!

– Это я и намерен сделать. Кто знает, когда врагу надоест ждать и когда он обрушит на нас сверху что-нибудь тяжелое? Пока все идет по его плану, он будет терпелив.

– Стой, придурок! Один ты не справишься! Остановись же! Стой, я сказал!

– Не теряйте время.

– Идиот!

Крики и оскорбления взбешенного друга еще долго били меня в спину, даже когда я прошел по длинному холлу через несколько пустых темных залов и нашел широкую лестницу, уводящую ввысь. Рядом шла Себастина, подсвечивая нам путь моими часами, и ее молчаливое присутствие успокаивало меня. Сотни ступеней остались позади, два длинных коридора и одна колоннада. Повсюду стены украшены древними фресками, картинами, мозаиками, а еще резьбой по камню такой удивительной красоты, что невольно закрадывается страх «вывалиться из окна» на сцену запечатленных событий. К сожалению, несмотря на ясность этих картин, сути происходящего я почти не улавливал. Ближе всего мне оказались батальные сцены, на которых нетрудно было узнать образы моих предков, тэнкрисов. Что характерно, только на батальных полотнах они и появлялись. Картины мирной жизни были полностью лишены присутствия старшего вида. Вот какой след мы оставили в умах прежних владык Мескии…

Я вышел к двустворчатой двери, сквозь щель под которой сочится слабый свет. Звучит тихая музыка, за дверью кто-то есть. Не знаю, зачем, но я стукнул в дверь рукояткой револьвера три раза. Дверь медленно открылась, и я вошел. Затем дверь закрылась. Сделав три шага, я остановился и заметил вдруг, что рядом с моей ногой приплясывает небольшое мерзкое существо с когтистыми лапками и ртом-капканом. Оно протягивает свои лапки ко мне и улыбается самым безумным образом.

– Это мой дворецкий, он просит передать ему плащ и головной убор.

Голос раздается из кресла, поставленного спинкой к двери, рядом с креслом находился столик. На нем имеется настольный светильник, чадящий керосиновым дымком, кофейный сервиз, небольшой граммофон и маска. Мужская рука в черной перчатке убрала иголку с пластинки, подняла блюдце с дымящейся чашкой и исчезла за спинкой.

– Чаю?

– Нет, благодарю.

– Сам я пью кофе. Устал слегка, а у меня впереди еще довольно напряженный остаток ночи.

– Куда-то собираетесь?

– Да, неотложное дело.

Краем глаза я слежу за тем, как дворецкий проваливается сквозь пол через открывшуюся под ним чадящую дыру.

– Знатную заварушку вы затеяли, тан л’Мориа.

– Вы оценили? – Я словно проглотил кусок колючего льда, который, попав в желудок, не растаял, а начал морозить мои потроха смертельным хладом. Я до смерти боюсь услышать, что все мои потуги были заранее предсказаны и обращены на пользу моего врага.

– Честно? Я восхищен и даже… восторжен, что ли. Вы оправдали даже самые смелые мои надежды, хотя и действовали непредсказуемо. Трудно было приспособиться.

– Я старался.

– Да. Хоть ваши успехи и вызывают во мне отклик искренней гордости, я все же несколько расстроен.

– Неужели?

– Видишь ли, Бри, – меня словно разбитой бутылкой по нервам полоснули, – я посвятил последние годы тщательной подготовке своего триумфа, я все продумывал до мельчайших деталей и упорно воплощал свои задумки в жизнь. Я многое вложил в этот план. А ты за одну ночь перепортил почти все мои заготовки. Я строю, а ты ломаешь. Я искренне стараюсь создать лучшее будущее для себя и тебя, а ты платишь мне черной неблагодарностью! Это расстраивает.

Я почувствовал его. Я узнал, что он не лжет. Искренняя обида, досада на чужое непонимание. Он действительно верит, что я должен быть ему благодарен.

– Я исполняю свой долг.

Чашка вернулась на столик.

– И в чем же он заключается?

– Как уже было сказано, в верном и неотступном служении интересам Мескийской Империи.

– Патриот с огненным сердцем?

– И холодной головой.

– И вам действительно этого хочется, тан л’Мориа? Вы желаете себе такой жизни? Вы хотите служить стране, которой не нужны? Вдумайтесь! Ведь вы защищаете тех, кто с потрохами бы вас сожрал при первой же возможности!

– Это так…

– Они же ненавидят вас! Презирают! Все эти напыщенные тэнкрисы, которые считают себя вершиной мира! Вы им не ровня, говорят они! Вы сломанное, извращенное и оскверненное подобие тэнкриса, плод богомерзкого блуда! Это их слова! Их мысли! И покой этих тварей вы взялись защищать?!

– Я защищаю интересы моей страны. Прежде всего ее и только ее. Эти интересы я ставлю выше собственных. Вопросы моих личных чувств, а также морали и нравственности отходят в сторону. Лишь воля и благо Мескии имеют значение. Так я понимаю патриотизм.

– Но ведь они презирают вас!

Он резко поднялся, но я не увидел ничего, кроме складок темного плаща. Мой враг взял со столика маску и, надев ее, повернулся. Он неспешно сделал несколько шагов ко мне, остановился.

– Презрение это не то, что можно принять, Бриан. Ненависть можно принять, гнев можно принять, но не презрение! А они вас презирают!

– А я могу быть выше их презрения. Если бы только подобные мелочи меня отвлекали, немногого бы я добился в этой жизни.

Он вздохнул тяжело и печально:

– Послушай, мальчик, я пойду наперекор своим правилам и протяну тебе руку еще раз. Ты проделал огромный путь, ты смог найти меня и ты не побоялся прийти сюда, прихватив лишь горничную. Это достойно поощрения. Я протягиваю тебе руку еще раз и говорю, присоединись ко мне! Следующее утро станет первым утром нового века! И этот век будет принадлежать мне! На обломках старой Мескии я возведу дворцы новой империи, и, чем черт не шутит, ты воссядешь на ее троне!

– Вы предлагаете мне императорскую корону?

– Эта мелочь не имеет значения, мой мальчик. Я предлагаю тебе целый мир!

– Интересно.

– Ты достоин этого! Поверь, я знаю, во всей этой гнилой аристократии никогда не будет столько величия и достоинства, сколько есть в одном твоем пальце! Помоги мне сегодня, и завтра начнется путь твоего восхождения к вершине мира! Это не бред сумасшедшего и не сладкая ложь, это мое тебе обещание! Стань рядом и…

– Нет.

– Что?

– Я отказываюсь.

– Но почему?! Разве ты не тэнкрис? Разве ты не был рожден для того, чтобы властвовать и повелевать?

– Именно потому, что я тэнкрис, я не пойду на это. Л’Мориа говорят: «Костьми поляжем, долг исполнив лишь!» И я намерен следовать этому кредо.

– Снова эта смехотворная чепуха, которая не имеет к тебе никакого отношения! – хохотнул мой враг. – Пойми же, мой милый мальчик, что, не зная всего, ты не можешь принимать правильных решений! Ты как слабоумный ребенок, тянущий в рот фосфорную спичку, – не понимаешь, что приближаешь собственную смерть!

– Очень красочно…

– Кто они тебе, эти л’Мориа, принадлежностью к которым ты так отчаянно гордишься?! Думаешь, они твоя семья? Как бы не так! Они всего лишь лживая ширма, которая скрывала от тебя твое прошлое! Они все лгали тебе, Бриан! Лгали всю жизнь! Взять хотя бы эту мерзкую старую ведьму, твою двоюродную бабку! О, я наслышан о вашей взаимной любви! А между тем это она на… Кстати! Лютарна, дерни за ниточку!

Из темного угла, куда не проникал тусклый свет настольной лампы, выскользнула тень в мешковатом плаще. Она прошла к левой стене и потянула за цепь, на которую полагалось вешать старинные свечные люстры. Буквально в следующее мгновение в моей голове взорвался фонтан чужой тягучей боли, невероятных мучений! Откуда-то из-под потолка вниз рухнуло тело, рухнуло и повисло, раскачиваясь, так и не коснувшись пола. Оно висело на большом мясницком крюке, всаженном под ребра, и я потратил целые секунды, чтобы узнать обезображенное, залитое кровью лицо…

– Алфина л’Мориа, – протянул мой враг, расхаживая вокруг тела. – Великая и могучая Алфина. Великая магесса! Этого было не отнять! Настолько великая, что никто и никогда особо не интересовался ее Голосом! А между тем именно Голос был самой примечательной ее частью! Она тщательно скрывала его природу, но не смогла уберечь ее от меня. Я слишком искусен в пыточном деле. Как и в магическом, ведь иначе не смог бы захватить саму Алфину. Или старую кобру, как ты любил ее называть. Она не поведала мне ничего нового, но подтвердила все мои догадки. – Он посмотрел мне в лицо. – Эта тварь мучила тебя всю жизнь, мечтая изжить со свету. Не хочешь ее добить? Кажется, она еще дышит.

– Алфина…

– Хочешь, я заставлю ее снова все повторить? Я резал это дряблое и бледное тело часами, но ничто не доставило ей такой боли, как те шесть предложений в конце. Правда ранит, мой друг. И дарует освобождение! Ты хочешь освободиться?

– Сейчас я хочу снять ее с крючка.

– Скучно. К тому же твой товарищ развеял мои чары, и теперь толпа бесполезных мешков с мясом рвется сюда. Ох уж этот л’Калипса, ох уж этот л’Файенфас… Надо было добить его, когда был шанс.

– И что же тебе помешало? – спросил я, не сводя глаз с качающегося тела старой кобры.

– Малышка Ким.

Я вздрогнул, и он рассмеялся.

– Стыдно, мальчик. При таком незаурядном уме ты позволил женщине дурачить себя, пока не стало слишком поздно! Стыдно!

– Я знаю… покойный Зинкара сказал мне, что она тоже…

– Конечно, тоже! Ты, тот, кто знает чужие чувства, разве не видел, что она чувствовала, думая о своей семье, разбросанной по каторгам и сырым темницам всей страны? Она ненавидела императорскую династию и мечтала о падении Мескии! Почти так же сильно, как и я! Она давала нам приют и помощь, ее шлюхи помогали координировать действия на первых порах, работая курьерами, и ее Голос помогал мне следить за тобой. Все было очень хорошо, пока Зинкара все не испортил! Малышка Ким взбеленилась!

– Когда смертник усадил меня в инвалидное кресло?

– В точку! Продажная девка как с цепи сорвалась, и ей было наплевать, что я разделял ее чувства. Она взялась угрожать мне, представляешь? Это было бы комично, если бы ты не крутился рядом и угрозы разоблачения не были такими опасными. Внезапное исчезновение могло направить тебя по моему следу, а тогда было слишком рано! Когда твой дружок, покрытый ожогами, появился в «Розовом бутоне», я пришел, чтобы быстро завершить дело гомункула, раз уж на то пошло, и избавиться от тела. Но она не позволила.

– Это твою спину я видел тогда.

– Догадался?

– Еще когда висел вниз головой в подвале Зинкара. И это ты снабжал его огненными жезлами, не так ли? Гомункул не владел магией.

– Я всего лишь перезаряжал один и тот же артефакт.

– А когда Кименрия поняла, что слишком зарвалась, ты…

– Нет. Она действительно сбежала. Смышленая плутовка! У нее всегда были запасные варианты. Кажется, она уехала на поезде вместе с графиней де Амальфо, на запад. Мои люди отстали от поезда на вокзале КГМ. Ты знал, что Кименрия была любовницей графини последние полтора года?

– Жаль.

– Тебя это расстроило?

– Жаль, что ты не убил ее. Теперь придется мне.

– Вот как?

– Она предала Мескию. Она предала семью л’Мориа, нашу протекцию, наше слово, которым мы поручились за нее! Клянусь Голосом, она заплатит за это!

– Л’Мориа тебе не семья! Я устал это повторять! Сейчас ты сам узнаешь! Проснись, тварь! Время блаженного забвения вышло!

С пальцев моего врага сорвалась крохотная красная искра и уколола Алфину в лицо. Она дернулась, словно в судорожном припадке, и пронзительно закричала.

– Оставь ее в покое! – взревел я, нажимая на спусковой крючок.

Фигура в плаще, дотоле неподвижно стоявшая у стены, молниеносно переместилась на траекторию полета пули и отбила ее. Я этого не увидел, но лишь смог догадываться о произошедшем! Слишком быстро! Слишком!

– Шкодливый ребенок, за тобой глаз да глаз нужен! Бельмере, держи его на прицеле!

Из густого мрака вышла вторая фигура в плаще. Она подняла длинный композитный лук без тетивы и… натянула его. Тетива появилась, тонкая и почти незримая, как одинокая паутинка, а вместо обычной стрелы вспыхнул длинный острый клин из гудящего пламени нескольких совершенно невообразимых ярких цветов, пурпурного, ядовито-зеленого, темно-голубого. Похоже, я лично встретился с теми самыми магами, которые крушили силы роялистов на поверхности несколько часов назад. Как неудачно, что они оба оказались здесь!

– А вот и кавалерия!

Двери за моей спиной слетели с петель, и по ним загрохотали подкованные подошвы солдатских сапог. Волна решимости, исходящая от вояк, подхлестнула меня и помогла выпрямить ноющую спину.

– Огонь! – рявкнул я, дав начало чему-то умопомрачительному!

Грохот единого залпа больно ударил по барабанным перепонкам, колдун отмахнулся от свинцового дождя и ответил россыпью кровавых молний. На защиту пехоты встал Инчиваль, и под звук вражеского хохота они воспарили ввысь, к потолку, чтобы сцепиться в дуэли. В это время тот или та, которую назвали Лютарной, ринулась вперед. Она буквально разрубила солдата вертикальным ударом ребра ладони и разрывным снарядом врезалась в ряды моего маленького отряда. Сила, с которой орудовало это нечто, вводила в оцепенение!

– Себастина!

Моя горничная врезалась в противника, и они начали обмениваться молниеносными ударами, каждый из которых поднимал нешуточный ветряной шквал. Бельмере открыл огонь, и его пламенные стрелы пронзали солдат насквозь, испепеляя их в считаные секунды. К чести этих храбрецов, они не дрогнули. Моя горничная была отброшена в сторону страшным ударом в лицо, мне показалось, будто мне в голову попала брошенная наковальня! Себастина смела своим телом кресло вместе со столиком и едва не вылетела в окно. Керосиновая лампа разбилась, и разлитое по полу топливо начало гореть. Прежде чем ее противница вернулась к истреблению рядовых солдат, в дело вмешался Даргул. С самого начала схватки он прорастал в мраморный пол залы и, завершив процесс, создал себе каменное тело. Оок обрушился на сверхсильного противника, ударил по нему громадной каменной глыбой раз, еще раз! Лютарна замолотила кулаками в ответ, кроша камни, разрывая молодые побеги! Над головой послышался отчаянный крик, и я увидел, как падает тело Инчиваля. Ни о чем не думая, я ринулся вперед и в прыжке столкнулся с ним, меняя траекторию полета, скорость, силу инерции. Вместо того чтобы разбиться насмерть, он врезался в стену, и я рухнул рядом с ним. Если бы не пикельхельм, то я бы раскроил себе череп как пить дать!

– Откусив слишком большой кусок, обязательно подавишься! – провозгласил мой враг, парящий на прежней высоте. Он взирал на меня свысока во всех смыслах этого слова. – Что? Ты не шутишь, мальчик? Хочешь подстрелить меня?

Я попытался найти взглядом безупречного тана, его Голос сейчас очень бы помог, но оказалось, что тот руководит солдатами, старающимися выиграть время для Даргула, восстанавливающего свое тело. Придется самому. Совсем не шутя, я взвел курок и, хотя не чувствовал ничего ниже пояса, а все, что выше, нестерпимо болело, я постарался сделать руку тверже.

– Ну, давай! Попытай удачу!

Я выстрелил. В первый миг мне показалось, что промахнулся, но затем обратное доказал вопль удивления и боли! Покачнувшись там, на высоте, враг замер на миг и рухнул вниз. Лютарна выметнулась из-под удара Даргула и ловко поймала падавшего колдуна в прыжке.

– Я не чувствую дара! Я не чувствую! Вынь это из меня! – истерично взревел он.

Не задавая вопросов, Лютарна вонзила пальцы в рану на груди своего господина и под истошные вопли последнего вырвала оттуда кусочек камня.

– Где ты это взял, наглый юнец?! – взъярился он, стоя на нетвердых ногах и зажимая рану.

– Это тебе за Вольфельда, а теперь…

– Нет! Довольно! Поднимайтесь те, что никогда не спят! Вставайте!

Стоило ему выкрикнуть это, как на полу в трех разных местах открылись черные чадящие дыры. Из них медленно, словно на театральных подъемниках, стали появляться те, кого прежде я своими глазами не видел, но которых описывал в книге мой отец. Воистину, не было в мире существ, с которыми я хотел бы встретиться меньше, чем с асмодерианцами!

У них были очень худые человеческие тела, покрытые черными доспехами от шеи до пят, рваные плащи и длинные полуторные мечи на ремнях. Головы же их были непропорционально огромными. Лишенные волос, ушей и ртов, они были покрыты множеством неровностей, вмятин и выпуклостей, будто у младенцев, чьих матерей избивали во время беременности. Чудовища смотрели вокруг большими безучастными глазами, полными тьмы. Бессмертные и беспощадные, асмодерианцы служили по ту сторону мира как личные защитники принцев Темноты, и не было там чудовищ более опасных, разве что сами принцы!