Текст книги "Дети Силаны. Паук из Башни"

Выкидной клинок на предплечье левой руки – моя гордость и одна из величайших драгоценностей моей коллекции. Незаметное с виду колечко на мизинце соединено с механизмом клинка тонкой металлической нитью. Стоит до предела выгнуть кисть руки назад, как механизм с щелчком являет миру остро отточенное лезвие. Я всегда с трудом сдерживался, чтобы не играть с этим оружием только ради приятного металлического звука. Слишком уж боюсь преждевременного износа, вещица-то с Востока, просто так ее в Старкраре не починить.

– Ваш кофе, хозяин. Луи приготовил круассаны и абрикосовый мармелад. Ваш свежий номер «Имперского пророка» и «Слухи Старкрара».

– Начнем с бульварного чтива.

– Хозяин, можно спросить?

– Попробуй. – Я углубился в чтение первой полосы газетки с самой сомнительной репутацией в городе и принял чашку с ароматным густым кофе.

– Зачем вы читаете это? На рынках в «Слухи Старкрара» только рыбу заворачивают.

– Мировоззрение рыночных торгашей очень важно для меня, их авторитетное мнение вот-вот изменит мое миропонимание… О, смотри-ка, акции пароходной компании снова поползли вверх!

Пробежав глазами по паре статей, я убрал листки дешевой бумаги в сторону и взялся за круассан. Пришел черед «Имперского пророка».

– Наконец-то! Произошло то, чего мы так давно все ждали!

– Ваша лошадь наконец-то пришла первой, хозяин?

– Эта кляча? Скорее Луна просто так примет в Шелане Упорствующих! Я говорю про Малдиз! Восстание в провинции подавлено полностью, наши войска наводят последние порядки, махараджа-бунтарь Моакан-Сингх пока не схвачен, но не век ему мыкаться по джунглям. Возможно, генералу Стаббсу, герою этого конфликта, сверху спустят звание генерал-губернатора. Правда, сначала он вернется в Старкрар, чтобы возглавить парад и лично принять титул с регалиями. Пишут, что будут кидать на землю знамена непокорного Малдиза. Великая Луна, а ведь я был среди тех, кто отправил прежнего махараджу в новое земное воплощение… Представляешь, что бы чувствовали ветераны, если бы мы потеряли Малдиз в этот раз? Воистину, империя тогда начинает погибать, когда прекращает расширяться, и Император знает это!

Сильный ест слабого в мире, созданном тэнкрисами, таково наше мировоззрение, и никто не разуверит меня в его истинности. Армия выбила из молодого тана всякие иллюзии насчет ценности жизни разумного существа, а служба в Ночной Страже закрепила способность смотреть на этот мир трезво. Четыре года в горячих душных джунглях Малдиза, среди сотен видов ядовитых гадов, в рассаднике еще неизвестных болезней, в окружении врагов, тайно желающих всадить тебе нож в горло, или предателей, ведущих тебя в засаду… И еще семь лет подобного же безумия по возвращении в столицу.

Мы завоевывали Малдиз, выкупая каждый город щедрым кровавым подношением уродливым восточным богам. Империи всегда нужны новые колонии, вся роскошь Старкрара создана из того, что мы отнимаем у провинций, называя это налогами. Никогда не забуду бессмысленность лиц тех, кто умер от стрелы, пули, копья, добывая для Мескии эти богатства. Бедняге Хайнриху свинцовый шарик оторвал нижнюю челюсть, Анотеру пуля вошла в правый глаз, он так и упал, лицо почти не пострадало, только затылок вынесло. Фисто л’Реко на разведывательной вылазке получил отравленную стрелу в бедро. Умирал два дня, мы не успели донести его до лагеря. Только нас с Инчивалем Луна хранила бережно. Четыре года и ни одной царапины.

Семь лет прошло, как я вернулся, семь лет официальный Малдиз платит тяжелую дань колонизаторам, и семь лет неофициальный Малдиз противостоит переброшенным в тропики полкам имперской колониальной армии. Поднимать открытое восстание было стратегической ошибкой, теперь повстанцев развесят в огромных кронах кархедисов, иной участи у них нет. Сильный пожирает слабого, такова истина. Не моя, истина мира, созданного тэнкрисами. Она неправильна, несправедлива, слишком много в мире слабых для такой истины, но она такова.

– Желаете посмотреть?

– Что? – переспросил я, радуясь, что Себастина отвлекла меня от накативших воспоминаний.

– Парад, хозяин. Желаете посмотреть?

– На симфонию идентичности? На сотни тэнкрисов и нетэнкрисов, двигающихся и выглядящих почти одинаково?

– Стало быть, парада мы не увидим, – заключила Себастина, проводя перьевой метелочкой по тем экспонатам коллекции, которые я всегда держу в кабинете. Все хорошие дознаватели и вообще слуги закона – параноики, и я не исключение, поэтому оружие должно быть под рукой всегда.

– Почему же? Возможно, принимать парад будет сам Император, а может, и нет. Но главы четырех кланов точно будут торчать на какой-нибудь трибуне. Появлюсь и подсуну им горькую пилюлю, пусть поморщатся. Хм, тут также сказано, что Стаббс в качестве трофея прислал Императору некую статую одного из малдизских богов. Церковникам сразу это не понравилось, таможня на несколько дней заключила дар в свои запасники. Его величество приструнил архиепископа, и теперь статую поставили в музее истинных искусств на всеобщее обозрение. Когда подданные наглядятся на экспонат, его перевезут во дворец, где статуя и будет находиться в качестве, собственно, трофея… Интересно. Снимка нет. Этот подарочек должен будет находиться во дворце, когда Стаббс вернется со своей кровавой победой. Не хочешь сходить в музей, Себастина? Любопытно, кого прислал генерал, Джахи или Сантимпра? Оба божка одинаково авторитетны в их пантеоне. Хотя, если это Санкаришма, малдизская диаспора выйдет на улицы. Всему есть предел.

– У вас много дел, хозяин. На музеи времени нет.

– Если постоянно работать, то и свихнуться недолго. К тому же, если господин де Моранжак собирался пойти и поглазеть на эту выставку, чем я хуже?

– Вы позаимствовали его билет, хозяин?

– Я его украл.

– Благородные таны не крадут, хозяин, они заимствуют. В данном случае посмертно и без возврата.

Я лишь улыбнулся ее безукоризненной логике.

– Хозяин, время тренировки, – напомнила Себастина, убирая метелку и снимая со стены кавалерийский палаш.

– Не могу, я не выспался, не собран, невнимателен и вообще… – немедленно разленился я.

– Как горничная семьи л’Мориа, я обязана следить за безопасностью ее членов в общем и вас в частности. Одним из наиважнейших залогов безопасности может быть признана способность моего хозяина самостоятельно защитить себя.

– Тогда на ножах.

– Но потом шпаги и рукопашный бой. – Горничная поправила милую челку «пони», скрывающую рудименты рогов и глаза, так похожие на мои.

– Ты из меня веревки вьешь. Пойдем.

– Доброе утро, хозяин, солнце взошло над Старкраром.

Она распахнула шторы, дав бледному свету отхлестать меня по лицу.

– Завтрак подан, свежий номер «Имперского пророка» ждет. Халат?

Накинув домашний халат, я спустился в малую трапезную, в которой предпочитаю есть в отсутствие гостей. Так как гостей у меня всегда как люпс наплакал, ем я только там. В малой трапезной двое других моих слуг ждут хозяина по заведенному порядку. Служанка Мелинда, девушка большой скромности, огромного старания и великой неуклюжести. По природной застенчивости и врожденному трудолюбию постоянно пытается услужить и оправдать доверие, но из-за волнения чаще рушит и ломает вещи, чем… вообще делает что-то иное. Одних только фарфоровых сервизов я сменил шесть штук за те три года, которые она у меня служит. Луи, мой повар родом из Картонеса, гигант высокой кулинарии, громко ругающийся, когда его так называют. Луи уверен, что вся кулинария – это искусство, искусство кормить, истреблять, так сказать, голод, а любое блюдо должно готовиться с любовью, будь то улитки в винном соусе или суп из потрохов.

– Доброе утро, мой тан! – присела в реверансе служанка.

– Доб’гхое ут’гхо, монсеньогх!

– Bon matin, Луи. Что на завтрак?

– Яйцо в мешочек, соус де Майонзак, горячие вафли с мармеладом, черный кофе, – перечислила служанка.

– Не тикай пальцами в блюда, бестольечь! – с гневом воскликнул Луи. – Монсеньогх, у меня гхешительный ультиматум! Или я, или они!

– Очень интересно, кто на этот раз взял твои ножи без спросу?

Я развернул газету, с удовольствием вдохнул запах черного напитка и нащупал вафлю.

– Никто! Я опьять говогхрю пго кхрыс, монсеньогх! Кхрысы на моей кюхьне – есть inacceptabl![3]3
  Неприемлемо (фр.).


[Закрыть] Я пгхошу, нет, тхебую, чтобы это пгхекгхатилось!

– Очень интересно. Скакун пришел? Себастина, почему не сообщила в первую очередь?

– Визит какого-то ратлинга – это недостаточно веский повод, чтобы благородный тан откладывал завтрак, – спокойно ответила она.

– Он ценный информатор. Видит Луна, я искренне огорчусь, если когда-нибудь эта невероятно смышленая крыса попадет под колеса кареты или паровой телеги. Зови его сюда.

Луи застонал и ушел к себе. Бедный картонесец не представляет, как можно наслаждаться его стряпней, одновременно глядя на такое безобразное существо, как паршивый ратлинг.

– Я сегоднья же забеху Г’хэдстоуна от догхтора, и тогда посметгхимь, как эти гади будьют шляться по дому! Эй, кхрыса, иди!

– Доброе утро, мой тан.

– Приветствую, Скакун.

Ратлинг серой молнией скользнул в дверной проем, резко замер, огляделся и уже осторожнее приблизился, держась стен. Не особо он и паршив, серая особь, крупнее обычной крысы в три раза, глаза-бусинки черные, блестящие, нос постоянно в движении, передние лапы не знают покоя.

– Слышал я, два дня назад одного важного хуманса в Императорских Садах того… кончили со всей семьей…

Уже. Газеты не написали об этом и слова, Скоальт-Ярд удерживает новость до выяснения обстоятельств, но уличная шушера обо всем прознала. Скоро информация доберется и до газетчиков.

– И? Ты знаешь, кто этого хуманса «кончил»?

– Может, и знаю… Вы той ночью, когда все вскрылось, приходили на улицу Тюльпанов… Я прослышал… Искали кого-то в переулках… Я потом сам… Туда… Вдруг, думаю, найду что-нибудь для тана л’Мориа… И того… нашел!

– Любопытно. – Я отложил газету. Скакун был тварью необычайно умной и других дураками не считал, по пустякам меня не тревожил и еду получал заслуженно. – Что же ты нашел?

Ратлинг быстро просеменил к моему стулу и немедленно отошел на прежнее место. Я поднял с ковра блестящую мелкими бриллиантами и крупным изумрудом золотую женскую серьгу.

– Ты нашел эту штуку…

– В переулке между улицей Тюльпанов и Красного оникса, мой тан, в снегу, среди прочего мусора.

Мусора. Все верно, для ратлинга эта драгоценность просто блестящий мусор, никто не согласится покупать ее у столь малозначительного существа, приравненного к животному. Скорее наступят на голову, сломают шею и заберут. Тем паче, что ратлинги не имеют права владения. По закону у них не должно быть частной собственности, и все, что замечено в лапах ратлинга, может быть немедленно отобрано любым верноподданным.

– Себастина, Скакуна вознаградить, отправить в Скоальт-Ярд запрос на особо тщательную ревизию домашнего имущества семейства де Моранжак, переписать все обнаруженные материальные ценности – от золотых статуэток, медалей, наград, малогабаритных картин до женских драгоценностей. Никто точно не знает, чем владели покойники, верховный обвинитель не был светской птицей. Но у них должны были быть страховые полисы на случай кражи, де Моранжака обкрадывали два раза. Сверить список застрахованных вещей с тем, что осталось, и выявить недостающее, сообщить всем ростовщикам и ювелирам, подпольным тоже, за информацию золота не пожалею. Проверить дом на наличие взлома еще раз, внимательнее. Надо съездить туда. Думаю, после убийц явился еще и вор. Вероятно, они не связаны друг с другом. И еще я хочу знать, почему, когда важный государственный чиновник исчез и не появлялся на работе четыре дня, никто не поднял вопрос о его местонахождении? Если бы не наш добрый информатор в переулке между Тюльпанами и Красным ониксом, сколько бы еще семейство обвинителя разлагалось за обеденным столом?

– Это подождет. Сначала завтрак, хозяин.

Сказано бескомпромиссно. Пришлось подчиниться.

Если бы не сигнальная лента и констебли, поставленные у ворот в парковую зону, никто бы не понял, что что-то произошло в особняке де Моранжаков, да примет их Все-Отец, в которого они так верили. Без суеты и помех я еще раз осмотрел все, ближайшую округу, сад и сам дом. Тела конечно же уже убрали. Несколько магов-криминалистов продолжали обшаривать стены и прощупывать астрал своими артефактами, пытаясь уловить следы убийственного колдовства. Я осведомился, есть ли результаты, получил отрицательный ответ и заверил, что ни в коей мере не помешаю их работе.

– Вот так. Отчеты утверждают, что пища не содержала никаких ядов.

– Как вы и предполагали, хозяин.

– Маги не видят никаких остаточных следов.

– Это странно, хозяин.

– Никаких следов яда в воздухе. Я даже настоял, чтобы они проверили предметы в доме. Говорят, есть яды, убивающие не при употреблении, но при соприкосновении с кожей. Но тоже ничего. Однако, если бы это был сильнодействующий алхимический яд, распадающийся вскоре после смерти жертвы, или яд кобры, который практически невозможно обнаружить… Нет, отпадает. Анализ крови не выявил бы ни того ни другого, но последствия воздействия отразились бы на телах убитых. У меня кончаются гипотезы.

– Вы делаете все, что можете, хозяин.

– Даже если я сдеру с себя шкуру и вырву себе глаза без пользы для следствия, это не будет значить ровным счетом ничего. Императору нужны результаты. Рано или поздно сокрытие смерти де Моранжака перестанет быть возможным, солидные издания у меня в кулаке, но мелкие газетенки продадут душу ради шанса первыми осветить такое происшествие. Себастина?

Служанка остановилась у лестницы на второй этаж.

– Себастина?

– Хозяин, пойдемте еще там посмотрим. – Она указала вправо.

– Котельная? Впрочем, все остальное мы уже облазали.

Чутью Себастины надо верить. Я пошел к невзрачной двери, за которой лестница вела вниз, на цокольный этаж. Как и во всех современных домах знати, в этом особняке имеется одно сравнительно новое изобретение хинопсов под названием «система центрального отопления». Трубы, проведенные в стенах дома и наполненные водой, подходят к громоздким составным батареям. Воду греет котел, работающий на угле. А вот и он. Эдакая махина, уже давно погасшая и остывшая. Обыскать это помещение не составило труда, оно пустует уже некоторое время. Кроме длинного ящика, на дне которого еще осталось немного угля, лопаты для забрасывания топлива в топку да самого котла, ничего нет. Я еще раз все осмотрел, даже под котел заглянул – ничего. На мой вопросительный взгляд Себастина виновато пожала плечами. Осмотр дома ничего не дал. Ни признаков взлома, все окна целы, замки без царапин. Ни одного доказательства присутствия вора или убийцы.

– Возможно, стоит осмотреть чердак.

– А он здесь есть?

– Несомненно, хозяин.

– Разве? Я не видел лестницы.

– Она здесь.

Служанка вышла в коридор четвертого этажа между спальней четы де Моранжаков и детской комнатой близняшек. Она потянула за незаметное кольцо под настенным подсвечником, и часть потолка опустилась. К полу выдвинулась складная лестница.

– Похоже, доблестные слуги закона не заметили. Как и мы. С них-то нечего взять, а вот мне, лопуху, такие просчеты непростительны. Нет, надо на плаху идти, надо избавлять государство от идиотов. Начну с себя…

Себастина поднялась первой.

– Чисто.

Чердак вполне обыкновенный. Я давно заметил, что чердаки похожи как братья-близнецы, что у богачей, что у нищих. Везде грязь и пыль, только чердаки нищих пусты, словно их кошельки, а чердаки богачей захламлены барахлом, прошу простить, раритетами. Здесь давно никто не ходил, слой пыли на предметах и полу ровный. Разве что паутины под потолком нет. Это необычно. Какие только бесполезные вещи не начинаешь замечать, занимаясь расследованием. А вот это интересно! Чердачное окно приоткрыто на палец, на нижней части рамы толстые царапины. Следы мощных когтей.

– Мы напали на след, хозяин.

– Паршивый след.

– Шесть борозд – не десять. Это не когти люпса по крайней мере.

– Знаю, – ответил я, разглядывая их. – Но у многих господ Голоса[4]4
  Господа Голоса – одно из прозвищ тэнкрисов, дано в силу владения ими Голосами Луны.


[Закрыть] как раз в том Голос и состоит, что они могут принимать вид самых разных чудовищ. Взять хоть дядю Криптуса. Но это я так, паранойи ради. Предлагаешь пройтись по таковым, представиться, предъявить инсигнию и потребовать показать свой Голос, чтобы сосчитать когти? Тэнкрисы на дух меня не переносят, общение же с ними вызывает изжогу у меня.

– Я ничего такого не предлагала.

– Уходим, здесь больше нечего искать.

Перед выходом из особняка я обратил внимание магов на чердак.

На улице идет снег. Хлопья красиво кружат, стремясь присоединиться к растущим сугробам. Вот только сугробов нет, ведь Императорские Сады – это не Клоповник или Копошилка, здесь городские службы ведут священную войну с грязью и осадками на улицах круглый год, без отдыха и пощады. Уже садясь в карету, я обратил внимание на констеблей, приказывающих угольщику проезжать дальше.

– Постой-ка, милейший, я сейчас! – крикнул я кучеру и направился к ним. – Прошу прощения, вы, как вас зовут?

Констебли при виде меня отступили, не желая мешать. Старик на козлах крытой телеги сорвал с седой головы кепку, пропитанную угольной пылью, прижал к груди и начал трепетать. Само по себе внимание слуг Скоальт-Ярда уже никому не нравится, а тут еще и господин тэнкрис подкатил. Я устало поправил свои очки-кроты с красными стеклами, единственные во всем Старкраре. Немногочисленные близкие знают, что так я маскирую цвет глаз. За красными стеклами любые светлые глаза кажутся красными. А незнающие считают меня экстравагантным таном, которому некуда тратить деньги кроме как на дурацкие аксессуары. Серебряные очки с красными стеклами, вычурные карманные часы, дорогой револьвер, стреляющий непростыми пулями с наполнителем из черной ртути. Странный тан, ничего не скажешь. Про служанку-дракулину, к счастью, знают только самые близкие.

– Так как же тебя все-таки зовут, милейший?

– Джон Ган, мой тан… Э… Я угольщик, мой тан!

– Я вижу. Джон, ты привозил господам де Моранжакам уголь?

– Я… Я ничего не сделал, мой тан! Клянусь вам!

Страх, растерянность, все смутно. Ни гнева, ни стыда. Судя по всему, он даже не знает, что произошло и что за горе посетило семейство государственного обвинителя.

– Я верю тебе, Джон. Просто хочу спросить, когда ты в последний раз доставлял уголь в этот дом.

– Так… это… На прошлой седмице, мой тан.

Не странно, что уголь закончился… Да, это заусенчик. Моя голова работает сама по себе, я все вижу, все слышу и абсолютно все помню. Но порой сознание не успевает за бессознательным. Если меня что-то беспричинно беспокоит, я называю это заусенцем. Мне остается лишь поднять в памяти и сопоставить факты, которыми я располагаю, и оторвать заусенец, чтобы понять, что именно и по какой причине так меня задевает. Котельная, большой ящик с углем, угольщик Джон Ган. Заусенец.

– Приболел я. Э… Только вчера смог встать на ноги и сразу вот на работу. Не все ж Генриха утруждать.

– Генриха? А Генрих кто?

– Муж дочкин, мой тан. Он вместо меня работал. Вот, господам де Моранжакам второго дня седмицы привозил уголек, да! Негоже благородных господ в хладе оставлять в такую-то погоду.

Де Моранжаки по моим прикидкам умерли в этот самый день, второй от начала седмицы. И огромный ящик с углем был опустошен моментально, и все семейство умерло в тот же день.

– Покажи-ка товар.

В телеге лежали набитые углем деревянные ящики. Обычные большие квадратные ящики. Не прямоугольные, похожие на грубо сколоченный гроб, а квадратные. Нет, не уголек в тот день привезли господину дознавателю, совсем не уголек.

– Ладно, Джон, доброй работы, не болей больше.

Телега со скрипом двинулась по каменному настилу. Я подозвал одного из констеблей.

– Пройдитесь по соседям, опросите слуг, выведайте, где живет. Как узнаете, немедленно передайте информацию в мой отдел. – Я намеревался установить слежку за угольщиком и всем его семейством немедленно.

– Вы думаете, что этот…

– Не ваше дело думать, что я думаю, констебль! Выполнять приказ!

– Слушаюсь, мой тан!

И вновь мне помешали покинуть улицу Магнолий. Инспектор Аберлейн выскочил из кареты, окутанный облаком тревоги и любопытства.

– Тан л’Мориа! Слава Все-Отцу, я вас нашел! Дома сказали, что вы поехали сюда! Новые зацепки?

– Есть кое-что. Смутное, – проворчал я. – А у вас какие успехи?

– Это трудно объяснить, мой тан. Легче сразу в Скоальт-Ярд!

Мы с Себастиной переглянулись.

– На основе каких обвинений?

– О, нет, что вы! Просто у нас появился кто-то, кто вас ищет… Судя по всему… Мы так думаем… Мы сами еще не разобрались, но вам следует поторопиться.

– Себастина, отпусти человека. Поедем на казенной.

Дворец закона Скоальт-Ярда. Или просто Башня, как его называли личности, не горевшие желанием попасть внутрь. Вгрызающаяся в зимнее небо острым шпилем, отлично защищенная исполинская крепость, сложенная из серых плит, произведенных на строительных предприятиях хинопсов. Попасть за высокие железные ворота гораздо легче, чем выйти из них без позволения.

Карета въехала не в парадный южный вход, а в восточный. Мы направились внутрь Башни следом за инспектором.

В необъятном холле кипит шумная работа. Сотни констеблей каждую минуту продвигаются в очередях к десяткам подиумов, за которыми сидят офицеры-регулировщики, принимающие смену и выдающие назначения для тех, кто только направляется на дежурство. Самые громкие крики сигнализируют о том, что тот или иной патрульный расчет отправляется по срочному вызову на подкрепление. Шесть из десяти таких подкреплений всегда спешат в северо-восточные районы: Копошилку, Клоповник, Чернь, Гарь, Низины и Глины. Реже, но стабильно внимание слуг закона привлекают происшествия в Императорских Ямах и Доках Зэфса. Более благополучные части Старкрара, такие, например, как Оуквэйл или Олдорн, в котором живу я, доставляют мало хлопот, не говоря уж о всегда благоденствующих Императорских Садах и Вершине.

Я усмехнулся про себя, думая, насколько подешевеет баснословно дорогая земля в почти самом привилегированном районе столицы, когда известие о смерти де Моранжака и его семейства появится на газетных листах. Хотя… чушь все это. Земля в Императорских Садах всегда будет дорогой.

Створки лифта с шумом, похожим на урчание в брюхе голодного люпса, раскрылись перед нами. Где-то рядом громко зашипел паровой мотор, и лифт поехал вверх. Себастина хихикнула. Это изобретение хинопсов необъяснимо действует на мою служанку. Как только появляется странное чувство в животе, она не может сдержать смешок и всю дорогу хихикает в кулачок. Больше ее смеха я не слышал нигде и никогда в жизни.

– Тумс подготовил последние отчеты?

– А? Да! – Аберлейн, с любопытством наблюдающий за Себастиной, встрепенулся. – Последние отчеты по вскрытию. Я как раз передам их вам, но должен заранее предупредить, что все чисто.

– Хи! Как вы и предполагали, хозяин. Хи!

Скоальт-Ярд состоит из нескольких отделов. Выше прочих, на верхних этажах Башни, расположился штаб отдела государственной безопасности, Ночной Стражи империи. Туда нельзя попасть на общем лифте и без особых полномочий. У меня, как у главы Ночной Стражи, такие полномочия есть. Ниже по иерархии располагается отдел магических преступлений, в котором расследуют незаконное применение боевой магии и оборот запрещенных артефактов. Еще ниже отдел уголовных расследований, где ищейки Башни, старшие и младшие инспектора, а также комиссары заняты незримой войной с обычной, но бессмертной преступностью. Далее расположилось представительство Корпуса Государственных Магов, облегчающее сотрудничество двух инстанций на ниве защиты закона. Там же работают маги-криминалисты и боевые патрульные волшебники, натаскиваемые для ведения боев в городских условиях. На самых нижних уровнях Башни находится Констеблиат, содержащий в себе армию рядовых констеблей, охраняющих улицы, а также отряды ош-зан-кай, боевиков особого назначения, натренированных в жестких условиях и готовых к боевым действиям на случай бунта или масштабных беспорядков. Они занимают отдельный казарменный флигель. Более семи десятых ош-зан-кай составляют люпсы, что как-никак внушает уважение к этой службе, да, очень и очень внушает. Кроме люпсов в Скоальт-Ярде служат представители многих других видов вплоть до жешзулов. Но последних мало к всеобщей радости.

Лифт остановился на одном из этажей отдела законников, выплюнув нас в обширный серый зал, уставленный столами, за которыми констебли заполняли рапорты и перебирали бумажки.

– Сюда, мой тан.

Пропетляв по лабиринту коридоров, словно созданному для игр с канцелярскими крысами, мы пришли к кабинету инспектора Аберлейна. Маленькому такому кабинетику с застекленной дверью.

– Я здесь, тани, как и обещал, – сказал молодой инспектор, открывая дверь.

Перед письменным столом, зажатым меж небольшим окошком и напольной картотекой, сидела тани, тэнкрис. Я, кажется, даже тихонько охнул, увидев эту красоту. Тани с кожей цвета светлого шоколадного крема, с копной волнистых красных волос и заплаканным лицом (на щеках дорожки потекшей иссиня-черной туши), посмотрела на меня глазами цвета сверкающего серебра. Благородная кровь, чистая и древняя, как сам мир. За одни эти глаза, без титула и статусов, перед сей тани должны бы раскрыться двери всех благородных домов столицы – тэнкрисы чувствуют древнюю кровь, уважают и превозносят ее чистоту. А вот мне с моими буркалками, будь я хоть родной племянник Императора, вечно пришлось бы смывать со спины плевки.

– Тани, мое почтение. – Я приподнял шляпу и поклонился. – Позвольте представиться, Бриан л’Мориа к вашим услугам.

– Тани, это тан Бриан…

– Вы и правда Бриан л’Мориа? – спросила она меня, глядя огромными глазами в самые темные глубины моей грешной душонки.

Страх, надежда, мольба окутали меня хрустальными осколками эмоций и замелькали в невероятном калейдоскопе! Великая Луна, как же прекрасны были ее эмоции!

– Воистину это так. Очарован.

Она издала странный звук, не то всхлипнула, не то засмеялась, но от переизбытка окатившей меня радости слегка закружилась голова.

– Слава Луне! Я нашла вас!

Я вежливо улыбнулся, кивнул, прикрывая удивление, и вопросительно посмотрел на инспектора. Молодой человек с интересом наблюдал за моей реакцией. Он вообще очень наблюдательный и любознательный молодой человек, глядящий на мир глазами ученого-естествоиспытателя. Интересно, что он предполагал увидеть? Удивление? Страх? Нервозность? Злость?

– Тани, если вы не против, я изложу тану суть дела.

Она закивала и села обратно на неудобный казенный стул.

– Патруль обнаружил тани на одной из улиц Дна, тан л’Мориа. Она сообщила, что, – он посмотрел на нее сочувствующе, – не помнит, ни кто она такая, ни что делает в Дне. А еще тани искала вас.

– Да! Вот! – Она протянула мне тряпочку, которую постоянно комкала, пока Аберлейн посвящал меня в суть дела. При ближайшем рассмотрении тряпочка оказалась замусоленным кимисировым платочком, на котором, если старательно вглядеться в чернильные кляксы, можно было прочесть «Бриан л’Мориа». – Это все, что было при мне! Я только это знаю – ваше имя, тан л’Мориа! Скажите, вы знаете, кто я?

– Тани была одна?

– Абсолютно, мой тан. Констебли обеспечили ее безопасность от того сброда, что скитается по Дну, в поисках легкой добычи, но уводить не спешили. Никто так и не хватился тани, хотя заинтересованные лица были.

История, заслуживающая описания в каком-нибудь модном ныне литературном ужастике, будоражащем застоявшуюся кровь скучающих девиц из знати! Женщина, одна-одинешенька, не помнящая, кто она и где, без защиты и поддержки оказалась в одном их самых опасных и гиблых районов Старкрара, среди тех, кто может убить просто походя, из привычки. Тех, кто без жалости разбирает живых существ на органы для продажи пайшоаньским алхимикам в Маленький Дзанког или практикующим медикам-экспериментаторам. Тех, кто не гнушается есть человечину, тех, кто не поднимает глаз от земли, потому что их глаза открывают намерения хозяина каждому, кто украдкой в них заглянет. Если вы не из Дна, то в Дне вы не задержитесь. Живьем уж точно. Тани спас цвет глаз. Все граждане Мескийской Империи с детства знают, что с тэнкрисами лучше не встречаться на узкой дорожке, а если встречи избежать не удалось, то разумно будет уступить, нежели нарваться на Голос повелителя огня или перевертыша. Серебряные глаза отогнали и людоедов, и продавцов органов, и насильников, и ловчих, забирающих девушек из бедных семей для публичных домов Копошилки и Клоповника. Они побоялись связываться с тани и ее, вероятно, очень опасным Голосом. А еще за каждой парой серебряных глаз стоит какой-нибудь благородный дом. Поверил ли я в услышанное? Безусловно. Меня, к счастью, нельзя обмануть.

– Милостивая тани, сейчас я задам глупый вопрос, но не задать его не могу, так как порядок обязывает. Вам есть куда пойти?

– Тан л’Мориа, я не знаю, как меня зовут…

– Не все потеряно. Вы помните, как нужно говорить, помните, что произошло с вами за последнее время. Значит, кратковременную память вы не потеряли. Доктора говорят, что в таком состоянии пациент имеет шанс на восстановление памяти. Теперь же, когда я узнал, что у вас нет крыши над головой, я могу сделать вам приглашение. Тани, если вы соблаговолите принять предложение устроиться в моем скромном жилище, счастью моему не будет предела. Спешу вас заверить, что приложу все силы, дабы узнать, кто вы и где ваши близкие, – если таковые имеются, подумалось мне.

– У меня нет никого в этом огромном городе… Никого, о ком бы я помнила! Ни знакомых, ни приюта… Ой! Простите, умоляю!

– Меня тоже судят за мысли вслух. Накиньте мой плащ, пожалуйста, вы одеты не по погоде. Инспектор, надеюсь, вы уже провели тани через все эти процедуры, чтобы мы могли поскорее покинуть ваш душный кабинет? Никаких обид, но строители схалтурили с вентиляцией.

– Я знаю… Э, да, мой тан, мы сняли метрические данные и записали приметы. Если тани заявят в розыск…

Конечно, трудно представить, что этого бриллианта махараджи Кальмира никто не хватится. В мире, где так высоко ценится чистая кровь, где правящее сословие более всего боится вырождения, такие наследники дороже сокровищ короны. Ибо тэнкрисы никогда не забывают, в отличие от людей, что подлинное богатство в детях, а не в закромах. Кстати, мне привычно считать, что именно поэтому соотношение между нами и иными видами: один на десять тысяч – судьба подшучивает над нами.

– Себастина, позаботься о тани.

По пути к лифту мужчины как по команде отрывались от своей работы, какой бы важной они ее ни считали, и пытались присосаться взглядами к красноволосой тани, словно голодные миноги.